— Все на совещании, — говорю я мужчине. — Вы кого-то ищете?
— Я к Фабиану. — Он оглядывает пустые столы. — Не возражаете, если подожду здесь?
— Конечно, нет, — улыбаюсь я и провожу его к дивану у окна.
Он может тут сидеть сколько захочет — такой симпатяга, просто красавец. Короткие светлые волосы, сексуальная щетина на загорелом лице. Ему, наверное, под сорок — судя по лучикам вокруг глаз.
— Хотите кофе?
— Да, спасибо. — Он откидывается на спинку дивана, а я ухожу на кухню.
Наверняка модель. Точно. Понятно, зачем он нужен Фабиану, — идеальная модель для новой коллекции Дженни.
Притворяться, что я занята работой, нет смысла: все на совещании. Поэтому я приношу кофе, сажусь на край стола и улыбаюсь.
— Ну, как вам «Фрайерз»? — спрашивает он.
— Отличный дом моды. Одежда у них потрясающая — по крайней мере классическая линия, — и люди здесь замечательные. Я тут недавно, — добавляю я, — но мне совсем не хочется уходить.
— Вы уходите?
— Да. Замещала постоянного секретаря.
Он удивленно поднимает брови. Я знаю, что не должна с ним говорить, мы же незнакомы, но после звонка Элейн я так подавлена, что сама не замечаю, как разболталась. Рассказываю ему про свое резюме, которое посылала сюда три года назад, и про то, как надеялась после временной работы получить постоянное место.
— А почему именно тут, а не в другой фирме? — спрашивает он через какое-то время.
— Здесь есть поле деятельности — я бы многое смогла изменить.
— Например?
И я рассказываю ему о своих идеях и о наблюдениях в магазинах. Он продолжает задавать вопросы, и я выдаю теорию о том, что лучше выставлять в витринах, и о том, что «Фрайерз» нужно переориентироваться на более состоятельный слой населения. Выкладываю про разговоры, которые подслушала в бутике, и даже упоминаю, какую одежду носит Джек.
Он кивает, а я продолжаю трещать без умолку. Так приятно, что меня наконец-то сподобились выслушать. Жаль, что этот человек — всего лишь модель.
— В общем, есть некоторые идеи, — завершаю я свой монолог.
— А вы говорили Фабиану о своих идеях?
— Фабиану? Нет, конечно. Он мне за все это время и двух слов не сказал. Я же всего лишь временная секретарша.
— Вас явно недооценивают, — замечает он.
Я киваю. Тут открывается дверь — совещание закончилось. Я спрыгиваю со стола, разглаживаю юбку и извиняюсь:
— Простите, совсем вас заболтала.
— Да ничего, мне было интересно. — У него приятный американский акцент. — А как вас зовут?
— Э… Эми. Я скажу Фабиану, что вы его ждете. Поворачиваюсь, собираясь уходить, но у двери оглядываюсь и смущенно спрашиваю:
— Могу я узнать ваше имя? Он встает.
— Джулиус. Джулиус Геллер.
Когда все вернулись на свои места, стало очевидно, что ситуация изменилась. Улучив минутку, иду в монтажную. Дженни, Сэм, Энди и Луиз курят на пожарной лестнице.
— Что происходит? — обращаюсь я ко всем сразу.
— Как мы и думали, — говорит Дженни. — «Фрайерз» перекупили «А&М».
— А кто такие?
— Другой дом моды. В основном работают на Америку, но их коллекции неплохо расходятся и здесь, — объясняет Сэм. — Уже назначили нам нового босса.
— Поверить не могу, что прислали именно его! — радостно восклицает Дженни. — Он просто необыкновенный!
— И он точно вышвырнет Фабиана, если собирается руководить всем из Лондона, — добавляет Энди.
— Видели коллекцию, которую он сделал в Париже? — спрашивает Луиз.
— Да. Классная. Надеюсь, он нас не разгонит.
— Да кто? — встреваю я, потому что они продолжают восхищаться новым боссом.
— Джулиус Геллер, — отвечает Дженни, замечая меня наконец. — Здорово, да?
Я неуверенной походкой возвращаюсь за свой стол. Джулиус Геллер наш новый босс.
Тот самый Джулиус Геллер, которому я только что душу изливала.
Молодец, Эми. Ничего не скажешь, молодец! Отличное мнение о себе составила. Выскочка, секретарша временная. Вывалила все свои «блестящие» идеи мужику, который рулит всей этой индустрией. А судя по лицу Дженни, он не просто рулит, он — самый-самый.
Черт!
Остаток дня носа не высовываю из-за своего стола. Разговор с Фабианом явно затянулся, а тут еще Дженни и Сэм пригласили в кабинет. Я стараюсь не встречаться ни с кем глазами и не замечать напряженной атмосферы. Небольшая передышка — надо сходить на почту. Вернувшись, гадаю, ушел Джулиус или нет. Ладно, будь что будет, но встречаться с ним ни за что не стану, лучше под стол спрячусь.
В полшестого заходит Дженни, я отчитываюсь за сделанную работу и сдаю ей лист учета времени.
— В последний раз тебе подписываю, — вздыхает она.
— Честно говоря, даже хорошо, что сегодня я последний день работаю. — И я выкладываю, что натворила.
Дженни качает головой и смеется:
— Все не так плохо, как тебе кажется.
— Да уж хуже некуда, — вздыхаю я, засовывая лист учета в сумку.
— Пойди попрощайся с Фабианом перед уходом.
Она обнимает меня, и все начинают благодарить меня за работу. При этом как-то странно посматривают. Или у меня к подбородку марка приклеилась, или просто паранойя развилась. Проверяю подбородок. Нет, видимо, паранойя.
— Мы тебя найдем, — говорит Сэм. — Ни пуха! — И скрещивает пальцы.
Они стоят у дверей и улыбаются; я стучусь в кабинет Фабиана и оборачиваюсь:
— Он там?
По-моему, их сейчас от смеха разорвет.
— Да иди же, — подталкивает меня Дженни. Я открываю дверь.
— А, вас-то мне и нужно. — За столом Фабиана сидит Джулиус. — Проходите, — приглашает он.
— Хотела попрощаться с Фабианом, — с трудом выдавливаю я.
— Боюсь, Фабиана вы уже не увидите. Да вы садитесь.
Сажусь на стул, тщетно пытаюсь успокоиться. Лицо у меня горит. Джулиус с улыбкой разглядывает меня.
— Не надо было мне с вами болтать, но я не знала, что вы новый начальник. Обычно я не…
Джулиус поднимает ладонь, останавливая меня:
— Все в порядке, Эми. Вам не за что извиняться.
— Но…
— Никаких «но». Я считаю, что у вас замечательные предложения и идеи. И еще я считаю, что вы как раз тот человек, которого я ищу. Мне нужен личный ассистент, чтобы разобраться здесь со всем, и, думаю, вы идеально подходите на эту должность. Печатаете хорошо?
— Не очень, — ошеломленно признаюсь я, — но могу потренироваться.
— Я поговорил с Дженни и Сэм, они считают, что лучше вас тут еще никто не смог организовать работу. Я уже просмотрел ваше резюме. И, знаете, впечатлен.
Спасибо, Сэм и Дженни!
— Ну так что? Может, сэкономите мне время и силы на собеседованиях со скучными секретаршами и просто дадите шанс поработать с вами?
Дам ли я ему шанс?
* * *
Отпраздновав свое назначение в пабе с Дженни и Сэм, я мчусь к Джеку с бутылкой шампанского.
— Ты не поверишь! — кричу с порога, едва он успевает открыть дверь.
— Чему?
Вытаскиваю из-за спины шампанское.
— Можешь становиться домохозяйкой!
Джек и Мэтт искренне рады моим новостям. Мы сидим на кухне, пьем шампанское, а я в красках расписываю, что произошло.
— Когда приступаешь? — спрашивает Мэтт.
— Представляете, только через две недели! Значит, мы можем поехать в отпуск.
— В отпуск? — переспрашивает Джек.
— Конечно, а почему бы и нет? Как только я начну работать, отдыхать будет некогда. Я уже по дороге сюда все обдумала. Давай съездим на недельку в теплые края.
— А ты не слишком торопишься?
— Вовсе не слишком, у тебя целая неделя на раздумья. Ну же, Джек. Ты можешь себе это позволить, мы так здорово отдохнем.
Джек явно сомневается.
— На следующей неделе у Алекса мальчишник, — напоминает Мэтт.
— Я не забыл, — отвечает Джек.
Я так пьяна от шампанского и радости, что не сразу замечаю, как парни переглядываются между собой. Похоже, я чего-то не знаю.
— Ладно, что-нибудь придумаю, — говорит Джек. Он встает и направляется к холодильнику.
— Я ухожу, — вдруг объявляет Мэтт.
— Останься, — прошу я.
— Извини, не могу. Надо идти. Ну, веселитесь. — И он закрывает за собой дверь.
— Я что-то не то брякнула? — спрашиваю я.
— Нет, не волнуйся, все нормально, — отвечает Джек.
— Ты не обязан ехать, если не хочешь.
— Конечно, хочу. Алекс ведь друг Мэтта, а не мой. С ним я договорюсь.
— Вот и отлично. — Я спрыгиваю с табурета и обнимаю Джека. — Я так рада!
— Я тоже. — По-моему, звучит не очень убедительно.
* * *
Из 365 дней в году только семь я провожу в обществе, но каждый раз приходится разрываться в буквальном смысле.
Я еще не проснулась, но уже напряжена. Плюс похмелье.
Сегодня исполняется пятьдесят лет тетушке Ви. На юбилей в Хемел-Хемпстед меня пригласили с Джеком (явно мама руку приложила), но я лучше умру, чем представлю его своим теткам и кузинам. Не хватало еще дать ему повод задуматься о моей наследственности. Хотя с тетушкой Ви не соскучишься, и обычно я с удовольствием бываю у нее в гостях. В этом году у нее в саду будет надувной батут.
Я обещала маме, что приеду, но теперь придется звонить и отказываться. Мама вряд ли обрадуется.
Вечер тети Ви совпал с вечеринкой у Хел, которую она устраивает в честь дня рождения Гэва. Хел так долго готовилась — обсуждала меню, список приглашенных, — что, если я не приду, она меня никогда не простит. Кроме того, надо помочь ей с закусками.
Но хуже всего то, что и Хлоя сегодня устраивает барбекю. Когда я сказала Джеку, что собираюсь к Хел, он не на шутку обиделся:
— Но там все будут, и ты тоже обязательно должна прийти. Мы с Мэттом будем готовить.
— Я ведь уже обещала Хел.
— Это же не ее день рождения. Просто ужин. Она не расстроится, если одним ртом будет меньше.
— Еще как расстроится.
— Ладно, иди, — надулся Джек. — Но, знаешь, по-моему, это нечестно. Я, между прочим, отказываюсь от мальчишника, чтобы поехать с тобой, ты тоже могла пойти сегодня со мной. Я хочу всем тебя показать.
На автоответчике три послания от Хел. Я уже решила, что пойду сегодня на барбекю, но не могу представить, как ей об этом сказать. Мне действительно жутко хреново, но придется ей врать.
Когда она снова звонит, я отвечаю самым жалким голосом.
— Ты где была? — спрашивает она. — Я тебе все утро звоню. Ты что, забыла, что мы договорились идти за покупками?
— Я плохо себя чувствую, — отвечаю я.
— Джек там? — скептически спрашивает она.
— Нет, меня рвало.
— Похмелье?
Меня так и распирает сказать ей про новую работу, но я уже начала врать.
— Не думаю, что мне сейчас до магазинов.
— Но ты же обещала.
— Знаю, но мне очень хреново. Правда. Она вздыхает. Явно бесится.
— Ладно, но к вечеру поправляйся. Джек ведь тоже придет?
— Нет, он не сможет. У его тети юбилей или что-то вроде того.
— Но я же заранее все планировала. Ты могла бы меня предупредить!
— Ой, извини, меня сейчас опять вырвет. Иду в ванную и показываю себе язык. Теперь мне и в самом деле плохо. Знаю, что заварила кашу, и, похоже, дальше все будет еще хуже. Я никогда не вру Хел. И кстати, уже купила подарок Гэву. Поэтому придется мне к вечеру «поправиться». И Джек должен с этим смириться.
Весь день слоняюсь по квартире в дурном настроении. В шесть звонит Джек с мобильника Мэтта:
— Ты где?
— Я собираюсь…
— Приезжай скорей. Мясо отлично получилось. Я уже сказал Хлое, что ты придешь.
— Джек…
Но он уже отключился.
Сначала раздумываю, не пойти ли к Хел, а потом втихую улизнуть к Хлое. Но чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю — так будет еще хуже.
Придется кинуть Хел. Джека кинуть я не могу. После всего, что он сделал для меня, не могу. Несколько раз репетирую свою речь и звоню ей.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
— Хуже.
— Ты что-нибудь ела?
— Нет. Все выходит обратно. Наверное, отравилась или инфекцию подхватила — у нас на работе несколько человек с желудком слегло.
— Хочешь, я за тобой приеду? Останешься у нас переночевать. И не волнуйся, не можешь есть — не надо.
— Хел, я не могу.
— Но сегодня же день рождения Гэва.
— Я знаю, но чувствую себя ужасно. Только праздник вам испорчу. Веселитесь без меня.
— Значит, не приедешь?
— Думаю, мне лучше лечь спать.
— Я тебе еще перезвоню, проверю, как самочувствие.
— Не волнуйся, я наверняка буду спать. Веселитесь. Поцелуй от меня Гэва.
Все. Теперь в рай мне путь закрыт.
* * *
До Хлои добираюсь очень долго и появляюсь там не в лучшем настроении. У нее квартира на первом этаже викторианского дома. Она встречает меня у дверей, ведет в сад. Я мельком оглядываю гостиную. Стильные деревянные полы, картины. Во всем виден хороший вкус. Даже сад в идеальном состоянии.
Джек и Мэтт колдуют у гриля, кроме них в саду еще человек сорок ту суется. Из колонок надрывается Арета Франклин. Все, кажется, уже пьяные.
— Хорошо, что ты смогла прийти, — говорит Джек и целует меня.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Осматриваюсь, замечаю Мартина, брата Хел.
Он с кем-то разговаривает, углядев меня, салютует стаканом. Я машу ему в ответ. Все, я пропала. На этот раз точно. Он обязательно расскажет Хел, что видел меня здесь.
Я поворачиваюсь к Джеку.
— Есть будешь? — спрашивает он с набитым ртом.
— Нет, спасибо. Не хочется. Джек обнимает меня одной рукой.
— Ну, веселей. Это же вечеринка.
Веселей? Сейчас, когда вся моя жизнь летит коту под хвост? Я слабо улыбаюсь ему и спрашиваю через силу:
— Кто есть кто?
Он начинает перечислять:
— Это Стрингер, он работает в спортзале. Дамиен, старый школьный товарищ.
Дальше идет целый список имен, которые я никогда не смогу запомнить.
— А вот это Джонс, — наконец говорит он и показывает на парня в кожаных штанах. Парень очень симпатичный и явно сознает это, судя по его позе. — Держись от него подальше. У него от коки совсем крышу снесло. Черт, они идут сюда.
Девушка, которая вместе с Джонсом приближается к нам, кажется мне до боли знакомой. Вот только никак не могу вспомнить, где я ее видела. Наверное, модель или манекенщица — стройная, длинные светлые волосы. Очень красивая — глядя на такую красоту, невольно начинаешь подумывать о смене пола.
— Джек, у тебя отлично получается, — широко улыбается она.
Белоснежные зубы, без малейшего следа помады.
— Ты нас не представишь? — Она с любопытством оглядывает меня.
Джек прячет взгляд. Переворачивает стейк на гриле.
— Да, конечно. Эми, это Джонс, — говорит он, махнув между нами куском рыбы.
— Привет, — говорю я Джонсу. Джек прав. С первого взгляда очевидно, что он нюхает слишком много кокаина.
— И Салли, — бормочет Джек.
Я не сразу понимаю все значение этой фразы, но вскоре ужасная догадка поражает меня как молния: так это ее Джек рисовал? Голышом?
— А! — восклицаю я. — Так ты та самая Салли, с портрета. А я все думаю, где я тебя видела.
К счастью, в порыве притворного смеха я не захлопала себя по бедрам. Салли опускает взгляд, но она крупно ошибается, если думает, что мне неловко.
— С какого портрета? — спрашивает Джонс.
— Ну, знаешь, тот, — улыбаюсь я до ушей, — нагишом, который Джек пишет. Очень удачный портрет…
— Что?! — перебивает меня Джонс, вскидывая руку. На указательном пальце у него уродливый серебряный перстень с черепом. — Что?! — снова вопит он, откидывая с лица волосы.
— Ох… — Я зажимаю ладонью рот. — Это должен был быть сюрприз? — Я делаю виноватое лицо, поворачиваюсь к Салли. — Ты ему собиралась подарить свой портрет? Ой, ну конечно, это ведь такой… интимный подарок.
Я облажалась.
Сильно.
Очень сильно облажалась.
Салли сверлит Джека недобрым взглядом. На долю секунды воцаряется гробовая тишина, которую нарушает Джонс. Кажется, его сейчас разорвет. Он хватает Джека за грудки.
— ТЫ, УРОД НЕДОБИТЫЙ! — орет он и замахивается на Джека.
Все замирают.
Но Джонс промахивается и падает на гриль. Одной рукой с размаху он стукается об стол, переворачивая на себя соус; сосиски разлетаются во все стороны. Потом раздается треск падающего гриля, шипение кожаных штанов, поджарившихся на решетке, и, наконец, визг Джонса.
— Ну все, стерва! — орет Салли и со всей силы толкает меня на колючий розовый куст.
Она бросается к Джонсу, который пытается выкарабкаться из груды сосисок и железяк.
— Успокойтесь! — кричит Джек. Джонс отпихивает Салли.
— Шлюха! — орет он, с трудом сохраняя равновесие. Потом хватает вилку для гриля и бросается к Джеку. Гости испуганно скучиваются. Джек дергает к себе пластиковый стул, и несколько секунд они сражаются с Джонсом, пока тот не роняет вилку. Джек отшвыривает стул, пригибается и выставляет руки, словно готовясь к приему карате.
— Спокойно! — снова кричит он. Джонс отворачивается, опускает руки. Джек выпрямляется. — Давай спокойно все обсудим.
Но он не видит лица Джонса. Я догадываюсь, что сейчас произойдет, и хочу броситься к ним, но мое платье зацепилось за колючки.
— Осторожно! — кричу я, и на секунду Джек отвлекается. И конечно, именно в эту секунду Джонс наносит ему удар. Я вижу, как его кулак впечатывается в скулу Джека, слышу свой крик, потом вижу, как серебряный череп вспарывает кожу. Джек пятится, падает на стол, переворачивает его, в воздух летят бутылки и тарелки.
Мэтт, Дамиен и Стрингер кидаются к Джонсу, хватают его.
Я наконец отрываюсь от розового куста и бегу к Джеку. Джонс продолжает выкрикивать ругательства, пока Дамиен и Стрингер за руки и за ноги тащат его к выходу. Салли бежит за ними, и вскоре поток брани затихает вдалеке.
Я приседаю рядом с Джеком:
— Ты как, в порядке?
Он совсем не в порядке. Он держится за лицо и баюкает челюсть. Я протягиваю к нему руку, но он отталкивает меня.
— Оставь меня в покое! — шипит он с такой злостью, что я от неожиданности падаю на землю.
Он поднимается и, пошатываясь, скрывается в доме.
— Джек!
Но он не обращает на меня внимания.
Я прячу лицо в ладонях. Мэтт склоняется надо мной:
— Не волнуйся, он сейчас успокоится.
Все вокруг в шоке. Мэтт помогает мне встать, обнимает меня одной рукой за талию. Тут подбегает Хлоя. Она в ярости. Все вокруг сломано, в саду словно смерч пронесся.
— Где Джек? — резко спрашивает она. Я растерянно киваю в сторону дома.
— Господи! — закатывает она глаза, потом отворачивается и шагает к дому.
Несколько минут спустя нетвердой походкой я захожу в ванную и сажусь на крышку унитаза. Не знаю, сколько времени провожу так. Вдруг раздается стук в дверь и голос Мэтта:
— Эми? — Он снова стучит. — Эми, открой дверь.
— Не заперто, — хриплю я.
При виде выражения его лица я начинаю рыдать.
— Не надо, — говорит он, присаживаясь на край ванны рядом со мной, — успокойся. Все образуется.
Он обнимает меня за плечи и дает рулон туалетной бумаги. Я сморкаюсь.
— Мне так неловко.
— Ничего, ничего. Мне тоже становится не по себе в таких случаях.
Дверь резко открывается.
— А, вот ты где, — говорит Хлоя, морщась. — Ложка дегтя в моей бочке меда.
Мы с Мэттом встаем.
— Как он? — спрашиваю я.
— Не волнуйся. Я за ним присмотрю.
В дверях появляется Джек, прикрывая рукой лицо. Глаз уже начал опухать. Хлоя протискивается мимо Мэтта и открывает шкаф.
— У меня есть немного гамамелиса. — Она вытаскивает бутылек, большой клок ваты и командует: — Джек, иди сюда.
— Я сам, — отвечает он. На меня не глядит. — Вы не могли бы оставить нас одних ненадолго? — Мэтт согласно кивает, Хлоя сверлит Джека взглядом. — Тут слишком тесно, — добавляет он.
Хлоя смотрит на меня с такой ненавистью, будто я таракан на ее кухне, которого она с превеликим удовольствием раздавила бы. Потом выходит вслед за Мэттом, хлопнув дверью. Джек запирает дверь, приваливается к ней спиной, закрывает глаза. Потом смотрит на меня.
— Прости меня, — говорит он, — я не хотел тебя так толкнуть.
— Не извиняйся, я сама во всем виновата. Господи! Прости меня, Джек.
— Иди сюда, — говорит он, и в ту же секунду я оказываюсь в его объятиях.
— Он просто идиот!
Я поднимаю на него взгляд и содрогаюсь. Подвожу Джека к ванне, усаживаю на краешек. Беру бутылочку, вату и наклоняюсь.
— Очень больно?
Джек не отвечает. Он кладет руку мне на плечо и утыкается лбом в мое лицо.
— Какой кошмар, — вздыхает он.
— Все уже позади. — Я не хотел… — Ш-ш-ш…
Я прижимаю палец к его губам. Он поднимает голову, и мы смотрим друг другу в глаза. И вдруг все встает на свои места. Все ясно как белый день. Ни Мэтт, ни Салли, ни Хлоя, ни Джонс — никто из них сейчас не имеет значения. Мне нет ни до кого дела, кроме Джека.
— Я тебя люблю, — шепчу я.
7
ДЖЕК
Не «ты мне нравишься». Не «ты мне очень нравишься». И даже не «ты мой лучший друг».
Нет.
Просто «я тебя люблю».
Если уж размышлять о фразах, то эта — ого-го какая фраза. Практически в одном ряду с другими: «Пока мы не зашли слишком далеко, думаю, ты должен знать, что я не всегда была женщиной…» (Микаелла/Майкл — Мэтту в 1995); «Сказав, что неженат, я был не совсем честен с тобой…» (Грэм Кинг — Хлое в 1997); «Думаю, нам пора всерьез обсудить нашу будущую семейную жизнь…» (Зоя — мне в 1995).
То есть к этим словам надо отнестись серьезно.
Конечно, в такой критический момент я мог бы прибегнуть к одной из традиционных уловок:
A. Задумчивое «м-м-м» (особенно в сочетании с медленным покачиванием головы и выражением боли на лице).
Б. Невнятное «я тебя тоже лубгвх» (чем пьянее, тем лучше).
B. Испуганное «господи, меня сейчас вырвет» (и не будь голословен, друг мой).
Г. Психологически выверенное «спасибо, что доверилась мне» (и не забудь после этого благодарно пожать ей руку).
Д. Нахальное «я в курсе» (пристально смотри ей в глаза, самодовольно либо презрительно улыбаясь).
Но мне сейчас не до уловок. Я в смятении. Я смотрю на Эми и думаю, что, может быть, именно эти слова я и хотел от нее услышать. Я польщен. И еще я понимаю, что этими словами Эми выразила жизненно важное решение: я — тот, кто ей нужен.
Где-то в глубине души мне и правда хочется взять ее за руку, посмотреть в глаза и сказать: «Да, я — тот, кто нужен тебе. Да, я люблю тебя и счастлив, что ты любишь меня». В конце концов, все мы хотим одного — любить и быть любимыми. Ведь так? Любовь без взаимности — это не то.
Но есть и другие чувства. Неуверенность. Мысли, в которых не хочется признаваться даже самому себе. Например, насколько хорошо я ее знаю? Достаточно ли, чтобы поверить в это признание? А что, если я ей поверю и ошибусь? Что, если пойду у нее на поводу и приму свои запутанные чувства за Любовь?
Предыдущий опыт подобных отношений не прибавляет мне уверенности. Во-первых, за всю свою жизнь я признался в любви только один раз (не считая родственников и домашних животных). Зое. В аэропорту Хитроу. Мы застряли там на шесть часов в ожидании нашего рейса на Ибицу и уже через три часа устали до смерти. Скука чудовищная. Я сидел в пластиковом кресле, тупо уставившись на табло, и надеялся, что вот-вот зашевелятся буквы и напишется «Идет посадка».
Зоя спала, положив голову ко мне на колени. Помню, я смотрел на нее, на ее разметавшиеся волосы, на сомкнутые веки, и мной овладело безумное желание защитить ее от всего мира. Такую красивую и безмятежную. Мне никогда раньше не было так хорошо и уютно. Я наклонился к ней, поцеловал в лоб, и три волшебных слова сами собой сорвались шепотом с моих губ. Мы встречались с ней тогда уже шесть месяцев, и я искренне верил в то, что сказал.
Но сейчас, здесь — в ванной Хлои, сидя с подбитым глазом и опухшей челюстью, я все воспринимаю по-другому. Я уже не мальчик. И любовь для меня — не наплыв нежности, не тихое восхищение, не ожидание счастья. Любовь — это решение. Это уверенность в том, что она — та самая. Я не из тех, кто с легкостью признается в любви, лишь бы в такой момент не молчать. И не из тех, кто использует эти слова как код доступа в ее спальню (на этот случай я могу придумать что-нибудь получше). Но я также не из тех, кто боится этих слов. Я скажу это, когда буду уверен в своих чувствах. А сейчас, когда я смотрю на Эми, я не уверен…
Вывод: наше совместное будущее пока под вопросом.
Поэтому, вместо того чтобы принять ее слова и выдать ответное «Я тебя тоже люблю», я выбираю путь, избитый поколениями нерешительных мужчин: линяю в кусты.
— У тебя платье порвалось, — говорю я, переводя взгляд на ткань.
На несколько секунд воцаряется такая тишина, что я слышу биение своего сердца. Думаю, она тоже слышит.
Наконец она спрашивает:
— Ну и что скажешь?
— Бред какой-то, — говорю я.
К счастью, она понимает, что мои слова относятся к происшедшему в саду, а не к ее признанию.
— Зря я так, — говорит она.
Я крепче обнимаю ее, притягиваю к себе, целую в щеку.
— Нет, это я зря. Зря наврал тебе про Салли. А она зря не сказала правду Джонсу. И зря этот чокнутый урод принял все так близко к сердцу и решил свернуть мне шею.
Эми опускает взгляд.
— Да, но его можно понять…
— Да какой там, к черту, понять! Никто не имеет права так себя вести. Слишком много тут, — говорю я, прикладывая палец к ноздре и вдыхая, — и слишком мало тут, — и стучу пальцем по виску. Едва я подумал о Джонсе, мой пульс сразу участился.
— А если бы ты был на его месте? Если бы ты узнал, что кто-то рисует меня голой? Ты бы не взбесился?
Вопрос, конечно, верный, но мне сейчас не до этих рассуждений. Я категорично мотаю головой.
— Нет, я бы не взбесился, потому что я не псих. И… потому что я доверяю тебе.
— А ты знал, что она ему не сказала? Ну, до сегодняшнего вечера?
Думаю, не наврать ли снова, мол, Джонс знал и был не против? Но к чему это вранье? Достаточно один раз взглянуть на Джонса и станет ясно, что он разъярится, даже если кто-нибудь подсядет к Салли в автобусе, не говоря уж о вещах более интимных. И поэтому я выбираю правду.
— Да, она сказала, что Джонс взбесится, если узнает.
— Как и я, когда увидела картину.
— Да, — вздыхаю я, — как и ты.
— Наверное, все дело в честности. Я сразу заподозрила самое плохое.
Я подвигаюсь ближе, заглядываю ей в лицо. Глаза у Эми опухли от слез, и мне кажется, это я во всем виноват. В принципе так оно и есть.
— Ты об этом подумала, когда нашла портрет?
— Что ты спал с ней?
— Да.
— Ну, я бы соврала, если бы сказала, что не подумала об этом. — Чувствую, как она проводит рукой по моим волосам. — Конечно. Да что там, я была почти уверена. — Она поднимает голову и смотрит на меня. — Ты злишься, что я могла так подумать?
— Нет, — отвечаю я после некоторого раздумья.
— Нисколечко?
— Ну ладно, — соглашаюсь я, — немножко.
— Прости меня. Это все от ревности. Я доверяю тебе, Джек. Полностью. Ты ведь и сам знаешь?
Чувствую себя полным ничтожеством. И не просто ничтожеством. Хуже… С тех пор как мы помирились после ссоры в мастерской, мне все время так. Вот сейчас идеальный момент — рассказать Эми правду о моих видах на Салли. Сказать, что мной двигало вожделение, а не вдохновение. И покончить с этим раз и навсегда.
Но зачем? Почему я должен отчитываться за то, что было в моей жизни до ее появления? Чего ради причинять ей боль? Теперь все это уже неважно. Мне нужна Эми, а не Салли. И незачем Эми знать, что раньше все было иначе.
— Не думал об этом, — говорю я, уходя от темы. — А чем твоя логика отличается от логики Джонса? Ты повела себя так же, как и он.
— Но я тебя не ударила, — возражает она. — Это разве не считается?
Невольно улыбаюсь:
— Наверное, считается. Но я ведь не поджарил тебе кожаные штаны. Это тоже считается.
Она корчит гримасу:
— Да, судя по звуку, было больно.
— Да уж, — говорю я, не в состоянии сдержать ухмылку, — как бекон на сковородке зашкворчал.
Ее голос снова становится серьезным:
— Джек, нам кое-что нужно выяснить.
— Ты про доверие?
— Да, но не только. Я о прошлом, чтобы не осталось никаких секретов, лжи. И чтобы не повторилось того, что случилось сегодня.
Она права. С этим надо разобраться. Но не здесь. Не сейчас. И не так. На сегодня эмоций достаточно.
В дверь стучат. Это Мэтт.
— Ну как, тебе уже лучше? — спрашивает он, содрогаясь при виде моей физиономии.
— Гораздо. — Оборачиваюсь к Эми и улыбаюсь ей: — Давайте-ка продолжим вечеринку.
ЧЕСТНОСТЬ
Вторник. Вечер. Эми сидит за столиком на улице у «Зака». Мы решили заглянуть сюда выпить, а потом пойти на вечеринку к ее знакомому. Не дойдя до бара несколько метров, я останавливаюсь и внимательно разглядываю Эми. В эту игру я играл, еще когда встречался с Зоей. Называется она «Запал бы я на нее, если бы она не была моей девушкой?» Я стою поодаль, пытаясь представить, что не знаком с Эми. Будто проходил мимо, заметил ее и подумал: «А не затащить ли мне эту крошку в постель?»
Сначала оцениваем внешние данные: волосы, фигура, одежда. Все вроде бы в моем вкусе. У нее нет «мокрой» химии, она не лысая и не носит бороду. Признаков дистрофии, ожирения или злоупотребления стероидами тоже не наблюдается. Так, теперь одежда… Никаких флюоресцентных легинсов, шпилек или футболки фан-клуба Майкла Болтона. Хорошо. По возрасту тоже подходит: не более чем на пять лет моложе меня (то есть можем вместе пустить слезу, вспоминая телепередачи времен семидесятых-восьмидесятых) и не больше чем на десять лет меня старше (то есть снижается вероятность прошлого, обремененного бывшими мужьями, детьми и старыми пластинками). Для начала недурно. Дальше разглядываю детали. Читает глянцевый журнал (грамотная — хорошо), на макушку сдвинуты темные очки от… (любит дорогие вещи — плохо), на столе бутылка вина и пара стаканов (кого-то ждет; вероятно, своего парня — совсем плохо). Общий вывод: очень недурна, жаль, что у нее уже есть парень.