Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Как жили византийцы

ModernLib.Net / История / Литаврин Г. / Как жили византийцы - Чтение (стр. 11)
Автор: Литаврин Г.
Жанр: История

 

 


      Когда же посол был неугоден или неуступчив, к нему сразу или вскоре проявляли открытое пренебрежение, "забывали" о его удобствах, плохо кормили, держали под стражей. Если империя решалась на разрыв с отправившим посольство государем, то посла порою оскорбляли и даже били по щекам.
      Тщательно продумывались детали и при отправке в чужую страну собственных послов. Учитывались ранг посла, титул, пост, вес в обществе; определялись состав посольства, статус спутников посла, их число, ценность даров, вид императорской грамоты к иноземному государю, форма официального приветствия и т. п. Дипломатические дары империи в Х-XI вв. бывали действительно порою дороги. Арабские эмиры высоко ценили их. Но с ослаблением Византии ей все труднее становилось поддерживать миф о величии царства ромеев. Иногда расходы на отправку посольства брал на себя какой-нибудь вельможа-"патриот", как взял их на себя, например, в XII в. эпарх Евфимий Филокали, отправленный послом в Германию. Скромнее обставлялись и приемы иноземцев: подлинных драгоценностей и предметов роскоши, которые должны были лицезреть послы, не хватало, и их все чаще заменяли поддельными (стеклом вместо бриллиантов, позолотой вместо золота).
      С конца Х в., как упоминалось, и особенно в XI в. Византия отказалась от старого принципа не выдавать за правителей иных христианских держав порфирородных родственниц императора. Система брачных связей василевса превратилась в один из рычагов дипломатии. Правда, сначала императоры предпочитали отдавать в жены иноземным повелителям своих дальних родственниц или даже просто знатных девиц, прибегая иногда к сознательному обману и неизменно пытаясь толковать брачный договор с правящим двором чужой страны как свидетельство ее зависимости от империи. Выдав за венецианского дожа сестру эпарха, Василий II полагал (так изображает дело Скилица), что ему удалось "подчинить" венецианцев 5. "Разменной монетой" в дипломатической игре становились также побочные дети василевсов и членов его семьи.
      Однако вплоть до середины XIV в. василевсы упорно отказывались от брачных союзов с иноверцами, в частности - с арабскими эмирами и турецкими султанами. Алексей I отверг предложенный иконийским султаном проект брака между его сыном и Анной Комнин, несмотря на очень выгодные условия и на большую опасность ссоры с Иконием. Анна в связи с этим проектом замечает, что участие в управлении царством мусульман она сочла бы "более злополучным, чем любая нищета".
      Использовала византийская дипломатия и неудачливых родственников соседних государей: династические смуты и распри на родине постоянно забрасывали таких отщепенцев в империю, и она содержала их как всегда готовых ставленников императора на трон чужой страны (этим целям Мануила I служили, например, венгерские королевичи). Арабских эмиров-перебежчиков в империи крестили. Они получали чины, богатых жен, дома в столице. Знатных пленников император - в зависимости от степени выгоды - мог выдать врагам или отдать родичам и друзьям.
      Византийские политики разработали целую систему дипломатических способов давления на нехристианские страны. Одним из наиболее зарекомендовавших себя было распространение христианства. Неофитам настойчиво внушалась мысль о греховности вооруженного выступления против василевса. Не полагаясь, однако, на мирную проповедь, Византия была готова в случае необходимости прибегнуть к силе. Архиепископ Василий писал в XII в., что "варвары" лишь до тех пор не нарушают мира, пока десница василевса держит над ними занесенный скипетр.
      Каждый из "варварских" народов империя стремилась заставить служить своим интересам. Для этого на протяжении значительного времени собирались сведения об этих народах, изучалась их история, быт, нравы, обычаи, материальные ресурсы, организация власти, отношения с соседями. Подозрительность, недоверие к союзникам, чрезмерная осторожность были характерными для византийской дипломатии. Константин IX, например, по нелепому подозрению покарал преданного ему печенежского хана Кегена, и ранее дружественная большая орда печенегов перешла на сторону врагов империи.
      *
      Остановимся кратко на отношениях Византии с различными из окружавших ее народов. В течение IX- XII вв., за исключением лишь отдельных периодов, основное внимание византийской дипломатии было приковано к восточным границам, откуда империи грозила главная опасность. Во второй половине Х в., отразив арабский натиск, Византия перешла здесь к дипломатической борьбе как к основному средству обороны. Используя раздробленность арабского халифата и противоречия между отдельными эмиратами, империя привлекала на свою сторону одних арабов, заставляла их воевать против других. Только с середины XI в., когда на смену арабам явился гораздо, более грозный и сплоченный враг турки-сельджуки, главную роль вновь стали играть не дипломаты, а полководцы.
      Чрезвычайно изменчивыми (то дружественными, то натянутыми) были отношения империи с христианскими княжествами Кавказа. Границы с ними то исчезали, то вновь строго устанавливались; их правители то сами признавали суверенитет василевса, платили ему дань и помогали ему войском, то, напротив, порывали с империей, требовали с нее уплаты дани, поддерживали узурпатора и иных врагов императора. Малейшая ошибка влекла за собой серьезные осложнения. Например, Роман I удостоил дружественного правителя Тарона Крикорика титула магистра с ругой в 20 литр. Прочие зависимые грузинские и армянские князья тотчас сочли себя обделенными. Император не имел возможности наградить всех одинаково, и империи стоило немало труда унять смуту. Кроме того, задачи византийской дипломатии осложнялись постоянными усобицами между грузинскими и армянскими князьями.
      Гораздо более резкими переходами от состояния мира к состоянию войны и наоборот отличались отношения Византии со славянскими народами Балканского полуострова. Болгары дважды, в Х и в XII вв., угрожали лишить империю ее европейских владений. Царь Болгарии Симеон стремился даже к овладению константинопольским престолом.
      В 1018 г. Византии удалось на 170 лет (до 1186 г.) подчинить своему господству почти всех славян на Балканах. Никита Хониат писал, что ненависть болгар к ромеям, как отчее наследие, вечна. Но в пограничных районах складывались особые отношения, отличные от официально-политических. В отдельных случаях грекоязычное население переходило на сторону болгар, а иногда наоборот - славянское - на сторону империи. В конце XII в. славянскому повелителю Просека помогал отражать атаки василевса греческий мастер по изготовлению метательных машин. Полувеком позже один из видных жителей Мелника уговаривал сограждан перейти на сторону императора, поскольку все они "чистые родом ромеи", на которых василевс имеет полное право, - и его уговоры возымели действие 6.
      Большое внимание византийская дипломатия уделяла северному Причерноморью. Хазары, русские, венгры, печенеги, половцы издавна находились в сфере интересов Константинополя, натравливавшего их друг на друга. С Русью, совершившей с 860 по 988 г. пять походов против Византии, постепенно установились особые отношения, зафиксированные в серии специальных договоров. Русские купцы получили исключительные торговые льготы в самом Константинополе. За их правителя (Владимира) была выдана, как упоминалось, первая "порфирородная" царевна. Русь приняла христианство не под военным или политическим давлением. Русско-варяжские наемники в течение почти столетия составляли наиболее боеспособные части византийской армии.
      Что касается стран европейского Запада, то с ними империя наладила постоянные связи гораздо позже, чем с народами Востока, Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы. Исключение составляли Венеция, папство и княжества Италии, с которыми империя, имевшая на Апеннинском полуострове до 1071 г. владения, издавна состояла в тесных отношениях. Однако в непосредственный и постоянный контакт жители коренных греческих земель вступили с представителями европейского Запада лишь с последних десятилетий XI в., когда норманны перенесли из Италии свои военные действия против империи на Балканы, а в византийской армии появилось множество наемных западных рыцарей.
      *
      Итак, ромеи постоянно сталкивались с иноплеменниками: с такими же подданными василевса, как они сами, с врагами и союзниками на поле брани или во время мирных поездок за рубеж. В городах империи, особенно в Константинополе, всегда находилось множество иностранцев: купцов, богомольцев, церковных деятелей, приезжавших по делам к патриарху, монахов, подвизавшихся в греческих или своих монастырях, воздвигнутых в византийских монашеских центрах (в начале XI в. на Афоне, например, был основан русский монастырь, еще ранее, - грузинский и амальфитянский монастыри, а позже - болгарский и сербский), иноземных наемников, служивших в течение краткого или продолжительного срока в войске и расквартированных как в городах, так и в селах, постоянно поселившихся в империи лиц иностранного происхождения, дипломатов и посланцев иностранных государей, проживавших в столице в течение недель или многих месяцев и даже нескольких лет.
      Колонии иноземных купцов в городах Византии, в том числе в Константинополе, возникли, видимо, уже в IX- Х вв. Издавна существовала в Константинополе арабская колония, которая в Х и XI вв. имела свои мечети, с IX в. - грузинская колония, с Х в. - русская. Однако до XI столетия для большинства иноземных торговцев был установлен точный срок их пребывания в столице: один месяц, три месяца, полгода. Лишь с XI в. стали быстро расти, занимая целые городские кварталы с пристанями, постоянные купеческие колонии иностранцев, в особенности итальянцев: венецианцев, генуэзцев, амальфитян, пизанцев. Привилегированные колонии итальянцев практически были совершенно независимыми. Спаянные единством интересов, жившие на чужбине купцы и судовладельцы дружно приходили на помощь друг другу, причиняя нередко прямой ущерб приютившей их стране. Уже к середине XII в. венецианцы имели недвижимое имущество далеко за пределами отведенной им в столице территории. Местные ремесленники и торговцы не раз во второй половине XII в. поднимали восстания, в ходе которых громили итальянские кварталы. Некоторые василевсы пытались ограничить деятельность итальянцев в столице, но делали это крайне непоследовательно. Империя нуждалась в военной помощи итальянского флота, и после погромов императоры выплачивали итальянцам компенсацию. Иноземцы упрочивали свои позиции в империи.
      Сознание своего превосходства над "варварами" и озлобление, испытываемое после неудачных попыток противостоять торгово-промышленной конкуренции, порождали у ромея чувство неприязни не только к "латинянам", но и к таким же православным, как и он сам, грузинам и русским. Их монастыри на Афоне не раз терпели притеснения от монахов окружающих греческих обителей и от местных властей. В связи с этим весьма интересна оброненная Атталиатом фраза: рассказывая о голоде в столице в 70-х годах XI в., историк заметил, что стали умирать во множестве "не только иноземцы", но и горожане-ромеи 7.
      В привилегированном положении находились иностранные наемники, служившие в Константинополе, особенно - в дворцовой гвардии. Они размещались в зданиях дворца, всегда окружали василевса и пользовались его щедротами. Им доверяли и жизнь императора, и проведение наиболее важных акций (например, арест патриарха). В таком положении долго были русские и варяги. При провозглашении нового василевса вельможи и их ставленник испытывали особое беспокойство и страх, если дворцовая гвардия не торопилась его славословить. Узурпаторы более всего опасались верности наемников законному василевсу.
      Кекавмен предупреждал, что наемные воины не должны получать важных титулов и должностей: они обязаны нести службу "за хлеб и одежду", как он говорит, "посматривая на длань императора"; высокая плата и почести могут развратить их, а главное - оскорбить чувства ромеев, охладить их служебное рвение; возвышение иноземцев опасно и для международного престижа империи - на родине наемника будут смеяться над ромеями, вознесшими никчемного человека, не сумевшего ничего добиться у себя дома. Мало того, по мнению Кекавмена, Романия процветала именно потому, что до середины XI в. василевсы не жаловали иноземцев.
      Но этим рекомендациям императоры обычно не следовали ни до, ни после Кекавмена. Они проявляли особую щедрость по отношению к тем знатным иностранцам, которые навсегда поселялись в империи. Эти люди быстро продвигались по службе, становились сановниками, порой командовали основными военными силами государства. При Михаиле III знатный перебежчик, крещеный перс Феофов, настолько возвысился, что больной василевс, боясь за участь наследника, приказал тайно убить Феофова в его собственном доме и похоронить там же. Полутурок-полугрузин Чауш пользовался огромным доверием Алексея I. Блестящую карьеру при этом императоре сделал выходец с Кавказа Григорий Бакуриани - он стал великим доместиком, т. е. первым после василевса полководцем империи.
      *
      Переходя к вопросу об отношении иноплеменников к византийцам, упомянем прежде всего о том, что самим ромеям негреческого происхождения была свойственна дихотомия (раздвоение) этнического чувства. Даже знатные ромеи-иноплеменники сохраняли двуязычие, а порой, сколь ни прочны были их связи с господствующими кругами империи, в случаях опалы или взрыва народно-освободительной, борьбы против Византии на их родине многие из них тотчас "вспоминали" о своем происхождении и бежали туда в надежде на удачу и почетную роль. Весьма примечательно, что упомянутый Григорий Бакуриани, основавший в 1083 г. во Фракии крупный монастырь (Бачковский, или Петрицонский) добился у императора предоставления монастырю статуса "автокефального" (самоуправляющегося) и в написанном самим Григорием уставе запретил монахам-грузинам (а может быть - и православным армянам) допускать в обитель чиновников и монахов-греков. Необходимо это потому, аргументировал свой запрет крупнейший полководец Романии, чтобы греки, "будучи насильниками, болтливыми и жадными, не нанесли какого-либо ущерба монастырю и не оттягали игуменство или под каким-нибудь предлогом не присвоили обитель, что часто случается"...8
      Сталкиваясь преимущественно с византийскими дипломатами и сановниками, иностранные деятели считали хитрость, спесь, льстивость и расчетливость, присущие им, характерными чертами всех жителей империи. "Греци льстивы и до сего дни", - говорится в русской летописи. Никита Хониат, осуждая вероломство, с горечью заметил: "Недаром мы прокляты всеми народами" 9.
      Византийской надменности правители окружающих империю стран противопоставляли свой кодекс чести, основанный прежде всего на военном могуществе. Святослав с презрением говорил послам василевса, что ромеи ремесленники, добывающие хлеб трудом рук своих, а русские - храбрые воины, берущие добычу мечом.
      При иноземных дворах зорко наблюдали за действиями византийских дипломатов, за состоянием на границе империи, собирали о ней сведения. На Руси знали о внутреннем и внешнем положении Византии накануне каждого похода против нее. Изучив нрав и слабости того или иного василевса, иноземцы умели больно уязвить его самолюбие. Во время столкновения Алексея I с венецианцами они глумились над его рыжей бородой и заставляли императора терять голову от гнева накануне битвы. Выводили этого самовлюбленного государя из себя и турки, разыгрывая целые пантомимы, в которых изображали, как передвигается страдающий ревматизмом василевс.
      Вторгшиеся в империю норманнские рыцари кричали перед боем, что ромеям следует сразу же отказаться от сопротивления, так как они с детства обучены держать в руке не меч, а лишь грифель и доску для письма, так как их пороли учителя за нерадение и с тех пор ужас перед плетью остался у них в крови. Завоевав Константинополь в 1204 г., "латиняне" с насмешкой отвергли предложенные им услуги большинства византийских военных, заявив, что те "непригодны" к ратному труду.
      Особенно оскорбительные отзывы о ромеях принадлежат перу Лиутпранда. Целью его приезда в Византию в качестве посла было заключение союза двух империй, предложенного Оттоном I. Поскольку незадолго перед прибытием Лиутпранда Оттон I короновался в качестве императора (962 г.), холодный прием германскому послу на Босфоре был обеспечен. Поэтому Лиутпранд далек от объективности в своих общих заключениях о нравах ромеев. Мы приведем все-таки часть его рассказа, чтобы дать представление о степени предубеждения среди иноземцев по отношению к византийцам.
      Прежде всего епископ Кремонский простоял немало времени под дождем у запертых Золотых ворот города. Ему не позволили ехать верхом до дворца и следовать в торжественном облачении, подобающем его рангу. Помещение Лиутпранду и его 25 спутникам, холодное и неуютное, отвели вдали от дворца, а к дверям приставили стражу. Во дворец посол ходил пешком. Содержание было скудным, обращение грубым. С 20 по 24 июля (968 г.) ему вообще не давали продуктов. В городе все стоило страшно дорого. Лиутпранду едва хватало трех золотых в день на прокормление свиты и четырех стражников-ромеев. За столом на пиру во дворце ему отвели лишь 15-е место. Пир ему показался непристойным, пища - невкусной, запахи - дурными. Никифор II Фока во время застолья громко хвастался своим войском и флотом, оскорблял Оттона I и угрожал ему.
      При торжественном выходе василевса Лиутпранд заметил, что улицы украшены дешевыми щитами и копьями, согнанные простолюдины - в большинстве босы, торжественные одеяния сановников - заношены и явно унаследованы еще от дедов. Вельможи будто бы держались с послом заносчиво, называли его страну бедной овчинной Саксонией, угрожали ей разгромом, хвастали и грубили, а при расставании вдруг стали лицемерно любезны и льстивы, расточая Лиутпранду поцелуи. С раздражением посол добавляет, что в первый свой приезд при Константине VII, 20 лет назад, он без досмотра вывез много дорогих тканей, а теперь у него отняли даже те, которые ему подарил сам император. На взгляд Лиутпранда, недавно цветущий Константинополь стал нищим, вероломным, лукавым, хищным, тщеславным (перечень подобных эпитетов занимает десятки строк).
      Совершенно иную картину рисует через 200 лет арабский путешественник Идриси и купец из Испании Вениамин Тудельский. Вениамин пишет, что Константинополь подобен сказочному городу, его обитатели разодеты в шелка, шитые золотом, и ездят на конях; обильна их земля; страна их богаче всех стран мира. Жители ее образованны и счастливы, а для военных целей они нанимают иноземцев, так как нет у греков мужества и они подобны женщинам.
      С восторгом и удивлением рассказывают о Константинополе и хронисты-крестоносцы, замечая здесь же, что греки исполнены неоправданной гордыни и отличаются вероломством.
      Разумеется, такого рода характеристики крайне пристрастны и не могут быть восприняты без критики. Справедливо, однако, что на рубеже XII-XIII вв. на Западе получило широкое распространение представление о ромеях как о народе слабом, неспособном постоять за себя. В какой-то мере это представление соответствовало действительно быстрому закату могущества империи. Обессиленный непомерным гнетом, обнищавший и отчаявшийся житель Византии испытывал все меньше желания защищать государство василевса, которое оказалось его злейшим врагом. Легенду об исключительных достоинствах ромеев становилось все труднее внушить не только иноземцам, но и самим ромеям.
      Глава 9
      ПРАЗДНИКИ, ЗРЕЛИЩА, РАЗВЛЕЧЕНИЯ
      Праздники в Византии были общенародными и местными, религиозными и политическими, профессиональными и семейными, регулярными и экстраординарными, официально дозволенными и запрещенными.
      Один из наиболее стойких феноменов народной культуры, праздник воспринимался каждым новым поколением как неотъемлемый элемент устоявшегося жизненного распорядка, унаследованного от предков. Наиболее древними, восходящими к античной и эллинистической эпохам, являлись языческие празднества, которые продолжали бытовать в христианском византийском обществе, медленно и трудно сходили со сцены, исчезали и возрождались, маскировались под христианские праздники или под местные обычаи, справлялись тем смелее, чем дальше от крупных центров, высших церковных и светских властей находилась та или иная местность.
      Эти враждебные православию рудименты язычества в среде иноплеменного населения империи имели и древнеэллинское и свое, так сказать, отечественное происхождение. Они явственнее ощущались в тех провинциях, которые позже вошли в состав империи (например, некоторые армянские и грузинские земли, северо-западные районы Балкан) и где более замкнутый образ жизни вело население (например, влахи, албанцы). В основном, однако, в IX-XII вв. оригинальные языческие обычаи и обряды иноплеменных ромеев успели тесно переплестись и слиться с чисто эллинскими, подверглись переосмыслению и даже некой ритуальной "христианизации".
      Знаменательно, что число языческих торжеств и веселий даже увеличивалось с распространением христианства: языческие праздники приютились самозванцами в лоне самой ортодоксальной веры и вместе с нею наследовались неофитами. Поэтому церковь вынуждена была идти не по пути полного искоренения языческих, обычаев, а по пути их адаптации, "обезвреживания" несовместимых с христианством идейных норм и истолкования древних игрищ в качестве обрядов, связанных, например, с циклами крестьянской трудовой деятельности.
      Общенародными языческими праздниками в Византии IX-XII вв. были календы, брумалии и русалии. Календы по-латыни - вообще первое число каждого месяца, но как праздник они отмечались в начале января и стали справляться на востоке Средиземноморья со времени установления римского господства (в конце Х-ХI столетии под именем "коляд" этот праздник вместе с христианством проник и на Русь).
      Сначала календы праздновали с 1 по 5 января, а с утверждением христианства в качестве господствующей официальной религии начало празднования календ было приурочено к важному церковному празднику - рождеству (25 декабря), и календы стали 12-дневными. В конце VII в., на Шестом вселенском соборе, календы предали анафеме, но запрет не возымел действия: их продолжали справлять в народе, а вскоре снова стали отмечать в самом императорском дворце. Правда, василевсы старались все-таки отделить языческое веселье от церковных торжеств и основные развлечения устраивали не в ночь на 26 декабря, как и не в ночь на 1 января (день св. Василия), а только в ночь на 2 января. Да и ряженых, исполнявших строго определенные ритуальные функции, во дворце были единицы.
      Народ праздновал календы, как и римляне, со времен Юлия Цезаря, в ночь на 1 января, хотя новый год в Византии IX-XII вв. начинался не с января, а с 1 сентября. Каждый наряжался как мог, чаще всего мужчины переодевались женщинами, а женщины - мужчинами. Надевали маски. Ряженые бродили от дома к дому с песнями и плясками, стучались в двери, участвовали в пиршестве у незнакомых людей, выпрашивали дары. Немало народу толклось в трактирах и кабаках и заполняло ночные улицы.
      Во дворце в ночь на 2 января устраивались так называемые готские игры, во время которых приглашенные на праздник вельможи, а также члены цирковых партий "голубых" и "зеленых", певцы и музыканты, прославляли василевса и его наследников. Петь подобающие для случая песни были обязаны и сановники. Пение перемежалось плясками ряженых и нескольких "готов", вооруженных мечами и щитами. "Готы" пели особые песни, имевшие когда-то ритуальный характер, но затверженные теперь на столь неузнаваемо испорченной латыни, что смысла их уже никто не понимал.
      Брумалии праздновались незадолго до календ (слово "брума" по-латыни означает "самые короткие дни в году", т. е. время зимнего солнцестояния). Они были преданы анафеме на том же Шестом вселенском соборе, но также безрезультатно. Народ праздновал брумалии и календы почти одинаково. Во дворце же для брумалий был разработан особый ритуал. Сановники плясали в хороводе и пели с горящими свечами в руках. Император одаривал их золотом, а представителей рядового населения столицы - серебром. Вечером устраивалось многолюдное пиршество (как и во время календ), на котором присутствовал василевс, сидевший с семьей за отдельным столом. Роман I Лакапин не допускал празднования брумалий во дворце, но их стали отмечать здесь снова уже при соправителе и преемнике Романа I - Константине VII: этот василевс постановил, что во время брумалий следует раздавать из казны не более 50 литр (3600 золотых).
      Русалии - весенний праздник цветов - устраивались после пасхи, накануне троицы. О том, как этот праздник отмечали в сельской местности, можно составить некоторое представление по судебному решению охридского архиепископа Димитрия Хоматиана (первая треть XIII столетия), вынужденного разбирать дело об убийстве во время русалий. Сельская молодежь устроила танцы, игры, пантомимы и "скакания" - все это полагалось делать, чтобы получить дары зрителей. Пастух в овечьем загоне, у которого молодые люди потребовали сыра, отказался его дать, вспыхнула ссора, пастух был убит. Назначая эпитимьи виновникам случившегося, архиепископ замечает, что русалии, как и брумалии, воистину "бесовские игрища", соблюдаемые как обычай "в этой стороне" (Македонии).
      Однако особенно торжественно все слои византийского общества без исключения отмечали религиозные праздники, официально установленные церковью. К концу Х-началу XI в. твердо определился круг так называемых престольных церковных праздников (рождество, крещение, пасха, троица и т. д.). Широко праздновались по всей империи дни таких почитаемых святых, как св. Георгий (23 апреля) и св. Димитрий (26 октября). Близ Чурула во Фракии, в Куперии, ежегодно справлялся грандиозный праздник в честь св. Георгия. Здесь устраивалась и ярмарка. Василевс с семьей в этот день отправлялся морем в Манганы (монастырь в северо-восточной части столицы) на поклонение мученику. Кроме того, отмечались праздники в честь местных святых, памятные события, связанные с данной местностью, городом, церковью, монастырем и т. п.
      Религиозный праздник требовал от прихожан присутствия на церковной службе в храме, а нередко и участия в торжественной процессии. В престольные и другие праздники (дни св. Димитрия, св. Ильи) совершался выход императора. В соответствии с церемониалом процессия проходила из дворца по украшенным улицам и площадям в св. Софию, где василевс с семьей присутствовал на праздничном богослужении, совершаемом самим патриархом. Иногда процессия направлялась в иной храм, порою - на конях, порою - на судне. После официальных торжеств начинались игры, а за ними шли пиршества. К праздничной трапезе готовились задолго до наступления праздника, запасали продукты, экономили. Простолюдины нередко ограничивали себя перед праздником в течение многих недель. Накануне пасхи такое воздержание было предписано христианам самой церковью: пасха праздновалась после великого поста. Этот праздник в Константинополе отмечался по традиции особенно пышно.
      Помимо церковных праздников, византийцы справляли государственные праздники, ежегодные (например, 11 мая - день основания Константинополя, день рождения императора) и экстраординарные, нерегулярные (коронация василевса, его свадьба, рождение наследника). В такие дни вновь славословили государя, несли дары ему или его детям. Василевс повелевал выдавать народу медные деньги, выставлять на площадях, на специальных длинных столах, даровое угощение, устраивать на ипподроме массовые зрелища. Народ водил на улицах хороводы, пел обрядовые песни и гимны в честь виновника торжества. Во дворце пировала высшая знать.
      Государственным праздником, по крайней мере для жителей столицы и ее окрестностей, становился и день вступления в столицу победившего узурпатора. В город он въезжал на белом коне, в сопровождении пышной свиты, отряда телохранителей, отборного войска. В соответствии с определенным ритуалом, с песнопениями и славословиями его встречали сановники, высшее духовенство, руководители корпораций, толпы народа.
      Поводом к объявлению всенародного праздника могло стать также возвращение василевса в столицу после победоносного похода. Справлялся триумф. С величайшей пышностью, например, обставил свое возвращение после победы над Святославом и присоединения северо-восточной Болгарии Иоанн I Цимисхий. Императорская колесница, влекомая четверкой белоснежных коней, была украшена цветами; собственными руками василевс возложил венок и на своего верхового коня. Но сам государь от Золотых ворот следовал пешком за своей колесницей, в которой лежали одеяния болгарского царя, а на них стояла икона богоматери Влахернской - заступничеству ее император смиренно приписывал свои победы. На Форуме Константина василевс снял с идущего во главе знатных пленников болгарского царя Бориса царский венец и отдал, войдя в св. Софию, в руки патриарха 1. Примерно так же была организована встреча Василия II после окончательного завоевания всей Болгарии.
      Поводом для импровизированного празднества служил также въезд в столицу иноземной принцессы - невесты императора или его наследника. Берту-Ирину, жену Мануила I Комнина, встречали с ликованием на всем протяжении ее пути от берегов Адриатики, где она сошла с корабля, до самого Константинополя. Праздничные встречи на пути и в столице устраивали также мощам известного или новоявленного святого, доставляемым из провинции, из отвоеванных районов, или дарованным василевсу иноземным государем. Так, например, при Константине VII торжественно и празднично встречали раку с рукой Иоанна Предтечи.
      Помимо праздников общих для населения империи или для жителей города, справлялись праздники профессиональные, корпоративные, квартальные. Константинопольские врачи праздновали 27 июня день св. Сампсона - покровителя медиков: они совершали поклонение его останкам в храме св. Мокия, а затем собирались за общим пиршественным столом. Церковный приход совместно отмечал обычно день памяти святого своей церкви, сослуживцы канцелярии - повышение по службе чиновника, корпорация - избрание нового члена. Например, процессия тавулляриев в таком случае, выйдя из церкви, где новый коллега получал благословение, провожала его до кафедры, на которую он избирался, а затем шла пировать к нему на дом. 25 октября, в день памяти святых нотариев, подвыпившие адвокаты всей группой, в масках, ходили по городу.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13