Глава 23

Танцевальный зал сверкал тысячами огней. Повсюду, подобно сверкающим бриллиантам, горели свечи, газовые рожки и даже несколько электрических лампочек. Не успела Элли войти, как тут же увидела Николаса. Трудно было подыскать слова, чтобы описать, насколько впечатляюще он выглядел, когда, высокий и красивый, разговаривал с одним, смеялся с другим, и все удивительно непринужденно и легко. Он принадлежал этому миру, освещенному морем огней. Он добр и чист. Благородный рыцарь, облаченный в блистающие доспехи, стремящийся спасти умирающую девочку и защитить честь своих родителей. Чудесный человек. Как бы ей хотелось, чтобы все сложилось иначе.

Элли зажмурилась и постаралась поскорее отбросить эту мысль. За свою жизнь она узнала, что все пожелания очень похожи на конфетку, брошенную мимоходом нищему ребенку.

Элли неосознанно расправила ладонями юбку. На ней было строгое темно-голубое платье очень простого покроя. Она заплатила за него столько, сколько ни разу в жизни не платила за одежду. Но когда она первый раз надела его, то не смогла сдержать возгласа удовольствия настолько оно оказалось ей к лицу. Стоя среди шумной великосветской толпы, Элли поняла, что ее платье не проигрывает на фоне всех этих мерцающих жемчужин и сверкающих рубинов. Однако она все равно чувствовала себя чужой в нарядной толпе. Ей хотелось укрыться за длинными, ниспадающими гардинами, исчезнуть из виду, спрятать свои простенькие белые перчатки и не прикрытую драгоценностями шею. Некоторые вещи Николас считал само собой разумеющимися. Соответствующие платья, безупречные перчатки, правильно подобранные туфли. Он был настолько занят, что даже не задумался о том, что у нее может не быть подходящих вещей, в том числе и платья.

А впрочем, какая разница, что на ней надето, подумала Элли. Она пришла сюда не за тем, чтобы получить приз за модное платье. Стиснув руки, она еще раз напомнила себе, что пришла сюда, чтобы заставить Николаса поверить, что она не может выйти за него замуж.

Публика вокруг громко разговаривала и смеялась. Некоторые пары уже закружились в танце. Ближе к полуночи предполагался роскошный ужин — фазан, цыплята в вине, паштет из гусиной печенки, самое дорогое шампанское. Но к тому времени Элли здесь уже не будет. А сейчас она стояла у стены и спрашивала себя, что, собственно, она здесь делает. Задумка казалась такой простой, ведь ей больше ничего не оставалось. Но чем дальше, тем сильнее в ней росло беспокойство, тем болезненнее сжималось сердце. Ей уже начало казаться, что она просто сошла с ума.

— А не будем ли мы выглядеть здесь белыми воронами? — раздался у нее над ухом голос Чарлза Монро.

Элли стремительно обернулась.

— Но нас же впустили, верно? — Она быстро глянула в сторону двери. — Однако, может быть, ты и прав. Давай уйдем отсюда.

— Что ты, зачем? Мы ведь приглашены. — Он возбужденно огляделся. — Смотри, вон Теодор Рузвельт разговаривает с губернатором!

Но Элли уже не слушала. Она поняла, что Николас ее заметил. Он стоял на противоположном конце зала, смотрел на нее влюбленным взглядом и улыбался счастливой и гордой улыбкой. Он гордился ею, Элиот Синклер. Она ясно почувствовала, что ее платье его совершенно не волнует. И Элли всем своим существом впитывала это непривычное чувство, бережно собирала его, чтобы, как сокровище, сохранить в сокровенной глубине своей души. Она знала, что совсем скоро улыбка исчезнет и ей останутся одни лишь воспоминания. Может быть, мелькнула безумная надежда, ей все-таки удастся сбежать.

— Элли, — обиженно проговорил Чарлз, — ты меня совсем не слушаешь.

В этот момент Николас заметил ее спутника. Улыбка его сменилась недоуменным удивлением. Элли зашла слишком далеко, чтобы идти на попятную. Глубоко вдохнув, она заставила себя сделать следующий шаг и дрожащей рукой взяла Чарлза под руку.

Недоумение Николаса сменилось гневным возмущением, и он быстро направился в их сторону.

Чем ближе подходил Николас, тем быстрее улетучивалась ее смелость.

— Чарлз, давай потанцуем, — торопливо проговорила Элли.

Они закружились среди других пар по ярко освещенному, великолепно натертому паркету. Элли старалась как могла. Музыки она вообще не слышала и толком не знала, правильно ли двигается. Она видела лишь Николаса, который остановился у стены и прожигал ее взглядом.

К несчастью, музыка вскоре прекратилась. Чтобы не дать Чарлзу отвести ее прямо к пылавшему гневом Николасу, Элли поспешно потащила его в противоположный конец зала.

— Мисс Синклер!

У Элли сердце чуть не выскочило из груди, прежде чем она сообразила, что это женский голос. Обернувшись, она нос к носу столкнулась с Мейзи Робертс.

— Здравствуйте, миссис Робертс, — взяв себя в руки, поздоровалась Элли. — Очень рада вас видеть.

— Я тоже. А с кем это вы? Я и не думала, что встречу вас здесь, — слегка приподняв брови, заметила она.

Чарлз шагнул вперед:

— Чарлз Монро, с вашего разрешения. Я сопровождаю мисс Синклер, которая совсем скоро станет моей невестой. Она и я… нас пригласили.

— Ну что ж, — проговорила Мейзи, сразу сбавив тон, — очень мило. — Она натянуто улыбнулась. — Вы уже видели Дейдру Карлайл?

— К сожалению, еще нет, — стараясь сохранить самообладание, вежливо ответила Элли.

— Обязательно найдите ее. Признаюсь, я ошибалась насчет ее вуали. Это просто потрясающе. Она бывает излишне экстравагантна, но здесь… — Мейзи слегка пожала плечами. — Ей нужен муж. И после сегодняшнего вечера он, я уверена, появится. О, смотрите — Мириам Уэлтон! — Она прищелкнула языком. — Какой позор!

Элли хотела спросить, в чем именно позор, но к ним подошла какая-то женщина и поздоровалась с миссис Робертс. Элли начала было раздумывать, остаться ей или незаметно ретироваться, как вдруг увидела, что к ним решительно направляется Николас. Она схватила Чарлза за руку и чуть не бегом устремилась прочь. Обернувшись, она увидела, что Мейзи прочно взяла Николаса под руку. Николас смотрел вслед Элли, и лишь настойчивость миссис Робертс позволила той завладеть наконец его вниманием. По выпятившейся нижней челюсти Николаса Элли поняла, насколько он взбешен. Она без сил опустилась на ближайший стул.

— Тебе нехорошо? — забеспокоился Чарлз.

— Нет, нет, все в порядке.

— Тогда я приглашаю тебя на танец.

— Мне как-то не хочется…

— Что за глупости ты говоришь! От танцев никому не становилось хуже!

Чарлз, не дожидаясь ответа, потянул Элли за собой. Музыка гремела, отупляя и оглушая. Сама не своя, Элли двигалась туда, куда вел ее Чарлз. Она даже не сообразила, что музыка стихла и никто уже не танцует. Чарлз резко высвободил руку и куда-то отошел. Она хотела спросить, куда он пошел, но слова застряли у нее в горле, потому что перед ней стоял Николас.

— Ники, — ахнула она.

Когда он взял ее за руку, ее как огнем обожгло. Он помолчал, вглядываясь Элли в глаза, и осторожно положил другую руку ей на талию. Музыка заиграла снова, и он легко повел ее в вальсе. Элли хотелось склонить голову ему на грудь и навсегда забыть, зачем она сюда пришла.

— Зачем ты это все делаешь?

Вопрос был задан сердитым тоном, и она очнулась от своих мечтаний. Вместе с тем голос Николаса был полон боли. И она увидела эту же боль в его глазах. Он непроизвольно повел плечами, стараясь скрыть свои чувства. Другой ничего бы и не заметил, но Элли уже хорошо знала Николаса Дрейка. И она нанесла ему такую душевную рану, от которой оправляются не скоро. Насколько больно было ей самой, Элли старалась не думать.

— Ты пытаешься отыграться за то, что все эти дни я был к тебе невнимателен? — спросил Дрейк, так и не дождавшись ответа.

— Нет, — прошептала она. — Нет, конечно.

— Тогда почему? — резко и требовательно спросил он. — Почему ты говоришь здесь всем подряд, что обручена с этим парнем?

Элли содрогнулась от нахлынувшей в его глазах беспощадной ярости. Но сумела не отвести взгляда, мысленно умоляя понять ее, что само по себе было невозможно.

— Я никогда никому не говорила, что с кем-то обручена.

— Мейзи Робертс напела мне нечто другое. Элли съежилась.

— Это все Чарлз. Он заявил, что надеется вскоре стать моим женихом. Но это навряд ли имеет значение…

— Вот как? — саркастически заметил Николас. — А что тогда имеет значение? Почему ты вообще пришла сюда с другим мужчиной?

— Я пришла с Чарлзом, потому что… мне нравится его общество.

У Николаса угрожающе сузились глаза, и он сбился с такта.

— Тебе нравится его общество? Но вроде предполагалось, что ты будешь со мной? Или я ошибаюсь?

Он сделал такой резкий разворот, что Элли чуть не упала, и ей пришлось вцепиться в отвороты его фрака.

— Ошибаешься. Я здесь не с тобой, а с Чарлзом. Он еще крепче прижал ее к себе, пожалуй, даже излишне крепко.

— Я не знаю, зачем ты все это делаешь, — тихо проговорил он, — но ты моя, Элли. Понимаешь, моя.

Они молча дотанцевали вальс, и она через силу проговорила:

— Нет, Ники, я не твоя. — Она отвела взгляд в сторону. — Я ничья.

— О чем ты говоришь?

— Я давно тебе сказала, что не выйду замуж ни за тебя, ни за кого-то еще, но ты не поверил мне. Так вот, Николас, я не выйду за тебя замуж.

— Лучшего времени сообщить об этом и не придумаешь, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. Покраснев от негодования, Элли воскликнула:

— Сколько раз я пыталась это тебе сказать! Сколько раз! И все без толку, ты ни разу не выслушал меня.

Николас дернулся как от удара, и она поняла, что он вспомнил. Он посмотрел на нее, и глаза у него были полны ярости и отчаяния.

— Почему? Почему ты предаешь меня? — еле слышно выговорил он дрогнувшим голосом.

Элли едва не вскрикнула. О каком предательстве он говорит?

Он с силой сжал ей руку и склонился к ее лицу:

— Боже мой, клянусь, я так надеялся, что наконец нашел ту, которая, что бы ни случилось, никогда меня не предаст. Я так надеялся, что ты станешь для меня той единственной, кому я всегда и во всем смогу довериться.

«Господи, — захотелось крикнуть ей, — я же не предаю тебя, как ты не понимаешь! И как тебе это объяснить?»

Элли беспомощно смотрела, как он меняется у нее на глазах, как отчаяние исчезает под маской умелого безразличия, превращаясь в то, что очень скоро можно будет назвать ненавистью. Боль пронзила ей сердце. На глазах закипели слезы. Если и был момент, когда она еще могла изменить ход событий, то он безвозвратно прошел. По глазам Николаса Элли поняла, что достигла своей цели. Она убедила его. Только вот радости от этого она не испытывала никакой. В душе осталась сосущая ледяная пустота.

Глава 24

— Я ухожу.

Барнард отвернулся от своей картины и бросил на Ханну любопытный взгляд:

— Уходишь? — Он оглядел ее с ног до головы. — Куда это ты так расфуфырилась? На свидание, что ль? В такую рань? — Он хохотнул и потянулся кистью к палитре.

— Я съезжаю. Барнард замер. Он уставился прямо перед собой, не на картину, а куда-то в пространство. Потом перевел взгляд на Ханну.

— Съезжаешь? Никогда в жизни не встречался с такой глупостью! Куда, черт возьми, ты пойдешь?

Ханна гордо вздернула подбородок, всем сердца надеясь, что он не заметит, как у нее дрожат руки.

— Я люблю тебя, Барнард Уэбб, вот такая я дура. А коли ты мне взаимностью не отвечаешь, я больше не могу жить с тобой под одной крышей. А куда я пойду, это уже не твое дело.

— Ах-ах! Как же, любовь! Романтические женские бредни! Самый натуральный вздор и больше ничего.

Ханна подобралась и стиснула затянутые в белые перчатки руки.

— Ты бессердечный человек, и я не могу понять, как вообще смогла тебя полюбить!

— Ага, вот так взяла и ушла! Одни слова! Попугать решила? Ну что ж, пугай. Да ты скорее пробежишься нагишом по Центральному парку, чем съедешь отсюда!

Ханна удержалась от соответствующего ответа на оскорбление и ровным голосом заметила:

— Ты ошибаешься, Барнард. Я действительно ухожу. Сейчас.

Он смотрел на нее несколько томительно долгих минут и молчал.

— Ну и уходи, — буркнул он наконец, и лицо его застыло страдальческой маской. — Проваливай. Мне-то что за дело?

И он, отпустив крепкое словцо, начал деловито растирать краски.

Ханна все смотрела ему в спину и ждала, когда Барнард обернется и скажет, что не хочет, чтобы она съезжала. Но он взял кисть и повернулся к мольберту. «А может быть, Барнард все делает правильно», — подумала Ханна. Только такая дура, как она, могла надеяться на самый пустячный знак внимания. Она заслуживает лучшего. Ханна знала это. Однако знать УМОМ и знать сердцем очень часто совершенно разные вещи.

С покорным вздохом Ханна, впервые за все эти годы почувствовав на своих плечах груз прожитых лет, снова поднялась на второй этаж. Она и собиралась сначала пойти к Элли, будучи совершенно уверенной, что та давным-давно встала. Однако дверь в комнату Элли оказалась плотно закрытой, и Ханне осталось спуститься вниз и начать с Барнарда.

Была суббота, и Элли еще накануне предупредила что магазин не будет работать. Ханне ужасно не хотелось будить девушку раньше времени. Она бы подождала еще, но бессердечие Барнарда лишило ее надежд терпения. Ждать было больше нечего. Ханна осторожно постучала.

— Кто там? — невнятно спросили из-за двери.

— Элли, милочка, это я, Ханна. Мне очень надо поговорить с тобой. Тишина.

— Элли! — снова позвала Ханна.

— Иду, — раздалось в ответ.

За дверью послышалось какое-то движение, щелкнул замок, ручка повернулась, и дверь наконец открылась. Ханна громко ахнула:

— Элли, что с тобой?! Ты заболела?

— Нет, — мучительно потирая лоб, ответила Элли. — Просто очень устала.

— Я даже не слышала, как ты вернулась. Наверное, ты пришла очень поздно?

Элли как-то странно усмехнулась.

— Да нет, совсем не поздно.

— Как прошел прием?

— Все было замечательно, Ханна, — с раздражением ответила Элли и, тут же устыдившись, добавила:

— Извини, Ханна. Я действительно устала. О чем ты хотела со мной поговорить?

— Я ухожу.

Элли не могла сообразить, какая была необходимость будить ее ради того, чтобы сказать, что Ханна уходит. Она безуспешно попыталась вспомнить, не договаривались ли они сегодня куда-нибудь пойти.

— А сколько сейчас времени? И куда же ты уходишь?

— Я съезжаю, Элли.

— Съезжаешь?!

— Да. Я ухожу. Так будет лучше для всех. Элли окончательно проснулась.

— Уходишь? И от этого всем будет лучше? Ты понимаешь, что говоришь, Ханна?

— Мне тут работу предложили. Я хотела тебе раньше сказать, но то одно, то другое — история с Николасом, потом все эти заказы на шляпки, ну и поездка на Лонг-Айленд, конечно. По глупости я отчего-то решила, что, если мы уедем из города, Барнард на многое посмотрит по-другому.

— Так вот в чем дело, — поняла наконец Элли. — Ты съезжаешь из-за Барнарда.

— Да, дорогая. Прости. Мне надо было предупредить тебя заранее и из-за комнаты, и из-за магазина… Но когда я набралась смелости, то решила не тянуть. Надеюсь, ты меня поймешь.

— Ханна, Ханна, — вздохнула Элли. — Ты не можешь вот так взять и уйти. Мы со всем этим разберемся.

Если бы она знала, как это сделать! Барнард и на краю могилы будет надеяться, что за ним приедет сын А не этой ли надеждой он, собственно, и живет? Как его за это осуждать?

— От этого всем будет только лучше, — повторила Ханна и, не говоря больше ни слова, двинулась к выходу.

Элли в растерянности застыла на пороге своей комнаты. Тут Ханна остановилась, стремительно вернулась назад и заключила молодую женщину в жаркие объятия:

— Все эти семь незабываемых лет ты была мне как дочь. Боже мой, как мне будет не хватать тебя, моя девочка! Я люблю тебя так же, как я люблю нашего милого, доброго Джима. Но мне нужно уйти. Я не могу больше оставаться в одном доме с человеком, которому совершенно на меня наплевать, когда я всем сердцем переживаю за него!

— Послушай, Ханна, ты не можешь уйти! Мы тебя так любим, даже Барнард, поверь мне! Просто он не умеет этого показать. Да ты и сама все знаешь.

— Нет, Элли, про это мне ничего не известно, — твердо возразила Ханна и, не говоря больше ни слова, направилась к лестнице.

Элли накинула халат и заторопилась следом, отчаянно пытаясь найти способ остановить Ханну. Ведь она действительно стала для нее почти матерью. Она не могла потерять Шарлотту, Николасв, а теперь еще и Ханну. Но, спустившись вниз, она увидела в холле груду корзин и чемоданов. В открытую дверь виднелся стоящий у тротуара экипаж. Элли поняла, что дело действительно серьезно.

В это время в дом вошел Джим и, растерянно остановившись на пороге, громко спросил:

— А что здесь такое происходит? Ханна подошла к нему, ласково взяла за руку и горячо сжала:

— Мне надо уйти, Джим.

— Куда? Когда ты вернешься? — Его круглое лицо исполнилось озабоченности, когда он заметил упакованные вещи. — А зачем столько всего берешь с собой?

— Потому что я больше не вернусь.

— Как это? Ханна, ты должна вернуться! У Ханны на глаза даже слезы навернулись.

— Прости меня, Джим, но я должна уйти.

— Барнард! — Элли сделала еще одну попытку. — Скажи Ханне, чтобы она не уходила! Барнард и ухом не повел. Не удосужившись обернуться, он проворчал:

— Хочет уйти, пусть уходит. Кто мы такие, чтобы ее задерживать?

— Мы те, кто любит ее, черт возьми! Элли увидела, как вздрогнул Барнард. Она никогда не ругалась. Но если она думала, что этим подвигнет Барнарда на какие-то действия, то самым печальным образом ошиблась. Он продолжал наносить на холст широкие разноцветные мазки, выражая нечто, ведомое только ему.

Ханна явно ждала, что скажет Барнард. Когда Элли повернулась к ней и развела руками, она вздохнула и позвала с улицы возницу.

Все то время, что вещи загружались в экипаж, Элли молчала. Ханна устояла даже перед слезами Джима Барнард продолжал сидеть, с преувеличенным вниманием водя кистью по холсту. Без пятнадцати десять утра в начале сентября дом Элли остался без Ханны Шер.

— Пошел ты к черту, Барнард Уэбб! — воскликнула в сердцах Элли и начала подниматься по лестнице.

Она не прошла и половины пролета, как раздался решительный стук в дверь. Элли торопливо обернулась и увидела, что Барнард тоже смотрит в сторону двери с выражением явного облегчения на лице.

— Она вернулась! — радостно завопил Джим. Барнард вгляделся в стекло и, скривив губы, изрек:

— Бог миловал, это Николас!

— Не может быть! — ахнула Элли. — Меня нет дома, слышите? — умоляюще прошептала она. — Не говорите ему, что я здесь!

Она взлетела вверх по лестнице и, судорожно запирая дверь комнаты, услышала снизу радостный возглас Джима:

— Ники, это ты!

Николас остановился на пороге. Выглядел он непривычно уставшим и постаревшим. И рассерженным. Очень рассерженным.

— Ты вместе с Шарлоттой пришел, да? Джим на радостях забыл про Ханну и не заметил, в каком состоянии находится Николас.

— Нет, Джим…

— Как она? Как ее здоровье?

Лицо Николаса немного смягчилось.

— Ей лучше. Очень скоро она будет совсем здорова. — Он посмотрел на Барнарда, и взгляд его снова потяжелел. — Мне нужно увидеть Элли.

Барнард пожал плечами и предусмотрительно отошел к камину.

— Извините, Николас, ее нет дома.

— Нет дома? — Николас обвел взглядом прихожую и в упор посмотрел на Джима. Тот опустил глаза в пол. Николас гневно сжал кулаки. — Черт возьми, Барнард, мне необходимо с ней поговорить!

— Я бы рад вам помочь, Николас, но Элли действительно нет дома.

— Так я и поверил! — рявкнул Николас и неожиданно, перешагивая через две ступеньки, ринулся на второй этаж.

Джим и Барнард запоздало бросились следом и поспели как раз вовремя, потому что Николас пытался открыть дверь в комнату Элли. Но медная ручка никак не желала поворачиваться. Дверь была явно заперта. Николас поглубже вдохнул и крепко зажмурился, стараясь взять себя в руки.

— Элли! — требовательно постучал он в дверь. Элли стояла, прижавшись спиной к двери, и голос Николаса вкупе с его стуком отозвались в ее теле неожиданно сладкой дрожью.

— Черт возьми, Элли! — прогремел Николас, сопроводив слова громким и настойчивым стуком. — Открой мне! Нам надо поговорить!

Элли молчала. Время слов ушло. Николас продолжал бушевать в коридоре, и дверь сотрясалась от ударов.

— Что вы делаете! — возмутился Барнард. — Еще немного — и вы выломаете дверь!

Элли до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться и, распахнув дверь, не кинуться в объятия Николаса.

— Черт побери, Элли, да открой же наконец!

И вдруг он замолчал. В коридоре сгустилась мучительная тишина. Минута шла за минутой, а Николас молчал. Она представила себе, как он стоит перед запертой дверью, высокий, рассерженный и от этого еще более красивый.

— Я не знаю, почему ты это сделала, — вдруг заговорил Николас. Голос его был спокоен и полон глубокой боли. — Но я знаю одно: будь ты искренна со мной, я отдал бы тебе себя и весь белый свет в придачу.

Мир вокруг Элли мгновенно рухнул. Она услышала гулкие удаляющиеся шаги. Тишина. На первом этажи громко хлопнула входная дверь. Николас ушел. Элли беззвучно зарыдала и, давясь слезами, без сил опустилась на пол возле двери.

Глава 25

Доктор только что ушел, и Николас остался один в своем кабинете. Все, что было в человеческих силах, он сделал. Все его обещания и решимость оказались тщетными. Не осталось надежды на спасение. Не нашлось чудодейственного лекарства. Шарлотта умирала.

«Элли, почему ты не здесь?» — прорвалась горькая мысль.

Николас с силой потер виски кончиками пальцев в надежде, что бесполезные мысли и мигрень наконец оставят его. Однако головная боль стала просто мучительной, как бы откликаясь на безмолвный крик его души. Николас попытался отвернуться от колющей глаза правды, но не смог. Его знаменитая воля потерпела позорное поражение. Элли потеряна навсегда, Шарлотта угасает на глазах. Он уже ничем не мог ей помочь.

Николас вышел из кабинета, и нос к носу столкнулся с проходившим по коридору зятем. Тот был одет с иголочки, явно намереваясь уходить.

— О, Николас! Я как раз шел к тебе. — Уильям аккуратно стряхнул невидимую пушинку со своего умопомрачительного пиджака.

— Я собираюсь в Метрополитен-клуб. Не хочешь составить компанию?

— Прямо сейчас? В полдень? — вскипел Николас.

— Самое время, чтобы пропустить стаканчик. В два размашистых шага Николас оказался перед Уильямом и, схватив его за грудки, с силой припечатал к стене:

— Твоя дочь умирает! У тебя что, совсем нет сердца?

Уильям Уэлтон неуклюже дернулся, но не сумел высвободиться.

— Я не сиделка. Навещу ее сегодня вечером — почитаю сказку, а потом…

— Слушай, ты, скотина, — Николас безжалостно тряхнул родственника как тряпичную куклу, — мне плевать — допивайся хоть до бесчувствия. Но не сегодня и не сейчас!

— Что здесь происходит?

Со стороны лестницы к ним подходила Мириам. Лицо осунувшееся, вокруг покрасневших глаз темные круги. Николасу с трудом верилось, что в сестре проснулось наконец материнское чувство. Было слишком заметно, как она себя жалеет, — оставить блестящую, беспечную светскую жизнь ради обязанностей, которых она так старательно избегала.

Он с презрением отпустил Уильяма. Тот, как мог, привел в порядок одежду и, бросив на Николаса испепеляющий взгляд, устремился вниз по лестнице. Оглушительно грохнула входная дверь.

— Не думал, что мое мнение о нем может упасть еще ниже, — покачал головой Николас и направился к своей комнате. Проходя мимо Мириам, он поймал ее умоляющий взгляд. Но о чем она его просила, не смог понять.

— Николас, — проговорила она плачущим голосом.

— Да, Мириам? — полуобернувшись, холодно отозвался Дрейк.

— Да нет, ничего, — прошептала она и, прижав платок к губам, торопливо стала подниматься по лестнице за ним следом.

Шарлотту перевели в комнату, окна которой выходили на юг. Целый день она была залита солнцем, повсюду живые цветы и яркие ленты, которые так ей нравились. Когда Николас осторожно приоткрыл дверь, девочка лежала на боку, крепко прижимая к себе свою куклу. Он решил, что Шарлотта спит, и осторожно, стараясь не шуметь, подался назад.

— Дядя Николас, это ты?

Он замер на месте, но тут же откликнулся:

— Да, принцесса, это я.

— Я знаю, ты очень занят, но, может быть, немножко посидишь со мной?

Берт расписал весь сегодняшний день чуть ли не до полуночи, каждая минута была на счету — деловые встречи, переговоры. Уже час назад ему надо было быть в конторе.

— В чем вопрос, конечно, посижу!

Его обычно громкие шаги приглушил толстый ковер на полу. Шарлотта легла на спину и улыбнулась. Но никакой улыбке было уже не под силу скрыть восковую бледность и хриплое, трудное дыхание девочки. Николас заставил себя беспечно улыбнуться. Подтянув стул по. ближе к кровати, он неспешно уселся и решительно отставил все дела и посторонние мысли в сторону.