Глава 1

Канзас, 1868 г.

Элрой Брауэр раздраженно стукнул по столу кружкой с пивом. Переполох в салуне отвлекал его от аппетитной блондинки, сидевшей у него на коленях, а Элрою не часто случалось щупать таких соблазнительных девиц, как Большая Сэл. Чертовски неприятно, что ему то и дело мешают!

Большая Сэл поерзала толстыми ягодицами по коленям Элроя и, нагнувшись, томно шепнула ему на ухо несколько слов, от чего сразу же ощутила эффект, на который рассчитывала.

— Почему бы нам не подняться наверх, дорогой? Там мы будем одни, — промурлыкала она.

Элрой усмехнулся, предвкушая удовольствие. Он собирался остаться с Большой Сэл на всю ночь. Та шлюшка из Рокли, к которой он время от времени наведывался, была стара и костлява. А вот Большая Сэл — совсем другое дело! Он уже возблагодарил небеса за то, что она встретилась ему в Уичито.

Элрой снова прислушался к раздраженному голосу хозяина ранчо. Да и как не прислушаться после того, что он видел всего два дня назад?

Хозяин ранчо недавно ввалился в салун, громко объявив, что его зовут Билл Чапмен, и заказал всем посетителям по кружке пива, что было не слишком широким жестом, поскольку здесь сидело всего семь человек, включая двух салунных девиц. Ранчо Чапмена находилось к северу от города, и он искал людей, готовых вступить в борьбу с индейцами, терроризировавшими эти края. Именно слово «индейцы» и привлекло внимание Элроя, владевшего маленькой фермой в двух милях от городка Рокли. Пока у Элроя не возникало неприятностей с индейцами, но ведь он приехал в Канзас всего два года назад. Жена Элроя умерла через шесть месяцев после их приезда в Канзас, поэтому сейчас на ферме жили только Элрой и молодой работник Питер.

От ферм до ближайших соседей было не менее мили, и Элрой не чувствовал себя в безопасности, что было для него крайне непривычно. Высокий рост — шесть с четвертью футов, — широкие плечи, атлетическое сложение и увесистые кулаки давали ему ощущение уверенности в себе. В свои тридцать два года он был в прекрасной форме.

Но сейчас Элроя тревожили дикари, которые сновали по прериям, желая выжить добропорядочных переселенцев.

Эти дикари не имели понятия о честной игре. От тех историй, что слышал Элрой, даже ему было не по себе. Элрою не давала покоя мысль, что он поселился чертовски близко к так называемой Индейской Территории — огромному пространству бесплодных земель между Канзасом и Техасом. Его ферма находилась всего в тридцати пяти милях от границы Канзаса. Но, черт возьми, это же отличная земля — междуречье Арканзаса и Уолната! Когда война закончилась, Элрой надеялся, что армия удержит индейцев на приписанных им землях.

Но не тут-то было! В самом начале Гражданской войны индейцы вступили в борьбу с поселенцами и не собирались уступать свои земли.

Этим вечером Элрою очень хотелось отдохнуть в объятиях Большой Сэл, но страх заставлял его внимательно прислушиваться к словам Билла Чапмена.

Всего два дня назад, до их с Питером отъезда в Уичито, Элрой заметил небольшой отряд индейцев, пересекавший его участок с западной стороны. До этого ему еще ни разу не приходилось видеть неприятелей, а этот отряд воинов совсем не походил на тех покоренных индейцев, которых он встречал во время поездок на Запад.

Восемь хорошо вооруженных мужчин в оленьих шкурах двигались на юг. Встревоженный Элрой отправился за ними на безопасном расстоянии и оказался неподалеку от их лагеря, расположенного у слияния рек Арканзас и Ниннесках. Вдоль восточного берега Арканзаса стояли десять вигвамов, а рядом обустраивалась еще по крайней мере дюжина дикарей с женщинами и детьми.

Кровь застыла в жилах у Элроя — еще бы, всего в нескольких часах быстрой верховой езды от его дома разбила лагерь банда кайова или команчей! Он предупредил соседей о близости индейского лагеря, зная, что эта новость повергнет их в панику.

Приехав в Уичито, он рассказывал всем встречным об этих индейцах и видел, что многие напуганы. И вот теперь Билл Чапмен призывал уничтожить этих дикарей. Трое мужчин заявили, что поедут с ним и его шестью ковбоями. Один из завсегдатаев салуна сказал, что знает в городе двоих бродяг, которые не откажутся поохотиться на индейцев, и ушел искать их.

Заручившись поддержкой трех энтузиастов и рассчитывая заполучить еще двоих, Билл Чапмен устремил свои голубые глаза на Элроя.

— А ты, дружище? — спросил он. — Ты с нами?

Спихнув с колен Большую Сэл, Элрой подошел к Чапмену.

— А может, лучше армии заниматься этим? — осторожно заметил он.

Чапмен насмешливо ухмыльнулся:

— Армии? Да солдаты похлопают их по плечам и вежливо проводят на Индейскую Территорию! Вот так возмездие! Есть только один способ отучить грязного индейца воровать — убить его. Банда кайова только на прошлой неделе зарезала у меня больше пятнадцати коров и увела дюжину лучших лошадей. В последние годы они слишком часто приносили мне убыток. Хватит, это их последняя вылазка! — Он в упор взглянул на Элроя:

— Так ты с нами?

По спине Элроя пробежал холодок. Пятнадцать коров! С собой он привел только двух быков, а скот, что остался на ферме, индейцы могут вырезать или увести за один день в отсутствие хозяина. А без скота какая жизнь? Если эти кайова наведаются на ферму, ему крышка!

Элрой твердо взглянул на Билла Чапмена карими глазами:

— Два дня назад я видел восемь воинов и проследил за ними. У них лагерь на развилке реки Арканзас, примерно в тридцати милях от моей фермы. Отсюда миль двадцать семь, если ехать вдоль реки.

— Черт побери! Что же ты молчал? — вскричал Чапмен и задумался. — Возможно, это те самые, за которыми мы охотимся. Да, они могли успеть перебраться туда. Эти мерзавцы переезжают с места на место с дьявольской быстротой. Это были кайова?

Элрой пожал плечами.

— Для меня они все одинаковы. Но они не вели на поводу лошадей, — добавил он, — хотя в их лагере я видел табун а голов сорок.

— Ты покажешь мне и моим ковбоям, где их лагерь? — спросил Чапмен. Элрой нахмурился:

— У меня с собой быки, которые должны перетащить плуг на мою ферму. К тому же я без лошади и только задержу вас.

— Я дам тебе лошадь на время, — предложил Чапмен.

— А как же мой плуг?

— Я заплачу, и за ним здесь присмотрят до нашего возвращения. Ты же сможешь вернуться сюда за ним, верно?

— Когда вы едете?

— Завтра на рассвете. Поскачем быстро, и, если индейцы еще там, мы поспеем в их лагерь к середине дня.

Элрой глянул на Большую Сэл и улыбнулся. Раз Чапмен отправляется не сейчас, значит, можно провести ночь с Большой Сэл. Завтра другое дело.

— Согласен, — сказал Элрой Биллу Чапмену.

Глава 2

На следующее утро четырнадцать мужчин скакали во весь опор из Уичито. Девятнадцатилетний Питер очень волновался, узнав о предстоящем приключении. Мужчины были возбуждены: некоторым нравилось убивать, а тут представился отличный шанс.

Элроя не интересовали эти чужие люди, однако они прожили на Западе намного дольше, чем он, и это внушало ему уважение к ним. К тому же их всех объединяло одно — ненависть к индейцам.

Работников Чапмена звали Тэд, Карл и Цинциннати. Три бандита, нанятые им, представились как Лерой Керли, Дэйр Траск и Уэйд Смит. В салуне Уичито к ним присоединились проезжий дантист мистер Смайли и бывший депутат, прибывший в Уичито полгода назад. Третий мужчина из Уичито оказался таким же фермером, как Элрой; вчера вечером он случайно зашел в салун. Двух братьев-бродяг, державших путь в Техас, звали Маленький Джой Коттл и Большой Джой.

К полудню мужчины прибыли в Рокли, надеясь получить там подкрепление, но только зря потеряли время: в городке к ним присоединился лишь Джон, сын Ларса Хэндли. Правда, вскоре они поняли, что торопиться незачем. Большой Джой, ускакавший вперед, встретил их в Рокли и сообщил, что канона все еще стоят лагерем на берегу реки.

В середине дня они добрались до поселения индейцев. Элрой еще никогда не скакал так быстро — зад у него просто отваливался. Лошади тоже еле дышали. Свою лошадь он ни за что не стал бы так гнать.

Деревья и буйная прибрежная растительность служили всадникам надежным укрытием. Подъехав ближе, они стали наблюдать за лагерем, стараясь не слишком шуметь. Впрочем, услышать их не могли: гул реки заглушал все звуки.

Это было мирное поселение. Под огромными деревьями стояли вигвамы. Дети присматривали за лошадьми, а женщины, собравшись в кружок, беседовали.

Неужели это кровожадные дикари, подумал Элрой, а эти дети со временем превратятся в убийц и грабителей? Однако он слышал, что индейские женщины еще более жестоко, чем мужчины, расправляются с пленными. Они увидели только одного воина, но это ничего не значило. Маленький Джой сказал, что остальные, наверное, спят.

— Придется дождаться ночи, когда они все заснут, тогда мы застанем их врасплох, — заметил Тэд. — Индейцы не любят воевать ночью, опасаясь, что дух умершего не сможет отыскать в темноте загробное царство.

— Сдается, что мы и сейчас можем застать их врасплох, — вставил мистер Смайли, — , поскольку воины дрыхнут…

— Как знать? Может, они готовят оружие в вигвамах или пыхтят на своих бабах, — усмехнулся Лерой.

— Значит, у них слишком много баб. Здесь всего десять вигвамов, Керли.

— Вы видите там своих лошадей, мистер Чапмен? — спросил Элрой.

— Трудно сказать — отсюда не рассмотреть.

— Да это кайова! Я сразу их узнаю!

— Нет, Тэд, — возразил Цинциннати. — Ручаюсь, что это команчи.

— С чего ты взял?

— А почему ты вообразил, что это кайова? — отозвался Цинциннати. — Может, я тоже узнаю команчей с первого взгляда!

— Какая разница? — спокойно заметил Карл. — Индейцы и есть индейцы. А раз уж здесь не резервация, то ясно как Божий день, что это непокоренные индейцы.

— Мне нужны те, что напали… — начал Билл Чапмен.

— Конечно, хозяин, но не оставите же вы безнаказанной эту банду, даже если это не те?

— Они могут стать теми в следующем году, — заметил Цинциннати, осматривая свой револьвер.

— О чем, черт возьми, спор? — возмутился Маленький Джой. — Неужели мы целый день натирали в седлах задницы только для того, чтобы теперь повернуть назад, не пристрелив это дерьмо собачье!

— Полегче, парень! Думаю, мистер Чапмен вовсе не это имел в виду. Верно, хозяин?

— Конечно, — ответил тот. — Карл прав: не все ли равно, какая здесь банда. Шлепнем этих дикарей, тогда другие крепко подумают, прежде чем зариться на чужое добро.

— Так чего же мы ждем? — Питер нетерпеливо огляделся.

— Только женщин оставьте, — подал голос Уэйд Смит. — Хочу с ними порезвиться, ясно?

— А то! — хмыкнул Дэйр Траск. — А я-то боялся, что здесь предстоит нудная работенка!

Мужчины направились к лошадям, охваченные возбуждением. Женщины! Они и не подумали о них. Спустя десять минут тишину разорвал треск винтовочных выстрелов. Когда прогремел последний, в живых осталось только четверо индейцев — три женщины и одна девочка. Всех четверых изнасиловали, а потом убили.

На закате тринадцать мужчин скакали назад, потеряв лишь бывшего депутата. Унося его труп с залитой кровью поляны, они решили, что это не слишком большая жертва.

В лагере воцарилась тишина, нарушаемая лишь неумолчным рокотом реки. Некому было оплакать мертвых команчей, которые не имели никакого отношения к банде кайова, совершившей налет на ранчо Билла Чапмена. Некому было оплакать смуглокожую девочку с голубыми глазами, свидетельствовавшими о примеси белой крови. Родные не слышали предсмертных криков девочки — ее мать умерла прежде, чем над ней надругались.

Этой весной девочке исполнилось десять лет.

Глава 3

— Кортни, ты опять сутулишься! Леди не пристало сутулиться. И чему только тебя учили в этих дорогих школах?

Девочка-подросток, взглянув на мачеху, хотела что-то сказать, но промолчала. Зачем спорить? Сара Уайткомб, ныне Сара Хортс, слышит лишь то, что хочет, и ничего больше. К тому же Сара уже отвернулась от Кортни, глядя на ферму, показавшуюся вдали.

Однако Кортни неохотно выпрямилась и стиснула зубы. И как это Саре не надоедает делать ей замечания? Порой перемены в настроении мачехи удивляли Кортни. Правда, девочка научилась молча сносить обиды, уходя в себя. Теперь Кортни Хортс проявляла характер лишь в тех случаях, когда мачеха слишком уж донимала ее.

Она не всегда была непокорной. В детстве мама называла умную, озорную и общительную Кортни маленьким чертенком. Но мама умерла, когда девочке было всего шесть лет.

Следующие девять лет Кортни меняла школу за школой. Отец, охваченный горем, не интересовался проблемами ребенка. Эдвард Хортс позволял дочери жить дома только несколько летних недель. Но даже тогда отец не находил времени на общение с нею. А в годы войны девочка вообще не видела его.

В пятнадцать лет Кортни страдала от чувства ненужности, ибо ее никто не любил. Приветливая и открытая девочка превратилась в замкнутую и настороженную девушку. Чрезмерно ранимая, она не выносила никаких замечаний. Виною тому были отчасти строгие учителя, но основная причина крылась в отчаянном стремлении Кортни вернуть любовь отца.

Врач Эдвард Хортс успешно практиковал в Чикаго и был всецело поглощен работой. Высокий элегантный южанин, он поселился в Чикаго после свадьбы. Кортни считала, что в мире нет такого красивого и преданного своему делу человека. Она боготворила отца и страдала, когда он рассеянно смотрел на нее своими светло-карими глазами.

Война неузнаваемо изменила этого человека, и он кончил тем, что из соображений гуманизма выступил против своей страны. Вернувшись домой в шестьдесят пятом, Эдвард Хортс не возобновил врачебную практику. Запираясь в своем кабинете, он напивался до беспамятства, чтобы забыть о том, чего не смог предотвратить. Финансовые дела Хортс становились все хуже.

Если бы не письмо от доктора Амоса, старого наставника Эдварда, который предлагал ему практику в техасском городке Уэйко, отец Кортни, вероятно, спился бы. Разочарованные южане потянулись на Запад в поисках новой жизни, писал доктор Амос, и Эдвард решил последовать их примеру.

Этот переезд открывал новые горизонты и для Кортни. Теперь ей не придется жить вдали от отца и она сможет доказать ему, как любит его. Кортни надеялась, что там они будут вдвоем.

Но в Миссури отец совершил нечто непостижимое — женился на Саре Уайткомб, которая последние пять лет была их домработницей. Видимо, к этому его побудили разговоры о том, что доктору Хортс неприлично путешествовать с тридцатилетней женщиной.

Эдвард не любил Сару, а та поглядывала на Хайдена Сореля, одного из двоих мужчин, нанятых Эдвардом сопровождать их в опасном пути до Техаса. Сара изменилась сразу же после свадьбы. Прежде добрая к Кортни, теперь она постоянно ворчала, командовала, изводила девушку придирками. Не понимая причин этой перемены, Кортни старалась не попадаться мачехе на глаза, что было нелегко, поскольку они впятером ехали в одном фургоне по канзасским прериям.

Сегодня утром, выехав из Уичито, они следовали вдоль берега реки Арканзас, а сейчас свернули в глубь долины, надеясь найти место для ночлега. Когда они вступят на двухсотмильное пространство Индейской Территории, им уже не придется спать под крышей.

Индейская Территория! Одно это название пугало Кортни. Но Хайден Сорель и второй парень, по имени Даллас, утверждали, что им не о чем беспокоиться, пока у них есть скот, которым можно откупиться от индейцев. Джесси Чизхольм, чероки-полукровка, проложил сравнительно ровную дорогу между Сан-Антонио, Техасом и Уичито. Чизхольм перевозил по ней товары в шестьдесят шестом, и с тех пор поселенцы пользовались этим маршрутом, пересекая прерии. Люди окрестили этот путь «Тропой Чизхольма». Первое техасское стадо коров переправили по этой дороге до Абилина.

В этом году скот через Канзас перегонял скототорговец из Иллинойса Джозеф Маккой; его перевозили также по Тихоокеанской железной дороге Канзаса, западная ветка которой наконец достигла Абилина. Городок стоял на реке Смоки-Хилл, окруженный хорошими пастбищными землями, а неподалеку располагался Форт-Райли, обеспечивающий гражданам безопасность. Благодаря этому «Тропа Чизхольма» была весьма удобна для перевозки скота на Восток.

Железная дорога преобразила Абилин. Еще год назад в городке насчитывалось не более дюжины деревянных построек. Теперь он невероятно разросся; многочисленные салуны и притоны были всегда открыты для ковбоев, привозивших сюда скот.

В Абилине железная дорога кончалась, так что семейству Хортс предстояло расстаться с относительным комфортом. Они купили в городе продуктовый фургон, чтобы перевезти в нем кое-какой домашний скарб. То, что фургон уже раз проезжал по Индейской Территории и остался цел, почему-то не слишком успокаивало.

Кортни с удовольствием поехала бы в Техас объездным путем. Вообще-то именно так и предполагалось сначала — добраться до Техаса с восточной границы. Но Сара хотела навестить родителей в Канзас-Сити перед тем, как поселиться в Техасе. Эдвард, услышав об этой безопасной ковбойской тропе и узнав, что она проходит через Уэйко, куда они направлялись, решил изменить маршрут. Находясь в Канзасе, они сэкономили бы много времени, поехав прямо на Юг. Но, помимо всего прочего, Эдварду не хотелось видеть разрушения, которые наделала на Юге война.

Даллас поехал вперед, к той ферме, которую они видели вдали, и, вернувшись, сообщил, что им разрешили провести ночь в сарае.

— Это нам подойдет, доктор Хортс, — сказал Даллас. — Зачем отклоняться от нашего пути и заезжать в Рокли, это лишняя миля. Да и городишко-то самый жалкий. А так мы уже утром сможем вернуться к реке.

Эдвард кивнул, и Даллас поскакал рядом с фургоном. Кортни не нравился этот парень, как, впрочем, и его дружок Хайден, который по-прежнему заигрывал с Сарой. Двадцатитрехлетнего Далласа Сара не интересовала, но он посматривал на Кортни.

Внимание этого красивого парня, несомненно, польстило бы Кортни, если бы она не заметила, как жадно он смотрит на каждую встречную женщину. Она оказалась достаточно благоразумна, чтобы не потерять голову от впервые проявленного к ней интереса мужчины. Несмотря на отсутствие опыта, Кортни поняла, что сейчас она единственная девушка, подходящая Далласу по возрасту.

Кортни сознавала свою непривлекательность. Конечно, у нее красивые волосы и глаза, да и лицо выглядело бы куда лучше, если бы не такие круглые щеки. Но мужчины обычно не замечали ее. Взглянув на ее полную фигуру, они теряли к ней интерес.

Ненавидя свою внешность, Кортни, однако, не отказывала себе в еде, черпая в ней своего рода успокоение. Несколько лет назад она не думала о своей внешности. Слыша, как дети обзывают ее толстухой, она еще больше налегала на еду. Решив наконец заняться собой, Кортни сбросила лишний вес и теперь уже была не толстой, а пухленькой.

Женившись, отец внезапно изменился к Кортни, подолгу разговаривал с ней, пока они тащились в фургоне по бесконечным дорогам. Впрочем, едва ли его брак имел к этому какое-то отношение. Скорее всего то было вынужденное общение. Но все же в Кортни зародилась надежда, что, может быть, отец снова полюбит ее, как при жизни мамы.

Эдвард остановился перед большим сараем. Кортни провела всю жизнь в Чикаго и теперь удивлялась тому, как можно жить на таких затерянных в глуши фермах. В городе ее не тяготило одиночество, ибо она знала, что рядом люди. А такое уединение казалось опасным: ведь где-то поблизости по диким прериям бродили индейцы.

Фермер, здоровенный детина, не меньше двухсот пятидесяти фунтов, кареглазый и румяный, сказал, улыбаясь, Эдварду, что в сарае хватит места и для фургона. Когда они вкатили его туда, он помог Кортни спрыгнуть.

— А ты милашка, — сказал он, — но тебе надо немного поправиться, а то просто тростинка какая-то.

Кортни покрылась пятнами и потупилась, моля Бога, чтобы Сара не слышала этих слов. Он что, ненормальный? Да она два года боролась с лишним весом, а он говорит, что она худая!

Пока она пыталась справиться со смущением, Даллас шепнул ей:

— Он крупный мужчина и любит крупных женщин, дорогая, так что не обижайся! Через годик-другой ты избавишься от детской пухлости и станешь самой хорошенькой девушкой во всем северном Техасе.

По выражению лица Кортни Далласу следовало понять, как раздосадовал ее этот комплимент. Девушка пылала от обиды и унижения. Да разве можно выслушивать такое от этих гадких мужчин! Выскочив во двор, Кортни спряталась за сарай и стала смотреть на равнинные земли, уходящие вдаль на многие мили. Ее золотисто-карие глаза блестели от слез.

Слишком толстая, слишком худая — и почему только люди так жестоки? Какие противоположные мнения! Может, мужчины вообще никогда не говорят правду? Кортни не знала, что и думать.

Глава 4

Элрой Брауэр излучал радушие. С тех пор, как он построил этот дом, в нем еще не бывало столько гостей. Вчера он совсем не работал на ферме, но это его не смущало. Он так и не съездил в Уичито за своим плугом, проснувшись в тяжелом похмелье. Но и это его не волновало. Мужчине полезно изредка напиваться! К тому же и компания была недурна — позапрошлой ночью Билл Чапмен со всей ватагой завалился ночевать к нему в, сарай. Они отметили победу изрядным количеством виски. Не хватало только двух Джоев — перестреляв индейцев, братья сразу поскакали на юг.

А вчера приехал доктор со своими дамами и ковбоями. Подумать только, за его столом ужинали леди! А что это настоящие леди, Эдвард понял сразу по их дорогим дорожным костюмам и светским манерам. Ну и конечно, по их нежной белой коже. Молоденькую он даже ввел в краску.

Элрой был бы счастлив, если бы они остались у него на несколько дней. Плуг подождет. Чапмен заплатил за его хранение, а также за быков. Элрой может забрать их, когда ему вздумается. Но доктор заявил, что они уезжают сегодня утром. На рассвете он ушел охотиться, сказав, что принесет дичь к столу Элроя, и не стал слушать никаких возражений. Да ладно, пусть себе постреляет! Милейший человек этот доктор, такой обходительный! Заметив на шее у Элроя три вертикальные царапины, он дал ему какую-то мазь.

Услышав про царапины, Элрой занервничал. Нет, ему не было стыдно признаться, откуда они у него, но при дамах не говорят про секс и про то, что случилось в лагере. Однако доктор не спросил о происхождении этих царапин, и Элрой промолчал.

Но до чего же волнующей была месть! К тому же теперь Элроя не тревожило близкое соседство с индейцами. Черт, как легко они с ними покончили! И изнасиловали женщин. И чего он раньше их так боялся? Увидев, что маленькая дикарка, оцарапавшая его, не чистокровная индианка, он колебался не более секунды. Ее глаза смотрели на него с такой ненавистью! Но Элрой все равно изнасиловал ее: все эти убийства слишком возбудили его, и он не мог не сделать этого. Он даже не понял, что она умерла раньше, чем все закончилось. Элрой не испытывал ни малейшего раскаяния, но чувствовал смутное раздражение оттого, что никак не мог забыть эти глаза.

Решив, что леди, должно быть, уже встали и оделись, Элрой направился в сарай пригласить их к завтраку. Доктор с Далласом скоро должны были вернуться с охоты. Сорель брился у колодца и, видимо, рассказывал очередную байку Питеру. Элрой опасался, что Питер не задержится у него: он уже говорил, что хочет податься в седьмую конницу — сражаться с индейцами. Фермер надеялся, что он повременит хотя бы до сбора урожая.

В двадцати ярдах от бревенчатого дома Элроя начиналось кукурузное поле. Высокие стебли слегка покачивались. Если бы Элрой по пути к сараю заметил это, то решил бы, что в поле прячется зверь, ибо стоял полный штиль. Но он не заметил этого, занятый своими мыслями. Как только уедет семейство Хортс, думал он, придется вернуться в Уичито за плугом.

Кортни встала полчаса назад и ждала, пока Сара закончит утренний туалет. Хорошенькая Сара каждое утро тратила на это уйму времени, ибо хотела нравиться. Она тщательно укладывала волосы и мазала кожу лосьоном от солнечных ожогов. Все это задерживало путешественников. Хорошо, если они успеют добраться в Уэйко до зимы! Сара упросила Эдварда заехать к ее родителям в Канзас-Сити только потому, что хотела похвастаться мужем-доктором. Пусть все в родном городе видят, как хорошо она устроилась в жизни.

Фермер для приличия громко покашлял у входа в сарай, а затем приоткрыл дверь.

— Бекон готов, леди, а яйца нужно взбить, так что милости прошу завтракать в дом.

— Вы очень добры, мистер Брауэр, — улыбнулась Сара. — Мой муж еще не вернулся?

— Нет, мэм, но думаю, он не задержится. В это время года здесь полно дичи.

Фермер ушел, и Кортни услышала, как он возится возле двери. Девушка удивленно покачала головой. Какой странный человек!

Вдруг дверь с треском распахнулась, и Элрой Брауэр повалился на пол, ухватившись за бедро, из которого торчала стрела. Что с ним?

— Господи Иисусе, значит, их было больше! — простонал Элрой, поднимаясь на ноги и обламывая древко стрелы.

— Что случилось, мистер Брауэр? — спросила Сара, подбежав к фермеру. Элрой опять застонал.

— На нас напали индейцы! — Сара и Кортни онемели, уставившись на него. Элрой прохрипел:

— Туда! — И указал на большой ящик для продуктов. — Я вырыл там яму для моей жены — на всякий случай. Она была крупной женщиной, так что вы обе там поместитесь. Залезайте и не высовывайтесь, даже если станет тихо. Я должен вернуться в дом за винтовкой.

С этими словами он вышел из сарая. Сара и Кортни не верили своим ушам. Да нет, не может быть!

Тут раздался винтовочный выстрел, за ним еще один. Сара испугалась.

— Полезай сюда, Кортни! — закричала она, подбегая к ящику.

— О Боже, это невозможно! Ведь все шло так хорошо!

Подойдя к низкому ящику, Кортни залезла в него вслед за Сарой. Под ним в земле оказалась яма глубиной в два с половиной фута. Два человека на корточках вполне помещались там.

— Закрывай крышку! — прошипела Сара, серые глаза которой бегали от страха. — Нам нечего бояться — эти безмозглые дикари нас не найдут. Они даже не заглянут сюда. Они…

Не успела Сара договорить, как до них донесся душераздирающий крик. За ним последовали другие крики и стоны, становившиеся все громче. Наконец кто-то взвыл от боли возле самой двери сарая. Кортни, преодолев оцепенение, плотно задвинула крышку, и они оказались в кромешной тьме.

— Сара! Сара!

Поняв, что Сара потеряла сознание, Кортни заплакала, чувствуя пугающее одиночество. Ее ждала смерть, но она не хотела этого. Кортни знала, что умрет позорной смертью, будет кричать и молить о пощаде, но все равно умрет. Индейцы не пощадят ее.

— Господи, если мне суждено умереть, дай мне сил не стонать! Помоги мне молча перенести все мучения!

Эдвард Хортс, услышав первый выстрел, помчался к ферме, Даллас поскакал следом за ним.

Но увидев издали, что происходит, молодой человек развернул лошадь и ускакал прочь: он не был героем.

Эдвард этого даже не заметил — сейчас он думал только о дочери и о том, как ее спасти. Подъехав к ферме сбоку, он увидел четырех индейцев, окруживших трупы Питера и Хайдена Сореля. Эдвард выстрелил, но промахнулся. В следующую секунду в его плечо вонзилась стрела. Она прилетела со стороны входа в сарай, и он выстрелил в том же направлении.

Это был его последний выстрел. Еще две стрелы попали в цель, и он, упав с лошади, больше не двигался.

Восемь воинов-команчей закончили дело, ради которого приехали. Следы тринадцати лошадей привели их на эту ферму. Они видели, что отсюда ускакали одиннадцать всадников. Значит, двое остались здесь. Один из этих двоих был уже мертв. Здоровенный фермер — пока нет.

Он был только ранен. Путь к дому ему отрезали так же, как и путь в сарай. Четыре индейских воина пытали его, остальные обыскивали дом и сарай.

В сарай вошли двое. Один забрался в фургон и принялся вышвыривать оттуда вещи. Другой оглядывал помещение в поисках тайников. Его глаза внимательно обследовали каждый уголок сарая.

— Лицо воина было бесстрастным, но душа его надрывалась от горя. Вчера он приехал в лагерь команчей и увидел все, что сделали белые. Он вернулся к своим после трехлетнего отсутствия, но не успел спасти мать и сестру. Месть никогда не искупит их страданий", но приглушит его боль.

Заметив отпечатки пальцев на пыльной крышке, он медленно подошел к ящику для продуктов, сжимая в руке короткий, остро заточенный клинок, которым сдирал шкуры с убитых животных.

Кортни не слышала, как индейцы вошли в сарай. Ее сердце стучало так сильно, что заглушало другие звуки.

Крышка ящика открылась, и Кортни не успела даже вскрикнуть, когда индеец схватил ее за волосы. Кортни зажмурилась, поняв, что сейчас ей перережут горло. Индеец дернул ее голову назад, приставив к шее нож. Еще одну секунду, Боже, всего одну…

Она не открывала глаз. Команчи хотел, чтобы она смотрела на него, когда он будет убивать ее. Другая женщина лежала в яме без сознания, но эта дрожала от страха. Однако она так и не взглянула на него! Он намотал ее волосы на кулак? зная, что это причинит ей боль, но она лишь крепче зажмурила глаза.

Только теперь, разглядев девушку, он понял, что она не здешняя. На ней была красивая дорогая одежда. Кожа слишком белая для жены или дочери фермера, едва тронутая загаром. Волосы как мягкий шелк струились под его пальцами. Присмотревшись внимательнее, он понял, что ей от силы четырнадцать, а может, и меньше.

Воин медленно перевел взгляд с ее лица на фургон, из которого Кривой Палец выбросил множество платьев, и отпустил волосы девушки.

Насмерть перепуганная, Кортни открыла глаза. Прошло столько времени, а лезвие так и не коснулось ее горла. Когда он отпустил ее, она, посмотрев на индейца, чуть не хлопнулась в обморок. Никогда еще она не видела ничего страшнее, чем индеец.

Его длинные волосы, черные как смоль, были заплетены в две косы. Голая грудь раскрашена красными полосами, разноцветный рисунок делил лицо на четыре части, скрывая его черты. Но более всего Кортни поразили глаза, в упор смотревшие на нее: они не выражали угрозы.