Глава 16

Френк Дуглас был барменом. Причем очень давно – тридцать три года из своих пятидесяти шести. И хотя диплома психолога у него, ну конечно, не было, находясь за стойкой, он довольно хорошо научился распознавать людей. Каждого индивидуально и толпу в целом. Он разливал выпивку, вытирал бокалы, вел поверхностную беседу с кем-нибудь из разговорчивых постоянных клиентов, но одновременно измерял, оценивал, прикидывал. И так все время. Он был похож на радиолокационную антенну, зондирующую окружающее пространство.

А вот эта публика была странной и непонятной.

Он налил себе минеральной воды и выпил залпом половину бокала. В последнее время вечерние посетители вообще стали какими-то непонятными. Его бар «Пионер» обычно привлекал уравновешенных клиентов, тех, кто хотел пропустить после работы и пообщаться вечером друг с другом. В большинстве своем это были солидные любители пива из рабочих. В последние несколько недель состав клиентов постепенно начал меняться. Нет, даже не состав. Потому что люди оставались теми же. Они носили ту же одежду, ездили в тех же автомобилях, приходили и уходили в то же время, что и прежде. Но они изменились как-то внутренне, и одновременно изменилась обстановка в баре. Ведь как было прежде – здесь был настоящий дискуссионный клуб. Подробно обсуждались все спортивные события уик-энда, разного рода домашние дела, покупки. Теперь все это куда-то ушло. Разговоры стали спокойными, менее открытыми, более личными, даже можно сказать интимными. И чаще всего беседовали двое, обычно мужчина и женщина.

И самое главное, большинство клиентов пили не пиво, а вино.

Много вина.

Френк допил минеральную воду, сполоснул бокал и прошелся взглядом по кабинкам в задней части бара. Когда-то постоянно пустовавшие, они стали теперь весьма популярными и всегда были заняты. Люди сидели там в полумраке очень близко друг к другу.

Это было самое странное. Большинство из них знали друг друга многие годы, они были друзьями или хорошими знакомыми. Это были приятели по бару, они приходили сюда пообщаться друг с другом, а любовные дела устраивали где-то в других местах. Теперь же внезапно каждый из них нашел женщину. Они вели себя так, как старшеклассники в период течки.

Вот этого-то Френк и не мог понять.

По знаку кровельщика Джоша Олдриджа он достал из холодильника еще одну бутылку вина и поставил перед ним на салфетку.

И еще в одном он никак не мог разобраться: у него было такое ощущение, что под внешним спокойствием скрывается едва сдерживаемый шторм. Это было странное чувство, необъяснимое чувство, и оно не проходило, с каких бы разумных позиций он ни пытался его оценить. В баре стоял слабый гул, все разговаривали тихо, пары ласкали друг друга в кабинках, но, несмотря на это, у него было такое впечатление, что достаточно очень легкого возмущения, чтобы возбудить их всех, чтобы на поверхность немедленно вырвалась жестокость, скрывающаяся до поры до времени под внешним лоском.

Где только ему не доводилось служить барменом, в каких только городах и весях. Он смешивал напитки в дискотеках и панк-клубах, в барах для ковбоев и рокеров. Уж кто-кто, а он почуять опасность умел. И хотя сегодня вечером его клиенты были вежливыми, вели себя вполне прилично и, казалось, искали только общения друг с другом, он чувствовал, что они ищут чего-то большего. Чего-то порочного, связанного с насилием.

И это его пугало.

Глава 17

На скалистой вершине располагались здания совсем не такие, как на винном заводе Аданем. Другие. Величественные сооружения с высокими дорическими[20] колоннами, которые поддерживали тяжелые антаблементы,[21] декорированные причудливо резанными фризами.[22] Три здания стояли вплотную друг к другу – в середине большое, а с обеих сторон к нему примыкали два поменьше. Перед средним зданием стояла очередь – одни мужчины, – длинная очередь, которая, причудливо извиваясь, спускалась вниз по голому склону. Каждый держал в руках корзину – а большинство по две – с фруктами и плодами недавних смертоносных развлечений.

Он не хотел иметь с этими людьми ничего общего. Хотелось есть, и очень, но эти фрукты и прочее содержимое корзин ему не были нужны. Пища, которую он жаждал, находилась далеко внизу под храмами, в долине.

Храмы. Вот что это были за здания.

Он повернулся и, не обращая внимания на очередь, побежал вниз с горы. Не бежал, а летел. У него была сила и ловкость, которые казались ему естественными, но в то же время он сознавал, что они сверхчеловеческие. Он пролетал большие расстояния над неровной поверхностью, и ноги сами собой обретали точку опоры. Он бежал, перепрыгивая с камня на камень.

И вот он уже у подножия горы и торопится к деревьям, за которыми луг. Он ощущал сладкий запах вина и мускусный аромат женщин.

Он опоздал. Праздник уже начался. Два бочонка с вином были наполовину пусты. По траве в беспорядке разбросаны бокалы, некоторые разбиты. Людей здесь собралось примерно сотня, они смеялись, выкрикивали что-то, пели. Они все были пьяны и большинство совершенно голые. На мягкой траве совокуплялись пары – мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами.

Он выбежал в центр луга.

– Я здесь! – объявил он. Его громкий, гулкий голос эхом отдавался позади в горах.

Его окружили люди. Он вдруг понял, что этот праздник затеян в его честь. Ему сунули в руки огромный кубок с вином, и он мгновенно его осушил. Кубок был немедленно заменен другим, потом еще и еще, пока он не выпил десятый. И все равно жажда не погасла.

Он почувствовал себя обновленным, готовым удовлетворить наконец и голод.

Он пробуждался, его окутала густая смесь запахов – аромата вина, тяжелого мускусного благоухания женщин и мужского пота.

Он вгляделся в лица людей, стоящих перед ним. Ему сейчас нужны были двое.

Глаза выхватили из толпы две фигуры в широких балахонах – мать с юной дочерью. Он кивнул, и они обе скинули свое убранство. Женщина была полногрудая, а вся промежность покрыта густыми волосами. У дочери в этом месте пробивался легкий пушок, а грудь только начала созревать. Он сбросил с себя одежду одним легким движением, как будто вышел из нее. При виде его громадного органа две женщины застыли с расширенными глазами, трепеща от желания.

Первой он взял женщину. Наклонил к бревну и вошел в нее сзади. Остальные участники празднества весело наблюдали за действом. Она вскрикнула, дрожа от экстаза и радости, а его движения становились все более лихорадочными и грубыми. Окружающие обливали их вином, и женщина начала дергаться и взбрыкивать. Чувствуя приближение оргазма, он схватил ее голову и начал бить ею о бревно.

Она перестала дышать задолго до того, как он кончил, только кровь продолжала капать из ее разбитой головы.

А после на колени ему села дочь, и он насадил ее на свой кол, буквально разорвав пополам. Удовлетворение пришло к нему как раз в момент ее смерти, и он, издав торжествующий крик, вскочил на ноги. И тут вокруг него началась бойня. Визги удовольствия и экстаза смешивались и переплетались с криками боли, и эти звуки были для него, как самая прекрасная музыка. Он вдыхал в себя ароматы крови, секса и смерти и гордо смотрел вниз на изувеченные тела матери и дочери. Они были мертвы, но жизненная сила еще полностью их не покинула, и ноги их все еще трепыхались, как будто в экстазе.

Голова Диона вздрогнула на подушке, и он внезапно проснулся. Перед ним все еще стояла картина: юная девушка и ее мать дергались, покрытые спермой и кровью. Его затошнило от отвращения и страха. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова открыл. В комнате было почти совсем темно, ночные тени в углах были более пугающими, чем обычно. Он весь был потный.

И еще он был возбужден.

– Ну как прошел первый сеанс? Удалось забраться к ней под юбку и накормить сосиской?

Дион, не отвечая, захлопнул свой шкафчик.

Кевин усмехнулся:

– Ну давай же, чего ты. Уж мне-то рассказать можно.

– Мне бы хотелось, чтобы ты не говорил о Пенелопе в таком тоне.

– Слышишь? – Кевин схватил за рукав проходящего мимо парня. – Оказывается, у них любовь.

Дион перехватил его руку.

– Эй, приятель, ведь я серьезно.

Улыбка исчезла с лица Кевина.

– Извини. Я просто пошутил.

– Ладно, оставим это.

– Но почему такая серьезность?

Дион пожал плечами, рассеянно перебирая книги.

– Не знаю.

– А все же?

– Сейчас будет звонок, – сказал Дион, меняя тему.

Они пошли.

– Поедешь с нами в пятницу? – спросил Кевин. – Мы собираемся на озеро Берриесса.

– Извини. Возможно, у меня как раз в это время будет свидание.

– Возможно? То есть ты хочешь сказать, что еще не знаешь? Ты что, ей ничего не сказал?

– Нет, – признался Дион.

– Ну, Дион, не будь же таким слабаком. Возьми и пригласи ее. Какие еще тебе нужны авансы, черт побери? Ты что, ждешь, что она сама явится к тебе и объявит, что без ума от любви, и только тогда ты пригласишь ее на обыкновенное свидание? Это несерьезно. Не обижайся, но если лесбиянка Пенелопа приглашает тебя на свой чертов винный завод и знакомит со своей мамой, ясно, что ты ей нравишься. Насколько мне известно, ты единственный парень в округе, которому удалось проникнуть за эти ворота.

Дион вскинул брови.

– Лесбиянка?

Кевин поднял вверх руки, с выражением оскорбленной невинности на лице.

– Это не я выдумал. За что купил, за то и продаю.

Они свернули к западному крылу.

– Значит, теперь ход за тобой. Понял? – сказал Кевин.

– Посмотрим.

– Что значит «посмотрим»? Едешь ты с нами в пятницу или нет?

– Надеюсь, что нет.

– Надеешься?

– Надеюсь.

– Я хочу слышать ясный ответ. Да или нет?

– Хорошо. Я с вами не поеду. Я пойду на свидание.

– Вот так всегда бывает, – воскликнул Кевин с притворной жалостью. – Находит парень девушку и сразу же забывает приятелей…

Дион засмеялся.

– Я могу устроить тебе встречу с ее подругой Веллой.

– Нет уж, лучше я куплю себе резиновую девушку, в ней больше жизни.

Толпа вокруг них поредела, все спешили в классы.

– Полагаю, пора и нам, – сказал Кевин. – Встретимся на мифологии.

– Я там обязательно буду.

Кевин засмеялся.

– Еще бы тебе не быть.

Дион и Пенелопа медленно шли по двору винного завода, залитого лучами осеннего солнца. Пенелопа рассказывала о винограде, о технике его выращивания, о гибридах. Дион внимательно слушал, рассматривая образцы, которые она демонстрировала. Вблизи виноград, из которого изготовляли вино, выглядел не так, как он предполагал. Он увидел сухие лозы, причудливо изогнутые, почти лишенные листьев. Даже сами плоды винограда не соответствовали его представлениям. Грозди должны были быть полные и обильные, окаймленные листьями, а здесь какие-то мелкие, невзрачные ягодки.

Они продолжали идти. Сбор винограда был на пару дней приостановлен – виноград должен окончательно дозреть, – и поэтому они сейчас здесь находились одни. Дорожка была узкая, а почва неровная и сухая, при движении тыльные стороны кистей их рук то и дело случайно сталкивались. И в эти мгновения Дион чувствовал нечто вроде уколов – по телу будто прокатывалась волна предчувствия чего-то восхитительного. Ему отчаянно хотелось пробить брешь в стене, разделявшей их, углубиться за ее пределы хотя бы на несколько дюймов. То есть просто взять ее за руку. Это казалось таким естественным и правильным, что он предполагал с ее стороны взаимность, но опасался что-нибудь испортить, поскольку опыта в таких вещах у него не было никакого. Ее лицо ничего определенного ему не говорило, а полагаться на интуицию Дион не отваживался. Ему не нужен был намек или обещание, ему нужна была уверенность, что она чувствует то же самое, что и он.

Они остановились в конце ряда. Дион прислонился к длинной поливальной трубе, вытер со лба пот и оглянулся.

– А там что? За стеной. – Он показал на каменный забор, который шел вдоль всего поля, исчезая позади дома и заводских строений.

– Не знаю, – ответила она быстро.

– Не знаешь?

Она покачала головой.

– Да ладно тебе, скажи. Мне можно. – Он проказливо улыбнулся. – Я не стану выдавать фамильные секреты твоей семьи.

Пенелопа в ответ не улыбнулась.

– Мне запрещено туда ходить.

– Запрещено? Почему?

Она повернулась к нему.

– Хочешь посмотреть, как мы делаем вино?

– Хм, конечно, – проговорил он угрюмо.

– Тогда пошли. – Не ожидая ответа, она пошла назад по тому же ряду, беззаботно помахивая руками. При этом движения ее казались заученными и какими-то слишком совершенными.

Дион посмотрел на забор. Что за территория находится за ним, если вопрос об этом вызвал такую реакцию? Она явно чего-то боится и не хочет ему рассказать, но это только раздразнило его любопытство. Он обязательно спросит ее об этом когда-нибудь, когда узнает ее немного получше, когда она не будет такой напряженной.

– Пошли! – оглянулась она и побежала.

Он бросился за ней. Они бежали, смеясь, довольно долго, почти до самого конца ряда. Дион остановился первым.

– Сдаюсь, – проговорил он, тяжело дыша. Затем наклонился и положил руки на колени. – Ух!

– Пробежек по утрам ты, конечно, не делаешь?

– Но зато хожу пешком в школу и обратно.

– Целых три квартала!

– Почему три? Больше шести.

Пенелопа засмеялась.

– Вот это достижение! Еще один Арнольд Шварценеггер.

Дион выпрямился, пытаясь выровнять дыхание. Он улыбнулся ей в знак того, что принимает шутку, но все же почувствовал себя немного уязвленным. Она, конечно, не хотела его обидеть, ее тон был абсолютно невинным, но Дион тут же дал себе клятву начать ежедневные пробежки и тренировки.

Она посмотрела на него.

– Готов?

Он кивнул.

– Тогда пошли.

Они двинулись вместе по дорожке и через шикарные двери из тонированного стекла вошли в главное здание. Не таким представлял себе Дион винный завод. Он думал, что там от пола до потолка все будет заставлено дубовыми бочками, что там полумрак, что слабый свет исходит только от незачехленных лампочек, свисающих с потолка. Именно такие винные заводы показывали в кино. Но они попали в стерильное белое длинное помещение, в передней части которого располагался небольшой кабинет со стеклянными стенами. Пол был выложен плитками на манер шахматной доски, а вдоль северной стены размещались ряды сияющих емкостей из нержавеющей стали. Рядом с одним из резервуаров лежал свернутый шланг, а в центре пола был устроен дренажный водосток.

Пенелопа кивнула женщине средних лет, сидящей за компьютером.

– Я только покажу моему приятелю, – объяснила она.

Женщина улыбнулась.

– Проходите.

Они вошли в открытую дверь.

– У нас сейчас что-то вроде экскурсии, – сказала Пенелопа и показала на ряд резервуаров. – Здесь происходит брожение. Обычно на винных заводах для этого используют деревянные бочки, но в наши дни это не является таким уж эффективным методом. У нас процесс брожения осуществляется здесь, а потом некоторые сорта для окончательного созревания мы переливаем в деревянные емкости.

– Зачем? – спросил Дион.

– Потому что дерево придает вину привкус. Красное дерево придает легкий, едва уловимый привкус; от дуба эффект получается более крепкий. Процесс брожения и созревания белых и розовых сортов вин проходит полностью здесь. А вот некоторые красные сорта созревают в дубовых бочках.

– Как профессионально ты говоришь, – улыбнулся Дион. – Настоящий эксперт.

– А чего же ты хочешь? Я здесь выросла.

– Догадываюсь. – Он оглядел помещение. – Тебе приходилось здесь работать?

– Не часто. Кое-что я иногда делаю, но они не хотят, чтобы я работала. А я не особенно и стремлюсь.

– А мама когда-нибудь давала тебе попробовать вино? Во Франции его пьют даже маленькие дети. Они употребляют его с любой едой. Сама-то ты пробовала?

– Нет, – кратко ответила Пенелопа. – Я не пью.

Дион этому был рад.

– Пошли, я покажу тебе давильный цех.

Пенелопа провела его вдоль рядов резервуаров и толкнула белую дверь в дальнем конце. Они прошли через другую точно такую же комнату, наполненную большими закрытыми металлическими резервуарами, где Пенелопа поздоровалась с двумя рабочими, а затем вошли в давильный цех.