Как жили византийцы

Аннексией было и подчинение Василием II армянских и грузинских земель на Востоке, и утверждение суверенитета империи на сербских территориях. Завоевательные планы лелеял Мануил I, но ему не хватило сил для их реализации. Никита Хониат пишет, что ромеи роптали, недовольные экспедициями этого императора в Италию, приведшими к растрате огромных средств. Что касается прочих войн империи, то подавляющее их большинство велось в IX-XII вв. с целью возвращения ближайших и недавно потерянных областей или имело исключительно оборонительный характер.
      В связи с этим менялось и значение военной добычи, которая в средние века была немаловажным стимулом наступательных операций. Едва ли мы ошибемся, если сделаем вывод, что последний раз действительно крупные трофеи ромеи взяли при завоевании Болгарии (северовосточной в 971 г. и юго-западной в 1018 г.). Существовавшее некогда правило, согласно которому в казну шла лишь 1/6 добычи, а остальное делилось между участниками похода, плохо соблюдалось даже в Х в., не говоря уж об XI и XII вв. Василий II забрал в пользу казны 1/3 трофеев, захваченных в 1016 г. в Болгарии, а болгарскую царскую сокровищницу в Преспе целиком. Богатые трофеи во время триумфов (торжественных церемоний по случаю побед) столичные жители в XII в. видели все реже и реже. Мануил I еще раздавал деньги горожанам после похода и делал дары церкви (по две номисмы на дом горожанина, а св. Софии сразу два кентинария, т. е. 14400 монет), называя дар "второй номисмой" (он был, видимо, половиной всей доли казны). Во время похода в Италию его воины взяли так много скота, что за один статир (номисму?) продавались десять быков или 130 овец. Но победы в XII столетии вообще были редкостью. Чаще не ромеи, а враги брали добычу, вторгаясь в земли империи.
      Одним из главных видов добычи были пленные (как воины, так и мирные жители). Византийцы специально захватывали с собой в поход веревки и ремни, чтобы вязать пленных. Никифор Уран, разбив войско Самуила на Сперхее в Греции, пригнал в столицу 12 тыс. пленных. Анна Комнин высказывает убеждение, что не покупной или родившийся в неволе, а раб-пленник лучше других рабов умеет повиноваться. Видимо, такой раб, не зная языка, обычаев и нравов господ, имел больше оснований бояться за свою жизнь. Он был новичок в своем рабском состоянии и жил в сплошном враждебном окружении.
      Византийцы нередко уже в Х в. сохраняли жизнь пленным не только для того чтобы превратить их в рабов, но и для того чтобы обменять их на ромеев, попавших в плен. В Малой Азии обмен происходил обычно на реке Ламусе.
      Участь пленных порой зависела от характера василевса. Константин V в 764 г. передал взятых им болгарских пленников для уничтожения в руки членов димов - цирковых партий. Василий II проявлял к пленным в ходе военной кампании необычайную жестокость, стремясь воздействовать на врагов устрашением. Отправив одного пленного араба к его эмиру с вестью о поражении, Василий II приказал отрубить ему руки, уши и нос. Во время завоевательных походов в Болгарию Василий Болгаробойца не брал пленных (за исключением знатных лиц) он предпочитал уничтожать или ослеплять их. После битвы у горы Беласица в 1014 г. он ослепил 14 тыс. воинов Самуила и отправил их обратно, оставив на каждую сотню ослепленных по одному одноглазому поводырю. Во время походов против арабов этот василевс сжигал заживо или душил дымом искавших спасение в пещерах разбитых арабских воинов и мирных жителей.
      Анна Комнин рассказывает о страшном и странном ритуале: византийские воины варили в котлах новорожденных турецких младенцев, отобранных у взятых в плен матерей, и окропляли этой водой правую руку.
      В 1091 г. в конце апреля ромеи с помощью половцев наголову разгромили орду печенегов близ Эноса. Было взято множество пленных - не только воинов, но и женщин и детей. Почти по 30 связанных пленников приходилось на каждого ромея-воина. Ночью византийцы перебили всех пленных, поразив жестокостью своих союзников-половцев, которые в ужасе, не ожидая полагающихся им наград за помощь, бежали на север, к своим кочевьям.
      Жестоко расправлялись ромеи не только с язычниками и мусульманами. Василий II, как сказано выше, избивал и ослеплял христиан-болгар. Константин IX Мономах повелел ослепить 800 русских, захваченных в плен после сражения у Варны в 1043 г. Исаак II после победы над норманнами уморил пленных голодом.
      Расправа с мирным населением вражеской страны была обычным явлением. Алексей I во время похода против иконийского султана сравнял с землей все селения на пути в Иконию. Иногда византийцы переселяли жителей захваченных ими городов и деревень во внутренние районы империи, а на их место водворяли ромейских поселенцев. Часто пленные оказывались далеко от родной земли. Василий II, например, перевел армян во Фракию, под Филиппополь (Пловдив), а болгар - в Армению.
      Враги Византии обращались с ромеями не менее жестоко. Они берегли жизнь и здоровье, как правило, только знатных ромейских пленников, надеясь получить за них высокий выкуп. Обнаружив на поле боя тяжело раненного, но еще живого полководца, печенег старался вылечить пленного. Василевс Феофил будто бы уплатил за нескольких знатных ромеев до 200 кентинариев, т. е. около полутора миллиона номисм. Один из полководцев Алексея I был выкуплен у печенегов за 40 тыс. золотых. Критские арабы, владевшие островом с 20-х годов IX в. до 963 г., считали выгодным не только брать в плен, но и покупать рабов-ромеев для последующего их обмена на своих соотечественников, попавших в плен (из расчета один ромеи за двух пленных арабов).
      В июле 904 г. арабы взяли в плен в разгромленной Фессалонике около 22 тыс. человек. Часть из них они сразу отобрали для обмена и передачи ромеям за выкуп, остальных загнали в трюмы кораблей, отправлявшихся на Крит. Много пленных, особенно детей, умерло в пути. На Крите победители разбили пленных на возрастные группы, поделили и увезли в Сирию на рынки. Отсюда фессалоникийцы в качестве невольников попали даже в Эфиопию.
      Иногда государство само выкупало у врага воинов-пленников, иногда помогало родственникам, но чаще эта забота целиком ложилась на плечи семьи, попадавшей в тяжкую кабалу к ростовщикам. В поэме "Дигенис Акрит" рассказывается о старике, отправившемся в далекую страну пешком, чтобы выкупить сына.
      Довольно часты сообщения источников о случаях беспощадной расправы врагов с пленными ромеями. Девушек, не уступавших врагу, иной раз уничтожали, но обычно даже пираты, боясь, чтобы на рабынь не упала после насилия цена на рынке, щадили их. Некоторые арабские эмиры, не сумев принудить пленных знатных ромеев к переходу в мусульманство, убивали их. (Узнав об этом, ромеи избивали пленных арабов.) Никита Хониат говорит, что "скифы" приводили на свои попойки пленных воинов-ромеев и рубили их на части. Византийский стратиг Михаил Докиан, взятый в плен печенегами, поняв, что у него нет надежды остаться в живых, бросился на хана и убил его случайно подвернувшимся оружием. Печенеги вспороли ему живот. Роберт Гвискар оставлял для выкупа лишь часть пленных ромеев и венецианцев (их союзников), а остальным выкалывал глаза, обрубал носы, руки или ноги.
      Содержали пленных в темницах в невыносимых условиях: в оковах, без света, в сырости, на грубой пище. Иногда даже знатных ромейских воинов арабы долго томили в тюрьме, а потом вооружали и посылали в бой против врагов эмира (но не против Романии).
      Стратиг Иоанн Халд, взятый в плен Самуилом, сохранил верность своему василевсу, просидев в темнице 22 года, до завоевания Болгарии Византией.
      Пленников, принадлежавших к правящим домам, использовали подчас в качестве орудия шантажа. Бывали случаи, когда в плен попадало лицо, неугодное василевсу: тогда враг легко превращал пленника - недавнего врага - в своего горячего и преданного союзника.
      Иногда в литературе встречается утверждение, что благодаря веротерпимости арабов и турок и малым налогам, которые ими устанавливались, бывшие ромеи якобы благоденствовали под властью новых господ. Действительно, арабы и турки нередко предоставляли населению захваченных областей налоговые льготы: в течение нескольких лет они не требовали ничего. Но так обстояло дело до тех пор, пока власть завоевателей не утверждалась достаточно прочно: их меры были рассчитаны на то, чтобы ромеи сохраняли по крайней мере нейтралитет при столкновениях с Византией.
      Причиной относительного благополучия в завоеванных арабами и турками районах правильнее считать прекращение войн, приводившее к нормализации быта.
      Гораздо больше свидетельств иного рода - о массовом разорении подвергшихся нашествиям врагов земель. Города и села Малой Азии приходили в запустение; в покинутых церквах и монастырях бродили дикие звери; зарастали дороги и оросительные каналы.
      Когда Алексей I сознавал, что не сможет отразить очередной набег турок, он предупреждал жителей об их приближении, и потоки беженцев со скарбом устремлялись на запад, стараясь не отстать от отступающего войска, которое порой брало их под защиту - помещало в середину каре, отбивая атаки вражеской конницы.
      Жители-христиане занятых арабами и турками областей оказывались (так же как и евреи) в положении униженных: они должны были носить даже внешние знаки принадлежности к гонимой религии (пояс, черный тюрбан). Церкви и монастыри арабы перестраивали в крепости: монахов и священников при этом нередко уничтожали. Терпимы к иноверцам были отнюдь не все эмиры: время от времени устраивались погромы, когда христиан вырезали целыми семьями.
      Не лучше обстояло дело и в европейских владениях империи, подвергавшихся нападениям иных врагов. Спасаясь от них, сельское население уходило в города и крепости, бросая имущество на произвол судьбы. Вторгшихся в империю норманнов Роберта Гвискара и Боэмунда Анна сравнивает с саранчой и гусеницами, ничего не оставлявшими после себя. Аркадиополь, по словам Никиты Хониата, после войны с "латинянами" "был населен только ветрами". Изредка среди пожарищ тайком пробирался уцелевший местный житель, разыскивая остатки движимого имущества или зарытый клад семейных ценностей. Поредело население и прибрежных районов, подвергавшихся нападениям пиратов и флота врага, многие острова обезлюдели, пришло в упадок рыболовство.
      Источники говорят не только об уничтожении материальных ценностей в пожарах войн, но и о массовом истреблении мирных жителей. При взятии Фессалоники норманнами в 1185 г. у ворот и на улицах лежали груды трупов горожан, перебитых врагом или задавленных в панике.
      Но местное население страдало не только от нашествия неприятелей. Порой огромный ущерб причиняли ему недисциплинированные или оголодавшие воины-соотечественники и наемники. В качестве доказательства редких добродетелей, свойственных ее отцу, Алексею I, Анна приводит приказ василевса вернуть окрестным жителям их имущество, отобранное византийским войском у половцев. Обычно же продвижение в провинциях собственного, ромейского войска мало отличалось от нашествия врага. Воины того же Алексея во время похода против печенегов в Паристрион пасли коней в крестьянских посевах, а фуражиры реквизировали в селах продовольствие. В предвидении длительной осады или даже в ходе нее военачальники изгоняли из крепости всех небоеспособных, а также боеспособных, но не имевших запасов продуктов.
      Весьма редко мирное население добровольно оказывало помощь своей армии. Об одном таком случае рассказывает Анна: крестьяне, видя, что в сражении с ордой печенегов в 1091 г. побеждают ромеи, подвозили им воду. Чаще местные крестьяне предпочитали держаться от воинов подальше. Тяжкие повинности в пользу войска, снабжение его продовольствием и тягловой силой, участие в строительстве оборонительных сооружений, бесконечные неудачи василевсов, обиды, причиняемые воинами, озлобляли жителей. Иногда они помогали врагам, а не ромеям, как, например, горожане Атталии, греки-христиане, давно общавшиеся с турками. Если враг не принимался немедленно за грабеж, население вступало с ним в торговые отношения: жители приморских районов Далмации торговали с воинами Боэмунда.
      В состав империи входили провинции с иноплеменным населением, некогда имевшим свою государственную традицию (болгары, сербы, армяне, грузины и др.), и эти иноплеменники, ненавидя власть византийских завоевателей, особенно часто проявляли сочувствие к их врагам.
      *
      Хоронить трупы павших воинов обязано было мирное население, однако оно оставляло без погребения тела врагов, даже единоверцев, вопреки предписаниям христианской религии.
      Убитых в бою соратников воины-ромеи хоронили чаще всего сами. По приказу Константина V сетями вылавливали трупы утонувших после роковой бури, настигшей флот ромеев у Варны и Анхиала. Над братскими могилами насыпали курганы. Но не всегда ромеи, особенно после поражения и бегства, могли похоронить своих мертвецов, а враги поступали с ними, видимо, так же, как ромеи с погибшими врагами. Примечательно, что византийцы, даже имея возможность похоронить перебитое турками воинство Петра Пустынника близ берега Мраморного моря, не сделали этого ни вскоре, ни впоследствии, и множество человеческих костей лежало здесь долгие годы.
      *
      Поскольку с середины XI в. Византия вела преимущественно оборонительные войны, ее земли были главным театром военных действий со всеми вытекающими отсюда последствиями. Систематические нашествия врагов, передвижения войск, осады, переход поселений из рук в руки исключали в ряде провинций вообще ведение правильного хозяйства: сжигались посевы и деревни, вырубались сады, вытаптывались виноградники и огороды, расхищалось имущество, угонялся скот, попадало в плен, гибло или разбегалось население. Пограничные территории, как и области, до которых доходил враг, порой оказывались не в состоянии не только платить налоги, но и кормить свое поредевшее население. Силы страны постепенно истощались. Массы беженцев, нищих и бездомных, наводняли соседние районы, где быстро росли цены.
      Война оказывала влияние на все стороны жизни Византии. Империя, как и Русь, принимала на себя удары бесчисленных полчищ кочевников и иных народов, обитавших в глубинах Азии. И хотя хищения государственных средств чиновной бюрократией в империи были огромны и хотя создаваемые народом богатства расточались без пользы аристократической частью общества, все-таки основные материальные ресурсы Византийского государства уходили в Х-XII вв. на военные нужды.
      Стратегические концепции, трактовавшие военные действия против врага как крайнюю стратегическую меру, рождала сама действительность. Кекавмен писал, что если сравнить ущерб, причиняемый стране войной, и убытки, которые она терпит, уплачивая дань врагу по мирному договору, то не останется сомнений в том, что военные расходы и убытки в результате военных действий во много раз превышают контрибуции 2. Но и самый мир в международной обстановке того времени стоил империи дороже, чем многим иным странам Европы.
      Вопреки официальной концепции превосходства Византии над другими странами, наиболее дальновидные византийцы с Х в. все чаще выдвигали идею равенства народов как основу добрососедских отношений. Аноним Х в. говорил, что нельзя называть болгар "скифами", или "варварами", что все христианские народы "чада божьи", а мир - непременное условие благополучия и процветания. Он ссылался на пример могущественных некогда персов и мидян, которые "сгинули" именно потому, что "возлюбили войны".
      Правда, в народных эпических произведениях попытки василевсов заключать мир на условиях выплаты врагам высокой дани расцениваются иногда как непростительная слабость. Действительно, вряд ли можно одобрить подобную политику тех императоров, которые прибегали к ней, почти полностью пренебрегая организацией военной обороны. Но в целом, однако, оборонительная позиция империи с середины XI до середины XII в. представляется наиболее реалистичной.
      Анна Комнин, несмотря на то, что ее отец почти все свое долгое царствование провел в походах, стремится всюду как акт политической мудрости подчеркнуть его миролюбие. Она называет безумием предпочтение войны миру. Расхваливает царственная дочь Алексея I и его искусство ведения переговоров, отмечая и хитрость, и выдержку, и вежливость, которые содействовали успеху: василевс не оскорблял склонного к миру врага надменностью. Скилица с возмущением замечает, что многие василевсы сами повинны в тяжких войнах с арабами: разозлив их, они лишили Романию покоя; они не соблюдали условия договора о выплате арабам невысокой дани (11 тыс. номисм) и наживались на бедствиях арабов в голодные годы, нещадно спекулируя продовольствием.
      *
      Редко византийские авторы осуждают василевсов и полководцев за корыстное вероломство в ходе переговоров (оно расценивалось как дипломатическая и военная хитрость), чаще хвалят за это. Скилица одобряет поступок Константина Диогена: он дал болгарскому военачальнику Сермону клятву, что гарантирует ему безопасность, и вероломно во время встречи заколол Сермона, ликвидировав таким образом последний очаг сопротивления в Болгарии. Одобряет этот автор и действия Георгия Маниака, который, пообещав арабам сдать утром крепость Телух и угостив их вином, ночью перебил спящих и отправил носы и уши доверчивых врагов своему василевсу. Анна с восторгом рассказывает, как ее отец ловко переманивал на свою сторону, прельщая дарами, приближенных Роберта Гвискара и Боэмунда. Она пишет и об искусной "победе" отца над половцами: пригласив половецких вождей на переговоры, обласкав их, одарив, устроив им баню и напоив их вином, василевс велел ночью убить всех. Впрочем далеко не справедливы встречающиеся иногда в литературе утверждения, что такого рода приемы борьбы использовались именно византийскими политиками, дипломатами и полководцами: вероломны и коварны были в то время и враги империи.
      Иначе смотрели на дело немногие современники. Никита Хониат считал, что, прибегая к названным методам, василевсы только разжигают у соседей Романии ненависть к ней, и последствия этой ненависти сводят на нет временные успехи, достигнутые с помощью коварства. Этот автор сурово осуждает Алексея III, приказавшего разграбить имущество турецких купцов в Византии в ответ на то, что турки Кай-Хосроя I захватили коней, посланных василевсу в подарок из Антиохии. Кай-Хосрой извинился и готов был возместить ущерб. Необдуманные же действия императора привели к тяжелой войне. Ложные клятвы Алексея III, арест парламентеров врага в ходе переговоров, организация тайных убийств правителей соседних стран - все это, по мнению Хониата недостойное дело ни для человека вообще, ни тем более для василевса. В заключение подчеркнем еще раз, что в историографии, как правило, говорится об огромной роли византийской цивилизации, о ее широком и плодотворном культурном влиянии, но редко отмечается одно не менее важное обстоятельство: Византия на юге, а Древняя Русь на севере стояли как форпосты Европы в борьбе с кочевниками 3. Защищенные с запада океаном а с востока Византией и Русью, страны Западной и Центральной Европы имели, несомненно, лучшие условия для развития. Их войны друг с другом и внутренние феодальные раздоры требовали несравненно меньшей затраты сил, чем отражение непрерывного натиска восточных племен и народов.
      Глава 5
      ВОССТАНИЯ И МЯТЕЖИ
      Переходя к проблеме социальной и политической борьбы в империи, оговоримся с самого начала, что источники зачастую не дают возможности выявить классовые корни того или иного движения. Дело в том, что в антиправительственных выступлениях участвовали одновременно самые разные социальные группировки, каждая из которых преследовала свои собственные цели.
      Особенно трудно определить при этом конкретные цели и требования угнетенных - главной силы всех крупных социальных движений в Византии. Идеи социального протеста народных масс нашли наиболее полное отражение в полуэпических анонимных произведениях, созданных представителями низших слоев населения, - в сборниках пословиц и поговорок, в апокрифах (тайных книгах, излагающих или объясняющих религиозные сюжеты иначе, чем церковь), в громовниках (толковниках естественных явлений и стихийных бедствий), в гадательных книгах. Там четко противопоставляются интересы имущих и неимущих, высказывается мысль о несправедливости установившихся порядков. "Бедным счастье - богатым пагуба", - сказано в громовнике XII в.; "бедные вознесутся богатые смирятся", - говорится с надеждой в одном из апокрифов. Причина всех бед, утверждается в повести о Стефаните и Ихнилате, - корыстолюбие, а высшее благо - независимость. "Нуждающийся ничего не получит у начальников, - сказано там же, - не достигнет высокого поста, как ручеек, высыхающий на пути к морю. Бедняк смело борется с опасностью, но напрасно. Что у богатых одобряется - у бедных порицается. Если бедняк мужествен, его называют наглым, если щедр мотом, если кроток - слабым, если скромен - глупым, если образован - пустым, если молчалив - дураком". Но достаточно стать ему обладателем солидной суммы денег, как он тотчас прослывет и доблестным, и разумным, и сильным.
      Нота протеста частенько проскальзывает в житиях, хотя большинство их подверглось многократной обработке служителями официальной церкви: там нередко с симпатией и уважением говорится об оскорбленных и униженных, осуждается надменность, с какой богачи и вельможи обращаются с простолюдинами.
      С горечью и недоумением о социальной несправедливости писали иногда представители византийской интеллигенции. Поэт XII в. Михаил Глика, приговоренный к казни, говорил:
      Не поколеблись, не хвались, не трусь и не сдавайся,
      Ни перед кем не гни колен и не терпи насмешек...
      ...........................................................................
      .
      Там будет сборище льстецов, толпа тюремных стражей,
      И тех, кто пышно пировал, и паразитов низких,
      Кто в роскоши и в неге жил, кто знал одни забавы,
      Кто без труда провел всю жизнь, без пользы и без цели.
      Там будет суд для всех один, для всех одна оценка.
      Не будет презрен там бедняк, унижен неимущий,
      Там богача не предпочтут, не выслушают первым,
      Ему на пользу не пойдет ни чин, ни сан высокий.
      Там правду не удастся скрыть подарками и лестью,
      Замолкнет там язык молвы, доносы сикофантов,
      Погибнут ложь и клевета, утратят силу козни,
      Где справедливый судия, там приговор неложен.
      Нет пользы в хлопотах отца и в матери заботах,
      И только сила добрых дел тебе спасеньем будет ...
      .....................................................................
      Горевший в пламени богач молил, чтоб каплей влаги
      Ему язык смочил бедняк, лишь пальцем прикоснувшись,
      Такая кара ждет людей хвастливых и надменных,
      Кто о себе высоко мнит, и тех, кто призирает
      Сирот, несчастных, бедняков и пленников, и нищих,
      Смиренных, слабых и рабов, пришельцев и бездомных... 1
      Формы социальной борьбы были весьма разнообразны: ересь, вооруженные восстания угнетенных, народно-освободительные движения подвластных империи иноплеменников, индивидуальный протест, участие трудовых масс в оппозиционной борьбе опальной знати и т. п.
      *
      Наиболее распространенной формой классовой борьбы эксплуатируемых крестьян и горожан была богословская ересь.
      "Божий страх", постоянно внушаемый церковью глубоко религиозному средневековому человеку, предполагал безусловное смирение перед властью, ибо "нет власти - аще не от бога". Ропот, протест, сопротивление трактовались всегда как тяжкий грех. Возникала безвыходная ситуация: тяготы и гнет невыносимы, но бороться против них - значит впасть во грех. Для богатых и сильных такой дилеммы не существовало: они законно используют труд неимущих и богатеют, не совершая греха, если не крадут, не лихоимствуют, не занимаются разбоем. Если все-таки порой не обходится и без этого, то можно добиться прощения у бога, подав нищим, уделив толику бедным, одарив монастырь либо основав новый.
      Но как бедняку улучшить свое положение? И вот тут на помощь приходила ересь. Представлявшийся ранее греховным путь борьбы со светской властью и официальной церковью объявлялся подвигом во славу "истинного бога". Так учили и манихеи, и павликиане, и богомилы, отвергавшие официальную церковь со всеми ее учреждениями, служителями и обрядами и светскую власть с подвластным василевсу аппаратом насилия.
      Сила ереси состояла не в конструктивной программе - ересь не сулила своим приверженцам счастья в этой жизни: она утверждала лишь суровое подвижничество; ее сила заключалась в острой критике существующих социальных порядков. Павликиане, например, доказывали, что весь материальный мир есть творение дьявола (поэтому богородица не могла родить богочеловека, и Христос никак не мог иметь телесной оболочки), лишь мир духовный - мир божий. В самих еретических трактатах обычно не содержится призывов к ниспровержению несправедливого правопорядка (материальное зло неустранимо с помощью материальных средств) - ересь звала к пассивному сопротивлению господам, правителям, иерархам.
      Однако еретики в Византии, как и в странах Западной Европы, брались иногда за оружие, защищаясь от репрессий властей. В IX в. павликиане вели настоящую затяжную войну против императорских войск. Своеобразное государство павликиан с центром в городе Тефрике в Малой Азии (на востоке фемы Армениак) пало только после того, как силы его окончательно истощились в длительной и кровавой борьбе. Вслед за решительной победой правительственных войск в 872 г. началось беспощадное истребление десятков тысяч еретиков, которых рубили, топили, вешали, сжигали, распинали.
      Но ересь не была уничтожена окончательно. В середине Х в. она возродилась - и прежде всего в Северной Сирии. Иоанн I Цимисхий переселил еретиков в Северную Фракию (где уже в VIII в., если не ранее, находилась армянская колония и где широко были распространены и монофиситство, и павликианство), обязав их нести военную службу на границе с болгарами. Однако еретики стали не врагами болгар, а их добрыми соседями. Это способствовало возникновению новой дуалистической ереси (в ее славянской редакции) - болгарского богомильства. Павликиане и богомилы района Филиппополя оказывали влияние на окрестное греческое население. Они имели приверженцев и на юге Фракии, и в Малой Азии, и в самом Константинополе.
      Отказ от труда на господ являлся одной из главных социальных идей богомильства. Ересиарх-богомил Василий, врач по профессии, пользовался авторитетом даже в столице империи. Его 12 помощников (столько же учеников было у Христа) назывались апостолами. Около 1111 г. Василия сожгли на ипподроме, а его учеников, как и вождей филиппопольских еретиков, - сгноили в тюрьмах.
      Известно, что богомилы принимали активное участие в народно-освободительных восстаниях против византийского господства на землях бывшего Болгарского царства. В 1078 г. под руководством павликианина (богомила?) Леки восставшие захватили Сердику (Софию), а ее епископа убили. В 1084 г. богомил Травл, узнав о том, что его родные под Филиппополем пострадали как еретики, организовал из павликиан отряд и присоединился к печенегам. Укрепившись в заброшенной крепости, он совершал дерзкие набеги на окрестности Филиппополя. В битве с ним и его союзниками-печенегами был разгромлен и убит крупнейший полководец империи Григорий Бакуриани.
      В Константинополе время от времени возникала то та, то другая ересь, о социальном составе приверженцев которой чаще всего почти ничего не известно. Рано или поздно ересиархи подвергались репрессиям, как некий Нифонт, произносивший при Иоанне II Комнине в собраниях и на площадях столицы речи против ветхозаветного "еврейского бога". Нифонт был брошен в темницу. Официальные церковнослужители и представители светской власти стремились опорочить личность учителей ереси как носителей порока с самого их рождения, а также доказать, что истоки ереси имеют иноземное происхождение. Анна Комнин, говоря об Иоанне Итале, и ее современник Киннам, рассказывая о некоем Димитрии, подчеркивают, что те долго жили на Западе, где понахватались всяких сомнительных идей, и мудрствуют, доказывая, что один и тот же (Христос) не может одновременно и равняться богу и быть менее его... (В евангелии действительно утверждалось, что сын божий равен богу-отцу, но там же Христу приписывалось высказывание: "Отец мой более меня есть").
      *
      Многие византийские авторы, безусловно осуждая всякие бунты "черни", всегда или почти всегда пишут, что их причиной были непомерный налоговый гнет государства и произвол чиновников, а также стремление властей поскорее расправиться с обиженными и недовольными вместо того, чтобы лаской и демагогией погасить их гнев.
      Все народные восстания в IX-XII вв. проходили под лозунгом снижения налогов. Но если в IX-Х вв. народные массы, выступая с требованием снизить налоги, хотели посадить на трон "доброго царя" (как, например, во время восстания Фомы Славянина в IX в.), то в XI-XII вв., выдвигая то же требование, они мечтали об изгнании имперских властей из своей провинции или города вообще, т. е. об отделении от Византии (или "отпадении", как любили говорить византийцы).
      Особенно ярко это стремление проявилось в городских восстаниях с XI в. Перед городом в этот период возникли перспективы более быстрого развития. Настойчивое желание правительства путем налогов, штрафов, пошлин и монополий изъять в пользу казны как можно больше накоплений и прибылей горожан озлобляло их. Наиболее острым недовольство было в приморских центрах (эмпориях).
      К сожалению неизвестно, как развертывались события в восставших городах: были ли восстания организованы или мятежи вспыхивали стихийно, внезапно, как бурные пожары.
      Импульсивными, разражавшимися внезапно и остро были бунты в Константинополе, сопровождавшиеся погромами, разрушением домов сановников и уничтожением налоговых описей. Не обходилось при этом и без бессмысленной жестокости, на которую толкала возбужденную толпу деклассированная чернь столицы - наиболее активная, рискующая лишь жизнью участница всех восстаний. Именно эта часть столичного населения во время опасных событий в городе легко поддавалась любой демагогии и переходила то на одну сторону, то на другую.