Торнли-корт, Чорлтон. Четверг, 23 декабря.

      Проснулся я рано, с тяжелой головой – то ли от отравления потином, то ли от поездки в машине с открытыми окнами в середине зимы. Единственным способом вернуться в нормальное состояние была физическая нагрузка. Выбравшись из-под одеяла, я натянул спортивный костюм и тихонько выскользнул из квартиры.
      Пробежав по улицам около пяти миль, я снова почувствовал себя в форме, повернул к дому и через двадцать минут уже стоял под душем.
      Делиз встала и приготовила нам завтрак из мюсли, обезжиренного молока и стакана грейпфрутового сока. Когда я потянулся к холодильнику за беконом, она преградила мне дорогу. Эти маленькие кухонные столкновения напоминали мне, что наши отношения по-настоящему серьезны.
      – Ты все же не моя жена, Делиз, – напомнил я ей, проглотив порцию швейцарского корма для скота. – Ты не должна волноваться о моем рационе.
      – О, эту должность я занять не стремлюсь, Дейв. Наверное, я пошла в мать, и меня вполне устраивает уход за больными животными, – не преминула она поставить меня на место. – Пожалуй, сегодня я на работу не выйду: я сделала еще не все покупки к Рождеству. Вы с Джеем справитесь?
      – Я думал, сотрудники, которые хотят взять день за свой счет, должны спрашивать разрешения у начальника.
      – Перестань, Дейв. Все равно в конторе сегодня нечего делать. До Нового года работы не будет.
      – Ладно, – согласился я. – Но ты отвезешь меня в город? Моя машина у Джея.
      – Нет, я еду с матерью в Стокпорт. Ты прекрасно доберешься на автобусе.
      Прежде чем отпустить своевольную работницу, я изъял у нее 200 фунтов на автобусный билет.
      Новая манчестерская сеть скоростных поездов еще не достигла Чорлтона. Две девицы, сидевшие напротив меня в автобусе, громко обсуждали сексуальные достоинства своих партнеров, шокируя добропорядочную публику, словно двое пьяных десантников. К счастью, мое внимание отвлекли горы бетонных обломков в Хьюме. Полукруглые и ступенчатые дома, построенные невзирая на бурные протесты местных жителей, оказались все-таки никуда не годными и были снесены. Это мрачное зрелище посеяло в моей душе какое-то недоброе предчувствие.
      Жизнь моя складывалась не самым лучшим образом. Я трясся в автобусе, чтобы попасть в офис только ради возможного звонка Кэт Хэдлам, которая посулила мне «халтуру на полпенни», как сказал бы мой отец, в то время как моя подруга отправилась тратить мои последние средства.
      В таком невеселом настроении я добрался до «Атвуд Билдинг», здания, стоящего в лабиринте улиц между каналом Рокдейл и Институтом технологии. Экономический спад заставил многие фирмы переместиться в такие развалюхи, как «Атвуд». Я занимал крошечное помещение, разгороженное на несколько клетушек, на последнем этаже здания в форме сегмента круглого пирога. Построенное во времена процветания хлопкового бизнеса, оно имеет стеклянную стену высотой в шесть этажей: за ней расположены залы, в которых покупатели текстиля некогда рассматривали образцы тканей при дневном свете. Теперь этажи заняты владельцами разнообразных мелких фирм, перебравшихся сюда из-за относительной дешевизны аренды. Старые времена, когда можно было спуститься на пару этажей вниз, чтобы воспользоваться чьим-то ксероксом, ушли навсегда.
      Поднявшись на площадку верхнего этажа и повернув по коридору в сторону своей убогой конторы, я увидел, что дорогу мне преградила массивная фигура Мэри Вуд, женщины из городка тревеллеров, которая так милосердно пришла вчера мне на помощь. От нее исходил легкий запах костра.
      Сердце мое сжалось. Я надеялся, что под вчерашним днем, отмеченным алкогольными подвигами, я подвел жирную черту.
      – Что вам нужно? – бесцеремонно спросил я.
      Я думал, что она хочет потребовать вознаграждение за спасательные работы, хотя, возможно, уже наградила себя рождественским подарком в виде двадцати фунтов из моего бумажника. Этой публике нельзя было отказать в изобретательности: сначала они угощают вас отравой и грабят, потом «спасают» и требуют награды.
      – Ох, душа моя! Зачем вы так? Стоите на задних лапах, стало быть, несколько капель яда вам не повредили!
      – Вы пришли спеть мне «Вернися в Эрин, Мавурнин»? Это лишнее, Мэри. Говорите, что вам надо, и отправляйтесь по своим делам, если они у вас есть. У меня их по горло.
      – И это вся благодарность, какую я заслужила? Не много дел вы бы наделали вчера, если бы не я, – парировала она. – Если бы я оставила вас валяться на улице, Деклан раздел бы вас догола, а уж бумажник… Он выцарапал бы денежки и из вашего ботинка. Ботинки – это первое, что они обследуют.
      Не чувствуя себя ни пристыженным, ни благодарным, я порылся в кармане, достал ключ, открыл свою дверь и впустил ее, не вдаваясь в дальнейшие препирательства. Она не выказала никакого желания снять свою фуфайку, а я не торопился ей это предложить. Чем скорее она изложит свое дело, тем быстрее мы расстанемся, думал я.
      Рассмотрев Мэри в своей светлой комнате, я обнаружил, что она намного моложе, чем показалась мне вчера в туманном Солфорде. Кожа ее была обветренной и морщинистой, но черты лица – далеко не старушечьими. При определенном освещении она могла бы показаться даже симпатичной, но все это меня не трогало. Воспоминание о вчерашнем приключении полностью подавляло мое недремлющее либидо.
      – Пожалуйста, расскажите о вашем деле побыстрее, – поторопил я ее. – Я жду очень важного звонка.
      – Я прочла ваш адрес на визитной карточке, которую вы мне оставили, и вчера долго думала об одной проблеме, которая давно меня беспокоит. На карточке сказано, что вы оказываете услуги частного сыска. – Она показала мою визитку.
      Я кивнул и подумал: интересно, в каком расследовании она может нуждаться?
      – Посмотрите на меня внимательно, – почти приказала она. – Я никого вам не напоминаю?
      Я посмотрел.
      У нее были выступающие скулы, округлое, полное лицо. Она ничем не выделялась бы из очереди, ожидающей автобуса в Дидсбери, не особенно походила она и на ирландку. Хорошей формы подбородок, хотя и чуть «срезанный», светло-голубые глаза. Обветренная, но здоровая кожа гармонировала оттенком с темно-золотистыми волосами. Прямой широкий нос, крупные ноздри, довольно большой рот с полными губами и ужасно запущенными зубами. Тяжелые веки, чуть опущенные вниз углы глаз. Многолетнее таскание ведер с водой избавило ее от необходимости носить подкладные плечи. Фигура ее была далеко не худощавой. В целом рассматривание этой особы не вызывало никаких неприятных эмоций – но сообразить, о каком сходстве идет речь, мне не удалось. Если бы я ничего о ней не знал, я мог бы предположить, что в ней есть еврейская кровь или что густыми золотистыми волосами и квадратной формой лица она обязана немецким предкам.
      – Ну ладно, мне наплевать, если вы не видите. Мой прадедушка – король Георг Пятый , – горделиво произнесла она.
      Я захохотал так, что чуть не упал со стула. Я знал, что многие тревеллеры ведут свою родословную от ирландских королей, но объявить себя родственницей совсем недавнего британского монарха – это что-то новенькое. Интересно, что за штуку она задумала? Начнет продавать мне акции Манчестерского канала или какую-нибудь семейную реликвию?
      Мэри сидела, не улыбаясь и никак не реагируя на мое веселье. Она смотрела на меня, плотно сжав губы, – и я в самом деле заметил сходство! Передо мной сидела почти что копия королевы Виктории! Та же пышная грудь, так же сложенные на коленях руки!
      Я попытался найти верный тон:
      – Перестаньте, Мэри. Скажите, что вы пошутили.
      Однако она была совершенно серьезна.
      – Какие тут могут быть шутки! Мой дед – этот идиот Эдуард Восьмой! Он обрюхатил мою бабку, когда она служила в Виндзорском замке в начале тридцатых годов.
      Я помахал рукой, прося ее замолчать.
      – Мэри, вы представляете себе, сколько людей в этой стране претендуют на родство с королевской фамилией? В психиатрических лечебницах целые палаты заполнены потомками Виндзоров, и примерно столько же гуляет на свободе.
      Я понял, что выбрал неверную тактику. Она пришла сюда не за деньгами. Бедняжке нужен был человек, который помог бы ей превратить ее навязчивую идею в подобие реальности. И повезло, как всегда, мне. Надо было со всем соглашаться и потихоньку, незаметно, выставить ее за дверь. Может быть, ее недавно выпустили из какой-нибудь клиники «на поруки общины», и мое упоминание о психбольнице было совершенно не к месту.
      – Но за чем же вы все-таки хотели ко мне обратиться?
      Я встал из-за стола и подошел к окну, желая убедиться, что это не сон. Нет, длинные склады из красного кирпича и офисы Чайна-тауна и Пикадилли стояли на своем месте.
      – То, что я вам сказала, я знаю всю жизнь. Мне об этом поведал отец, когда я была еще совсем девчонкой, и мы не могли об этом распространяться. О таких вещах не кричат, скитаясь в фургонах по Западной Ирландии, но у него были документы, подтверждающие его происхождение: свидетельство о браке его матери с принцем Эдуардом. Он мне часто его показывал – говорил, оно удостоверяет, что он не выблядок. Но мне тогда казалось, что это не имеет никакого значения. Он умер, когда мне было четырнадцать лет, а вскорости я вышла замуж. – «Эдуард» она произносила как «Этворт».
      Я ободряюще улыбнулся. «Держись спокойно, – сказал я себе, – дай ей выговориться до конца». К тому же эта тетенька неслабого телосложения прочно уселась между мной и единственным выходом. Мимо нее не проскользнула бы и кошка.
      – И что же случилось потом, Мэри? – спросил я еще более сочувственно.
      – Я сказала, что рано вышла замуж. Такой уж у странствующего народа обычай. У меня остались бумаги отца, но все другие его вещи сожгли, когда он умер.
      Все-таки уловив на моем лице тень недоверия, она взорвалась:
      – Я вижу, вы не верите ни одному моему слову, как мой скотина муженек! Но, во-первых, я могу вам хорошо заплатить, а во-вторых, у меня есть кое-что, что вам нужно. Я нашла машину вашей дамочки, которую вы искали. Она стоит внизу, и я отдам вам ключи, как только вы согласитесь мне помочь.
      Теперь серьезным стал я.
      – Вы выручили машину? Но ваш кузен сказал вчера, что она уже на пути к покупателю. Что же случилось? Вы сами говорили, что Деклан и его дружки угоняют машины на заказ.
      – Так и есть, но парня в Болтоне, который скупал у них машины, вчера арестовали. Деклан и Шон приехали туда как раз тогда, когда вы упали лицом вниз, и быстренько смылись.
      Я заметил, что речь ее стала менее грубой, но не знал, чем это вызвано.
      – Итак, вы готовы мне помочь? – спросила она.
      – Мне надо подумать. Я должен понимать, с кем имею дело. Вы должны будете рассказать мне все, что знаете, – ответил я.
      – Я не одобряю то, чем занимаются мои родственники, если вы это имеете в виду. Мой отец честно зарабатывал на жизнь – собирал металлолом и чинил крыши. Может быть, ему случалось иногда украсть лист свинца с церковной крыши, но только когда он был уверен, что это не принесет вреда. Мой отец был очень набожный человек, – гордо закончила она.
      – Не сомневаюсь, что ваш батюшка был само благородство, но расскажите мне о машине, – нетерпеливо перебил ее я. Заявления о честности часто предшествуют признанию в каком-нибудь грязном преступлении, и хотя я был счастлив возможности вернуть Кэт Хэдлам ее автомобиль, я должен был быть уверен, что он не засветился при ограблении банка или в каком-нибудь другом милом приключении.
      – Машина чистая, никаких неприятностей у вас не будет. Мальчишки собирались отогнать ее в Браутон и сжечь, но я дала им две сотни, и они мне ее уступили. Решили, что сыграли со мной отличную шутку.
      – Я готов помочь вам, но вы не сказали, о чем именно хотите меня попросить. – Я вернулся за свой стол, перестав обдумывать способы прорыва к двери. Перспектива вернуть Хэдлам машину, с которой она уже распрощалась, весьма радовала меня. Кроме того, такой поворот событий, несомненно, поможет восстановить мои отношения с Делиз после вчерашнего фиаско на телестудии.
      – В молодости я почти не умела читать, но мой муж Дермот умел. Он читал газеты, учебники – все, что попадалось. Когда он прочел бумаги отца, то смеялся и говорил, что они липовые. Потом, пятнадцать лет назад, когда мы перебрались в Англию, чтобы работать на укладке асфальта, у него открылась болезнь легких. Из-за дыма, понимаете… Работник он стал никудышный… Он показал бумаги одному из своих товарищей по работе, прорабу Джеймсу Кларку. Кларк сказал, что сможет их продать, что газеты заплатят за любой материал, компрометирующий королевскую семью. Кларк забрал документы и наверняка хорошо толкнул, потому что перед смертью у Дермота появились деньги, а откуда, он не говорил. Вот я и хотела попросить вас найти этого Кларка, заставить его сказать, что он сделал с бумагами, и вернуть их.
      – Это не очень сложное дело. Вы представляете себе, сколько я беру за расследование? То, что вы вернули машину – прекрасно, но я не могу засчитать это как оплату: за эту работу мне уже заплатили. Вы знаете, где сейчас Кларк? – Я по-прежнему продолжал подыгрывать ей.
      – Я слышала, что он работает на М-5 возле Бирмингема. Он все время переезжает. Когда Дермот с ним познакомился, он работал прорабом в «Страхан-Далгетти», дорожно-строительной фирме. Вряд ли он оттуда ушел. Иногда о нем вспоминают, когда кому-нибудь надо найти работу. А об оплате вы не волнуйтесь. Я выиграла лотерею, тотализатор «Попади в десятку».
      На лице у меня, вероятно, изобразилось изумление.
      – Надо зарегистрироваться и выбрать десять лошадей из группы «Нэшнл Хант». На каждых скачках, если они выигрывают или занимают какое-то место, вы набираете сколько-то очков. Игрок, набравший больше всех очков за сезон, получает джекпот: сто пятьдесят тысяч фунтов. Вот этот вонючий джекпот я и взяла, – объявила она таким же будничным тоном, каким сообщила о своем королевском происхождении.
      Я снова встал; быть может, бегство все-таки оставалось единственным разумным выходом.
      – Мэри, – сказал я так спокойно, как только мог, – вы не перестаете меня удивлять. Сначала вы объявляете, что в ваших жилах течет королевская кровь, а потом – что вы еще и богачка. В моей бедной голове это, к сожалению, не укладывается. Надеюсь, вы не собираетесь закончить тем, что у вас есть сын от ирландского архиепископа?
      Она вспыхнула.
      – Это же надо такое сморозить! – И снова улыбнулась: – Чего нет, того нет, а вот деньги у меня правда есть, и я могу вам заплатить.
      Она открыла пластиковый пакет из супермаркета «Хэппиуэйс», который все это время прижимала к груди, достала толстую пачку купюр по 50 фунтов и положила ее на стол.
      Глаза у меня полезли на лоб. Может быть, в ней и вправду было что-то от королей?
      – Вы случайно не взяли штурмом банк вашего братца Мики? – тихо спросил я.
      – О, господи! Это мои собственные деньги, и я могу показать вам квитанции! – Она запустила руку за лиф и извлекла мятую бумажку. Бланк действительно подтверждал выигрыш тотализатора в размере 150 000 фунтов. Над именем Мэри Вуд, отпечатанным внизу, красовался жирный крест.
      – Простите, Мэри, что я вам не сразу поверил, но почему, располагая такой суммой, вы продолжаете жить в фургоне и ходите одетая как манекен магазина «Оксфам»? – спросил я.
      На ее лице появилась хитрая улыбка.
      – Вы первый, кому я рассказываю о своей удаче. У вас честное лицо. Когда вчера вы лежали на кровати бедняги Дермота, я смотрела на вас и поняла, что вам можно доверять. Если я проговорюсь кому-нибудь из наших, у меня тут же все отберут. Это ведь чистые деньги, не то что у Мики. Так что я решила, что сначала разузнаю все о своей семье, а потом, со временем, куплю себе дом. Вы ведь поможете мне, правда? Я заплачу вам не хуже, чем любой ваш клиент.
      Я открыл ящик стола, вынул сдвоенный бланк договора и пододвинул к ней.
      Агентство «Пимпернел инвестигейшнз» было создано для предоставления услуг всем желающим, а эта женщина давала мне шанс получить 1735,28 фунтов – сумму, необходимую мне, чтобы избежать выдворения из квартиры. Если она готова заплатить, зачем ей мешать?
      – Я не могу прочесть эти закорючки. Не взяла очки, – проговорила она. – Скажите мне, что тут написано.
      – Обычный договор. В нем юридически фиксируется наше соглашение: я обязуюсь работать на вас, вы обязуетесь платить мне четыреста фунтов в день. Я попытаюсь отыскать этого Кларка и получить у него ваши документы – но не более того. Доказывать, что вы законная наследница британского престола, я не буду.
      – Это же просто блеск, мистер Кьюнан! Заплатить вам вперед? – Мэри пришла в неописуемый восторг. – Я могу заплатить вам сколько скажете, лишь бы мне хватило на дом. Мы всегда мечтали о доме с Дермотом, упокой Господи его душу. Но он умел только трамбовать асфальт – это и свело его в могилу.
      Я чувствовал себя немного виноватым, но утешался тем, что если за неделю честной работы разыщу этого Кларка и бумаги, что бы они собой ни представляли, то, возможно, мне удастся уговорить ее проститься с бессмысленными иллюзиями. Никаких документов, подтверждающих законный брак ее бабушки с бывшим принцем Уэльским, существовать не могло, так что, принимая от нее деньги, я брался подтвердить отрицательный результат и излечить ее от навязчивой идеи. Если я найду Кларка за два дня, то просто верну ей лишние деньги.
      – Да, пожалуй, это хорошая идея, потому что встречаться с Мики я больше не собираюсь. Почему бы вам все-таки не отделиться от них?
      – Тому, кто бродяжил всю жизнь, трудно бросить. Все мои знакомые живут в домах на колесах… Но я об этом думаю, – медленно проговорила она и добавила более деловитым тоном: – Сколько вы хотите?
      – Если вы заплатите мне за неделю работы, я смогу начать сразу. Накладные расходы также за ваш счет, – лихо ответил я, подумав, что внушительная цифра все же ее остановит. – Это составит две тысячи фунтов плюс НДС.
      Мэри строго посмотрела на меня.
      – Вы недешевы, мистер Кьюнан. Но, наверное, как и все хорошее. Мне понравилось, как вы не поддались вчера моему кузену. – Она отсчитала из пачки сорок купюр, а рядом аккуратно положила ключ от машины Кэт Хэдлам. – Стоит ли беспокоиться об НДС? – Может, Она и была готова расстаться с бродяжнической жизнью, но многолетние привычки живучи.
      Мэри отнюдь не была простушкой.
      – Если вы не хотите приезжать ко мне, то как вы со мной свяжетесь? – продолжила она обсуждение практической стороны.
      – Куда вы собираетесь передвигаться?
      – Я узнаю это, когда мы приедем. Они мне ничего не говорят. Может быть, куда-нибудь в Эйджкрофт.
      – У вас нет телефона? – улыбнулся я.
      Она покачала головой.
      – Вы можете позволить себе мобильный.
      – А как я объясню это Мики? Да и вообще, с этой техникой только голову сломаешь, – презрительно добавила она.
      – Тогда я напечатаю в отделе частных объявлений в «Баннер»: «М. В. просят связаться с Д. К».
      Она сконфуженно потупилась.
      – Тут тоже небольшая загвоздка. На самом деле я толком так и не выучилась читать. С вашей карточкой я возилась часа два.
      – Ну, нам надо будет как-то встретиться, – сказал я, подвигая к ней договор, – только не здесь. Я не хочу сообщать Делиз, что взял от вас это поручение. Она считает, что я занят другим расследованием. Подпишите вот здесь и возьмите свой экземпляр.
      Она тщательно вывела внизу страницы печатными буквами: «М. Вуд», я оторвал верхний лист и отдал ей копию. Она тепло улыбнулась, а мне стало совестно. Быть может, я грабил не вполне здоровую женщину?
      Но даже если это была какая-то ловушка, я правильно подошел к делу. Словно читая мои мысли, Мэри сказала:
      – Не думайте, что я дурочка, мистер Кьюнан. Каждый имеет право знать правду о себе. Даже когда я ничего не могла предпринять, я просыпалась по ночам и думала о том, что мне рассказывал отец. А когда на меня свалились эти деньги, я решила, что могу сделать себе подарок и попытаться восстановить то, что можно.
      – Как была фамилия вашего отца?
      Она снова покраснела.
      – Я же уже сказала: Виндзор. Это была его фамилия, и он имел на нее все права! Его звали Этворт Виндзор, как и его отца, – взорвалась она. – Конечно, он называл себя по-другому. Когда он был маленьким, это семейство было не слишком популярно на западе Ирландии, так что он называл себя Касл – а может, его так прозвали другие. Меня до замужества называли Мэри Касселз, это больше на ирландский манер. Теперь, когда у меня появились деньги, я решила, что узнать правду-это мой долг перед отцом и перед самой собой, но никак не могла придумать, как за это взяться. И тут подвернулись вы. Я совершенно не собираюсь предъявлять никаких прав, мне надо только узнать.
      – Хорошо. Я сделаю, что смогу. Скоро Рождество, потом Новый год. Чтобы все выяснить, мне понадобится не меньше недели. Давайте договоримся встретиться в первую субботу января. Позвоните мне по этому номеру, – я дал ей телефон офиса, – и я сообщу вам, как идут дела.
      Она недовольно пробурчала что-то себе под нос.
      – Послушайте, – попытался я урезонить ее, – вы ждали столько лет. Неужели вы не готовы подождать еще неделю? И не обнадеживайте себя заранее. Вы ведь сами сказали, что Кларк продал бумаги, так что даже если я найду его, это может оказаться единственным результатом. Может быть, он не продал, а потерял их… Ведь ваш муж скончался семь лет назад, верно? Если Кларк путешествует по дорогам как укладчик асфальта, он запросто мог их потерять.
      – Этот проходимец Кларк ни за что на свете не выкинет то, что может стоить денег! – убежденно воскликнула Мэри и встала, еще крепче прижав к груди пакет с деньгами. Я отодвинул ее стул и проводил ее к выходу.
      Вернувшись в кабинет, я рассмотрел оставленные на столе банкноты. Они выглядели вполне настоящими.
      Любопытства ради я взял с полки у себя над головой том «Британской энциклопедии» и открыл статью о самозванцах и претендентах на британский трон. О принадлежности к королевской фамилии заявляли Ламберт Симнел и Перкин Уорбек. Еще одного претендента поддерживал Красавец Принц Чарли . Всем троим помогали ирландцы. Ламберт был даже коронован в Дублинском соборе. Единственным серьезным претендентом в этом веке была Анна Андерсон, называвшая себя Анастасией, младшей дочерью последнего русского царя. До сегодняшнего дня никому не удалось опровергнуть ее версию. Рассматривая фотографию несчастного Николая II с женой и детьми, я поразился, до чего старшая дочь похожа на Мэри. Тот же квадратный абрис лица, те же тяжелые веки… Впрочем, если Мэри говорила правду, они были родственницами.

Офис «Пимпернел инвестигейшнз». 10.30 утра, четверг, 23 декабря.

      Как только я погрузился в размышления о том, на что могла надеяться Мэри Вуд, заявив о своей принадлежности к королевскому дому, входная дверь хлопнула и появился Джей Андерсон – как всегда, с опозданием. Пунктуальность не была его сильной стороной, но сегодня я был этому только рад.
      – Проходи, Джей! – крикнул я. – Раздеваться не надо, мы едем на студию «Альгамбра».
      Он заглянул ко мне, буркнул «Доброе утро, босс» и снова исчез. Он был явно не рад меня видеть.
      – Войди сюда, Джей, и дай мне на тебя посмотреть, – потребовал я.
      Он не торопился. Я услышал, что он с кем-то шепчется. Либо он кого-то привел, либо разговаривал сам с собой. Скрытность вовсе не в характере Джея, обычно он спешит выложить все новости как можно быстрее. Видно, с ним было что-то не так.
      – Я сказал, поди сюда, Андерсон! Не заставляй меня вставать! – Я хотел рассмотреть последние новинки его гардероба и убедиться, что он не вернулся к наркотикам.
      Он вошел, одетый в необъятного размера куртку цвета морской волны с подложенными плечами, черные кожаные штаны и красные ботинки. А за спиной у него, к немалому моему удивлению, показался мальчишка лет десяти, смуглокожий, тоже в красных ботинках, в ярко-голубой ворсистой куртке и красной кепке с опущенными на уши клапанами. Добавить бы еще белую бороду – и получился бы настоящий садовый гном.
      Джей раскрыл рот, прежде чем я успел его о чем-нибудь спросить.
      – Bay! Вы что тут, кучу наложили, начальник? Вот это запашок!
      Вероятно, моя посетительница оставила после себя изрядную вонь, если только у меня самого не возникло каких-нибудь физиологических проблем. Теперь я и сам почувствовал, что в тесной комнатушке стоит густой запах нестираной одежды.
      – Ну так открой окно! Здание, как тебе должно быть известно, старое, а на кондиционер тут пока никто не заработал!
      Джей двинулся к окну, изображая руками вентилятор.
      – Может быть, ты представишь мне своего друга? – поинтересовался я.
      – Его зовут Либерти Уокер. Я привел его поиграть на компьютере, – произнес мой помощник извиняющимся тоном.
      Либерти внимательно осмотрел меня маленькими цепкими глазками. Его нахальная физиономия выражала нечто вроде «А это что еще за старый хрен?». Для своих лет он был небольшого роста, но его глаза – голубые, что выглядело странно в сочетании с темной кожей, – смотрели очень умно.
      – Я только хочу поиграть на вашем компьютере, у меня есть «Лемминги-2», – объявил он так, как будто каждый день играл на чужих машинах и находил это совершенно естественным. Сильный акцент выдавал уроженца Глазго, а голос звучал неестественно пронзительно.
      Я посмотрел на Джея, которого вовсе не привык видеть в роли друга и наставника молодежи. У него были братья, но он никогда ими не занимался. Зачем он притащил сюда этого маленького нахала?
      – Покажи ребенку компьютер и возвращайся сюда, – проворчал я. – Мне надо с тобой поговорить.
      – При Либерти можно говорить что угодно, он глухой. Он умеет читать по губам, так что он не поймет, что вы говорите, если, например, вы стоите у окна.
      – Он не может быть абсолютно глухим, – возразил я. – У него за ухом след от слухового аппарата. У нас частное сыскное агентство, а не детский приют, Джей.
      – От аппарата фоновый шум, – пропищал Либерти. – Он ловит слишком много фонового шума. Мне без него лучше.
      – Я рад это слышать, но мне надо побеседовать с Джеем. Почему бы тебе не пройти в соседнюю комнату и не сесть за компьютер? – медленно проговорил я, тщательно выговаривая слова.
      Он скорчил недовольную мину и повернулся ко мне спиной. Прежде чем выйти, он подпрыгнул, ухватился за дверную притолоку с обратной стороны и, качнувшись, спрыгнул вперед. Все это он проделал с такой скоростью, что я не успел ничего сказать. Вероятно, это был самый изящный выход из моего кабинета, когда-либо осуществленный его посетителями.
      – Послушай, Джей, я не собираюсь тебя отчитывать, – начал я как можно мягче. Я не хотел, чтобы он испустил истошный крик и вылетел из офиса, проклиная расистов, – но похоже, что в этом заведении я последний человек, которого сотрудники ставят в известность о своих планах.