Глава 5

ДОМ ДИРНА

Iона разбудил сильный толчок в плечо. Увидев, что он проснулся, Хоук отошел.

— Время исчезать, Шон!

Небо над ними было уже скорее голубое, чем черное, звезды потеряли свой блеск и растаяли. Час перед рассветом.

Они по очереди напились воды из кожаного бурдюка. Нем и Хоук уже уложили жареное мясо. Дирн стоял прямо, опираясь на копье. Когда они целеустремленно взбирались по скалам вверх, Дирн останавливался на каждом шагу. Каждый шаг, должно быть, причинял ему боль, однако он к этому уже привык и не думал об этом. Его лицо дернулось лишь раз или два, когда покалеченная нога соскальзывала с камня или попадала в углубление. Из-за этого они шли медленно. Цель их находилась в двух милях отсюда, и они потратили на дорогу час.

Восток посветлел, а затем стал шафранно-желтым. Дирн казался совсем золотым, как небо, — покалеченный золотой бог. До сих пор Шон мало думал о богах. Боги долины не имели обличья. Но теперь, как и другим вещам, он придавал богам, в своих мыслях, какие-то формы.

Плоская стена скалы распалась на отдельные горы. Между каменными глыбами виднелись упрямые деревья. Они карабкались по сланцевым и гранитным уступам — кипарисы, сосны и кривые лиственницы. В тени с серебристым журчанием бил ключ. В одной из скал, прикрытый ветками, загороженный обломками, был вход в пещеру.

— Пожалуйста, входи в наш скромный дом! — сказал Дирн с язвительным поклоном-жестом, который был незнаком людям из деревень.

Это была огромная и удивительно сухая пещера, так что казалось, деревья добывают влагу из камней. В задней части пещеры, примерно в 20 метрах от входа, находился самый настоящий камин. За ним было прорублено еще одно отверстие — явно это было сделано инструментами из Пещерного Города. Это был очаг, совсем не похожий на печи в хижинах. Дым вытягивался через камин и тепло излучало все каменное сооружение.

— Не увидит ли кто дым? — пробурчал Шон.

— Летом мы зажигаем огонь только ночью, — сказал Нем. — Зимой дым скрывает туман. Да и кому быть снаружи, чтобы заметить его?

У входа висел занавес из шкур, и рядом наготове были камни, чтобы придавливать его в ветреную погоду. В стенах, как и возле очага, были вырублены ниши. В них лежали куски жира с фитилями из кишок, а рядом с ними кресала, чтобы высекать искры. Постели представляли собой усовершенствованный вариант постели Шона: уложенная слоями трава, предварительно высушенная на солнце, как сено. В одной из расщелин находились копья, длинный нож, коса, мотыга и сильно потрепанный топор. Для защиты от сырости все было завернуто в пропитанные жиром кожи.

— Несмотря на теперешний комфорт, — сказал Дирн, — зима в этих скалах будет суровой. Поэтому у меня есть другой план.

— План сумасшедшего, — прервал его Нем.

— Ну, мы все тут сумасшедшие. Сумасшедшие главным образом от скуки, мы здесь заперты, как ежики в зимней спячке.

— Что за план? — спросил Шон.

Дирн уселся и осторожно вытянул кривую ногу.

— Пересечь лес, перейти реку и пойти по той стороне долины на юго-восток.

— Страна жажды, — сказал Шон. Это было имя, слышанное им в деревне. — Пустыня.

— Кто знает? Кто там побывал за последние сто лет? Никто не переходил через реку. Но в конце-то концов дикий страх перед лесом у нас прошел. Все, что мы бы ему сказали: «Привет и до свидания». И пошли бы дальше.

До сих пор они сидели, как придется, но теперь все склонились к Дирну, как к огню или лампе.

— Разве смерть так мало значит? — спросил Шон. — Разве встреча с Ним и его племенем не имеет значения?

— Обычно это означает смерть, но мы-то живем.

— Но мы ведь отмечены смертью.

— Может быть.

Хоук закашлялся. Нем занялся тем, что стал полировать краешком рубашки свой нож. Это была шерстяная рубашка, как и все рубашки, которые выменивали у Еловой Рощи, — из шерсти овец, принадлежащих Трому.

— До сих пор я не встречал других одержимых, — сказал Дирн. — Мои братья заразились моей одержимостью, или, по крайней мере, утверждают это. Но, что касается меня и тебя, Шон; сама смерть отметила нас. И теперь я вижу, что у тебя голубые глаза. Это интересно. В Пещерном Городе есть поговорка: лес зовет голубые глаза. Шон, если ты признаешься, что сказал Крей тебе, я расскажу тебе, что он сказал мне.

Шон раздумывал. Конечно, они должны бы обменяться историями, чтобы проанализировать то, что с ними случилось в лесу. Сначала он убедил себя, что это был кошмарный сон. Затем, когда он прилагал все усилия, чтобы выжить, он мало вспоминал об этом. Однако если что-нибудь из того, что произошло, имело смысл, он должен был это вспомнить. Обсуждение воспоминаний с Дирном, могло послужить этому.

— Ну, хорошо!

Шон рассказывал сдавленным тихим голосом. Почти обо всем: о кабаньей охоте, ревности Джофа, о том, как тот привязал его к дереву. Потом ночь, звезда, поднявшаяся из Холодного Ручья, всадники с развевающимися волосами, золотой кубок, цветы, большие крылья лошадей. Все это было так чуждо, что когда он об этом рассказывал, казалось, что все это произошло с другим. Однако он не рассказал конец истории: об Ати, Лорте и Джофе. Этого бы он никогда не смог рассказать, слишком опустошенным было его сердце. К этому он еще не был готов. Крей и волшебство были попроще. Затем он рассказал про экзамен Кая и про то, как висел в воздухе, будто на веревках.

Он заметил, что Нем и Хоук нервно заерзали, а Дирн стал совершенно неподвижным. Таким неподвижным, что когда он шевельнулся, боль в ноге пронзила его, и он грубо выругался, а затем ухмыльнулся, чтобы показать, что ничего не произошло.

— Хм, — сказал Дирн, — мне нравится момент про девочку. Тебе повезло. Безлицая, но красивая, хорошо сказано. Дочь Крея? Я сам, однако, встречал только стариков. Пожалуй, их было около десяти, но я не мог бы поклясться в этом. В центре старец с… птичьей головой. Черные перья, клюв, как кинжал, глаза, как капли забродившего вина. Но у него был человеческий голос… Хоук, Нем! Пойдите и наполните пару бурдюков водой!

Пораженные и потому послушные, оба брата выскользнули наружу обрадованно и без возражений.

— Они никогда к этому не привыкнут, — сказал Дирн, когда они вышли. — Я им обязан жизнью, и они живут со мной без единого худого слова. Но они боятся. Не их маленького брата, в этом я могу поклясться, а приключений маленького брата. Рассказать конец?

— Расскажи! — попросил Шон.

— Крей сказал, обращаясь прямо ко мне: «За моим взглядом последует твоя смерть» При этом вокруг головы Крея сияли звездообразные шары пламени, голубые, зеленые и белые. Он явился как сон, и я до сих пор считал, что так оно и было. Никто не предлагал мне питья… и не предупреждал. Я не был так поощрен, как Шон из Еловой Рощи. Но Крей, старая смерть, подскакал ко мне и ударил меня рукой по щеке. Это было, как удар ледяной снежинки: колющий, холодный и бестелесный.

«У тебя никогда не будет расти борода, мой прекрасный мальчик», — сказал он. Однако он оказался неправ. — Дирн легко провел рукой по золотой бахроме на подбородке. Но взгляд его был пуст. — Это все. Они исчезли, а я пошел домой. Конец ты знаешь. И все-таки…

— Все-таки?

— Такое впечатление, как будто Крей наградил нас своей властью, правда? Но мы не можем приручить эту власть. И он этого тоже не хочет. Он хотел моей смерти. Ему нравилось это. Смеялся в кулачок. А еще…

— Что еще?

— Эти новые названия. Когда ты их узнал, ты понял, что многие исконные названия в деревне нелепы.

— Какие, к примеру?

— Король!

Шон уставился на стену пещеры, как будто слово было написано на ней.

— Да, — сказал он, подумав, — ведь король — это правитель стран и… городов. Но не…

— Не навозной кучи хижин.

— Да, и все остальное тоже, — сказал Шон. — И во всем этом нет никакой логики.

— Верно. Зачем бы я, к примеру, стал хромать в такую даль, если бы мог носиться по воздуху? Однако я не могу применить волшебство полета. Это удалось лишь один раз, когда меня захлестнуло презрение, а людям открылась моя одержимость, и они попытались меня убить.

— Дирн! — закричал Хоук от входа в пещеру. — Иди сюда и посмотри!

Дирн оперся на руку Шона и встал. Они пошли к выходу. Хоук стоял с двумя бурдюками воды и смотрел наружу. Нем, согнувшись, бежал с двумя другими бурдюками среди темных кипарисов.

По ту сторону склона за скалами находились холмы. Какое-то неясное движение появлялось на их гребнях и вновь пропадало в низинах. Примерно в милях трех от них.

— Они движутся с юго-запада, — сказал Дирн, — от Еловой Рощи.

Шон холодно ответил:

— Я никогда не подумал бы, что они станут так далеко преследовать меня.

— О, для этого они взяли твою собственную собаку. Она сможет найти тебя там где не смогут найти другие собаки. Однако, ты был вместе с нами. Это должно было стереть след.

— Мне жаль, — сказал Шон. — Это я привел их сюда.

— Еще не совсем. Эту пещеру трудно найти, если не знаешь.

Нем прыгнул внутрь и уронил бурдюки с водой.

— Что, кого они ищут? — спросил он.

— Давай, я выйду один, — сказал Шон. — Они будут этим довольны. Они не заметят, что я был с кем-то.

— Собаки здесь плохо ориентируются, и деревья нас скрывают. Нечто похожее было весной и с нами, и мы им не достались.

Вскоре они услышали лай собак сквозь бормотание воды и шуршание листьев.

— Я пойду, — сказал Шон, — чтобы отвлечь их.

— Подожди!

Они ждали.

Звуки становились громче, потом снова тише, наконец, опять громче. Затем они услышали и крики. За много лет кроны лиственниц сильно разрослись и загородили вход, прикрывая их. Заслоняли его и валявшиеся повсюду обломки скал, и стволы деревьев. Кроме того, были другие пещеры, которые отвлекали внимание. Было множество запахов, покрывавших запах человека. Однако у них было предчувствие, у этих четверых в доме Дирна. Они чувствовали, что это день расплаты, что так предопределено богами или смертью. Они забились еще глубже в тень по обе стороны входа в пещеру. Хоук, опустившись на одно колено, глянул на завернутые копья. Дирн сказал:

— Вскарабкаться нелегко. И у нас преимущество. Очевидно, мы сможем отбиться.

На гребне показалась толпа мужчин, они уже были примерно в четверти мили внизу. Голоса сливались друг с другом, ударяясь о камни, порождали эхо. Все это сопровождалось воем собак.

Шон сделал шаг к выходу из пещеры. С неожиданной быстротой Дирн схватил его и втащил обратно.

— Нет, ты не пойдешь. Неужели ты хочешь сделать им подарок?

— Это я виноват. Дай им меня поймать! Позже я наверняка снова освобожусь.

— Тихо!

Снаружи сдерживали собак. Шон вспомнил о кабаньей охоте. С тех пор он сам стал кабаном, на которого в лесу охотилось племя Крея — а теперь и его собственное племя. И он думал о том, здесь ли Наул, Лорт и Джоф. Из-за деревьев не видно было лиц и фигур; мелькали лишь тени и цветные пятна.

Хоук бесшумно проскользнул вниз и начал разворачивать копья и передавать их. Их было по два на каждого. Восемь древков с бронзовыми наконечниками.

Снизу раздался треск веток — это спустили собак, но науськанные собаки снова заскользили вниз. Зеленый град оборванных листьев обрушился на них. Шон и не подозревал, как хитро Нем выбрал тропу к этой пещере. На секунду у Шона появилась надежда.

Потом ему стало ясно — ведь чтобы к утру пройти такой путь, воины Трома должны были остаться в холмах уже прошлой ночью. Что табу было сломано, и они преодолели боязнь ночи. Все это свидетельствовало об их решимости: они сделали бы буквально все, чтобы вновь поймать Шона. От людей, которые готовы на это, невозможно уйти.

Теперь снаружи и внутри пещеры вновь стало тихо.

Внизу и вверху каждый стоял с копьем в руке и пересохшим горлом, подвластный судьбе.

— Одержимый! — заревел кто-то. — Одержимый, которого зовут Шоном!

— Мы знаем, где ты! В пещере над источником.

— Не трать зря время! Выходи!

Дирн, обвивший рукой шею Шона, прохрипел:

— Только попробуй, и я первый проломлю тебе череп.

— А что делать? — хрипло спросил Шон.

— Пусть они нас осадят. Они побоятся в одиночку или вдвоем взобраться сюда, что они должны бы сделать. Собаки тоже не могут высоко взобраться. У нас есть мясо и вода. Они устанут от бездеятельности и вернутся домой.

— Так было и с нашими воинами, — бросил Хоук. — Правда, они боялись еще и темноты, а эти, из Еловой Рощи, кажется нет.

— Одержимый! — раздался хор голосов, полный ненависти. Затем отдельный голос. — Выходи! Или мы подожжем деревья.

— Проклятье! — хватка Дирна немного ослабла. — Почему твоя вонючая деревня хитрее, чем моя? Эти бы никогда не додумались.

— Дай мне уйти! — сказал Шон.

— Это было бы не умно. Эти ослы превзойдут сами себя.

Так и было. Едва они пригрозили, как кто-то уже принялся исполнять. Внизу возник вихрь. Как будто бы голубую муку смешали с водой, и прозрачное воздушное трепетание пламени поднялось к солнцу. Все затянуло дымом. Взлетела стая птиц, затем еще одна и еще одна. Дерево обуглилось и, казалось, стало плавиться.

Однако, местность вокруг ключа была сырой и затененной. Когда огонь дошел до туда, он потух. Темный и густой столб дыма поднялся вверх и проник в пещеру.

Отверженные начали кашлять и пятиться назад.

— А теперь, — сказал Дирн, — либо мы выскочим им прямо в лапы, либо проскользнем под завесой чада наружу и нападем на них.

Они притаились в задней части пещеры, вцепились друг в друга и зашлись в бесконечных ужасных судорогах кашля.

— Или, — прокряхтел Дирн, — мы задохнемся.

Шон что-то сказал. Он едва мог говорить, а они едва могли слышать.

— Камин! — прохрипел он.

Чтобы попробовать, выполнить это предложение, им пришлось скрючиться еще сильнее. В таком состоянии было проще пролезть в очаг, и медленно выпрямляться, если голова прошла в шахту. Хоук был первым. Он подавил желание вернуться обратно, и Шон и Нем, которые сами задыхались, немного приподняли его и затолкнули в просвет. К их удивлению, он сразу вскарабкался дальше, загромыхал прочь от них по стене скалы. Прошла минута, шум прекратился, и Хоук закричал, чтобы остальные лезли за ним. Дирн подтолкнул Шона, однако вместо этого Шон и Нем схватили Дирна и, не слушая его, отправили вслед за Хоуком.

Обезумевший от кашля и от того, что его молотили по голове ноги Дирна, Шон почувствовал, как груз наконец-то с хриплым криком ослабевает. Далеко вверху, оперевшись одной рукой на выступ в шахте, схватил Дирна за волосы и ворот и тащил его к себе.

Шон следовал за ними, продираясь сквозь темноту и шарахаясь во все стороны, но все же вперед; иногда он останавливался, наполовину вися: они составляли веревку из человеческих тел, которую удерживал Нем, карабкаясь вверх.

Стены узкой шахты были покрыты трещинами и имели выступы, благодаря которым можно было карабкаться наверх; но тому, кто ударялся о них, они причиняли боль. Вверху, между карабкающимися телами тьма редела, или по меньшей мере так казалось.

Они продвигались очень медленно, гонимые отчаянием; кашель мучил чуть меньше, чем раньше, однако все же не отпускал их, так как дым теперь проникал и в камин.

Хоук, следовавший в авангарде, ставил ноги надежнее всех. Дирн, которому мешала покалеченная нога, казалось, цеплялся зубами за скалы, чтобы не упасть на товарищей под ним. Никто не останавливался, чтобы подумать, приведет ли к успеху эта отчаянная попытка. Это было безумием, но другой возможности у них в распоряжении не было.

Свет, проникавший между судорожно дергающимися конечностями и согнутыми телами, постепенно становился ярче. Хоук издал свист и исчез, очевидно, через дыру наверху, затем снова появился, уже головой вниз, чтобы опять схватить Дирна и вытянуть из камина. Напоследок Дирн тоже доставил Шону столь же мало приятное удовольствие.