Желание джентльмеена

      Тиммз вскочил на ноги и поклонился.
      – Спасибо за бренди, ваша светлость, и до свидания.
      Маркус нетерпеливо ждал, когда за гостем закроется дверь.
      Если забота о «дорогой женушке» герцога отвадит Тиммза от этого дома, тем лучше. Этот человек – как терьер: уж если вцепится во что-то зубами, то не выпустит. Может, с точки зрения интересов банка это хорошо, но Маркусу не нравилось, что его вечно подгоняют и расспрашивают, почему он до сих пор не вычислил преступника. Как будто он виноват, что банковские купюры так легко подделать!
      Что же касается его так называемой жены… Интересно, чем она занималась с утра? Ее дочь все утро каталась на перилах вместе с Селией, и, похоже, сестренка решила как следует наиграться в последнее лето своего уходящего детства. Наблюдая за ними, Маркус немного вспомнил те далекие времена, когда Селия была совсем крошкой и он мог носить ее на плечах. Давно уже в Эксетер-Хаусе не звенел детский смех. Конечно, иногда девчонка расходилась чересчур, но теперь его это раздражало уже меньше, чем прежде. Один раз Молли даже улыбнулась ему, и он против воли улыбнулся в ответ.
      Но ее матери он не видел. Розалинда отправилась наносить визиты, значит, Ханна сейчас одна. Селия и ребенок резвились в саду – через открытое окно было слышно, как они визжат и смеются. Вероятно, «герцогиня» бродит по комнатам в полном одиночестве.
      Маркус вышел из кабинета и направился в гостиную, но там было пусто. Он нахмурился. Может, Ханна пошла в музыкальный зал? Но умеет ли она музицировать?
      Однако и в музыкальном зале ее не оказалось. Тогда, может, в библиотеке: Розалинда как-то проговорилась, что Ханна любит читать, а книг в доме герцога было великое множество.
      На лестнице Маркус встретил Альберта Редли: он держал под руку простенькую толстушку, с которой о чем-то взволнованно перешептывался. Маркус отошел в сторону, освобождая им путь. Интересно, что Редли забыл у него в доме?
      Когда парочка его заметила, джентльмен в немом ужасе зажал ладонью рот, а полная дама тут же подскочила к герцогу:
      – Ах, ваша светлость, ваша супруга – сама доброта! Такой щедрой и участливой леди я еще не встречала! Вот спасибо! – Она схватила его руку с явным намерением поцеловать.
      К счастью, Маркус успел вовремя отдернуть руку.
      – Вам спасибо, – холодно ответил он. – Вы, я так полагаю, леди Редли?
      Женщина кивнула, она так и лучилась от радости.
      – Чудесная ваша супруга, одно слово, чудесная! Какой же вы счастливец, да и мы тоже, и я просто обязана сказать…
      – Констанция! – Редли сгреб супругу в охапку. – Думаю, у его светлости есть дела поважнее, чем выслушивать нас с тобой. Позвольте откланяться, ваша светлость.
      Он потащил жену вниз по лестнице.
      Маркус долго смотрел им вслед, затем стал подниматься по лестнице. Ханну он застал в библиотеке: она сидела перед чайным столиком, накрытым на троих. Когда герцог вошел, она подняла голову и наградила его такой подобострастной улыбкой, что он сразу понял: она явно боится расплаты. Но за что?
      – Добрый день. Не желаете ли чаю?
      – Нет, спасибо. – Маркус прикрыл дверь, прислонился к ней спиной и молча уставился на Ханну, однако уже через минуту сунул руки в карманы и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.
      – Я только что встретил Редли и его жену – они приходили к вам с визитом. Ну и как прошла ваша встреча?
      – Чудесно. – Ханна надкусила булочку и слизнула с уголка губ крошку. В это время Маркус случайно взглянул в окно и увидел, что супруги Редли садятся в карету, стоящую в конце улицы.
      – Они меня поблагодарили, – рассеянно пробормотал он. – Можно сказать, осыпали благодарностями. Вы не находите это странным? Интересно, что их на это подвигло? Во время нашей последней встречи Редли был откровенно недоволен мной, а сегодня его жена чуть не бросилась ко мне в объятия. С чего бы это?
      – Играть на деньги грешно и аморально, – чопорно заявила Ханна. – К тому же жестоко отнимать у человека дом только потому, что случайно ему выпала «тройка», а не «десятка».
      – Альберту Редли пятьдесят лет. Вы вполовину младше, а потворствуете его порокам.
      – Думаю, долг истинного христианина – дать другому христианину шанс исправиться. Он скорее извлечет урок из прощения, а не тогда, когда его оставят без гроша за душой.
      – Вот, значит, как? – Маркус отвернулся от окна. Редли уехали, и ему хотелось послушать, как она будет оправдываться. – А вы знаете, сколько он понаделал долгов?
      Ханна негромко прищелкнула языком.
      – Я знаю одно: он совершил ошибку.
      – Ошибку?.. Ну да, если считать ошибкой беспробудное пьянство и привычку ставить на кон все, включая собственный дом.
      – Ну, а как тогда вы это назовете? И потом, разве вы сами никогда не ошибались?
      – Я никогда не рисковал тем, что мне дорого, и уж тем более не доверял самое дорогое капризным картам. По мне, это не ошибка, а самая настоящая глупость.
      Ханна неожиданно вскочила.
      – Если он глуп, зачем же вы играли с ним? Это значит, что вы воспользовались ошибками человека, которому спиртное затуманило рассудок.
      – Воспользовался? – Маркус шагнул к Ханне, с удовольствием отмечая, что ее христианский апломб постепенно сходит на нет при его приближении. – А может, это Редли воспользовался остальными игроками, делая безумные ставки? Зачем это ему понадобилось? Он хотел обобрать других, а вы его защищаете.
      – Вы отняли у этого человека закладную на дом. – Ханна вскинула подбородок.
      – Да, и что? Вы знаете, сколько стоит эта бумага?
      – Нет. – В ее синих глазах сверкнул вызов.
      Мягко ступая, Маркус приблизился к ней. Боже, кто бы мог подумать, что вдове священника так к лицу шелк с кружевами? Когда он подошел совсем близко, Ханна вдруг отстранилась и начала расхаживать по комнате.
      – Послушайте, какое это имеет значение! Я объяснила ему, что играть в карты грешно, и простила долг.
      – Что? – Маркус застыл, словно громом пораженный. – Да как вы смеете распоряжаться тем, что вам не принадлежит?
      Ханна стремительно повернулась к герцогу:
      – Но я же ваша жена, стало быть, мы одно целое. В Библии говорится: «Они уже не двое, но одна плоть». В качестве половинки целого я решила простить Редли долг.
      «Они уже не двое, но одна плоть»… Эх, зря она процитировала этот отрывок. Маркуса уже несколько дней кряду мучили мысли о подобном слиянии.
      Ханна стояла, заведя руки назад и опершись о стол, падавшие сбоку солнечные лучи окутывали ее мягким светом. При виде этой сладостной картины Маркус задержал дыхание.
      Когда он приблизился к Ханне на расстояние фута, она против его ожидания не отступила и держалась спокойно.
      – Двадцать тысяч фунтов, – холодно сказал Маркус. – Редли проиграл двадцать тысяч фунтов. Что ему стоило остановиться после пяти, десяти, семнадцати тысяч? Мне не нужна его закладная, но он сам поставил ее на кон и проиграл.
      – После чего вы собирались ее продать! – Ханна гневно взглянула на него.
      Герцог склонил голову набок, с наслаждением глядя на ее взволнованное лицо.
      – А что мне еще делать с чужой собственностью? – Он смутно припомнил, что велел. Адамсу передать закладную юристам.
      – В этом доме живет его мать! – Ханна брезгливо отодвинулась. – А его дети? Куда им деваться, если вы лишите их крова?
      Герцог пожал плечами.
      – К родственникам, которые относятся к деньгам бережнее, чем Редли, И вообще, мне-то какое дело до его отпрысков? Впрочем, раз вы их простили, теперь уже ничего не попишешь.
      Ханна подозрительно уставилась на него.
      – А в чем дело?
      Теперь она уже не казалась столь самоуверенной.
      – Ни в чем. – Герцог оперся рукой о стол. – Вот только непонятно, как вы возместите мне урон?
      Ханна вспыхнула.
      – Кажется, вы не нуждаетесь в деньгах…
      Маркус усмехнулся.
      – Что вы говорите! И как же вы пришли к такому выводу? В конце концов, – он осторожно прикоснулся ладонью к ее плечу, – как вы сами изволили заметить, в последнее время я много денег трачу на наряды для одной дамы.
      Герцог провел пальцем по вырезу ее платья и, даже не прикасаясь к коже, почувствовал, как колотится ее пульс.
      – Так как вы намерены возмещать мне убытки – двадцать тысяч фунтов не шутка…
      Ханна побледнела. Похоже, она слишком поспешила, решив проучить герцога. Двадцать тысяч… Ей и за две жизни столько не заработать!
      – У меня нет таких денег, – пробормотала она, надеясь, что герцог шутит.
      – Думаете, вы сумеете отвертеться? – Маркус продолжал наступать на нее. – Вы хотели поучить меня и растолковать, что играть на деньги – страшный грех. Прекрасно, впредь я буду иметь это в виду. А теперь пора вам научиться держать обещания.
      – Я ничего вам не обещала! – еле слышно прошептала она.
      – Зато обещали Редли, и теперь я не смогу получить с него долг. Что, если я собирался выплачивать жалованье слугам именно из этих денег, теперь буду вынужден часть слуг рассчитать? И вы, конечно, не думали, что теперь нам весь год придется питаться одним супом, потому что вы простили закоренелому моту и пьянице этот долг?
      Ханна закусила губу. Неужели герцог так стеснен в средствах? Ну нет, вряд ли. В любом случае бедной леди Редли и ее детишкам деньги нужнее.
      Ханна заставила себя встряхнуться. Что это с ней – уж не гипноз ли? Герцог Эксетер побирается с сумой? Какая чушь! Розалинда покупает все, что захочет, и если уж герцог захочет сэкономить, ему нужно скромнее вести хозяйство. Разумеется, его взбесил ее поступок, который, как она теперь понимала, действительно нарушил их негласный договор. Но разве она могла поступить иначе?
      – Что вам от меня нужно? – Оказавшись зажатой между столом и герцогом, Ханна все больше отклонялась назад; еще чуть-чуть, и она может просто рухнуть на стол. – Хотите, я буду драить полы? А еще я умею готовить, стирать и шить.
      Герцог вскинул брови.
      – Ваши таланты не могут не восхищать, но для всего этого у меня есть слуги. Для вас я, пожалуй, придумаю нечто другое, чем пока никто не занимается.
      Ханна удивленно взглянула на герцога. Чем, интересно, она сможет возместить его потерю? Ее голова явно плохо соображала, когда герцог нависал над ней подобным образом, и в его темных глазах светилось обещание того, о чем Ханна не могла помыслить без дрожи.
      – Не пойму, о чем вы: по-моему, у вас каждым делом не меньше трех слуг занимаются. – Она старалась держаться уверенно, но, похоже, у нее это не очень-то получалось.
      Герцог неожиданно улыбнулся.
      – Ну что вы, за некоторые обязанности не берется никто… – Он скользнул взглядом по ее губам. – Возможно, исполнив их, вы возместите убыток.
      Ханна попыталась собрать последние капли рассудка. Она совсем растерялась, когда его лицо осветилось улыбкой, и ей захотелось улыбнуться в ответ, хотя она догадывалась, чего он хочет. Нет, это недопустимо, и она должна во что бы то ни стало положить этому конец! Вот только должна же она сначала узнать…
      – И что же вы имеете в виду?
      Герцог придвинулся ближе, и теперь его руки переместились к ее талии; при этом Ханна с ужасом почувствовала, что теряет равновесие. Во время танца герцог тоже ее обнимал, но тогда они находились в людном месте и изображали счастливую супружескую чету, тогда как теперь…
      Ей казалось, темный взгляд его глаз пронизывает ее насквозь. Ханна видела, как дрожит жилка у него на горле: похоже, сердце у герцога колотилось так же сильно, как у нее. У Ханны душа ушла в пятки. Боже, что же ей делать! Сейчас один поцелуй может изменить все, а значит, этого никак нельзя допустить!
      Подыскивая слова, Ханна нервно облизнула губы.
      Герцог добродушно усмехнулся.
      – Например, это. – Он пригладил выбившуюся на лоб прядку. – И это.
      Когда он провел рукой по щеке Ханны, ей вдруг захотелось, чтобы он ее поцеловал. Она не знала, откуда взялось это желание, ведь поцелуй не сулил ей ничего, кроме неприятностей, но она ждала этого, как ребенок ждет рождественский пудинг, страшась пошевелиться лишний раз и трепеща от ожидания чуда.
      Рука герцога скользнула по ее подбородку, и Ханна прикрыла глаза. Как же глупо чувствовать влечение к совершенно постороннему мужчине! Он ей не муж и никогда им не станет. Еще он содержит дом в образцовом порядке и всегда готов поселить там новую любовницу, а совсем недавно готов был лишить крова леди Редли и ее семейство. Он холоден как лед. Ее он тоже использует в своих корыстных интересах – заставляет обманывать своих родных и даже незнакомых людей.
      – Двадцать тысяч фунтов за поцелуй? – Почувствовав, легкое прикосновение его губ, Ханна приоткрыла глаза.
      – Одна тысяча.
      Здравый смысл на время покинул Ханну. Зачем она это ляпнула? Из-за этого грубого вопроса герцог опять превратился в бесчувственного сухаря; а ведь он, когда захочет, может быть очень нежным… Нежным? Ханну потрясло эго неожиданное открытие. Теперь ее влекло к нему куда больше, чем она осмеливалась признать.
      – Простите, – прошептала она, и герцог, словно опомнившись, выпрямился, снял руки со стола и отступил назад.
      – Ничего, все в порядке. – Только сейчас Ханна поняла, насколько ласковым был его голос совсем недавно. Она вскинула голову: должно быть, герцог неверно истолковал ее извинение. Маркус поправил манжеты и осторожно покосился на нее.
      – Что ж, попробуем придумать более щадящий способ оплаты.
      – Я спросила, сколько стоит поцелуй… – это было так глупо! Простите… – Ханна опустила голову.
      Герцог подошел к небольшому шкафчику и достал из него бокал и бутылку виски.
      – По-моему, на этот раз я должен просить прощения. – Он налил чуть больше половины бокала. – В конце-то концов, за все приходится платить, верно?
      Теперь его ухмылка совсем не была похожа на очаровательную улыбку, оживлявшую лицо герцога совсем недавно.
      Ханна чувствовала себя прескверно, но что она могла сказать? «Не изволите ли вести себя, как вели до того, как я все испортила своей неуместной болтовней?»
      Герцог поднял бокал, и на солнце сверкнуло кольцо-печатка. Потом он отвернулся к окну и больше не произнес ни слова.
      Постояв немного в нерешительности, Ханна направилась к выходу. У двери она обернулась: герцога окутывал ореол солнечного света, в котором различима была лишь высокая, одинокая фигура.
      Итак, одиночество – это его удел на всю оставшуюся жизнь. Маркус поглядел на улицу и пригубил прохладное виски. И с чего ему взбрело в голову – флиртовать с вдовой священника? Он даже полез к ней целоваться. Разумеется, теперь Ханна всегда будет относиться к нему недоверчиво и с опаской. Возможно, она симпатизирует Редли и ненавидит Сюзанну, но сам герцог в ее глазах – ледышка и чудовище. Вот только… Почему это должно его трогать?
      Он потряс головой, пытаясь прогнать соблазнительную картину: она лежит, смежив веки и приоткрыв губы, всем своим видом давая понять, что ждет поцелуя. Только не его поцелуя.
      Интересно, любила ли она Дэвида? Брат обманул ее, оставил без гроша, но женщины – загадочные создания и часто любят тех, кто их недостоин. Впрочем, Ханна лучше многих, по крайней мере, так ему казалось до недавних пор. По мнению Маркуса, было крайне неразумно прощать долг в двадцать тысяч фунтов, да и за Дэвида она выскочила замуж впопыхах – ведь они были знакомы всего три недели. Тем не менее, вряд ли ею руководила жадность: жадная женщина не стала бы отказываться от предложенных денег. Теперь Маркус почти жалел, что она не любит деньги: иначе бы он просто предложил ей двадцать тысяч фунтов за ночь любви…
      Герцог вздохнул и взял с подноса опустевший бокал. Как это он успел набраться виски еще до чая? Неужели он все больше становится похож на Дэвида? Чувствуя, что ему надо поскорее избавиться от этого наваждения, поставил бокал обратно на поднос и отправился на поиски секретаря.

Глава 13

      То, что случилось между ней и герцогом, не шло у Ханны из головы весь день. Дело даже не в том, что герцог хотел ее поцеловать – она сама этого страстно желала. Но вот вопрос: почему ее к нему так влечет? Наверное, потому, что они вынуждены жить рядом и изображать несуществующую близость. Ханна неустанно твердила себе, что никакая она герцогу не жена, и лишь оттого что она играла таковую, в ее голову невольно закрадывались разные фантазии. В конце концов, Ханна уже успела вкусить супружеское счастье и знала, какое это наслаждение – заниматься любовью.
      Последнего она была лишена уже несколько месяцев и стосковалась по мужским ласкам. Вот почему ей захотелось, чтобы герцог ее поцеловал. И все же Ханне вовсе не улыбалось выступать в роли похотливой вдовушки; как женщине, ей не могло не льстить то, что ею восхищаются, но и о морали тоже не следовало забывать.
      Хорошо все-таки, что она вовремя остановилась, ибо промедли она еще чуть-чуть, и было бы поздно. Но и теперь ее положение было совсем незавидным: виновник ее переживаний остаток дня не показывался, и, как ни странно, от этого совесть грызла Ханну еще сильнее.
      Все ее мысли вертелись вокруг герцога: где-то он сейчас и что он думает? Может, ее поступок расстроил его больше, чем он смеет показать? И что, если он на нее сердится? Или ему все равно? Ханна сама не знала, почему это се расстраивает. Если кто и имел право сердиться, так это она: ведь он чуть было не… Она заерзала на стуле. Честно сказать Хана уже несколько дней ждала, когда герцог ее поцелует, и теперь нескоро забудет эту попытку.
      Она вновь и вновь прокручивала недавнее событие в своем сознании, пытаясь разложить все по полочкам. Интересно, неужели герцог рассердился, когда она его остановила? Он наверняка привык, что женщины сами падают к нему в объятия; следовательно, ее отказ ранил его гордость. Что ж, в таком случае Ханне нечего стыдиться!
      А может, пострадала не только его гордость? При этой мысли душа Ханны ушла в пятки. Нет, она обязательно должна поговорить с ним и извиниться. Она заинтересована в продолжении этого маскарада, может быть, даже более, чем сам герцог, и, значит, должна все уладить.
      Ханна отложила книгу и поднялась. Молли и Селия пускали воздушных змеев в саду, и она, помахав им рукой, вошла в дом, при этом таинственным образом возникший откуда-то лакей распахнул перед ней дверь, и Ханна поморщилась. Как же быстро привыкаешь к подобному обхождению!
      Направляясь к кабинету герцога, Ханна почувствовала, что ладони у нее стали липкими от пота. Только бы он не рассердился, как в прошлый раз, когда она заявилась к нему без спросу! Тогда все пойдет наперекосяк. А может, герцог и не думает переживать и просто злится, что Ханна не задрала перед ним юбки там же, на столе. В таком случае она выставит себя полной дурой.
      Остановившись перед дверью, Ханна сжала пальцы в кулаки и замерла в нерешительности. Наконец, напомнив себе, что совесть ее чиста и лучше сразу все выяснить, нежели ломать голову, она постучалась.
      Дверь тут же отворилась, и Адамс, сжимавший в руках стопку бумаг, согнулся в низком поклоне. Ханна нервно улыбнулась: юноша боялся допустить промах, и она прекрасно понимала его смятение.
      – Добрый день, мистер Адамс, как поживаете?
      – Прекрасно, мадам. – Он переложил бумаги поудобнее.
      – Могу я быть вам чем-то полезен? – Он покраснел. – То есть чем я могу вам помочь?
      Губы Ханны дрогнули.
      – У меня все в порядке, спасибо.
      Адамс неловко поклонился, и несколько писем упали на пол, но он этого не заметил.
      – Я ищу… – Ханна запнулась: странно как-то называть герцога мужем, хотя они и притворяются счастливой парой, но и по имени звать тоже не годится, – …герцога, – твердо закончила она.
      – Может, у него найдется для меня свободная минутка?
      Адамс стоял перед ней в растерянности, переминаясь с ноги на ногу.
      – Нет, мадам. То есть в настоящий момент его нет дома, по крайней мере, мне так кажется.
      – Ах вот как… – смущенно протянула Ханна. Неожиданная отсрочка ее почему-то не радовала.
      – Думаю, вечером его тоже не будет, – предположил Адамс. – Он велел мне закончить работу и идти домой.
      – Тогда ясно. – Ханна подавила вздох. Значит, ужинать герцог собирается вне дома. Неужели он ее избегает? Или… Что, если он отправился к той, которая не станет возражать против поцелуев? Хотя ей-то какое дело, ведь у нее нет на герцога никаких прав.
      Она тут же отогнала грустные мысли.
      – Спасибо. Что ж, поговорю с ним позже.
      Адамс робко улыбнулся и снова поклонился, в результате чего на пол упали еще два письма. На сей раз он это заметил и смертельно побледнел.
      Ханна сжалилась и, присев на корточки, стала собирать разлетевшиеся бумаги. " Случайно скользнув по одной из них взглядом, Ханна обмерла.
      – Это же закладная на Редли-Холл! – Она вопросительно посмотрела на Адамса.
      Секретарь кивнул:
      – Да, мадам. Его светлость велели мне передать эту бумагу лорду Редли, и я как раз намеревался ее отослать, как и приказали его светлость, с вашими наилучшими пожеланиями, мадам.
      Ханна изумленно взглянула на него.
      – Спасибо, мистер Адамс.
      Юноша отвесил еще два поклона и поспешно ретировался, а Ханна еще долго смотрела ему вслед. Затем она направилась обратно на террасу.
      Итак, герцог все же возвращает Редли закладную, да еще с ее наилучшими пожеланиями! Такого она уж точно не ожидала после недавней сцены.
      Внезапно Ханна замедлила шаг. Неужели герцог думает, что она готова расплатиться…
      – Мамочка! Змей! – Молли схватила ее за руку и тащила в сторону сада. – Погляди, мамочка, мой змей застрял в дереве! – Щечки Молли раскраснелись от волнения; она с надеждой взирала на Ханну. – Пожалуйста, достань его, мамочка!
      Ханна взяла Молли за руку.
      – Я постараюсь. А Селия разве не смогла?
      – Селия не умеет лазить по деревьям, как ты. Помоги нам, пожалуйста.
      Ханна рассмеялась и направилась в сад, к дереву, под которым стояла Селия, беспомощно глазея на застрявшего змея. Ладно, о закладной она обязательно расспросит герцога попозже. А заодно извинится и пообещает в будущем быть осмотрительнее, особенно если дело касается чужих людей. О том, как ей вести себя с герцогом после случившегося, Ханна старалась не думать.

* * *

      Возможность поговорить с герцогом у нее появилась только поздно вечером; несмотря на поздний час, Ханна так и не смогла уснуть и, запахнув халат, стала расхаживать по комнате, косясь на дверь, ведущую в герцогские апартаменты. Герцог предупреждал, чтобы Ханна стучала, если ей вдруг понадобится зайти к нему, но… на самом деле нужно ли ей это?
      Прождав несколько часов, она услышала, как в смежной комнате кто-то ходит. Ну наконец-то! Потом послышался приглушенный голос герцога – вероятно, он отдавал приказы Телману.
      Припав ухом к двери, Ханна услышала, как кто-то отворил и тихонько прикрыл другую дверь, после чего все стихло. «Чем быстрее я это сделаю, тем быстрее успокоюсь», – решила она и, набрав в грудь побольше воздуха, постучалась.
      Ответа не последовало. Скорее всего, герцог уже ушел в свою спальню.
      Ханна еще раз легонько стукнула в дверь, затем нерешительно приоткрыла ее, рассчитывая увериться, что герцог уже отправился на покой, и с чистой совестью лечь спать. То, что она увидела, заставило ее похолодеть.
      Герцог сидел за большим столом, на котором: возвышалась целая гора денег. Рядом с бокалом, в котором плескалась жидкость янтарного цвета, лежала открытая тонкая книга.
      При виде Ханны герцог отложил ручку и изумленно вскинул брови.
      – Добрый вечер. – Она по привычке облизнула губы. В таком виде герцога она еще не видела: из одежды на нем были лишь рубашка и брюки, поверх которых он накинул шелковый халат. – Вы позволите поговорить с вами?
      С минуту герцог безмолвствовал, потом кивнул и, поднявшись, молча ждал, что она скажет.
      Ханна перешагнула порог и торопливо произнесла заранее заготовленную речь:
      – Я хочу извиниться за сегодняшнее поведение. Тому, что я натворила, нет прощения. Мне очень жаль. Клянусь, этого больше не повторится.
      Она замолчала.
      Герцог еще немного помолчал, словно ожидая продолжения, затем окинул Ханну насмешливым взглядом. И тут ее словно прорвало:
      . – В свое оправдание я могу сказать лишь то, что меня тронуло горе леди Редли. Я тоже чуть не лишилась крова, а когда она рассказала о своих детях, то… – Ханна беспомощно всплеснула руками. – Я не удержалась. Конечно, я не имела права прощать этот долг. Обещаю больше не посягать на ваше имущество и не присваивать себе ваши полномочия.
      – А, опять эти Редли… – брезгливо протянул герцог.
      – О, я хочу выразить искреннюю благодарность за то, что вы все же сжалились и вернули им закладную, – поспешно произнесла Ханна и ее щеки покрылись румянцем.
      Кажется, герцог решил, что она просит прощения за поцелуй, точнее, за то, что поцелуя не состоялось? Не зная, то ли смеяться, то ли плакать, Ханна в конце концов решила ретироваться к себе в комнату и ждала только удобного предлога.
      Тем временем Маркус отвел взгляд и вздохнул. Вряд ли ему стоило смотреть на Ханну, когда на ней такой роскошный фиолетовый халат из шелка и кружева, а на плечи ниспадает каскад черных кудрей. Ему меньше всего хотелось созерцать ее в ночной рубашке и халате – ведь остаток дня он занимался тем, что представлял ее без одежды. И никак не мог отогнать назойливые фантазии. Обычно женщины сами льнули к нему, но сегодня он был не властен над своими мыслями. Ему рисовалась сцена в библиотеке, и он мечтал, что когда-нибудь все же поцелует Ханну, а может, и затащит в постель. Плохо было не то, что ему этого хотелось, а совсем другое; он отчетливо понимал, что дальнейшее развитие отношений невозможно. И вот теперь она пришла сама и толкует ему о Редли.
      – Я принимаю ваши извинения, – сказал он наконец, – и давайте закроем эту тему. Тем не менее, вы не должны забывать, что мужчина должен отвечать за свои поступки, а не прятаться за спину супруги.
      – Да, разумеется, – согласилась Ханна, стоя перед ним и почему-то никак не желая уходить.
      – Что-то еще? – Герцог отвернулся, не выдержав взгляда бездонных синих глаз.
      – Да. Я хотела спросить, почему вы велели мистеру Адамсу вернуть Редли закладную с моими наилучшими пожеланиями.
      Черт бы подрал растяпу Адамса! Пора бы парню научиться держать язык за зубами.
      Маркус немного выждал, потом бросил на Ханну бесстрастный взгляд.
      – Я вернул Редли закладную, ибо вы простили ему долг. Поскольку вы моя супруга, я обязан выполнять данные вами обещания, и если бы не сдержал данного вами слова, нанес бы вам этим тяжкое оскорбление.
      У Ханны словно гора с плеч упала. Она-то думала, что ее отчитают по первое число или хотя бы напомнят, что она нарушила договор, однако герцог простил долг в двадцать тысяч фунтов, так как не хотел унизить ее, хотя она ему, по сути, никто.
      – Спасибо, – негромко сказала Ханна.
      Герцог не сводил с нее глаз.
      – Не стоит благодарности.
      Конечно, когда она впервые сообщила, что простила Редли долги, герцог не мог не прийти в ярость, подумала Ханна, но теперь все изменилось: он даже смотрел на нее как-то иначе. Когда она вошла, он ждал извинений за несостоявшийся поцелуй: значит, ни о чем другом и не думал с тех пор, как она шагнула в его гардеробную, смежную со спальней.
      – Я не хотела вам мешать, – робко сказала Ханна, покосившись на стол. Интересно, что он делает с этими деньгами? Пересчитывает посреди ночи? А может, так поступают все богачи? – Просто я решила выпить чашечку чаю и нечаянно по дороге…
      Герцог вздернул бровь и взглянул на колокольчик.
      – Нет-нет, не стоит звонить: я сама заварю чай.
      Герцог поднял вторую бровь, но этот жест выражал скорее удивление, нежели неодобрение.
      – Как пожелаете.
      Ханна снова робко улыбнулась.
      – Не желаете ли составить мне компанию?
      Он даже не пошевелился. Ханна уже слышала произнесенное холодным голосом жесткое «нет»…
      Ханна покачала головой: этот проницательный взгляд сковывал движения. И тут герцог неожиданно улыбнулся в ответ:
      – Если вы не сочтете, что я нарушаю ваше уединение, то с удовольствием.

Глава 14

      Они молча спустились по лестнице. «Пожалуй, не стоило принимать ее приглашение», – думал Маркус. Он и так играл с огнем, и его хваленое самообладание того и гляди могло дать трещину.
      Каждая встреча с Ханной приводила его в непонятное замешательство. Маркус не понимал, почему его так тянет к самозваной «герцогине», почему он не одернет ее и не поставит на место. Пожалуй, Ханна – единственная женщина в Лондоне, которая мечтает поскорее сбежать от него и никогда больше его не видеть, а он, как дурак, думает только о ней. Пожалуй, Дэвид бы со смеху лопнул, узнай он, чём обернулась его затея.
      Маркус осторожно взглянул на Ханну. Поразительно, она не заполняла паузы бессмысленным щебетом, как делали все женщины, которых он знал. Он не терпел женскую трескотню, но молчание угнетало его еще больше. Ему казалось, что Ханна знает, о чем он сейчас думает: она молчит именно потому, что прислушивается к ходу его мыслей.
      В этот миг Ханна вскинула на него глаза; их взгляды встретились, и она потупилась. Маркус тоже поспешно отвел взгляд. Сердце его бешено колотилось; ну почему она ведет себя так странно: убежала от него, поднимаясь по лестнице особняка Трокмортонов, когда ему так хотелось ее поцеловать; остановила его в библиотеке, когда он мечтал заняться с ней любовью…
      «Перестань», – велел он себе. В конце-то концов, обязанность герцога быть человеком разумным, ответственным и хладнокровным. Он просто не может позволить себе увиваться за какой-то бабой.
      Войдя на кухню, герцог отошел в сторону и, прикрыв глаза, наблюдал, как Ханна развела огонь и повесила над ним котелок. Она орудовала уверенно, словно бывала тут не впервые, тогда как Розалинда ни за что не спустилась бы на кухню в полночь ради того, чтобы заварить чай. Сюзанна и ей подобные дамы, наверное, вообще не знают, где находится кухня. Ханна же, напротив, была в своей стихии и держалась столь же непринужденно, как и на балу у Трокмортонов.