— Иду с ней сегодня в ночной клуб. Поэтому не смогу с тобой поужинать. Ты же не обидишься, правда? — И продолжил, не дожидаясь ответа: — Посмотри на себя. По тебе сразу видно, что ты влюблена. Просто прелесть.

Я дала ему возможность потрепаться вволю. Охала и ахала в нужных местах, когда он рассказывал о своей поездке в Гималаи. За все время я не произнесла ни слова, но примерно через час, когда Тристан свалил, оставив меня сидеть у барной стойки, я пожалела, что не оборвала его.

Надо было заткнуть его, когда он снисходительно отзывался о наших с Джеком отношениях. Надо было сказать ему, что мне совершенно не интересны его амурные похождения и просто смешны его недолгие победы. Надо было ответить ему, что теперь он не кажется мне забавным оболтусом, как когда-то; что он больше похож на незрелого юнца, который до смерти боится серьезных отношений. И еще надо было сказать, что с людьми следует обращаться более уважительно и избавиться наконец от манер испорченного ребенка. И что заставлять меня ждать — грубо и бестактно. Да и вообще, зачем я согласилась на эту встречу?

Как бы то ни было, я должна объяснить Джеку, как мне жаль, что я его не послушала. Но в самолете, набитом курортниками, это невозможно, придется ждать до приезда в отель.

Смотрю на своего взъерошенного и несговорчивого спутника. Он тихо посапывает, и на какое-то мгновение я чувствую огромное облегчение. Перспектива очередного признания меня совсем не радует, я даже подумываю, не кинуться ли мне к пилоту, чтобы попросить его развернуться и лететь обратно. Тогда я бы могла сбежать и уйти в монастырь.

Я ведь лишь хочу, чтобы все было просто и понятно.

Моя жизнь была так легка, когда я влачила существование в одинокой пустыне Гоби. Не было ссор, истерик и недопонимания. Да, иногда мне было нестерпимо скучно, но я знала, где я и что я. Вот я, и вот я; и мы со мной друг друга прекрасно понимали. А теперь я все время путаюсь в чувствах и постоянно оправдываюсь.

Взять, к примеру, Хел. Когда она узнала, что я была на барбекю у Хлои, то перестала со мной разговаривать. Всю прошлую неделю я оставляла ей сообщения на автоответчике. Даже послала ей открытку, но она и слышать обо мне не хотела. Я знала, что придется явиться к ней с повинной. Я слишком суеверна, чтобы вот так уехать из страны, не объяснившись с ней. Поэтому вчера, распрощавшись с Тристаном, я отправилась к Хел.

Когда я стояла у порога, бормоча «прости меня» тридцать раз без передышки, она и бровью не повела.

— Тебе не кажется, что я заслуживаю большей откровенности? — спросила она, хватая бутылку вина, которую я протянула как символ мира. Я остановилась на середине слова. Хел в ярости страшна. — Что я, по-твоему, должна сейчас чувствовать? — продолжила она, когда я робко последовала за ней по коридору.

— Огромное желание вырвать сердце мне и придушить Джека? — отважилась спросить я.

Но Хел было не до смеха.

— Что-то вроде того, — сказала она, схватила пульт и остановила кассету с «Друзьями», так и не предложив мне присесть. Я поняла, что настроена она предельно серьезно. — Для тебя слово «уважение» что-нибудь значит?

Еще как значит. Уважение Хел для меня значит все. Ругаться с ней стоя мне не хотелось, поэтому я плюхнулась в кресло и во всем призналась. Рассказала, как я страдала, когда наврала ей о своей мнимой болезни, и как я все испортила на вечеринке у Хлои, и как ужасно я себя чувствую с того самого дня.

Хел слушала, пока мне самой не надоело унижаться. Потом сложила руки на груди и покачала головой.

— Когда я сказала «уважение», я имела в виду самоуважение, дурочка, — окончательно смутив меня своим сочувственным тоном, произнесла она. — Мне все равно, что ты делаешь, если это то, чего ты хочешь. Ты не должна делать что-то в угоду мне или кому бы то ни было. Ты всегда знала, чего хочешь, и мне это качество в тебе нравилось больше всего. Не стоит жертвовать им только потому, что ты влюбилась.

— Откуда ты знаешь, что я влюбилась? — спросила я в изумлении. Она ведь даже ни разу не видела Джека.

— Правду не скроешь, — ответила она. Потом Хел пришлось меня простить, потому что я расплакалась. Похоже, я научилась хорошо рыдать. Раньше не умела. Хм, надо теперь научиться разумно использовать новый талант. Может, мне стоит пойти на прослушивание в какую-нибудь романтическую комедию? Ну, такую, где главная героиня должна всхлипывать и хныкать в каждой сцене. Да я бы там деньги лопатой гребла! Не знаю уж, почему я расплакалась. Мне вдруг стало так легко оттого, что Хел поняла мои чувства. Поняла, что я ВЛЮБИЛАСЬ и это оправдывает мои поступки.

— Перестань, — досадливо приказала Хел.

— Прости, — шмыгнула я.

— И кончай извиняться. Все нормально. — Она поцеловала меня в щеку и сунула мне стакан с вином.

Я поняла, что все встало на свои места. Особенно когда Хел сказала:

— Ревушка-коровушка.

— Боже, как я по тебе скучала, — рассмеялась я, забираясь на диван и устраиваясь рядом с ней.

Мы чокнулись.

— Ну давай, рассказывай, каких приключений ты на свою задницу нашла. И поподробней.

Мы пили вино, и я рассказывала. Про свою работу, про Джека и про Тристана, про вечеринку и про отпуск. Нам так много нужно было обсудить, что опомнились мы только в два ночи.

— Уже поздно, ты бы позвонила своему Ромео, — зевнула Хел. — Скажи, что останешься здесь на ночь.

— Я не могу остаться. Еще вещи не собраны. Она погрозила мне пальцем и слизнула остатки вина с губ.

— Ты вечно берешь целую прорву. А нужны-то всего двое трусов — одни на себе, другие стираешь, — купальник и пара платьев. Поверь мне.

Я наклонилась, взяла телефон и, набирая номер Джека, чувствовала себя ужасно виноватой. Надо было ему раньше позвонить.

Хел потянулась, как сонная кошка.

— Можешь утром взять такси. Что, не отвечает?

— Занято. — Я положила трубку на место.

— Да не волнуйся, у тебя с ним впереди целая неделя, — сказала она.

Оп-ля!

Мои попутчики дружно аплодируют, когда наш самолет приземляется в Греции, с опозданием на целый час. Я не разделяю их восторга. Я совсем не в радостном расположении духа. Ноги отекли, глаза опухли, и я потеряла столько жидкости, что почти превратилась в чернослив.

Джек как раз наоборот: выглядит свежо и с легкостью выпрыгивает под палящее солнце. Он с удовольствием вдыхает раскаленный воздух, в то время как я сразу же превращаюсь в потную губку.

— Отличная погодка, — говорит он, как будто здешний климат — его рук дело.

Соня ведет нас к терминалу. Что бы там Джек ни говорил о чудесном климате, меня не проведешь. Кажется, Гамлет как-то заметил, что в королевстве Датском попахивает гнилью. Надо было его на остров Кос отправить.

Мы проходим таможню, дожидаемся, когда остальные получат свой багаж, усаживаемся в автобус, который бы не приняли даже на свалку, — и все это в гробовом молчании. Настроение испорчено окончательно и бесповоротно. К тому же прикидываться чужими, когда вы знакомы с самыми интимными запахами друг друга, практически невозможно. Все равно что сдавать экзамен без шпаргалки.

Я разглядываю Кос через грязное потрескавшееся стекло и грызу ногти. Поездка все больше напоминает ад.

И это остров моей мечты? Вот это?

Когда наша колымага наконец останавливается на главной площади, я могу осмотреться. Еще только полдень, а народу толпы. Судя по обгорелым носам и красным спинам, большинство — англичане. Иначе почему они не замечают музыки, что грохочет из паба «Бульдог» на углу?

Соня берет автобусный микрофон, и тот начинает оглушительно свистеть.

Так, ее соло.

— Раз, раз-два-три, — объявляет она зычным голосом конферансье Королевского варьете. — Итаак, дрррррузья мои! Мы на «Вилла Стефано»! Добро пожаловать на рррадостный и солнечный курррорт!

Над пабом и магазинчиками торчит здание, которое вполне могло бы сойти за гостиницу. Правда, такое чувство, будто балконы на него налепили через много лет после постройки самого здания. Из бетонных стен над верхним этажом торчат ржавые прутья, — видимо, добавят еще этаж. Два строителя сидят на крыше у сломанной вывески «Вилла Стефано», курят и подозрительно оглядывают новоприбывших туристов.

Неужели здесь? Не мог же Джек забронировать для нас вот эту дыру.

Или мог?

Соня все еще ведет перекличку. Семья Расселов, которые сидели рядом с нами, все в одинаковых красных футбольных формах, толпой бегут к ней, громко споря по поводу клеенчатого сомбреро жуткого зеленого цвета, что украшает башку младшенького. Шляпа ему велика, и мальчишка ничего не видит. Он спотыкается обо все сиденья, разливает свою колу, подгоняемый криками разгневанного папаши. За ним следует Демон Даррен. Точнее, блондинистая мамаша тащит его под мышкой, а он ожесточенно дрыгается, пуская зеленые сопли.

До меня доходит, что после Расселов по алфавиту идет Росситер, но нас почему-то не вызывают.

Уф, пронесло, значит, мы все еще на пути к шикарной гостинице.

Но через мгновение сбылись мои наихудшие опасения. Соня, видимо, плохо знает алфавит.

— Пошли, нас зовут, — говорит Джек.

Я перевожу взгляд с гостиницы (это же Алькатрас!) на пупок Джека.

Нет.

Этого не может быть.

Мы в Греции. Я в отпуске. И раз уж я в отпуске, мне жизненно необходимы:

— Отдельные апартаменты в удаленном конце здания, С собственным балконом.

— Большой номер на двоих с отдельной ванной.

— Вид на море изо всех окон с обзором на все 360 градусов.

— Полное отсутствие других туристов в радиусе 5 миль.

— Наличие по соседству романтичных недорогих таверн, которыми владеют приятные семейные пары.

— Как минимум один пустынный пляж в наше личное пользование.

Я смотрела передачи про отпуск. Я знаю свои права потребителя.

Что происходит?

То, чего и следовало ожидать, если организация нашего отдыха поручена Джеку. Джеку, который даже в борделе не сможет организовать нормальный секс.

Дети в футбольной форме уже буйствуют в холле гостиницы, пока мы регистрируемся. Нам дают программу пребывания. Над головой читаю вывеску огромными буквами: КАРАОКЕ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР! ЖИВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Живое?

Да я к концу недели сдохну.

На четвертом этаже в коридоре нет света. Я стою в темноте, у моих ног забытый мешок с цементом. Джек ковыряется с замком. Везде запах плесени. Покопавшись минуты две, Джек в отчаянии рычит и всем своим весом наваливается на дверь. Под его натиском та открывается, и Джек делает шаг в сторону, пропуская меня. Я захожу, из комнаты опрометью выбегает таракан.

Отлично! Отсюда бегут даже тараканы.

— Не так уж и плохо, — словно прочитав мои мысли, защищается Джек.

Ну да, трущобы в Калькутте намного хуже.

Ставлю сумку на пол и медленно оглядываю комнату. Между двумя односпальными кроватями этажерка, на ней сломанная лампа. У стены огромный стол. На нем треснутая ваза с цветами. Провожу пальцем по пыльным пластмассовым лепесткам.

— Как мило, — только и могу выдавить я, сгорая от желания швырнуть вазу с цветами об стену.

Джек распахивает дверь на балкон и осматривает окрестности.

Вид открывается шикарный — соседнее здание.

В следующую секунду комнату наполняют ароматы с улицы — запах жареной еды и гнилых отходов.

Я гневно зыркаю на Джека и удаляюсь в ванную. Надо успокоиться. Сидя на унитазе, считаю до двадцати. Глубокий вдох. Выдох. Ну, давай, ты с этим справишься.

Когда я выхожу из ванной, Джек распаковывает вещи.

— Все в порядке? — спрашивает он.

Нет. Не в порядке! Ты приволок меня в самый ужасный постоялый двор в мире, и я в шоке. Поверить не могу, что ты такой скупердяй. Вот что мне хочется сказать. Но я этого делать не буду. Потому что я взрослая женщина. Вместо этого я просто сижу и дуюсь. Однако по сравнению с Джеком я просто любитель — он дуется прямо-таки профессионально.

— Джек? — в конце концов произношу я.

— Да?

— Ты что, не собираешься со мной разговаривать?

— А сейчас я что, по-твоему, делаю? Нет уж, я не сдамся.

— Слушай, это глупо. Ну к чему такая напряженность в отношениях?

— Напряженность? Это не я напрягаюсь. Я откидываю волосы.

— Ты не присядешь на минутку?

Джек кидает футболку на кровать и усаживается на стул. Складывает на груди руки и делает недовольное лицо. Он сейчас похож на преступника в полиции во время допроса.

— Я очень волновалась, когда ты опоздал в аэропорт, — начинаю я.

— Я тебе уже говорил. У меня было похмелье, — прерывает он. — Я всю ночь пил с Мэттом.

— А я думала, Мэтт собирался на мальчишник.

— Он ушел около восьми.

— А ты чем занимался? — Понимаю, что допрашиваю слишком пристрастно, но ничего не могу с собой поделать. Его ответы не добавляют ясности.

— Я всю ночь пил в одиночку. — Он поднимает на меня глаза, сощуренные в усмешке.

— Ты напился, потому что не смог до меня дозвониться?

— Эми, я напился, потому что мне так захотелось.

От его тона мне становится не по себе.

— Джек, ты совсем не то подумал, — говорю я. — В смысле, то, что ты подумал, этого не было…

— Ну давай. Говори, чего тянуть?

— Да нечего говорить. Ты знаешь, что я вчера встречалась с Тристаном. (Джек смотрит в сторону и втягивает щеки.) Но мы всего лишь выпили по стаканчику, — продолжаю я, — даже не пошли в ресторан. Расстались в полдевятого, потому что у него в ночном клубе было назначено свидание с другой девушкой. Поэтому я пошла к Хел.

— Как мудро с твоей стороны.

— Джек, прошу тебя. Я говорю правду. Я хотела встретиться с Тристаном. Обсудить последние новости. Между нами ничего не было. Я тебе уже говорила. Он мне просто друг. Как Хлоя тебе.

— Я с Хлоей не спал, — не упускает возможности напомнить Джек.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд. И я понимаю, что проиграла. Я должна признать свою неправоту.

— Прости, Джек. Мне не стоило с ним встречаться. Как только я его увидела, сразу это поняла.

— Все чисто и невинно, да? — Язвительность из него так и прет.

— Да.

— Ты могла бы мне позвонить.

— Знаю. Я собиралась, но не заметила, как пролетело время. А потом я позвонила тебе от Хел, в два часа. Но у тебя было занято.

Джек трет брови.

— Да, все очень убедительно.

— Это правда! Позвони Хел, если мне не веришь.

— Да зачем? Ясно же, что она тебя прикроет.

Я хватаю его за руку, чтобы заставить посмотреть на меня, но он отворачивается, и моя рука падает рядом с его.

— Джек. Это нечестно. Я не позволю тебе так мучить меня за то, чего я не делала! — Меня душат слезы. Стараясь скрыть их, смотрю в потолок и горько смеюсь. — А знаешь, что смешно? То, что я сама себе доверяю. Когда я увидела Тристана, все мои мысли были только о тебе и о том, как я предана тебе. Да, мне не следовало встречаться с ним, потому что тебе это было неприятно. Я просто заупрямилась. Признаю это и прошу, прости меня. Я не сделала ничего плохого. Я бы ни за что не смогла причинить тебе боль. Я думала, ты это знаешь.

Надо убираться отсюда, пока я не задохнулась. Я хватаю сумку.

— Эми, подожди. — Джек встает в двери, заграждая мне проход. — Прости меня, ладно? Не уходи.

Я пытаюсь унять дрожь в подбородке, пока Джек объясняется. Но дрожь не унимается. Как я и думала: Джек проспал. Сегодня утром я два часа провела в душевных муках, а он просто проспал!

Иногда я до смерти ненавижу мужчин.

— Ты правда хочешь уйти?

Я трясу головой, роняю сумку на пол.

— Нет! Я хочу, чтобы день начался сначала.

— Ну прости меня, прости, — шепчет Джек, заключая меня в объятия. Он баюкает меня, целует в волосы. Потом тянет на кровать, накрывает одеялом. — Закрой глаза, — бормочет он гипнотизирующим голосом, — через минуту зазвонит будильник. Ты проснешься и забудешь все, что случилось за последние несколько часов. Ты почувствуешь легкость, покой и безмятежность. Твой парень перестанет вести себя как идиот, твой отпуск начнется заново, приятно и весело. Дззззззззззынь!

— Ладно, ладно! — смеюсь я, откидывая одеяло и жадно вдыхая свежий воздух.

— Прости, — снова говорит он. Теперь я его узнаю. Это снова мой Джек.

— И ты меня прости. — Мир?

— Мир, — киваю я, поднимаю его футболку, наклоняюсь и целую Джека в живот. Чувствую, как напряглись его мышцы, прижимаюсь щекой. Вдыхаю запах его кожи. — Что это? — спрашиваю я, заметив красное пятнышко около ремня.

— Где? — Джек вскакивает, с ужасом оттягивает кожу на животе и разглядывает пятно.

— Не волнуйся, наверное, след от сумки. — Мне смешно, что он так волнуется за свою внешность. — Загар оно тебе не испортит.

Я толкаю его обратно на постель и целую в красное пятнышко, потом кладу ему на живот голову. Джек напряжен, я чувствую, что он смотрит в потолок.

— Ты думаешь о том же, что и я? — спрашиваю его.

— Не знаю. А ты о чем думаешь?

— Что это самый ужасный номер в моей жизни.

— Нет, я не об этом думал.

— А о чем?

Джек садится и свешивает ноги с постели.

— О еде. Умираю с голоду.

Гипноз Джека сработал. После обильного завтрака мы снова в прекрасном расположении духа. Он заявляет, что отныне мы живем по законам отпускников — максимум веселья и минимум просиживания в гостинице. Поначалу я сопротивляюсь и умоляю переехать в другую гостиницу. На моем Острове Фантазий мы должны целыми днями блаженно нежиться в постели под прохладным бризом кондиционера, а на закате выходить на личный пляж и неспешно потягивать мартини. Но Джек на этом острове ни разу не был. Он и слышать о переезде не хочет. Не знаю, что на него нашло, но он вообще ни о чем слышать не хочет. Его невозможно перекричать или переубедить.

— К черту гостиницу. Да, тут ничего нет, но нам ничего и не надо. Лучше мы с тобой все вокруг посмотрим. Давай, приключения нас ждут, — возбужденно агитирует он.

— Но…

— Нет, пожалуйста. Только не говори мне, что ты из тех девушек, что готовы целыми днями валяться на пляже с бульварным романом в обнимку. Прошу тебя! Скажи, что ты не такая.

—Я…

— Значит, решено. Мы возьмем напрокат мопед, посмотрим, что тут есть интересного. Тут наверняка полно каких-нибудь достопримечательностей. Это же Греция. Колыбель искусств. Мифы, храмы и прочее… — Он разводит руками, на лице дикая улыбка.

— Но, Джек…

— И не волнуйся, я сам поведу. Конечно, это не самый безопасный транспорт, но я буду очень осторожен. Честное слово.

— Да я не об…

— Вот и отлично. Поехали! — Он вскакивает, тянет меня за руку.

Я вопросительно на него смотрю:

— Джек, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да! Великолепно! И готов пуститься в путь. — Он еще сильнее тянет меня за руку, и я по привычке сплетаю наши пальцы. Он на секунду закрывает глаза и целует мои кулаки. — Обещаю, что это будет лучший отпуск в твоей жизни.

Спустя некоторое время Джек успокаивается, но я все равно чувствую какую-то перемену в нем. Не то чтобы он отдалился от меня, наоборот. Он очень мил и нежен. Но за три дня мы ни разу не занялись сексом. Он со мной обращается так, будто мы не любовники, а просто друзья. Возможно, мы слишком устаем — приходим в гостиницу под вечер, буквально валясь с ног. Плюс эти односпальные кровати и обгорелые спины. И все-таки меня изводит сомнение, а поверил ли Джек моему рассказу о Тристане.

Но я решаю оставить все как есть и больше не поднимать эту тему. Насколько я знаю Джека, скоро гормоны возьмут верх и он забудет все на свете. И потом, у этого воздержания есть и свои плюсы. Мы с Джеком наконец-то общаемся. По-настоящему. И нам весело. Время, которое ушло бы у нас на секс, мы тратим на открытия. Мы открываем для себя не только остров с его ароматными оливковыми рощами и пыльными дорогами, но и друг друга. Джек не подпускает меня к своему телу, но зато мне открыт доступ к его душе. В маленьких тавернах за графином сангрии он говорит о своих замыслах, о новых картинах; рассказывает, как ему противно писать на заказ только ради того, чтобы продержаться на плаву. Каждую ночь, возвращаясь в гостиницу, я понимаю, что влюбляюсь все сильнее и сильнее.

Но на четвертый день все меняется. Потому что в этот день закончились наши поиски идеального пляжа. Проезжая по прибрежному шоссе, мы разом заметили небольшую бухточку и долго не могли понять, как же туда попасть. В конце концов бросили мопед в кустах и начали спускаться по камням, но вскоре наткнулись на ступеньки, выдолбленные в скале.

Когда мы оказываемся на берегу, у меня захватывает дух. Остров Фантазий! Тьфу — и рядом не стоял. Это РАЙ!

Через пару секунд мы, уже раздевшись, бежим к морю. Вода бирюзовая и такая прозрачная, что видно ногти на пальцах ног. Джек подныривает под волну и выплывает подо мной, выталкивая из воды. За последние несколько дней это первый тесный контакт наших тел. Я обхватываю его талию ногами. Ресницы у Джека слиплись, в глазах отражается море. Я улыбаюсь ему.

— Восхитительно, — вздыхаю я, оглядываясь. На берегу ни души.

— Ты восхитительна, — отвечает он.

Я провожу рукой по его волосам и нежно целую. Все, больше не могу. Воздержание смертельно для меня. И наверняка опасно для здоровья. Постоянное возбуждение без намека на удовлетворение — прямой путь к потере влечения.

— Пойдем со мной, — шепчу я и тащу его по воде.

— Куда? — спрашивает Джек.

Я видела это в кино. И не раз. И твердо решила заняться сексом на мелководье. Даже если для этого мне придется его изнасиловать.

Но насилие не понадобилось. Все совершенно добровольно. Когда мы целуемся и волны плещутся у наших ног, в Джеке что-то меняется. Как будто вся страсть, которую он сдерживал последние дни, вырвалась на свободу. Не знаю, сколько раз мы с ним занимались сексом, но в сравнении с нынешним все блекнет. Это что-то!

Джек словно воплощение всех идеальных мужчин мира. Да, здесь слишком жарко, и песок всюду лезет, но сегодняшний оргазм взлетел на верхнюю строчку моего секс-парада.

— Ух ты! — выдыхает Джек, когда мы наконец опускаемся с небес на землю.

Он целует мои веки, нос, щеки, как будто я его самая большая драгоценность в мире. Я касаюсь его лица, он открывает глаза. И вот тогда я чувствую, как все мое тело пронзило, словно по венам потек чистый адреналин.

Брови у Джека сведены. Взгляд такой, словно он сейчас расплачется. Он бережно убирает мне с лица мокрый мышиный хвостик моих волос.

— Эми, я… — начинает он.

— Шшш, — улыбаюсь я, прикладывая палец к его губам. Потому что мне впервые не нужны эти слова. Я и так все знаю.

Следующие три дня мы нежились на пляже. В один из вечеров, вернувшись в гостиницу, Джек стал натирать меня кремом. Я так расслабилась, что и не заметила, как уснула голой прямо на одеяле.

Просыпаюсь от тихого шуршания.

— Не двигайся! — приказывает Джек. Я напрягаюсь всем телом.

— Пожалуйста, скажи, что это не паук!

— Это не паук, — смеется Джек. — Не двигайся, я почти закончил.

— Что закончил?

— Подожди и сама увидишь.

Я вслушиваюсь в шуршание, потом Джек подходит к кровати и садится рядом со мной.

— Теперь можно повернуться?

— Да, — говорит он, и я поворачиваюсь к нему. — Вот, — и он протягивает мне лист бумаги.

Я пристально рассматриваю рисунок, который он сделал, пока я спала. Удивительно.

— Нравится? — спрашивает Джек. Я тянусь к нему и целую.

— Очень. Долго ты рисовал?

— Не знаю, ты спала минут тридцать.

Я снова смотрю на рисунок. Неужели у меня и правда такой счастливый вид, когда сплю? Джек смотрит мне в лицо:

— Я тебя не приукрашивал. Ты просто была такая красивая. — Он гладит меня по щеке.

Мысль о том, что он рисовал и Салли, проносится у меня в голове. Я невольно думаю, что с ней он мог быть так же близок.

— Ты, наверное, всем девушкам это говоришь, — шучу я, но не могу скрыть едкости.

— Других девушек нет. Больше нет. Только ты. Я кладу рисунок на стол, притягиваю Джека к себе, и мы вместе лежим на постели. Я ему верю. Полностью. Я верю, что он только мой. Вдыхаю его запах. Да, я счастлива, как никогда.

Мы целуемся, и я ласково глажу его по голове.

— Спасибо, — шепчу я, — пойдем, я угощу тебя ужином.

Джек улыбается и садится на краю постели. Смотрю, как он натягивает рубашку. Я снова беру рисунок в руки. Не знаю, целовать рисунок или Джека, они оба так много для меня значат.

Неделя — для отпуска слишком мало. Это все знают. Но я об этом вспоминаю, когда пятница уже на носу. Только я расслабилась, только загар начал становиться ровным, как уже пора уезжать.

Несправедливо.

В последний вечер мы нарядились и пошли ужинать в любимую таверну.

— Не грусти, — шутит Джек, наливая мне знаменитую греческую ракию.

— Не хочу уезжать, — принимаюсь стонать я.

Мы сидим на террасе над заливом. Темно. Только блестит на небе круглая луна да бьется пламя свечи на столе.

— Хочешь, хочешь, — смеется Джек, — тебя ждет новая работа, будет где южным загаром щегольнуть. Только приедем, сразу поймешь, как тебе хотелось домой.

Подходит официант, и мы с ним болтаем. Он спрашивает, как мы отдохнули, мы говорим, что здорово. Узнав, что завтра нам уезжать, он всем своим видом выказывает сожаление.

Когда официант уходит, мы облокачиваемся о деревянную балюстраду и разглядываем звездный балдахин.

— Ты права, — вздыхает Джек, — давай переедем сюда навсегда.

— Договорились.

— Найдем себе виллу в горах. Ты посвятишь себя выращиванию бородавок и усов, — шутит он, — а я буду лепить скульптуры из козьих какашек.

— А что, если мы с тобой устанем друг от друга?

— Ну, тогда я всегда смогу подыскать себе козу, а ты юного рыбака.

— Отлично. Значит, остаемся. — Я наклоняюсь и целую его.

— Не выйдет. Мне бы пришлось держать тебя взаперти, чтобы никто не украл, — шепчет он.

Я прижимаю его ладонь к своей щеке.

— Спасибо, что сдержал слово.

— Какое?

— Ты обещал мне лучший отпуск на свете, — целую его ладонь, — так и вышло.

Джек пальцем хлопает меня по носу.

— Эй, рано сантименты разводить. У нас впереди еще праздничный ужин.

Мы как-то незаметно выпиваем два графина вина и только потом осознаем, что времени уже за полночь. Я объелась — виноградная долма стоит в горле.

— Пора возвращаться, — говорит Джек, когда официант приносит нам счет. Как всегда, мы — последние посетители заведения.

— Я не хочу.

— Да ты что? Мы же пропустим дискотеку. Я давно хотел добраться до этого караоке.

— Врешь! — смеюсь .я.

— А ты и не знала? Я же король караоке.

— И что ты собираешься петь?

— «Южные ночи», естественно!

По дороге в город л прижимаюсь щекой к спине Джека и мурлычу что-то себе под нос. Теплый соленый ветер путается в моих волосах. Я так счастлива, что не сразу замечаю, как мы свернули не на ту дорогу.

— Куда мы едем? — спрашиваю я, выпрямляясь. Джек сворачивает на обочину.

— Увидишь, — отвечает он и останавливает мопед.

Он ведет меня по камням на вершину скалы.

— Я не мог уехать, не взглянув на него на прощанье, — говорит он.

Под нами, меж двух оливковых деревьев, наш пляж. С этой стороны я его ни разу не видела. Стою, ошеломленная красотой луны и сияющих волн. Джек стоит сзади, обнимая меня за талию. Я вдыхаю густой воздух, напоенный ароматами трав и стрекотом цикад.

Великолепно.

Наконец-то я нашла то, что искала.

— Джек, — шепчу я.

— М-м-м? — Чувствую, что он зарылся лицом в мои волосы.

— Ты тоже это чувствуешь? — Что?

У меня сердце сейчас из груди выпрыгнет.

— Что все так, как должно быть. Что мы созданы друг для друга. Что все у нас всерьез?

Поверить не могу, что говорю такое занудство, но я действительно так думаю.

Джек сжимает меня еще крепче, кладет голову на плечо. Я ласково ерошу ему волосы, он отстраняется. Поворачиваюсь к нему, разглядываю его черты в лунном свете. Я знаю, что сейчас он произнесет это. Все даже лучше, чем в кино. Я почти не дышу, у меня трясутся коленки.

— Пожалуй, нам пора, — говорит он, не глядя на меня.

— Что?

Он отпускает мою руку. Все еще прячет взгляд.

— Уже поздно, пора возвращаться.

Сижу на мопеде позади Джека, почти не касаюсь его.

Не понимаю.

Почему? Этот вопрос терзает меня.

Что со мной не так?

Я думала, что у нас все прекрасно. Что мы отличная пара. Нам весело, у нас обалденный секс, но даже этого ему недостаточно, чтобы сказать мне о своих чувствах.

Может, я слишком давлю на него. Может, мысль о нашем совместном будущем пугает его. Возможно, он еще не готов к этому. Или думает, что я ему не пара. Может, я вообще все неправильно понимаю. Может, ему нужно нечто большее. Но что еще могу я ему дать? Я отдала ему всю себя. Больше у меня ничего нет.

И что мне теперь делать? Бросить его? Или забыть все и продолжать отношения без шансов на серьезную перспективу? Измениться самой?

Не могу понять, как мы дошли до такого кризиса. Еще недавно все было прекрасно, а теперь ни с того ни с сего стало ужасно. Как это возможно? Не понимаю. Что я такого сделала?

В голове кружится рой мыслей, и я не замечаю, как Джек все прибавляет скорость.

— Тише! — кричу я, когда он сворачивает на городское шоссе. Мы кренимся к дороге, но поворот слишком крутой. Чувствую, как Джек напрягается и жмет на тормоза. — Осторожно! — выдыхаю я, но уже поздно.

Опомнилась я, лежа на земле с вытянутыми руками. Повсюду песок. И локти болят. Вокруг темно и тихо.

— Эми? — доносится сдавленный крик Джека, но все еще не могу понять, где я. — Эми? Ты в порядке?

Я не могу говорить. Джек склоняется надо мной. Он испуган.

— Давай, положи руки мне на шею, — шепчет он и сам кладет мои руки себе на плечи. Затем осторожно поднимает меня. И только тут я замечаю, что он плачет, а я стою и поддерживаю его.