Дворец, стоящий посреди дикой пустыни, мог бы соблазнить грабителей, если бы не одна особенность. Бриллианты, прославившиеся за свою красоту, были заколдованы. Того, кто отваживался их похитить, ждала мучительная смерть. Все происходило очень просто. Драгоценность прожигала карман, мешок, шкатулку, руку вора. Прекрасные белые камни приобретали темный оттенок запекшейся крови. Ночью вор чувствовал сжимающиеся на горле пальцы, жжение яйца в животе, уколы клинка в сердце. Через некоторое время похититель умирал, горько сожалея о содеянном. Так рассказывали. Находились отчаянные головы, которые не верили этому и отваживались проверить, но потом, мечтая вернуть время вспять, погибали. Однако бриллианты были абсолютно безвредны, если дарили их сами хозяева.
Журим иногда подумывал, не подарить ли бриллианты своей возлюбленной. Он встречал много прекрасных девушек с идеальной фигурой, пышными волосами и глазами, как у антилоп, но жениться мечтал только на одной, казавшейся ему единственной орхидеей среди лилий у обочины дороги. Он слышал, как вокруг шептали ее имя, но сам едва осмеливался думать о ней. Она была королевой, правительницей двадцати земель, более желанной, чем сама любовь. Ее дорогу устилали разбитые сердца и кости мужчин. Ее звали Зораяс, говорили, что она была возлюбленной демона. Но Зораяс не могла быть такой жестокой, как утверждали мужчины, ведь мужчины всегда слишком однобоко судят о женщинах. Журим, князь пустынного поместья, не мог всерьез надеяться получить руку королевы-императрицы, но думы о ней радовали его и вызывали приятную боль, как уходившие с рассветом сны, тени которых оставались в памяти.
Солнце почти зашло, оставив лишь розовое сияние на горизонте. Но Журиму показалось, что оно опять восходит.
— Посмотри, — крикнул он своему брату Мирашу, — либо день возвращается, либо это огни каравана!
— Тогда этот караван сбился с пути, — отозвался Мираш.
Вскоре братья услышали музыку и звон серебряных колокольчиков, увидели качающиеся балдахины, украшенных цветами животных, везущих повозки, свет ламп, мерцающих в пыли. От каравана повеяло запахом фимиама и жасмина.
— Это больше похоже на свадебную процессию, чем на караван, — удивленно произнес Журим, и его сердце часто забилось при мысли о своей мечте.
Необычный караван достиг ворот дома. Слуги застыли в полном изумлении. В башню прибежал слуга, поклонился и воскликнул:
— Почтенные, произошла поистине удивительная вещь. Знатная дама прибыла из далекого города. Ее проводники потеряли дорогу и просят крова до утра.
Журим молчал, но Мираш нахмурился:
— Кто эта госпожа из пустыни?
— Она предпочитает, чтобы вы не знали ее имени, — ответил слуга.
— А ты видел ее лицо?
— Нет, господин. Она в вуали и в молочно-белой накидке почти до земли, но ее одежда вышита золотом, на ее руках блестят изумруды, она говорит, как положено высокородной госпоже. Поистине она не грабитель и не развратница.
— Я думаю, что знаю ее, — сказал Мираш. — Я уже давно ее поджидаю. Хотелось бы, конечно, отправить ее обратно, но она хитрая и к тому же волшебница. Пусть она войдет. Помести ее в лучшие покои и предоставь ей лучшую пищу, но ради собственной безопасности избегай ее взгляда. Ты ведь понимаешь, что мы с братом очень заняты и не сможем сами приветствовать госпожу.
Изрядно напуганный, слуга удалился.
Журим сказал:
— Если тебе так угодно, мой брат, то можешь не смотреть на нее. Меня же заинтересовала эта вуаль. Что она скрывает? Может быть, эта женщина уродлива и заслуживает нашей доброты.
— Она действительно была уродливой, если, конечно, легенда правдива, — ответил Мираш. — Теперь же никто не может взглянуть на нее, не лишившись разума. Это Зораяс, королева Зояда, возлюбленная демонов и бич мужчин. Не сомневаюсь, что ей уже рассказали , о наших бриллиантах.
— Зораяс, — прошептал Журим и побледнел. Спорить дальше казалось бесполезно. Романтичному юноше трезвые рассуждения были чужды. В его мечтах ярко расцвел образ Зораяс. В жизни Журима до сих пор не было никаких несчастий, он не понимал природы зла и не предполагал, насколько Мираш умнее его.
Пестрая толпа придворных под звуки трубы, освещая факелами путь, влилась во дворец. В зале, задрапированном расшитым бриллиантами шелком, зазвучала грустная мелодия арфы. Здесь, поигрывая розовым гранатом и золотым ножом, расположилась женщина в вуали, одетая во все белое.
Журим вошел в зал, низко поклонился и отослал слуг. В ноздри ему ударили запахи сандалового дерева, жасмина и мускуса. Дрожащим голосом он представился и попытался рассмотреть лицо женщины сквозь вуаль. Незнакомка засмеялась. Из-под одежд показалась белая рука. Золотой браслет запел, ударившись о нефритовый. Выше открылось белое плечо, блестящее и сочное, как фрукт. Его бледность оттенялась темно-золотистыми локонами.
— Подойди и сядь рядом со мной, князь, — произнесла женщина. — Хочешь, чтобы я сняла вуаль? Если только ты захочешь, я сниму ее.
Журим сел около нее. Тогда женщина взмахнула рукой, и вуаль, словно дым, слетела с ее лица.
Красота гостьи опалила Журима, будто молния, сверкнувшая среди туч. Кровь застыла в его сердце. Он замер. Эта красота была подобна смерти. Она поглощала и заполняла собой все вокруг. Журим не мог отвести глаз от своей гостьи.
Она поцеловала его. Юноша попытался обнять ее. Но красавица мягко оттолкнула его руки.
— Меня зовут Зораяс, — сказала она. — Ты очень красив. Но если ты хочешь быть моим другом, тебе придется сделать мне подарок.
— Все, чем я владею, — твое, — сказал он.
— В этой комнате я насчитала пятьдесят бриллиантов. Подари их мне, — попросила королева.
Журим подбежал к стенам, вырвал бриллианты из шелка и принес их ей на колени. Зораяс притянула голову юноши к своей груди, поцеловала его в горящий лоб и вздохнула:
— Как мне нравятся твои волосы, подобные золоту, и твое тело, крепкое, как у оленя. Но ты нетерпелив, сначала дай мне бриллианты, которые свешиваются, как виноград, с потолка этого зала.
Журим начал метаться по залу. Он был слеп и глух ко всему, кроме страсти, он чувствовал запах Зораяс и ощущал прохладу ее округлых гладких форм. Журим сорвал с потолка все бриллианты и принес их королеве. Он разбрасывал их вокруг нее, словно дождь, а потом спрятал свое лицо в ее волосах.
Красавица увлекла его на пол. Он проник сквозь ее поток и затонул в морской пещере ее тела. Бесконечно было его желание, но он так и не добрался до дна пещеры. Поток вернул его к губам Зораяс, словно обломки корабля, потерпевшего крушение.
Тем временем Мираш повсюду искал брата.
В полночь он тихо спустился вниз и приник к дверям комнаты гостьи. Оттуда доносился голос Журима, он молил и обещал. А другой голос все шептал и шептал что-то. Затем Журим застонал от удовольствия, как женщина, не в силах сдержаться от наслаждения.
Мираш ждал. Через некоторое время двери комнаты открылись. Оттуда появились Журим и Зораяс и тихо, словно любовники, пошли радом. Лицо Журима было бледным. Мираш отвернулся, чтобы не видеть лица королевы.
Они шли по темным комнатам, будто по рынку, и Зораяс отбирала себе все, что ей нравилось, бриллианты большие, как чашки, и маленькие граненые бриллиантики, блестевшие даже в тени, а Журим отовсюду выдирал их и складывал в подол ее юбки. Они смеялись, как дети, играющие в интересную игру. Наконец они дошли до комнаты, где бриллианты висели, как пчелы в улье. Мираш стоял за дверьми.
— Брат, — позвал он, — помни, что все эти бриллианты только наполовину твои. Ты не можешь взять мою половину без моего согласия, а свои сокровища ты уже почти все отдал.
Журим вздрогнул, как человек, пробудившийся ото сна.
Зораяс резко спросила:
— Кто там скребется у порога? Собака или кошка, которая не решается войти? Если это человек, то ему нечего бояться. Я всего лишь женщина и не причиню ему вреда.
Но Мираш держался в стороне.
— Извини меня, госпожа, но я не могу остаться. Я только хочу напомнить своему брату, что любой драгоценный камень, отданный тебе, но не являющийся его собственностью, нашлет на тебя такое же проклятие, как если бы ты украла его. А теперь спокойной ночи.
— Это разумное предупреждение, — сказала Зораяс ледяным тоном. — Прошу тебя, поступай, как сказал тебе брат, Журим. Я знаю о проклятии бриллиантов.
Мираш пошел в дворцовую библиотеку и стал рыться там в колдовских книгах и старинных рукописях. Он слышал смех Зораяс, подобный пению птицы, разносящийся по дворцу. А ближе к рассвету раздался один из тех отчаянных чувственных криков, которые наполнили его сердце смертельным гневом.
Восход озарил пустыню, окрасив реку рубиновым винным цветом.
Зораяс стояла на балконе. Созданная из воздуха тень забрала россыпи бриллиантов и унесла их прочь в спиралях пламени.
— Твой подарок скоро доставят в Зояд. Но мне придется покинуть тебя, — сказала Зораяс Журиму, гладя его волосы. — Разреши мне взять этот золотой локон с собой. Я хочу подольше вспоминать о тебе.
— Я не перенесу, если ты забудешь меня, — воскликнул Журим. — Останься со мной. Хотя бы на один день, если нельзя дольше. Что тебе этот день, а для меня он значит так много! Один день и одну ночь.
Юноша обнял ее.
— Нет, я должна вернуться в Зояд. Боюсь, я и так уже слишком долго надоедаю тебе, — отозвалась Зораяс.
— Нет, нет… — простонал Журим, жестоко страдая, и крепко прижал ее к себе.
— Да, и еще раз да, — ответила Зораяс. — Кроме того, я здесь нежеланная гостья. Твой брат злится и торопит меня. Он не допускает меня к своей доле бриллиантов, а твои драгоценности уже закончились.
— Я упрошу его отдать свои. Он не откажет.
— Тогда иди и уговори его, мой золотой олень. Но торопись.
Журим вбежал в комнату Мираша и упал перед ним на колени:
— Дай мне в долг твою часть сокровищ, брат мой, а то она бросит меня.
Оттенок презрения и отвращения промелькнул на лице Мираша, но он быстро взял себя в руки.
— Она в любом случае бросит тебя. Отпусти ее сейчас и возблагодари богов за то, что она ушла. Она — демон.
— Я не переживу, если она уйдет.
— Она лишила тебя воли. Честно говоря, так она обычно и поступает. Ты не хуже и не лучше других, мой брат, — сказал Мираш, поднимая Журима на ноги. — Пусть она уходит. Рана со временем заживет. Эта женщина несет смерть, она как медленный яд, разъедающий душу…
— Значит, ты мне отказываешь? Это твое право. Только скажи мне, — оборвал его Журим.
— Да, ради твоей собственной безопасности я отказываю тебе.
Зораяс только улыбнулась, услышав это.
— Хорошо, пока у меня есть половина сокровищ. Если ты захочешь увидеть меня снова, дорогой, ты должен прислать мне вторую часть. И тогда мои поцелуи станут еще более страстными.
Зораяс стояла на балконе, пока перед ней в лучах солнца не появилась сверкающая колесница, запряженная черными крылатыми собаками. Волшебница взошла на колесницу и унеслась прочь вместе со свитой.
Невозможно описать горе, охватившее Журима. Меньше чем за месяц он побледнел, похудел и стал похожим на дрожащего кузнечика, хотя когда-то был красивыми и сильным. Он не ел, не отдыхал, а только слонялся по дворцу днем и ночью, облокачиваясь на колонны и столбы от слабости и рыданий. Он не упрекал Мираша за отказ подарить ему свою долю отцовских сокровищ, а Мираш переживал отчаяние брата и его болезнь, как свои собственные, и, наконец, сказал:
— Поедем, мой бедный брат. Возьми все, что есть у меня, и все, что есть во дворце, отдай ей и попроси вернуться к тебе. — Но сердце в его груди было холоднее железа, поскольку он знал, как безжалостна королева и что ее благосклонность будет длиться недолго.
Так оно и случилось.
Журим ушел с большим караваном в Зояд, где Зораяс приняла из его рук триста бриллиантов разного размера. После чего она приказала ему вернуться в пустыню и обещала навещать его. Журим умолял ее, но от этого она разгневалась и заявила, что он изменился с тех пор, как она его видела, стал худым и некрасивым. Королева напустила на него солдат. В результате Журим вернулся домой на похоронных дрогах, избитый, в крови. У ворот он схватил руку Мираша и прошептал:
— Она приходила сюда, пока меня не было? А позднее, уже лежа в постели, он прошептал:
— Неужели она больше никогда не придет?
— Если ее лицо является отражением ее души, то она тебя обманула, — отозвался Мираш.
Немного оправившись, Журим подолгу лежал у яшмовой решетки высокой башни, глядя на запад и ожидая Зораяс. Иногда вдали поднимался столб пыли. Тогда юноша вскакивал и кричал, думая, что она уже близко.
У Журима и Мираша не осталось больше бриллиантов. Все они теперь были у Зораяс, за исключением единственного голубого камня, украшавшего вход в гробницу их отца.
Журим лежал у яшмового окна, и мысли об этом бриллианте не шли у него из головы. Наконец он упросил Мираша взять драгоценный камень, поехать с ним в Зояд и попытаться уговорить Зораяс.
— Наш отец простил бы нас. Он не позволил бы мне умереть от любви.
— Может быть, ты все же попытаешься побороть эти злобные чары? — спросил Мираш. — Поверь, она больше тебе ничего не даст, зато лишит нас всего. Разве она уже не ограбила нас?
Мираш знал, что болезнь брата вызвана колдовством. Сердце Журима разъедал червь, и теперь несчастный настолько ослаб, что, без сомнения, должен был скоро умереть. И если последняя попытка утешит его или хотя бы даст ему силы прожить немного дольше, то Мираш сделает это. Хотя он ничего и не нашел в отцовской библиотеке, он надеялся отыскать в городе какого-нибудь искусного мага, который вылечил бы от этой болезненной любви его несчастного брата.
Мираш взял руку Журима, крепко сжал ее и сказал, что тот может поступать как хочет, доверившись богам. После чего Мираш вынул бриллиант из ворот гробницы и спрятал его в мешок на шее.
Глава 2
Давно уже не знавший ремонта дворец постепенно разрушался.
Единственным богатством во дворце были бриллианты. Теперь же ветер гонял листья по мраморным полам, мыши бегали по амбарам, где зерен оставалось все меньше. Крестьяне ушли с зеленых берегов реки. Поля заросли буйными сорняками. Дворцовая мебель и ценности были распроданы, опустели конюшни. Мирашу пришлось идти в город пешком.
Юноша никого не взял с собой в дорогу. Он пил воду из рек и из маленьких ручьев и питался сухими фруктами, как обычный бродяга. Ни один грабитель не подумал пристать к нему, слишком уж жалким он казался. Мираш нес с собой только две вещи — драгоценный камень и маленький мешочек с солью.
Через несколько дней юноша добрался до Зояда. Он прошел по широким улицам, украшенным огромными статуями, и оказался перед дворцом Зораяс.
Но королевский дворец — не место для оборванцев с большой дороги.
— Как осмеливается какой-то подлый нищий беспокоить двор нашей несравненной королевы? — удивилась стража.
— Тогда передайте ей, что пришел брат Журима из бриллиантового дома, — мрачно произнес Мираш.
Когда Зораяс доложили о приходе Мираша, она приказала впустить его. Но не из-за бриллиантов. Просто ей было очень любопытно взглянуть на юношу, который так упорно избегал ее чар.
На королеве было расшитое бриллиантами платье, в ушах ее сверкали бриллианты, а медно-красные волосы оттеняла шапочка из шкуры рыси.
— Подойди же, наконец, поближе и взгляни на меня, — сказала она. Но Мираш не терял времени даром, пока перед дверью ожидал разрешения войти. Он натер глаза куском соли, чтобы они заболели и заслезились. Поэтому он не смог хорошенько разглядеть королеву.
Сообразительность юноши несказанно разочаровала Зораяс, поскольку она любила наблюдать, как ее красота действует на мужчин.
— Что случилось с твоими глазами?
— Слезы застилают их, я страдаю из-за брата, который умирает по твоей вине.
— Мне не нужна его смерть. Я не просила его умирать.
— Да, госпожа. Ты просила бриллианты, которых в твоем дворце было и без того вполне достаточно.
— Верно, — согласилась Зораяс. — Но я никогда ни от чего не отказываюсь. Мне нужны были ваши камни, поскольку считалось, что их трудно достать. К тому же это самые чистые и лучше всего обработанные бриллианты, которые я когда-либо видела, и мне не грозит их заклятие, ведь каждый из них — подарок.
— Подарок, отданный молодым человеком в расцвете юности, здоровья и сил, насколько ты помнишь. Он предложил тебе все, что имел: и свое богатство, и себя самого.
— Этого недостаточно. В свое время я удостоилась внимания князя демонов, а после него все мужчины кажутся мне кораблями без парусов. Но ты что-то сказал про бриллианты?
— Да, я принес с собой один бриллиант, — сказал Мираш и показал ей голубой камень из гробницы. — Смотри, это мой последний бриллиант. Но думаю, ты, госпожа, его не получишь, поскольку сама уже стала как алмаз.
— Ну, одним больше, одним меньше. Не имеет значения. Я отношусь к драгоценным камням так же, как к мужчинам, — сказала Зораяс.
— В тебе нет милосердия, — ответил Мираш.
— Попроси милосердия у снега и ветра, а от меня ты его не дождешься. Иди, и пусть солнце высушит соль в твоих глазах.
Мираш был уверен, что его брат уже при смерти. Но он все же отправился на поиски самого уважаемого в Зояде мудреца. Юноша рассказал ему все, и даже то, что Журим потерял интерес к жизни, уверившись в полном равнодушии Зораяс. На это глубокоуважаемый мудрец моргнул заплывшими глазами и провозгласил:
— Каждый человек рано или поздно умирает. Верь в свою судьбу. Никому не избежать могилы А за свой совет я прошу одну серебряную монету.
— Ты заслужил лишь одного — хорошего тумака. А свой совет можешь забрать обратно. Подавись им — ответил Мираш.
После этого юноша зашел в храм и рассказал свою историю жрецам. Они серьезно выслушали его, но, когда Мираш закончил, сказали:
— Принеси нам кусок золота, и тогда мы сможем помолиться за твоего брата.
— У меня нет с собой золота. Если же вы помолитесь без вознаграждения, то ваш бог не осудит вас, — бросил им Мираш и ушел прочь.
Он бродил по улицам до наступления сумерек Затем, вконец измотавшись, уселся перед дверью маленькой захудалой таверны.
В небе уже, словно синие огненные цветы, загорались звезды, и вот на улице показался человек Он шел, освещая дорогу красным фонарем.
Остановившись перед таверной, старец начал раскачивать своим фонарем, зазывая слушателей. Это был опытный рассказчик, но за свои рассказы он просил всего одну медную монету.
Но никто не вышел из таверны, и когда старец уже собрался уходить, Мираш остановил его, протягивая ему монетку.
— Ты первый в этом городе, кто не потребовал от меня бриллиантов или серебра. Твой товар — мечты, в которых я до сих пор не видел нужды. Но теперь я с удовольствием послушаю рассказ со счастливым или по крайней мере справедливым концом. Есть у тебя в запасе такая история? — спросил Мираш.
Рассказчик присел на корточки, поставил фонарь на землю и, открыв крышку, подбросил в фонарь щепотку порошка.
— Я расскажу тебе историю, — сказал он. — О дрине Таки и госпоже Змее.
Ощущая приятный аромат и тепло лампы, Мираш устало облокотился спиной на стену таверны и приготовился слушать.
Глубоко под землей, в Нижнем Мире, где никогда не бывает ни солнца, ни луны, но всегда светло как днем, жил в пещере маленький дрин. Звали его Таки. Он был очень уродлив и гордился этим, поскольку дрины гордятся уродством. Таки изготавливал изделия из драгоценных камней, иногда отдавал их князьям ваздру, но чаще всего оставлял у себя в доме, чтобы любоваться и разговаривать с ними. Известно, что среди дринов нет женщин. Иногда привлекательная демонесса эшва соглашалась переспать с каким-нибудь дрином в обмен на ожерелье или кольцо, а иногда на это шла какая-нибудь смертная женщина. Но, как правило, дрины предпочитают любовниц-рептилий и насекомых Нижнего Мира. Таки, однако, больше всего на свете любил блеск и сияние созданных им же самим драгоценных камней.
Но однажды, когда Таки шел по лесу из серебряных деревьев, который находится с северу от Драхим Ванашты, города демонов, он увидел Змею, отдыхавшую на поляне из хрустальных маков. Эта Змея показалась ему не похожей на тех, которых ему приходилось видеть раньше. Она не была медлительной и скучной, наоборот, проворной и сладкоречивой. Рисунок ее чешуи напоминал резной камень с выпуклым изображением, сверкавший то как черный агат, то как изумруд, то как дымчатый блестящий жемчуг. Ее глаза походили на два топаза. Ее язык, будто меч, выскакивал из красных ножен пасти. Таки с удивлением разглядывал красавицу Змею. У него задрожали коленки, забилось сердце и пересохло во рту. Таки понял, что полюбил ее.
— Прекрасная госпожа Змея, — обратился к ней Таки. — Всю свою жизнь я мечтал лишь о тебе. Пойдем ко мне домой, в пещеру, и ты сможешь лежать на лучшем шелке, наслаждаться сливками и носить рубины на своей длинной шее, как носила бы их королева. Все это я с радостью отдам тебе.
Но Змея скорчила недовольную гримасу и отвернула украшенную самоцветами голову.
— Отстань, глупый карлик. Все твои обещания — ложь.
— Нет, уверяю тебя, — воскликнул Таки. Он бросился домой и, схватив шелк, сатин и драгоценные камни, понес все это змее в лес.
— И это все, что ты предлагаешь мне? — прошипела змея.
Таки опять кинулся домой и принес еще. Наконец, когда гора его богатств выросла до высоты деревьев, Змея кивнула головой и позволила Таки перенести подарки в ее нору. Потом она приказала ему задрапировать стены и закрепить на них золотые подвески. Когда работа была закончена, Таки с нетерпением посмотрел на Змею, но она сообщила ему, что теряет сознание от голода. Поэтому Таки пришлось принести блюдо с медом и сливками, а также прекрасное черное вино. Утолив голод и жажду, змея посмотрела на дрина и приказала ему подождать в прихожей норы, пока она готовится к ночи. С радостным сердцем Таки нетерпеливо ходил по прихожей (при этом ему приходилось сгибаться вдвое, поскольку потолок был низок), пока внезапно туда не вполз огромный черный змей.
— Что за урод топает в помещении моей возлюбленной? — возмутился змей. Он искусал несчастного дрина, поколотил своим хвостом, затем вышвырнул из норы и захлопнул за ним дверь.
Таки уполз прочь и долго отсиживался дома, лечась от ядовитых укусов и побоев. Но прошло немного времени, и он снова принялся разыскивать свою возлюбленную, уверенный, что в тот раз произошла какая-то ошибка. Он нашел госпожу Змею в лесу в объятиях черного змея. Глядя на Таки узкими глазами, извиваясь, страстно переводя дыхание, они смеялись над несчастным и всячески обзывали его, пока тот не убежал.
Страшная штука любовь. Таки горевал и томился в своем доме в скале, его слезы затопили пол, а его стоны были так сильны, что обратились в летучих мышей и начали стаями летать по округе. Наконец, от отчаяния он начал создавать скульптурное изображение своей возлюбленной в натуральную величину. Скульптура была сделана из слоновой кости и тяжелого серебра, покрытых изумрудами и агатом. На место глаз Таки вставил топазы, а губы выложил гранатами. Все это сооружение оказалось очень тяжелым.
Между тем прекрасная Змея одумалась. Она еще не успела истратить груды сокровищ, подаренных ей Таки. Но она снова и снова соблазняла дрина, пока несчастный не отдал ей все, что у него было. После чего она, конечно, от души смеялась над ним.
Змея поселилась вблизи дома Таки. Ее повсюду сопровождали три черные мыши, держа над ее головой зонтик от солнца, а белая мышь устилала ее путь бумажными цветами.
— Таки, дорогой, — прокричала Змея, однажды остановившись перед его дверью, — Таки, возлюбленный! Я пришла навестить тебя.
Но Таки не слышал ее, потому что был в это время в подвале и горько плакал. Змея проползла в дом, надменно нюхая мебель и жадно шипя на сундуки и коробки. Она приказала мышам проглотить все драгоценные камни, которые они только найдут, не думая о том, как она потом их достанет. Проползав по пещере около часа, Змея добралась до комнаты, где находилась драгоценная скульптура, точная ее копия. Работа была закончена, и прекрасная скульптура, казалось, вот-вот оживет. Ведь недаром дрины славятся своим мастерством. Змея была очень тщеславна и больше всего на свете любила именно себя. Увидев скульптуру, она задохнулась от восхищения и начала влюбленно ласкаться к покрытой эмалью статуе и мурлыкать. Естественно, Змея чувствовала при прикосновении такое же холодное тело, каким было и ее собственное. Гордячка не сомневалась, что это ее двойник, ее сестра, подаренный Судьбой любовник. Но неподвижная скульптура не ответила на заигрывания. В гневе Змея взмахнула хвостом. Скульптура покачнулась и упала, раздавив Змею.
Три мыши, уже успев набить рты жемчугом, кинулись наружу. На дороге они встретили ворона, который узнал от них о произошедшем. Ворон немедленно созвал всех своих друзей пообедать Змеей в дом Таки.
Что касается дрина Таки, то в подвале он неожиданно встретил молодую сороконожку Он вышел из подвала, оправившись от горя, и выбросил из своего дома странные белые кости, даже не задаваясь вопросом, откуда они могли взяться, и убрал валявшуюся на полу скульптуру в кладовую Он вспоминал Змею крайне редко. Хотя вороны в тот день лакомились ее сочными внутренностями до ночи, наевшись вдоволь, как будто пировали на полях сражений.
В заключение старец добавил:
— Возможно, это не самая веселая история. Зато тебе будет о чем поразмышлять по пути домой.
Мираш тронул рассказчика за рукав, спрашивая, кто он.
— Когда-то я был богатым человеком, — ответил рассказчик. — Но два моих сына отпали все богатства прекрасной змейке. И теперь я жду, когда один из них присоединится ко мне, вступив на дорогу густого тумана. Другой, правда, сделан из более прочного материала. Но пусть он вспомнит мой рассказ, когда вернет бриллиант в ворота моей гробницы.
Старик поднялся и ушел прочь по улице Мираш не успел его задержать. Он побежал за ним следом, но старца с фонарем за поворотом уже не было, хотя дорога дальше шла прямо, а стены домов по обеим ее сторонам уходили высоко в небо.
— Этот старик мог быть моим умершим отцом, который приходил дать мне совет и предупредить.
А потом Мирашу показалось, что за углом в свете фонаря встретились две фигуры, старика и юноши…
Прошло несколько дней, и Мираш вернулся домой. У ворот дворца его встретил слуга и сообщил, что Журим умер. Когда он лежал у яшмовой решетки окна башни, глядя на дорогу в ожидании брата, странная черная тень проскользнула к нему в комнатку и бросила к его ногам один бриллиант. После чего тень воскликнула:
— Моя госпожа Зораяс великодушна. Поскольку ты больше никогда ее не увидишь, она возвращает тебе часть твоего подарка — купи на этот бриллиант надел земли и богатей на здоровье.
Услышав эти слова, Журим поднялся, будто бы снова обрел свою прежнюю силу, пошел в зал, снял со стены отцовский меч и закололся.
Идти до могилы было недалеко. Мираш не плакал, остановившись у свежего холмика земли и скромного могильного камня. Когда их семья была богатой, то всем умершим членам семьи ставили памятники, вырезанные из мрамора, со вставками из золота и драгоценных камней. Мираш опустился на колени.
— Бедный мой брат, брат мой Журим, — сказал он.
Когда ночь сожгла свой плащ в солнечном свете, а день осветил заброшенные поля и запущенный дворец, Мираш поднялся и направился ко дворцу. Второй раз в своей жизни он зашел в библиотеку и закрыл за собой дверь.
Глава 3
Многие гибли по вине Зораяс. Одни кидались в смертельно опасные авантюры, чтобы привлечь ее внимание, другие из-за неразделенной любви к королеве кончали жизнь самоубийством, а некоторых она убивала сама. Иногда без причины — просто для развлечения. Азрарн сделал ее прекрасной, и осознание собственной красоты ударило ей в голову, как крепкое вино. Азрарн наделил ее частицей присущего ему озорства, теперь и она тоже наслаждалась возможностью усложнять жизнь простых смертных.
Чужая смерть ничего не значила для королевы. Она ни разу не вспомнила бы ни о Журиме, ни о его молчаливом смуглом брате, если бы не странные рассказы, которые рассердили Зораяс и привлекли ее внимание.
Кое-что она почерпнула из разговоров птиц, поскольку понимала их причудливый лаконичный язык, напоминающий болтовню слегка свихнувшихся людей. Зораяс обычно усаживалась радом с мраморным бассейном, восхищаясь своим отражением в серебряных зеркалах, а в это время служанки расчесывали ей волосы. Она прислушивалась к щебетанию ласточек, воробьев и диких ибисов, пока они пили воду у края бассейна среди камышей из тонкого чеканного золота.
— Что это за птица? — спросила воробьиха, впервые увидевшая свое отражение в столь чистой воде.
— Плещись и не болтай, — прикрикнула другая, разбрызгивая воду.
Третья, со скорбным видом чистившая клювом перья, проговорила:
— Здесь сидит королева Зояда. Она не знает о том, что ее обманывают.
— Обманывают как? Не дают ей червя? — закричала первая воробьиха.
— Бриллианта, — сказала вторая воробьиха.
— Бриллианты — это такие капельки, которые падают с неба, делая все мокрым, — объяснила ласточка. — Но люди ловят их в кувшины.
— Завтра я снесу яйцо, — почему-то вдруг сообщила четвертая воробьиха.
— Мираш обманул Зораяс из Зояда, — прощебетала третья воробьиха. — Он скрыл от нее один бриллиант, который дороже всех тех, что у нее есть. Голубой бриллиант из гробницы его отца.
— Червей надо искать рядом с могилами, — сказала первая воробьиха, — но, боюсь, никто не оценит мой совет.
— Мое яйцо будет больше всех предыдущих, — сообщила четвертая воробьиха.
— Бриллиант, который Мираш не отдал Зораяс, стоит всех бриллиантов на свете, — заметила третья воробьиха.
— Какая грубость! О чем это я? — удивилась ласточка.
Зораяс показалось, что воробьиха, говорившая о бриллианте, делала это чересчур уж логично. Она подумала, что птицу мог послать Мираш, чтобы похвастаться тем, что лишил ее самого лучшего бриллианта.