Кин знал, что индейцы выслеживают добычу по следу не хуже его. Не медля ни секунды, он взлетел на Дюка и, пришпорив, перевел его в галоп.
Кэтлин натянула вожжи и, остановив лошадь, спешилась.
– Майкл, моя лошадь захромала. Наверное, с ней что-то случилось.
Майкл Рафферти со злостью развернул свою лошадь и недовольно прорычал:
– Что ты сказала?
– Моя лошадь хромает. – И она наклонилась, чтобы осмотреть колено лошади. Рафферти направился к ней.
– А ну, с дороги, – выкрикнул он, оттолкнув Кэтлин. После беглого осмотра он выпрямился. – Лошадь охромела.
– И как теперь быть, Майкл?
– Заткнись и не мешай мне думать.
– Может, приготовить кофе, раз мы задержались?
– Кофе? Ты что думаешь, я собираюсь торчать здесь, пока лошади не станет лучше? – прорычал он. – Ну-ка, дай посмотреть, что у тебя во вьюке. – И он стал энергично рыться в седельном вьюке ее лошади. Схватив несколько предметов, он впихнул их в свой седельный вьюк. – Не знаю, зачем я взял тебя с собой. Из-за тебя я еле тащусь. – Привязав к сиденью одеяла, он поднялся в седло.
Кэтлин устало отбросила волосы с лица. Дождевые капли заставили ее поднять голову.
– Ветер становится сильнее. Скоро начнется дождь.
– Мы найдем укрытие. – Поскольку Кэтлин не собиралась садиться на лошадь, он бросил ей: – Чего ты ждешь?
– А что будет с лошадью? Она хромая. Мы не можем ее оставить.
– У меня нет времени беспокоиться об этой чертовой лошади. Я не хочу даже тратить на нее пулю. – Рафферти не добавил, что если за ними началась погоня, то звук выстрела облегчит задачу преследователей. – Ты поедешь или нет? – крикнул он, поскольку она все еще продолжала колебаться.
Бросив полный жалости взгляд на охромевшую кобылу, Кэтлин взобралась позади Рафферти.
Они проехали еще милю, когда дорожная пыль стала покрываться мокрыми точками – начинался дождь. Рафферти двинулся к ближайшим деревьям.
– Там мы укроемся. Спустившись с лошади, он распорядился:
– Принеси хворосту, пока все не промокло. Я позабочусь о лошади.
Сухих веток вокруг оказалось множество, но Рафферти приказал Кэтлин разжечь маленький костер: он не хотел привлекать внимание.
Дожидаясь, пока вскипит вода, Кэтлин села перед огнем.
– Почему мы покинули Огден в такой спешке?
– У меня была серьезная стычка с Кейсментом, – буркнул Рафферти.
– Но это ведь не причина, чтобы не взять вещи и не купить еды.
– Ты учишь меня, что делать? – недовольно проворчал он. – Мы можем все это купить, когда приедем в город.
– А далеко до него? – спросила она. – И где мы сейчас находимся?
– Откуда я знаю? – раздраженно буркнул он. – Мы едем по дороге на запад. Тебе больше ничего и не нужно знать. Если тебе нечего есть, съешь свой язык и не задавай дурацких вопросов.
– А зачем ты украл лошадей? И что, если ты покалечил парня?
Он дал ей оплеуху.
– Заткнись. Иди спать. Как только дождь кончится, мы отправимся в путь.
Рафферти завернулся в одеяло и закрыл глаза. Кэтлин попыталась сделать то же, но сон не шел. Она вспомнила Кина Маккензи. Теперь они уже никогда не увидятся. От этой мысли глаза наполнились слезами, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расплакаться. Она никогда больше не увидит эту высокую фигуру, шагающую к ней, не заглянет в глубину его глаз, не услышит его хрипловатый голос. Но это, наверное, Божье наказание за то, что она привязалась к человеку, который не был ее мужем, убеждала она себя.
Так она и лежала, терзаясь сладкими воспоминаниями и слушая шум дождя и храп мужа. В конце концов она поняла, что все ее попытки уснуть бесполезны, и решила разыскать платок, которым можно будет укрыться от дождя, когда они поедут дальше.
Кэтлин подошла к лошади, распаковала седельный вьюк и вдруг увидела тяжелый саквояж, которого никогда прежде не видела. Она вынула саквояж и присела, чтобы рассмотреть его содержимое. Саквояж оказался доверху набит деньгами. Кэтлин не могла сдержать возгласа удивления:
– Боже мой! Здесь тысячи долларов!
Она оглянулась на спящего мужа. Майкл говорил ей, что не в состоянии купить лошадей, и это при том, что у него целый саквояж денег. И откуда они взялись?
Догадка потрясла ее: деньги краденые. Это объясняло, почему он покинул Огден в такой спешке, ночью – так убегают только воры.
Вдруг Рафферти кашлянул и повернулся на другой бок. Кэтлин вздрогнула. Затаив дыхание, она пристально вгляделась в лежащую на земле фигуру.
Ее страх был не напрасным. Он открыл глаза.
– Что ты там делаешь?
– Просто хочу немножко размяться, – ответила она спокойным голосом и ногой отодвинула саквояж за куст.
Рафферти тут же вскочил. И в эту же секунду мимо его головы пролетел какой-то предмет, жужжащий, словно оса. Рафферти инстинктивно пригнул голову, повернулся и увидел, что в дерево рядом с ним воткнулась стрела. И тут же пролетела еще одна.
– Индейцы! – в ужасе крикнул Рафферти, падая на землю. Вытащив револьвер, он внимательно осмотрел деревья вокруг. Когда один из индейцев выбежал из-за ствола дерева, он выстрелил. За ним появились другие, и Рафферти принялся в них палить. – Они хотят подобраться поближе, – пробормотал он.
Испуганная Кэтлин пригнулась к земле.
После нескольких выстрелов револьвер издал только сухой щелчок. Выругавшись, Рафферти побежал к лошади.
– Надо убираться отсюда, пока они нас не окружили. – И он быстро забрался в седло.
Кэтлин поспешила к лошади, думая сесть позади него.
– Не могу тебя взять, – отмахнулся он. – Ты будешь лишним грузом.
Он взнуздал лошадь. Кэтлин в отчаянии схватила его за ногу.
– Не бросай меня, Майкл! Пожалуйста, – взмолилась она.
– Убирайся, – хрипло бросил он и вырвал ногу с такой силой, что Кэтлин упала. Галопом он помчался прочь.
Следом за ним из-за ближайших деревьев с улюлюканьем бросились двое индейцев на лошадях. На их головных уборах развевались перья.
Кэтлин лежала на земле, протягивая вслед мужу руки:
– Не бросай меня, Майкл. Пожалуйста, не бросай.
Прежде чем увидеть индейцев, она почувствовала их присутствие. Подняв голову, она с ужасом обнаружила две стоящие над ней фигуры. Они выглядели, как черти из преисподней. Их темная кожа была покрыта боевой раскраской. Вокруг глаз черной краской были нанесены широкие круги. Красные и белые полосы шли через лбы и щеки.
Кэтлин закричала, когда индейцы, плотоядно кривя губы, стали срывать с нее одежду.
Но вдруг Кэтлин услышала выстрел, и один из индейцев замер, затем рухнул на землю. Другой, быстро обернувшись, схватился за нож. Но Кин действовал быстрее, он перехватил ружье и ударил краснокожего прикладом, так что тот повалился на спину.
Не в силах сдержать рыданий, Кэтлин поползла в сторону. Индеец пришел в себя после удара почти мгновенно. Он вскочил и снова двинулся на Кина, поднимая томагавк, но разведчик выстрелил в него в упор, и краснокожий распластался у его ног.
Кин подбежал к Кэтлин и обнял ее. Содрогаясь от плача, она обхватила его за шею.
– Ладно, маленькая, – успокаивающе проговорил он. – Все в порядке. Никто тебя не обидит.
– Это… это действительно ты? – пробормотала она дрожащими губами. – Это в самом деле ты?
Когда ее рыдания немного утихли, Кин поспешил поднять ее на ноги.
– Кэтлин, нам надо уезжать, пока сюда не вернулись другие индейцы. – Он мягко расцепил ее пальцы. – Ты можешь стоять?
Она кивнула и поднялась, но тут же схватилась руками за лохмотья своего платья. Кин стянул с себя куртку и накинул ей на плечи.
– Пока надень это. Идти сможешь? Мой Дюк в четверти мили отсюда. Я не хочу оставлять тебя одну.
Услышав слово «оставлять», она в страхе схватила его руку.
– Нет, не оставляй меня одну! Я умоляю тебя, Кин, пожалуйста, не оставляй меня!
Он повернулся к ней и твердо сжал ее плечи.
– Кэтлин, посмотри на меня, – мягко произнес он. Она с тревогой взглянула ему в глаза – спокойные серебристые глаза, которые она так боялась никогда больше не увидеть. – Я не покину тебя, Кэтлин. Поверь мне. Я тебя больше не покину.
Он оглянулся и поднял с земли одеяло Рафферти. Кэтлин отыскала глазами свое собственное и тоже хотела его поднять. Но тут она замерла, увидев саквояж, который вынула из седельного вьюка.
– Деньги, – тихо сказала она, поднимая саквояж.
– Деньги? – удивленно переспросил Кин. Неужели он ошибся, и она как-то участвовала в преступлении Рафферти?
– Я нашла этот саквояж в седельном вьюке Майкла. Здесь очень много денег. Я думаю, Майкл получил их каким-то нечестным путем.
– Да, вроде убийства, – лаконично бросил Кин.
– Убийства?! – Ее голубые глаза округлились от ужаса.
Кин взялся за саквояж.
– Я расскажу тебе обо всем позже. Нам нужно спешить. Когда индейцы вернутся назад, они могут попытаться догнать нас по нашим следам. – И, схватив ее за руку, он быстро пошел через заросли.
Оглянувшись, Майкл Рафферти увидел, что преследующие его всадники приближаются. Он с силой пришпорил лошадь, но бедное животное, измученное долгим переходом, не могло двигаться быстрее.
И тут в него попала стрела. Она ударила ему в спину чуть ниже шеи. Вторая стрела впилась около бедра. От боли он выпустил поводья и повалился с лошади на землю, потом вскочил и увидел, что всадники двигаются прямо на него.
Майкл бросился бежать, но новая стрела, попавшая в бедро, заставила его упасть на колено. Однако это его не остановило. Зарычав от ярости, он снова вскочил и двинулся вперед. Увидев, что он еле движется, всадники решили с ним поиграть: они окружили его и, смеясь, стали толкать лошадьми – один в одну сторону, другой – в другую.
Вконец ослабев, Майкл упал на колени. И в этот момент все трое услышали звук выстрела.
Индейцы разом обернулись и прекратили игру. Один из них свесился с лошади и обрушил на голову Рафферти смертельный удар томагавка. Затем проворно соскочил с лошади и, пока второй догонял испуганную лошадь Рафферти, сделал надрез на голове мертвого.
Сняв скальп, он мигом взлетел на лошадь. Но лучше бы он не спешил – грохнул выстрел, и индеец рухнул на землю рядом с тем, кого он только что зарубил томагавком. Следом раздался еще один выстрел – и второй индеец скатился с лошади.
Вскоре из-за холма показались двое бородатых всадников. Они удостоверились, что оба индейца не дышат, и удивленно остановились перед мертвым Рафферти.
– Ты видел его раньше? – спросил один. Его компаньон отрицательно покачал головой. – Похоже, что это один из железнодорожников.
– Ладно, куда бы мы его ни доставили, он не будет возражать. Привяжи его к лошади, и мы отвезем его в Огден. Может, там кто-нибудь его узнает.
Кэтлин была слишком измучена всем происшедшим, чтобы держаться в седле. Она в полузабытьи припала к спине Кина, обняв его за талию.
После наступления сумерек дождь лил не затихая, но Кэтлин не обращала никакого внимания ни на падающие капли, ни на отдаленный раскат грома. Она хотела, чтобы они так ехали вечно. Вся погруженная в свои мечты, она удивилась, когда Кин внезапно натянул вожжи. Перед ними был вход в пещеру.
– Нам нужно спрятаться. Приближается гроза. – Он показал рукой на всполохи молний на горизонте. – Подожди немного, я проверю, все ли там в порядке.
Он исчез в темноте пещере, и тут же к Кэтлин вернулись ее страхи. Платье промокло, и она вся дрожала от холода и страха. Но Кин вернулся очень скоро.
– Все в порядке, – бросил он.
Он подвел лошадь к пещере и помог Кэтлин спуститься.
– Там есть сухие дрова. Постой у входа, пока я разжигаю костер.
– А это безопасно – зажигать огонь?
– Последние два часа за нами никто не шел. – Кин не стал говорить, что, перед тем как остановиться, он заметил сзади двух всадников, ведущих серую лошадь ее мужа.
Скоро в пещере потеплело от весело потрескивающего костра. Кин расседлал лошадь и достал из седельного вьюка рубашку.
– Возьми, переоденься в сухое. А я пока займусь Дюком.
Кин повернулся к лошади и принялся скрести и вытирать ее. Кэтлин укрылась в углу и, стянув с себя мокрое платье, поспешно натянула сухую одежду. Рубашка пришлась ей почти впору, хотя полы и доставали до колен. Быстро застегнув пуговицы, она закатала рукава и расстелила попону у костра, думая просушить волосы.
Кин подтащил к костру седельный вьюк и вывалил его содержимое; там же он разложил и свою мокрую рубашку, после чего принялся готовить кофе.
– Давайте я сварю кофе – предложила Кэтлин.
– Я привык это делать сам.
– Похоже, вы любите все делать сами, – мягко улыбнулась Кэтлин.
– Думаю, это так. Все, кто живет в одиночку, имеют такое обыкновение.
Ее взгляд скользнул по его груди и задержался на продолговатом шраме у плеча.
– Я вижу, ваши раны хорошо затянулись. Он поднял глаза, и его губы дрогнули в улыбке:
– Благодаря хорошему уходу.
Она вдруг почувствовала, как заколотилось ее сердце. За целых восемь лет это была первая услышанная ею благодарность. От таких теплых слов мигом исчез ее страх перед индейцами.
Кин снова потянулся к седельному вьюку и вытащил расческу.
– Вы можете воспользоваться этим. Если хотите. – Это была расческа с потускневшей серебряной ручкой, которую она уже видела на туалетном столике в его комнате.
Кэтлин с благодарностью взяла расческу.
– Никогда не думала, что у такого человека, как вы, может быть расческа с серебряной ручкой, – тихо заметила она, расчесывая спутанные мокрые волосы.
– Это подарок, – ответил Кин. На секунду перед его глазами возник яркий рождественский ящик с подарками, но он отогнал воспоминания и протянул Кэтлин кусок вяленого мяса. – Думаю, вы сегодня ничего не ели, миссис Рафферти.
Эту фразу он уже говорил, когда она выхаживала его после ранения. Они взглянули друг на друга, и она приняла угощение – не потому, что была голодна, просто ей не хотелось огорчать его отказом.
Кин тронул рубашку – она уже подсохла. Натянув ее, он начал вновь запихивать вещи в седельный вьюк. Кэтлин увидела саквояж с деньгами, и это вернуло ее к реальности.
– Кин, скажи мне, как Майкл достал эти деньги. На его скулах заиграли желваки.
– Он убил кассира железной дороги. От ужаса Кэтлин закрыла глаза.
– Подозревают и тебя, поскольку ты уехала с ним.
От удивления Кэтлин раскрыла рот.
– Клянусь Девой Марией, я ничего не знала.
– Не волнуйся, Кэтлин, как только все станет известно, обвинение будет снято.
– Может быть… может, они найдут Майкла, и он все расскажет? – с надеждой спросила она.
Кин кашлянул, прочищая горло.
– А… я должен тебе кое-что сказать. Она посмотрела на него с удивлением.
– Что именно?
– Когда ты сегодня дремала, вдалеке от нас проехали двое, ведя серую лошадь твоего мужа.
Она прижала к груди руки.
– Так почему же ты не остановился и ничего не спросил?
– Не стоит пересекать путь незнакомцам. Это может быть опасно. – И он решил, что лучше сказать все сейчас: – Когда они уже проезжали, я увидел, что к лошади привязано какое-то тело. Похоже, это был твой муж.
Она в изумлении раскрыла рот, затем поспешно перекрестилась.
– Пусть Бог будет милосердным к этой душе.
– Мне очень жаль, Кэтлин, – тихо произнес Кин.
По ее щекам покатились слезы.
– А мне нет. Пусть Бог простит мне, что я не жалею мертвого. – Она отвернулась и, закрыв лицо руками, упала на попону. Ее плечи начали сотрясаться от рыданий, но не от горя, а от чувства собственной вины.
Кин подошел к ней, подумав что нужно ее успокоить, но потом решил, что в этот момент лучше оставить ее одну.
Он взял ружье и направился к выходу. Нужно быть начеку на случай, если индейцы захотят выследить их.
Прошло некоторое время. Кин сидел, вглядываясь во тьму, когда Кэтлин внезапно вскрикнула. Она было заснула, но увиденный во сне кошмар заставил ее вскочить. Кин поспешил к ней.
– Тише, тише, – встряхнул он ее. – Все хорошо.
Она обмякла в его руках.
– Мне приснилось, что ты меня оставил. Он уложил ее на землю и завернул в попону.
– Спи спокойно. Я никуда не уйду.
И Кин отправился на свой пост у выхода. Оглянувшись, он заметил, что Кэтлин смотрит ему вслед.
С рассветом Кин и Кэтлин снова двинулись в путь. Вскоре из-за холмов показался город. Кин отвез Кэтлин в ее палатку, приказав:
– Оставайся здесь, пока я схожу к шерифу. Но шериф Беллоуз оказался на удивление легок на помине. Не успел Кин повернуться, как услышал стук копыт, – Беллоуз скакал к дому Кэтлин. Увидев разведчика, он кивнул ему:
– Привет, Кин. – Он знал Кина со времен, когда тот был еще подростком.
Кин почтительно наклонил голову:
– Добрый день, шериф. Беллоуз повернулся к Кэтлин:
– Вы миссис Рафферти?
– Да, сэр, – тихо ответила та.
– Рад видеть, что вы в порядке, мэм. – Беллоуз снова вернулся к Кину. – Мне сказали, что ты отправился за ними, Кин.
– Миссис Рафферти не имеет ничего общего ни с убийством, ни с ограблением.
– Я знаю. Бродяги, спавшие возле депо, сказали, что видели только Рафферти, когда он покидал вагон кассира.
Затем лицо его помрачнело.
– Миссис Рафферти, боюсь, мне придется сообщить вам тяжелую весть. Это касается вашего мужа, мистера Рафферти. Утром прибыли двое охотников, которые доставили его тело. Он погиб от рук индейцев.
– Я знаю. Это случилось, когда он меня бросил. Мистер Маккензи нашел меня очень вовремя. Я тоже могла проститься с жизнью.
– Охотники говорят, что они появились слишком поздно, чтобы его спасти. Но они застрелили обоих индейцев.
– А вы уверены, что это Рафферти? – спросил Кин.
Беллоуз кивнул:
– Босс с «Юнион пасифик» его уже опознал.
– Джек Кейсмент? – спросил Кин.
– Да, – ответил Беллоуз.
– Он все еще в городе?
– Думаю, да. Последний раз я видел его в конторе.
– Я должен с ним переговорить. – Кин отвязал свой седельный вьюк и взвалил его на плечо. – Ты останешься здесь или пойдешь со мной? – обратился он к Кэтлин.
– Я хотела бы остаться в своей палатке, – ответила она.
Когда Кин зашагал прочь, Беллоуз крикнул ему:
– Эй, Кин, а деньги ты привез назад?
– А ты как думаешь? – отозвался Кин. Лицо Беллоуза расплылось в улыбке.
– Думаю, что да!
Зайдя в контору Кейсмента, Кин бросил саквояж на стол.
– Тут все, что вы потеряли.
У руководителя строительства поползли вверх брови. Он поспешил открыть саквояж и, не веря глазам, тронул деньги руками.
– Теперь этот сукин сын не потратит из них ни доллара, – произнес Кейсмент. – Вы знаете, что он мертв?
– Да, я только что разговаривал с шерифом.
– А что с женой Рафферти?
– Она в безопасности. Я привез ее назад. Она не имеет к ограблению ни малейшего отношения. Этот ублюдок заставил ее следовать за собой.
Кейсмент поднялся:
– Прекрасная работа, Маккензи. – И он хлопнул Кина по плечу. – Ты заслужил хорошую премию.
Глава 19
Тем же вечером Кин Маккензи зашел в заведение Джека О'Брайена. Остановившись у входа, он обвел глазами наполненный густым табачным дымом зал, и его взгляд остановился на одинокой фигуре, сидевшей за столиком в углу. Перед человеком стояли маленький стаканчик и открытая бутылка виски. Кин подошел к его столу и опустился на стул:
– Привет, доктор.
Томас поднял голову. Затуманенные алкоголем, его глаза потеряли свой обычный блеск.
– Как дела, Кин? – Он пододвинул к нему бутылку. – Попробуй самое плохое в мире виски от Джека О'Брайена.
Кин сделал большой глоток из горлышка.
– Что празднуешь, доктор?
– Праздную? – переспросил Томас и взял в руки стакан. – Я не праздную, я оплакиваю.
– Боюсь, что это ты меня оплакиваешь.
– Нет, Кин, я получил возмездие – возмездие за всех женщин, которые меня любили и которых я оставил. Ты, конечно, скажешь, что я получил по заслугам?
– Я ничего не скажу. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Томас налил себе стакан и снова придвинул бутылку Кину.
– Я говорю о Роури, дружище. Роури… рыжеволосая месть. Роури… с зелеными глазами, в которых любой мужчина может утонуть с головой.
– Это намного лучше, чем тонуть в виски, – заметил Кин.
Томас положил голову на руки и уставил на Кина прямой взгляд.
– Ты любил ее, верно?
– Думаю, и люблю, – искренне ответил Кин.
– Тогда почему ты отказался от нее без борьбы?
– Я уже говорил тебе, доктор. Возлюбленными мы не были. Ты должен был давно догадаться, что к чему.
Томас опустил голову, и вдруг по его щекам покатились слезы.
– Догадаться о чем?
– Что Роури – моя сестра. – Эти слова подействовали на Томаса, как удар. От изумления он раскрыл рот. – Если быть точнее, то она моя сестра наполовину. Моя мать была поварихой у Ти Джея до того, как он женился на Саре.
– Ах, вот как, – протянул Томас. – И почему он не женился на твоей матери?
– Моя мать – частично индианка, – ответил Кин. – Она умерла, когда мне было всего шесть лет. Я жил у Ти Джея, но он никогда не позволял мне звать его отцом. Когда он женился на Саре, она воспитывала меня как своего сына. Ти Джею это не нравилось, но своей обожаемой жене он никогда не перечил. Когда родилась Роури, я заботился о ней. Вот почему мы так близки.
– А почему ты и Коллахен так ненавидите друг друга? – спросил Томас. О виски он совсем забыл.
Некоторое время Кин сидел молча. Затем взял бутылку и сделал еще глоток. Когда Томас уже решил, что не услышит ответа, Кин вдруг заговорил вновь:
– Когда началась война, я покинул «Округ Си» и отправился на восток, чтобы вступить в армию. Я вернулся только в шестьдесят шестом. Ти Джей к этому времени возненавидел железную дорогу. Поначалу предполагалось, что дорога пройдет через Солт-Лейк-Сити, огибая южный конец озера, – так хотел Бригем Янг. Тогда бы дорога миновала «Округ Си», что вполне устроило бы Ти Джея, – объяснил Кин. – Но исследователи обнаружили, что в тех местах часто случаются наводнения, так что пришлось прокладывать дорогу вдоль северного побережья, через Огден и «Округ Си».
– Теперь мне все понятно, – произнес Томас.
– Да, Ти Джей рассвирепел, когда узнал об этом, а когда я сообщил ему, что нанялся разведчиком железнодорожной компании, он совсем взбесился. Мы сцепились, и мне пришлось уехать.
– То есть ваша вражда только оттого, что ты стал работать на железную дорогу? – не веря, переспросил Томас.
– Следующий год я его почти не видел, хотя иногда заезжал повидать Роури и Сару. Однажды после большой метели я возвращался с рабочими пути, и у меня случилась еще одна схватка с Ти Джеем. Я уехал, а неделю спустя Сара приехала в лагерь, чтобы попытаться нас примирить, но в тот день я был на охоте. Когда Сара находилась в лагере, на него напали индейцы. Во время этого нападения она погибла.
– Прости, Кин, – произнес Томас. Погруженный в воспоминания, Кин невидяще смотрел перед собой.
– Сара была замечательным человеком. У нее не было ни одной плохой черты, и я ее очень любил.
– Думаю, Коллахен обвинил в ее смерти железную дорогу, – предположил Томас.
– Это так, доктор. Железную дорогу… и меня. – Он схватился рукой за спинку стула. – Дьявол, я не хотел рассказывать об этом. Просто хотел объяснить насчет Роури и себя.
– Ну что ж, мой внезапно обретенный шурин, тогда уж и я расскажу тебе печальную историю. Знаешь, хочется вылить свои пьяные слезы в чью-нибудь жилетку.
Кин сдержал улыбку.
– Ну выкладывай.
Томас внимательно изучил дно своего стакана.
– С самого начала?
– Конечно, почему нет? – Кин сдвинул шляпу на затылок и откинулся на стуле.
Томас поднял бровь и задал вопрос:
– Ты никогда не задавался мыслью, что привлекает мужчину в женщине?
– Не думал над этим. Наверное, у всех по-разному.
Томас проигнорировал этот ответ.
– С самого начала я понял, что меня привлекало в Роури, конечно, помимо красоты, – ее мужество. – Он наклонился над столом к Кину. – Знаешь что, Кин? У женщины нет возможности проявить свою храбрость, как это делают мужчины, к примеру, идя в сражение плечом к плечу. Женщины показывают свое мужество совершенно иначе.
Кин подумал о том, что Кэтлин приходилось каждый день проявлять мужество, сталкиваясь с грубостью своего мужа, и он согласился:
– Не стану спорить, доктор.
– Но я, похоже, ушел в сторону.
– Похоже, – подтвердил Кин.
Томас откинулся на стуле и окинул Кина мутным взглядом.
– О чем я говорил?
– О Роури, – чуть улыбнулся Кин.
– Она даже предупреждала меня, что слишком избалованна и привыкла поступать так, как хочет. И я, тридцатилетний мужчина с богатым опытом общения с женщинами, должен был прислушаться к этим словам. Верно?
– Думаю, так, доктор. Томас горестно покачал головой:
– А я этого не сделал. И я получил то, что заслужил.
– Доктор, Роури очень предана тем, кого любит. Она не покинет Ти Джея, когда тонет его корабль. Но она привязана и к тебе и не собирается тебя бросать. Так что тебе надо просто немного подождать.
– Но скоро строительство закончится, а я собираюсь сразу после этого уехать в Виргинию.
– Ручаюсь, что к этому времени Роури к тебе вернется.
Черты лица Томаса смягчились.
– Расскажи мне, какой она была в детстве. Иногда, глядя на нее, я вижу маленькую девочку, и тогда мне хочется знать, какой она была когда-то.
– Мне сейчас трудно вспомнить, как она выглядела. Ноги, как у жеребенка. Чертовски надоедлива. Всегда держалась рядом со мной, как собака-ищейка. И постоянно ввязывалась в разные неприятности, из которых мне приходилось ее выручать. Сара была учительницей до того, как вышла за Ти Джея, и она учила нас вместе. – Кин покачал головой. – Мне было семнадцать, Роури – десять, когда она узнала, что Ти Джей – мой отец. Она пришла с круглыми от удивления глазами, чтобы спросить, правда ли это. Я предложил ей спросить отца, но она настаивала. Мне пришлось сказать, что это правда, но Ти Джей никогда этого не признает. – Кин усмехнулся, вспоминая тот момент. – Роури заплакала, обхватив меня руками. Я не знал, как ее успокоить, и сказал, что, может, все это сплетни, и ей не нужно об этом думать. Она подняла голову, взглянула на меня – слезы катились по ее лицу – и сказала, что хочет, чтобы я был ее братом.
– Это никак не изменило твое положение в «Округе Си».
– Какое положение? – фыркнул Кин. – Дьявол! У меня не было никакого положения. Я зарабатывал свои деньги, как и все рабочие. Думаю, Ти Джей заставлял меня работать больше всех. Только Сара и Роури относились ко мне как к члену семьи. Сара даже настояла на том, чтобы я жил в большом доме.
– Ты считал Коллахена своим отцом? – нахмурился Томас.
Пожав плечами, Кин произнес:
– Это мне мать сказала только в день своей смерти.
– И ты никогда не говорил на эту тему с Коллахеном? – спросил Томас.
– Видишь ли, доктор, если бы Ти Джей хотел признать, что я его сын, то он бы давно это сделал.
– Но ты имеешь определенные права по своему рождению.
– Права? – Кин покачал головой. – Нет. Незаконнорожденные не имеют прав.
– И относительно «Округа Си»?
– И относительно «Округа Си». Его создал Ти Джей. И он вправе делать то, что захочет.
Решив, что рассказал Томасу слишком много из своего прошлого, Кин Маккензи отставил стул и поднялся.
– Думаю, мне надо немного поспать. Ты сможешь сам добраться до дома?
– Да, со мной все в порядке, Кин. Увидимся завтра.
Смотря вслед уходящему разведчику, Томас подумал, что Т. Дж. Коллахен – еще больший ублюдок, чем он думал.
Вернувшись в свою комнату, Кин зажег лампу. Он снял пояс с кобурой, бросил его на спинку кровати и присел на край, чтобы стянуть с ног ботинки. Все еще под впечатлением своего разговора с Томасом, он подумал, что стоит завтра утром отправиться в «Округ Си» и выяснить у Роури, что же все-таки произошло. Кин старался никогда не вмешиваться в чужие дела, но такому человеку, как Томас Грэхем, он хотел помочь. К тому же и Роури наверняка страдала от этой размолвки.
Кин стягивал с себя рубашку, когда внезапно скрипнула дверь. Он поспешно выхватил из кобуры «кольт» и обернулся. В двери появилась Кэтлин. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. По глазам оба поняли то, что не могли выразить словами.
Кин сунул «кольт» обратно в кобуру, поднялся, закрыл дверь и запер ее на замок. Взяв Кэтлин за плечи, он привлек ее к себе. Она подняла голову и встретила его взгляд.
– Это, наверное, грех – быть в объятиях другого, когда мой муж еще не предан земле. Но у меня нет сил быть вдали от тебя, Кин Маккензи.
Он не ответил. Стоило ли еще произносить ненужные слова, которые призваны прикрыть правду? А правдой было его долго сдерживаемое желание. Он хотел целовать ее, обладать ею, чувствовать наслаждение от ее тела.
Повинуясь порыву, он прижался к ее губам своим ртом. Это был такой страстный, жаркий и долгий поцелуй, что она чуть не задохнулась. Она жадно глотнула воздух, а он все целовал и целовал ее. Его руки скользнули вниз по ее стройному телу. Когда он вдруг понял, что под платьем у нее ничего нет, желание захватило его целиком, лишив последних остатков разума. Он хотел обладать ею прямо сейчас, здесь, немедленно. Он поднял ее над собой, чувствуя, как стремительно твердеет его плоть, и, с трудом обуздав свое желание, отнес ее на кровать.