- Где же ты был, сука, когда я, подыхая от тоски и отчаяния, в полном одиночестве бился головой о стену, не видя ни малейшего намека на выход?
      Вот просто из спортивного интереса - что бы он ответил? Но наверняка: "Ах, мы не знали, не видели..."
      Вранье! Все видно, причем достаточно ясно и понятно. Помнится, в период жесточайшей депрессухи, когда я входил куда-либо, то сразу привычно ловил на себе взгляды людей, своей нездоровой заинтересованностью похожие на тот, которым провожают похоронную процессию.
      Ох уж эти люди... Они чувствуют, они все чувствуют, подобно паукам, цепко удерживающим тебя за концы обнаженных нервов, чутко прислушиваясь к колебаниям паутины, сдох ты, или пока еще в силах шевелиться...
      Удача, равно как и неудача, имеет свои особые флюиды, ауру, которую ты распространяешь вокруг себя. Потеряй хоть на миг равновесие, оступись, закачайся над пропастью - этот выброс адреналина не пройдет незамеченным для окружающих. Они тут же отвернутся и распнут тебя на кресте обстоятельств, мгновенно позабыв тебя и номер твоего телефона.
      Но если уж судьба попадает на светлую полосу, эти крысы, эти поганые крысы, только было сбежавшие с тонущего корабля опять спешат вернуться назад, к закромам славы и денег.
      С тобой вновь начинают здороваться, причем иногда даже совершенно незнакомые люди, телефон вновь обрастает бесконечными звонками, ты нужен, ты востребован... Но никогда никому нет никакого дела, что ты прошел ради этой пресловутой востребованности, этакое полное троюродное наплевать...
      Прошла целая жизнь, и во имя чего? Досыта настрелявшись, навоевавшись с целыми полчищем ветряных мельниц, наконец, заработав уйму денег, обретя славу и известность, пусть даже самого мерзавного характера, я вновь ощутил пустоту. Пустоту, которую оказалось нечем, абсолютно нечем заполнить. Мне опять стало омерзительно скучно и обрыдло...
      Первопричина, которую я сумел, смог отыскать для оправдания своего настроения - война... Да, действительно, эта сволочь умеет высасывать до мозга костей, до последнего нерва, но тем не менее она помогла понять многое, но самое главное - сумела отнять веру в собственное бессмертие и безнаказанность совершенного зла.
      Вообще человеку, чтобы отдать концы, требуется до смешного мало - оружием может послужить любая фигня - осколок стекла или даже карандаш. Но на войне понимаешь, что оружие дает исключительное право пьянящей власти над местными кишлаками, которые ты можешь снести одним шальным залпом. В частном случае легко можно столкнуться с ситуацией, когда ты будешь полностью владеть правом казнить или миловать выловленного с оружием духа. И никого нисколько не удивит, если ты выйдешь за рамки раз или два, просто, чтобы убедиться, удастся тебе это или нет. И, если ты это сделаешь, ты обязательно подсознательно будешь стремиться потом расширить пределы своего всевластия, пока не натолкнешься на крепкую стену, границу, установленную самой судьбой, которая одна лишь способна заставить тебя остановиться.
      Вообще, судьба немного похожа на снайперскую винтовку: как только попадаешь на прицел - ты уже не принадлежишь самому себе до конца. В знак предупреждения начинаешь получать мелкие неприятности. Затем, не вняв предупреждениям, натыкаешься на прочную стену, которая дает только один выбор - либо жить в установленных стеной границах, укрывшись от предназначенной судьбой пули, либо преодолеть стену и умереть свободным. Главное - вовремя понять, что ты уже достиг своего дна, познал предел дозволенного господом предела... Некоторые достигают этой черты и не преодолевают ее, или пару раз перешагнув ее и вернувшись, не справляются со страхом за собственную проявленную дерзость.
      Но вот иные переступают эту грань по нескольку раз в день, хмелея от чувства свободы, вседозволенности и постоянной угрозы наказания за проявленную дерзость.
      Иногда мне кажется, что у каждого, любого человека есть свой собственный снайпер, по каким-то своим законам отмеряющий пограничную меру человеческой удачи и наказывающий за жадную попытку откусить от жизни больше, чем можно съесть реально...
      Он ждет, мой снайпер, терпеливо ждет, когда прольется последняя капля из опрокинутой чаши с удачей и везением. Ждет... А дождавшись, хладнокровно берется за винтовку, пялясь на тебя такими мертвыми и безразлично пустыми глазами...
      Но ведь только все это ерунда. Война, братва - какая чушь! Я сам подставил себя и свою любовь. Сам... И нечего выдумывать всякую ерунду.
      В этот момент я принял три решения: первое - сегодня я непременно напьюсь, устроив своего рода поминки по самому себе, второе - разберусь со своим зверем, который до сих пор (Петрович прав!) жрет меня изнутри и третье - завтра я все-таки отсюда уеду. Уеду к чертовой матери и навсегда. Чтобы начать все... О, господи! Сначала.
      И вот я сижу на балконе со стаканом в руке, уставившись невидящим взглядом прямо пред собой. Сгущались сумерки, вечер незаметно обратился в ночь, а черный квадрат балконного окна стал казаться мне проекцией меня самого, всей моей дурацкой жизни.
      Я очень хотел напиться. Как когда-то, до потери пульса и сознания, но - увы! Получалось из рук вон плохо: сделав пару глотков, я застыл в своем черном квадрате, продолжая гонять что-то свое о своем собственном созданном идиотизме...
      Что-то я не рублю в этой жизни, какую-то фишку не просекаю... Но какую, какую?
      "Какую, какую..." - эхом зазвучало у меня в голове. "Такой большой дядька, а до сих пор не сообразил?". От неожиданности я выронил сигарету. Наклонился, попробовал поднять - не вышло. Пальцы не слушались, дрожали, сведенные непроизвольным импульсом страха.
      "Что, пальчики дрожат?" - ехидно спросил голосок. "Я же тебя предупреждал, что она сволочь и предательница, как и все вы, люди."
      Онемевшие губы едва слушаются, но я отвечаю:
      - Ты! Заткнись...
      "А с чего ради? Чем это я не прав?" - продолжает ехидствовать голос. "Сколько раз ты пытался меня убить, а? За что? За то, что я не боюсь говорить, что жизнь - дерьмо? Только за это? Тогда ты просто трус и я зря нянчусь с тобой!".
      - Я... Я не трус! - отвечаю я, но сигарета никак не хочет идти обратно в руки. - Я убил тебя живого, убью и мертвого!
      А голос-то балдеет... Сегодня он на коне, и знает это. Но я тоже знаю, верю, что все-таки он не прав, но как это доказать... Я не знаю. Не знаю! И это убивает больше всего. Неожиданно я умудряюсь подобрать сигарету. Получилось, черт возьми, получилось! Такая мелочь, а радуюсь беспредельно и как-то даже по-детски.
      Но стоп, эмоции в сторону. Что я тут только что молол? "Убивает?" Убивает, убивает... Я лихорадочно затягиваюсь сигаретой, решение где-то тут, рядом, близко...
      Я должен его убить - это факт. Но мой психоз живет во мне и за счет меня. Он существует до тех пор, пока существую я. Следовательно, если... И я содрогнулся. Я понял, до чего я додумался и мне стало страшно.
      Но с другой стороны... Плевать. Какой смысл? Лучше одним ударом покончить со всеми своими напрягами, а в качестве предлога выступит уничтожение этого дерьма, поселившегося в моих мозгах. Я даже улыбаюсь, честно-честно. Ну-ка, дерьмо, что ответишь?
      "Да ничего. Ты трус и не сможешь этого сделать. Был бы смелым, убил бы всех: Соколова, Снегирева, Гошу, Петровича и ее, само собой".
      Ха, убил... Нет уж! Кончились эти игры. Я никого не хочу убивать. Разве что кроме его, моего личного внутричерепного дьявола. "Акела промахнулся..." Я всегда любил Киплинга, но я никогда не любил промахиваться. Дремлющий на моем плече волк должен уснуть. Добровольно и навсегда. Ему незачем больше открывать свой кровавый взгляд - врагов больше нет... Впрочем, и друзей тоже. Один, я остался один, повторяя смысл своей случайно-пьяной татуировки, неожиданно оказавшейся знаком принадлежности и судьбы, только вот взамен не досталось ничего, кроме...
      Мой призрак возник прямо передо мной, хромой и ухмыляющийся. В потасканной военной форме без знаков различия. Я не верил своим глазам - возможно именно так сходят с ума? Возможно... Даже наверняка.
      -Это... Ты?!
      - Я, - насмешливо отвечает он. - А ты думал кто, господь Бог?
      Он ожил, реально ожил, мой дьявол, мой призрак!
      - Время умирать, старина...
      Кто это сказал, он или я? Неважно... Уже неважно. Я вытащил из под кровати изрядно запылившийся наградной пистолет, извлек обойму - там был один-единственный патрон. Хватит, мне вполне хватит для исполнения последнего плана.
      - Может не надо цирка? - проникновенно шепнул мой дьявол, но его полудохлый шепот лишь только придал мне сил. Я знал, если я поддамся, откажусь от своего замысла, это говорящее дерьмо поглотит меня целиком, сожрет без остатка. А если я буду продолжать стоять этаким трусливым истуканом, именно так все и произойдет.
      Да! Точно! Ждать нечего. Я закрыл глаза и вложил холодный ствол пистолета себе в рот. Надо чтобы все было наверняка, чтобы сразу, чтобы затылок вместе с пулей, по стенке... Дрожащий палец лег спусковой крючок... Металл кажется раскаленным и отчего-то влажным. Черт подери... Как это оказывается непросто убить себя. И своего двойника, который уже не ухмыляется, теперь он жалобно просит:
      - Брось! Глупо! Мы сможем выжить!
      Че-го, че-го? Мы? Выжить? А вот хрен! Моя текущая боевая задача - умереть, и именно ее следует придерживаться. Я полностью выдохнул воздух из легких и начал сгибать палец на спуске... Спусковое механизм пистолета преодолевает тугое сопротивление пружины...
      ...Очнулся я от ощущения чего-то теплого и яркого. С трудом разлепил веки: это было солнце, нормальное такое, рассветное солнце, разбудившее меня своими лучами. "Вставайте, граф! Вас ждут великие дела!" Где я это читал? Или слышал? Ничего не помню...
      Прямо под у меня под ногами валялся пистолет. Я поднял его, дернул затвор. Патрон вылетел на пол, покатился куда-то под кресло. Я долго его искал, а еще дольше рассматривал - боек "Макарова" ударил точно по центру капсюля, но выстрел... Его не произошло. Осечка. Но эта осечка навсегда убила мой страх, моего призрака.
      Я медленно поплелся на кухню, за сигаретой и трехлитровым глотком воды. И первое, что там увидел - стихи, как когда-то, криво выцарапанные на столешнице:
      Предельно все - слова, любовь и мысли
      Поступки, действия, вино...
      На кой мне все мои корысти?
      Вот дьявол... И стакана дно.
      М-да... Как паршиво все сложилось!
      Так близко были: губы, нежность...
      Но... Зеркало разбилось.
      Не собрать.
      А впрочем... Если продолжать
      Я буду ждать, надеяться и верить
      Что все вернется... И она...
      Моя... Одна...
      Я тупо таращился на строчки стихов, не вполне понимая откуда они взялись. В голове заверещали три тысячи склочных чертей, но я успокоил их похмельным остатком вина. А заодно тут же, мгновенно изменил свой первоначальный план.
      Ничего не поздно! Я вернусь, я все равно вернусь! В себя, свою жизнь, к моим приключениям и моей Кате. Я ей расскажу, все расскажу, она поверит и поймет, не может не понять, королевы, на то они и королевы, что все понимают...
      Чего ждать? Я мгновенно оделся, вышел на улицу и обалдел: какое было утро! Чудесное, совершенно свежее, новое летнее утро... И почему я никогда раньше не замечал, насколько свеж этот теплый утренний воздух? Эта свежесть пьянила голову почище всякого вина. В голове плыл блаженный туман, я сделал шаг с тротуара, услышал визг тормозов, мгновением позже увидел набегающую на меня глазастую морду "шестерки" и поймал удар радиатором по коленям.
      Машина остановилась. Меня закинуло на капот, я прокатился по гладкому вишневому железу, ударился затылком и упал на асфальт - опять коленями. Смутно слышал, как хлопнула дверь "шестерки", кто-то подошел ко мне. Я попробовал поднять голову, рассмотреть его, но он коротко замахнулся и хлестко врезал мне прямо по лицу, чем-то тяжелым и длинным, чем-то... Глава 19. P.S.
      Как-то одним скучным вечером, дежурный врач травматологического отделения с самой обычной фамилией Сергеев, развлекался тем, что листал журнал с описанием состояния недавно поступившего больного.
      Клиента подобрали на улице: серьезное сотрясение мозга, многочисленные ушибы и глубоко рассеченная бровь. Кто-то со "скорой" сказал, что парня вроде как сбила машина. "Вроде как" - потому что никто ничего толком не видел. Документов у пострадавшего не оказалось, сам он был без сознания, так что его личность установить не удалось. И даже когда он пришел в себя, не ответил ни на один вопрос, отделываясь коротким: "не помню".
      Загадка... А еще загадочней были фразы, которые он произносил, пока находился в бессознательном бреду, его необычная наколка на правом плече и руки, ухоженные аристократические руки. Эх, загадка... Вот бы ее разгадать... Где-то глубоко в докторской душе прятался сыщик.
      Скрипнула дверь служебного входа и доктор Сергеев мгновенно позабыл как дышать. Да и надо ли, дышать-то? Просто увидеть такую девушку - уже счастье. А она вошла к Сергееву в отделение. Поздним вечером. Одна. И почему-то со стороны служебного входа. Абсолютно проигнорировав молодецкую личность дежурного, она решительно направилась по коридору отделения.
      Сергеев остановил ее:
      - Вы куда это, леди?
      Девушка наконец-то заметила его:
      - Скажите, к вам в отделение поступал человек, сбитый на улице машиной?
      Дежурный врач совсем недавно окончил институт, но изо всех сил старался быть солидным, строгим и основательным:
      - К нам постоянно кто-нибудь да поступает. Как его фамилия?
      - У него на плече выколота волчья морда.
      У Сергеева что-то радостно екнуло в желудке. Вот он, ключ к разгадке его загадочного пациента!
      - Как его фамилия? - как смог суровее переспросил он.
      Но девушка ответила вопросом на вопрос:
      - Мне можно к нему пройти?
      Сергеев замялся:
      - Приемные часы, знаете ли...
      Она подошла ближе, топя доктора ласковой синевой глаз:
      - Мне нужно к нему пройти.
      Он попытался что-то возразить:
      - Так я же... С пяти до семи... Вечера...
      Но не выдержал напора этой красоты и сдался:
      - Двенадцатая палата...
      Она кивнула и уверенно пошла по коридору. У доктора сложилось такое впечатление, что она уже заранее знала, и номер палаты, и куда идти.
      Девушка исчезла в двенадцатой, а Сергеев так и остался наедине со своим дурацким журналом. Но уже через двадцать секунд он начал ерзать на месте от все более и более грызущего любопытства. А еще через десять - он уже не выдержал и стал осторожно пробираться к полуоткрытой двери палаты.
      Шаг за шагом, он подкрался к двери и заглянул внутрь. Она сидела на табуретке около больничной койки и что-то тихо говорила пациенту, а тот так же тихо отвечал. Сергеев навострил уши и поймал обрывок разговора:
      - Ох, и дурак же ты...
      - Да, самый настоящий, каких свет не видывал. Но я все-таки нашел тебя.
      Даже в темноте было заметно, как она улыбнулась:
      - Жалеешь?
      - Да, - он тоже улыбался. - Что не нашел тебя раньше.
      - Наверное, раньше бы ничего не получилось.
      - Хм... Наверное...
      Половица под ногой Сергеева предательски скрипнула, они обернулись и сразу увидели его, по-мальчишески прячущегося за дверью.
      - Эй, док! - хрипло окликнул Сергеева пациент. - Иди сюда.
      Врач робко вошел в палату.
      - Как тебя зовут?
      - Вадик... - совсем уж по-детски пискнул Сергеев.
      - Вадик... - повторил пациент, внимательно разглядывая доктора. - Слушай, Вадик, мне нужно выйти отсюда. Поможешь?
      Он не колебался ни секунды:
      - Да. Конечно.
      - Найди мне какую-нибудь одежду. Сможешь?
      - Пять секунд! - доктор почувствовал себя игроком, важным игроком в незнакомой, но очень интересной игре. Он быстро сбегал до кладовки и притащил оттуда чьи-то ветхие шмотки: широченные брюки, майку и тапочки. Соединенными усилиями они напялили на мужчину одежду и проводили на улицу, через служебный выход приемного покоя.
      Прямо у дверей приемного покоя стояла машина. Девушка села за руль, загадочный пациент - рядом. Они обменялись какими-то фразами и прощально помахали Сергееву. Тот тоже было поднял руку, но машина резко взвизгнула колесами по асфальту и стремительно ушла в темноту. Доктор Сергеев достал сигарету, прикурил и скорбно выдохнул в темноту горький дым.
      Приключения! Игра! Игра без конца, цели и остановок... Быть может он зря стал врачом? Он белой завистью завидовал своим случайным знакомым. Эх, вот у них жизнь... Очень интересно, наверное. И весело. Доктор грустно вздохнул, выкинул окурок и сделал шаг к дверям приемника.
      И тут же наткнулся на живот незнакомого здоровяка, незаметно подобравшегося сзади. Здоровяк положил Сергееву на плечо свою тяжеленную ручищу и ласково улыбнулся металлическим оскалом коронок:
      - Здорово, доктор! К тебе тут вроде одного парня привозили? Которого машина сбила, помнишь?
      Сергеев опять вздохнул. Он все помнил. Все.