Глава 1

В кровь исцарапавшись, она наконец взобралась на вершину каменистой гряды и здесь задержалась на несколько драгоценных секунд, чтобы вобрать воздух в свои, казалось, охваченные огнем легкие.

В ее зеленых глазах, оглядывающих долину, читалось отчаяние. Вокруг виднелись лишь белые гребни гор да тонкая ниточка железной дороги, проходившей сквозь узкое ущелье. Сердце Роури Коллахен бешено забилось, и она со страхом оглянулась. Никого из преследователей пока не было видно. Неужели ей удалось оторваться от них?

Жадно хватая ртом воздух, Роури стала спускаться по склону горы. На середине склона она поскользнулась и, не удержавшись, покатилась вниз по острым камням, безжалостно царапавшим ее руки.

Скатившись вниз, она поднялась, чувствуя невероятную боль, и с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Ее широкополая шляпа слетела, и Роури, откинув назад рыжие волосы, сразу увидела, что на склоне появились два всадника. И тогда, забыв про боль, она снова бросилась вперед.

Сначала ущелье, по которому она бежала, было узким и каменистым, затем стало постепенно расширяться и делаться ровнее, но бежать все равно было трудно. Легкие, казалось, готовы были разорваться, а остановиться и отдышаться она не могла: каждая задержка приближала к ней преследователей. Но вот она, забыв обо всем, упала на колени, желая только одного – вобрать в себя как можно больше воздуха. Оглянувшись, она увидела, что ее преследователи уже спустились с холма и теперь во весь опор мчатся к ней. Остановить или задержать их было не в ее силах.

И тут тишину гор внезапно разорвал резкий, как сигнал трубы кавалерийского отряда, паровозный гудок. Из зеленых глаз Роури брызнули слезы, слезы последней отчаянной надежды. Она вскочила и, не чувствуя под собой ног, устремилась к далекому черному дымку паровоза.

Страх заставил пробежать еще немного, но скоро ее оставили последние силы. Все, на что она еще была способна, – это, спотыкаясь, брести кое-как вперед, с ужасом прислушиваясь к стуку копыт, который доносился до нее сзади. Этот стук был намного громче, чем свисток паровоза. Сейчас, видимо, раздастся последний выстрел. Свет померк в ее почти невидящих глазах. Ах, да она топчется на месте… Роури пошатнулась, стараясь удержаться, и прошептала:

– Боже милосердный, молю, дай мне хоть несколько минут…

Она сделала еще несколько неверных шагов, прежде чем уступить невероятной усталости и провалиться куда-то в черную мглу. Последнее, что она смогла сделать перед тем, как рухнуть на дорогу, – это протянуть руку навстречу гаснущей надежде.

Запихивая поленья в топку паровоза, доктор Томас Грэхем недовольно кривил губы, поскольку в это время мелодичное перестукивание колес вновь было нарушено голосом Калеба Мэрфи, распевающего:

– Дорогая, дорогая, дорогая Клементина. Ты ушла, ушла навеки, мне так тяжко, Клементина.

Грэхем выслушивал эту песню в совершенно ужасном исполнении машиниста уже на протяжении часа, все это время проклиная свое решение добраться до города в будке паровоза.

Томас Джефферсон Грэхем, которого его друзья на Восточном побережье называли по инициалам Ти Джеем, с досадой покачал головой, но тут же овладел собой, и его дружелюбные, цвета кофе, глаза снова приняли спокойное выражение.

Он выпрямился и постарался размять плечи. Сегодня он первый раз в жизни подбрасывал дрова в топку, хотя, надо сказать, тяжелого труда никогда не избегал. Наверное, поэтому люди, которые видели его впервые, принимали его не за доктора «Юнион пасифик», а за одного из тех здоровых парней, что работают на укладке рельсов.

Родился и вырос Томас в Виргинии; эпидемия унесла его родителей, когда он только поступил в медицинское училище. В войне он принимал участие на стороне конфедератов; после их поражения его увлекла идея строительства трансконтинентальной дороги. «Юнион пасифик» охотно приняла на работу тридцатилетнего доктора и отправила его на ветку, идущую с запада.

– Мэрф! – почти простонал Томас машинисту, который начал самозабвенно исполнять следующий куплет.

Вдруг Калеб, до того пропускавший мимо ушей все жалобы на свое пение, резко оборвал песню и крикнул:

– Что там, черт побери? – Он несколько раз дернул веревку свистка, выпустив при этом в воздух несколько струек пара. – Эй, доктор, погляди вперед!

Томас высунулся с другой стороны будки, всматриваясь в дорогу. И снова Мэрфи потянул за веревку свистка, на этот раз долго не отпуская.

– Эй, что ты там видишь?

– Похоже, кто-то бежит по дороге, – ответил Томас. – Судя по длинным волосам, женщина. – Тут он заметил всадников и изменился в лице. – Боже, Мэрф, за ней гонятся индейцы! Ты можешь увеличить скорость? – Он бросился к винчестеру, который Мэрфи держал в углу будки. – Ружье заряжено?

– Оно здесь для украшения, доктор, – с иронией проговорил машинист, вытягивая дроссельную заслонку на полный ход.

– Черт побери! – выругался Томас, целясь во всадников. – Она как раз между ними и нами. Я могу в нее попасть. – Он сделал предупредительный выстрел вверх, однако на всадников это не оказало никакого воздействия. Тогда Томас, закинув ружье за спину, стал выбираться из будки на крышу паровоза.

– Ты так можешь убиться! – крикнул ему Мэрфи.

Хотя несущийся на всех парах локомотив бросало из стороны в сторону, Томас сумел благополучно вылезти на крышу будки и прицелился как раз в тот момент, когда женщина упала. Раздался выстрел, оказавшийся удачным – один индеец слетел с лошади.

Второй всадник, видимо, счел благоразумным отступить и стал разворачивать свою лошадь. Первый индеец – он оказался раненым – с трудом поднялся и взобрался позади второго; их перегруженная лошадь медленно двинулась к горам. В этот момент Мэрфи нажал на тормоз так резко, что Томас не устоял и скатился в заполненный дровами тендер.

Из-под колес посыпались искры, повалил густой белый пар, и черная громада паровоза наконец остановилась – всего в пятидесяти футах от лежащей без сил фигурки.

– Цел, доктор? – мельком глянув на Томаса, спросил Мэрфи и, прихватив фляжку, стал спускаться вниз.

– Пострадало только мое достоинство, – сказал Томас самому себе. Он положил винчестер, выбрался из-под свалившихся на него дров и, прихватив свой медицинский саквояж, последовал за Мэрфи.

Медленно приходя в сознание, Роури едва чувствовала, как ее, обессиленную и безвольную, поднимают чьи-то руки. С сознанием возвращались память и страх. Еще не понимая, что происходит, она начала сопротивляться этим рукам. Но они только сильнее прижали ее к теплой мускулистой груди.

– Пожалуйста, мисс, успокойтесь. Теперь вы в безопасности.

Этот мягкий голос ее удивил. Он не мог принадлежать человеку с Запада; таким приятным, мягким баритоном мог обладать только культурный южанин. И страх уступил месту новому чувству, чувству покоя от этого голоса и от этих сильных рук.

Немного осмелев, она отважилась открыть глаза и сразу встретилась с теплым взглядом карих глаз. Пораженная этими глазами, она не могла оторваться от них, задавая себе вопрос, не сон ли это.

Томас решил подбодрить ее улыбкой:

– Не бойтесь, мисс. Я доктор Грэхем. Все, что я сейчас хочу, – это унести вас с солнца.

– Доктор? Вы доктор?

Это еще больше поразило ее. Ее спаситель не только очень красив, и у него не только самый теплый в мире взгляд и сильные руки. Он к тому же еще и доктор!

Придя к выводу, что все происходящее не может быть правдой и у нее галлюцинации, Роури позволила слабости вновь овладеть собой и снова потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, то увидела, что лежит в тени осин. Сколько она пролежала здесь в забытьи? Хотя сильные руки уже не держали ее, теплый взгляд карих глаз продолжал внимательно за ней наблюдать.

– Я хотел бы, чтоб вы выпили воды, – произнес незнакомец.

Роури с радостью для себя отметила, что и этот немного хриплый голос остался прежним.

И тут она ощутила его руки, бережно, несмотря на всю свою силу, приподнимающие ее за плечи. Доктор поднес флягу к ее губам, и она принялась жадно глотать живительную влагу.

– Чуть полегче. Не так быстро, – произнес Томас. – Потягивайте маленькими глотками.

Холод воды освежил ей голову. Она быстро села.

– Пит! О Боже! Пит! Я должна вернуться к нему!

Это внезапное движение отдалось в голове такой болью, что Роури схватилась за виски и подумала, что может сейчас снова потерять сознание.

– Вам надо отдохнуть, мисс, и рассказать нам, кто вы. – Томас мягко попытался уложить ее обратно, но Роури этому воспротивилась. Страх вновь вернулся к ней.

– Я должна идти. Там, внизу, Пит, раненный стрелой. Нам нужно ему помочь.

– Мы это сделаем, мисс, как только закончим с вами. – Он протянул ей пилюлю. – Проглотите вот это.

– Что это? – спросила она.

Но он не ответил и снова поднес фляжку к ее губам. Не задавая дальнейших вопросов, Роури сделала глоток.

– Это лекарство против обезвоживания организма. По-видимому, именно от этого вы потеряли сознание. У вас также множество рваных ран, ими надо заняться.

– На это у нас нет времени! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучало отчаяние. – Вы не слышали, что я сказала? Может, Пит умирает, пока вы сидите здесь и даете мне пилюли!

– Нам не стоит спорить с этой леди, доктор, – произнес Мэрфи. Все это время он стоял неподалеку с винчестером в руках.

Томас с явным неудовольствием помог Роури подняться на ноги.

– Ладно, мисс…

Видя, что перед ее волей капитулировали, Роури с облегчением улыбнулась.

– Роури. Роури Коллахен.

– А вы не родственница Ти Джею Коллахену из «Округа Си»? – удивленно спросил Мэрфи.

– Я его дочь. – Она медленно повернулась, обводя взглядом местность. – Кстати, мы находимся именно на землях «Округа Си», – сообщила она и направилась к паровозу.

Эта новость заставила Мэрфи присвистнуть, что немало удивило Томаса.

– Что в этом такого, Мэрф?

– Мы, рабочие пчелки, представлены королеве пчел. – Машинист последовал за Роури, а несколько озадаченный этой фразой Томас спешно побросал в саквояж свои медицинские принадлежности.

– А что случилось с индейцами, которые гнались за мной? – спросила Роури, когда Мэрфи догнал ее у паровоза.

– Доктор всадил в одного из них пулю, но они ускакали, прежде чем он смог уложить второго.

Она сверкнула глазами на Томаса.

– Как? И вы позволили им уйти? А что с моей Белл?

Томас подумал, что для такой привлекательной внешности у их новой знакомой не слишком хорошие манеры, хотя, возможно, это вызвано только что пережитым.

– Белл? – уязвленным голосом спросил Томас.

– Моя лошадь. Один из индейцев скакал на моей лошади, – нетерпеливо ответила она.

– А какая это была лошадь? – спросил Томас, вспомнив, как мимо поезда пронеслась лошадь без всадника.

– Белл – это гнедая кобыла, – отрывисто бросила Роури.

– О… – вырвалось у Томаса.

– О! И что означает это «о»? – недовольно поинтересовалась она.

Какими бы красивыми ни были у нее волосы, подумал Томас, но в детстве эту крошку явно избаловали. Эта дама не выказывает даже тени благодарности. А ведь она только что чудом избежала смерти! Пусть не его, но Бога-то она могла бы поблагодарить? Ну что ж, придется ответить тем же.

– Было бы лучше, если бы у вас была пегая кобыла.

Мэрфи мгновенно его понял и, не удержавшись, фыркнул:

– Похоже, ты метился не в того индейца, доктор. Томас кивнул:

– Думаю, что так. Можно сказать, я перепутал цвет.

Оба громко рассмеялись, а Роури снова гневно сверкнула на них своими зелеными глазами. Не понимая, как можно так легко относиться к потере ее любимицы, она гневно прервала их смех:

– Не вижу ничего смешного в том, что я потеряла лошадь, к которой привязалась с самого ее рождения.

Томас решил, что пора стать серьезным.

– Я надеялся, что ваша лошадь – белая с черными пятнами.

– Такая лошадь была у Пита. А почему вы об этом говорите?

– Потому что лошадь Пита, по-видимому, уже на полпути к своему ранчо, – сообщил ей Томас.

– А Белл? – с подозрением спросила Роури.

– По всей видимости, на полпути к лагерю индейцев. – И не дожидаясь, когда Роури выразит свое неудовольствие еще чем-либо, он взял ее за руку. – Могу я помочь вам забраться на паровоз, мисс Коллахен?

Для троих будка машиниста была явно слишком тесной. Локомотив снова быстро набрал ход, и, когда Томас оторвался от топки, Роури показала ему на гору, возвышавшуюся впереди:

– Оттуда я спустилась. Теперь надо снова подняться вверх и разыскать Пита.

– Мэрф, ты можешь управиться с паровозом без помощника? – спросил Томас, вновь открывая топку и подбрасывая поленья.

Мэрфи похлопал по стенке будки.

– Эта замасленная девка и я добрые друзья уже довольно долго, доктор. Я всегда относился к ней как джентльмен, и она для меня всегда работает, как двадцатицентовая проститутка в субботний вечер.

Грубый ответ вызвал неудовольствие Роури.

– Он имел в виду, сможете ли вы еще и подбрасывать дрова?

Мэрфи не стал реагировать на это замечание. Свое мнение по поводу не в меру острого язычка дамы он выразил только тем, что разжег трубку, глубоко затянулся и выпустил большой клуб дыма.

Томас поспешил захлопнуть дверцу топки, чтобы эта тема не привела к взаимным колкостям.

– Я хочу отправиться с мисс Коллахен. Ты не мог бы, когда вернешься в город, отправить о нас сообщение на ранчо Коллахена?

– Было бы лучше, если бы вы оба остались со мной. Все это проблемы Коллахена, а не железной дороги, – заметил Мэрфи.

– Пока мы доберемся до Коллахена и он предпримет какие-нибудь действия, Пит может умереть от потери крови, – возразила Роури. – Или же индейцы вернутся для того, чтобы завершить начатое.

Мэрфи не смог сдержать раздражения:

– А что, если ваш друг Пит уже мертв? Вы подумали об этом, мисс Коллахен? И вы забыли о тех двух индейцах, один из которых ранен? Может, они отправились за подмогой?

– И на моей лошади, – пробормотала Роури.

Но нет, она не будет слушать этого человека. Пит наверняка жив. Он не может умереть. Что она будет делать без Пита? Он ей как отец. Если бы это она лежала там, в горах, Пит бы поспешил на выручку, в этом нет никакого сомнения. И если эти двое сейчас не остановят поезд, она спрыгнет на ходу.

– Мы почти на месте, – произнесла Роури, когда поезд въехал в узкий проход между гор. К ее большому облегчению, Мэрфи стал сбавлять ход и наконец остановил паровоз совсем.

Повернувшись к Томасу, она предоставила ему возможность передумать:

– Мистер Мэрфи прав, доктор Грэхем. Это не проблема железной дороги. Вам совсем не обязательно отправляться со мной.

Даже если бы Томас не давал клятву Гиппократа, он никогда бы не разрешил ей отправиться одной.

– Мисс Коллахен, я доктор, – спокойно ответил он. – Если где-то лежит раненый человек, я должен попытаться ему помочь.

В ее глазах блеснула искорка восхищения. Стараясь не показать доктору, как болят ее исцарапанные руки, Роури выбралась из паровоза и стала подниматься по склону горы.

– Во что, черт возьми, я ввязался? – пробормотал про себя Томас, вешая на шею фляжку. Затем взял саквояж и двинулся из будки.

– Тебе лучше взять вот это, доктор, – протянул ему винчестер Мэрфи. – Мало ли кто тебе встретится.

– Спасибо, Мэрф. – Томас закинул ружье за плечо.

– Похоже на то, что наша королева пчел еще и горная козочка, – фыркнул Мэрфи, глядя, как Роури преодолевает скалистый подъем. И добавил с почтением: – У девицы упрямый характер. – Он протянул Томасу руку, широкую, как лопата. – Удачи, доктор. Постараюсь прислать помощь быстро, как только смогу.

Некоторое время Мэрфи смотрел им вслед.

На полпути вверх Роури нашла потерянную шляпу и, подняв ее, стала с удивлением рассматривать. Вид шляпы был достаточно красноречив; посмотрев вниз, Томас удивился, что Роури так легко отделалась.

– Вы на редкость удачливы, мисс Коллахен, – протянул он, но Роури не обратила на его слова никакого внимания и снова двинулась вверх.

Чем выше они поднимались, тем более пологим становился склон, однако идти не становилось легче – повсюду из земли торчали гранитные уступы, да и дышать на такой высоте было трудно. К тому же Роури мешали идти порезы и ушибы, а Томас должен был еще нести тяжелые саквояж и ружье. Поэтому-то в конце подъема они двигались немногим быстрее уставшей черепахи.

Они помогли друг другу преодолеть очередной уступ и, когда наконец добрались до самой вершины, почувствовали себя совсем обессилевшими. Здесь они остановились, и Томас снял шляпу, чтобы помахать вслед удаляющемуся паровозу.

Мэрфи ответил несколькими свистками, и локомотив стал набирать ход.

На горе остались две маленькие фигурки. Они старались побыстрее отдышаться и молча смотрели как паровоз медленно исчезает за поворотом.

Глава 2

Наслаждаясь блаженными минутами отдыха, Роури позволила себе расслабиться и посмотреть на расстилающийся перед ней вид. Вдруг она вздрогнула от неожиданности – Томас взял ее за руку.

– Что вы делаете? – воскликнула она, пытаясь освободиться.

Он продолжал, крепко держа за запястье, изучать ее ладонь. Затем покачал головой.

– Посмотрите. Пока мы взбирались, ваши ссадины снова начали кровоточить. Хотите вы или нет, но я должен их обработать.

Роури не хотелось признаваться, что руки действительно сильно болят. Кровь сочилась из порезов, и, несмотря на необходимость спешить на выручку Питу, она все же позволила Томасу смазать их мазью.

– А теперь другую руку, – приказал он.

Она хотела ответить, что уже отдохнула и могла бы идти, но встретила такой твердый взгляд, что поняла бесполезность дальнейших пререканий. К тому же мазь заметно помогала. Боль в левой руке стала быстро утихать.

Когда он принялся вытирать ее лоб, она дернулась от боли:

– Ох!

– Очень сожалею, но это необходимо. Возможно, здесь придется наложить пару швов.

– Не сейчас, доктор Грэхем. – Роури вскочила на ноги. – Мы теряем драгоценное время.

И она поспешила вниз. Закрыв саквояж, Томас двинулся следом. Он не стал спрашивать, куда они направляются, – такая решительная дама наверняка прекрасно знала пункт назначения.

Спустя полчаса, которые прошли в спусках и подъемах по скалистым холмам, Томас решил, что Мэрфи был прав: его спутница вполне заслужила, чтобы ее называли горной козочкой. Задыхаясь, он решился попросить ее об остановке.

– Мисс Коллахен!

Роури нетерпеливо оглянулась и с удивлением обнаружила, что Томас сидит на камне.

– Доктор, нам осталось совсем немного. – В ее голосе слышалась усталость, но решимости в нем было много больше.

Томас понял, что с ним или без него, но эта девушка продолжит путь, пока не отыщет раненого. И, тяжело вздохнув, снова поднялся, чтобы побрести следом. Прошло еще четверть часа, прежде чем они достигли леса, кромка которого пересекала очередной холм. Задержавшись на секунду, Роури сделала глоток из фляжки Томаса и широким шагом двинулась дальше.

– Может, вы скажете мне, куда мы направляемся? – спросил он, когда она остановилась в следующий раз.

– Мы уже пришли. Именно здесь я его и спрятала.

– Спрятала? – вырвалось у Томаса.

Не ответив, она поспешила к груде огромных камней, встала на четвереньки и заглянула под них.

– Пит, ты меня слышишь? – Ответа не последовало, и она подняла голову. – Доктор Грэхем, нужна ваша помощь. Пит без сознания, но он жив.

Она попыталась привести в чувство лежащего в укрытии, но без успеха.

– Когда Пит потерял сознание, я притащила его сюда.

– Немного отойдите, я попытаюсь его вытащить, – произнес Томас.

– Вы слишком большой, доктор. – Она предприняла попытку вытащить Пита самостоятельно, но сил у нее оказалось гораздо меньше, чем решимости.

Томас глянул на лежащего и произнес:

– Вы можете освободить его руки? Я смог бы тогда вытащить его.

Это Роури удалось, и, крепко схватив Пита за руки, Томас выволок его на божий свет.

Ожидая увидеть такого же молодого человека, как и Роури, он крайне удивился, увидев, что Пит значительно старше своей спутницы.

– Почему вы не хотите рассказать мне, что случилось? – спросил Томас, осторожно вытягивая стрелу из тела раненого. Хотя она и сломалась, оставшийся конец был достаточно длинным, чтобы доктор сумел проделать эту операцию.

Глядя, как умело он обрабатывает рану, Роури произнесла:

– Часть нашего скота ушла в горы, и мы отправились на поиски. Когда мы спешились, на нас внезапно напали четверо индейцев.

– Из засады?

– Ну, я не знаю, как это назвать. Внезапно из-за деревьев стали вылетать стрелы. Одна попала в Пита, когда он не успел еще сделать ни одного выстрела, но все же он начал стрелять и делал это, пока не кончились патроны. – Здесь она остановилась: воспоминания о пережитом захлестнули ее ужасом. – Пит приказал мне сесть на лошадь и скакать к ранчо, но я не хотела оставлять его одного. Он был уже так слаб, что с трудом забрался в седло. Я вела его лошадь под уздцы, и потому мы двигались очень медленно. Индейцы оказались как раз между нами и ранчо, так что нам пришлось уходить в противоположном направлении, к подъему. Нам удалось ускользнуть только потому, что индейцы не были верхом.

Она замолчала, видимо, из-за того, что это было для нее тяжелым воспоминанием. Томас поднял на нее глаза:

– А дальше?

– Мы доехали до этого места, и здесь Пит потерял сознание и упал с лошади. Я оттащила его к камням и спрятала, а затем замела ветками следы лошадей, чтобы индейцы не обнаружили его по следам копыт.

Во взгляде, который бросил на нее Томас, явно читалось восхищение.

– Так вы умышленно отвлекли собой индейцев от Пита?

– Ну, на самом деле это выглядело не так героически, доктор. Я совсем не ожидала, что упаду с лошади. – Тут она содрогнулась, вспомнив этот момент. – Можно ли в это поверить? Я свалилась с лошади. Помните те деревья, немного дальше? Вот там я и Белл расстались. Я уклонилась от ветки, а Белл внезапно шарахнулась в сторону. Я упала, да так, что прокатилась полсклона. Лошади все еще были выше меня по холму, но я поняла, что ловить их у меня уже нет времени.

– И индейцы взяли этих лошадей… Роури кивнула.

– Они взяли лошадей, но потеряли некоторое время, разыскивая путь вниз. Это дало мне возможность бежать.

– Я видел, что за вами гнались два индейца. Вы говорили о четырех?

– Да, но я думаю, Пит уложил двоих, прежде чем у него кончились патроны. – Она с тревогой взглянула на лежащего на земле. – Как вы думаете, с ним все будет хорошо?

– Ну, я сделал для вашего друга все, что мог. Пострадали мышцы, но плечевая кость, похоже, цела. Он потерял много крови, и у него очень слабый пульс, но довольно ровный. Я перевязал рану, и, если не занесена инфекция, особых причин для волнения нет. – Его темные глаза скользнули по синеватым теням деревьев, которые с заходом солнца подбирались к ним все ближе. – Похоже, пора разводить костер. Скоро стемнеет и похолодает.

– Я могу это сделать, – вызвалась Роури.

– Нет, в ваши раны может попасть грязь. Вы умеете обращаться с винчестером?

– Конечно, – произнесла Роури и взяла протянутое ружье.

– Тогда оставайтесь здесь и приглядывайте за Питом, пока я соберу ветки. Я скоро вернусь. – Томас двинулся к деревьям, но вдруг остановился. – И не стреляйте в меня, когда Я буду возвращаться.

Роури иронично улыбнулась на эти слова, но вдруг сообразила, что при сложившихся обстоятельствах его предупреждение вполне обоснованно.

Минуты ожидания показались ей часами. Стремительно надвигалась ночь, укутывая горы мглой. Внезапно в деревьях раздался какой-то шум, и Роури поспешно повернулась. Закуковала кукушка, но это могли быть и индейцы, подающие условный знак. У Роури глаза округлились от страха, и она направила ствол ружья в сторону деревьев.

Когда солнце скрылось за горами, подул холодный ветер. Роури почувствовала, как ее руки покрываются гусиной кожей, но от этого только крепче сжала ружье.

Внезапно совсем рядом раздался голос, от которого она вздрогнула:

– Рад видеть, что твои рыжие волосы все еще на месте, красавица.

– Пит! – Повернувшись к лежащему, Роури засияла от неподдельной радости.

– Где ты достала винчестер?

– Это ружье доктора Грэхема. Он вынул стрелу из твоего плеча. Как ты себя чувствуешь, Пит? – нежно произнесла она.

– Я бы чего-нибудь выпил… – Он попытался сесть, но сил не хватило, и он снова лег.

– Лежи и не двигайся. Доктор сказал, ты потерял много крови. – Она достала фляжку и приподняла голову Пита, чтобы он мог пить.

– Это место мне кажется знакомым, – произнес Пит, затем резко переспросил: – Доктор? Как доктор мог здесь оказаться? Что произошло после того, как индейцы погнались за нами?

– О, это долгая история, Пит. Ты никогда не поверишь в то, что произошло.

– Давай, красавица, я хочу услышать все. – Он поднял руку и тут заметил на ней повязку. – Думаю, у твоей истории счастливый конец?

В этот момент из темноты появился Томас с охапкой хвороста. Он бросил его на землю и поспешил проверить состояние своего пациента.

– Рад видеть, что к вам вернулось сознание, мистер…

Его слова прервал громкий крик, распоровший ночной воздух – две темные фигуры с поднятыми томагавками бросились к ним от деревьев. Роури немедленно выстрелила, и один из индейцев, как бы споткнувшись, упал на землю. Второй с разбега прыгнул на Томаса.

Обхватив друг друга, они начали яростно бороться на земле. Томас пытался вырвать томагавк из руки своего противника, но тому удалось ударить его своим оружием по руке, отчего Томас почувствовал ужасную боль. Они катались по траве, и Роури никак не могла найти возможность прийти Томасу на помощь. Она с ужасом смотрела на этот смертельный поединок, с горечью отмечая, как быстро расплывается на рубашке Томаса пятно крови.

Наконец Томасу удалось ухватить индейца за кисть и вывернуть ее так, что тот был вынужден выпустить томагавк. Оружие выскользнуло на землю.

Они снова покатились по земле, стараясь вцепиться друг другу в горло. Томас нанес индейцу короткий удар в нос, и тот взвыл от боли. Из носа хлынула кровь, но в этот момент Томас, услышав как что-то хрустнуло в запястье, понял, что теперь может действовать только одной рукой.

Тяжело дыша, оба поднялись на ноги, и тут Томас нанес еще один удар, который поверг индейца на землю. Вскочив, он поспешил скрыться за деревьями.

Томас не собирался его преследовать. Он поднял томагавк и подошел ко второму индейцу. После короткого обследования он посмотрел на Роури.

– Вы правы, мисс Коллахен. Вы умеете управляться с винчестером. Этот человек мертв.

Вернувшись, он лег рядом с Питом. Раненый растянул губы в улыбке и протянул руку.

– Должно быть, это вы доктор. Мое имя – Фейбер. Пит Фейбер.

Все еще не в силах отдышаться, Томас пожал протянутую руку.

– Ти Джей Грэхем.

– Ти Джей? – Пит усмехнулся и повернул голову к Роури. – Держу пари, это не очень понравится вашему папе.

– Не понял, – удивился Томас, беря руку Пита, чтобы посчитать пульс.

– У моего отца инициалы такие же, как у вас, – объяснила Роури.

– Она еще не сказала вам, доктор, что в этих местах может быть только один Ти Джей, если уж здесь появился Ти Джей Коллахен, – произнес Пит совсем тихо, затем закрыл глаза и погрузился в беспамятство.

– Доктор Грэхем, как ваша рука? – спросила Роури.

Томас внимательно осмотрел свою рану.

– Содрана только кожа. – Он продезинфицировал порез и обмотал руку бинтом. – Мисс Коллахен, вы не могли бы завязать здесь узел?

Роури подошла к нему и встала на колени. Как только ее волосы оказались у его лица, Томас ощутил тонкий запах лаванды. Сделав узел, Роури подняла голову. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, затем она опустила взгляд и крепко затянула концы узла.

Завершив свою работу, она поднялась и отошла в сторону. Томас же занялся костром. Когда ветки стали потрескивать в огоньках пламени, он снова взглянул на молодую женщину.

– Забавное это совпадение, что ваш отец и я имеем одинаковые инициалы, мисс Коллахен.

Роури протянула руки к огню.

– В самом деле. Но Пит прав, на этих землях есть место только для одного Ти Джея.

– Могу вас уверить, что я не замышляю прибрать к рукам владения вашего отца, мисс Коллахен. Я простой доктор, а не землевладелец или создатель империи.

– Это хорошо, доктор Грэхем. Если это так, я думаю, вы поладите. – Она почувствовала, что ее медленно окутывает дрема.

Томас перетащил тело индейца в то самое укрытие, где был спрятан Пит. Потом он сел у костра, чтобы поддерживать огонь и присматривать за своим пациентом. В полночь он заметил, что Роури начала тихонько постанывать во сне. Он поспешил к ней и обнаружил, что она дрожит от холода.

Томас лег рядом и обнял ее, чтобы согреть и успокоить. Она перестала дрожать и обняла его. Роури чувствовала себя очень хорошо в его руках, и эти руки ее не отпускали. Он подумал, что хороший отдых – самое лучшее для нее сейчас лекарство.

Он снова ощутил слабый запах лаванды, исходящий от ее волос и тела, и притянул ее ближе, позволяя этому аромату играть с его чувствами и фантазиями.

Кин Маккензи почуял запах дыма намного раньше, чем увидел сквозь деревья огонь. Он спешился, привязал лошадь к дереву и стал пробираться сквозь густой ельник. Маккензи знал, что появление в лагере без предварительного предупреждения является верным способом получить пулю.

Его спокойные серые глаза некоторое время внимательно изучали поляну, и вдруг он резко повернулся направо, когда какая-то лошадь негромко ударила копытом. Кто-то подбирался к лагерю так же тихо, как и он.

И Маккензи подался назад, в темноту, так же бесшумно, как появился.

Проснувшись, Пит Фейбер медленно, с трудом поднялся с земли. Ноги дрожали и едва держали его, но он не мог больше противиться велению природы и неверными шагами двинулся к ближайшим деревьям.

Через несколько минут проснулся и Томас – от звука взведенного курка. Открыв глаза, он увидел нацеленное прямо на него ружье.

– Убери лапы с моей дочери и не двигайся. – Эта команда была произнесена твердым голосом, не менее твердым был взгляд серо-стальных глаз, глядящих на него поверх ствола.

В неярком свете костра Томас мог видеть только то, что этот человек высок ростом и широк в плечах. На вид ему было около шестидесяти.

– Да, сэр. – Томас попытался поднять руки, но одна его рука оказалась погребена под мягким, теплым и очень женственным телом. Томас понял, что у него есть веские причины для беспокойства. Роури Коллахен лежала на боку, захватив своей ногой его ногу; его же рука хозяйски расположилась под ее спиной. Он поспешил вытащить руку, и Роури оказалась на земле.

Она немедленно проснулась.

– Что происходит?

Томас молча кивнул на ствол ружья. Роури вскрикнула, затем, узнав обладателя ружья, радостно улыбнулась.

– Папа! – Мигом вскочив на ноги, она бросилась в объятия отца.

Несколько секунд старик бережно ее обнимал, затем отступил назад и нахмурился.

– Ну и нагнала ты на меня страху, дочка. – Однако его сердитый вид не мог скрыть, как он рад снова найти свое сокровище.

Томас поднялся на ноги, заметив, что несколько человек на лошадях внимательно следят за каждым его движением.

– Тебе надо кое-что мне объяснить, парень, и очень быстро, – прорычал Коллахен. – Мне не нравится, что я нашел тебя обнимающим мою дочь. Что, черт побери, вы двое здесь делали? – В его глазах снова появилась угроза. Томас, как истинный джентльмен, не стал уточнять, что обнимал не он, а обнимали его. – И где Пит? Его пегая вернулась на ранчо одна, – продолжил Коллахен.

– Черт побери, я здесь, – буркнул Пит, подходя ближе. – Нельзя отойти на минутку, как ты тут же поднимаешь шум, Ти Джей.

Томас повернулся было, чтобы возразить, но сообразил, что имеется в виду другой Ти Джей.

– Кто ты, черт побери? – спросил его Коллахен.

– Меня зовут Грэхем. – Сделав несколько шагов вперед, Томас протянул руку, но владелец ранчо на этот жест внимания не обратил.

– Папа, так ты не знаешь, что случилось! Мистер Мэрфи говорил, что он сообщит тебе обо всем.

– Какой Мэрфи? – удивился Коллахен.

– Калеб Мэрфи. Машинист с «Юнион пасифик», – осмелился вставить Томас.

– Железная дорога! – буквально взорвался Коллахен. – Я должен был понять, что все это подстроила железная дорога!

Роури слышала уже достаточно много речей против железной дороги, чтобы сейчас выслушивать еще одну.

– Послушай меня хоть раз в жизни, папа, – громко сказала она. – Доктор Грэхем спас жизнь Питу. Если бы не он, то и Пит, и я были бы сейчас мертвы. Мы должны быть ему очень благодарны.

Но Ти Джей Коллахен не принадлежал к числу людей, которые быстро меняют свое мнение, особенно в присутствии подчиненных.

– Похоже на то, что ты уже отблагодарила его. Обвинение было незаслуженным, но положение, в котором их застали, было довольно двусмысленным. Смутившись, Роури повернулась к Томасу, чтобы он сказал что-нибудь.

– Вы ошибаетесь, сэр. Это было совсем не так, как выглядело.

– Папа, Пита ранили, и, если бы поезд с этими людьми не подоспел вовремя, мы бы сейчас были уже мертвы. – Она отбросила назад волосы, упавшие ей на лицо. Коллахен в изумлении разинул рот, увидев коричневый шрам, пересекающий ее лоб.

– Если ты не хочешь выслушать свою дочь, Ти Джей, то, может, хотя бы взглянешь на нее, чтобы понять, что с нами случилось, – произнес Пит.

Родительский гнев разом улетучился, когда Коллахен увидел раны дочери. Было достаточно светло, чтобы разглядеть синяки и ссадины на ее лице и руках. Не скрывая, как он поражен, Коллахен протянул свои ручищи, чтобы взять в них израненные лапки доченьки.

– Боже мой, девочка моя, что с тобой случилось? Разом утратив весь свой боевой пыл, Коллахен внимательно выслушал ее историю. Когда она произнесла: «На нас напали индейцы», – он обнял ее, защищая, как делал это, оберегая свою радость всю ее жизнь. Она уткнулась носом в его плечо.

– Я так испугалась, папа.

Поскольку все взгляды были устремлены на этих двоих, никто не заметил, как из-за деревьев вышел какой-то высокий человек.

– Увидел костер и решил, что это твой огонь, доктор, – громко сказал он Томасу.

Разглядев говорящего, всадники поспешно схватились за «кольты». Но человек повел винчестером, не очень широко, но достаточно убедительно.

– Не делайте этого, ребята. Если вы, конечно, не подобрали себе в этих горах место для могилки.

Коллахен кивнул, и всадники опустили руки. Никто из них не хотел искушать судьбу, которую олицетворял в данный момент Кин Маккензи.

– Что ты здесь делаешь, Маккензи? – прорычал Коллахен.

– Пришел проведать доктора и Роури. – Он чуть заметно ей поклонился. – Доброе утро, Роури. – Его голос стал заметно мягче.

– Привет, Кин, – негромко ответила она.

– Пит, ты уже способен держаться в седле? – спросил Коллахен. – Мы привели твою пегую.

– Я бы не советовал вам пока ездить верхом, Пит, – заметил Томас.

– А я бы посоветовал вам, доктор, – хмуро буркнул Коллахен, – не лезть со своими советами в дела «Округа Си». Я вам благодарен, конечно, за все, что вы сделали для Роури и Пита, но вы – это железная дорога. А значит, ваше присутствие здесь нежелательно. – Он помог Роури забраться в седло и сел позади нее. Затем обернулся, и в его глазах мелькнула злость. – Что касается тебя, Маккензи, то ты должен убраться из «Округа Си» до рассвета. Если будешь продолжать здесь шляться, то мои люди пристрелят тебя, как только увидят. Я дам им такой приказ.

И Коллахен вместе со своим отрядом поскакал прочь.

Когда пыль из-под копыт улеглась, Томас присвистнул:

– Значит, это был сам Коллахен! – И он вспомнил недавнее предупреждение относительно этого человека.

Маккензи никак не отреагировал на его слова. Он только произнес:

– Я должен привести свою лошадь, – и исчез в деревьях для того, чтобы минутой позже появиться, ведя за собой серо-коричневого мерина. – Голоден, доктор? – Он протянул Томасу кусок вяленого мяса.

Томас охотно принял угощение.

– Наверняка у тебя и кофе найдется?

– Пожалуй, – не стал упрямиться Маккензи и вынул из седельного вьюка мешочек с молотым кофе и кружку.

– Сделай кофе, пока я расседлаю Дюка.

– Коллахен приказал нам покинуть это место, и похоже, что он не шутил, – заметил Томас, увидев, что Маккензи собирается здесь переночевать.

– Да, я тоже так думаю, – спокойно ответил Маккензи. – Но у нас еще есть пара часов, чтобы вздремнуть. Мы отправимся в путь с рассветом.

– Как ты нашел нас, Кин?

– Я был в городе, когда появился Мэрф. Он рассказал, что случилось и где он ссадил вас с Роури. Поскольку я знаю этот район, как свои пять пальцев, то решил отправиться в путь.

Томас вылил остатки воды из фляги в кружку и пристроил ее на огонь, раздумывая над удивительными событиями минувшего дня.

– Кин, почему Коллахен так настроен против железной дороги? Думаю, он должен был бы только радоваться ее строительству.

– Скорее всего у него какие-то свои причины, доктор, – ответил Маккензи, раскладывая у костра одежду.

– Похоже, он не очень рад был тебя видеть. – Это действительно несколько удивило Томаса, но куда больше его удивил обмен приветствиями Маккензи с Роури, в котором угадывалось их довольно близкое знакомство.

Несмотря на всю непохожесть характеров, эти двое столь разных людей с первой же встречи, что произошла тремя месяцами раньше, прониклись друг к другу симпатией. У Томаса не заняло много времени понять, кто такой Маккензи на самом деле, и проникнуться уважением к особенностям его характера, и потому он никогда не обижался на его сдержанность и скрытность.

Размышляя у костра о словах Коллахена, Томас пришел к выводу, что враждебность старика к такому человеку, как Маккензи, может быть вызвана только какой-то личной причиной. И скорее всего эта причина – Роури Коллахен.

– Да, мы не друзья, – признал Маккензи. Он растянулся на земле и надвинул на глаза шляпу, показывая этим, что разговор окончен. Том достаточно хорошо знал разведчика железнодорожной компании и поставщика дичи для рабочих пути, чтобы понять: Маккензи больше не скажет ни слова.

Томас даже не пытался снова заснуть. Остаток ночи он провел, сидя у костра и понемножку прихлебывая кофе из кружки Маккензи. Иногда он бросал взгляд на спящего – Маккензи как человек был для него загадкой.

Впрочем, все, кто осуществлял разведку для компании, были для Томаса людьми какой-то особой породы. Хотя они были так же молоды, как и он, но совершенно отличались от него характером. Общительный по природе, доктор «Юнион пасифик» буквально наслаждался разговорами с интересными ему людьми, в то время как немногословный, скрытный Маккензи во всем предпочитал полагаться только на себя.

Во время войны Томасу доводилось встречать солдат, похожих на Кина. Молчаливые, имеющие собственный взгляд на жизнь, они поступали так, как сами считали нужным, конечно, за исключением своих служебных обязанностей, которые исполняли безукоризненно. Их мысли и чувства всегда были надежно скрыты за непроницаемой маской.

Глава 3

Все время по пути в город в компании Пита Роури Коллахен предавалась тяжким раздумьям. Прошло две недели со времени ее встречи с индейцами, и все это время ее мысли возвращались к доктору с «Юнион пасифик».

Закрыв глаза, она постаралась вызвать в памяти взгляд его темных глаз и звук его голоса, пленительно протяжно произносящего каждое слово.

– Его голос, как музыка, может заворожить даже кобру.

– Что ты говоришь? – спросил Пит. Роури в удивлении открыла глаза – она так замечталась, что начала думать вслух.

– О… а, я бы… так жарко, что я бы поплавала в озере.

– А не слишком ли далеко вы хотите отправиться, чтобы поплавать, барышня? – спросил Пит, посмотрев в сторону еле виднеющегося края Большого Соленого озера. «Впрочем, это свойство женщин – ради прихоти отправляться на край света», – подумал он. – Последние две недели вы ведете себя очень странно, Роури. Надеюсь, не оттого, что вы скатились вниз по горе? – И он испытующе прищурил глаза.

Роури поспешила сменить тему, чтобы не выдать старику, о чем она думает в действительности.

Стоящий среди тополей, вязов и зарослей бузины маленький сонный городок Огден с приходом железной дороги стал расти, как на дрожжах. Поскольку для «Юнион пасифик» это был последний город, до которого она пока что довела трансконтинентальную дорогу, город оброс со всех сторон складами, набитыми оборудованием и материалами.

Лесопилка, телеграф, салун, кузница, офис юриста, управление компании и медчасть прибыли сюда следом за дорогой. В двери трехэтажной гостиницы постоянно входили и выходили работники компании.

С железной дорогой прибыл и целый лагерь ее «спутников», которые хотели ухватить свою долю от процветающего дела, – игроков, проституток, мошенников и ростовщиков.

Когда Роури и сопровождавшие ее всадники «Округа Си» добрались до города, два помощника Коллахена не мешкая направились в салун.

– Я помогу тебе выбрать то, что нужно, – грустно произнес Пит, с тоской в глазах наблюдая, как его спутники исчезают в дверях.

– О, не думай об этом, Пит, – ответила она с понимающей улыбкой. – Я могу позаботиться обо всем сама.

Губы Пита чуть дрогнули:

– Ты в самом деле не возражаешь, Роури?

Роури покачала головой, и Пит не стал испытывать судьбу, задавая лишние вопросы, и поспешно двинулся к салуну. Роури же направилась к складу, где хранились обычные припасы, не связанные с железной дорогой. Каждый раз, входя сюда, она как бы превращалась в ребенка, попадающего в страну чудес.

Внутри склада стоял непередаваемый аромат смеси запахов яблок, сушеных фруктов, свеч, ладана и свежеиспеченного хлеба. Со стен свисали связки лука и чеснока, а в проходах, где позволяло место, стояли корзины с помидорами и яблоками. Большие стеклянные банки были наполнены бобами, лакрицей и сахаром; на прилавке стояли банки с кофе. В углах лежали мешки с зерном и семенами, там же стояли бочонки с черной патокой.

На полках можно было найти все что угодно – от патронов до банок с мазью. В шкафу у прилавка поблескивали и «кольты», отсвечивающие сталью, и очки с изогнутыми золотыми дужками.

В дальнем углу склада в несколько куч была навалена одежда. На одной из полок стояли белые головы из папье-маше, на которых красовались модные парижские шляпки; полка повыше была отдана капорам самых различных расцветок.

Роури передала служащему список нужных ей вещей, и тут ее внимание привлек стол, на котором лежали рулоны яркой материи и разноцветные ленты. После пяти минут исследования она отложила по рулону зеленой и белой атласной ленты и призадумалась, на какой из них остановить свой выбор. Наконец, решившись, она взялась за белую.

– Любая из них будет прекрасно смотреться в ваших волосах.

Вздрогнув, она повернулась, чтобы увидеть человека, которым только и были заняты ее мысли на протяжении последних двух недель.

– Доктор Грэхем! – воскликнула Роури. Хотя эта неожиданная встреча и привела ее в замешательство, улыбка на ее лице появилась сама собой.

– Мисс Коллахен, – кивнул доктор, приподняв на мгновение шляпу. – Рад видеть вас снова.

– И рад также, что все ваши царапины так быстро зажили.

К этому моменту Роури овладела собой и смело посмотрела прямо в его излучающие тепло карие глаза.

– Я не имела возможности поблагодарить вас, как это следовало, доктор Грэхем. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не вы.

– А как чувствует себя Пит?

– О, полностью оправился от ранения. Он приехал со мной в город. – Ее глаза блеснули. – Думаю, чтобы посетить салун.

– В таком случае он действительно здоров. Думаю, для вас это происшествие было хорошей встряской в скучной жизни на ранчо.

– А вы сами жили когда-либо на ранчо у себя на востоке, доктор Грэхем?

– Не могу сказать, что это было ранчо. Мы разводили скот, но наша ферма не простиралась на тысячи акров.

– А вы умеете ездить верхом, доктор?

– Я из Виргинии, мэм. – Его глаза гордо сверкнули. – В Виргинии детей учат держаться в седле раньше, чем ходить. В нашем штате самые лучшие лошади. У меня есть хороший друг, который выращивает самых породистых в стране.

– Он тоже живет в Виргинии? – спросила она. Томас улыбнулся.

– Нет, мэм. Его хозяйство находится в Миссури.

– Но это не в Виргинии, значит, у него не могут быть самые породистые лошади, – произнесла она серьезным тоном, решив его подразнить, но не выдержала и рассмеялась. Его негромкий смех сразу присоединился к ее смеху. – Может, вы как-нибудь навестите нас в «Округе Си»? Я хотела бы показать вам наше ранчо.

– Очень бы этого хотел, мэм, но, думаю, ваш папа будет против.

В ее глазах блеснули озорные огоньки.

– Не думайте об этом, доктор. Когда я хочу, я могу быть очень настойчивой.

– Уверен, что это так и есть, мисс Коллахен, – произнес он и замолчал, всматриваясь в глубину ее зеленых глаз.

Она прервала эту паузу, повернувшись к продавцу и протягивая ему выбранную ленту.

– Пожалуйста, добавьте это к списку, мистер Уайлер.

– Будет сделано, Роури. – Уайлер положил ленту на один из мешков, что вместе с бочками были отставлены к двери. – Мы уже отобрали все, что вам было нужно.

– Мисс Коллахен, я был бы рад помочь вам загружать повозку, – предложил свои услуги Томас.

– Нет, благодарю вас, доктор. Наши работники все загрузят, когда мы будем покидать город.

– Вы наверняка останетесь до субботнего вечера и оставите один танец для меня, Роури, – осмелился обратиться к ней Уайлер, видя, что она направляется к двери.

Роури махнула ему рукой.

– Обещаю, мистер Уайлер. Встретимся в субботу.

– Вы говорили о танцах? – переспросил Томас, явно озадаченный.

Глаза Роури блеснули.

– Да, в субботу вечером. Вы тоже собираетесь прийти?

Он чуть заметно улыбнулся.

– Теперь-то я обязательно приду.

Столь откровенное проявление внимания заставило ее покраснеть; она отвернулась и пошла к двери.

За стенами склада она увидела Маккензи, который стоял, прислонившись к фонарному столбу. Он выпрямился, когда увидел Роури и Томаса Грэхема.

– Привет, Роури. – Он кивнул в сторону ее повозки. – Я подумал, что это твоя, когда увидел клеймо «Округ Си».

– Как ты? – спросила она без особого интереса.

– На судьбу не жалуюсь. А ты выглядишь много лучше, чем в прошлый раз, – буркнул он.

– Да и чувствую себя много лучше. Только что я поблагодарила доктора Грэхема за его помощь. Хочу поблагодарить и тебя, Кин. Я узнала, что ты сразу, как только услыхал, что мы пропали, отправился нам на выручку.

Возникла неловкая пауза, и Роури попыталась улыбнуться Томасу.

– Благодарю вас еще раз, доктор Грэхем. – Она повернулась к Маккензи: – Береги себя, Кин. – Приподнявшись на цыпочки, Роури поцеловала его в щеку и поспешно отошла.

– Ах, вот в чем дело, – протянул Томас. – Хорошо, что я узнал об этом раньше, чем начал делать глупости.

– Это совсем не то, что ты думаешь, – ответил Кин, – если ты решил, что это любовная история.

Однако эта странная встреча Томаса совсем не обескуражила, что бы ни было между этими двоими на самом деле. Он слышал выражение «все разрешено на войне и в любви» и считал его правильным… До того, как женщина, которая тронет его сердце, наденет свадебную фату, он имеет право за нее бороться. Ему уже не раз доводилось вести упорные сражения со своим лучшим другом Рурком Стюартом за благосклонность самых привлекательных дам городка. Эти поединки завершились лишь тогда, когда Рурк влюбился по уши в прекрасную Анжелу Хантер.

Томас потер лоб.

– Вы оба можете водить меня за нос. Конечно, это не мое дело…

– Вот тут ты прав, – прервал его Кин и поспешил к женщине, которая пыталась поднять мешок. – Позвольте вам помочь, миссис Рафферти.

Невысокая, бедно одетая, дышавшая с видимым трудом женщина отступила в сторону, позволив Кину поднять на повозку ее тяжелый груз и оттащить его к заднему борту.

– Благодарю вас, мистер Маккензи.

Совсем еще молодая в свои двадцать с небольшим, Кэтлин Рафферти была одета в очень простенький плащ. Ее шляпка, из-под которой на плечи падали черные волосы, закрывала тенью спокойные синие глаза, сейчас внимательно следившие за тем, как Кин грузит мешки. Хотя по ее лицу и чуть сутулой фигуре было видно, что эта женщина знала очень много труда и мало достатка, можно было заметить, что ее красота, типичная именно для ирландских женщин, отнюдь не увяла.

Томас последовал за Кином и стал ему помогать.

– Как ваше здоровье, миссис Рафферти?

– Прекрасно, доктор Грэхем. – Она говорила с легким ирландским акцентом.

Томас нахмурил лоб. Эта женщина совсем недавно была одной из его пациенток после выкидыша, который случился у нее не впервые.

– Я просил вас прийти ко мне для осмотра, – мягко упрекнул он ее.

Кэтлин Рафферти вспыхнула и опустила глаза.

– У меня все прекрасно, доктор. Больше не будет причин вас звать.

– Такие причины есть. У вас нарыв на руке. Ее глаза стали виноватыми, и она поспешила закрыть другой рукой воспалившуюся рану.

– Это моя собственная неловкость, сэр. Я споткнулась и упала.

Томас заметил, как Кин на мгновение замер, чтобы потом снова продолжить работу. Было похоже на то, что он знает этой ране другое объяснение. Муж этой женщины, Майкл Рафферти, был прорабом одной из ирландских бригад, и всем было известно, как он обходился со своей женой, когда напивался.

– Что здесь происходит? – прорычал голос неподалеку.

«Легок на помине», – подумал Томас, поворачиваясь к говорящему. Тут же ему в нос буквально ударил тяжелый запах виски.

– Мы помогаем вашей жене загрузить эти тяжелые мешки, Рафферти, – ответил Томас.

– Я оставил тебя одну на пять минут. Стоит мне отвернуться, как ты пристаешь к первым встречным.

И Рафферти размахнулся, чтобы ударить жену. Однако Кин Маккензи оказался проворнее и ловко перехватил занесенный кулак. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, затем Кин разжал свою руку.

– Исходя из последней болезни вашей жены, Рафферти, я, как врач, настаиваю на том, чтобы вы не позволяли ей делать тяжелую работу. – Томас знал, что его слова не возымеют никакого действия. Упрямый, тупоголовый Рафферти никогда не следовал его советам.

Рафферти мрачно окинул его взглядом.

– А я настаиваю, чтобы ты занимался своими делами. – Затем он добавил в свою защиту: – Я даю ей крышу и кормлю ее. За это можно и мешки потаскать.

Рафферти взвалил на себя последний мешок, оттащил его в конец повозки и отвязал лошадей.

– Марш в фургон, – скомандовал он жене.

– Позвольте помочь вам, миссис Рафферти, – обратился Томас к Кэтлин, когда она собиралась взобраться на повозку.

– Ей не нужны помощники, – огрызнулся Рафферти.

Как только Кэтлин поднялась, он стегнул лошадей так, что они рванули с места и Кэтлин тяжело упала на дно повозки. Томас и Кин молча смотрели, как повозка уносится прочь. Повернувшись к Маккензи, Томас с удивлением обнаружил, что его всегда беспристрастное лицо на этот раз перекошено от гнева.

Перекрывая звуки музыки, небольшая группка мужчин оживленно обсуждала недавнюю инаугурацию президента Гранта. Вполуха прислушиваясь к говорящим, Томас следил глазами за Роури Коллахен, которая меняла партнеров с каждым танцем.

При одном взгляде на нее у Томаса захватывало дух. Она была в светло-зеленом платье с белыми оборками из тюля. Труднее всего было оторвать глаза от округлостей ее груди. По последнему крику французской моды у Роури были узкие буфы на рукавах, глубокое, просто дразнящее декольте и обнаженные плечи. Все это рождало в нем отнюдь не платонические чувства, и Томас решил собрать всю свою волю, чтобы переключиться на разговор о высоких политических материях.

Но приманка была слишком аппетитной, чтобы ее можно было так просто игнорировать. Томас снова стал следить за танцующими, и тут увидел Кина Маккензи. Томас направился к Кину, одиноко стоявшему у стены.

– Держишь стенку, Кин? – дружески поддразнил его Томас. – Никогда прежде не видел тебя на танцах.

– И никогда не увидишь, – лаконично отрезал Кин.

– Ты не выносишь вида танцующих людей?

– А тебе это нравится? Прыгать, как пьяный олень?

Томас собрался было начать речь в защиту танцев, но осуществить это намерение ему помешала громкая музыка, призванная привлечь внимание и установить всеобщую тишину. Все взгляды устремились к центру зала, куда вышел мэр города.

– Леди и джентльмены! Настало время, которого мы все так ждали, – общий танец!

После этих слов поднялась суматоха. Под звуки банджо и скрипок танцевавшие отправились искать своих самых желанных партнеров. Одна просидевшая все танцы дама с широкой улыбкой поспешно направилась к Томасу.

– Доктор Грэхем? – с надеждой спросила Кларисса Хамфри.

Томас улыбнулся супруге мэра и принял приглашение.

– С удовольствием, мэм. – Он взял ее за руку и повел к центру зала.

Те, кому не довелось получить партнера на этот танец, выстроились у стены, глядя, как танцоры строятся в квадраты.

Мэр стал хлопать в такт музыке.

– Поклонитесь вашим партнершам, – произнес он приятным вибрирующим голосом, который в свое время столь помог ему стать мэром. – Джентльмены обнимают дам, затем делают круг направо.

Смех над неловкостью танцующих, в котором слышалась зависть, перекрыл на мгновение музыку оркестра.

– А теперь дамы поворачиваются и идут в обратную сторону. Все ступают в такт.

От деревянного потолка гулко отдавалось эхо шагов десятков мужских ботинок. Музыка постепенно стала живее, как и танец, и настроение танцующих. Мужчины вели себя отнюдь не как на балу, и их партнерши нередко вскрикивали, но без особого недовольства.

– А теперь возьмитесь за руки и сделайте круг налево, слушая музыку и попадая в такт, – торжественно выкрикнул мэр.

Зрители решили тоже поучаствовать в танце, хлопая в ладоши или притоптывая. Роури пленительно смеялась и, кружась, переходила от партнера к партнеру; ее рыжие волосы летали по плечам то вправо, то влево.

– Дамы переходят в центр, мужчины отступают от центра, – пропел Хамфри. – Настало время попрощаться, потому что здесь вы меняете партнера.

– До свидания, Роури, – произнес счастливчик телеграфист, которому выпала удача кружиться с ней последним.

– До свидания, Рэнди. – Она весело махнула ему, и ее зеленые глаза блеснули озорством.

– Все дамы берутся за руки и идут по кругу, – объявил мэр. – Это выглядит очень здорово, барышни, и потому вы это сделаете еще раз.

Дамы продолжили танец до его команды остановиться, после чего им надлежало поприветствовать нового партнера.

– Дамы делают круг вокруг партнера. А теперь – джентльмены, в другом направлении.

К изумлению Роури, она вдруг оказалась лицом к лицу с доктором Грэхемом.

– Замечательный танец, мисс Коллахен, – сказал он с улыбкой. Они рассмеялись, глядя друг на друга.

Когда танец подходил к концу, мэр снова подал голос.

– А теперь, джентльмены, хватит время терять, в благодарность за танец можно дам поцеловать.

Поднялась суматоха с криками и визгом. Томас обхватил Роури за талию.

– Я очень рад, что в конце танца встретился с вами, мисс Коллахен.

Он медленно наклонил к ней голову. Она закрыла глаза и слегка подалась вперед. Но затем в изумлении посмотрела на него, ощутив легкий поцелуй в щеку.

– Благодарю вас, мэм, – проговорил он поспешно.

Его губы тронула улыбка: похоже, он догадался, чего она ждала. Смущенная этим, она кивнула:

– Благодарю вас, доктор Грэхем. – Затем повернулась и медленно пошла от него прочь.

Томас последовал за ней и, догнав, взял за руку.

– Думаю, нам обоим не помешает глотнуть свежего воздуха, мисс Коллахен.

Роури позволила ему провести себя до ближайшей двери, но, оказавшись снаружи, поспешно выдернула руку и пошла вперед.

Томас не отставал, отметив про себя, как замечательно покачиваются при ходьбе ее бедра. Она остановилась у дерева и прислонилась к стволу.

Мягкий свет луны превратил ее рыжие волосы в серебристые. Томас тихо произнес:

– Не сердитесь на меня, Роури.

Этот глубокий, ровный, чарующий голос подействовал на нее опьяняюще. Вся ее обида растворилась с первым же его словом.

Она повернулась к нему. Ее ясные глаза вблизи были такими удивительными, что у Томаса перехватило дыхание.

– Почему я должна на вас сердиться, доктор?

– Вас трудно понять, мисс Коллахен, – выдавил Томас, как только к нему вернулась способность говорить.

Она подняла брови.

– Трудно? Почему?

– Я, наверное, не знаю настоящей Роури Коллахен. Я видел молодую даму в джинсах и ботинках, которая решительно лезла на гору. А теперь вдруг – поразительно красивая девушка, одетая по последней парижской моде, с веером вместо винчестера.

– Что особенного в том, что женщины принаряжаются для танцев, доктор Грэхем?

Он почувствовал знакомый дурманящий запах лаванды.

– Я говорю не о нарядах. Она мягко улыбнулась.

– Но вы наверняка знаете, что каждая женщина играет несколько ролей, доктор.

Томас предпочел неопределенно улыбнуться, вместо того чтобы говорить о своих знакомствах с женщинами, и сменил тему:

– Доктор. Доктор Грэхем. Как формально. А почему вы не зовете меня Ти Джей?

Роури эта мысль показалась абсурдной.

– Я не могу вас так называть. Это было бы как обращение к моему отцу. – Она опустила голову и искоса взглянула на него, уперев сложенный веер в щеку. – У вас же есть имя?

– Томас Джефферсон Грэхем к вашим услугам, мэм.

– О нет! – воскликнула она, округлив глаза. Томас поднял руку.

– Не говорите мне. Я догадаюсь сам. Вашего отца зовут Томас Джефферсон.

Роури медленно кивнула, и они оба рассмеялись.

– Похоже, у нас с вами из-за этого будут проблемы. Но вас, конечно, не всегда звали по инициалам? – спросила она.

– Ну, когда я был моложе и мать хотела меня наказать, она называла меня Томас.

– Томас. – На мгновение она замерла, как бы прислушиваясь, как звучит это имя. – Мне это нравится. Это имя подходит вам много лучше, чем Ти Джей. Могу я звать вас Томас?

– Был бы очень рад, мэм.

– Думаю, ваша мать скучает без вас, Томас.

– Моя мать умерла, мэм. Как и отец, двенадцать лет назад.

Она опустила глаза.

– О, прошу прощения. Я знаю, как тяжело об этом вспоминать. Моя мать умерла год назад.

– Очень жаль это слышать, мэм.

Она как бы почувствовала исходящее от него тепло.

– А где ваш дом, Томас?

– В Виргинии. Когда я вернулся из армии, я отправился туда и стал практиковать в Уильямсбурге.

– И что заставило вас покинуть Виргинию и отправиться на Запад? – Она снова двинулась вперед.

– Строительство трансконтинентальной дороги грех упустить. Это одно из величайших событий в истории. Всего несколько лет назад страна была разделена, шла гражданская война; сейчас же Восточное побережье соединяется с Западным, и теперь страна будет единой, как никогда.

Роури остановилась у дерева и прислонилась к нему.

– Это действительно для вас так важно?

– Для меня было гораздо легче съездить в Европу, чем на Западное побережье Америки. Железная дорога изменит все. – Он улыбнулся и добавил извиняющимся тоном: – Для вас, наверное, все это скучно?

– Нисколько. Я никогда не смотрела на дорогу с такой точки зрения. Мой отец относится к ней совсем иначе.

– Я это заметил. – Он помолчал. – Когда мне предложили участвовать в этом деле, я согласился. – Томас взял ее за руку. – Но я уже много рассказал про себя. Расскажите мне о Роури Коллахен. Что она хочет от жизни?

Роури улыбнулась и снова пошла вперед.

– Ну, особо много я об этом не думала. Мне всегда было хорошо здесь. Я очень люблю наше ранчо и не могу себе представить, что буду жить где-нибудь еще. – Она рассмеялась. – И в Европе я не была, не то что вы, Томас. Всю свою жизнь я прожила здесь, в штате Юта, кроме двух лет, когда мама отправила меня в Миссури, чтобы я окончила там школу. Я с большим нетерпением ждала возвращения в «Округ Си». – Они остановились у дуба. – Моя мама до замужества была учительницей, и она учила нас дома – и меня, и Кина.

– Кина? – с удивлением переспросил Томас. Роури кивнула.

– Мать Кина была нашей кухаркой. Мы выросли вместе в «Округе Си». – И она тихо добавила: – Я, наверное, выросла очень избалованной.

– В самом деле? Я этого не заметил, – произнес он, улыбнувшись.

– Это не моя вина, – быстро проговорила она. – Мне всегда давали то, что я хотела.

Он взглянул на нее, и она почувствовала, как забилось ее сердце.

– А что, к примеру, вы хотели, мэм? В ее глазах появилось удивление.

– Мэм? Так формально? Скажите еще – мисс Коллахен, – упрекнула она его, уходя от ответа на вопрос. – А почему не Роури?

– Роури. – В его устах это имя звучало как музыка. – А сколько вам лет, Роури?

Ее сердце забилось сильнее от теплого взгляда его карих глаз, но она продолжала смело глядеть в них.

– Мне двадцать один.

– И вам до сих пор не приходила мысль выйти замуж?

– Приходила, но вместе с мыслью, что это можно сделать лишь по любви. – Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. – А любви у меня никогда не было.

В свете луны ее глаза поблескивали, как изумруды. Глубоко вздохнув, она спросила:

– А как вы, Томас? Не могу поверить, что вы не были женаты. – И она задержала дыхание, со страхом ожидая ответа.

– Нет, я не был женат, – медленно проговорил он. – Я тоже думаю, что это должно быть только по любви. – Он наклонился ближе.

Она почувствовала, что его мужское обаяние захватывает ее целиком, как ветер былинку. Томас поднял руку, медленно провел пальцем по нежной коже ее щеки и остановил его у губ.

– Вы так удивительно красивы, Роури, – произнес он тихо. Голос его глубоко проник в нее и заставил напрячься каждую клеточку. Она вдруг поняла, что неосознанно тянется к нему.

Томас взял ее лицо в ладони.

– Роури, Роури. – Это прозвучало как стон. – От вас зажигается кровь, Роури Коллахен.

Было видно, каких сил ему стоит отпустить ее. Он отступил на шаг. – Доброй ночи, рыжее искушение.

Глава 4

Палаточный городок переезжал по крайней мере раз в неделю. Время его нахождения на одном месте определялось тем, насколько успешно шла прокладка железной дороги.

В его центре всегда стояли три громадных вагона, один из которых был спальным, а в двух других располагались контора, кухня и столовая.

Эти три вагона как бы формировали узкую черную голову серебристой змеи железной дороги, медленно ползущей через весь континент.

На некотором расстоянии от вагонов, но достаточно близко к ним, чтобы иметь защиту от индейцев и диких животных, были разбиты палатки рабочих, которые предпочли, несмотря на опасность, жизнь за пределами спального вагона с его теснотой и духотой.

На одном конце городка неизменно огораживался большой загон для нескольких дюжин лошадей и мулов – главной тягловой силы при сооружении дороги. В другом конце выстраивалось множество повозок со съестными припасами и необходимыми дорожникам материалами.

Сами обитатели городка считали его центром палатку, в которой разместился салун. Стойка бара в нем представляла собой одну-единственную длинную доску, опирающуюся на бочки, но именно здесь строители могли собраться вечером, пропустить по стаканчику и потолковать.

В конце каждой недели хозяин салуна Джек О'Брайен привозил из города около дюжины разряженных дам, которые оставались здесь с субботнего вечера до утра понедельника. За небольшую мзду прораб разрешал пользоваться койками спального вагона, и дамы получали возможность развлечь строителей после тяжелой недели.

В понедельник утром работа начиналась как, обычно и – тяжелая, монотонная – продолжалась до наступления сумерек субботнего вечера.

Так что с ранним рассветом в понедельник, когда лагерь только начал шевелиться, продирая глаза после бурного уик-энда, в нем работал только один человек – Мичелин Дэннехи.

Мичелина, невысокого ростом и хрупкого телосложения, можно было принять за одного из эльфов или гномов, которые, как говорят легенды, живут среди покрытых изумрудной травой холмов его родной Ирландии.

Из семи сыновей своих родителей он родился именно седьмым и вряд ли мог рассчитывать получить в наследство хотя бы клочок земли. Когда на Ирландию в пятидесятых годах обрушился «картофельный голод», Мичелин решил перестать рыться в песке в поисках чудом сохранившихся картофелин и отправился в Америку, где мог отвести душу, изготовляя картофельные блюда в разных железнодорожных компаниях. Так незаметно пролетело пятнадцать лет, и за эти годы он перепробовал, пожалуй, все способы приготовления картофеля, которые только существуют на планете.

Волосы у Мичелина давно стали белыми, как его поварской колпак. За исключением круглых ярко-синих глаз на его лице почти ничего нельзя было рассмотреть – все скрывали густая борода и пышные усы. Довольно густо разрослись и его брови, сходившиеся на переносице над красным мясистым носом с заметными голубоватыми прожилками.

Когда из-за гор показался краешек солнечного диска, Мичелин дал три коротких свистка, что служило сигналом к завтраку. Поскольку подобной автоматизации сам он не доверял, то, высунувшись из окна и сложив руки рупором, изо всех сил выкрикнул:

– Идите есть!

Рабочие не заставили себя ждать. Получая из рук Мичелина и его помощников тарелки с мясом, бобами и картофелем, они усаживались на длинные скамейки по обеим сторонам столов, на которых уже были расставлены подносы с хлебом и чашки с дымящимся кофе. Меню здесь разнообразилось редко.

– Опять картошка! – вслух возмутился один из строителей в выцветшей форме солдата конфедератов. – Дэннехи, я когда-нибудь увижу кашу?

Его поддержали еще несколько бывших солдат-южан, на что Мичелин добродушно ответил:

– Ладно, детки, не шумите, послушайте своего папу и кушайте картошку. Она лучше всего вернет вам бодрость после вашей ночной смены.

Майкл Рафферти слушал эту словесную перепалку молча. Ему не нравилось, что в его бригаде много бывших солдат, но Мичелин Дэннехи не нравился ему еще больше, поскольку этот малый плохо держал язык за зубами и повсюду болтал, что Рафферти дает прорабу деньги за спальный вагон.

Увидев возможность хоть как-то отомстить, Рафферти решил вставить свое слово.

– Думаю, мать Дэннехи давала ему сосать картошку, а не свою титьку, – прорычал он.

Дорожники охотно засмеялись на эту острую приправу к их завтраку.

– Если это и так, – гневно поднял бровь Мичелин, – и все Дэннехи всегда питались картошкой, то все Рафферти выкапывали из земли желуди.

Дорожники засмеялись снова, тем более охотно, что это замечание адресовалось одному из начальников.

– Не искушай судьбу, карлик, – пригрозил ему обозлившийся Рафферти.

Но глаза Мичелина вспыхнули еще ярче, и он подлил масла в огонь:

– И, найдя желудь, радостно хрюкали.

Над этими словами захохотали все, кто их расслышал. Рафферти же отнесся к ним отнюдь не так добродушно. Он отодвинул свою тарелку и, сжав кулаки, вскочил на ноги. Первой его мыслью было ударить этого ехидного повара в зубы, но он сразу сообразил, что это уронит его в глазах всей бригады. Драться с таким маленьким человечком было не по правилам. Правда, почему-то эти правила не распространялись на его собственную беззащитную жену.

– Ладно, поели и хватит. Пошли, – хрипло приказал он и направился к двери вагона.

Со сноровкой, приобретенной за долгие годы работы, Дэннехи вместе с помощниками довольно быстро накормили завтраком и остальные бригады. Когда последние из рабочих еще дожевывали свои порции, он уже приступил к приготовлению обеда.

В это время Кэтлин Рафферти, стоя у входа в свою палатку, смотрела, как поезд уходит прочь, увозя Майкла и его бригаду к концу дороги в десяти милях от городка.

Она улыбнулась, когда свежий утренний ветер мягко сдул волосы ей на лицо.

Это время дня Кэтлин любила больше всего. Лагерь затихал, покинутый сотнями своих обитателей, которые вернутся обратно лишь на закате, наполняя городок криками и шумом.

Ее взгляд упал на загон, в котором Кин Маккензи отвязывал свою лошадь, чтобы отправиться в дорогу. По тому, как легко он вскочил в седло, было видно: если не родился, то вырос он среди лошадей.

Проезжая мимо Кэтлин, Кин приложил пальцы к шляпе и поклонился.

– Доброго вам утра, миссис Рафферти.

– И вам того же, мистер Маккензи, – ответила она и потом долго смотрела ему вслед, пока он не пустил лошадь в галоп и не скрылся за поворотом.

И тут лицо Кэтлин залила краска стыда. Она подумала, что ее мысли о Кине Маккензи сами по себе уже нарушение супружеской верности, а для ее веры – один из самых тяжких проступков. Однако, хоть это и грех, она никак не могла перебороть себя и перестать думать о разведчике компании.

Майкла Рафферти Кэтлин ненавидела еще с детства, когда их родители были соседями. Она часто вспоминала зеленые поля своей далекой родины. Ее дом в Келсо, маленькой деревушке в графстве Керри, выходил окнами прямо на море, и Кэтлин любила в ясные дни сидеть на утесе, наблюдая, как волны накатывают на берег и разбиваются о камни далеко внизу.

Ее родители были очень бедны, но они любили свою дочь, и она выросла, ни в чем не нуждаясь. Потом она начала помогать родителям, продавая шерсть от овец с их фермы.

Восемь лет назад, ища отбившегося ягненка, она повстречала пьяного Майкла Рафферти, который ее изнасиловал; когда выяснилось, что у нее будет ребенок, родители и местный священник настояли на том, чтобы он женился. После венчания каждый день ее жизни, прожитый с пьяным животным в человеческом облике, был для нее настоящим адом.

– Доброе утро, уважаемая, – внезапно прервал ее воспоминания голос с ирландским акцентом.

Смущенно улыбнувшись, она повернулась к повару:

– Доброе утро, Мичелин.

Мичелин Дэннехи держал в руке тарелку. Усы не могли скрыть его улыбку.

– Я принес вам немного горячего, Кэтлин.

– Это очень любезно с вашей стороны, Мичелин, но, честное слово, я нисколько не голодна.

– Но вы должны есть, уважаемая, чтобы набраться сил, – настаивал он.

Здоровье Кэтлин заботило Мичелина больше, чем всех докторов. Все в городке знали, как грубо Рафферти обходится со своей женой.

Мичелин взял Кэтлин за руку и отвел к изогнувшемуся дереву.

– Сядьте здесь и съешьте все, пока не остыло.

Решив, что сопротивляться не стоит, Кэтлин отломила хлеб и принялась за картошку. Мясо и бобы она оставила нетронутыми.

Мичелин тем временем изучал ее лицо, стараясь определить, нет ли на нем новых следов жестокого обращения.

– Я вижу, этот черт не трогал вас на этой неделе.

Его прямота ее не покоробила. Мичелина она считала единственным, кому можно довериться, и была с ним откровеннее, чем со священником.

Почтенный же служитель церкви, приезжавший каждую неделю для того, чтобы отслужить мессу, был очень участлив, но когда она рассказала, как обращается с ней муж, он напомнил ей о клятве, которую она давала при венчании, и призвал во всем покоряться мужу и судьбе. Позднее, когда она чуть не умерла от побоев, этот добрый слуга Господа указал ей, что она должна сохранить семью.

В отчаянии и одиночестве, которые она испытывала, только один человек выразил ей свое сочувствие – Мичелин Дэннехи. Его участие помогало ей выносить весь ужас замужества.

– В конце недели я Рафферти почти и не видела, – подтвердила она со вздохом. Оба знали, что ее муж посвятил это время посещению приезжих проституток.

Чувствуя, что еда больше не лезет ей в горло, Кэтлин вернула тарелку.

– Спасибо, Мичелин.

Он вздохнул, взглянув на почти нетронутую еду, и укоризненно произнес:

– Эх, Кэтлин, что с вами можно поделать? – Похлопав ее по руке, Мичелин поднялся. – Я приду и позже, уважаемая.

Улыбаясь, она смотрела, как маленький повар возвращается в вагон-кухню, чтобы вернуться к своим обязанностям, затем устало поднялась и направилась к себе в палатку.

Первое, что бросилось ей в глаза, – это лежащая на койке рубашка. Муж приказал пришить пуговицы, оторванные одной из его «подруг» в порыве страсти.

Кэтлин подошла к небольшому чемоданчику, в котором хранила все свои нехитрые ценности, и достала маленькую плетеную корзиночку. В ней были игла и нитка, но пуговиц там не оказалось.

В это же время пятью милями севернее палаточного городка Т. Дж. Коллахен внимательно смотрел на свою дочь, сидящую по другую сторону обеденного стола.

– Я больше не хочу слышать, что моя дочь шляется с кем-то из этой швали с железной дороги.

– Папа, я не шлялась. Я и доктор Грэхем вышли подышать свежим воздухом, – возразила Роури. – Нас не было не больше пяти минут. А если любопытную жену банкира это так взволновало, почему она не вышла следом, чтобы последить за нами?

– Леди не будет зря наговаривать. И я не говорил тебе, что это сообщила мне Агата Пэбблс.

Роури сорвала с груди салфетку, в ее зеленых глазах блеснул гнев.

– Ты этого мог и не говорить. Я и так знаю, что она сюда приезжала. Кроме того, должна сказать, что доктор Грэхем – настоящий джентльмен.

– Ты что, знаешь о нем все? – язвительно заметил отец.

– Но и ты не знаешь о нем ничего плохого, – парировала Роури.

– Он работает на железной дороге. Для меня этого достаточно.

Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг другу в глаза: оба были с характером и не привыкли уступать.

– С тех пор, как умерла мама, ты стал ненавидеть всех, кто со мной встречается. Ты весь пожелтел от своих подозрений. Первым был Кин…

Коллахен ударил кулаком по столу, обрывая ее, отчего из чашки расплескалось кофе. Лицо Коллахена побагровело, глаза, казалось, вылезли из орбит.

– Я запретил произносить это имя в моем доме! Ты что, не слышала?

– А я не прислуга, чтобы выполнять приказы. И давно уже не ребенок.

– В этом тебе повезло, упрямица, а то бы я тебе сейчас здорово всыпал!

С этой угрозой его гнев угас. Какие бы серьезные огорчения Роури ни доставляла ему в детстве, он никогда не поднимал на нее руку.

Роури почувствовала неловкость за свою резкость. Тем не менее она будет стоять на своем, поскольку намеревается встречаться с Томасом Грэхемом и дальше, и столько, сколько пожелает.

– Папа, ты никогда меня не бил, – мягко сказала она.

Коллахену стало неудобно, но он считал, что последнее слово должно всегда оставаться за отцом:

– Немножко всыпать тебе бы не помешало. Ты совсем не похожа на мать.

И он опустил голову, вспомнив жену. Ее трагическая смерть нанесла ему рану, которая не зажила до сих пор.

Когда-то, в далеком 1842-м, Томас Коллахен покинул штат Миссури всего с одной запасной рубашкой, перекинутой через плечо. Он обосновался в Юте и заложил здесь «Округ Си». Годы тяжелой работы и упорство в преодолении трудностей позволили сделать ранчо прибыльным. Спустя пять лет, ко времени, когда в этих местах появились мормоны, «Округ Си» был уже одним из самых больших ранчо в штате Юта.

В молодую, очень деликатную Сару Ковентри, которую он встретил у мормонов, он влюбился с первого взгляда. Она ответила ему взаимностью и, порвав со своей религией, вышла замуж за владельца ранчо. Коллахен оставался верен ей все время их супружества, и даже после ее смерти в мыслях у него не было других женщин.

– Надеюсь, вы накричались, – громко произнес, входя в комнату, Пит Фейбер, прервав тем самым невеселые мысли Коллахена. – Вас слышно даже в доме рабочих. – Он уселся за стол и начал осторожно наливать себе кофе.

Коллахен откинулся на спинку стула и принялся раскуривать сигару. Каждый день после утреннего кофе владелец ранчо и его управляющий обсуждали хозяйственные проблемы.

– Думаю, пора клеймить телят и перегонять их на восточное пастбище, – пробурчал Коллахен.

Пит кивнул:

– Согласен. Там уже довольно густая трава.

В эту минуту кто-то из ковбоев осторожно постучал в дверь и затем шагнул в комнату, держа шляпу в руках.

– У нас плохая новость, Ти Джей. Я прошелся вдоль южной границы около палаточного городка. Ограда, которую мы там сделали, сломана.

– Черт побери, – прошипел Коллахен. – Наверняка опять эта железнодорожная свора. Они напиваются в субботу вечером и куролесят, пока не протрезвеют.

– Керли, не хотите чашечку кофе? – спросила Роури, прерывая тираду отца.

– Нет, благодарю вас, мэм.

Несмотря на искренность этого предложения, принимать его не следовало. Как бы радушна ни была молодая хозяйка, работники знали свое место и могли решиться на что-либо подобное только по приглашению самого Т. Дж. Коллахена. Единственным исключением был Пит Фейбер, но он был управляющим и жил здесь со времен основания «Округа Си».

Пит быстро допил кофе и встал.

– Я возьму пару человек, и мы починим ограду. Пошли, Керли.

Молодой ковбой чуть задержался, чтобы поклониться и, улыбнувшись, произнести:

– Спасибо за приглашение, мисс Роури. – Затем он надел шляпу и последовал за управляющим.

Часом позже Коллахен, сопровождаемый Роури, подъехал к железной дороге. Он сам решил проверить, в каком состоянии находится проволочная ограда, которая тянулась вдоль пути на три мили.

Эту ограду Коллахен регулярно переносил следом за движением рельсов на восток, добиваясь того, чтобы его владения были огорожены в каждую сторону от палаточного городка не меньше, чем на милю.

Свою злость из-за невозможности доказать, что ущерб нанесен железной дорогой, Коллахен решил сорвать на своих работниках.

– Вы, парни, собираетесь весь день чинить несколько футов ограды?

Пит Фейбер, как и следует управляющему, который хочет пользоваться уважением своих подчиненных, вступился за них перед хозяином:

– Тебе не надо втыкать в нас шпоры, Ти Джей. Мы работаем быстро, как можем. – И добавил своим протяжным голосом: – Нам придется поменять несколько столбов.

– Мне нужно, чтобы на коровах было поставлено клеймо сегодня же и чтобы их перегнали на пастбище, – объявил Коллахен.

Тут, к его большому неудовольствию, из-за поворота появился поезд.

В паровозе в этот момент находились те же Калеб Мэрфи и Томас Грэхем. Мэрфи первый увидел владельца ранчо и крикнул:

– Эй, доктор, среди них нет молодой Коллахен? Томас Грэхем, изучавший какой-то медицинский журнал, немедленно поднял голову.

– Роури? – Он высунулся с другой стороны будки, внимательно вглядываясь вперед.

– Мэрф, останови поезд! – крикнул он, как только узнал Роури Коллахен.

– Остановить поезд? – удивился Мэрфи, но нашел, что в этой просьбе нет ничего невозможного, и замедлил ход, а потом нажал на тормоз так, что паровоз остановился прямо напротив всадников из «Округа Си».

– Доброе утро, Роури, – произнес Томас, появляясь в окошке будки.

Роури сразу поняла, что поезд остановился ради нее, и энергично ответила на приветствие:

– Доброе утро, Томас!

– Мистер Коллахен, – поднял шляпу Томас, заметив владельца ранчо.

Тот пробурчал что-то под нос и отвернулся. Томас увидел и Пита Фейбера и окликнул его:

– Как себя чувствует ваше плечо Пит? Управляющий заулыбался и помахал рукой, показывая, что она свободно двигается.

– Просто прекрасно, доктор. Вы его превосходно залатали.

– А что это за проволока? – удивился Томас. Роури хотела ответить на этот вопрос, но отца опередить ей не удалось. Тот взорвался яростью:

– Я хочу быть уверен, что вы, железнодорожный сброд, не полезете в мои владения. Не хочу никого из вас видеть в «Округе Си».

– Да, сэр, вы поставили нас об этом в известность при нашей последней встрече, – дружелюбно парировал Томас. Он не собирался вступать в словесную перепалку с владельцем ранчо.

– Советую вам этого не забывать, – выкрикнул Коллахен.

Однако Калеб Мэрфи не был столь миролюбив, как Томас, и, выпустив из своей трубки облако дыма, заметил:

– Вы создаете себе уйму работы: вам придется передвигать эту ограду через пару недель.

– Это мои проблемы! – Коллахен мрачно посмотрел на машиниста. – Проезжайте, вы задерживаете моих людей.

Тем временем Томас уже сошел с подножки паровоза, а Роури спешилась с лошади.

– Вы очень хорошо сегодня выглядите, – сказал он.

Она вспыхнула.

– Спасибо.

Глаза Томаса выражали его восхищение намного красноречивее слов. Она смутилась, почувствовав себя маленькой девочкой, стоящей перед строгим воспитателем. Всю жизнь она провела в мужском обществе, но ни с кем не чувствовала себя такой неловкой. Он был из породы настоящих мужчин, и его присутствие делало ее саму женщиной, и ей это очень нравилось.

Тут Роури вспомнила те несколько минут, которые они провели вместе в саду, и подумала, что могло бы тогда произойти дальше. Он, возможно, обнял бы ее и, может, сказал бы о любви…

– Вы всегда хорошо выглядите, – прервал ее мечтания Томас. – И это утро не стало для вас исключением, мисс Коллахен.

– Вы льстите мне, доктор Грэхем. Вы бы говорили такие комплименты и гадюке. – Такой выпад она совершила, чтобы сохранить дистанцию и не поддаться магической притягательности собеседника.

– Что за сравнения, мисс Коллахен! Как вы можете сравнивать себя со змеей?

– Напротив, я скорее ягненок, который не в силах противиться взгляду змеи, – вырвалось у нее.

Томас, откинувшись назад, рассмеялся, и Роури невольно залюбовалась его лицом. От смеха оно стало красивее и моложе. Только линия рта оставалась мужественной, хоть полноватые губы и выглядели весьма чувственными. Она подумала, что хочет сейчас прильнуть к ним своими, и снова зарделась.

– Но вы действительно самая красивая из всех. – Слова эти прозвучали очень искренне.

– Вы всегда флиртуете так напористо, доктор?

– Я только говорю то, что вижу, мэм. – И он улыбнулся еще раз своей чарующей улыбкой.

В этот момент к ним подъехал Коллахен, и Томас ему почтительно поклонился, но и на сей раз его приветствие было проигнорировано.

– Так ты едешь, Роури?

В смущении от грубого тона отца она отрицательно покачала головой.

– Я поеду назад с ковбоями.

Отец и дочь обменялись не самыми дружественными взглядами. Затем Коллахен молча повернул лошадь и так всадил ей в бока шпоры, что она рванула с места.

Мэрфи дал несколько свистков. Больше времени на разговоры не оставалось, и Томас поспешил назад, прыгнув на подножку паровоза, когда тот уже начал набирать ход.

Роури вскочила в седло и поскакала рядом с паровозом.

– Вы изменились, Томас. Не пойму только в чем.

– Может, дело в поясе с пистолетом? – улыбнулся Томас, показав на висящий на бедре «кольт». – Как я понял, разгуливать в этих местах без него не стоит.

– Скоро вы у нас станете настоящим «человеком с Запада»! – крикнула Роури. Затем натянула поводья и махнула рукой на прощание.

Томас приложил руки ко рту и крикнул:

– Когда я увижу вас снова?

– Не знаю. – Что она знала наверняка, так это то, что ей придется долго спорить на эту тему с отцом.

– А как насчет следующей субботы? Она отрицательно покачала головой:

– Я вас не слышу!

Томас высунулся из будки машиниста, чтобы повторить свой вопрос, но его собеседница была уже слишком далеко.

– О черт!

И он только поднял руку и помахал.

Глава 5

Необычно теплый день подсказал Мичелину мысль разместить часть своей кухни за пределами вагона. И как только Томас спустился с паровоза, то сразу почувствовал запах жареной картошки. Несмотря на ранний час, повар уже вовсю занимался приготовлением обеда, чтобы Мэрфи успел доставить его на самый конец дороги, ко времени часового перерыва.

На секунду Томас замер, изумленный тем, как сноровисто работает Мичелин. Картошка жарилась на двух железных противнях, которые стояли над огнем на железном треножнике. Перемешивание картошки осуществлялось просто – перебрасыванием ее из одного противня в другой.

– Добрый вам день, доктор, – произнес Мичелин, заметив Томаса.

– Того же и вам, Мичелин, – дружески ответил Томас. Он хорошо относился к повару, как, впрочем, и ко всем, кто решил приехать сюда, чтобы участвовать в историческом предприятии – строительстве трансконтинентальной дороги.

Оставив картошку на попечение своего помощника, Мичелин поманил Томаса в сторону.

– Доктор, вы не посмотрите миссис Рафферти? – произнес он шепотом, чтобы его просьбу не услышали посторонние уши. – Я подозреваю, что она совсем плохо себя чувствует. – Уголки его губ печально опустились. – Я не могу ее заставить даже есть.

Мичелин уже не раз касался в разговорах с Томасом этой темы, и Томас разделял его тревогу. Он сжал плечо маленького повара и уверил его:

– Я сделаю все, что смогу, Мичелин.

В этот момент поблизости раздалось отчаянное кудахтанье. Оба быстро повернулись и увидели Калеба Мэрфи; в руках у него были клетки, из которых высовывались куриные головы. Лицо Мичелина расплылось в широкой улыбке:

– Мэрфи! Ты принес мне кур!

– Я решил избавиться от этих вонючих птиц, – проворчал Калеб. – Надоело мне их кукареканье.

– Ты вовремя это решил, – загорелись глаза у Мичелина. Он подмигнул машинисту. – А мне надо избавиться от одной бутылки. Я надеюсь, ты не оставишь меня в беде?

– Ты, как всегда, прав, дохлый червяк с наживки.

Поскольку Томасу только что пришлось вынести полный репертуар Мэрфи, он подумал, что обмен не устающих кукарекать кур на целую бутылку вряд ли можно считать эквивалентным.

Мичелин похлопал по одной из корзин.

– Скоро здесь появятся яйца. – Он поднял глаза на Томаса. – А вы не останетесь отметить сделку, доктор?

Томас поднялся.

– К сожалению, сейчас у меня много дел. – Улыбнувшись, он быстро пошел прочь.

– Хороший человек, – произнес Мичелин, наблюдая, как Томас спешит к своему устроенному в палатке медпункту.

– С этим я, пожалуй, соглашусь, – произнес Мэрфи.

Ткнув Мэрфи локтем, Мичелин произнес:

– Ну, а теперь надо приниматься за наше дело. И оба, предвкушая знакомство с огненным напитком холмистой Ирландии, подняли клетки.

В обязанности Томаса входило не только накладывание повязок и обработка ран, полученных рабочими. Также он должен был следить и за здоровьем членов их семей. Поэтому ему случалось и принимать роды в середине ночи, и вправлять руки и ноги пытливой молодежи, энергично осваивающей этот удивительный мир.

Тяжелые увечья и даже смерти бывали в бригадах отнюдь не редки, и потому появление новой жизни Томас всегда считал праздником среди своих мрачных обязанностей.

Несколькими часами раньше Томас обработал рану пятилетней девочке, которая, бегая босиком, напоролась на гвоздь. За терпение он наградил ее леденцами и напутственно произнес:

– Настоящие леди босиком не бегают, мэм, они всегда надевают ботинки.

Увидев леденцы, «леди» блеснула глазками, застенчиво протянула руку и, хихикнув, быстро запихнула их в рот.

– Благословит вас Бог, – произнесла ее мать, в то время как девочка соскользнула вниз и отправилась играть к своим подружкам.

Сейчас же, пользуясь перерывом в работе, Томас закрыл медицинский саквояж и подошел к окну. Положив локти на подоконник, он обвел взглядом знакомый пейзаж. Мэрфи, прихватив несколько поваров, уже отбыл на своем поезде в конец дороги. Приготовление к обеду на этом завершилось, и лагерь совершенно затих до самого вечера, когда железнодорожники снова наполнят палаточный городок шумом и криками.

Томас разделял тревогу Мичелина по поводу Кэтлин Рафферти, но она упорно не являлась на обследование, и он решил проведать ее сам.

Он застал Кэтлин дома. Ее руки были по локоть в мыльной пене – она терла одежду о стиральную доску.

– Добрый день, миссис Рафферти, – поприветствовал он, входя.

Кэтлин залилась краской, зная, что он наверняка отчитает ее за то, что она не следует его указаниям.

– И вам доброго дня, доктор Грэхем. Он подтвердил ее опасения, сказав:

– Я надеялся, что вы сегодня зайдете ко мне миссис Рафферти.

Она опустила глаза.

– Я не хочу вас обидеть, доктор, но в самом деле я не нуждаюсь в этом.

– Кэтлин, вы выглядите сегодня очень плохо. Я хотел бы вас осмотреть.

В ее взгляде появилось чувство вины.

– Майкл говорит, что мне не надо лечиться, доктор. Он считает, что я изображаю больную, чтобы меньше работать.

Зная Майкла Рафферти, Томас не удивился ее словам.

– Кэтлин, – мягко произнес он, – мы оба знаем об этом лучше. Я бы не беспокоился, если бы был уверен, что у вас со здоровьем все в порядке.

Закрыв на миг глаза, Кэтлин попыталась отогнать внезапные мысли. Стоит ли говорить этому человеку, что страдания ее души намного сильнее страданий тела? Можно ли делиться своими бедами с этим предупредительным человеком?

– Но это правда, доктор. Сейчас я себя чувствую очень хорошо. Я просто потеряла аппетит. Вот почему я выгляжу такой слабой.

Томас понял, что страх вызвать недовольство мужа у этой женщины намного сильнее, чем опасения за собственное здоровье. Спорить с ней, по всей видимости, было бесполезно.

– Ну хорошо, вы можете мне по крайней мере обещать есть не менее трех раз в день, Кэтлин?

Она подняла глаза, и они встретились с глазами Томаса.

– Да, доктор, обещаю.

– И еще одно обещание. – В руках Томаса появилась маленькая бутылочка. – Я хотел бы, чтобы вы употребляли это внутрь каждый день по чайной ложке.

Ее глаза расширились от удивления.

– Что это, доктор Грэхем?

– Витамины. Они помогут вам вернуть аппетит.

– Но если Майкл узнает, что я это принимаю… – Она осеклась, сообразив, что сказала лишнее.

– Ваш муж может и не знать об этом. Но я был бы рад объяснить ему, что вам это полезно.

– О нет, не надо! – поспешно выкрикнула она. В ее голосе слышалось отчаяние. Она поспешно спрятала бутылочку в широкий карман своего фартука. – Я буду это принимать, доктор. Обещаю вам. Но, пожалуйста, не говорите ничего Майклу.

Томас подумал, что сказать-то Рафферти у него есть что, но, прежде чем он смог что-либо произнести, их разговор прервал выстрел, прогремевший где-то в городке.

Томас немедленно выскочил из палатки и увидел, как, пригнувшись к лошади, мимо на полном ходу скачет Кин Маккензи. Всадник так спешил, что спрыгнул с лошади, когда она еще не остановилась.

Его немедленно обступили те, кто оставался в городке: женщины, дети и пятеро мужчин.

– Сюда направляется большой вооруженный отряд индейцев, – выкрикнул Кин. – Все женщины и дети должны немедленно идти в спальный вагон!

Некоторые встретили эту весть тревожными возгласами, но остальные постарались их успокоить. Женщины побежали искать своих детей.

– Рад видеть, что ты здесь, доктор, – произнес Кин, когда увидел в толпе Томаса.

– И что мне надо делать? – спросил Томас.

– Городок раскинулся слишком широко, чтобы его можно было защитить весь. Мы построим перед спальным вагоном баррикаду.

После этих слов мужчины немедленно отправились к куче сваленных в стороне железнодорожных шпал.

Кин крикнул женщинам, подходящим к спальному вагону:

– Кто из вас, леди, когда-либо стрелял из ружья? – Поднялось несколько рук. – Мне очень жаль, но нам потребуется ваша помощь. Раздайте ружья!

Кэтлин бросилась бегом к вагону – ружья и боеприпасы были привязаны к потолку спального вагона.

Кин продолжил:

– Нужен еще хороший наездник, чтобы добраться до конца дороги и привести помощь. Должен сказать, задача нелегкая – индейцы не так глупы, чтобы не помешать этому.

– Поеду я, Кин, – вызвался Томас.

– Думаю, ты нужен здесь, доктор.

– Папа говорит, я хорошо держусь в седле, сэр, – заявил тринадцатилетний мальчуган.

– О нет, Джимми, только не ты! – выкрикнула его мать, оттаскивая мальчишку за рукав.

В этот момент из-за холма с криками и улюлюканьем показались около полусотни индейцев. Мальчик выскользнул из рук матери и вскочил на лошадь Кина. Пустив ее в галоп, он понесся прочь, в то время как другие женщины силой уводили его мать в вагон.

Не успели мужчины достроить баррикаду, как на них хлынул поток стрел; вокруг баррикады взвизгнуло несколько пуль. Едва Мичелин успел затащить под укрытие шпал своих драгоценных кур, как индейцы ворвались в городок.

Общий ужас и сумятицу сопровождали выстрелы, крики детей и улюлюканье индейцев.

Расторопность Кина не позволила индейцам застичь лагерь врасплох. Встретив дружный залп защитников, они в замешательстве остановились, а затем поспешили скрыться среди деревьев.

Испуская полные ненависти крики, самые смелые из краснокожих стали перебегать от дерева к дереву.

– Они хотят, чтобы мы израсходовали патроны, – догадался Кин. – Стреляйте только наверняка.

Через несколько минут в защитников полетели горящие стрелы. Несколько палаток занялось огнем.

– Боже! – воскликнул Томас. – Мой саквояж! Прикройте меня!

– Доктор, сиди тут! – крикнул ему Кин, но Томас уже бежал к своей горящей палатке.

Поначалу он укрывался от стрел за бочонками, но потом, когда до палатки оставалось еще около полусотни футов, надо было бежать по совершенно открытому пространству. Индейцы заметили Томаса, и в бочку, у которой он остановился, стали впиваться стрелы с разноцветными перьями на концах.

Сейчас или никогда. Томас глубоко вдохнул, нагнулся, чтобы стать менее удобной мишенью, и метнулся к палатке. Стрелы тыкались в землю позади, чуть опаздывая и не успевая настичь свою жертву.

Подняв томагавки, несколько самых воинственных индейцев бросились за ним из-за деревьев. Не которые из них были сразу уложены выстрелами с баррикады.

Когда Томас распахнул дверь, пламя уже лизало пол и стены. Глаза сразу защипал едкий черный дым. Томас схватил свой саквояж, мысленно возблагодарив судьбу, что успел вовремя, как вдруг заметил лежащий на стуле ремень с «кольтом», который снял, осматривая пациента. Перекинув его через плечо, Томас повернулся к двери.

И вовремя. В дверном проеме выросла фигура покрытого боевой раскраской индейца, который поднял томагавк и с криком устремился на Томаса. Томас сделал два выстрела не целясь. Индеец прыгнул к нему и, схватив за ногу, повалил на землю. Они сцепились в яростном поединке.

Довольно долго никто из сражающихся не мог одержать верх, наконец Томасу удалось нанести своему противнику сильный удар в подбородок. Почувствовав, что захват индейца ослаб, он поднялся на колени и пополз к валявшимся на полу «кольту» и саквояжу.

Томас выбежал из палатки, чувствуя, что его силы почти на исходе. Кашляя от дыма, попадавшего в легкие, он бросился к бочкам. Неподалеку упал еще один индеец – он бросился было на Томаса, но меткий выстрел Кина уложил его на землю.

Пули взбивали вокруг бегущего маленькие земляные фонтаны. Было мгновение, когда он подумал, что его легкие сейчас лопнут, но наконец, прыгнув вперед головой через баррикаду, он добрался до цели. Жадно хватая ртом воздух, Томас чувствовал, как бешено колотится его сердце, почти выпрыгивая из груди.

– Ну и дурак ты, доктор. Но дуракам везет, – зло пробормотал Кин.

– Посмотри лучше на это, – показал Мичелин на объятый огнем фургон со съестными припасами. Покраснев от гнева, маленький человечек поднялся и погрозил кулаком индейцам. – Ну и всыплю я вам, нехристи, если вы заденете мою кухню. – Его ирландский акцент стал от волнения еще заметнее.

– Пригнись, Дэннехи, если тебе жить не надоело, – отрывисто бросил Кин и резко обернулся, поскольку услышал чей-то хрип.

Один из защитников баррикады, уронив ружье, опустился на колени; из его груди торчал конец стрелы, и Томас поспешил к нему. После короткого осмотра он безнадежно покачал головой.

Кэтлин Рафферти выскочила из вагона и, подобрав ружье умирающего, заняла место неподалеку от Кина. Тот бросил на нее косой взгляд.

– Миссис Рафферти, что вы здесь делаете?

– Я могу заряжать вам ружья.

– Это слишком опасно. Возвращайтесь назад.

– Я не боюсь, Кин, – твердо ответила она. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

– Ладно, тогда не высовывайте голову, – предупредил он ее и снова повернулся к индейцам.

Те временно отступили, дав передышку защитникам баррикады. Кин решил использовать это время для того, чтобы подсчитать оставшиеся боеприпасы.

– А вы вообще-то умеете стрелять? – подозрительно спросил он Дэннехи.

– Стрелять я могу, – ответил тот, – но, думаю, не попадаю туда, куда целюсь.

Кин бросил взгляд на индейцев и с горечью произнес:

– С близкого расстояния трудно не попасть. Все поняли, о чем он подумал.

– Как вы считаете, Джимми Келли сможет прорваться? – тихо спросила Кэтлин.

Кин пожал плечами.

– Трудно сказать. Думаю, моя лошадь самая быстрая в этих краях. Если он проскачет мимо вас, догнать его будет уже невозможно.

– А мы сможем продержаться до прибытия помощи?

Кин на миг повернулся к ней. Он хотел сказать что-то, чтобы ее успокоить, но ясность ее глаз не позволила ему солгать.

– У нас слишком мало боеприпасов, Кэтлин, – ответил он тихо.

Она улыбнулась, услышав, как звучит ее имя в его устах. Неужели Бог не простит ей того, что она предпочла бы умереть с Кином Маккензи, чем жить со своим мужем, которому принадлежит по закону? Будет ли у нее когда-либо…

Леденящий кровь крик прервал ее мысли. Пришпорив лошадей и оглашая воздух боевым кличем, индейцы бросились в атаку из укрытий за деревьями.

Несмотря на столь большое неравенство сил, маленький отряд защитников продолжал борьбу с отчаянным мужеством.

Всадники «Округа Си» только собрались возвращаться обратно, как вдруг услышали в каньоне гулкое эхо выстрелов. Пит Фейбер поднял голову.

– Похоже, стреляют в палаточном городке. – Через несколько секунд его лицо вытянулось. – Посмотрите туда! – На горизонте поднялось черное облако дыма. – Черт побери! – выругался он. – Похоже, это краснокожие. Они подожгли лагерь!

– Там осталось много женщин и детей, – с ужасом произнесла Роури.

– Знаю, – пробурчал Пит, размышляя, что они могут сделать.

– Я видел, что утром поезд увез всех мужчин, Пит, – сообщил ему Керли.

– Думаю, раз городок горит, там мало кто остался в живых, – заметил один из ковбоев.

– Томас! – воскликнула Роури. – Там Томас! Помнишь, он ехал туда утром? – Она взволнованно повернулась к Фейберу. – Пит, мы должны им помочь.

– Думаю, ничего другого нам не остается, раз там женщины и дети. Мы поскачем туда, а тебе лучше поехать на ранчо и привести помощь.

– Хочешь ты этого или нет, но я поеду с вами! – крикнула она и, не дожидаясь ответа, пришпорила лошадь и поскакала вперед.

– Чертова девка, – пробормотал Пит, поворачивая своего коня. – Когда-нибудь она сломает себе шею.

Роури никогда не скакала так быстро. Ее сердце билось так же громко, как стучали по земле копыта ее лошади. Она гнала от себя мысли о том, что сейчас происходит в городке. И что с Томасом. Вряд ли он еще жив.

Целиком поглощенные борьбой с горсткой защитников баррикады, индейцы не заметили, как в городке появились люди «Округа Си».

– Всадники! – первым крикнул Кин.

– Всадники? – переспросил Томас. – Откуда?

– Похоже, из «Округа Си». Черт побери, – вырвалось у него, – среди них эта сумасшедшая Роури.

Услышав это, Томас разинул рот от удивления.

Заметив, что у них появился новый противник, индейцы поспешили повернуть своих лошадей. Ковбои подъехали к баррикаде.

– Привет, Пит, – коротко бросил Кин, как только всадники соскочили с коней, затем повернулся к индейцам и снова стал целиться.

Роури глядела на Томаса во все глаза.

– Ты решила свести счеты с жизнью? – спросил он. – Тогда ты выбрала верный путь. – Он взглянул на нее и встретил взгляд, от которого сразу сменил тон. – Я не хотел бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

– Мы выберемся из этого. Я знаю, обязательно выберемся, – тихо произнесла она.

Опустив голову, он начал заряжать револьвер.

– Конечно. У нас с тобой есть одно незаконченное дело.

– Какое дело?

Он проверил, снят ли револьвер с предохранителя, и неопределенно пожал плечами.

– Я считаю, что задолжал тебе поцелуй. Роури вспыхнула, вспомнив, как страстно желала этого на вечере танцев.

– Я так себя выдала?

– Нет, я сам этого хотел, – ушел он от ответа. – Думаю, такой возможности у нас может больше и не быть. – Он остановил взгляд на ее губах.

– Я не хотела бы, чтобы ты оставался должником, – чуть слышно произнесла она, чувствуя, что в горле пересохло.

В эту минуту индейцы вновь решились на приступ. Использовав прием, перенятый ими у ковбоев, они пустили лошадей прямо через заграждения. Началась рукопашная – расстояние стало слишком мало, чтобы можно было использовать оружие.

Один индеец прыгнул с лошади прямо на Кина и оба покатились по земле в смертельной схватке. Опасаясь ранить Кина выстрелом, Мичелин схватил тяжелую чугунную сковороду и изо всех сил ударил индейца по голове.

– Я предупреждал вас: берегитесь Мичелина Дэннехи, – выкрикнул маленький повар.

Как только хватка индейца ослабла, Кин завершил дело ударом ножа.

Несколько горящих стрел вонзилось в спальный вагон, и Роури с Кэтлин бросились их выдергивать. Вдруг Кэтлин вскрикнула – схватив ее за волосы, индеец занес над ней свой томагавк. Обернувшись на крик, Кин вскинул свой «кольт» и всадил две пули прямо в голову напавшего.

Тем временем напали и на Роури. Индеец уже занес нож, когда Томас прыгнул на него сбоку. Они повалились на землю, крепко сцепились и покатились в пыли. Томасу удалось перехватить руку с ножом и крепко ее сжать. Видя, что Томас в беде, Пит Фейбер поспешил на помощь, и вовремя. Индеец растянулся на земле с простреленной головой.

Те из нападавших, кто рискнул перебраться через баррикаду, вскоре лежали на земле. Потеряв самых отчаянных, остальные решили, что осада не принесет никаких результатов. Подобрав раненых и убитых, они сделали несколько выстрелов по защитникам и умчались прочь в облаке пыли.

Маленький отряд молча смотрел им вслед. Затем стали подсчитывать потери. Один железнодорожник лежал с пробитой головой, у другого из груди торчала стрела. У Кина с руки капала кровь – он получил глубокий порез.

– Доктор Грэхем, – негромко окликнула Томаса Кэтлин.

Томас повернулся, и сердце у него оборвалось – Роури Коллахен лежала на земле без движения; ее голова покоилась на коленях Кэтлин.

Бурое пятно на платье Кэтлин быстро разрасталось.

Глава 6

– Не будь таким мрачным, Томас, – тихо произнесла Роури, когда он осматривал место, где стрела вонзилась ей в плечо. Пересиливая боль, она попыталась улыбнуться.

Но видя, как золотистое свечение ее кожи тускнеет и сменяется бледностью, он не смог ответить ей улыбкой.

– Это слишком серьезно, Роури, – признал он. – Стрела может быть отравлена.

– Я могу сделать что-нибудь, доктор? – спросил Кин, стоявший неподалеку. Рукав его рубашки тоже был пропитан кровью.

– Мне следовало бы отвезти ее в город, но, если стрела отравлена, к лечению надо приступать немедленно. Ее нужно перенести в удобное место, – ответил Томас. Осторожно взяв ее за плечи, он укоризненно произнес: – Все ищешь неприятностей?

– А ты меня из них все выручаешь? – поддразнила она его.

Он отметил про себя, что она слабеет и бледнеет прямо на глазах.

Кина это тоже встревожило.

– Куда мы ее понесем, доктор? Обернувшись, Томас увидел, что все строения, вагоны и палатки либо занимались огнем, либо уже догорали. Спальный вагон был единственным исключением. Но этот вагон занимали женщины и дети, и, пока не вернутся рабочие, их следовало оставить именно там.

– Миссис Рафферти, вы не принесете нам из спального вагона матрас? Мы положим ее здесь, под деревом. Тут по крайней мере есть тень.

– Конечно, доктор. – Кэтлин поспешно поднялась и вскоре вернулась с легким соломенным тюфяком.

Уложив Роури, Томас простерилизовал инструменты. Опустившись около нее на колени, он мягко произнес:

– Я хочу вынуть стрелу, Роури.

– Я знаю, Томас. – Стремясь облегчить его задачу, она с трудом улыбнулась, но округлившиеся глаза выдавали ее страх.

– Мне очень жаль, но у меня в саквояже нет ничего для анестезии. Все сгорело в палатке.

– Я всегда была терпеливой, – ответила она.

Томасу на миг показалось, что снова вернулась война, точнее, последние месяцы, когда у конфедератов кончились медицинские препараты и раненых приходилось оперировать без обезболивающих средств.

Он поднял глаза на Кина. Тот понял его взгляд и опустил руки на плечи Роури. Когда Кэтлин Рафферти взяла ее пальцы в свои ладони, Роури попыталась выдавить из себя улыбку.

– Мы никогда раньше не встречались. Я – Роури Коллахен.

– А я – Кэтлин Рафферти, – приветливо произнесла ирландка.

– Миссис Рафферти – супруга одного из прорабов, – проговорил Кин, чтобы как-то отвлечь Роури от скальпеля Томаса.

– Спасибо вам за помощь, мисс… – И Роури крепко сжала губы, поскольку Томас сделал первый надрез. Она схватила руку Кэтлин, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Второй надрез пронзил болью все ее тело так, что она потеряла сознание.

– Благодарение Богу, – произнес Томас и продолжил свою работу. Скоро он извлек наконечник стрелы. Пока он поспешно забинтовывал рану. Кин Маккензи внимательно изучал стрелу.

– На ней какая-то краска, доктор. Трудно сказать, яд это или нет. Индейцы любят красить все на свете. – Он протянул стрелу Питу Фейберу. – А ты что думаешь, Пит?

Управляющий осмотрел кончик и покачал головой.

– Не знаю. Но похоже, что яд. Кин кивнул.

– И какой, как ты думаешь? – спросил его Пит.

– По всей видимости, змеиный, – ответил Кин.

– А не из печени оленя? – усомнился Пит. Томаса это удивило.

– Из печени оленя?

– Да, они оставляют сырую печень портиться, пока она не становится ядовитой.

– Гораздо легче убить оленя, чем поймать змею, – объяснил Кин.

– Ее можно везти, доктор? – спросил Пит. – Я послал своих парней за фургоном, что мы оставили в миле отсюда. Нам лучше забрать ее на ранчо.

– Думаю, это для нее самое лучшее, – согласился Томас. – А теперь я хотел бы заняться твоей раной, Кин.

– Это царапина, доктор.

Раздался свисток паровоза, и Кэтлин Рафферти подняла голову. На ее лице появилась улыбка.

– Должно быть, Джим Келли добрался без помех.

На предельной скорости локомотив Калеба Мэрфи влетел на то место, которое еще недавно было палаточным городком. Сжимая ружья, ломы и железные костыли, железнодорожники стали выпрыгивать из вагонов. Навстречу им высыпали из спального вагона женщины и дети. Некоторое время царил полный хаос – до поры, пока все семьи не нашли друг друга.

Ошеломленные железнодорожники осматривали то, что осталось от их городка. Майкл Рафферти подошел к своей жене.

– Ты в порядке? – спросил он Кэтлин. Она кивнула и молча последовала за ним, поскольку он пошел дальше.

Вскоре вернулись и всадники «Округа Си», везущие большой фургон. Томас и Кэтлин осторожно перенесли в него Роури.

– Здесь я больше не могу ничего сделать, – сказал ковбоям Томас. – Я отправляюсь с вами.

– Я тоже не покину ее, пока она не очнется, – объявил Кин.

Пита эта новость не обрадовала.

– У нас и так будет бездна проблем, когда мы привезем Роури в таком виде. Если еще появитесь и вы двое, хозяин лопнет от крика.

– Меня не волнует, что он скажет, – коротко бросил Кин.

– А я не могу покинуть своего пациента, – твердо заявил Томас. – Если стрела действительно отравлена, через сутки должен наступить кризис. Хотите вы или нет, мы отправимся с вами.

– Я не собираюсь с вами спорить, доктор. Но я предупредил вас о Ти Джее.

Джимми Келли подвел Кину его лошадь. Кин взял вожжи и похлопал мальчишку по плечу.

– Ты все хорошо сделал, парень. И ты отлично держишься в седле.

Мальчишка зарделся, польщенный похвалой. Привязав лошадь к фургону, Кин забрался внутрь. Туда же поднялся и Томас, удивившись:

– Не думал, что ты поедешь в фургоне.

– Моему мерину надо отдохнуть, – ответил Кин. – Когда нас выкинут с ранчо, ему придется тащить нас обоих.

Предвидение Кина и опасения Пита оказались небезосновательными. Ти Джей Коллахен появился в дверях сразу, как только фургон подъехал к дому.

– Что, черт побери, вы двое здесь делаете? – Он хмуро уставился на них, но, как только увидел неподвижную Роури, слова застряли у него в горле. – Что случилось? – с изумлением посмотрел он на Кина.

– Ей в плечо попала индейская стрела, – ответил Кин, выпрыгивая из фургона.

Старик перевел взгляд на Томаса.

– Как она?

– Сейчас ничего нельзя сказать определенно, сэр. Я вынул стрелу, но если ее конец отравлен, через некоторое время это должно сказаться. Мы узнаем это в следующие два дня.

К ним подошли спешившиеся Пит и Керли. Коллахен немедленно накинулся на своего управляющего:

– Индейцы напали на вас, когда вы чинили изгородь?

– Нет, они напали на палаточный городок, и мы отправились на помощь.

Лицо Коллахена побагровело от гнева.

– Ты что, взял ее туда?!

– Я просил ее вернуться домой, но ты же знаешь Роури, – ответил Фейбер.

– Мне не надо твоих дурацких объяснений. Отправляясь к изгороди, ты должен был позаботиться, чтобы Роури была в безопасности, а не скакать к железной дороге. Не они платят тебе деньги.

Пит Фейбер помрачнел.

– Я работаю в «Округе Си» двадцать лет, Ти Джей, но это не значит, что я позволю убивать женщин и детей только потому, что ты не любишь железную дорогу. Если у тебя другое мнение на этот счет, я соберу свои вещи и уеду.

– И я тоже, Ти Джей, – присоединился к нему Керли.

Несколько секунд владелец ранчо мрачно переводил глаза с одного на другого, затем буркнул:

– Никто не говорит, что вы не должны были помочь. Но я тоже имею право подумать о собственной дочери. Кто-нибудь еще был ранен?

Когда Пит отрицательно покачал головой, владелец ранчо распорядился вынести Роури из фургона.

– Только осторожно. – Он подошел ближе и с болью вгляделся ей в лицо. – Отнесите ее в комнату.

Но когда Томас двинулся за Роури, Коллахен преградил ему дорогу. Наконец-то у него было на ком сорвать злость.

– Дальше ты не пойдешь. Я говорил тебе, новичок, что не хочу видеть тебя и этого шпиона железной дороги в «Округе Си».

– Мистер Коллахен, я несу ответственность за каждого своего пациента, и это не пустые слова. Я намереваюсь оставаться с ней до той минуты, когда удостоверюсь, что ее жизни ничего не угрожает.

Некоторое время Коллахен с удивлением смотрел на доктора – как на муху, которая никак не улетает. Но владелец ранчо сам был человеком с характером и уважал характер в других. Хотя этот доктор вырос и не на Западе, в нем была какая-то основательность, и к его словам стоило прислушаться. Коллахен отступил.

– Ладно, входи. – Затем, направив палец на Кина, сказал: – А ты, ублюдок, проваливай.

Лицо Кина осталось непроницаемым.

– Позовите своих людей, чтобы они меня увели, поскольку сам я не уйду, пока не узнаю, что Роури будет жить. Идемте со мной, доктор, – произнес он, отвернувшись от Коллахена.

Пит и Керли отнесли Роури в ее комнату и появились на крыльце как раз в тот момент, когда Кин и Коллахен заканчивали свою словесную перепалку, и им пришлось поспешно отступить в сторону, чтобы не оказаться на пути полного решимости Кина.

Кин мигом взлетел по лестнице вверх, повернул направо, прошел мимо нескольких комнат и открыл дверь самой последней из них.

Доктору, шедшему следом, оставалось только удивляться, что разведчик железнодорожной компании так хорошо знаком с расположением комнат в этом доме.

К вечеру того же дня у Роури началась лихорадка. Впав в забытье, она несколько раз выкрикивала имя Томаса. Он сидел возле нее всю ночь, стараясь сбить температуру хинином и растираниями спиртом.

Коллахен часто появлялся в комнате и, мрачно посмотрев на Кина и Томаса, снова исчезал.

– Я могу что-нибудь сделать, доктор? – спросил Кин, просидевший на стуле несколько часов без всякой пользы.

– Ей нужна холодная ванна, чтобы сбить жар. Ванна, наполненная водой примерно наполовину.

– Будет сделано, доктор. – Кин поспешил из комнаты. Ко времени, когда он снова появился в дверях, Роури была завернута в простыню.

– Все готово, доктор. Ванна внизу в холле направо.

Тут появился Коллахен, на лице его было написано удивление.

– Что вы собираетесь делать?

– Я хочу, чтобы она приняла холодную ванну. Это собьет температуру, – нетерпеливо пояснил Томас.

Владелец ранчо взглянул на Роури и заметил, что под простыней она раздета.

– Она должна сделать это обнаженной? – Когда Томас кивнул, Коллахен возразил: – Этим должны заняться женщины.

– Мистер Коллахен, я доктор.

– Знаю я, как вы все отирались вокруг моей дочери на танцах.

– Сэр, вы напрасно вмешиваетесь. Мы теряем драгоценное время. Вам бы следовало вернуться в комнату. Я позову вас, когда ее состояние изменится.

С явной неохотой Ти Джей отступил на шаг. Томас поспешил закрыть за ним дверь.

– Я не уйду отсюда, покуда вы находитесь здесь, – прорычал Коллахен из-за двери.

В полдень Роури наконец открыла глаза. Она обвела взглядом знакомую комнату. На стену напротив окна, у которого дремал Кин, падали солнечные лучи. Томас спал на стуле возле кровати.

Несколько мгновений она смотрела на его лицо. Будто почувствовав ее взгляд, Томас поднял голову, и их глаза встретились. Роури улыбнулась, и он тут же вскочил на ноги.

– Ну и заставили вы нас поволноваться, Роури Коллахен, – негромко произнес он.

Она ничего не успела ответить – он сунул ей в рот термометр. Ей оставалось только разглядывать кончик этого прибора, пока он считал ее пульс.

– Температура почти вернулась к норме, – сообщил он, взглянув на термометр. – Теперь послушаем ваше сердце.

Томас сел на краешек кровати и приложил к ее груди стетоскоп. Тут она поняла, что лежит под простыней обнаженной, и ее глаза округлились от изумления.

– Гм… Сердце бьется слишком быстро. Когда я мерил ваш пульс, он был не такой частый.

– Это неудивительно. Я поняла, что лежу под простыней совсем голая.

– Вот как? А я и не заметил, – улыбнулся он уголками губ.

Разбуженный их голосами, Кин поднял голову.

– Ты уже оправилась?

– Это очень неприятно – проснуться голой, – продолжала она, пытаясь справиться с краской, заливавшей ее лицо. – Вы могли бы закутать меня в халат, Томас!

– Мог бы, но это помешало бы мне делать растирания и помещать вас в холодную воду, чтобы сбить температуру.

– Боже мой! – воскликнула она. – Я была без сознания, и вы этим воспользовались!

– Все в порядке, доктор, – вынес свое заключение Кин. – Если она начала препираться, то я могу уезжать с чистой совестью. Как только Коллахены выздоравливают, они начинают учить других, что надо делать. – Он посмотрел на Роури. – Не поблагодарив даже за то, что им спасли жизнь.

Кин поднялся, подошел к двери и тут задержался, чтобы приподнять шляпу.

– Рад видеть и слышать, что вы снова в добром здравии, Роури. – Он улыбнулся, что совершенно изменило его обычно непроницаемое лицо. Затем перевел взгляд на Томаса: – Вы поедете со мной, доктор? Томас кивнул:

– Как только осмотрю ее рану. Я скоро закончу.

– О'кей. Я седлаю Дюка.

После того как Кин вышел, Роури поспешно натянула простыню до подбородка. На ее лице появилась извиняющаяся улыбка.

– Спасибо, Томас. Мне жаль, если я выгляжу неблагодарной.

Томас улыбнулся в ответ.

– Я стал врачом не потому, что люблю благодарности, Роури. Для меня важна сама возможность оказывать людям помощь в беде. – Его тон стал ироничным: – А теперь мне снова нужно бороться с вами за возможность осмотреть вашу рану?

Только тут Роури поняла, как крепко она вцепилась в простыню. Смутившись, она выпустила ее из рук. Томас откинул край и стал разбинтовывать плечо. Несмотря на все свое смущение, Роури лежала тихо, удивляясь, какие у доктора точные и быстрые движения.

– Выглядит не так уж плохо, – протянул Томас. – Но лучше пока носить повязку. – И он принялся перевязывать ей плечо свежим бинтом. – Чтобы не попала инфекция.

Затем он закрыл саквояж и слегка сжал ее руку.

– Пейте больше жидкости. Я навещу вас через пару дней, чтобы осмотреть рану. – Он улыбнулся. – Если ваш папа разрешит мне появиться на ранчо.

Томас прошел к двери и тут остановился.

– А… вам надо помочь надеть халат?

– Нет, благодарю вас, доктор Грэхем, – поспешно ответила она, энергично мотая рыжей головой. Он повернулся, и здесь Роури не удержалась, чтобы не нанести ему вдогонку удар:

– Наверняка вы куда быстрее снимаете халаты, чем их надеваете?

Его черные глаза на секунду задержались на ней.

– Выздоравливайте скорее, Роури Коллахен, и мы это проверим.

Верный своему слову, Томас через два дня появился на ранчо.

– Я смотрю, вы в полном порядке, – сказал он, когда увидел в дверях Роури, вышедшую его поприветствовать. – Как ваше плечо? Есть какие-нибудь признаки инфекции?

– Насколько я могу судить, нет, доктор, – ответила она.

– Все же я хотел бы взглянуть.

– Ну хорошо, давайте поднимемся в комнату.

– Может, нам лучше позвать повара, чтобы не вызвать подозрений мистера Коллахена? – предложил Томас.

В глазах Роури зажглись озорные огоньки.

– Ну, раз вы этого хотите, Томас. Хотя я не думаю, что Чарли Той поймет, для чего его зовут.

– Чарли Той?

– Наш повар – китаец. Он плохо понимает по-английски, – ответила она, скрывая улыбку.

Томас последовал за ней по лестнице. Этот визит был ему не по душе – он понимал, что на сей раз мужчина в нем будет бороться с доктором.

Быстро осмотрев рану, Томас наложил свежую повязку.

– Выглядит неплохо. Через неделю практически все пройдет. – Он закрыл свой саквояж и они вернулись вниз.

– Могу я предложить вам кофе или чаю? – спросила она, не желая расставаться так скоро.

– Нет, но я немного бы с вами прошелся.

– С удовольствием! Я слишком много времени провела в доме.

– Как врач хочу заметить, что свежий воздух поможет вашему выздоровлению, – назидательно сообщил он.

Они неспешно поднялись к кромке леса с голубыми елями и зарослями бузины. Склон горы здесь был покрыт цветами – белыми, желтыми и красными.

Несмотря на солнце в безоблачном небе, воздух был довольно свеж. Томас заметил, что Роури ежится от холода.

– Если вы замерзли, мы можем вернуться, – предложил он, набрасывая ей на плечи свою куртку.

– Нет, не стоит. Обычно в это время года в горах лежит снег, но сейчас здесь так замечательно. Столько цветов!..

Он поднял глаза к белым пикам гор.

– Удивительная страна, этого нельзя отрицать…

– Но?.. – подбодрила она его.

– Но это не Виргиния. Роури улыбнулась.

– Да, вы патриот своего штата. – И она села в яркое пятно солнечного света, пробивающегося сквозь кроны деревьев.

Томас вобрал в легкие бодрящий горный воздух и опустился рядом.

– Должен признаться, что это так. Мне не хватает зеленых холмов Виргинии.

Роури не упустила возможности подразнить его:

– Доктор Грэхем, не ожидала я этого от вас. Джентльмен, такой, как вы, должен был томно сказать девушке, что с первого взгляда на нее он сразу и навсегда забыл свой дом.

– Доктор Грэхем? – переспросил Томас. – Как доктор, хочу заметить вам, мисс Коллахен, одну важную деталь.

– Деталь?

– Я оставил свой саквояж в доме, и теперь я уже не доктор. Поэтому, если вы требуете от меня комплиментов, так бессовестно размахивая своими длинными ресницами, помните, что это совсем не так безопасно, как раньше.

Несколько мгновений, затаив дыхание, Роури обдумывала эти слова. Похоже, она играет с огнем. До сих пор она с ее независимым и своевольным характером могла удержать в узде любого. Кое-кому, например, Кину Маккензи, довелось претерпеть от ее упрямого нрава немало. Но, похоже, Томас – совсем другой человек, его воле она противостоять не сможет.

Но он бросил вызов, а вызовы она принимала всегда. Губы Роури тронула легкая улыбка.

– Я на пути к выздоровлению. И мне не нужен врач, Томас Грэхем.

Глядя прямо в глаза Роури, он притянул ее к себе и обнял. Она поддалась, слыша его неровное дыхание. Закрыв глаза, она почувствовала, как его губы коснулись ее губ.

Каждое движение этих губ наполняло ее тело волнами тепла. Когда его язык проник в ее рот и тронул ее язык, она тихо застонала. И ее язык внезапно включился в эту игру, почти независимо от ее воли.

Когда он отпустил ее, Роури вдруг поняла, что чувствует странную смесь страсти и страха. Присутствие этого человека было для нее не только каким-то необычным и удивительным, оно почему-то вселяло тревогу. Это непонятное ощущение она попыталась скрыть, изобразив гнев.

Томас увидел, как нахмурились ее брови.

– Сердишься, Роури? Ты ведь знала, что я намереваюсь тебя поцеловать.

– Этот поцелуй ты получил силой, – обвинила она его, поднимаясь на ноги.

– Силой? Извини. Но мне так не показалось. – Он тоже поднялся и нахмурился. – Думаю, пора возвращаться домой.

Он двинулся вверх по склону, и она пошла следом, с лицом, залитым краской.

– Ну… Я сама не своя.

Он остановился и повернулся к ней.

– А, понятно. Видимо, твой отклик – результат твоей слабости. Ты еще не оправилась до конца. – И он покачал головой. – Это для меня разочарование.

– Ты должен извинить меня, Томас, если я что-то сказала не так… Но это получилось у тебя грубо, с силой.

В его глазах мелькнуло удивление. Следом произошло то, чего она никак не могла ожидать. Он протянул руку, схватил ее за волосы и грубо притянул к себе. Она не успела даже крикнуть – его губы накрыли ее, и его язык проник ей в рот.

Она попыталась освободиться, но его руки сжали ее еще крепче. Хотя такое обращение и не было ей совсем неприятно, она все-таки попыталась вырваться.

Внезапно Томас отпустил ее. Гнева в его глазах было столько же, сколько ярости в ее. – А это тебе нравится?

– Нет! – громко выкрикнула она.

– Мне это тоже не нравится. Но именно это – поцелуй силой. Ты, конечно, поняла разницу?

Она некоторое время боролась с обуревавшими ее эмоциями, глядя в его темно-карие глаза. Теперь-то она поняла: она тогда испугалась того, что его поцелуй разбудил в ней множество совершенно незнакомых ей ощущений и чувств. Она чуть улыбнулась и кивнула ему.

Его взгляд стал мягче, но вдруг он нахмурился.

– Извини, Роури. Я забыл, что твоя рана еще не зажила.

– Рана? – удивилась она. Он улыбнулся.

– Хотя силы к тебе уже вернулись.

– Когда мне можно снять повязку? Я чувствую, что с плечом у меня все в порядке.

– Рана полностью затянется примерно через пять дней, – ответил он, снимая сухой лист с ее волос. Затем осторожно взял ее за руку, и они отправились в обратный путь.

– У меня останется шрам, Томас?

– Поначалу, но потом он станет совсем незаметен.

– Это было бы хорошо. Большой красный шрам испортил бы мне все плечо.

Он покачал головой.

– Для декольте это было бы просто ужасно. Она вспыхнула.

– Доктор Грэхем, вы говорите как врач?

– Нет, как Томас Грэхем. Но не передавайте мое мнение вашему папе.

Забрав свой саквояж, Томас решился на прощальный поцелуй.

– От вас у любого мужчины начнется лихорадка. Но это вы, конечно, знаете. – Он быстро повернулся и одним движением вскочил в седло. – Делайте то, что я вам говорил, и скоро я перестану быть для вас доктором. Считайте, что я вас предупредил, Роури Коллахен.

– Я буду стараться. Так что считайте, что и я вас предупредила, Томас Грэхем, – ответила она с мягкой улыбкой.

Он посмотрел на нее.

– Отсюда, сверху, ваше декольте смотрится превосходно. – И, ударив лошадь ногами, тронулся с места.

Роури, закрыв руками грудь, смотрела, как он скачет прочь.

– Ладно, я буду беречь для вас свое декольте, доктор. Но за это вы должны будете совершенно забыть зеленые холмы своей родной Виргинии.

Глава 7

Для несчастных погорельцев палаточного городка железнодорожная компания спешно доставила вагоны и палатки. Но никто не мог возместить им то, что погибло в палатках с огнем. И потому жители Огдена решили собрать для пострадавших пожертвования.

Многие вклады оказались весьма щедрыми, и скоро отцы города уже могли приступить к распределению помощи среди пострадавших.

Так случилось, что собранные горожанами средства подоспели именно в тот день, когда ирландцы празднуют день своего самого главного святого. Как известно, любой истинный сын Ирландии в День святого Патрика обязательно принимает участие в параде.

Никогда еще на улицы Огдена не выходило столько жителей, как в этот день. На праздник вместе со своими семьями прибыли самые богатые фермеры штата. Решиться отправиться в путь им помогло известие, что правительство заключило новое соглашение с индейцами. На парад прибыли и мормоны, узнав, что в нем примет участие сам Бригем Янг.

Увидев из фургона в толпе зрителей Кэтлин Рафферти, Роури поспешила к этой отважной женщине, чтобы выразить ей свое восхищение. Поскольку парад был ирландским, Кэтлин не могла на него не прийти.

Парад возглавлял паровоз Калеба Мэрфи. «Бетси», как он называл свой локомотив, возвестила о начале марша свистками и звоном колокола. С будки паровоза и с угольного тендера свешивались бесчисленные разноцветные ленты. Солнце, отражающееся от начищенных по случаю праздника деталей, слепило глаза. Калеб Мэрфи важно махал толпе рукой из окна с одной стороны будки, в то время как Джек Кейсмент, непосредственный руководитель строительства, приветствовал зрителей с другой стороны.

Перед паровозом гордо вышагивал гранд-маршал парада Мичелин Дэннехи, размахивая жезлом, но не забывая и о сигаре, дымящейся в другой руке. Иногда маленький человечек замедлял ход и кланялся тем, кого узнавал в толпе.

Поскольку бригада Майкла Рафферти уложила больше всех рельсов, ей была оказана честь идти первой. Следом шли другие бригады, затем – оркестр школы Огдена с трубами, флейтами и тромбонами. На оркестрантах была ярко-красная форма с белыми кантами.

За ними в открытой повозке, приветственно поднимая руку, ехал Бригем Янг, духовный лидер мормонов и бывший губернатор штата Юта. Его участие в параде свидетельствовало о важности прокладки железной дороги.

Также в параде принимал участие бродячий цирк, который по счастливой случайности гастролировал в соседнем городке Бригем-Сити.

– Такого праздника в Огдене не было со времен прибытия первого паровоза, – воскликнула Роури, когда по окончании парада толпа начала понемногу расходиться. – Кэтлин, ты никуда не спешишь?

Кэтлин знала, что ее муж либо уже находится в местном кабачке, либо направляется к нему. И с первым же стаканом он совершенно забудет, что у него есть жена.

Она улыбнулась Роури.

– Нет. Думаю, я могу немного погулять по городу.

– Тогда, может, пойдем выпьем лимонада или чаю? А потом вместе посмотрим город.

– С удовольствием, – сдержанно ответила Кэтлин, стараясь не выдать, как благодарна за такое внимание.

У нее не было подруг: ее робость и застенчивость, а также грубый характер мужа не способствовали поддержанию знакомств. Но с Роури Коллахен они почему-то подружились сразу – может, потому, что у Роури была та твердость характера и уверенность в себе, которых столь не хватало Кэтлин. Та была слишком строга к себе, чтобы признать, что покорность и забитость не были врожденными свойствами ее характера, они появились в результате ее супружеской жизни.

Роури схватила ее за рукав и потащила за собой по улице. Хозяева ранчо и местные предприниматели, прибывшие на праздник, собрались вместе в зале городских собраний. Главной темой их разговоров было новое соглашение между индейцами и правительством Соединенных Штатов.

– Мы учим своих детей читать, писать и считать, – громко произнес Коллахен. – Эти ленивые индейцы учат своих тупоголовых детишек единственной науке – воровать. Что толку от этого соглашения, если индейцам вдруг придет в голову увести наших лошадей?

– В горах и так много диких лошадей, Ти Джей, – осмелился заметить один из собеседников.

– Конечно. А вы видели, чтобы индейцы пытались какую-нибудь из них поймать и объездить? Нет. И никогда не увидите. Потому что все они чертовски ленивы. Гораздо легче украсть наших.

– Тогда индейцы не ленивы, а умны, – возразил кто-то. – Мой сын как раз вчера сломал руку, пытаясь объездить кобылу.

В ответ раздался дружный смех.

– Нам пора начать их вешать. В большинстве штатов вешают белых, если они украли лошадь или скот. Надо делать то же и с индейцами.

– Ладно, Ти Джей. Они, как правило, воруют только овец, чтобы прокормиться. До сих пор они не причиняли нам серьезных проблем. Их, правда, в последнее время вспугнула железная дорога.

Коллахен мрачно взглянул на него.

– А ты не хочешь сходить на кладбище и посмотреть на могилу моей Сары?

Говоривший опустил голову.

– Прости, Ти Джей. Я забыл, кого ты потерял.

– А я не забыл. А пару недель назад индейскую стрелу вытащили из моей дочери. Наши женщины больше не могут считать себя в безопасности. Что было бы с палаточным городком, если бы мои люди не оказались поблизости? Это была бы просто-напросто резня. Хотя я не знаю, что хуже – индейцы или этот сброд с железной дороги. – Здесь Коллахен посмотрел в сторону Томаса Грэхема и Кина Маккензи, которые прислушивались к беседе, стоя у стены.

Вдруг разговоры стихли – в комнату вошли Бригем Янг и один из его последователей. Хотя из-за артрита Янг передвигался с трудом, он до сих пор продолжал пользоваться большим авторитетом, каким пользовался всю четверть века, с того самого дня, как стал духовным лидером мормонов. Усевшись на стул, он отставил трость, снял с головы цилиндр и осторожно положил его на стол.

Томас смотрел на него со жгучим интересом. Он впервые видел известного проповедника вблизи. Нельзя было сказать, что этот приземистый человек с густой черной бородой имел особо утонченные манеры. Он был одет в очень простой, костюм домашнего пошива. Единственным украшением, которое он позволил себе, была цепь от часов, тянувшаяся к карману жилетки. Хорошо ухоженная борода доходила до седых висков; он был подслеповат, но очками не пользовался. Глаза на его скуластом, с крупным носом и маленьким ртом лице были посажены очень близко.

Хотя проповедник и оставил свой пост губернатора, он оставался в этих краях самым влиятельным лицом, и никто, даже Т. Дж. Коллахен, не осмеливался это оспорить.

За Бригемом Янгом признавали большие заслуги в освоении этого края, но доктрина его религии, утверждающая полигамию, сделала его предметом острых нападок со стороны тех, кто считал проповедника всего лишь неграмотным и развратным проходимцем. Самым ходким при этом было обвинение, что от своих шестнадцати жен он стал отцом пятидесяти шести детей.

Проповедник действительно не мог похвастаться широким образованием, но те, кто беседовал с ним по религиозным или политическим вопросам, неизменно делали вывод, что человек этот не был ни шарлатаном, ни распутником.

От других проповедников Бригем Янг выгодно отличался тем, что жил именно так, как учил других. Каждый час своей жизни он посвящал пути к достижению Царства Всемогущего Бога.

Подобно библейскому Моисею, поведшему некогда своих приверженцев к земле обетованной, в 1846 году лидер мормонов призвал сторонников своих идей следовать за ним из Иллинойса через прерии в штат Юта, где он годом позже основал Солт-Лейк-Сити. Под его руководством город поднялся, вырос и обзавелся большим количеством общественных, экономических и образовательных учреждений. За последние двадцать лет Янг основал на Дальнем Западе триста пятьдесят общин мормонов.

Было известно, что сам он никогда не употреблял табака, кофе или чая, следуя собственной религиозной доктрине.

– Пожалуйста, джентльмены, продолжайте свой разговор, – произнес он, кивнув присутствующим.

Продолжая разглядывать лидера мормонов, Томас подумал, что находится в присутствии великого человека, и вспомнил время, когда Роберт Ли во время войны посетил их полевой госпиталь. Хотя Бригем Янг совсем внешне не походил на утонченного, аристократичного командующего войсками Конфедерации, Томас ощутил в себе то же чувство благоговения, что охватило его тогда.

– Эти проклятые Богом индейцы совсем не имеют прав на эту землю, – продолжил свою речь Коллахен. – Они всего лишь бродячая банда воров и убийц.

Янг, чья религия не терпела брани, поднял руку.

– Мы не знаем, проклял ли Бог эти заблудшие души, мистер Коллахен. Кроме того, не стоит упоминать Бога всуе.

Коллахен проигнорировал его замечание.

Правительство заключает договора с народом сиу, с народом чейеннов, с народом юта, – продолжал он запальчиво. – Дьявол, но это же не народы. Англичане – это народ. Пруссаки – народ. А индейцы – просто племена, племена ленивых бездельников, которые не хотят работать. Все, что они могут, – это убивать беззащитных женщин и воровать скот. Он отставил стул и выставил вперед руку. – Почему мы должны заключать с ними какие-то договора? Если они живут в этой стране, то пусть и подчиняются законам этой страны.

– И пользуются теми же правами, – вставил Кин.

– Не суйся со своими замечаниями, парень, – прорычал Ти Джей, нацелив палец на разведчика компании. – Это ваша дорога растревожила индейцев!

– Вообще-то говоря, о железной дороге их никто не предупреждал, и они вполне могли воспринять строительство как посягательство на свои земли, господин Коллахен, – заметил Янг.

Но Коллахен не желал прислушиваться к возражениям. Он стукнул кулаком по столу, возле которого сидел проповедник.

– Это не их земля. Это наша земля. Мы выросли здесь и принесли в эти края цивилизацию.

– Что они тут сделали? Засеяли поля? Начали выращивать скот? Нет. Они настолько ленивы, что даже не хотят построить себе приличное жилье. – Ударив себя кулаком в грудь, он прорычал: – Дьявол, да у меня за эти двадцать пять лет лопнул зад от работы, но зато сейчас «Округ Си» – самое большое ранчо в этих краях. Каждый год я отправлял индейцам полдюжины коров, чтобы они зимой могли накормить своих детей мясом, – сами индейцы о своих детях заботиться не хотят. А что я за это получил? Эти вонючие ублюдки убили мою жену, а сейчас они ранили мою дочь. – Он открыл дверь. – Что касается меня, то я соглашения правительства соблюдать не стану! – И он, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Бригем Янг покачал головой.

– Конечно, мистер Коллахен понес тяжелую утрату, но его горячность может ему сильно повредить. Я надеюсь, что соглашение положит конец всем конфликтам. Белым и индейцам удавалось мирно сосуществовать в прошлом, и, я уверен, они смогут делать это и в будущем.

– Мистер Янг, – произнес Томас, делая шаг вперед. – Мы не знакомы, сэр. Мое имя – Томас Грэхем. Я доктор с «Юнион пасифик». В этом вопросе у меня нет никакой личной заинтересованности. Я хотел бы только заметить, что могу понять горе мистера Коллахена. Я сам был в палаточном городке, когда ранили его дочь. Думаю, подобные несчастья могут повториться и в будущем. Но это не должно препятствовать строительству дороги, связывающей берега Атлантики и Тихого океана. Возможно, это предприятие – самое значительное из всех, которые осуществлялись в этой стране, и, я думаю, оно окажет в конечном счете влияние на весь мир.

Бригем Янг кивнул.

– Согласен с вами, доктор Грэхем. Нам надо понимать, что мистер Коллахен сейчас движим своим горем. Он реагирует на проблему эмоциями, а не разумом, и это делает его похожим на индейцев. Они, как и он, боятся чудовища – железной дороги, которая ползет по их землям, и армии чужаков, которые ее сопровождают. Но, конечно, прогресс не может быть остановлен. Этого не в силах сделать ни мы, ни индейцы. – Бригем Янг поднялся со стула. – Однако потеря любимого человека может заслонить собой все. И требуется время, чтобы снова себя обрести. Мы все должны молиться Всевышнему, чтобы мистер Коллахен благополучно миновал темную долину скорби прежде, чем эта скорбь обрушит на него какое-нибудь другое несчастье.

Он пожал руку Томасу.

– Был рад познакомиться с нами, доктор Грэхем. А откуда вы сюда приехали?

– Из Виргинии, сэр.

– Колыбель свободы, – тихо произнес Янг и похлопал Томаса по плечу.

Вернувшись к Кину, Томас взволнованно выпалил:

– Ну теперь, когда я вернусь в Виргинию, мне будет что рассказать.

– Думаю, пока мы строим железную дорогу, у тебя появится кое-что, от чего ты не захочешь возвращаться в свою Виргинию.

Перед глазами Томаса тут же возник образ рыжеволосой головки с удивительными зелеными глазами.

– Кое-что… Или кое-кто? – переспросил он. – Ладно, пойдем посмотрим на праздник.

Роури и Кэтлин слушали выкрикивания знахаря, предлагающего публике свой чудодейственный эликсир, способный вылечить все на свете – от крапивницы до женской холодности.

– А от чего страдаете вы? – спросил Томас, подобравшись к Роури сзади.

– Томас! – радостно воскликнула она. – Сейчас я не страдаю ни от чего.

– А я так очень, – удрученно признал он.

– Вот как? – В ее глазах появились озорные искорки. – Это говорит доктор Грэхем или Томас Грэхем?

Он показал свои руки.

– Я без саквояжа. Для меня, как, надеюсь, и для вас, сегодня праздник.

Томас повернулся к Кэтлин.

– А как вы, миссис Рафферти? Вам понравилось на ярмарке?

К своему удивлению, он увидел, что щеки Кэтлин залились краской, да так, как он еще ни у кого не видел.

– О да, доктор Грэхем, – поспешно ответила Кэтлин. Затем глаза ее остановились на Кине Маккензи. – Добрый вам день, мистер Маккензи.

Кин наклонил голову.

– Миссис Рафферти.

– А что это здесь делают две такие прелестные леди? – осведомился Томас.

– О, мы просто смотрим на город, – беспечно бросила Роури.

– Вы не разрешите присоединиться к вашей компании? – поинтересовался Томас.

Роури кокетливо наклонила голову.

– Вы это говорите от своего имени?

– Ну… И от имени Кина тоже, – улыбнулся Томас.

Роури немедленно взяла его под руку.

– Мы будем этому очень рады. Верно, Кэтлин?

– А… да, конечно, – вымолвила Кэтлин, ошеломленная таким поворотом событий.

Неподалеку зазвучала скрипка, и все четверо двинулись на звук к танцевальной площадке, где с десяток пар кружились в ирландской джиге.

Самым самозабвенным танцором из всех оказался Мичелин Дэннехи. Его партнершей была дама из местного публичного дома. Дэннехи так кружил партнершу, что остальные танцоры остановились и отошли в сторону подивиться на его искусство. Толпа хлопала в ладоши и подбадривала Дэннехи, и чем громче она хлопала, тем более зажигательным был танец маленького повара.

Кин Маккензи взглянул на Кэтлин Рафферти. Она смеялась и хлопала в ритм музыке. Никогда еще он не видел ее такой. Голубые глаза сияли, а лицо, казалось, излучало свечение.

Музыка наконец стихла, но Мичелин, которого танец совсем не утомил, схватил свою партнершу и поднял ее над собой.

От столь яркого проявления удали дама подняла брови.

– Ну, малыш, с такой силой ты должен заглянуть ко мне и посмотреть, что ты там мне можешь испечь, – произнесла она.

– Она говорит не о картошке! – радостно завопили Мичелину железнодорожники.

Мичелин опустил ее и обвил ее талию рукой.

– Ну, синеглазый плюшевый котик, для тебя я испеку все, что ты захочешь. Мичелин Дэннехи – это человек с перцем.

Кэтлин Рафферти заметила, с каким изумлением смотрит на нее Кин, и, вспыхнув, поспешила к детям, соревновавшимся в беге парами. В этом соревновании нога одного из пары привязывалась к ноге другого. Побеждала та пара, чьи действия были более согласованны. Когда победители были выявлены, распорядитель соревнований бросил вызов померяться силами взрослым.

– Померяемся? – спросил Томас Роури. Та отступила.

– О, не знаю.

– В Виргинии я всегда побеждал в этом конкурсе. Давайте, Роури Коллахен, где же ваша отвага? – Он схватил ее за руку и, не обращая внимания на сопротивление, потащил за собой.

Их появление среди соревновавшихся толпа встретила криками и аплодисментами. Статный доктор был популярен не только в лагере железнодорожников, но и в городе.

– Поверьте мне, Роури, это так же легко, как сложить ладони, – уверил он ее и сложил пальцы, чтобы доказать правдивость своих слов.

– Чтобы соревнование было интересней, ребята, – объявил организатор, – каждый из вас должен надеть вот это. – И он извлек из ящика несколько снегоступов.

Самоуверенность Томаса мигом поблекла.

– Снегоступы? Но я никогда в своей жизни их не носил. И снега тут никакого нет.

– Ну, Томас, и втянул же ты меня, – уперла руки в бока Роури.

– Какую ногу ты предпочтешь, – поспешил осведомиться Томас, – правую или левую?

– Правую, если не возражаешь.

Он нагнулся и помог ей натянуть снегоступ на правую ногу, затем надел такой же на свою левую.

– Но разницы большой нет, – неуверенно протянул он. – В снегоступах мы пойдем так же, как и без них. Главное – это начать бег вместе.

– Твой оптимизм вдохновляет, – недовольно проворчала Роури.

Они сунули ноги в снегоступах в мешок, взялись руками за его края и поковыляли к линии старта. Старт не заставил себя долго ждать. Для Роури и Томаса соревнование закончилось очень скоро: не удержав мешок, Роури выпустила его из рук, Томас запутался в нем, и оба потеряли равновесие. Падая, Томас ухватился за Роури, и она свалилась на него.

Смеясь, они сели на землю.

– Ты не ушиблась?

Роури, отряхиваясь, произнесла:

– Нет, но, надеюсь, это последнее соревнование, в котором я участвую.

– Сказать по правде, я рассчитываю еще на одно, но не на публике, – быстро проговорил он ей на ухо.

Она чуть улыбнулась, и они оба направились к месту, где стояли Кэтлин и Кин. Однако, как выяснилось, соревнования в беге доставили удовольствие не всем зрителям. К ним медленно приближался мрачный как туча Т. Дж. Коллахен.

– Чем, черт побери, ты занимаешься, Роури? Ты катаешься в пыли у всех на виду с этим малым с железной дороги, который от тебя никак не отвяжется. Отправляйся немедленно в фургон, мы едем обратно на ранчо.

– Сэр, это не ее вина. Это я ее уговорил.

– Я сказал все, что хотел, – отрезал Коллахен. – Живо! – прикрикнул он на Роури и зашагал прочь.

Роури улыбнулась, чтобы скрыть свое замешательство.

– Будет лучше, если я пойду. – Она пожала руку Кэтлин. – Я обязательно к вам заеду.

– Извини, Роури. Я не думал, что испорчу тебе праздник, – сказал Томас.

– Ты мне его не испортил. В самом деле, – мягко ответила она.

– Почему ты так покорна? – удивился Кин.

– Ну ты-то должен это понимать. Он один, и ему очень плохо. К тому же он мой отец. – И Роури поспешно направилась следом за отцом.

Кэтлин Рафферти некоторое время провожала ее взглядом.

– Думаю, судьбы всех женщин одинаковы. Бог отдает их на милость мужчин – того или другого. – Она горько улыбнулась. – Желаю вам хорошо провести этот день, джентльмены.

Вечером того же дня, устав от долгого одинокого блуждания по городу, Кэтлин Рафферти прошла в двери питейного заведения Джека О'Брайена, чтобы разыскать там своего мужа.

Майкл Рафферти был в это время поглощен соревнованием с завсегдатаями заведения по количеству выпитых кружек пива. За прошедший день он проглотил уже много больше любой мыслимой нормы. Но сейчас под крики зрителей он осушил еще одну кружку и, поскольку последний его противник поднял руки, отпраздновал победный финиш стаканом виски.

– Ну, кто следующий? Майкл Рафферти может перепить любого из вашего паршивого городка, – прохрипел он с вызовом. Его злые глаза обвели зал и остановились на Кэтлин. – А тебе чего здесь надо?

– Майкл, могу я с тобой поговорить? – тихо спросила она.

– Что тебе нужно? – взвыл он. – Ты что, не видишь, я занят?

– Лучше узнай, что нужно твоей жене, – посоветовал кто-то из соседей.

– Ладно, говори, женщина, – раздраженно буркнул Рафферти.

Кэтлин очень смущало обилие любопытствующих глаз.

– Майкл, я очень устала. Ты когда собираешься уезжать?

Он с силой ударил кружкой по стойке бара.

– Я вернусь, – крикнул он своим сотоварищам и, с силой схватив жену за руку, потащил ее к двери. – Я сейчас выбью из тебя дурь! – прорычал он. – Ты что, хочешь опозорить меня перед друзьями?

– Майкл, пожалуйста, отпусти руку. Мне больно, – взмолилась она.

– Тебе будет еще больнее, если ты когда-нибудь поступишь как сейчас. Его пальцы сжали ей руку еще крепче. Кэтлин испугалась, что сейчас ее кость хрустнет. – И только я буду всегда решать, когда нам пора уезжать. А сейчас я еще не готов.

Он поднял руку и наотмашь ударил ее по лицу. Кэтлин отпрянула и закрылась свободной рукой. Он занес кулак для нового удара.

– Рафферти, – послышался негромкий окрик, и из тени деревьев вышел Кин Маккензи.

– Чего тебе надо? – свирепо развернулся к нему Майкл.

– Двое парней ждут тебя у стойки. Они говорят, что ты проиграешь матч-реванш, – бесстрастно произнес Кин.

Когда до затуманенной пивом головы Рафферти дошло, что кто-то бросает ему вызов, он отпустил руку Кэтлин, выпятил грудь и ринулся к двери.

Кэтлин прикрыла щеку, не решаясь взглянуть на своего спасителя.

– Ну, сейчас я оказался на месте. А что будет в следующий раз?

Стараясь скрыть слезы, она собрала всю свою гордость и посмотрела ему в глаза.

Некоторое время они молчали.

– Это очень благородно с вашей стороны, мистер Маккензи. Но это мои дела.

Кин молча посмотрел ей в глаза, поблескивающие в лунном свете.

– Почему вы не бросите его, Кэтлин? – спросил он.

– Потому что мы связаны узами церкви, – почти прошептала она.

Некоторое время он стоял, не сводя с нее взгляда.

Кэтлин не смогла скрыть своих переживаний, и по щеке ее скатилась слеза, оставив мокрую дорожку. Кин нежно вытер ее.

Она посмотрела на него с признательностью, затем повернулась и пошла прочь.

Глава 8

Роури собиралась выйти из дома, когда услышала приближающийся стук копыт. Она выглянула в окно, и удивление на ее лице сменилось улыбкой, когда она узнала всадника. Бросив взгляд в зеркало, она поспешила на крыльцо.

– Добрый день, Томас! Ты здесь по делам или с частным визитом?

Губы Томаса расплылись в улыбке. Он показал на седло, к которому было прикреплено лишь ружье.

– Я без медицинского саквояжа, Роури! Она почувствовала, как забилось в ее груди сердце.

– Тогда, значит, в гости.

– Да, именно так. – Улыбка сползла у него с губ, глаза стали печальными. – Я очень скучал без тебя.

– Я тоже по тебе скучала. – Она вдруг почувствовала, как к горлу подкатывает ком.

– Я решил выслушать проклятия мистера Коллахена, но предложить тебе прогуляться со мной.

– С проклятиями тебе не повезло. Отец сегодня утром отправился в западную часть ранчо.

– Тогда во имя поддержания мира и спокойствия нам стоит поехать в восточную часть, – предложил Томас.

Роури засмеялась.

– Пожалуй, ты прав. Сейчас я оседлаю лошадь. Они отправились верхом вдоль берега реки, сквозь лес, заросший можжевельником, туда, где река ныряла в каньон с гранитными берегами. Внизу, в долине, пасся скот с ранчо «Округа Си». Остановив лошадей, Роури и Томас спешились и некоторое время молча наслаждались живописным пейзажем.

– Как здесь красиво, – в восхищении протянул Томас. – Трудно поверить, что всего в нескольких милях отсюда кипит жизнь.

Роури подняла на него глаза.

– Здесь красивее, чем в Виргинии?

Он взял ее за руку, они медленно пошли к деревьям и сели в их тени.

– Мисс Коллахен, ничто в мире не может сравниться с моей Виргинией.

– Когда-нибудь я отправлюсь туда, чтобы убедиться в этом лично.

Он стал гладить ее пальцы.

– Надеюсь, ты это сделаешь. – Он взял ее руку в свою. – Я бы очень хотел этого. – Подняв руку Роури к губам, Томас осторожно поцеловал ее ладонь. От этого прикосновения по ее телу пробежала теплая волна.

Он оторвал губы от ее руки.

– Томас, что с нами происходит? – задумчиво произнесла она.

– С нами происходит то, что я от тебя без ума. Когда тебя нет рядом, я думаю только о тебе.

– В этом мы похожи. Такого со мной еще не бывало. – Она внимательно смотрела в его глаза. – Ты должен помочь мне, Томас. Я испорченный ребенок. Меня чересчур много баловали и всегда во всем потакали.

Он привлек ее к себе.

– Не суди себя так строго. Я и сам не святой, Роури. Далеко не святой. – Он поцеловал ее, и она закрыла глаза, чтобы скрыть переполнявшую ее радость.

– Я всегда получала все, что хотела. А теперь хочу выйти за тебя замуж.

У него взлетели вверх брови, потом он улыбнулся.

– Ты в этом уверена? – И, уложив ее на землю, накрыл ее рот своими губами.

Когда он наконец поднял голову, она произнесла, хватая ртом воздух.

– Похоже ты не принимаешь мои слова всерьез. – Она запустила пальцы в его волосы. – Я только хочу тебя предупредить, Томас.

Его глаза стали серьезными.

– Роури, сказать по правде, мои чувства к тебе – загадка для меня самого. Ты притягиваешь меня к себе, и я могу точно сказать, что это не только физическое влечение. Но сейчас все, о чем я способен думать, – это о том, что я очень хочу тебя поцеловать.

– Тогда почему ты остановился? – прошептала она. – Никто никогда не целовал меня так, как ты.

Он взял ее голову в свои ладони и улыбнулся.

– Надеюсь, что это так. Хочу верить, что я первый, кто разбудил в тебе такие чувства. А у меня просто кипит кровь, когда ты рядом. – На последних словах у него сбилось дыхание. Нагнувшись, он обнял ее, и она, ослабев, закрыла глаза и раскрыла губы.

Со времени своего первого поцелуя они вели себя сдержанно, сейчас же никто из них уже не хотел скрывать свою страсть.

Во всем его теле бушевала мужская сила. Разгоряченная поцелуями и прикосновениями сильных рук, Роури притянула Томаса к себе.

Она ощущала его прикосновения – на груди, на спине. Ее одежда была слишком ненадежной защитой от его жарких объятий. Руки Томаса будили в ней желание. Она со стоном откинула назад голову, и поцелуи обрушились на ее шею. Движения сильного мускулистого тела, придавившего ее к земле, рождали вихрь сладостных ощущений.

Томас на мгновение поднял голову, чтобы встретиться с ее обезумевшим, безвольным, полным страсти взглядом. Он улыбнулся, карие глаза наполнились теплотой. Нежно взяв ее лицо в свои ладони, он приблизил к нему свои губы.

Роури приоткрыла рот, и он вторгся в него горячим языком. Когда она почувствовала, что Томас начинает расстегивать пуговицы на платье, то лишь безвольно опустила руки. Только раз она помогла ему – когда он снимал с нее через голову сорочку. Наконец ее грудь с отвердевшими сосками открылась его взору. Она показалась ему такой привлекательной, что на какое-то мгновение он замер. Потом, опустив голову, скользнул, по соскам языком, затем слабо укусил один и сжал губами.

– О Боже! – простонала Роури и изогнулась, когда сладостное ощущение пронзило ее тело.

Вся во власти охватившего ее наслаждения, она едва заметила, как с нее соскальзывает юбка.

Его губы играли с ее грудью, а руки уже передвинулись вниз и гладили шелковую кожу живота. Задыхаясь, она с трудом держалась, чтобы не вскрикнуть, когда его пальцы спустились еще ниже. Наслаждение было столь острым, что, забыв обо всем и полностью отдавшись своим чувствам, Роури развела ноги. Томас снова стал целовать ее в губы, и ей показалось, что она сейчас задохнется. Ее тело дрожало, и, поскольку он вернулся к ее губам, она чувствовала, что в ее легких кончаются остатки воздуха.

Всем своим телом она прижалась к нему.

– Возьми меня, Томас, сейчас же. Возьми меня сейчас же, – сбивчиво, задыхаясь, шептала она.

Он поднялся на колени и стянул с себя рубашку. И вдруг настороженно поднял голову.

– Что? Что случилось? – спросила она.

– Лошади. Вставай скорее, Роури!

Она вскочила, поспешно натянула юбку и с помощью Томаса торопливо сунула руки в рукава блузки. Пока он застегивал пуговицы, она одернула юбку.

– Пойдем отсюда. – И он быстро повел лошадей под укрытие деревьев.

Лишь только их скрыла густая тень, на поляне появились несколько индейцев. Среди них были женщины и дети.

– Ну и ну, – покачал он головой. – Еще несколько минут, и мы стали бы их добычей.

– Думаю, они для нас не опасны. Ни на одном из них нет боевой раскраски. И кроме того, с ними женщины и дети. Возможно, они просто уходят через наше ранчо на север. – Она поправила на себе одежду. – Мне их жаль. Они не понимают, что происходит. Долгие годы они были единственными хозяевами в этих горах, а сейчас сюда пришли чужаки.

– Пожалуй, ты права. Но мне следует отвезти тебя назад, к дому.

Они сели на лошадей, и Томас рассмеялся:

– Такого никогда бы не произошло в Виргинии. Там тебе встретился бы только один дикий человек – это я.

Она мягко улыбнулась.

– Теперь мне Виргиния кажется гораздо привлекательнее. – Ударив лошадь в бока, Роури направила ее к дому.

Томас надел шляпу и двинулся следом.

Роури Коллахен медленно ехала от палаточного городка: ей и сегодня не удалось повидать Томаса Грэхема. Со времени их встречи неделю назад она не видела его ни разу и всю эту неделю мучилась от тоски.

Единственным утешением было сознание, что и Томас несколько раз пытался повидаться с ней, несмотря на суровое предупреждение отца. Роури удивлялась свой судьбе, которая поставила друг против друга двух самых дорогих ей людей.

Она хотела бы, чтобы Томас перед алтарем дал ей клятву быть всегда с ней «в беде и в радости», но он, судя по всему, к этой мысли еще не пришел. Его чувства к ней были несколько иного плана, но осуждать его она не могла. Глупо ожидать скорого предложения от человека, которого видишь столь редко.

Вернувшись домой, она написала Томасу письмо, в котором сообщала, что уезжает на две недели, но надеется, что по возвращении найдет возможность его увидеть.

Ранним утром следующего дня она отправилась в Огден и сунула свое послание ему под дверь, затем остановила взгляд на табличке с его именем и грустно вздохнула, вспомнив о долгой дороге, которая ей предстояла.

Большую часть своего путешествия на поезде до Сент-Луиса Томас думал о Роури Коллахен. Уезжая из Огдена, он попытался повидать девушку, но ее отец решительно воспротивился этому.

Томас подумал, что за короткое время Роури заняла в его жизни очень важное место. Это не случайное знакомство. Все, что связано с ней, случайным быть не может. С этой женщиной можно прожить жизнь. Тут он вспомнил, как увидел ее в первый раз, как взял на руки и отнес в тень деревьев. «Забавно, но что-то необычное я почувствовал в ней еще тогда», – подумал Томас.

Здесь его мысли о Роури прервались – поезд подходил к станции. Томас выглянул в окно и почти сразу увидел своего лучшего друга. Рурк Стюарт выделялся и ростом, и своим городским видом среди встречающих поезд фермеров и ковбоев.

Как только Томас ступил на перрон, все, что занимало его мысли совсем недавно – Роури Коллахен и железная дорога, – мигом унеслось прочь, уступив место нахлынувшим воспоминаниям. С Рурком Стюартом они провели вместе детство, оба добровольцами – хотя и в противоборствующих армиях – участвовали в Гражданской войне. Война не разрушила их дружбу. Встретившись, они продолжали и дружить, и воевать – на сей раз за благосклонность самых очаровательных дам города. Но когда Рурк встретил Анжелу Хантер, это положило конец их соперничеству. Томас был несказанно рад, когда, приняв роды у Анжелы, показал крепенького ребенка его отцу.

Старые товарищи долго жали друг другу руки. Рурк заговорил первым:

– Рад видеть, что твой скальп все еще на месте.

– И штаны тоже, – заметил Томас.

Рурк скользнул взглядом вниз, словно желая в этом удостовериться, и, увидев пояс с кобурой, шутливо удивился:

– Так это ты Буффало Билл?

– Не бил я никакого Буффало, – в тон ему ответил Томас, мысленно обругав себя за то, что не снял пояс и теперь выглядит немного комично. Острый на язык Рурк от него так просто не отстанет.

Кучер, ждавший их у вокзала, оказался также старым знакомым Томаса.

– Привет, Дэниел, как ты? – Томас, улыбаясь, пожал ему руку.

– Рад вас снова видеть, доктор Грэхем.

– Как чувствует себя ваш ревматизм?

– Не так плохо. Ваше лекарство здорово помогает, сэр. – И Дэниел стал загружать багаж, в то время как Томас и Рурк забирались внутрь кеба.

– Высыпай на меня свои новости, старина. Чего добился наш великий строитель? – спросил Томас, когда кеб двинулся с места. – У тебя все тот же дар царя Мидаса?

Рурк рассмеялся.

– Мои новости все те же. Дело процветает, деньги приносят доход, сын подрастает, и жена у меня самая красивая женщина в мире.

– Во всем этом есть и моя заслуга, – вставил Томас.

– О да. Я благодарен тебе за этот вклад, старина. Так что у меня много достижений. А ты все считаешь, что у меня ветер в голове?

– Я никогда этого не говорил. Хотя ветреным ты и вправду был.

– А, это ты ревнуешь. Завидуешь моему успеху у женщин.

– Но с Анжелой-то я помог! Ты бы так и скитался одиноким волком.

– Ты помог? Да я и сам был от нее без ума. Как и ты.

– И чтобы она мне не досталась, ты и женился на ней. – Он на минуту вспомнил лицо Анжелы, и его голос дрогнул. – Как она, Рурк?

У Рурка заблестели глаза.

– Лучше, чем когда-либо, Ти Джей. Она ждала твоего приезда. Как и Сара.

– Милая Сара. – Томас улыбнулся, вспомнив Сару Стюарт. – Как чувствует себя моя подружка? Здоровье, надеюсь, не стало хуже?

– Такая же здоровая и веселая, как всегда. Летом она собирается отпраздновать свое восьмидесятичетырехлетие.

Когда они свернули к дому, навстречу им с крыльца шагнула Анжела Стюарт. Ветер трепал ее длинные черные волосы, перевязанные черной и алой лентами. Она отбросила с щеки прядь волос и приветственно подняла руку. «Бог мой, это действительно замечательно – повидать Анжелу и Рурка», – подумал Томас.

Он вылетел навстречу Анжеле из экипажа, едва тот остановился.

– Добрый день, ангел, – произнес он, мягко взял ее за талию и поцеловал в щеку. Затем отступил назад и с восхищением посмотрел на ее лицо.

Рурк, довольный, молча наблюдал за ними. За прошедшие годы Анжела стала еще прекраснее. При одном только взгляде на ее сапфировые глаза с длинными ресницами, лицо с алебастровой кожей и волосы цвета эбенового дерева у кого угодно захватило бы дух.

– Ты замечательно выглядишь, Ти Джей, – воскликнула она. – Надеюсь, ты к нам надолго?

Тут из дома выбежал малыш. Томас мигом схватил его за руку и энергично встряхнул.

– Привет, Томми! Как себя чувствует мой крестник? Ну и быстро же ты растешь! Скоро догонишь своего папу.

Малыш, получив похвалу, гордо взглянул на отца. Тот, расплывшись в улыбке, поднял сына и поцеловал в щеку.

– Ты помнишь доктора Грэхема, маленький? – спросила Анжела.

С детской честностью Томми отрицательно покачал головой.

– Ну, ничего, приятель. Доктора Грэхема помнят не все. – Рурк опустил Томми на землю, и тот побежал дальше.

– Боже, как быстро растут дети, – подумал вслух Томас – Он копия своего отца.

– Это точно, подтвердила Анжела. – Скоро их будут путать на улице.

Рурк рассмеялся и обнял ее за талию.

– Ты еще не сказала Томасу главную новость!

– Томми просит сестренку или братика, – предположил Томас.

– Как ты догадался? – удивилась Анжела, бросив взгляд вниз – Неужели уже заметно?

– Нет, я просто вспомнил, как ты радовалась, когда узнала, что у тебя будет ребенок. – Он повернулся к Рурку. – Скажи, Анжела, как с тобой обращается этот янки? Тебе не нужна защита джентльмена с Юга?

– Что я слышу! Юг снова восстает? – поднял брови Рурк. – Ну вы, мятежники, вам нас не запугать никакой вашей здоровой кобурой.

– У нас, кроме кобуры, есть еще ногти и зубы, – сжал кулаки Томас, задиристо выставляя вперед грудь.

– Ну хватит, – улыбнулась Анжела, встав между ними. Она взяла их за руки и повела к дому.

Вечером, когда все в доме уже заснули, Томас и Рурк долго сидели на веранде, наслаждаясь тишиной, бренди и сигарами.

– Думаю, тебе пора повесить свою кобуру на гвоздь мира, друг, вернуться домой, остепениться и сыграть свадьбу.

– Почему как только какой-то закоренелый холостяк распрощается со свободой, он желает того же и другим? – задал риторический вопрос Томас. – Объясни ты мне это, великий строитель, и я немедленно последую твоему совету.

Они были давними друзьями, и Рурк достаточно хорошо знал своего друга, чтобы догадаться: тот что-то недоговаривает.

– Потому что у тебя уже кто-то есть! Ты от нее без ума!

Томас выставил вперед руку, энергично возражая:

– Нет-нет-нет. Я от нее еще не без ума. Хотя уже и не в здравом. Я работаю над этим вопросом – и больше пока ничего не могу тебе сказать.

– Только ничего не говори Анжеле и Нане, а то они тут же примутся за свадебные приготовления.

Но Рурка Стюарта провести было невозможно. Он прекрасно понял, что Томас уже потерял свою ученую голову, и, судя по всему, навсегда.

Следующий день Томас потратил, готовя к отправке в Огден разного рода медицинские принадлежности, а вечером вместе со Стюартами отправился на свадьбу одного из деловых партнеров Рурка.

Когда по залу пронеслась весть, что Томас участвует в строительстве железной дороги, он немедленно попал в тесный круг джентльменов, желавших узнать новости о прокладке дороги из первых рук.

– Сейчас между обеими железными дорогами осталось только двести миль, – сообщил им Томас.

– Я слышал, вокруг дороги творится много грязных делишек, – хитро блеснув глазками, заметил один из присутствующих.

– Дело это большое, сэр, – дипломатично ответил Томас, – не все в нем может быть чисто.

– На дорогу тратится невероятное количество государственных средств, – выразил свое мнение Мейсон Деннинг, местный банкир. – Могу поклясться, что Томас Дюрант и Гренвил Додж себя не забыли.

– То же можно сказать и о «Сентрал пасифик». Я уверен, что «Большая четверка» тоже нечиста на руку.

– Ну, в любом случае через месяц дорога соединится, и все это закончится, – поспешил прервать обсуждение Томас.

– И будет пышный праздник, – поддержал его Рурк.

– Строители заслужили это. За шесть лет проложено тысяча восемьсот миль. Приходилось пробивать тоннели, строить железнодорожные мосты и возводить насыпи в непроходимых местах. И все это при снежных метелях зимой, жаре и пыли летом.

Окружившие Томаса люди слушали молча, завороженные его вдохновением.

– На прокладке работали многие тысячи человек, – продолжал он, – топографы, проходчики, строители, повара, солдаты Конфедерации и правительственных войск, мормоны и многие другие. Мулы изо дня в день тянули фургоны с различными припасами, платформы с рельсами и шпалами. И это при любой погоде: в дождь, снег, град и ветер. И в жару, и в холод. Иногда с гор сходят лавины, встречаются воинственные индейцы, не дают покоя москиты, проносятся стада бизонов… И так далее. – Томас остановился, решив, что слишком увлекся своим рассказом. Улыбнувшись, он поспешил произнести заключительные слова: – Интересно было бы посмотреть, как все это будет потом описано в учебниках истории.

– Доктор Грэхем, думаю, вам есть что рассказать, – произнес издатель местной газеты «Миссури демокрэт». – Я хотел бы, чтобы вы рассказали обо всем этом нашим читателям. Вы не будете возражать, если завтра утром я пришлю к вам своего корреспондента для интервью?

Томас поднял руку и отрицательно покачал головой.

– Сэр, я польщен, но я всего лишь доктор. Вам надо немного подождать, когда те, кто прокладывает дорогу, начнут возвращаться. У них действительно есть о чем поведать. – Он поклонился и поспешил отойти к Анжеле и Саре Стюарт.

Как раз в этот момент оркестр начал свой первый за вечер вальс.

– Поскольку здесь не видно вашего мужа, могу я пригласить вас на первый танец, миссис Стюарт? – спросил Томас.

Анжела посмотрела на него – от ее взгляда у любого перехватило бы дыхание – и поднялась ему навстречу. Однако кто-то схватил Томаса за фалды.

– Только через мой труп. Первый вальс мой. – Рурк Стюарт поспешно взял жену под руку и повел ее в центр зала.

– Я имел в виду вас, – нашелся Томас, учтиво поклонившись седовласой даме, которую оставила Анжела.

Дама удивленно подняла голову:

– Не пытайтесь произвести на меня впечатление своими манерами, южанин. В моем возрасте надо экономить каждый вздох, а не скакать с бездельниками вроде вас по площадкам для танцев.

Томас сел на стул, оставленный Анжелой, и взял Сару Стюарт за руку.

– А кто сказал, что я приглашаю вас на площадку? Главное, что музыка звучит в наших сердцах.

– Ну, вы и мастер очаровывать, – дрогнули в улыбке губы Сары. – Вы еще не нашли себе хорошую девушку, чтобы жениться? Вы не становитесь моложе, знаете ли.

– Думаю, если я подожду еще немного, мой возраст позволит мне жениться на вас.

– Вы все такой же, – рассмеялась она и похлопала его по руке. Затем повернулась к танцевавшим Стюартам. – Они очень красивая пара. Помню вечер, когда они танцевали в первый раз. Я тогда сразу поняла, чем это кончится.

Томас чуть улыбнулся, вспомнив свою первую встречу с Анжелой Хантер.

– Первый раз я их увидел вместе в Нью-Йорке, в «Деллмонико». Уже через пять минут я понял их истинные чувства, хотя они и пытались это скрыть.

Сара, тоже улыбнувшись, заметила:

– Но до свадьбы тогда было еще очень далеко.

– Я тоже так думал, – произнес Томас и тронул свою челюсть, – у вашего внука хороший удар.

Сара в восторге сложила руки.

– Да, вы тогда здорово подрались!

Вальс закончился, и Томас заметил, как Рурк и Анжела выходят на веранду.

– Извините. Я, видимо, плохо усваиваю уроки и хочу рискнуть пригласить Анжелу на следующий танец.

Выйдя на веранду следом за Рурком и Анжелой, Томас увидел, что они, скрытые тенью деревьев, поглощены долгим и страстным поцелуем.

Скрестив руки на груди, Томас оперся спиной о дверь, чтобы никто не помешал этой идиллической сцене.

Когда Рурк и Анжела оторвались друг от друга, Томас громко спросил:

– Неужели вам дома этого недостаточно? Рурк не обернулся. Он наклонился к уху Анжелы и тихо проговорил:

– Я знаю, если на этого нахала не обращать внимания, то он отвяжется.

Но нахал не отвязывался. Он подошел ближе.

– Могу я пригласить на танец твою жену?

– Слушай, Ти Джей, на этой свадьбе должно быть много одиноких женщин. Неужели ты никого не можешь выбрать? – спросил Рурк.

Томас с сожалением покачал головой.

– Такой, как у тебя, уже не будет никогда. – Он осторожно взял ее руку. – Ну ты и собственник! Теперь я понимаю, почему ты так хочешь меня женить.

Анжела бросила на своего обескураженного мужа сочувственный взгляд. Не очень, видимо, желая уходить, она все же уступила настойчивости тянувшего ее в дом Томаса. Рурк улыбнулся, покачал головой и отправился следом.

Кружа Анжелу по залу, Томас случайно заметил рыжеволосую девушку, стоящую с двумя мужчинами, судя по всему, подружку невесты. Она стояла, повернувшись к нему спиной, но ее волосы и плечи сразу напомнили ему Роури.

Каждый раз проходя в танце мимо, он пытался рассмотреть, кто это, но услужливо склоненная голова одного из мужчин никак не давала ему возможности разглядеть лицо девушки.

– Что-то не так, Ти Джей? – спросила Анжела.

– Не так? Да нет, ничего. Почему ты так решила?

– У меня такое чувство, что я танцую одна, – ответила она. – Ее губы тронула легкая улыбка. – Куда ты исчез, Ти Джей?

– Кое-кто мне тут кажется знакомым.

– Это женщина? Он сжал губы.

– Может быть. Мне хотелось бы узнать это до того, как танец закончится.

Она рассмеялась.

– И мы хотели его женить!

– Послушай, Анжела, ты не знаешь подружек невесты? – бросил он как бы невзначай.

– Всех, кроме одной. Одна из них – сестра невесты, Кариеса Дэндридж, вторая – школьная подруга Лауры, Роури Коллахен. Слушай, так она же из Юты! – Ее глаза стали круглыми. – Мир тесен, не так ли?

Томас почувствовал, как сильно забилось сердце.

– Теснее, чем ты думаешь, Анжела.

Как только танец кончился, Томас поспешил вернуть Анжелу в руки ее мужа.

– Извините, – произнес он и поспешил прочь.

– Куда это он так полетел? – изумился Рурк.

– Похоже, увидел кого-то знакомого.

– В самом деле? – спросил Рурк. Эта новость его очень заинтересовала. Он вытянул шею, стараясь определить, куда двигается сквозь толпу Томас. – Мужчину или женщину?

– Это я и сама хотела бы знать, – улыбнулась Анжела.

Дойдя до противоположного конца зала, Томас подошел к загадочной троице. Остановившись, он произнес прямо в ухо рыжеволосой девушке:

– Надеюсь, вы не откажетесь подарить мне этот танец, мисс Коллахен?

Роури мгновенно узнала этот южный акцент.

– Томас! – Она живо повернулась в радостном изумлении. – Что ты здесь делаешь?

– Принимаю участие в торжестве. Для меня оно еще более торжественно с этой самой минуты.

Одетая в бледно-зеленое платье из шелка с белыми оборками, с сияющими изумрудными глазами и лилиями в волосах, она выглядела, как сама богиня Весны.

– Это очень приятный для меня сюрприз, – произнес Томас, – хотя и неожиданный. – Он взял ее за руку. – Простите меня, джентльмены.

Мрачность, с которой собеседники Роури – как оказалось вблизи, молодые люди – проводили его взглядом, говорила о том, что вряд ли они его когда-либо простят.

Томас и Роури вступили в круг танцующих, и здесь он позволил себе не быть таким официальным.

– Ты выглядишь удивительно, Роури.

И она расцвела под взглядом его темных глаз. Эти глаза всегда действовали на нее необыкновенно.

– Мне так тебя не хватало. – Она была совершенно счастлива и не хотела этого скрывать. – Я скучала по тебе, Томас.

– Мне очень хотелось тебя повидать, но твой отец не дал мне этой возможности.

– Знаю. Я сама несколько раз приходила к твоей приемной. Ты видел мою записку?

– Записку? – удивился он. – Нет.

– Ну, сейчас это не важно. В ней я написала, что отправляюсь на пару недель в Сент-Луис.

Он продолжал вести ее в танце.

– И где ты остановилась?

– В доме родителей Лауры. А ты?

– У Стюартов. Они мои близкие друзья. – И он внезапно выпалил: – Слушай, пойдем отсюда.

Она посмотрела на него с удивлением.

– Я не могу уйти. Я подружка невесты.

– Скажи, что плохо себя чувствуешь. Скажи что угодно, но давай уйдем отсюда.

Некоторое время она озадаченно смотрела в его глаза. Эти глаза были нетерпеливы, так же как и его голос.

– Мне не простят этого. Но дай мне несколько минут, я что-нибудь придумаю.

– Молодец, – облегченно произнес он. Она нахмурилась.

– Не такой уж я и молодец. Но мы не будем это обсуждать, верно?

Он сжал ее плечи.

– Я буду ждать на улице.

Танец закончился, и Роури поспешила к хозяевам дома. Томас же разыскал Стюартов и сообщил, что покинет их на какое-то время.

– Почему так внезапно? – удивился Рурк.

– Потом объясню, – ответил Томас. Внимательно посмотрев в его лицо, Рурк не стал его отговаривать.

– Можешь взять наш экипаж. Только попроси Дэниела, чтобы в десять он вернулся за нами.

Томас хлопнул его по плечу.

– Спасибо, старина.

Он быстро вышел. Увидев его, Дэниел удивился.

– Вам нужен экипаж, доктор Грэхем?

– Да, Дэниел. – Кучер невозмутимо повернулся к своему экипажу, но Томас остановил его. – Слушайте… Дэниел, если бы кто-нибудь захотел попасть на время в тихое место, что бы вы ему посоветовали?

– Мистер Рурк в таких случаях просит меня сделать несколько кругов вокруг парка, – лаконично ответил Дэниел.

Скоро появилась Роури.

– Вокруг парка, Дэниел, – попросил Томас, помогая Роури подняться в экипаж.

– Да, сэр, – ответил кучер.

Когда он закрывал дверь экипажа, его лицо оставалось непроницаемым.

Глава 9

Темная коляска создавала ощущение уютного кокона. Очутившись в ней, Томас немедленно заключил Роури в объятия. Его губы отыскали ее, и с первого же прикосновения он забыл обо всем на свете.

– Я так соскучился по тебе, Роури. Целую неделю я вспоминал, как касался твоей кожи, как вдыхал запах твоих волос, – прошептал он ей в ухо. Дальше он не мог говорить, потому что приник к ней в страстном поцелуе.

Она раскрыла губы, и его язык тут же ворвался в ее рот. Чувствуя, как ее тело охватывает лихорадка, она обняла его и прижалась к мускулистому телу.

– Не знаю, что со мной творится, когда я остаюсь с тобой наедине, – выдохнула она, когда его губы нашли пульсирующую ямочку на ее шее. – Такого я не испытывала ни с кем.

Он обнял ее и положил спиной на свои колени. Некоторое время он глядел в ее глаза, полные страсти.

– Не могу поверить, что никто из мужчин не зажигал в тебе огня. Ты такая женственная.

Роури провела пальцем по восхитительной складке у его рта.

– Думаю, я просто не встречала того, кого могла полюбить. Но сейчас я в руках именно такого человека. – Ее глаза остановились на его улыбающихся губах. – Поцелуй меня еще, Томас, – прошептала она.

И ее губы раскрылись, как будто приглашая.

Со сдавленным стоном он наклонился к ней и подарил долгий поцелуй. Она ослабла в его руках, всецело отдавшись восхитительному ощущению. Когда они наконец оторвались друг от друга, в ее глазах стоял туман.

– Боже, Роури! Я никак не могу тобой насытиться! – воскликнул Томас. – Его рот скользнул по ее шее, руки проникли под оборки платья и сжали грудь.

Закрыв глаза, она откинулась на спину, чувствуя, как ее тело заполняется блаженными ощущениями.

– О чем ты думаешь, Роури? Я хотел бы угадать, что за мысли бродят в твоей прекрасной головке.

– Боюсь, эти мысли не приличествуют леди, – с сомнением произнесла Роури, но его улыбка подбодрила ее. – Я думаю о том, как хорошо быть в твоих руках. – Она села. – И о том, какой бесстыдной я стала. – Роури расстегнула пелерину с оборками и стянула ее через голову, затем повернулась к Томасу спиной: – Расстегни мне платье.

Он обхватил ее за плечи и привлек к себе.

– А ты уверена, что действительно этого хочешь?

Ее волосы колыхнулись от его теплого дыхания. Она повернула голову. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. На какое-то мгновение она заколебалась:

– А может, ты сам не хочешь?

Он тихо рассмеялся, и она поразилась, какие чудесные у него глаза.

– Я хочу этого с того момента, как впервые тебя увидел.

Ее изумрудные глаза вспыхнули:

– Тогда чего ты ждешь?

Он расстегнул кнопки, и лиф платья соскользнул к талии. Роури подалась к Томасу и обняла за шею. Когда сильная и нежная рука коснулась ее груди, дыхание Роури дрогнуло. Он опустил голову и стал целовать ее соски. У Роури вырвался глубокий стон. Чувствуя, как ее охватывает возбуждение, она отстранилась от него.

Их взгляды встретились. От нежной страсти, которая читалась в его глазах, она чувствовала необычное тепло. Ее глаза горели ожиданием, и он не стал это ожидание игнорировать.

Снова его рот коснулся ее губ, рука осторожно скользнула под платье.

Их языки сплелись в горячей дуэли. Его сильная рука начала бережно ласкать ее бедра, и Роури захлестнула новая горячая волна.

– Томас, о Боже, Томас, – простонала она. Но его язык заполнил ее рот, так что она больше не могла произнести ни слова. Острота чувств стала столь невыносимой, что она продолжала произносить его имя, хотя оно и превращалось в невнятный стон.

Скользнув ртом к ее груди, он снова стал играть языком с сосками. Волна горячих, ослепляющих ощущений охватила ее всю, дрожью пробежав по телу.

Когда Томас обнял ее, она безвольно отдалась его рукам, жадно хватая ртом воздух. Он снова проложил по ее шее дорожку из поцелуев, и она повернула голову, чтобы он не встретил на этом пути затруднений.

И тут она почувствовала, что в ней снова растет волна приятных ощущений.

– О Боже, Томас, я как будто лечу, и это так хорошо, – прошептала она.

Она провела рукой по его сильной груди и вдруг ощутила, как сильно бьется его сердце. Эти удары ясно говорили, как он жаждет ее. Трясущимися руками Роури расстегнула пуговицы его рубашки и скользнула руками по горячей коже.

Ощутив легкую упругость волос на его груди, она на секунду замерла. Он тоже приостановился в своих ласках. Она чувствовала, как напряжено его тело.

Ее ладонь скользнула вниз, к его животу, и здесь, упершись в пояс, Роури остановилась в нерешительности. Она вопросительно подняла глаза, но не прочитала в его глазах ничего, кроме страсти.

– Давай, дорогая, давай, – подбадривающе прошептал он, возобновляя ласки.

Когда ее прохладная рука опустилась ниже, у него на мгновение перехватило дыхание. Она на секунду замерла: ее удивило ощущение, что их сердца бьются в унисон, как будто следуя одной мелодии. И ощутив, как напрягся Томас, Роури почувствовала, как напряглось ее тело.

Теперь она думала только об одном – как уничтожить все разделяющие их барьеры. Ее пальцы начали бороться с железными пуговицами его брюк.

Но внезапно их качнуло: кучер осадил лошадей.

– О нет! – воскликнула она в отчаянии. Томас, протянув руку, помог ей сесть и поднять лиф платья, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

– Что случилось? – смущенно произнесла она, пытаясь успокоить дыхание, в то время как он поспешно застегивал ее платье. Приведя в порядок себя, Томас открыл дверцу экипажа.

– Что там, Дэниел? – спросил он.

– Не знаю, сэр, но сдается мне, что кто-то лежит на дороге, – ответил кучер. Он несколько раз продудел в рожок, но не получил никакого ответа и стал спускаться.

Томас тоже выбрался из экипажа, и оба они поспешили к лежащей на дороге фигуре. Как только они дошли до лежащего, раздался свисток полицейского.

На лежащего свисток произвел большее впечатление, чем окрик Дэниела. Он мгновенно вскочил на ноги.

– Что с вами случилось, сэр? – спросил его Томас.

– Просто головокружение, – пробормотал человек.

– Может, я сумею вам помочь? – предложил Томас. – Я врач. – Но человек бросился прочь прежде, чем Томас мог ему помешать.

После короткого объяснения с двумя подоспевшими полицейскими Томас забрался в экипаж. Роури уже привела в порядок свою одежду; этот инцидент вернул ей ее обычное настроение.

Томас довез ее до дома, где она гостила, и пообещал, что заедет завтра в полдень.

Ранним утром следующего дня Томас и Рурк отправились на верховую прогулку. Распорядившись оседлать Болд Кинга, черного жеребца, сыгравшего некогда важную роль в том, что судьбы ее и Рурка оказались связанными, Анжела присоединилась к их компании.

Несмотря на удивление, вызванное поспешным бегством Томаса со свадьбы, Рурк Стюарт не задал по этому поводу ни одного вопроса – надо сказать, не в силу своего особого такта, а следуя указаниям своей супруги. Но когда Томас случайно упомянул имя Роури Коллахен, он выпрямился в седле, поняв все – старого друга невозможно было провести.

И догадливый Рурк как бы невзначай предложил гостям из Юты – Томасу и Роури Коллахен – пообедать вместе, чтобы затем также вместе отправиться в театр «Олимпик» на премьеру нового водевиля, в котором главные роли исполняли три сестры Уоррелл.

Как и ожидал Томас, Роури понравилась Рурку и Анжеле тем же, чем они обладали сами – естественностью. Только познакомившись, все четверо беседовали так, будто знали друг друга всю жизнь.

Во время короткого антракта дамы отправились подышать свежим воздухом, Томас же и Рурк решили пропустить по стаканчику вина.

– Так, значит, отец Роури – владелец ранчо из штата Юта! – произнес Рурк. – Ты что, собираешься заняться скотоводством, старина?

– Это ты таким образом пытаешься выведать, серьезно ли у меня с Роури? – улыбнулся Томас. – Но ты уже женат, и скотоводство тебя вряд ли заинтересует.

Рурк поднял руку.

– Я не об этом. Соперничество с тобой для меня – далекое прошлое. Кроме Анжелы, женщины меня совершенно не интересуют.

– Да, если бы ты стал думать о ком-то другом, то здорово бы ошибся. – Томас огляделся. – Послушай, а мы здесь в серьезной опасности.

– А кобуры-то у тебя с собой нет, Буффало Билл, – насмешливо заметил Рурк.

Опасность состояла в коротких взглядах, которые из разных сторон комнаты бросали на них девушки. В их глазах был виден отнюдь не праздный интерес. Рурк улыбнулся:

– Это так напоминает колледж. Как будто мы снова вернулись туда.

Вдруг его глаза заискрились.

– Похоже, и наши дамы чувствуют нечто подобное. – Он чуть кивнул в сторону Анжелы и Роури. Пока женщины пересекали комнату, почти все мужчины провожали их красноречивыми взглядами. Рурк, улыбаясь, поспешил навстречу своей жене.

Томас последовал за ним, покачав головой: кто бы мог подумать десять лет назад, что эта блудная холостяцкая душа превратится в галантного пажа Прекрасной дамы?

Когда представление окончилось, обе пары поспешили к экипажу. В этот вечер Рурк дал Дэниелу отдых и правил экипажем – на сей раз легкой коляской – сам.

– А что ты думаешь об этих сестрах Уоррелл, Ти Джей? – спросил Рурк. – На Джинни было смотреть довольно приятно.

– Да, она выглядит хорошо, но, по-моему, Ирэн смотрится лучше.

– О, вы не правы оба, – перебила их Анжела, незаметно подмигнув Роури. – Лучше всех Софи.

Роури поддержала эту игру.

– Да, в самом деле. Особенно, когда она закатывает глаза и начинает петь в нос.

Рурк толкнул друга коленом.

– Твоя подруга такая же насмешница, как ты, – и протянул руку, чтобы обнять Анжелу за талию. – А я вот не такой, как моя Анжела. Если бы мы не сопровождали вас домой, я бы сейчас увлек ее в парк, чтобы рассказать, как она прекрасна.

– Мы не хотим мешать таким чувствам, – заявил Томас. – Ты вполне можешь ее увлечь.

– Если мой муж сошел с ума, то хоть ты, Томас, сохраняй разум, – наставительно заметила Анжела. Однако по ее улыбке было видно, что эта идея ей в общем-то нравится.

Рурк сгреб Анжелу в охапку и принялся целовать, затем повалил на сиденье.

– Рурк Стюарт, вы совсем неисправимы, – выкрикнула она. – На нас же смотрят!

– Только с чувством зависти, – поспешила вставить Роури.

Рурк мигом поднял голову.

– Зависть! Ко мне! Ага! – победно выкрикнул он. – Вот о чем я всегда мечтал! И это говорит совершенно незаинтересованное лицо.

– Леди, вы не представляете, как польстили этому эгоцентристу, – обратился к Роури Томас. – Но я думаю, что и мне тоже стоит позавидовать. – Он мягко обнял Роури за талию.

– Похоже, дамам этого экипажа надо ездить отдельно, – произнесла Анжела, стараясь освободиться. – У них слишком греховные спутники.

На это Роури ничего не могла ответить, задохнувшись от поцелуев Томаса.

– Что за чертовщина! – вдруг произнес Рурк, внимательно глядя вперед. – Похоже, на дороге кто-то лежит. – Все его веселье как ветром сдуло.

Томас удивился.

– То же самое прошлым вечером видели и мы. Вы, дамы, оставайтесь в экипаже.

Они вышли из коляски, и Томас склонился над распростертым телом. – Бог мой, это тот человек, которого мы видели прошедшей ночью! – Вдруг он услышал скрип гравия и, подняв голову, заметил, что к нему из-за деревьев бежит несколько человек.

– Рурк, смотри! – выкрикнул Томас. Лежащий на земле человек внезапно открыл глаза и, схватив Томаса за руку, попытался повалить его на землю. Рурк ударил его по голове, и это позволило Томасу выпрямиться. Их было двое против пятерых.

Дальнейшее Томас помнил плохо, потому что оно состояло из ударов, которые он наносил или получал.

При начале схватки пара гнедых, запряженных в коляску, шарахнулась в сторону, и Анжеле пришлось натянуть поводья, чтобы удержать лошадей.

– Анжела, уезжай отсюда! – крикнул Рурк.

– Я тебя не брошу! – ответила она.

Один из грабителей бросился к коляске и попытался стащить Анжелу вниз. Однако Роури, которая совсем не принадлежала к тем, кто отсиживается в минуту опасности, принялась, используя как кинжал свой складной веер, тыкать им в лицо нападавшего. Он выпустил Анжелу и, закрывая руками глаза, побежал прочь.

Тем временем Томасу удалось сбросить с себя тех двоих, что пытались уложить его на землю. Выпрямившись, он размахнулся и нанес такой сокрушительный удар в подбородок одного из нападавших, что тот упал как подкошенный. Из его носа двумя ручейками потекла кровь. Зажав руками нос и жалобно причитая, человек побежал к деревьям.

Из нападающих остались только двое, и Рурку с Томасом, некогда самым заядлым драчунам города, не составило большого труда уложить их на землю.

Некоторое время они, тяжело дыша, осматривали поле боя, затем Рурк хлопнул Томаса по плечу: – Должен сказать, мы не потеряли формы. И, улыбнувшись, они пожали друг другу руки.

Дома Томас принялся обрабатывать раны Рурка. Анжела принесла на подносе бренди для мужчин и горячий чай для себя и Роури.

Рурк зажмурился от боли – Томас в этот момент сыпал на его рану антисептик. Это встревожило Анжелу. Она поставила поднос и поспешила к мужу.

– У него нет ничего опасного?

– Думаю, будет жить, – улыбнулся Томас. Анжела поцеловала раненую руку мужа.

– А как насчет Ти Джея?

– Не знаю. У него-то нет доктора.

Томас взял в руки стаканчик, растянулся у камина и, поставив стакан на грудь, закрыл глаза.

– О бедняжка, – произнесла Роури. Она присела со своей чашкой рядом и положила его голову себе на колени. – Я выслушаю твои последние стоны. Так куда тебя ранили?

Он приоткрыл глаза и спросил:

– Обещаешь поцеловать меня в то место? Роури вспыхнула, особенно ее смутило, что на них смотрят хозяева дома.

– Ты уверен, что я никому не причиню беспокойства, оставаясь здесь на ночь? – поспешила она переменить тему.

– Конечно, нет, – ответила за него Анжела. – У нас в доме много места. Я уже положила тебе ночную рубашку в комнате, что находится сразу направо за лестницей. Полицейский инспектор пообещал сообщить Бэконам, что вы проведете эту ночь у нас. – Она обняла Рурка. – Пожалуй, сейчас уже слишком поздно, и на сегодня хватит волнений. Так что мы пожелаем вам доброй ночи. – Она потянула Рурка за собой – Не так ли, дорогой?

– О… Да, конечно, – произнес тот. – Доброй вам обоим ночи. – Он обнял жену за плечи, и они вместе вышли из комнаты. Поднимаясь по лестнице вверх, он спросил: – А ты уверена, что на сегодня волнений хватит?

– Этот вопрос открыт для обсуждения, господин адвокат, если у вас есть для меня какие-то убедительные доказательства.

Глаза Рурка блеснули – он был не из тех, кто не принимает вызова.

– Какие могут быть сомнения в моих доказательствах?

– Никаких сомнений, – ответила Анжела Стюарт, и ее глаза вспыхнули сапфировым блеском, который всегда заставлял Рурка терять голову.

Роури улыбнулась, когда супруги исчезли за дверью.

– Мне нравятся твои друзья. Наверняка у них были очень трогательные ухаживания. Ты не хочешь рассказать мне об этом?

Томас уселся на полу и осушил свой стакан. Воспоминания наполнили его глаза теплотой.

– Ну… когда-то в стародавние времена жили-были богатый янки… и прекрасная южанка… и гнедой жеребец по имени Болд Кинг. – Роури положила голову Томаса себе на колени, приготовившись слушать старинную легенду. – …И они живут-поживают в счастии и по сей день, – закончил он свою историю через пятнадцать минут.

Роури вздохнула и улыбнулась.

– Анжела такая красивая. Он дотронулся до ее волос.

– Как и ты, Роури. – Он поцеловал ее, едва коснувшись, но явно с чувством.

– Думаю, мы не должны этого делать, Томас, – предположила она. – Это не то время, и место.

– Не бойся, не случится ничего, чего ты не хочешь, – прошептал он ей в ухо и начал ласкать его губами. И Роури, ощутив, как это приятно, с удивлением сделала вывод, что у нее крайне чувствительное ухо. – Я хорошо контролирую свои чувства.

– Но я-то нет, – прошептала она, в то время как его губы скользили вниз по ее шее. Она качнула головой и, чувствуя, что в следующую секунду уже не сможет этого сделать, решительно поднялась. – И потому я ухожу. И очень быстро, – добавила она, чтобы он не вздумал ее удержать.

Томас не мог скрыть своего разочарования. Да, видимо, действительно доктора-то вылечить и некому.

Утром после завтрака Томас и Роури обнаружили, что у них обоих обратные билеты домой взяты на следующий день. До этого Томасу необходимо было посетить центральный городской госпиталь, чтобы присутствовать на показательной хирургической операции. Роури же нужно было сделать кое-какие покупки, среди которых были и наряды, и Анжела решила показать ей магазины. Рурк сразу после завтрака отправился в свою контору. Договорились, что все встретятся на ленче.

Как только Роури и Анжела вошли в магазин модной одежды, к ним поспешил невысокий человечек с тонкими, как карандаш, усиками, прилизанными волосами и выразительными черными глазами.

– Ах, мадам Стюарт! – в восхищении сложил руки человечек.

– Месье Дюбонне, – мягко улыбнулась Анжела.

Француз низко наклонился и осторожно приложил губы к ее руке.

Анжела представила Роури владельцу салона, и тот почтительно провел ее вдоль ряда разноцветных платьев. Ее внимание привлекло одно – из синего и белого миткаля, подшитое изнутри зеленым шелком.

– Это платье будет выглядеть на вас восхитительно, мадемуазель, – восторженно откинулся назад француз, видимо, представив девушку в этом платье.

Роури оглянулась на него с удивлением: она и забыла, что с ней идут владелец салона и Анжела.

– Да, это очень красивое платье, сэр, – согласилась Роури. – Думаю, оно украсило бы любую женщину.

«Далеко не любую», – подумал Дюбонне. Ему, художнику платья, рожденному одевать самих богинь, претило выполнять заказы дам с большой талией, маленькой грудью или слишком широкими бедрами. У этой прелестной юной девушки было все, чтобы прославить его салон. Опытный взгляд оценил ее фигуру. «Просто прелесть, – подумал он. – А обаяние ее молодости и сияние лица просто чарующи. – Он перевел глаза на женщину, стоящую рядом. – Как и у мадам Стюарт».

– А не хотите ли подобрать что-либо на платье, мадемуазель? – вился Дюбонне вокруг Роури, выкладывая перед ней материю самых разнообразных расцветок.

– Думаю, нет, – отказалась та. – Да и ваше платье, наверное, вы не продадите? Оно здесь служит образцом?

– Ну почему же? Мадам Стюарт сообщила мне, что вы скоро покидаете Сент-Луис.

– Это так, месье Дюбонне, я уезжаю утром, – приветливо произнесла Роури. – И я хотела бы купить это платье.

Владелец салона изящным жестом хлопнул в ладоши, и мгновенно появилась девушка, которая отвела Роури с Анжелой в примерочную и наметила, что нужно подправить, чтобы платье сидело на Роури идеально. Дюбонне заверил ее, что платье будет полностью готово через час.

– О, Роури, платье на тебе действительно выглядит восхитительно. Давай пока продолжим прогулку по магазинам, – предложила Анжела.

Роури тут же согласилась Она переоделась в свое платье и вышла из примерочной.

Проходя мимо столов с рулонами материи, Роури остановилась, заметив атласную ткань гранатовой расцветки с розовыми, белыми и зелеными цветами.

– Как красиво! И расцветка такая необычная. – Она приподняла краешек материи и всмотрелась в замысловатый узор.

Дюбонне в восторге поднял глаза к небу.

– Да, мадемуазель, вы выбрали самый лучший образец. Получили совсем недавно!

Роури вздохнула и попробовала ткань пальцами.

– Как жаль, что я не встретила вас пораньше, месье Дюбонне! Но теперь я уже почти на пути в Огден.

Перед тем как уехать, Роури решила сделать еще одну покупку – подарок для Кэтлин Рафферти. Она приобрела для нее шелковые чулки белого цвета с красными полосами. Не удержалась Роури и от покупки коричневой тирольской шляпы с бархатной кокардой и зелеными перьями.

– Теперь я стану самой модной дамой в штате Юта! – воскликнула Роури, покидая магазин.

«Ах, дамы, дамы, – покачал головой Дюбонне, закрывая за ними дверь. – Мы, портные, никогда не сознаемся, что не наше искусство рождает вашу красоту и что тут ни при чем самые последние парижские фасоны».

Немного позже, завершив свой восхитительный, но несколько утомительный поход по магазинам, Роури и Анжела сидели в ресторане гостиницы, ожидая Томаса и Рурка.

– Я отлично провела время, Анжела, – сказала Роури. – Не могу выразить, как я благодарна тебе и Рурку за ваше гостеприимство. Неудивительно, что Томас так любит вас обоих.

– Тебе, наверное, показалось, что мы чересчур дружны.

Роури на миг растерялась, застигнутая врасплох. Именно так она и думала, но тут же принялась это отрицать:

– Нет, конечно, нет. Но, должна признаться, временами я чувствовала себя так, как будто вторглась в чужую жизнь.

– Я тебя понимаю. Когда я встретила Рурка и Томаса, их было водой не разлить.

– Но Томас говорил мне, что вы подружились сразу.

Лицо Анжелы стало серьезным.

– Он говорил тебе, что случилось со мной в Нью-Йорке? – Роури кивнула. – И о том, как родился Томми? – Роури подтвердила и это. – Тогда ты, конечно, можешь понять, что за этой широкой улыбкой и южными манерами скрывается железный характер. Когда я вспоминаю о том времени, я с ужасом думаю, что бы могло произойти, если бы не Ти Джей.

Роури увидела, как тяжелые воспоминания на миг исказили прекрасное лицо ее собеседницы. Видимо, отношения Анжелы и Рурка прошли долгий и сложный путь. Будут ли такими же сложными ее отношения с Томасом?

– Думаю, я понимаю, как вы благодарны Томасу. За то короткое время, что мы знакомы, он уже спасал меня не раз.

– Мне повезло, что я встретилась с ними, – продолжила Анжела. – В Рурка я влюбилась сразу и навсегда. Для меня он почти Бог. Он невероятно много знает и обладает уникальным даром предвидения. Это очень важно в его профессии. Думаю, если бы он захотел, то смог бы сдвинуть горы. – Ее глаза заблестели. – Но, между нами, Роури, Ти Джеем я тоже всегда восхищалась. – Она весело рассмеялась. – Впрочем если ты скажешь об этом кому-нибудь из них, я буду все отрицать.

Глаза Анжелы вспыхнули, как два сапфира.

– Рурк и Ти-Джей иногда ведут себя как дети. Но никогда не суди по их поведению. Это очень сильные, и мужественные люди.

– Я в этом никогда не сомневалась. И я видела, как они были счастливы увидеть друг друга.

– Спасибо, что ты меня поняла.

– Для него приезд сюда – это как возвращение домой. Томас говорил мне, что Стюарты – единственная его семья.

Улыбнувшись, Анжела произнесла:

– Между прочим, имя Томас мне нравится гораздо больше, чем Ти Джей. Звучит более солидно. – Она посмотрела на дверь. Их разговор был мгновенно забыт, глаза Анжелы потеплели – в дверях показалась высокая фигура ее мужа.

Вечером того же дня, когда маленький Томми был уложен в кроватку, а почтенная Сара Стюарт удалилась к себе, все четверо собрались на последний дружеский ужин.

На следующее утро Рурк и Анжела проводили Томаса и Роури на вокзал. Мужчины долго трясли друг другу руки.

– Скоро снова увидимся, совсем скоро, – сказал Рурк. – Я буду участвовать в церемонии соединения дороги. Она затрагивает и мои интересы: я вложил деньги в шахты, расположенные у Огдена. Обязательно привезу Анжелу и Томми.

Иначе сын потом мне не простит, что я не взял его на это историческое мероприятие.

– Тогда до встречи в следующем месяце, старина, – ответил Томас.

Поезд тронулся, и Рурк прокричал последнее наставление:

– И побереги свою голову до этого момента!

Глава 10

Когда поезд покидал Сент-Луис, начал моросить дождь. В вагонах оказалось на удивление много народа. Томас отгородился от попутчиков толстым медицинским журналом. Роури попыталась было читать купленный в Сент-Луисе специально для поездки роман «Маленькая женщина», но книга оказалась скучной.

Некоторое время она пыталась смотреть в залитое дождем окно, но непогода сделала окружающий пейзаж серым, и ничто в нем не привлекало ее внимание. «Равнина вообще намного скучнее гор», – решила она.

В полдень ребенок, сидевший напротив нее, начал капризничать. Роури предложила свою помощь, но и ей не удалось успокоить малыша – он стал мокрым, и Роури пришлось удалиться, чтобы привести в порядок платье. Вернувшись, она увидела, что ребенок уже спит на руках у Томаса. Тот гладил малышу животик.

– Это действует даже на крокодилов, – сообщил он ей.

Как оказалось, это действует и на докторов. Скоро Томас откинулся на сиденье и задремал. Роури почувствовала, что и ее клонит в сон. Она тоже откинулась назад, и через пару минут ей стало казаться, что все звуки доносятся откуда-то издалека.

– Пах! Пах! Ты убита!

Она открыла глаза. Мальчик не старше девяти лет целился в нее из игрушечного пистолета. Расправившись со своей жертвой, он побежал к своему брату, который «расстреливал» пассажиров с противоположной стороны.

Эта игра явно не нравилась пассажирам. Только Томас Грэхем остался равнодушным, поскольку погрузился в глубокий сон. Вскоре одного «расстрела» мальчикам стало мало. Один из них скинул с сиденья шляпу Роури и наступил на нее ногой. Роури строго отчитала их и потребовала, чтобы они вели себя хорошо.

Мальчишки побежали к матери и привели ее с собой.

– Вот она! – крикнул один, показывая на нее трясущимся пальцем. Другой при этом держался за юбку матери.

Рассвирепевшая мать уперла руки в бока и пригрозила Роури, что за своих мальчиков вырвет ей все волосы. Роури предложила ей попробовать исполнить эту угрозу.

Их крики разбудили Томаса. Знающий свое дело доктор тут же показал парням, как нужно делать из листов журнала бумажные кораблики, что вызвало у мальчишек живейший интерес и предотвратило назревающий скандал.

Начавшись невесело, этот день и дальше продолжал быть таким же неудачным. Изменения в расписании заставили их поволноваться при пересадке на другой поезд. Им едва удалось перекусить, да и то только хлебом и кофе.

В Каунсил-Блафс они прибыли голодными и усталыми. В тот день оставалось только переправиться на пароме в Омаху, где можно было остановиться на ночь, чтобы на следующее утро сесть на поезд «Юнион пасифик».

Стоя на пароме, Роури прикрывала рот ладошкой, чтобы скрыть зевоту. Томас в это время энергично давал указания носильщикам, которые несли их чемоданы. «Если бы не Томас, – подумала она, – это путешествие было бы невероятно тяжелым».

Она повернулась к реке и замерла в восхищении. Лунный свет проложил дорожку по Миссури, и Роури, несмотря на усталость, была зачарована красотой пейзажа.

Мальчишки из их поезда тоже были здесь и не переставали резвиться. Вдруг младший из них споткнулся и упал у самого края парома. Роури попыталась схватить его, но не успела – ребенок свалился за борт.

Когда мать повернула голову, он уже был в воде.

– Джо! – крикнула она. – Помогите! Помогите кто-нибудь, он не умеет плавать!

Томас оглянулся на этот крик. Сбросив пояс с кобурой, он мгновенно стянул с ног ботинки и прыгнул в воду. Течение в этом месте было стремительным и уже оттащило мальчика довольно далеко вниз по реке.

Томас в несколько мощных взмахов руками догнал его и, перекинув через плечо, поплыл к берегу. Ему пришлось бороться и с течением, и с бьющимся в страхе мальчиком; силы его были на пределе. Паром тем временем причалил к пристани. По счастью, люди с берега бросили Томасу веревки, и ему удалось ухватиться за одну из них. Спустя некоторое время спасатели подтянули к берегу их обоих.

Жадно хватающего ртом воздух Томаса и спасенного мальчика тут же окружила толпа. Кто-то перевернул малыша на живот и стал выкачивать из него воду. Когда тот начал кашлять, по толпе пробежал радостный гул.

Дрожащий Томас с благодарностью принял протянутое одеяло.

– Проследите, чтобы его хорошо укутали, – сказал он матросу, который взял мальчика на руки и понес к парому.

Роури выбежала навстречу возвращающимся мужчинам.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросила она Томаса.

Он сумел изобразить на лице улыбку, хотя зубы его стучали, и произнес:

– В порядке.

Джо тут же попал в руки матери, которая немедленно задала ему взбучку, на что Томас заметил, что лучше бы она побыстрее переодела его в сухую одежду.

И самому ему необходимо было переодеться. Через десять минут он, уже в сухой одежде, подошел к Роури.

– Этот неудачный день имел по крайней мере счастливый конец, – сказала она, обнимая его. – Какой это был героический поступок!

– Ничего особенного, – ответил он, не принимая похвалы. – Но, возможно, один поцелуй я и в самом деле заслужил.

– Я в этом абсолютно уверена, – улыбнулась Роури, и в ее зеленых глазах блеснуло озорство. – Я позову мать мальчика, и она обязательно тебя наградит.

– Думаю, ее голова занята сейчас совсем другим. Ты бы отлично ее заменила. И это надо сделать немедленно, – пробурчал он.

Но не слова убедили ее в этом, а его нежный взгляд.

Только он обнял ее, она сразу почувствовала, как желание вновь овладевает ею.

Ее губы чуть раскрылись, и она ощутила теплое прикосновение его рта.

– О Томас… – прошептала она, когда он накрыл руками холмики ее грудей. И сквозь платье чувствовалось, как горячи у него руки.

Роури всецело отдалась охватывающему ее желанию. Каждая ее клеточка жаждала его прикосновений и поцелуев.

Прерывисто дыша, Томас прижимал Роури к груди, гладил ее спину. Она, обхватив его шею, тоже стремилась прижаться к нему как можно сильнее.

– Томас… О Томас, – шептала она, и даже его имя для нее было наслаждением.

– Я хочу любить тебя, Роури.

– Да, да, – бормотала она.

– Сегодня вечером. Я не могу больше ждать. – Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.

– И я тоже не могу.

Он увидел на ее лице улыбку, и обхватив его ладонями, прильнул к ее губам. Рука Томаса скользнула по ее платью, разыскивая пуговицы.

– О Господи! – проговорила она, когда его рука коснулась ее обнаженной груди. – Давай быстро найдем комнату.

– Извините, ребята, у нас нет свободных номеров, – сказал сонный портье, когда они появились в гостинице. – Последний был сдан всего десять минут назад.

Потрясенная Роури ошеломленно переводила взгляд с Томаса на клерка. После шестнадцати часов жестких вагонных скамеек, столь жаждущая забыться в объятиях Томаса, она не могла рассчитывать даже на то, чтобы просто где-то переночевать.

Видя ее отчаяние, Томас спросил:

– Может, поблизости есть другая гостиница или меблированные комнаты?

Клерк кивнул:

– Вы можете остановиться в Каунсил-Блафс.

– Это невозможно, – простонала она.

– Вы прибыли на пароме? Я слышал, там чуть не утонул мальчик?

– Это так, – подтвердил Томас и сменил тему: – Вы уверены, что в этом городе мы не найдем комнату?

– Нет, сэр. В городе полно приезжих.

Роури отвернулась, чувствуя горькое разочарование. Ее лицо, столь недавно горевшее страстью, стало мрачным при мысли о еще одной жесткой скамейке на железнодорожной станции. Еще целых восемь часов отделяло их от того момента, когда они попадут на идущий на запад поезд «Юнион пасифик».

Она подошла к небольшому дивану с рваной обивкой. Продавленный, с пятнами жира, с дырой, в которой виднелись пружины, он показался ей райским облаком, на котором можно было прикорнуть после утомительной дороги, и Роури с удовольствием устроилась в его уголке. Похоже, ее папа прав в своей стойкой ненависти к железной дороге.

Томас остался у стойки, негромко о чем-то переговариваясь с клерком. Вытерев слезу в уголке глаза, Роури взглянула на них.

Дружелюбие Томаса и учтивость клерка чуть уменьшили ее обиду на судьбу. Все-таки хорошо, что Томас сохранил хорошее настроение, ведь это единственное, что способно поддержать ее в эти минуты.

Тут Томас повернулся и, широко улыбаясь, направился к ней.

– У меня хорошая новость, дорогая.

– Ты достал комнату? – с надеждой предположила она.

– Нет… Но Фред говорит…

– Фред?

– Фред Грейнджер, ночной клерк. Похоже, хороший парень, – заметил Томас.

– Да, конечно, твой старый приятель Фред, – насмешливо сказала она. – И что он?

– Фред может отдать нам на ночь свою кровать, если я вылечу нарыв на… хм, его заду.

В ее глазах загорелась искра надежды.

– Кровать! – Она хлопнула в ладоши и подняла глаза к небу. – О, благодарю Тебя, Боже! Благодарю Тебя! Благодарю Тебя! – Вскочив на ноги, она восхищенно взглянула на Томаса. – И где она?

– Ты сидишь на ней, – ответил он.

На лице Роури осталась улыбка, хотя огонек в глазах и погас.

– Это его кровать?

– Ну… да. Когда он дежурит. Для ночного клерка у него немного работы. – Она продолжала смотреть на него с застывшей улыбкой, и он поспешно добавил: – Послушай, я думаю, это очень любезно с его стороны – сделать такое великодушное предложение.

– Великодушное предложение?

Только девичья скромность удержала ее от ядовитого замечания. Ей хотелось сказать, что, пока Томас протыкает нарыв на заднице старины Фреда, какая-нибудь пружина непременно проткнет ее собственную. И почему женщины столь доверчивы, что вверяют свою судьбу этим бывшим мальчишкам – мужчинам? Скрестив на груди руки и уставившись в потолок, она медленно откинулась на спинку дивана.

И тут же услышала, как хищно скрипнули пружины.

На следующее утро, торопливо расправляясь с завтраком, Роури наклонилась к Томасу и прошептала:

– Ты не обратил внимания, что эта женщина ведет себя как-то странно?

– Какая? – удивился Томас.

– Вон та, в углу.

Томас бросил как бы случайный взгляд в угол зала и заметил даму, допивавшую чашечку кофе.

– Ничего не вижу странного.

– Она смотрит в окно, как будто кого-то ждет.

– Может быть, и ждет, – философски заметил Томас.

– Или, наоборот, кого-то боится.

Роури подхватила вилкой кусок бифштекса, и ее взгляд вновь вернулся к даме в углу зала.

– Все женщины, которых я знаю, пьют чай. – В ее устах это был почти приговор. – А эта… пьет… кофе.

Томас сдержал смех и проглотил кусок бифштекса. Похлопав ее по руке, он заговорщически прошептал:

– Верно. Я знаю, кто она. Это русская княжна, путешествующая инкогнито, или нет, это турчанка, бежавшая из гарема султана. У меня наметанный глаз, мисс Пинкертон.

– Но что русской княжне делать в… – Она запнулась. – Томас, стань серьезным.

Он вдруг широко улыбнулся.

– Но я так и делаю. Ты играешь в сыщиков, и я всерьез хочу к этому подключиться. Давай подползем к ней. – В его глазах вспыхнули озорные огоньки.

Увидев укор в ее глазах, он поспешил переменить тему.

– Кстати, о сыщиках. Ты собираешься доедать свой бифштекс?

Поскольку Роури отрицательно покачала головой, он воткнул в него вилку и положил на свою тарелку. Роури оставалось только, барабаня пальцами по столу, мрачно размышлять о том, почему Томас так пренебрежительно относится к ее талантам детектива.

У них еще осталось время для короткой прогулки по городу. Вернувшись на вокзал, они увидели, что тот напоминает пчелиный улей. Пассажиры спешили сделать последние покупки у стоявших вдоль вагонов торговцев, среди которых выделялись белоснежными униформами продавцы бумажных коробок с ленчем.

– Поезд отправляется! – выкрикнул кондуктор.

Поскольку Томас задержался, чтобы купить ленч, Роури успела осмотреться. Ее взгляд задержался на группе весьма неприятных джентльменов, чересчур внимательно разглядывавших проходящих по перрону. Роури прекрасно знала о Джесси Джеймсе и о том, что ограбления железнодорожных поездов за последний год заметно участились. В ее полном приключений путешествии только этого недоставало!

У багажного вагона она заметила трех человек в куртках из оленьей кожи и с нечесаными бородами. За погрузкой своих чемоданов они наблюдали, не слезая с лошадей.

– Как мило смотрятся эти трое, – прошептала Роури, прячась за Томаса, когда тот подошел с коробками с ленчем. – Наверняка они пахнут хуже, чем их лошади. Надеюсь, они не устроят скачки в нашем вагоне.

– Похоже, это охотники на бизонов, – вгляделся Томас. – Я видел на этой дороге множество охотников. Их нанимает руководство железнодорожной компании.

– О, как Кина?

Томас отрицательно покачал головой.

– Нет. Задача Кина – разведывать местность и охотиться за дичью. Этих нанимают просто для того, чтобы они истребляли бизонов. Они убивают их тысячами. Железной дороге нужно, чтобы их не было вообще.

– Но ведь бизоны – это то, чем в основном питаются индейцы, – возразила она.

– Верно. В том-то и весь смысл. Избавьтесь от бизонов – и вы избавитесь от индейцев.

К большому облегчению Роури, охотники на бизонов направились в другой вагон. Правда, при этом один, проходя мимо, уронил из трубки табак прямо ей на ногу. Охотник проследовал мимо, не только не извинившись, но даже и не взглянув на Роури.

В роскошном пульмановском вагоне их взору предстали сиденья с подушками и кружевные занавески на окнах. Как для джентльменов, так и для дам имелись туалетные комнаты.

Спальный вагон состоял из трех отделений. В каждом отделении размещались три двойных сиденья на каждой стороне.

Поскольку вагон был не полон, Роури и Томас быстро нашли отделение, где они могли остаться только вдвоем.

– На каком месте ты хочешь сидеть? – спросил Томас.

Она беспечно улыбнулась при мысли, что наконец-то им предстоит поездка с комфортом.

– Не могу решить, куда мне хочется сидеть лицом – туда, где я была, или туда, где буду.

Он похлопал по сиденью рядом с собой.

– Я оставляю своему Пинкертону место у окна. Она рассмеялась:

– Ах, вот что ты имел в виду, – и опустилась на предложенное место.

Тем не менее она оглянулась в поисках таинственной женщины и, к своему изумлению, обнаружила, что та спокойно шествует по проходу. Немного погодя, заметив, что женщина направляется в туалетную комнату, Роури прошептала снова погрузившемуся в свой медицинский журнал Томасу:

– Что-то в ней есть определенно странное.

– В ком? – спросил Томас, опуская журнал.

– В этой женщине, – проговорила она. – Взгляни на нее, когда она будет возвращаться назад.

– Роури, – терпеливо произнес Томас, – эта женщина здесь никому не мешает. Почему ты уделяешь ей столько внимания?

– Похоже, она как-то связана с теми грабителями поездов, которых я видела на перроне.

– Грабители поездов? – изумился он.

– Ну, они выглядели, как грабители, – уступила она. – Возможно, она работает на них, и потому нам надо быть начеку.

– Они сели в поезд?

– Не знаю. Я смотрела на охотников.

– Ну, если грабители решат напасть на охотников, они сделают величайшую ошибку, – произнес Томас тоном, который как бы подводил итог их разговору.

Через некоторое время она вновь толкнула его.

– Я поняла, что в ней кажется странным, – сказала она, – ее походка.

Томас опустил журнал.

– Ты бы стала ходить иначе, если бы прожила жизнь в турецком гареме?

Она кинула на него взгляд, полный досады: как можно быть таким непонятливым?

– Никто из женщин так не ходит, поверь мне. Ты же доктор. Разве ты не видишь разницу?

– Разницу в том, как ходят женщины? – устало переспросил он. – Конечно. Некоторые двигаются маленькими шажками, некоторые шагают широко, некоторые покачивают бедрами, некоторые размахивают руками…

– Я говорю о разнице между мужчинами и женщинами, – нетерпеливо прошипела она.

– Я никогда не пытался различать мужчин и женщин по их походке. Мне важно только, что ты, Роури, – точно женщина.

– Говорю тебе, что эта женщина ходит, как мужчина, и в ней чувствуются мужские мускулы. Я не удивлюсь, если утром проснусь с перерезанным горлом.

Томас с тоской вздохнул.

– Если у тебя, Роури, сейчас не самое удачное время месяца, я могу дать тебе пилюлю, которая устранит чрезмерную раздражительность.

– Вы ошибаетесь, доктор Грэхем. И, кроме того, с девушкой этот предмет настоящий джентльмен обсуждать не станет.

– Что ты девушка – это не моя вина, – сокрушенно покачал он головой.

Видя, что все ее доводы на него не действуют Роури сложила руки на груди и откинулась на спинку сиденья.

– Ну, погоди. Не говори потом, что я тебя не предупреждала, Томас Грэхем.

– Я и не смогу, если мое горло будет перерезано, – заметил он и вновь поднял журнал.

Молодая пара, адвокат Дэвид Селлер и его жена Барбара, сидевшие в соседнем отделении, предложили им партию в вист. Роури и Томас пересели к ним за стол, составив пару против своих новых знакомых.

Следующие два часа пролетели быстро, поскольку адвокат и его жена оказались интересными собеседниками.

Внезапно по вагону пронесся вздох удивления. Пассажиры стали вскакивать со своих мест, чтобы выглянуть в окно. И действительно, было на что посмотреть: гигантское стадо бизонов закрыло склон большой горы. Решив, что вид стада вызывает интерес у большинства пассажиров, кондуктор поезда дал команду замедлить ход, чтобы каждый мог увидеть это редкое зрелище.

– Боже, их здесь, похоже, тысячи, – пробормотал адвокат. – Вот это вид!

Грохот выстрела заставил всех вздрогнуть. За ним последовали новые и новые выстрелы. Барбара вскрикнула, увидев, что бизоны начали падать на землю.

Томас сразу понял, кто стреляет. Он бросился к двери и обнаружил на открытой платформе, прицепленной к вагону, трех охотников, торопливо посылающих в стадо пулю за пулей.

– Вы их только разъярите! – крикнул Томас.

Но охотники, всецело поглощенные своим «спортом», оставили его предупреждение без внимания. Томасу даже на миг пришла мысль, что они оглохли от выстрелов. И будто в подтверждение правоты его слов стадо, сотрясая копытами землю, двинулось по направлению к железнодорожному пути.

Машинист увидел опасность слишком поздно. Он поспешил прибавить скорость, поезд стал набирать ход, но гораздо медленнее, чем катилась со склона разъяренная лавина.

Казалось, началось землетрясение. Только сейчас пассажиры с ужасом поняли, какая опасность им грозит. В разных концах вагона раздались выкрики и визг, однако все понимали, что бежать некуда. Оставалась одна надежда – что поезд успеет набрать ход прежде, чем стадо достигнет железнодорожного полотна.

Томас поспешил назад к Роури, отдернул ее от окна и ткнул головой в подушки сиденья.

– Держи голову в этих подушках, – приказал он.

Поезд, казалось, полз по сравнению с поднимающими облако пыли бизонами. Томас услышал приглушенные возгласы, пассажиры начали в панике метаться по вагону.

Какое-то мгновение казалось, что поезд уже оторвался от стада – по крайней мере паровоз и большая часть вагонов. Но последний, тормозной, вагон от столкновения увести не удалось. Оно было страшным. Удар столкнул вагон с пути, и он потянул с рельсов багажный вагон и один из пассажирских. Пассажирский вагон накренился, а затем рухнул на землю. В этом столкновении несколько бизонов упало, и их мгновенно затоптало несущееся стадо. Остальные обогнули поезд и пронеслись мимо, оставив густое облако пыли.

– С тобой все в порядке, Роури? – спросил Томас, поворачивая к себе ее голову. Она только кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Мне придется тебя покинуть. Уверен, что там требуется доктор, – сказал он. Достав из-под сиденья свой медицинский саквояж, Томас поспешил из вагона, чтобы присоединиться к машинисту, кондукторам и проводникам, бегущим вдоль поезда к месту крушения.

Роури решила отправиться следом. Из перевернувшегося вагона слышались крики. Через разбитые окна пассажиры пытались выбраться наружу.

Багажный вагон продолжал стоять вертикально, упираясь в небольшой холм. Те, кто находился в этом вагоне, выпрыгивали прямо из окон. Томас заметил кровь на некоторых из них, кое-кто явно был в шоке от происшедшего. Правда, раздавались и радостные возгласы, когда люди находили своих близких.

Вскоре Томас услышал тихое ржание лошадей – из багажного вагона удалось вывести лошадей охотников за бизонами.

Судьба оказалась благосклонной к пассажирам – только двое из них пострадали более или менее серьезно: один сломал руку, у другого было легкое сотрясение мозга. Множество людей получили порезы, выбираясь из разбитых окон. Несмотря на запрет Томаса, Роури осталась с ним, пытаясь помочь тем, кому могла.

Для того чтобы извлечь из багажного вагона почту и багаж и перегрузить их в другие вагоны, понадобился час. Никто не выразил никакого недовольства, когда охотники на бизонов взобрались на своих лошадей, чтобы последовать за стадом.

– Хорошей прогулки, – напутствовала их Роури.

Обоих серьезно пострадавших Томас провел в свой вагон, где он мог бы за ними присмотреть. Все были рады, что опасность миновала.

Позднее, правда, нашлась одна девушка, которая не пожелала скрывать свое неудовольствие. Это была Роури. Ее место занял один из пострадавших, а ей самой предложили устроиться ночевать с той женщиной, в которой Роури подозревала мужчину.

Свое недовольство Роури высказала Томасу, когда незадолго до отправления поезда они вышли на открытую платформу.

– Роури, это только на сегодняшний вечер. Я охотно отдал бы свою полку этому человеку, но где я буду спать сам? Ведь только вы двое – женщины в этом вагоне.

– Я не возражала бы, если бы разделила эту полку с тобой, – решила поддразнить его она.

– Это хорошая мысль, – произнес он серьезно. Затем привлек ее к себе, и она подумала, что этот поцелуй – прекрасное успокоительное после всех пережитых волнений. Но поцелуй затянулся, и это уже не было успокоительное. Хотя, надо признаться, от такого волнения она ни за что бы ни отказалась.

Она прошептала его имя и положила голову ему на грудь.

– Думаю, я не смогу лежать на одной полке с тобой просто так, – шепнула она.

Он посмотрел в ее зеленые, полные нежности глаза еще раз и понял, что она права: если Роури будет рядом, он непременно обнимет ее, а потом ситуация выйдет из-под контроля.

И именно в этот момент, глядя в эти сияющие глаза, он понял, что нет никакого сомнения в том, что он любит эту девушку. Что-то колдовское было в этой рыжей головке. И если и суждено им разделить ложе, то это будет не на вагонной полке.

Он медленно протянул руки и осторожно привлек ее к себе. И снова его рот накрыл ее губы, а язык проник внутрь. Его рука прошлась по ее спине, и она вздрогнула от этого прикосновения.

Только Томас Грэхем рождал в ней такую страсть. Роури со стоном крепко сжала его плечи и почувствовала, какой силой налиты его мускулы под тонкой тканью рубашки.

– О Боже, Роури, – прошептал он, его прерывистое дыхание шевелило ее волосы. – Я тебя так хочу, что даже чувствую боль. – Его ладони накрыли ей грудь.

Но он тут же справился с собой, быстро поцеловал ее в лоб и подтолкнул к спальному вагону.

– Да изыди же ты в кровать, сатана.

Глава 11

Когда они вернулись в свой вагон, у потолка горели лишь тусклые ночники. В вагоне было тихо – пассажиры уже спали. В тревожном состоянии духа Роури переоделась ко сну в женской туалетной комнате и направилась к своей полке. Мысли о наступающей ночи ее совсем не радовали, поскольку подозрения по поводу странной женщины не рассеялись.

Роури вспомнила, что во время крушения эту женщину нигде не было видно. А женщине следовало бы хотя бы попытаться оказать помощь пострадавшим. На сердце Роури стало совсем скверно.

Проводник принес ей лесенку, и она вскарабкалась наверх. Отсюда ей хорошо было видно загадочную женщину: она лежала у самой стенки, отвернувшись. Если она и не спала, то никак себя не выдавала. Стараясь не шуметь, Роури вытянулась на постели.

Замерев, чтобы, не дай Бог, не разбудить эту женщину, Роури попыталась справиться со своими страхами. Может, эта женщина вовсе и не дорожный бандит, а просто чем-то больна? А чем она может быть больна? Допустим, чумой. Роури мгновенно открыла глаза. Эта женщина больна чумой, а она лежит с ней совсем рядом и вдыхает ее смертоносное дыхание!

А какими еще болезнями может быть больна ее попутчица? Роури перебрала в голове около двадцати различных недугов и тут почувствовала, что погружается в сон. Перечисление болезней, как оказалось, действует так же, как подсчет овец.

Но долго спать ей не пришлось. Роури проснулась оттого, что женщина повернулась на другой бок. Ее шумное дыхание показывало, что она находится в более чем добром здравии, и в голове Роури вновь зароились жуткие подозрения. Захотелось немедленно на нее взглянуть, но было очень темно. Чуть откинув занавеску, Роури выглянула в безлюдный проход, который освещался тусклым ночным фонарем. Было слышно, как похрапывают пассажиры. В обступившей Роури полутьме ей чудилось что-то жуткое, чего она не испытывала никогда.

Она повернула голову и бросила взгляд на свою попутчицу. В ту же секунду ее глаза расширились от ужаса, и она приложила ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть.

Не теряя времени даже на то, чтобы спокойно спуститься вниз, Роури спрыгнула с верхней полки, стремительно пробежала по проходу к полке Томаса и взлетела на нее без помощи лестницы.

– Томас, Томас, – негромко позвала она толкая его в плечо.

Вздрогнув, Томас открыл глаза и вскочил, ударившись о потолок.

– Что такое? Что случилось? – Несмотря на всю неожиданность своего пробуждения, он тоже говорил шепотом.

– Томас, этот… этот человек… это мужчина! – воскликнула она. – Я говорила тебе, что в этой женщине что-то странное. Я имею в виду, что это не женщина. Это мужчина!

Томас откинулся на кровати. Затем притянул ее к себе и, тесно прижав, скользнул руками по ее спине.

– Почему ты думаешь, что это мужчина? – спросил он.

– У него на лице щетина. Прямо как у тебя сейчас. Ему требуется бритва.

– Ты не ошиблась?

– Ну, я его, конечно, не очень хорошо рассмотрела. Как только я поняла, что это мужчина, я убежала.

– Ну, может, это бородатая дама из цирка, – добродушно пробурчал Томас, стараясь успокоить девушку. Тем временем его руки начали стягивать с нее одежду.

– Томас, говорю тебе, что она – это он, – прошипела Роури. По всему было видно, что он ей не верит. Его больше занимало то, что они остались вдвоем. – Слушай, дорогой, я польщена твоим вниманием, но сейчас не время и не место.

Его неверие просто выводило ее из себя, казалось даже оскорбительным, но только до того момента, как она вдруг поняла, что он уже спустил ее рубашку до талии, и ощутила его пальцы на своей спине.

– Я не лгу тебе, Томас, – попыталась она убедить его в последний раз, но он принялся ласкать ее грудь, и, чувствуя, как твердеют ее соски, в панике произнесла:

– Томас, что ты делаешь?

– Тебе не нравится? – спросил он, опуская голову ей на плечо.

– Нравится, – выдохнула она.

– И мне, – сказал он.

Он стянул с нее рубашку, и она на миг закрыла глаза, вбирая в себя новое ощущение – она в его руках совершенно обнаженная. Томас отбросил прочь одеяло и с силой привлек ее к себе. Но тут она стала вырываться.

– Черт возьми, я же сказала тебе, что это плохая идея, – прошипела она. – Я тут не могу.

Сама эта мысль заставила Томаса рассмеяться. Он откинулся на подушку.

– Тогда тебе надо выбираться отсюда, – с видимым усилием над собой произнес он. Затем снова сел и помог ей надеть ночную рубашку. – Роури, – тихо сказал он. Его глаза блеснули в темноте. – Так больше не может продолжаться. Нам надо положить этому конец.

– Не понимаю, о чем ты?

– Вот что мы сейчас сделаем: выберемся из этого чертова поезда, обвенчаемся и снимем комнату.

Это неожиданное предложение изумило ее.

– Что ты сказал? Он вдруг улыбнулся.

– В переводе это звучит: я тебя люблю, ты выйдешь за меня замуж?

Он произнес те слова, которых она так ждала и о которых молилась, но, услышав их, почувствовала, что что-то не так. Эти слова почему-то не давали ей уверенности в его чувствах.

– Ты предлагаешь это потому, что не сумел снять с меня ночную рубашку?

– Роури, нас влечет друг к другу с первой же встречи. – Он обнял ее и осторожно поцеловал. – Но играть в эти игры просто так мы больше не можем. Мне не нужны встречи тайком в экипаже. И я думаю о гораздо большем, чем отправиться с тобой в постель. Я хочу будить тебя по утрам и знать, что ты будешь со мной и на следующий день. – Он осторожно заключил ее лицо в свои ладони. – И я хотел бы видеть в твоих зеленых глазах, что ты мне веришь. – Она опустила глаза, и он поцеловал ее веки. – И я хочу иметь ребенка именно от тебя. Когда-нибудь я войду в дом и увижу, как ты кормишь его грудью. Я хочу, чтобы мы состарились вместе, гордясь нашими детьми. – Даже в темноте она видела, как горят его карие глаза. – Так как же, Роури? Ты выйдешь за меня замуж?

– Думаю, тебе следует выйти за него, Роури, – раздался голос Дэвида Селлера с соседней полки.

– Да, Роури, скажи, что выйдешь за него, и мы хоть немного поспим, – с оттенком досады добавила Барбара Селлер. С их полки раздался сдавленный смех.

– О нет! – изумилась Роури. – Они слышали нас все это время?

Томас тихо засмеялся.

– Думаю, и весь вагон тоже. Теперь тебе придется согласиться. Итак, ты выйдешь за меня замуж?

Она обхватила руками его шею.

– А ты как думаешь? Я хотела выйти за вас с того момента, как впервые увидела, Томас Джефферсон Грэхем.

После долгого поцелуя, от которого она чуть не задохнулась, они решили обвенчаться на следующее утро, как только поезд доберется до Шайенна. Затем, держа друг друга за руки, они погрузились в сон.

На следующее утро Роури растолкала Томаса и показала на последнюю полку. Наконец-то он должен был удостовериться в ее правоте.

– Убедись сам, – драматичным голосом объявила она, раздвигая занавески.

Полка была пуста.

– Наверняка он сейчас переодевается. Посмотри в мужской туалетной комнате.

– Ну, и что будет, если я его там увижу? – насмешливо произнес он. – Я не могу с ним поздороваться: мы друг другу не представлены.

– Перестань дурачиться, Томас. Он не осмелится с такой щетиной появиться в дамской туалетной комнате. Там я и сама могу посмотреть, но ты тогда меня сопровождай.

Когда выяснилось, что пусты обе туалетные комнаты, Роури не могла скрыть удивления.

– Наверное, он прячется где-то в поезде. Чтобы выйти со своим ножом ночью. – Она окликнула проводника: – Сэм, кто-нибудь ночью сходил с поезда?

– Нет, мисс Коллахен, – ответил тот, широко улыбаясь. – Шайенн через десять минут. Поспешите, мэм.

Роури пришлось отложить свое расследование и быстро одеться.

В городе, куда прибыл их поезд, оказалась всего одна гостиница. Единственного взгляда на ее обшарпанные стены Томасу и Роури хватило, чтобы прийти к выводу, что поженятся они в Ларами, днем позже. Пришлось наскоро проглатывать завтрак и спешить к поезду.

В дверях Томас задержался, чтобы помахать на прощание пострадавшим пассажирам, которые решили сойти на этой станции.

Роури же сразу вернулась в вагон.

Первое, что она сделала, – осмотрела место, где сидела таинственная женщина. Но на сей раз угол вагона был занят какой-то другой дамой с двумя маленькими детьми.

Роури села у окна и стала смотреть на проплывающие мимо величественные горы. Однако думала она не о суровой красоте этих мест; она вся была погружена в блаженные мысли о том, что следующий день станет днем ее бракосочетания, а вечером она уже будет в объятиях Томаса.

Конечно, лучше было бы, если бы на свадьбе присутствовал и ее отец, и чтобы свадьбу видели все его работники, и… чтобы там был Кин. Но это событие она не хотела больше откладывать, она жаждала этого не менее горячо, чем Томас.

Вскоре после полудня поезд достиг города Стивенс. Это было самое высокое место на их пути, дальше поезд стал спускаться в песчаную долину. В Стивенсе размещалась воинская часть, и поезд замедлил ход, чтобы сбросить тюки с почтой.

Глядя в окно, Роури почувствовала жалость к молодым парням в военной форме, которым приходилось проходить службу в этом диком краю. Но на этой территории было много воинственных индейцев и дорога нуждалась в охране. Все же Роури не удержалась и помахала солдатам. Когда поезд снова набрал ход, она вспомнила, что следующий город на их пути – Ларами, и от этой мысли ее сердце неожиданно сильно забилось. Томас понял ее чувства, взял за руку и поцеловал.

Кэтлин Рафферти подняла руку, прикрывая глаза от солнца. Она увидела Кина Маккензи, въезжающего в город. Последние два дня она часто бросала взгляды на дорогу: Кин никогда еще не уезжал так надолго. Теперь можно не волноваться.

Он медленно слез с лошади и неспешно поднялся по лестнице в свою комнату. Но что-то в его походке было странное, и в сердце Кэтлин снова вселилась тревога.

Поскольку палаточный городок был разрушен, многие его обитатели перебрались в спальный вагон, который теперь стоял у самого конца прокладываемой дороги. Семьи же строителей остались в Огдене, где были в полной безопасности. Кэтлин весьма устраивало то, что ее муж появлялся в городе только с вечера субботы до утра понедельника. Заявив по прибытии свои законные права на нее, он всегда затем отправлялся в заведение Джека О'Брайена, возвращаясь только для того, чтобы принять вместе с женой участие в воскресной мессе. После мессы он вновь исчезал и приползал в палатку мертвецки пьяным, после чего спал до следующего утра.

Конечно, новый порядок имел и некоторые недостатки. Не стало ежедневных встреч с Мичелином Дэннехи. Она и не думала, что ей будет так недоставать участия этого маленького человечка.

«Никогда не грустила о солнце я, до того как дожди начались», – вспомнила Кэтлин любимую поговорку матери. Вздохнув, она опустила голову. «В дождях тоже есть свои преимущества. По крайней мере можно шесть дней в неделю не видеть Майкла Рафферти», – с горечью подумала она.

Прошло несколько часов. Солнце стало садиться, однако Кин все еще не выходил из дома, хотя его лошадь продолжала стоять у столба оседланной. Кэтлин достаточно хорошо знала привычки Кина, и это не могло ее не встревожить.

Кэтлин прождала до наступления темноты. Затем, стараясь, чтобы ее не заметили, поднялась по лестнице, ведущей в комнату Кина, и осторожно постучала. Ответа не последовало, и она решила, что, должно быть, пропустила его уход. Кэтлин повернулась, чтобы уйти, но какое-то шестое чувство заставило ее снова вернуться к двери. Она нажала на ручку и обнаружила, что дверь не заперта.

Сквозь открытую дверь она увидела Кина, лежащего на кровати. Кэтлин сразу поняла, что произошло какое-то несчастье. Раньше никто не смог бы войти в комнату Кина незаметно, независимо от того, спал он или нет.

Она поспешно вошла внутрь и закрыла дверь. Несколько секунд ее глаза привыкали к темноте. Затем она пересекла комнату и, пошарив по столу, стоявшему у самой кровати, нашла спички и зажгла лампу.

Кин лежал вниз лицом.

Его рубашка была мокрой. Сначала Кэтлин решила, что он где-то промок, но потом догадалась, что это пот. По-видимому, у Кина была лихорадка. И тут Кэтлин открыла рот от изумления: сбоку на рубашке виднелось пятно крови.

– Мистер Маккензи, вы слышите меня? Это Кэтлин Рафферти.

Кин открыл глаза, протянул руку и взял ее за запястье. Она почувствовала, как горят его пальцы. Взгляд был затуманен лихорадкой.

– Я приведу вам доктора, мистер Маккензи, – в волнении произнесла она.

Несмотря на слабость, Кин держал ее руку твердо.

– Доктор Грэхем уже вернулся? – прошептал он чуть слышно.

– Нет. Но есть доктор Дженсен на другом конце города.

– Нет. Не надо доктора, – ответил Кин.

– Но у вас жар, мистер Маккензи. И вы потеряли много крови.

– Не надо доктора, – повторил он. – Со мной все будет хорошо. – Он попытался сесть, но не смог удержать равновесие и снова упал на кровать.

Кэтлин поспешно бросилась к кувшину. Вода в нем была явно недельной давности, но все же Кэтлин налила немного, и Кин начал жадно глотать ее.

– Не пейте много, – предупредила она. – Я принесу свежей воды.

Она отставила стакан и приложила руку к его лбу. Лоб был такой горячий, что измерять температуру не было смысла.

Кин закрыл глаза.

– От вашей руки так хорошо, мэм.

– Если вы не хотите вызвать доктора, то позвольте хотя бы взглянуть на вашу рану, сэр, – попросила Кэтлин. Он слабо кивнул, и она спросила: – А где ножницы? Надо разрезать рубашку.

– Ножницы? Никогда в них не нуждался. Мой… нож… – начал было он, но вдруг потерял сознание.

Когда Кэтлин разрывала рубашку, ее руки дрожали. Похоже, рана была ножевая. Она уже начала воспаляться, спекшаяся кровь засохла толстой коркой.

Кэтлин пыталась разыскать что-нибудь для перевязки. В одном из ящиков стола она наткнулась на бутылку виски, в другом обнаружила карболовую кислоту и бинт, которые Томас давал Кину еще во время прошлого ранения.

Промыв и перевязав рану, Кэтлин накрыла раненого простыней, схватила кувшин и направилась к двери, чтобы принести свежей воды.

Спустившись с лестницы, Кэтлин сообразила, что лошадь Кина так и стоит нерасседланной, без воды и пищи. Она отвела ее в стойло, и конюх обещал о ней позаботиться.

Затем Кэтлин вернулась к себе, наполнила кувшин свежей водой и поспешила обратно в комнату Кина. Он лежал в том же положении.

Она налила немного воды в таз и стала вытирать влажной тканью бледное, перекошенное от боли лицо.

Затем приложила мокрую тряпку к его горячему лбу, сняла с него ботинки. Теперь надо было осторожно освободить Кина от брюк. Для любой юной дамы подобная задача связана с известными моральными проблемами, для Кэтлин же эти проблемы осложнялись ее чувствами к человеку, который не был связан с ней узами церкви, то есть, бесспорно, греховными. Мысленно попросив у Бога прощения, Кэтлин расстегнула ремень и стащила брюки.

С наступлением ночи стало заметно холодать, и Кэтлин укутала Кина в шерстяное одеяло. Всю ночь он метался в забытьи, так и не приходя в сознание. Опасаясь, что, сорвав повязку, он может снова потерять много крови, Кэтлин не решалась его покинуть. Она постоянно прикладывала к его лбу мокрую ткань, смачивала водой пересохшие губы.

С рассветом, когда стало видно, что Кин немного успокоился, Кэтлин сочла, что ей следует удалиться. Она подошла к изголовью и несколько минут нежно смотрела на лицо спящего. Затем погладила его щеку и отвела со лба прядь волос.

Поддавшись соблазну, она наклонилась и нежно поцеловала его в губы. Затем выскользнула за дверь и вскоре была уже в своей палатке.

Тем временем сознание медленно возвращалось к Кину. Он отчетливо почувствовал прикосновение к своему лбу чьих-то прохладных пальцев и затем легкий поцелуй нежных губ. Кто это мог быть? Кэтлин?

Он приоткрыл глаза – в комнате никого не было. Он лежал совершенно один. Должно быть, после кошмаров ночи к утру у него начались волшебные сны. И Кин снова закрыл глаза, уплывая в приятную дремоту.

Днем Кин просыпался несколько раз и, хотя лихорадка не прошла совсем, чувствовал он себя намного лучше. Однако рана начала гноиться, и, навестив его на следующий день, Кэтлин решила, что нужно сделать припарку. Когда вода в чайнике закипела, она, обхватив ручку полотенцем, понесла его в комнату.

Кин удрученно посмотрел на нее.

– Миссис Рафферти, вы не так сильны, чтобы таскать такой чайник, да еще по лестнице. Вы можете к тому же и ошпариться.

С тяжелым вздохом она поставила свою ношу на пол и, засучивая рукава, ответила:

– Мне нужно много горячей воды, мистер Маккензи, а подогреть я ее могу только в чайнике.

Он лишь улыбнулся в ответ на такую решительную отповедь, столь необычную для этой застенчивой женщины. Кэтлин и сама себе удивилась. Она знала, что за подобный тон ее муженек немедленно бы пустил в ход кулаки.

Кэтлин смутилась, ее щеки залил румянец. Она поспешно стала наливать в таз воду, затем села у кровати.

– Откуда у вас эта рана? – спросила она.

– Потерял бдительность, и краснокожий воткнул в меня нож.

Она поняла, что больше ничего не услышит об этом случае, хотя он чуть не стоил Кину жизни. Закончив процедуру, Кэтлин вновь обработала рану и наложила свежую повязку.

Кин молча смотрел, как она приводит в порядок комнату – быстрыми и точными движениями, и это зрелище ему было явно небезынтересно. Но потом его веки утомленно опустились, и он снова погрузился в сон.

В этот же день она принесла ему тарелку тушеного мяса с ломтиками свежеиспеченного хлеба. Но Кин ничего не хотел, кроме кофе.

– Вы должны восстановить силы, мистер Маккензи, – попыталась она уговорить его. – Хорошее питание для вас очень важно. – И она поднесла ложку к его рту.

Этот довод показался Кину достаточно весомым.

– Я приму ваше средство, но только вместе с вами, – ответил он, пытаясь передразнить ее ирландский акцент. И заглянул ей в глаза. – Я съем ровно столько, сколько и вы.

Ее синие глаза улыбались.

– Вы сам черт, Кин Маккензи.

– Вы угадали, миссис Рафферти.

Она присела на кровать и протянула ему ложку. Но Кин остался неподвижным. Тогда она, слегка поколебавшись, отправила кусок мяса себе в рот. Только после этого пациент начал подкреплять свои силы. То же самое произошло и с хлебом. Вскоре все, что приготовила Кэтлин Рафферти, исчезло, и Кин снова откинулся на подушку и закрыл глаза.

Так же вместе Кэтлин и Маккензи обедали и в последующие дни, и Кину удалось добиться того, чего не удавалось Мичелину Дэннехи, – Кэтлин Рафферти начала есть три раза в день.

В субботу, когда Кэтлин снимала белье Кина с веревки, перед ней вырос Майкл Рафферти.

– Ты рано сегодня, Майкл, – изумилась она.

– У нас кончились рельсы, – буркнул он. Увидев брюки Кина в корзине для белья, он сдвинул брови и сжал кулаки. – Постой-ка, жена. – Он внимательно посмотрел на брюки. – Это не мои штаны.

Кэтлин пришла в замешательство:

– Я… взяла немного белья.

Рафферти уставился на нее мрачным взглядом.

– Взяла белье. Чье? О чем ты говоришь, жена?

– Мистера Маккензи, – тихо произнесла она. – Он ранен и платит мне за то, что я за ним ухаживаю. – Последнее было ложью, но Кэтлин знала, что в человеческую жалость ее муж не верит.

Он крепко схватил ее за руку.

– Платит тебе? Чем это он тебе платит, шлюха?

– Майкл, пожалуйста, ты делаешь мне больно. И у тебя нет оснований так меня называть.

Он ударил ее по щеке так, что она упала.

– Не ври мне, шлюха. Я видел, какими коровьими глазами ты всегда на него смотришь. – Кэтлин попыталась подняться, но он шагнул к ней и снова ударил. – О нем я позабочусь сам, – прохрипел он.

– Пожалуйста, Майкл, прошу тебя, не устраивай сцен, – взмолилась она, поднимаясь на колени и хватаясь за его ноги.

– Я должен был понять это раньше, сука. Кэтлин подняла руки, закрываясь от нового удара. Рафферти схватил ее за волосы и потащил, сопротивляющуюся, к дивану.

– Таких сук, как ты, учить можно только так, – отрывисто бросил он, притягивая ее к себе, и с силой впился в ее губы.

Она все еще пыталась освободиться, и он снова ее ударил, сильнее и злее, чем раньше. Затем, взвыв от ярости, поднял – легко, словно она была совсем невесомой – и бросил на диван. Кэтлин зарыдала, и он снова обрушил на нее удар своего кулака.

– Хватить хныкать, ты, поганая сука, – прорычал он, срывая с нее одежду. – Ты получаешь то, что заслужила.

Сделав то, что хотел, он натянул брюки и, не удостоив ее взглядом, покинул палатку в поисках дальнейших удовольствий.

Кэтлин плакала, свернувшись в комочек на диване. Боль и глубокое отчаяние охватили ее.

Глава 12

Томас и Роури обвенчались в маленькой церквушке Ларами, их свидетелями были Дэвид и Барбара Селлер.

Глаза Роури стали влажными, когда Томас обвязал ее палец золотистой свадебной лентой своей матери, которую он всегда носил с собой вместо цепочки для часов.

После венчания все четверо поспешили обратно на станцию, поскольку Селлерам нужно было ехать дальше. Здесь новобрачные простились с этой милой парой. Роури стало невыразимо жаль, что людей, присутствовавших на самом важном событии в ее жизни, они, возможно, никогда не увидят.

– Ты не хочешь послать отцу телеграмму? – спросил Томас, заметив на обратном пути здание телеграфа.

– Нет. Завтра мы уже будем в Огдене. Я сама ему все скажу.

– Думаю, он будет очень рад узнать, что ты вышла замуж именно за меня, – с иронией заметил Томас. – Затем он пойдет за ружьем.

Сам Томас послал телеграмму Стюартам – людям, которых считал самыми близкими. Заполняя бланк, он заметил:

– Рурк и Анжела не простят, что я не сделал этого в Сент-Луисе.

Роури рассмеялась.

– Они, наверное, удивятся, когда получат телеграмму.

– Не думаю. Рурк уже подозревал, что к этому все идет. Не знаю почему.

Она тронула его за руку.

– Думаю, тебе повезло, что у тебя есть такие друзья, как Рурк и Анжела.

– Это теперь и твои друзья. Не забывай этого никогда. И если тебе будет трудно, а меня не окажется рядом, ты всегда можешь положиться на них.

Ее глаза блеснули.

– Это наш медовый месяц, Томас. Не будь таким мрачным. Не пугай меня.

Он взял ее за руку.

– Ты права. С нами ничего не произойдет. У нас все только начинается. Перед нами – вся жизнь. – Он внимательно посмотрел на нее. – Но сейчас у нас только двенадцать часов до прибытия поезда. Идем в гостиницу.

Их свадебный завтрак в ресторанчике гостиницы состоял из жареного картофеля и большого пересоленного бифштекса, который показался Роури самым серьезным испытанием за все время путешествия. Увидев, с какой безнадежностью Роури воюет со своим блюдом, Томас сжал ей руку.

– Как только кончится мой контракт с железной дорогой, мы отправимся в свадебное путешествие в Англию или Францию. Мы посетим самые лучшие рестораны, и ты познакомишься с самой лучшей кухней мира.

Ее глаза сверкнули:

– Медовый месяц в Лондоне и Париже! Это так здорово звучит! А ты уже был когда-нибудь в Европе?

Томас кивнул.

– Мы с Рурком совершили большое путешествие, когда окончили колледж. Мы тогда были беспечными холостяками, – улыбнулся он.

У нее дрогнули губы:

– Могу представить, сколько вы разбили сердец в Европе.

– И в большей части Британской империи. Но дни эти навсегда ушли. – Он стал серьезным. – Я и Рурк теперь солидные, остепенившиеся, женатые мужчины.

Она некоторое время внимательно на него смотрела.

– Ты… не жалеешь об этом?

– Жалею? О чем? – удивился Томас, поднося ко рту кусок бифштекса.

– О том, что ты женатый мужчина. Он взглянул на нее с удивлением.

– Почему ты спрашиваешь? Роури опустила глаза.

– Думаю, я вела себя с тобой очень бесстыдно… и, может, заставила жениться.

– Ну-ка посмотри на меня.

Она подняла глаза и увидела взгляд Томаса, полный теплой укоризны.

– Ты думаешь, меня так просто заставить? Раньше, как ты, может быть, заметила, женить меня на себе не смог никто. Потому что раньше я никого не любил. – Некоторое время он внимательно смотрел на нее, затем сжал ее руку. – Что это, обычный страх новобрачной, или ты передумала?

Ее лицо осветилось улыбкой, и теперь она положила свою руку на его.

– Я не могу передумать, я люблю тебя.

– Смотри, еще не поздно. А если тебе нужны свадебное платье, фата и все такое прочее, то мы можем подождать…

Роури трагично закатила глаза:

– Это ты можешь…

– Хорошо, тогда покончим с этим. Кстати, что мы делаем здесь, миссис Грэхем, когда нас наверху ждет кровать? Это не ущелье в горах, битком набитое индейцами, и не вагон, в котором спит множество пассажиров. Большая, мягкая кровать в отдельном номере полностью в нашем распоряжении.

Они оба бросили салфетки и наперегонки побежали вверх по лестнице.

Наверху Томас сгреб свою жену в объятия к понес на руках. Но когда новобрачные с грохотом распахнули дверь, они увидели горничную, удивленно к ним обернувшуюся.

Томас опустил Роури на пол.

– О, извините, мы думали, что комната пуста.

– Я скоро закончу прибирать, сэр, – произнесла горничная, понимающе улыбаясь. Она проработала в гостинице достаточно много времени, чтобы сразу определить: перед ней новобрачные.

Томас подмигнул Роури:

– Хочешь вернуться и доесть свой ненаглядный бифштекс?

– Нет, думаю, мне лучше отправиться в туалетную комнату и переодеться. – Она взяла чемодан и поспешила по коридору, бросив на мужа выразительный взгляд.

Томас, чувствуя неловкость, отправился в ванную комнату этажом ниже.

Закрывшись на замок, Роури дрожащими руками заколола волосы и сбросила с себя платье. Томас был прав: она действительно испытывала страх новобрачной. Возможно, теплая ванна поможет ей успокоиться.

Вода и в самом деле погрузила ее в блаженное состояние, и прошла целая четверть часа, прежде чем Роури сообразила, что слишком задерживается. Она поспешно выбралась из ванны и натянула платье.

Когда она вернулась в комнату, Томас стоял у окна, внимательно глядя на улицу. Увидев ее, он задернул занавески, чтобы яркое утреннее солнце не било в глаза.

– Сколько здесь народу, – недовольно произнес он. – Как раз напротив нас стоит бродячий цирк.

В его волосах поблескивали капельки воды, и Роури подумала, что он очень хорошо выглядит в светло-синем костюме, так замечательно оттеняющем его природную смуглость.

Когда он подошел к двери, чтобы задвинуть засов, ее сердце тяжело и быстро забилось. Наконец-то они остались вдвоем.

Он подошел к ней и заключил в свои объятия.

– Вот и все, Роури. Теперь нам не помешает никто. Даже если эта чертова гостиница загорится, это меня все равно не остановит.

Она ждала этого момента так же долго и с таким же нетерпением, как и он. И она хотела наконец отдать этому человеку себя всю, до последней клеточки. Мысль о том, что этот момент сейчас настанет, вызывала в ней трепет.

Томас хорошо понимал, что творится в ее душе. Как бы Роури ни пыталась показать свое самообладание, ей было трудно бороться и со своей страстью, и с обычным страхом новобрачной перед первой ночью.

Он стал вынимать из ее прически заколки. Упавшие волосы накрыли ее плечи, как покрывало. Он легонько провел по ним рукой.

– Они так удивительно пахнут. – Его голос и его дыхание у ее уха начали разжигать в ней желание. – Не бойся, любовь моя, – продолжил Томас. – Думай только о том, как долго мы оба ждали этого момента.

Роури обняла его за шею. Его рот прижался к ее губам, и это тоже родило в ней упоительный отклик. Она почувствовала, что ее напряженность начинает куда-то уходить, уступая место другим ощущениям.

Тяжело дыша, она опустила голову ему на грудь, чувствуя, как его ладони скользят по ее шее и спине.

Затем он обхватил ее щеки ладонями и заглянул ей в глаза, и этот добрый, теплый взгляд каким-то удивительным образом тоже распалял в ней желание.

– Я забыл обо всем, что было и будет. У нас есть только это мгновение, – прошептал он ей на ухо.

Тихий хрипловатый шепот звучал для нее как ласка.

– Я тоже, – выдохнула она и вздрогнула от холода, когда он спустил платье с ее плеч.

Но Томас почему-то убрал руки. Роури открыла глаза и увидела, что он раздевается. Ей стало неловко, и она, покраснев, отвела взгляд. Он взял ее руки и прижал к своей груди.

– Посмотри на меня, Роури. Ты должна знать, какой я. Моя нагота не должна тебя смущать.

Она никогда раньше не видела обнаженного мужчину. А теперь перед ней стоял молодой греческий бог, мускулистый, сильный, с классически правильными пропорциями.

– Ты так красив, Томас, – только и произнесла она.

– Мужчина не может быть красив, – возразил он. – Красивым может быть только женское тело… как у тебя.

– Почему? Если женское тело может быть красивым… или картина… или песня… или даже поэма, то почему не мужское тело? – удивилась она и сделала шаг вперед. – Твое тело прекрасно. – Ее пальцы скользнули по широким плечам, по груди, животу и дрогнули, коснувшись его греховно напрягшейся плоти.

Чувствуя, что желание стремительно нарастает, он взял Роури на руки и перенес на кровать.

Когда она открыла глаза, то встретила его взгляд, полный любви и нежности. Она протянула руки ему навстречу, он с силой привлек ее к себе и снова, с еще большей страстью, накрыл ее губы своими.

– О Боже, Роури, как я тебя люблю, – шептал он между поцелуями.

Его губы спустились к ее груди. Каждое движение его рта отдавалось в ее теле невыразимым наслаждением. Она застонала, как бы моля о пощаде, и его губы снова вернулись к ее губам.

– Томас, – шептала она, как в бреду, – не останавливайся, только не останавливайся.

Движения его рук заставляли ее сердце биться чаще. Казалось, его удары отдаются в каждой клеточке тела. Горячая кровь бушевала в венах, как огонь.

Дрожа от наслаждения, она почувствовала, как он обхватывает ее бедра руками и прижимает к своим. В этот момент желание в ней было так же велико, как и в нем; она обхватила его шею и раздвинула бедра.

Его тело пожирала жажда наслаждения, но он заставил себя не торопиться. Это была их первая близость, и он боялся причинить ей боль. Он продолжал ласкать ее, пока не почувствовал, что ее сотрясает дрожь. Только после этого он решился проникнуть в горячее лоно.

Его первая попытка вызвала у нее сдавленный крик боли, Томас почувствовал, как она напряглась от страха.

– Не бойся, дорогая, постарайся расслабиться. Это больно только одно мгновение.

Роури попыталась последовать его совету, но тело ее не слушалось.

– Дорогая, ты совершенно готова к этому. Доверься мне, – уверил он ее. Затем поцеловал, обхватил ладонями ее ягодицы и, стараясь не торопиться, проник в нее.

От боли она задохнулась, но не проронила ни звука.

Несколько секунд он не двигался, чувствуя, как горячая волна захлестывает его. Затем опустил голову.

Зеленые глаза, которые смотрели на него когда-то с таким доверием, теперь были полны подозрения.

– Все худшее позади, дорогая, – поспешил он ее успокоить.

Несколько секунд Роури и Томас не отрываясь глядели друг на друга, потом ее зеленые изумруды снова заискрились. Он с облегчением поцеловал ее.

– Теперь нам останутся одни удовольствия, – прошептал он и вновь привлек ее к себе.

Он сделал это так чувственно и жадно, что разбудил в ней целый вихрь желаний. Их языки сплелись в горячем дуэте, а тела стали как бы единым целым, переживающим невероятное наслаждение.

Прошло немало минут, прежде чем Томас поднял голову и взглянул на Роури. Он откинул с ее лба спутанные волосы и, не в силах справиться с искушением, поцеловал ее в кончик носа. Она подняла руку и провела пальцем по его губам.

– Я люблю тебя, Томас. Он улыбнулся.

– Ты забрала у меня те слова, которые я хотел произнести.

– Ты хочешь сказать, что мы оба любим тебя, Томас? – рассмеялась она.

Он, шутливо зарычав, подмял ее под себя. Когда она очутилась под ним, он откровенно залюбовался смеющимися сверкающими глазами и лицом, все еще полным страсти.

Она пробежалась пальцами по его плечам и груди.

– Знаете, доктор Грэхем, без вашего медицинского саквояжа и одежды вы совсем не похожи на доктора.

Он откинулся на подушки и привлек ее к себе.

– А откуда вы знаете, как выглядят обнаженные доктора, миссис Грэхем?

– Миссис Грэхем. Мне нравится, как это звучит, – решила она переменить тему.

– Мне тоже, – произнес он. – И этим именем вы обязаны мне.

Она повернулась, чтобы провести пальцем по его груди.

– Томас, теперь я твоя жена, и ты можешь раскрыть мне тайну, отчего у тебя такая мускулистая грудь. Слушай, меня мучает зависть: твоя грудь чуть ли не больше, чем моя. – Ее палец проделал путь от его груди к животу.

– Я много занимался боксом в колледже, – хрипло проговорил Томас: это поглаживание вызывало в нем новую волну желания. – Может, моя грудь и шире, но она не так привлекательна, как твоя. Но ради научной достоверности мы можем их сейчас измерить.

Он накрыл ее грудь ладонью, видимо, для того, чтобы осуществить нужный замер. Но научный подход, видимо, требовал многих измерений, поскольку он энергично принялся делать это в разных направлениях.

Его губы накрыли ее рот, она ответила на поцелуй, и он возобновил научное исследование с нарастающей интенсивностью.

В ту ночь они проспали всего несколько часов и, когда проснулись, снова прильнули друг к другу. Выбрались из постели они только на закате, когда до отхода поезда оставалось два часа. Им обоим хотелось задержаться в Ларами подольше, но Томасу на следующий день надо было выйти на работу.

– Если бы не это происшествие с бизонами, мы могли бы остаться здесь еще на ночь, – воскликнула Роури, закрывая свой чемодан.

– Дорогая, если бы не это крушение, мы бы не были сейчас женаты, – напомнил он.

– Ах, да. Мне пришлось лежать совсем рядом с той женщиной. – Роури изменилась в лице. – Интересно, куда она потом подевалась?

– Да, интересно. Кто бы ни была эта незнакомка, она заслужила право присутствовать на свадьбе.

Они погрузили чемоданы в багажный вагон и успели пообедать в ресторане вокзала, пока он не начал заполняться народом. После этого, хотя до отхода оставался всего час, они решили прогуляться по городу.

Вскоре они увидели палатки бродячего цирка. Зазывала попытался соблазнить их глотателем шпаг, бородатой женщиной и мужчиной-змеей.

– Я бы пропустил эту палатку, если ты не возражаешь, – произнес Томас.

Они перешли к другой палатке, где несколько солдат местного гарнизона соревновались в меткости. Каждый промах вызывал у солдат веселое оживление и дружеские подшучивания.

В следующую палатку большую толпу привлек дрессированный медведь, который принимал мясо из рук смельчаков. Мясо, само собой разумеется, продавал дрессировщик.

Роури не разделила горячего интереса Томаса к зрелищу. Ее внимание привлек фургон «профессора Омнипотента».

– «Непревзойденный и прославленный врач-астролог», – прочитала она вслух крупную надпись на стене фургона.

– Поразительно, – равнодушно проговорил Томас.

Роури стала читать надпись дальше, и в ее глазах загорелся неподдельный интерес.

– Профессор Омнипотент не только всесторонне изучил египетские, арабские и персидские астрологические трактаты, но также постиг астрологическую науку персидских магов. – У нее поднялись брови. – И тайное учение индийских философов, – добавила она.

Томас иронично рассмеялся, увлекая Роури прочь.

– У него наверняка распухли мозги от стольких знаний.

– Почему ты такой недоверчивый, доктор Грэхем? – высвободила она свою руку. – Дайте мне пятьдесят центов. Я хочу, чтобы какой-нибудь хороший астролог составил мой гороскоп.

Томас достал монетку.

– Надеюсь, он вычислит по звездам, что тебе не следует опаздывать на поезд. – Томас направился к палатке с медведем.

Она вернулась очень быстро, с округлившимися от изумления глазами.

– Томас, я снова видела его.

– Кого, дорогая?

– Того мужчину, который изображал женщину. Он был в фургоне профессора Омнипотента.

– Значит, ему надоело резать глотку по ночам и он стал продавать гороскопы по пятьдесят центов за штуку.

– Я бы не стала шутить, Томас. Может, он убил профессора Омнипотента или сделал еще что-нибудь подобное. Пойдем со мной, я покажу тебе.

– Роури, у нас уже нет времени, надо спешить на поезд. – Взяв за руку, он потащил ее к вокзалу.

– Но это он! Я бы узнала его где угодно! – запротестовала она, оборачиваясь назад.

Вскоре после того, как они вернулись на вокзал, раздалось привычное «поезд отправляется!», перекрывающее выкрики спешащих пассажиров и постукивание колес другого поезда. Забравшись в вагон, Роури с разочарованием стала смотреть в окно на уплывающий назад город. Загадка так и осталась неразгаданной.

К вечеру поезд выехал на песчаную равнину. По обе стороны от дороги простиралась пустыня, которую чуть оживляли лишь заросли полыни.

Когда стемнело, Роури и Томас отправились на свои места. Для свадебного путешествия полки вагона были явно тесноваты, смущало и наличие множества соседей.

– Знаешь, дорогая, лет десять тому назад, когда Рурк и я были… ну, беспечными холостяками и наши головы были заняты только девушками, такая полка нас бы не остановила. Я уверен, что Рурк как-нибудь смог бы отгородиться от остального мира и сделал бы полку попросторнее.

– Да эти полки не больше, чем сиденья, – рассмеялась она, стараясь высвободить ноги, запутавшиеся в простынях.

Он стукнулся головой о потолок и схватился рукой за затылок.

– Пожалуй, для головы здесь места нет.

Борьба с полкой закончилась полной победой последней. Молодожены прекратили всякие попытки заняться любовью. Обнявшись, они пожелали друг другу спокойной ночи и заснули так невинно, как, наверное, спали только Адам и Ева в раю.

К утру пейзаж за окном резко изменился. Вдалеке на фоне синего неба показались белые пики гор. Мимо окон проплывали могучие утесы, расцвеченные в разные цвета радуги. Дорога вилась между гор, подобно змее, следуя очертаниям каньона, созданного некогда Богом, а теперь использованного «Юнион пасифик».

Над зарослями сосен и бузины вверх уходили скалы, по прихоти природы превращенные в причудливые арки, башни и разные замысловатые фигуры. Между скалами вдали можно было увидеть озеро.

Когда наконец показался Огден, Роури не могла скрыть радости. Она была счастлива вновь почувствовать себя дома. Выбежав на перрон, она оглянулась вокруг, радостно узнавая знакомые дома. Внезапно ее взгляд задержался на одном из пассажиров, но рассмотреть его она не успела – человек отвернулся и быстро пошел прочь.

Поскольку Томас отправился за багажом Роури побежала к багажной стойке. Увидев мужа в самом конце длинной очереди, она немедленно схватила его за руку и потащила за собой.

– Куда мы направляемся? – удивился он.

– Увидишь.

Вернувшись на место, где она заметила незнакомца, Роури остановилась. В спешащей толпе пассажиров его уже не было.

Томас сложил руки на груди и устало улыбнулся:

– Снова профессор Омнипотент? Роури кивнула утвердительно.

– Угу, – сказал Томас тоном, какой бывал у него, вероятно, при зубной боли. – Ты не возражаешь, если я снова встану в очередь?

– Но он же был здесь минуту назад, – пробормотала она. – Я знаю, что видела его.

Но ее муж был уже далеко.

Глава 13

Было слишком поздно, чтобы ехать на лошадях в «Округ Си».

– Мы отправимся туда сразу, как только рассветет, – сказал Томас, доставая ключи от своего городского дома.

Дом был достаточно большим для одного, но для двоих, конечно, надо было подыскать что-то более просторное и удобное.

– Я думала, что мы будем жить на ранчо, – произнесла Роури, оглядывая его небогатые апартаменты, которые состояли из кабинета для приема больных, спальни и небольшой комнатки с умывальником.

– Роури, ты же знаешь, что я работаю на железной дороге. Я должен находиться там, где меня можно легко разыскать в случае необходимости. А здесь ко мне могут обратиться не только рабочие железной дороги, но и жители палаточного городка. Я не могу уехать на ранчо. К тому же твой отец будет против.

– Я об этом как-то не подумала, – протянула она и еще раз оглядела полупустую спальню, в которой стояли только кровать, туалетный столик и этажерка. – Придется с этим мириться, пока не кончится твой контракт. – Она улыбнулась. – А что ты обычно себе готовишь?

– Обычно я ем в палаточном городке или в столовом вагоне. Но ты можешь готовить на плите в моей приемной. – Его губы насмешливо дрогнули.

Ее разочарование было очевидно, и Томас обнял ее за плечи.

– Для меня одного этого было достаточно. Мы поженились довольно неожиданно. Уверен, нам удастся найти жилище получше.

Роури подошла к кровати и села на краешек. Это ее немножко оживило:

– По крайней мере одна необходимая вещь здесь есть.

Томас стянул с себя куртку и бросил на пол. За курткой последовал галстук. Когда он двинулся к ней, расстегивая пуговицы рубашки, в его глазах горело желание.

– И она гораздо больше, чем вагонная полка.

Роури спала, когда внезапно распахнувшаяся дверь ударилась о стену. В темную комнату ворвалось несколько человек. Роури вскрикнула. Томас попытался подняться с кровати, но на него навалились сразу несколько человек, которые стащили его на пол и засунули в рот кляп.

Роури метнулась туда, где, она знала, находился пистолет Томаса, но запуталась в одеяле и, упав, ударилась о ножку кровати. От удара она потеряла сознание.

Томасу удалось сбросить одного из нападавших, и освободившейся рукой он двинул в лицо другому так, что тот отлетел к стене. Но на него тут же набросились еще двое и повалили на пол. К ним присоединился третий. Втроем они перевернули Томаса лицом вниз и связали ему руки веревкой, затем, натянув на него брюки, налетчики связали ему и ноги. Роури они завернули в простыню и, взвалив на плечи, отнесли в ожидавший неподалеку фургон. Следом выволокли и Томаса.

После этого налетчики взобрались на лошадей и фургон медленно двинулся из города. Все похищение заняло несколько минут, и в городе никто ничего не заметил.

Лежа на полу фургона, Томас попытался освободиться от веревок, но узлы были завязаны мастерски. От холода по его телу пробегала дрожь. Он никак не мог понять, зачем этим людям понадобилось его похищать и что это за люди. Бандитами они определенно не были, поскольку ни один из них не стал утруждать себя поисками в доме каких-либо ценностей.

Взглянув на Роури, Томас увидел, что она без сознания. Связанный, с кляпом во рту, единственное, что он смог, – это приложить голову к ее груди. Услышав, что ее сердце бьется, он мысленно возблагодарил Бога.

Через полчаса возница натянул вожжи, заставляя лошадей остановиться. Томаса выволокли из фургона, и он с удивлением увидел, что из темноты к нему выходит Т. Дж. Коллахен.

– Что с ней? – спросил Коллахен, взглянув на лежавшую без сознания дочь.

– Мы не трогали ее, Ти Джей. Она запуталась в одеяле и упала, – последовал ответ.

– Она сильно ударилась? – спросил Коллахен, склоняясь к Роури. В его голосе слышалась тревога. – Отнесите ее в дом, а этого ублюдка оттащите в конюшню, пока мы все не приготовили. – Он даже не посмотрел в сторону Томаса.

Томаса отволокли в конюшню и оставили лежать на полу. Дверь захлопнулась, и он остался в темноте один.

Он снова попытался освободиться, но узлы были достаточно крепкими. Теперь его уже не мучила мысль о том, кто его захватил, и он тревожился только за Роури.

Вскоре дверь распахнулась, и в конюшню проник серый свет раннего утра. Вошли несколько человек, которые поставили Томаса на ноги и повели за собой.

«Бог мой, уж не собираются ли они меня повесить?» – вдруг с ужасом подумал Томас.

Один из ковбоев вытащил нож и разрезал веревки, связывающие его руки и ноги. Томаса повернули лицом к стволу дерева и связали руки снова – за деревом, так чтобы он не мог двинуться.

Затем хлопнула дверь. Он повернул голову и увидел, как из дома выходит отец Роури. В руках он держал плеть. И только теперь Томас понял, что с ним собираются сделать.

Изо рта вынули кляп, и он жадно глотнул воздух. Прошло некоторое время, прежде чем он смог что-то произнести.

– Роури… Что с ней?

– Это не твоя забота, – прорычал Коллахен. Он расправил кнут и поднял руку. Удар кнута, взметнувший пыль вокруг Томаса, прозвучал, как выстрел.

– Коллахен, ты рехнулся! – воскликнул Томас.

– Вы, железнодорожный сброд, шныряете здесь, причиняя нам бездну хлопот. Теперь ты не будешь увиваться за моей дочерью! Я преподам тебе урок, который ты никогда не забудешь! – выкрикнул владелец ранчо.

И он обрушил удар на спину Томаса, горячий, как раскаленный металл. Чтобы не вскрикнуть, Томас задержал дыхание. Несколько секунд он ничего не видел, на глазах выступили слезы.

– Вы не понимаете, Роури и я…

Слова оборвались так же резко, как резко обрушился на него кнут, оставивший на плече кровавый след. Томас упал на колени.

Роури медленно открыла глаза. С усилием подняв голову, она осмотрелась и узнала свою спальню на ранчо. Голова болела. Роури приложила руку ко лбу и обнаружила спекшуюся кровь. Изумленная всем этим, она откинулась на подушки, стараясь собраться с мыслями. И тут ей вспомнилось все.

«Томас. – Она резко села на кровати, и это движение тут же отдалось болью в голове. – Что с Томасом?»

Роури соскользнула с кровати и, шатаясь, с трудом переставляя ноги, подошла к окну и выглянула наружу. Перед домом никого не было видно. Тогда Роури натянула халат и поспешила вниз.

Отца в его комнате не было, и она направилась к кухне. Не видно было и Чарли Тоя. Все это показалось таким странным, что она на мгновение усомнилась в реальности происходящего. Возможно, скоро она проснется и увидит себя и Томаса в его спальне.

В недоумении Роури подошла к окну кухни и увидела наконец какие-то движущиеся фигуры. Среди них она узнала отца, Чарли Тоя и кое-кого из работников «Округа Си». А это кто?

И тут она вскрикнула.

Мгновенно забыв, что голова раскалывается от боли, Роури бросилась к конюшне, ее глаза застилали слезы.

– Прекратите! Прекратите! – кричала она.

Т. Дж. Коллахен обернулся и мрачно уставился на бегущую фигуру.

– Ты, девка, совсем не знаешь стыда! Возвращайся в дом! – выкрикнул он. – Я с тобой позже поговорю.

Она чуть не задохнулась, пока добежала до них, и несколько мгновений не могла выговорить ни слова.

– Что вы делаете? – наконец-то выдохнула она и подбежала к Томасу, на спине которого виднелось несколько кровавых полос. Она подняла глаза на одного из работников: – Немедленно развяжи его!

Удивленный этим приказом, ковбой посмотрел на владельца ранчо.

– Я еще не кончил с этим ублюдком! – крикнул Коллахен. – Когда ты унаследуешь «Округ Си», можешь делать тут все, что захочешь, но сейчас я владелец этого ранчо, и я отдаю приказы.

Ошеломленная Роури попыталась сама развязать веревки.

– Почему вы бьете его?

– Пока я твой отец, ты будешь делать то, что я тебе прикажу, – громко произнес Ти Джей. – Ты можешь улизнуть в город, но никто не помешает мне заставить твоих дружков за это заплатить.

– Мы с Роури женаты, – выкрикнул Томас, которого больно задели оскорбительные для его жены слова о «дружках».

Казалось, от изумления глаза Коллахена вылезут из орбит. Он уставился на дочь.

– Женаты? Что за чертовщина! Не верю. Моя дочь не может… Он говорит правду или просто хочет избежать порки?

– Он говорит правду. – Она вытерла слезы и повернулась к одному из ближайших ковбоев: – Дай мне нож.

– Извините, мисс Коллахен. Я должен был выполнить распоряжение, – ответил тот, смутившись, и разрезал веревку на руках Томаса.

Глядя в страдающие глаза Томаса, Роури протянула к нему руки.

– Боже мой, Томас! Мне так жаль!

– Все нормально. – Он увидел ссадину у нее на лбу. – Как голова, не болит?

Роури улыбнулась сквозь слезы.

– Не волнуйся обо мне, Томас. У тебя так плохо со спиной…

До Коллахена с трудом доходила потрясающая новость.

– Ну, вы не можете осуждать человека, который защищает честь своей дочери, – пробормотал он.

Томас одарил его презрительным взглядом.

– Нельзя защищать чью-либо честь бесчестными поступками, Коллахен. – Так на владельца ранчо не смотрел еще никто. – Если кто-либо из твоих людей еще раз меня коснется, я его убью. И сделаю это без предупреждения.

Коллахен раскрыл рот, потрясенный столь непривычным обращением. Томас же повернулся к Роури:

– Пойдем, родная.

– Но твоя спина? – воскликнула Роури. – Ее же надо лечить.

– Это я могу сделать и дома.

Именно в этот момент к ним подскакали Пит Фейбер и Керли Эванс. Увидев окровавленную спину Томаса, управляющий изумленно повернулся к Коллахену:

– Что происходит?

Никто не произнес ни слова в ответ.

– Я возьму этот фургон, отец, – объявила Роури. – Ты в нем нас сюда привез, и он отвезет нас обратно.

Владелец ранчо сделал к ней шаг, потом повернулся и скрылся в доме. Как-то незаметно исчезли и ковбои. С Роури и Томасом остались только Пит и Керли.

– Мы с Керли всю ночь искали скот. Кто-нибудь объяснит мне наконец, что здесь произошло? – спросил Пит.

– Отец высек Томаса, – объяснила Роури. Керли вытащил из седельного вьюка рубашку и протянул Томасу.

– Возьми, доктор, я всегда ношу запасную.

– Спасибо, – благодарно произнес Томас, набрасывая рубашку на плечи. – Я потом верну.

– Почему Ти Джей распустил руки? – продолжал свои расспросы Пит.

– Он думал, что Томас меня… использовал, – ответила Роури, забираясь в фургон следом за мужем.

Пит перевел глаза на Томаса. Ему показалось недостаточным такое объяснение.

– Это правда, доктор?

Роури показала Питу свою левую руку. На пальце поблескивало обручальное кольцо.

– Это говорит о том, что он меня использовал?

– Мы с Роури поженились в Ларами, – терпеливо объяснил Томас и, решив, что сказал все необходимее, обратился к жене: – Едем, Роури.

Двум озадаченным ковбоям оставалось только проводить глазами отъезжающий фургон.

Терзаемая стыдом и чувством вины, Роури всю дорогу молчала. Томас и не подозревал, как она мучается, пока не заметил ее взгляд, полный раскаяния и жалости.

– Ну-ка, Роури, остановись на минутку. Она натянула поводья, и лошади стали. Томас вылез на дорогу, но Роури не последовала за ним, а шмыгнула в фургон, чувствуя, что щеки ее полыхают огнем.

– Давай-ка выходи, – потребовал Томас. Она нерешительно выбралась из фургона.

Томас взял ее за подбородок в вздернул его вверх. Видя, что она смотрит мимо, он спросил:

– В чем дело, родная?

– Ты еще спрашиваешь, – пробормотала она. Ее подбородок дрогнул, из глаз полились слезы. – Мне так стыдно, Томас. Я не знаю, как теперь буду с тобой разговаривать.

– Ты не можешь отвечать за поступки отца, Роури.

Он наклонился и поцеловал ее прямо в дрожащие губы. Поцелуй был довольно сдержанным, но в нем была та же любовь, что и прежде.

У Роури словно камень с души свалился. Она обхватила его голову руками. Ей так хотелось выразить ему свою любовь, но горло сжалось от переполнивших ее чувств, и она не могла говорить.

Томас снова наклонил голову, и на этот раз его поцелуй был более продолжительным.

Роури целиком отдалась этому поцелую и скользнула ладонями по мускулистым рукам и спине Томаса. Но тут ее пальцы коснулись его ран. Она немедленно отдернула их, отпрянула от Томаса и, стараясь сдержать рыдания, попыталась забраться в фургон.

Он бросился следом и поймал ее за руку. Повернув к себе, заглянул ей в глаза.

– Родная, это все пройдет. Роури подняла голову.

– Когда?

– Через неделю мы уже забудем, что произошло.

– Я этого не забуду никогда, – грустно произнесла она. – Шрамы на твоей спине всегда будут напоминать мне о случившемся. – Она высвободила руку и поднялась на свое сиденье. – Нам лучше добраться до города побыстрее, чтобы смазать твои раны.

Когда фургон вкатился в Огден, немало голов повернулось ему вслед, чтобы рассмотреть эту странную пару – полуодетого доктора Томаса Грэхема и дочку Коллахена в домашнем халате.

Когда они наконец добрались до дома, Роури принялась обрабатывать раны Томаса. При этом она не могла сдержать слез.

– Боже, Томас, мне так жаль, так жаль, – повторяла она. – Не могу поверить, что это сделал мой отец. Не знаю, что на него нашло.

Он поспешил снова обнять ее:

– Я же говорю тебе: ты ни в чем не виновата. Это не твоя вина, так что не казнись. Успокойся, пожалуйста, Роури.

– Как же я могу успокоиться, когда мой отец так отхлестал тебя. – Она глянула на него в отчаянии. – Не понимаю, почему он тебе не поверил.

– Он не дал мне никакой возможности объяснить, – проговорил Томас и легонько поцеловал ее. – А теперь тебе надо одеться. Я понимаю, как ты расстроена, и не хотел бы уходить, но мне пора на работу.

Роури присела на кровать, молча глядя, как Томас поспешно одевается. Она чувствовала, что в их отношениях появилась первая трещина. Хотят они признавать это или нет, Т. Дж. Коллахен нанес ощутимый удар по их браку.

Томас тоже это чувствовал. И решил, что самое главное сейчас – решительно разорвать все отношения между Роури и ее отцом.

«Благодарение Богу, что дорога почти построена», – с облегчением подумал он, выходя из дома. Скоро он увезет ее в Виргинию, где они начнут новую жизнь.

Томас шел по направлению к дороге. Увидев Кэтлин Рафферти, достающую воду из колодца, поприветствовал ее:

– Доброе утро, миссис Рафферти.

Он взял у нее тяжелое ведро, и свежие раны тут же напомнили о себе острой болью.

– Доброе вам утро, доктор Грэхем, – ответила Кэтлин, не поднимая головы.

– Как вы чувствуете себя, миссис Рафферти?

– Прекрасно, доктор. Они дошли до ее палатки.

– Куда это поставить?

– Вот сюда, – показала она на ближайшую скамью. – Спасибо вам за вашу доброту. – Кэтлин с улыбкой подняла на него глаза, но он, заметив на ее щеке несколько кровоподтеков, на эту улыбку не ответил.

– Кэтлин…

– Благодарю вас, доктор, – поспешила она предупредить возможные расспросы. – Доброго вам дня. – И быстро вышла из палатки.

Мгновение Томас колебался, догонять ему Кэтлин или не стоит, но, вспомнив ее замешательство, не стал.

Поставив ведро, Томас вышел из палатки. Он решил разыскать Кина Маккензи, от него можно узнать, что произошло в городе за время его отсутствия. Если не удастся поговорить с Кином, можно отправиться к Мичелину Дэннехи.

Лестницу перед жилищем. Кина он одолел одним махом.

– Войдите! – крикнул Кин, как только Томас постучал в дверь.

Кин сидел на краешке кровати, натягивая ботинки. Он бросил на Томаса быстрый взгляд.

– Привет, доктор. Добро пожаловать домой.

– Как-то странно встретил меня дом. Что это с тобой? – удивился он, заметив, что разведчик явно бережет свое плечо.

Кин встал с кровати и нацепил пояс с кобурой.

– Индеец ударил ножом.

– Вот как… Дай мне взглянуть, – сказал Томас.

– Сейчас уже все позади, доктор. Сегодня первый день, как я на ногах. Немного качаюсь, а так все в порядке.

Томас покачал головой.

– И сколько ты еще будешь так рисковать?

– Пока мне не изменяет удача. – Кин натянул шляпу. – Ты завтракал?

– Нет.

– Пойдем чего-нибудь раздобудем. Я так голоден, что съел бы лошадь.

– У меня есть для тебя кое-какие новости, – медленно произнес Томас, – но ты лучше сядь.

Неожиданно перед ними вдруг выросла плотная фигура Майкла Рафферти.

– Держись подальше от моей жены, или я тебя убью! – прорычал он, затем повернулся и зашагал прочь прежде, чем кто-либо из двоих смог что-то ответить.

Томас принял эти слова на свой счет. Рафферти и раньше отличался вспышками беспричинной ярости. В другое время Томас отнесся бы к этим словам сдержанно, но он слишком много пережил за последнее время и поэтому взорвался:

– Черт его подери! Все, что я сделал, – это поднес ведро воды для его жены.

На обычно спокойном лице Кина отразилось удивление: он никогда не видел своего уравновешенного друга в таком состоянии.

– Скорее всего эти слова относились ко мне, доктор.

Но разъяренный Томас его не слышал. Когда в ближайшем ресторанчике им подали кофе, Томас попробовал его и снова вышел из себя:

– Здесь нельзя найти даже нормальный кофе. Ничего, скоро я уеду в Виргинию.

– Такие лорды, как ты, могут жить только в Виргинии, – произнес Кин, больше озадаченный, чем огорченный настроением Томаса. – У тебя что-то случилось или ты просто встал не с той ноги?

Томас сдвинул шляпу на затылок и наклонился вперед.

– Я всегда считал, что хорошо контролирую себя, но сейчас вижу, что ошибался.

– Это имеет какое-то отношение к той великой новости, которую ты мне собирался сообщить? – спросил Кин.

Томас сделал глоток кофе.

– Может быть, в какой-то мере. – Он поднял голову и посмотрел Кину в глаза. – Не думаю, что тебе понравится то, что ты сейчас услышишь.

– Мы с Роури поженились в Ларами пару дней тому назад.

Как бы Кин Маккензи ни воспринял эту новость, внешне он никак не выразил своих эмоций.

– Ну что же, прими мои поздравления, доктор. Ты оторвал классную девицу.

– Я это знаю, Кин.

– А как это воспринял Ти Джей?

– Не очень хорошо, – сказал Томас. Не следует сейчас сообщать про порку. Роури и так в замешательстве, и не стоит, чтобы кто-то напоминал ей об этом. Рано или поздно ковбои из «Округа Си» появятся в городе и расскажут обо всем сами.

Официантка принесла им по тарелке с беконом и яйцами, и оба замолчали, поглощенные трапезой.

– Ты собираешься вернуться на восток? – спросил через несколько минут Кин, вытирая тарелку куском хлеба.

– Да, как только эта чертова дорога будет закончена, – ответил Томас.

Кин поднял на него глаза.

– А Роури об этом знает? Томас нахмурился.

– Мы никогда это не обсуждали, но, думаю, мои намерения ей ясны. – Кин на это кивнул, и Томас, поколебавшись, продолжил: – Пит Фейбер как-то сказал, что эта территория только для одного Ти Джея. По-моему, он прав.

Не желая проявлять излишнее любопытство, Кин положил на стол деньги и поднялся:

– Ну, мне пора. Я и так потерял неделю.

– Ты направляешься в конец дороги? – спросил Томас. Кин утвердительно кивнул, и Томас поспешил подняться: – Я возьму лошадь и тоже поеду с тобой, поскольку Мэрфи уже уехал.

Глава 14

Добравшись до конца дороги, Томас и Кин услышали громкие крики – Майкл Рафферти яростно спорил с Сином Кэссиди, прорабом одной из бригад, укладывавшей шпалы. Спорщики были близки к тому, чтобы пустить в ход кулаки.

– Твоя чертова бригада перестала работать! – кричал Рафферти.

– Ты хочешь сказать, что я вру?

– Если ты уложил шпалы, то где они? Думаю, твои люди просто смылись раньше времени.

– В субботу, перед тем как уехать в город, мы уложили милю шпал.

– Тогда где они? Их съели термиты? – ухмыльнулся Рафферти.

Прораб укладчиков, невысокого роста мужчина, растерянно взглянул на него снизу вверх и недоуменно развел руками:

– Может, их унесли индейцы?

Это предположение вызвало взрыв смеха у стоявших вокруг рабочих Рафферти.

– Кэссиди, моя команда не может класть рельсы на камни, так что быстро бери руки в ноги и отправляйся укладывать шпалы, – громко произнес Рафферти. – Через пару часов мы дойдем до этого места, и нам совсем не хочется нюхать ваши подмышки.

На шум спора к прорабам поспешил Джек Кейсмент.

– Рафферти, остынь! – сказал он. – Ты что, не видишь, что он говорит правду?

Но Рафферти уже и сам утих.

– О дьявол! – только и произнес он, увидев Кина и Томаса, приближавшихся к ним на лошадях. Махнув рукой, Рафферти быстро пошел прочь.

Спешившись, Кин и Томас привязали лошадей к ближайшим деревьям.

– Доброго вам утра, – приветствовал их Дэннехи.

– Того же и вам, Мичелин, – ответил Томас, пожимая руку маленькому человечку.

– Что тут был за крик? – спросил Кин.

– В прошлую субботу Кэссиди уложил милю шпал, а сегодня утром половина их исчезла, и Рафферти поднял шум. Он говорит, что его бригаде скоро некуда будет укладывать рельсы. Странно, кто бы мог утащить шпалы?

– На индейцев не похоже, – заметил Кин. – Хотя кто знает, все может быть. Мне стоит съездить вперед, чтобы разгадать эту загадку. – Он снова оказался в седле. – Увидимся позже.

– Не хотите ли свежих яиц, доктор? – предложил Мичелин, показывая глазами на кур. Его взгляд при этом потеплел.

– Нет, спасибо, Мичелин. Я завтракал в Огдене.

– А как поживает наша дорогая Кэтлин? – поинтересовался маленький повар. – Мне недостает здесь ее улыбки.

– Я видел ее мельком, Мичелин. – По вопросу Томас понял, что Мичелин о ней ничего не знает. Не желая говорить о следах побоев, он постарался прервать этот разговор. – Мне пора приступать к работе.

Немного позже, приняв двух больных: рабочего, защемившего палец, и повара с ожогом руки, – Томас решил пойти посмотреть на дорогу. Он взобрался на насыпь, и его взору предстала грандиозная картина: рабочие перетаскивали пятисотфунтовые рельсы из вагонов на телеги и подвозили к уложенным на землю шпалам, затем их скатывали вниз, укладывали на нужное место пути, прибивали костылями, соединяли болтами, после чего засыпали шпалы битыми камнями и гравием. На это зрелище стоило посмотреть: каждый знал свое дело и работал точно и быстро. Казалось, что это действует один прекрасно отлаженный сложный механизм.

На каждый костыль требовалось три удара, на каждый рельс приходилось десять костылей, а на милю пути необходимо было уложить триста пятьдесят два рельса. И потому строительство дороги сопровождала целая симфония из ударов молотов, посвященная Железному Коню, которая звучала на гигантских пространствах – от покрытых болотами берегов Миссури до сотрясаемого прибоем побережья Тихого океана. «Величественный хор молотов, звучащий по всей равнине», – вспомнил Томас строчку из газеты.

Он гордо поднял голову: «Я бы ни на что не променял это великое дело». И разом, как по мановению волшебной палочки, куда-то испарились все его прошлые разочарования и обиды.

Вернув себе доброе настроение, Томас направился обратно.

Роури запрягла экипаж, недавно доставивший их с Томасом в город, и направилась в «Округ Си».

Она знала наверняка, что Томас запретит ей ехать на ранчо одной, но после того, что произошло, сам он там, конечно, не появится. Роури надеялась поговорить с отцом и вернуться домой до возвращения Томаса.

Когда она подъехала к ранчо, никто не вышел ей навстречу. Только Чарли Той, проходя по двору, кивнул ей и поспешил к себе на кухню.

Роури поднялась в свою комнату, чтобы забрать кое-что из вещей. Поскольку дом Томаса был небольшим, она решила взять только самое необходимое, оставив остальное до тех пор, когда Томас найдет другое жилье. С сожалением оставив в шкафу несколько своих самых любимых платьев, Роури закрыла чемодан и поспешила вниз по лестнице.

Отец сидел за обеденным столом.

– Уезжаешь, дочка? Хочешь жить в палатке, как весь этот дорожный сброд? – пробурчал он.

– Жена обычно живет с мужем, отец.

– Мужем! – взорвался Коллахен. Стул с грохотом упал, когда владелец ранчо вскочил на ноги. – Кто вас венчал? Какой-нибудь бродячий проповедник?

– Нет, отец. Томас и я обвенчались в церкви Ларами. Все было как надо и по закону.

– Может, и по закону, но совсем не как надо, дочка. Без отца дочери не венчаются. – Тут он опустил голову, и Роури заметила в его глазах слезы. – Ты ведь когда-то любила своего отца.

Она почувствовала, что и ее глаза влажнеют.

– И сейчас люблю, отец.

– И убегаешь от него, и привязываешься к этому дорожному сброду? – угрюмо буркнул он.

– Это совсем не так, папа. Томас и я даже и не думали о венчании. Мы случайно встретились в Сент-Луисе и… ну, все произошло очень быстро… – Она взяла его за руку. – Мне очень жаль, отец. Я не хотела причинить тебе боль. Я очень тебя люблю, но и Томаса я люблю тоже.

– Да уж. Я не удивлюсь, если этот хлыщ с востока, который на тебе женился, захочет когда-нибудь прибрать к рукам «Округ Си».

– Ты не прав. Томас меня любит. И если ты действительно меня любишь так, как говоришь, ты постараешься с ним помириться. Хотя не знаю, как он сможет простить тебе то, что ты сделал…

– Я не жалею об этом. Любой отец сделал бы то же с человеком, который путается с его дочерью. Что касается меня, то для меня ты не замужем до тех пор, пока я сам не скажу, что ты замужем. А я никогда не захочу видеть в своем доме этого ублюдка.

Роури отпустила руку отца, взяла чемодан и молча пошла к выходу. У самой двери она обернулась.

– Когда-то Кин, теперь Томас. Скольких ты еще обидишь до того, как признаешь, что не прав?

Коллахен ничего не ответил.

– Ну, до свидания, отец. Он промолчал и на это. Когда Роури возвратилась в город, на сердце у нее было тяжело. Вынимая из чемодана платья, она увидела и свой подарок Кэтлин Рафферти, купленный в Сент-Луисе. Взяв его, Роури отправилась вдоль длинного ряда палаток.

Для Кэтлин появление ее новой подруги было совершенной неожиданностью. Они обнялись.

– Кэтлин, – вырвалось у Роури, когда она увидела ее лицо, – что с тобой случилось?

Кэтлин поспешно закрыла рукой синяк.

– Ничего особенного. Я упала.

– Томас тебя видел?

– Томас?

– Доктор Грэхем. – Но бедная женщина была в явном замешательстве, и Роури поспешила переменить тему: – У меня есть несколько потрясающих новостей, Кэтлин. Мы с Томасом поженились, возвращаясь из Сент-Луиса.

Лицо Кэтлин осветила добрая улыбка.

– Я так рада за вас, Роури. Доктор – прекрасный человек.

– Я тоже так думаю, – произнесла Роури, улыбнувшись в ответ. И тут же, взглянув на Кэтлин, снова спросила: – Но все же, скажи мне, этот прекрасный человек видел твое лицо?

– Да. Я встретила его сегодня утром, – ответила Кэтлин, не вдаваясь в подробности, чтобы избежать дальнейших расспросов.

– Ну, тогда, я думаю, ты в надежных руках. – И Роури протянула Кэтлин яркую коробку. – Это тебе. Ты так помогла мне, когда я была ранена. Я очень благодарна.

– Мне?! – удивилась Кэтлин.

Она уже давно отвыкла получать подарки. Чувствуя неловкость, хотя и немало польщенная, она открыла коробку. Когда на свет появилась пара ярких чулок, ее голубые глаза вспыхнули радостью.

– О Бог мой! У меня никогда не было такой красоты! – воскликнула она. – Это очень любезно с твоей стороны.

В порыве радости она хотела обнять Роури, но, застеснявшись своего порыва, смущенно отпрянула. Тогда Роури сама протянула к ней руки, и они обе некоторое время стояли обнявшись.

Молодая ирландка с трудом сдерживала слезы. До этого момента она даже и не подозревала, как нужны ей друзья. Теперь у нее появилась подруга. Ей захотелось рассказать Роури обо всем, что было у нее на сердце, но скромность мешала ей это сделать. Роури отлично понимала, что творится в душе этой женщины, и на ее глазах заблестели слезы.

В конце концов Роури удалось уговорить Кэтлин составить ей компанию в поисках нового жилья для нее и Томаса.

– Думаю, если кто и знает, где сдается дом, так это мистер Роуз, – решительно произнесла Роури, и подруги отправились к мистеру Роузу, редактору местной газеты. Но как оказалось, никаких объявлений ему на этот счет не поступало.

Подругам пришлось вернуться в дом Томаса ни с чем. Роури села у стола, опустив голову на ладони, и с грустью оглядела свою спартанскую спальню.

– Я так и думала, что у меня ничего не получится, – сокрушенно вздохнула она.

Кэтлин провела детство в хибарке с земляным полом и соломенной крышей; с самого прибытия в Америку она жила только в палатках, поэтому четыре прочных стены и деревянный пол казались ей неслыханной роскошью. Она поспешила подбодрить Роури:

– Какая у этого дома замечательная, крепкая крыша.

– Я, наверное, в твоих глазах совсем испорченный и забалованный ребенок, Кэтлин, – угадала ее мысли Роури. – Но я хочу сделать для Томаса все, что в моих силах. Наш брак начался очень неудачно. Мой отец этот брак не одобрил.

– Не одобрил? Как можно возражать против такого замечательного человека, как доктор Грэхем? – изумилась Кэтлин.

– Ну, это главным образом потому, что Томас работает на «Юнион пасифик». Отец считает, что все неприятности с индейцами начались из-за того, что их растревожила дорога. Он относится к Томасу просто ужасно. – Она нахмурилась и взглянула на Кэтлин. – Боюсь, Томас на это как-то ответит. Что бы ты стала делать на моем месте?

Кэтлин подумала, что ее ужасный брак не дает ей права давать какие-либо советы.

– Тебе лучше спросить не у меня. Но я все-таки считаю, что тебе нечего бояться, Роури. Доктор наверняка счастлив, что ты стала его женой, и больше ему ничего и не нужно.

Роури вздохнула.

– Это так. Томас справедлив, и его неприязнь к моему отцу не повлияет на наши отношения. – Но, сказав это, она подумала, что дело вовсе не в Томасе – ее отец может снова предпринять какие-нибудь действия против него, и тогда Томас окажется не в состоянии себя контролировать. Она снова обвела взглядом комнату.

– Но как же мне решить проблему с жильем?

– Ну, раз уж нельзя найти ничего побольше, может, есть смысл сделать дом немного уютнее? – предположила Кэтлин.

Эта мысль заставила Роури вскочить на ноги.

– Отличная идея. – Она обняла подругу. – Ее надо отпраздновать чашкой чая в ресторанчике. Потом мы отправимся за покупками. Когда Томас вернется, он свой дом не узнает.

Заказав чай и яблочный пирог, подруги начали ломать головы над тем, как украсить комнаты наилучшим образом. Роури сосредоточенно нахмурилась.

– Начать надо с покраски всех стен в белый цвет.

– Ну, начать надо не с этого, – заметила Кэтлин. – Стены лучше красить с утра, когда доктор отправится на работу.

– Кэтлин, ты можешь звать моего мужа Томас. Доктор – это так официально… и меня это пугает.

Кэтлин мягко улыбнулась.

– Хорошо, я постараюсь. Но это будет нелегко. Первую остановку в своем путешествии подруги сделали у церкви мормонов, где сестры продавали различные изделия своей работы. Роури купила у них салфетки, вязаный коврик, стеганое лоскутное одеяло и несколько вышитых полотенец, а также шоколадный пирог.

Все это должно было немало удивить Томаса сегодня вечером.

Следующим на их пути был магазин, которому пришлось расстаться с банкой краски, белым и синим кусками ситца на занавески, несколькими катушками ниток и парой ламп. Заглянув к плотнику Этену Биллингзу, Роури приобрела кресло-качалку и клетку для птиц. К тому же, увидев краску, Этен немедленно вызвался прийти на следующий день вместе с сыновьями и быстро покрасить все комнаты в доме доктора.

Поглядев на клетку, Роури вдруг пришло в голову, что стоит купить еще и вазу, и цветы. Пришлось возвращаться в магазин. Его хозяин, Эбнер Вейлер, заинтересовался причиной столь многочисленных покупок и, узнав про свадьбу, рассыпался в поздравлениях. Нет, таким очаровательным дамам нести цветы нельзя, он сам лично доставит все, что они у него приобрели.

Весьма довольные своим походом по магазинам, Роури и Кэтлин вернулись в дом и принялись измерять окна в комнате и приемной, чтобы отрезать материю для штор. Кэтлин взяла материю с нитками и поспешила в свою палатку, чтобы подшить шторы. Томас вернулся в Огден на закате вместе с Мэрфи на «Бетси». Раны на спине давали о себе знать, а от утреннего путешествия на лошади у него все полыхало огнем. Обратный путь его лошадь проделала в грузовом вагоне.

– Не забудь захватить меня утром, Мэрфи, – попросил Томас. Отведя лошадь в конюшню, он направился домой.

Роури встретила его широкой улыбкой и долгим поцелуем. Этот поцелуй заставил Томаса немедленно забыть о боли, поскольку появилось множество совершенно других ощущений. Они заставили его расстегнуть кнопки ее блузки и проникнуть рукой под сорочку. Когда его рука накрыла твердое полушарие ее груди, а большой палец тронул упругий пик, она почувствовала, как по всему телу прошла теплая волна. Он поспешил спустить бретельки ее сорочки и коснулся соска языком.

Запустив пальцы в его волосы, она притянула к себе его голову.

– Мне так не хватало тебя сегодня, Томас. Мне казалось, что ты не придешь никогда, – прошептала она.

– Это хорошо, что чайник всегда подогрет, – поддразнил он.

Ее руки поспешно расстегнули его рубашку и на мгновение замерли, ощутив его кожу. Тут же в голове возник целый вихрь греховных мыслей, и она с силой прижала свою обнаженную грудь к его. Он покрыл поцелуями ее шею, его руки жадно заскользили по изгибам ее тела. Она же стремилась прижаться к нему так тесно, как только могла, сожалея о том, что не может, как штопор, в него ввинтиться. Все это было просто восхитительно, но она все же оторвалась от него, чтобы спросить:

– Ты голоден, Томас? – И она легонько прошлась по его груди ладонью.

– Как ты можешь говорить об этом? – удивился он, привлекая ее к себе. Но, поцеловав в кончик носа, немного отстранился.

– И что ты сегодня делала? – Снимая рубашку, он на мгновение изменился в лице от боли.

Роури увидела рубцы на спине. Из одного сочилась кровь.

– О Томас! Твоя спина!

– Ты не можешь наложить мне мазь? – попросил он.

– Ложись на кровать.

– Никогда не заставлю тебя повторять это дважды.

Он повернулся на живот. Роури налила воду в таз, протерла спину Томаса и смазала открывшуюся рану. Закончив эту процедуру, она с удивлением обнаружила, что Томас уже крепко спит.

Она сняла с него ботинки, стянула брюки и укрыла одеялом. Спящий и смертельно уставший, он показался ей щемяще трогательным. Она смахнула слезинку и произнесла:

– Кто еще позаботится о докторе?

Томас проспал всю ночь и, поднявшись рано утром, начал извиняться. Но Роури только улыбнулась. Она проводила его до станции.

– Дорогая, я действительно очень сожалею о том, что произошло вчера вечером. Я наверстаю сегодня.

– Смотри, ты обещал, – погрозила она пальцем. Когда груженный шпалами и прочими материалами поезд двинулся вдоль перрона, она помахала мужу рукой и со всех ног бросилась домой. Ей не терпелось взяться за дело. Дома ее уже ждала Кэтлин.

В это же время Майкл Рафферти был с головой погружен в неожиданно возникшие новые проблемы. Неподалеку появились насыпщики пути из «Сентрал пасифик рейлроуд». Они прокладывали путь не навстречу, а параллельно той дороге, которую прокладывала «Юнион пасифик». Вместо того чтобы исправить явную ошибку, бригады обеих компаний яростно рвались вперед, стремясь выиграть соревнование. И было совсем не по правилам то, что «Сентрал пасифик» сооружала насыпь далеко впереди своих укладчиков и прямо впереди бригад «Юнион пасифик»

Рафферти в гневе взлетел на холм.

– Если бы я был на твоем месте, О'Лира, я бы отправил всех твоих узкоглазых китайских кули туда, откуда они прибыли, – прорычал он, тыча пальцем в сторону китайских бригад.

– Рафферти, говорю тебе в последний раз: я выполняю приказы Джима Строубриджа из «Сентрал пасифик». Воспользуйся своим советом сам и держись подальше от нас, потому что сейчас мы начнем взрывные работы, – решительно ответил О'Лира, на которого вовсе не произвела впечатления могучая фигура ирландца.

– Мне приказано прокладывать путь, и я буду прокладывать путь, – выкрикнул Рафферти и тут же обвинил «Сентрал пасифик» в краже шпал «Юнион пасифик».

– Я не знаю, о чем ты говоришь, Рафферти.

– Врешь! – И Рафферти решительно двинулся обратно, выпуская из трубки густые клубы дыма.

Не успел он дойти до своей бригады, как раздался взрыв. На людей обрушились камни и комья земли. Когда улеглась пыль, рабочие, кашляя, стали стряхивать с себя землю. Но несколько человек не поднялись: один был убит, другие ранены.

Только прибытие поезда помешало немедленной схватке между бригадами. На поезде приехали Томас, который тут же принялся обрабатывать раны, и Джек Кейсмент, потребовавший, чтобы прораб с «Сентрал пасифик» немедленно вернулся в свой лагерь.

– Знаете, Рафферти, вам следует использовать не брань, а аргументы, – хмуро сказал Кейсмент ирландцу. – Чего вы добились своими угрозами, кроме одного убитого и нескольких раненых?

Эбнер Вейлер, как и обещал, появился в доме Роури рано утром с краской и прочими принадлежностями. Этен Биллингз и его сын Сэмюель пришли с лестницами. Работа закипела, и к полудню приемная и спальня уже блистали белизной.

Сама Роури, непривычная к такого рода работе, трудилась под руководством Кэтлин, соскребая с пола старую краску.

Они работали без устали на протяжении нескольких часов, стремясь успеть до прихода Томаса. К концу дня на окна были повешены занавески, на кровать постелено новое одеяло, а перед ней разложен новый коврик. У окна теперь стояло кресло-качалка. На стене висела клетка для птиц, а на столе красовалась ваза с цветами, сразу придавшая комнате праздничный вид.

Только обе женщины удовлетворенно оглядели результаты своего труда, как раздался свисток прибывающего поезда.

– Не могу дождаться, когда Томас все это увидит, – произнесла Роури.

– Мне лучше вернуться к себе в палатку, – сказала Кэтлин. – Не хочу вам мешать.

– Не могу выразить, как я тебе благодарна, Кэтлин, – обняла Роури подругу.

Расхаживая по комнате, Роури с большим волнением ждала прихода Томаса. Потом, вспомнив, поспешно выставила на стол шоколадный пирог. Когда наконец раздался стук в дверь, она бросилась открывать с широкой улыбкой на лице.

За дверью стоял Калеб Мэрфи. Он приподнял шляпу.

– Добрый вечер, мисс Кэллэ… м-м-м… миссис Грэхем. Доктору пришлось отправиться в лагерь. – Мэрфи протянул ей сложенный лист. – Он просил передать вам это.

Чувствуя глубокое разочарование, Роури развернула письмо.

«Дорогая, мне очень жаль, но у нас серьезно ранены два человека, и мне придется остаться с ними. Я знаю, что ты все поймешь, и обещаю, что мы с тобой все наверстаем. Надеюсь увидеть тебя всего через пару дней. Я люблю тебя. Томас».

Роури медленно подошла к креслу-качалке и тяжело в него опустилась. Некоторое время она медленно раскачивалась, грустно глядя на пирог. Скоро комната погрузилась во мрак, и тогда она поднялась и зажгла лампу.

Глава 15

Вернувшись в свою палатку, Кэтлин увидела Майкла Рафферти.

– Где ты была? – угрюмо спросил он. Изумленная, она произнесла:

– Майкл, что… что ты тут делаешь?

– Сюда прибыло несколько новичков. Завтра я отвезу их на место и постараюсь сделать из них железнодорожных рабочих. – Он ухмыльнулся. – Кейсмент прислал для этой работы лучших людей. – Его лицо снова стало злобным. – Я спрашиваю, где ты была?

– Просто по хозяйству, – ответила она, не решаясь рассказать ему о своих взаимоотношениях с Роури.

– Ты уверена, что не была с этим разведчиком компании? – Он прекрасно знал ответ, так как видел Кина Маккензи в лагере, когда садился на поезд. Но ему нравилось видеть страх в ее глазах.

– Нет, конечно, нет, Майкл, – ответила Кэтлин. – Ты никого не ждешь на ужин? – поспешила она переменить тему.

– Я ел в лагере, – ответил он.

Тут Кэтлин с ужасом заметила, что не убрала коробку с чулками, которые подарила ей Роури. Как бы случайно она подошла к коробке и бросила на нее свой платок.

– Может, ты хочешь умыться? – спросила она. – Я нагрею воды.

– Что, жена, тебе не нравится запах настоящего мужика? Ты слишком много шмыгала вокруг разведчика. – Он схватил ее и, вздернув ее подбородок, злобно посмотрел в лицо. Потом прижался ртом к ее губам, и могучие лапы полезли ей под платье. Повалив жену на кровать, он стал срывать с нее одежду. – Боже, ну и костлявая же ты, сука. Одна кожа, – прорычал он, хватая ее за грудь.

Получив то, что хотел, Рафферти сполз с кровати. Кэтлин лежала, свернувшись калачиком, ожидая, когда он наконец ее покинет.

Разыскивая чистое белье, Рафферти сдернул платок и увидел коробку с чулками. Он вынул чулки и тупо на них уставился.

– Откуда, черт побери, они тут появились? – Резко повернувшись, он упер в нее тяжелый взгляд. Затем, не отрывая глаз, подошел к кровати и дернул Кэтлин за волосы. – Где ты их взяла? – выкрикнул он и сильнее вцепился в волосы своими огромными ручищами. – Они похожи на чулки проститутки.

Кэтлин схватила его за руки, пытаясь освободиться.

– Это подарок жены доктора. Пожалуйста, Майкл, отпусти, мне больно, – взмолилась она.

– Врешь, стерва. С чего это она будет дарить тебе подарки? Это тебе твой дружок дал, чтобы ты принарядилась для встречи с ним.

– Это неправда. Миссис Грэхем хотела отблагодарить меня за то, что я помогла ей, когда она была ранена. Это правда, Майкл. Клянусь Девой Марией.

– Держись от нее подальше, слышишь? Не тебе с ней путаться. – Он оттолкнул ее голову и, взяв ножницы, которыми Кэтлин совсем недавно резала материал для штор, изрезал чулки на мелкие кусочки. – Вот тебе твои ажурные чулочки, – фыркнул он и швырнул в нее клочки.

Затем, захватив чистую одежду, Рафферти отправился в баню. Хотя сегодня была не суббота, но этим вечером у него появилась возможность развлечься, и он не собирался ее упустить.

Роури проснулась перед самым рассветом. Некоторое время она лежала, думая о Томасе. Затем ей в голову пришла мысль, от которой она быстро вскочила с кровати, наскоро оделась и поспешила с корзинкой в руках к ресторанчику. Было еще только около шести, но хозяйка уступила ее просьбам и открыла дверь. После ресторана она направилась на станцию, к Калебу Мэрфи. Через полчаса «Бетси», пуская клубы пара, покинула Огден. В будке сидела Роури, держа на коленях корзинку с завтраком.

Томас не спал всю ночь. Уснуть ему мешали мысли о Роури. В голову приходили воспоминания о том, как мягки были ее губы и как нежно прикасались ее руки к его бровям.

Он почти чувствовал ее рядом с собой. Казалось, в воздухе стоит запах лаванды, которым так упоительно пахли ее волосы. Пожалуй, этот запах даже как-то слишком реален. Удивленно открыв глаза, он увидел над собой те самые пахнущие лавандой волосы.

– Привет, дорогая. Я сплю или нет? – спросил он чудесное видение.

– Скажите мне, что означает «или нет», и я отвечу, – произнесла она, наклоняя голову и целуя его.

– Так, – удостоверился он. – Но я надеюсь, мы еще в лагере? – Она кивнула. – И в любую минуту сюда может кто-нибудь войти?

– Без стука нет, – прошептала она, ущипнув его за шею.

– Сейчас как раз нет стука, – заметил он. Она выпрямилась.

– При других обстоятельствах я бы приняла это приглашение. Но лагерь уже проснулся.

– Бог мой, женщина – действительно зло и погибель, – сокрушенно закрыл он глаза, но тут же в удивлении снова открыл. – А как ты здесь оказалась? Только не говори мне, что ты приехала сюда на лошади одна.

– Я совершила утреннюю прогулку с Мэрфи. Думаю, мы бы могли позавтракать все вместе.

– Вместе с Мэрфи и еще двумя сотнями железнодорожников?

Она подняла с пола корзинку.

– Я принесла с собой завтрак. – Ее глаза блеснули. – Думаю, мы могли бы найти где-нибудь тихое место, чтобы побыть там вдвоем.

Услышав это предложение, Томас немедленно сел на койке.

– Пойдем, – только и сказал он, поднимаясь. Громкий стук в дверь заставил его остановиться.

– Доктор Грэхем, выходите быстрее! Барнаби плохо!

Томасу и Роури оставалось только понимающе переглянуться.

– Я буду тебя ждать, – произнесла Роури.

– Извини, родная. – Он погладил ее по щеке и поспешно схватил свой саквояж.

Прошло два часа. Кофе уже давно остыл, крем на пироге растаял, а бекон стал мягким и скользким. В дверь постучал Калеб Мэрфи.

– Я возвращаюсь в город, миссис Грэхем. Вы хотите вернуться вместе со мной?

Роури подняла корзинку.

– Да, мистер Мэрфи.

– Жаль, что вам не удалось устроить пикник, мэм.

– Да, это была не очень удачная идея, – грустно ответила Роури.

На паровоз она взбиралась совершенно удрученная.

Тем же вечером, во время обратного рейса, в будку Мэрфи поднялся Мичелин Дэннехи, которому нужно было ехать на другой конец дороги.

– Куда ты отправишься, когда закончится эта работа, Мичелин? – спросил Калеб, глядя вперед на совсем недавно проложенные рельсы.

– Эта работа никогда не кончится, – объявил Мичелин. – Это только начало. От этой дороги будут отходить ветки, от них – другие ветки, и так – пока вся страна не покроется сетью дорог. – Он гордо поднял бровь. – И я думаю, что никакая железная дорога не откажется от хорошего повара.

– И ты не собираешься осесть на одном месте? – осведомился Мэрфи.

– Только следом за тобой, – широко улыбнулся маленький человечек.

Когда поезд прибыл на место, железнодорожники оставили работу на время обеденного перерыва. Наскоро проглотив привычные бифштексы, бобы и картофель, рабочие прилегли у вагона, чтобы расслабиться и немного отдохнуть. Но их отдых был нарушен ружейным выстрелом. Вскочившие с мест люди заметались в поисках укрытия. От ближайших скал к ним двигались индейцы. Вскоре завязалась рукопашная. Кое-кому из строителей удалось достать из вагона ружья, и их стрельба начала сокращать ряды атакующих.

Мичелин со своей импровизированной полевой кухней оказался довольно далеко от дороги. Он был плохим бегуном, и один из индейцев, догнав его в несколько прыжков, нанес страшный удар томагавком. Мичелин упал на землю. Краснокожий ударил еще раз, а затем, приподняв голову Мичелина за волосы, сделал быстрый круговой надрез и снял с головы скальп. Раздался душераздирающий крик.

Вскочив на ноги, индеец ликующе заулюлюкал, размахивая в воздухе окровавленным скальпом. Затем положил скальп себе на голову и побежал обратно, под укрытие деревьев.

Калеб Мэрфи пришел в ужас от этой сцены. Он вскинул ружье, прицелился и уложил индейца первой же пулей.

Мичелин был еще жив. Он поднял голову и посмотрел на индейца. Окровавленный скальп скатился с головы мертвого на землю. Единственное, что маленький повар мог еще успеть, – это помолиться Создателю. Мичелин вынул талисман, который хранил еще его прапрадеда во время битвы при Бойоне и, глотая слезы, начал произносить слова молитвы.

А вокруг него продолжалась яростная схватка. На земле уже лежало несколько убитых: одни пали от ударов томагавков, другие от пуль.

Поскольку многие железнодорожники уже добрались до вагонов, ружейный огонь усилился, и нападающие дрогнули. Затем, видимо, по команде они бросились назад, и бой закончился так же внезапно, как и начался.

Калеб Мэрфи поспешил туда, где на коленях стоял Мичелин Дэннехи. Лицо Калеба почернело от горя.

– Святые да хранят нас, – только и произнес он.

Борода Мичелина все больше и больше покрывалась кровью.

– Посмотри, Мэрфи. Посмотри, что эти дьяволы сделали со мной.

Мэрфи только покачал головой:

– Я думал, ты успел убежать.

– Ты не принесешь мне ведро с водой, Мэрфи?

Машинист поспешил выполнить просьбу несчастного. Спустя несколько минут он вернулся с ведром, полным воды, и поднес его ко рту Мичелина. Но тот отвернулся.

– Я не хочу пить. – Мичелин опустил в воду свой собственный скальп. – Просто я не хочу встретиться с Создателем без части головы. Отвези меня к доктору, чтобы тот пришил мне его на место.

Мичелин поднялся на трясущихся ногах, и машинист повел своего умирающего друга к вагону, у которого уже складывали убитых и раненых. Мичелин лег на деревянный настил и замер, не издав ни стона. В руках он крепко сжимал талисман.

Когда всех пострадавших подняли на платформу, Мэрфи дал гудок, и поезд тронулся.

Прибытие поезда с ранеными подняло на ноги весь лагерь. Каждый старался оказать им хоть какую-то помощь.

Томас энергично принялся за работу, но, когда увидел, кого снимают с платформы последним, замер от ужаса. Однако оцепенение его было недолгим. Он быстро пришел в себя и стал осторожно снимать с головы Мичелина окровавленное полотенце. Затем сбрил оставшиеся волосы и тщательно очистил рану.

– Если в рану не успела попасть инфекция, есть шанс. Ты счастливый человек, Мичелин. Немногим удавалось, оставшись без скальпа, самому сказать об этом.

Мичелин слабо улыбнулся:

– Все ирландцы везучие, доктор.

Но когда Томас достал бинт, он остановил его:

– Я хочу, чтобы ты пришил мне на место мой скальп. Я хранил его в холодной воде всю дорогу, чтобы он не высох.

– Но волосы на нем никогда уже не вырастут, – мягко объяснил Томас.

– Это не имеет значения, доктор. Я найду, чем прикрыть голову. Но для этого мне нужна голова в целости.

Томас извлек из ведра скальп и, отряхнув от воды, внимательно к нему присмотрелся.

– Я могу попытаться, но ничего не обещаю, Мичелин.

Он вдел в иглу нить, приложил кожу к ране и начал пришивать ее мелкими стежками. Во время всей этой операции Мичелин не произнес почти ни звука, только иногда у него вырывался стон боли. Но наконец Томас отложил инструменты, обработал шов мазью и обмотал голову Мичелина бинтом.

– Как я уже говорил, Мичелин, я ничего не обещаю. Тебе нужно лежать весь день – ты потерял очень много крови. Я осмотрю тебя снова сегодня вечером.

Мичелин благодарно сжал руку Томаса.

– Я очень вам признателен, доктор. Я всегда говорил, что вы настоящий джентльмен. Благодарение Богу, что среди нас есть вы.

Открыв дверь, Томас подозвал Мэрфи, в волнении ожидающего на улице.

– Отведи его домой, Мэрфи, и проследи, чтобы он сразу лег в постель.

– А как он… в порядке? – спросил тот.

– Должно быть все нормально, если он ляжет в постель и поспит.

Мичелин вышел из дома, не приняв руки Мэрфи.

– Мэрф, не веди себя так, как будто я одной ногой в могиле.

– Я знаю, как вести себя с тобой, старым дураком, который из ирландского упрямства не хочет помереть даже после того, как с него сняли скальп.

Томас удивленно покачал головой, наблюдая эту перепалку. Оперевшись о дверной косяк и скрестив руки, он молча смотрел, как эти двое уходят прочь. Потом выпрямился, встряхнул затекшими руками и отправился писать Роури еще одно письмо с извинениями за то, что дела не дают ему вернуться домой.

Когда стемнело, он растянулся на кровати, неподвижно глядя в потолок и думая о Роури. Что-то он должен для нее сделать за все ее разочарования и одиночество.

Тут Томас вспомнил о том, как они вместе проводили время в Сент-Луисе, и улыбнулся.

Так или иначе, но западная и восточная ветки дороги встретятся всего через неделю или около того. И когда он освободится, то заберет Роури в Виргинию, где они начнут новую жизнь. И навсегда забудут про Т. Дж. Коллахена.

Когда Кин увидел следы, он понял, что шпалы крадут не индейцы. Он уже видел точно такие же на путях, среди следов сапог и ботинок, которые оставляли железнодорожные рабочие. Но сюда, так далеко от дороги, рабочие «Юнион пасифик» причин, да и времени заходить не имели. Так что эти следы, а также следы колес фургона и копыт вели прямо к похитителям. И это никак не могли быть индейцы, потому что они ботинок не носили.

Через час следы привели разведчика компании к большому каньону. Кин привязал Дюка к ели и подошел к самому краю. Ему недолго пришлось искать то, за чем он охотился, – на дне каньона валялись исчезнувшие шпалы.

Кин выпрямился и пошел обратно к своей лошади. Взобравшись на Дюка, он направился прочь с территории «Округа Си».

Глава 16

Томас только начал седлать лошадь, собираясь вернуться в город, как вдруг заметил Кина Маккензи, въезжающего в лагерь верхом. Увидев Томаса, разведчик компании направился прямо к нему.

– Ты приехал или уезжаешь, доктор?

– Уезжаю, – ответил Томас. – Мне надо в Огден. Я не видел жену уже несколько дней. С тех пор, как ты уехал, здесь много чего произошло: несколько человек покалечило взрывом, была стычка с индейцами. Мне надо принять горячую ванну и хорошо выспаться.

– И не только это, – дрогнули в улыбке уголки губ Кина.

Томас поднял бровь.

– Да. В общем, я хочу отдохнуть.

– Если тебе нужна компания, я бы поехал с тобой, но через несколько минут.

– Я подожду, – произнес Томас и повел лошадь, чтобы привязать ее к дереву.

Здесь он увидел Мичелина с повязкой на голове, большой, как чалма, на самом верху повязки красовался амулет.

– Добрый день, джентльмены, – произнес Дэннехи.

– Дьявол, что это с тобой стряслось? – изумился Кин.

– Один из этих диких нехристей снял с меня скальп, – объяснил Мичелин. – А доктор пришил мне его на место.

Кин не мог в это поверить. Он повернулся к Томасу.

– Ты пришил его на место?

– Не могу ничего гарантировать. Корни волос погибли, и волосы он потеряет.

– Кто бы мог подумать, что такой шевелюры больше не будет, – пробормотал Кин.

– По крайней мере мой скальп на месте, – гордо ответил маленький человечек. – Будете свежие яйца на завтрак, мистер Маккензи?

– А у нас есть немного времени? – спросил Кин Томаса. Тот кивнул. – Тогда хорошо бы к яйцам добавить бифштекс, Мичелин.

Повар заметно оживился.

– И немного жареного картофеля?

– А почему бы и нет? – согласился Кин. – Ничего не держал во рту со вчерашнего утра, кроме куска вяленого мяса.

– А как вы, доктор? – повернулся Мичелин к Томасу.

– Ну, может, пару яиц и немного печенья, что вы сейчас испекли.

– И без картошки? – не поверил повар.

– Не сегодня, Мичелин.

Мичелин решительно направился к кухне.

– Нашел пропавшие шпалы? – догадался Томас, взглянув на Кина.

Кин кивнул.

– Похоже, это дело рук кого-то из «Округа Си», или же кто-то хочет создать такое впечатление. Одно можно сказать наверняка – это не индейцы.

Томас тихо присвистнул.

– Надеюсь, Коллахен понимает, что творит. Разрушение железной дороги может грозить ему крупными неприятностями. За него может взяться закон.

– Да, это дело нешуточное, – согласился Кин.

– Ты собираешься сообщить об этом Джеку Кейсменту?

– Думаю, стоит сначала поговорить с Ти Джеем. Если он сделает это еще раз, тогда мне наверняка придется сообщить кому следует.

В это время к палаточному городку подошел поезд Мэрфи. Из него выпрыгнули Майкл Рафферти и шесть человек его бригады. Под руководством Майкла рабочие принялись разгружать вагон.

Томас подошел к локомотиву и крикнул:

– Эй, Мэрф, ты сейчас отправляешься в город?

– Да, как только разгружусь, – ответил машинист. – Мне надо отвезти Кейсменту список на оплату.

– А у тебя найдется место для двух пассажиров?

– К вашим услугам, доктор, – ответил Мэрфи. Тут подошел Мичелин, протянул жестяные тарелки Кину и Томасу, поднял голову.

– Мэрфи, друг мой, ты не хочешь свежих яиц?

– Уже ел в городе, – коротко ответил Мэрфи. Мичелин нахмурился.

– Зачем ты тратишь деньги, которые так трудно достаются, в городе, когда есть замечательная кухня Мичелина Дэннехи? Ты умрешь в бедности, Мэрфи.

– Зато я умру много позже, – ответил Мэрфи. Раздался дружный смех. Но общее веселье стихло, как только к паровозу подошел Рафферти.

– Дэннехи, я тоже хотел бы пару яиц, – пробурчал прораб.

– Только что использовал последние, – ответил Мичелин.

Лицо Рафферти перекосилось от злости.

– Врешь, коротышка. Я сам их найду и запихну тебе в глотку вместе со скорлупой. – И он быстро пошел вдоль поезда.

Подойдя к своей бригаде, он распорядился:

– Эй ты, новичок, отцепи этот вагон.

– Я этого никогда не делал, сэр, – ответил тот.

– Вот сейчас и научишься, – хмуро сказал Рафферти. Он зашел между вагонами и вынул тяжелый железный штырь из сцепления, соединявшего вагоны. – Вот так, а теперь отгоните этот вагон подальше, – приказал он своей бригаде.

Рабочие навалились и двинули его по рельсам.

– А ты так и будешь смотреть? – напустился Рафферти на новичка. – Отцепи следующий вагон.

Тот поспешно повиновался. Забравшись между вагонами, он вытащил стержень из соединения. Не успел он сделать и шага в сторону, как тяжело груженный вагон сдвинулся с места и придавил его к стенке другого вагона. Раздался пронзительный крик.

Вагон спешно оттянули, и раздавленный человек упал на землю.

Услышав крик, Томас поспешил к пострадавшему, тот лежал без сознания. Осмотр не занял много времени. Томас поднял глаза на обступивших его людей.

– У него повреждение внутренних органов. Нужна срочная операция. Мы забираем его в город.

Мэрфи не стал слушать дальше. Пока отцепляли следующие вагоны, он развел пары, развернул поезд на кольцевой ветке и присоединил к локомотиву вагон-платформу, куда осторожно уложили пострадавшего.

Кин понял, что нельзя тратить время на то, чтобы поднимать на платформу лошадей. Он махнул рукой.

– Доктор, я отведу в город твою лошадь. Мэрфи на полной скорости двинулся в Огден.

Когда поезд прибыл в город, Роури и Кэтлин беседовали, стоя перед домом Томаса. Они удивились, когда увидели Томаса, Рафферти и еще несколько человек, несущих носилки.

– Что случилось, Томас? – спросила Роури.

– Позже. Сейчас нет времени объяснять, – бросил он, проходя мимо.

Но Роури уловила в его голосе не только спешку. В этом голосе слышалось какое-то разочарование. Когда железнодорожники вышли из дома, Кэтлин попросила мужа рассказать все подробно.

– Этот дурак попал между двумя вагонами, его сильно придавило, – пробормотал Рафферти. – Пойдем, приготовишь мне поесть. С самого утра ничего не ел.

Обменявшись взглядами с Роури, Кэтлин отправилась вместе с ним.

Весь следующий день Роури пришлось провести, расхаживая туда-сюда у двери. Чтобы пройти к себе в комнату, ей нужно было миновать приемную, а мешать Томасу она не хотела.

Тем времени Калеб Мэрфи отправился к Джеку Кейсменту и доложил ему о случившемся несчастье. Этот обычно невозмутимый человек, бывший генерал армии северян, выглядел испуганным и взволнованным, когда направлялся к медицинскому пункту.

Он подошел к двери, и Роури решилась постучать.

Томас мыл руки. Он не повернулся к ним, и Роури перевела взгляд на стол. Там лежал пострадавший, он был с головой накрыт простыней. У Роури вырвалось:

– Как жаль… Но я уверена, ты сделал все, что было возможно.

Следом за ней вошел Джек Кейсмент со словами:

– Доктор Грэхем, я слышал, что один из моих… – Он запнулся, глядя на стол.

– Совсем еще ребенок, – произнес Томас. – Ему было не больше пятнадцати или шестнадцати. Жизнь для него только начиналась.

Кейсмент подошел к столу и, подняв простыню, посмотрел на погибшего.

– Для такой работы необходимо специальное обучение, – продолжил Томас и в сердцах бросил полотенце на стул. – Твои люди совершенно ничего не соображают. Ради чего погиб этот мальчик?

– Мне тоже очень его жаль, Томас, – сказал Кейсмент. – У нас погибло немало людей – и молодых, и старых. Но такое дело – это как ведение войны. Есть множество различных причин, от которых они гибнут.

– Вы так думаете? Этой смерти нельзя было избежать?

– Вы участвовали в недавней войне? Там масса людей полегла ради идеи.

– Все эти идеи для тех, кто выжил. Для тех, кто погиб, уже нет никаких идей.

– Может быть, вы и правы, доктор, – уступил Кейсмент. Он вышел из комнаты и отдал распоряжение сопровождающим его людям.

Четыре человека вошли, чтобы забрать тело.

– Рафферти, – окликнул Кейсмент прораба, спешившего к дому врача.

Рафферти подошел к нему ближе.

– Да, слушаю вас?

– Рафферти, возьмите расчет и убирайтесь. Мне надоели неприятности, которые вы причиняете. Я слышу жалобы на вас каждый день. Последний случай переполнил чашу моего терпения.

– Вы считаете, что по моей вине убился этот чертов дурак?

– Именно так. Только опытный сцепщик имеет право расцеплять вагоны, и вы прекрасно это знаете. Вы не имели права давать такое распоряжение новичку.

– Конечно, когда работа почти закончена, от Майкла Рафферти можно и избавиться. Вы не слушали ничьи жалобы, когда моя бригада укладывала больше рельсов, чем остальные.

– Рафферти, я не хочу с вами спорить. Вы уволены. – И Кейсмент, отвернувшись от него, зашагал прочь.

За ним двинулись остальные железнодорожники, кроме одного, прожигающего спину Кейсмента ненавидящим взглядом.

Роури и Томас наблюдали эту сцену, стоя у двери. Зло посмотрев на них, Рафферти зашагал к своей палатке.

– Бедная Кэтлин, – грустно произнесла Роури. – Этот мерзавец обязательно выместит на ней свою злость.

– Не выместит, – ответил Томас. Он оттолкнулся плечом от двери и двинулся следом.

Но здесь на его пути встал какой-то человек. Томас не сразу узнал его. Потом вспомнил последнюю ночь у Коллахена, когда его высекли. Этот человек был тогда там.

Здорово перебравший ковбой нетвердо держался на ногах.

– Я думал, ты давно смылся, желторотый.

– Как видишь, нет, ковбой.

– Ти Джей, видимо, тебя не доучил. – Его язык заплетался. – Никогда не любил южных денди и этих чертовых конфедератов.

– Я чувствую то же самое при виде пьяных болтунов.

Перепалка стала привлекать внимание – несколько прохожих остановились, прислушиваясь. Роури увидела это и поспешила узнать, что происходит.

Ковбой из «Округа Си» поднял кулак.

– Я сам тебя поучу.

Томас и так был выведен из равновесия смертью молодого парня, а тут еще этот пьянчуга. Вспомнив экзекуцию в «Округе Си», Томас решил, что за нее пора начать платить. Кроме того, не стоило тратить время на препирательства с пьяным погонщиком коров.

– Ковбой, единственное, на что ты способен, так это написать в штаны, – произнес Томас, затем сжал кулак и нанес сильный удар в красное лицо.

Ковбой упал в громко чавкнувшую коровью лепешку.

Не тратя на него больше времени, Томас быстро зашагал прочь. Роури поспешила за ним.

– Томас, это Гас Дженнингс. Он работает в «Округе Си». Тебе не стоило так его унижать.

От удивления Томас остановился.

– Унижать? Ты забыла, что они нас похитили?

– Гас только выполнял приказ отца.

– Думаю, он выполнял его с особым удовольствием.

– Ты не все знаешь, Томас, – продолжала она. – Когда ты живешь на ранчо, ты должен быть предан хозяину, как верный пес.

– Независимо от того, как ты думаешь сам?

– Ну… да.

Томас внимательно посмотрел на нее.

– Я считаю, что человек должен думать собственной головой. – Он повернулся и направился к дому.

– А Рафферти? – спросила она.

– Рафферти? Он, кажется, пошел в салун. Вернувшись домой, Томас бросился на кровать.

– Боже, как я устал. – Он лег на спину, закрыл глаза и уже через несколько секунд спал глубоким сном.

Роури подошла к нему на цыпочках. Она была разочарована: Томас сказал ей всего лишь несколько фраз, и почти все они были произнесены в гневе. И то, что он сделал с Гасом Дженнингсом, говорило, что он не забыл случай с Коллахеном. Встреча с Гасом, без сомнения, увеличила трещину, возникшую в ту злополучную ночь.

Она вздохнула, стянула с него ботинки и прикрыла одеялом. Когда он проснется, ей надо будет с ним поговорить.

А пока Томас спит, стоит навестить Кэтлин. Ее муж уволен, и вряд ли она пробудет в Огдене долго. Кэтлин удивилась, увидев Роури.

– Ты еще не слышала эту ужасную новость? – сочувственно спросила Роури.

– Боюсь, что тот молодой человек скончался, – проговорила Кэтлин.

Роури кивнула.

– И мистер Кейсмент уволил твоего мужа. Кэтлин опустилась на кровать. Ее глаза наполнились слезами.

– Тогда мы, наверное, скоро отсюда уедем.

– И куда вы можете направиться? – поинтересовалась Роури.

Кэтлин пожала плечами.

– Понятия не имею.

– Оставайся здесь, в Огдене, Кэтлин, – выпалила Роури. – Ты же не любишь Майкла Рафферти, тебе с ним тяжело. Он слишком груб.

– Я не могу сделать этого, – грустно произнесла Кэтлин. – Он мой муж. Мы связаны узами церковного брака.

Кэтлин готова была зарыдать. Теперь она никогда не увидит ни Роури, ни Кина. Она знала, что рано или поздно им придется расстаться, но этот момент наступил слишком неожиданно. Однако она сдержала слезы и поднялась с кровати.

– Тебе лучше уйти отсюда до возвращения Майкла. Думаю, он вернется злой.

– Но ты придешь попрощаться, когда будешь уезжать?

Кэтлин кивнула:

– Да, Роури.

Роури подумала, что в такой момент лучше оставить Кэтлин одну, и поспешила к себе домой.

С каждым глотком Майкл Рафферти становился все мрачнее. Он считал, что Кейсмент обошелся с ним незаслуженно сурово. Два года он работал на компанию, как проклятый, и вот что получил в благодарность. Он сражался с индейцами сиу, пробивал проходы сквозь скалы, а теперь, когда работа была почти завершена, компания выкинула его за дверь.

Чем больше он об этом размышлял, тем в большую ярость приходил. Он поговорит с Кейсментом еще раз. Может, поостыв, босс пожалеет, что поспешил его уволить. Дороге все еще нужны такие хорошие работники, как Майкл Рафферти. С грохотом опустив стакан на стойку, Рафферти быстро направился к выходу. Подойдя к специальному вагону, в котором привозили зарплату, он постучал в дверь.

Из-за решетки на него кинул взгляд сутулый пожилой человек в шляпе с длинным козырьком над седыми волосами. Узнав Рафферти, он открыл дверь и вернулся к столу, где раскладывал деньги по стопкам.

– Закрой дверь, – попросил он Рафферти, как только тот поднялся в вагон.

– Где Кейсмент? – буркнул Рафферти. Человек за столом кивнул в сторону города.

– Отправился за сандвичами и кофе. Скоро вернется.

– Хочу с ним поговорить, – бросил Рафферти.

– Тогда выйди из вагона. Кейсмент не любит, когда кто-то присутствует при распределении денег.

– Мне надо получить расчет.

– Обращайся к Кейсменту, – ответил кассир. – Я только считаю деньги. А сейчас убирайся.

Рафферти в гневе сжал кулаки. Теперь еще и этот дохлый ублюдок будет ему указывать. Вдруг в его голове блеснула мысль, как он может поквитаться с Кейсментом, с компанией и с этим придурком, выгоняющим его из вагона.

Рафферти быстро шагнул к столу и до того, как кассир смог что-то сообразить, ударил его изо всех сил по голове так, что тот слетел со стула. Из носа хлынула кровь.

Кассир открыл рот, чтобы закричать, но крик застрял у него в горле: Рафферти всадил ему в грудь нож по самую рукоятку. После этого он поспешно сгреб деньги со стола в саквояж, покинул вагон и направился в свою палатку.

– Мы немедленно уезжаем, – коротко бросил он Кэтлин.

– Уезжаем? Куда? – удивилась та. – Я еще не собралась.

– Возьми только белье на смену, – произнес он, быстро запихивая свои вещи в седельный вьюк. – Больше нам ничего не понадобится. Перестань кукарекать и торопись.

– Я могу попрощаться с миссис Грэхем?

– У нас нет времени. Идем быстрее. – Схватив за руку, он потащил ее за собой.

На конюшне для них оседлали двух лошадей. Когда конюх подвел их к Рафферти, тот нанес ему страшный удар. Парень без чувств упал на землю.

Кэтлин в ужасе воскликнула:

– Что ты делаешь?

– Садись на лошадь и скачи за мной! – крикнул он ей.

Когда всадники покидали город, на них почти никто не обратил внимания.

С потемневшим лицом Джек Кейсмент склонился над мертвым кассиром.

– Это мог быть только кто-нибудь из тех, кого кассир знал. Иначе он бы не пустил его внутрь вагона. – В ярости Кейсмент ударил ногой по стулу. – И этот ублюдок унес всю зарплату.

В этот момент к вагону подбежал один из железнодорожников.

– Мистер Кейсмент, вам надо сходить на конюшню. У конюха шишка размером с яблоко, и он говорит, что Майкл Рафферти украл двух лошадей.

Они поспешили к конюшне. Выслушав пострадавшего, Кейсмент сделал вывод:

– Теперь понятно, кто украл деньги.

Он повернулся к сопровождавшему его человеку:

– О'Рурк, отправляйся за разведчиком, за Маккензи.

Глава 17

Проснувшись с рассветом, Томас поднялся с кровати и хотел отдернуть шторы. Но, тронув их, он замер, удивленно оглядел комнату, потом перевел глаза на Роури и улыбнулся:

– Какие поразительные изменения. Я просто не могу прийти в себя.

Роури наблюдала за ним, опершись локтем о подушку.

– Кэтлин и я сделали все это за один день. Если бы я знала, что моего дорогого мужа не будет несколько дней, мы сделали бы все гораздо лучше.

– Такой труд не должен остаться без награды. Я подумаю, как тебя отблагодарить.

– Кэтлин ты уже не сможешь отблагодарить – она уехала. Мне очень жаль ее: она осталась вдвоем со своим ужасным мужем.

Роури выбралась из кровати и, обняв Томаса за талию, мягко поцеловала его в плечо.

– Как себя чувствует твоя спина?

– А как она выглядит? – повернулся он. Роури внимательно оглядела рубцы:

– Ужасно.

– Ну, значит, моя спина чувствует себя лучше, чем выглядит. – Он повернулся, привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы. – А сейчас мне надо идти. Я опаздываю на поезд.

Роури вздохнула.

– С того времени, как мы поженились, мы видим друг друга реже, чем до свадьбы. – И она разочарованно отвернулась.

Томас сгреб ее в объятия и повернул к себе лицом.

– Дорогая, мне так жаль оставлять тебя в одиночестве. Я знаю, как тебе плохо одной.

– Это не одиночество. Это просто скука. Я не привыкла ничего не делать. У нас на ранчо всегда было много работы. Боюсь, я не привыкну к городской жизни.

Томас поцеловал ее еще раз, затем начал быстро одеваться.

– Ты привыкнешь к городской жизни, Роури. Помни, что ты жена доктора. Когда я вернусь в Виргинию, у меня будет множество пациентов. – Он повернулся к ней и улыбнулся: – Но только после медового месяца, который я тебе обещаю. Как только закончится мой контракт с железной дорогой, мы поедем в Англию и во Францию. Она присела на краешек кровати.

– Мы можем хотя бы вместе позавтракать?

– Я уже опаздываю. Перехвачу что-нибудь в лагере. – Налив в тазик воды, Томас принялся бриться. Покончив с этим за несколько минут, он подарил ей прощальный поцелуй. – Веди себя хорошо. Увидимся вечером.

Вдалеке раздался свисток паровоза, и Томас, схватив свой неизменный саквояж, выбежал из дома.

Роури откинулась на подушку, думая о том, что ей предстоит долгий тоскливый день. Безжизненность городка действовала ей на нервы. Отогнав невеселые мысли, она наконец поднялась с кровати, оделась и отправилась в ресторанчик, чтобы позавтракать.

Поставив перед ней чашку чая, владелица ресторана улыбнулась, но затем ее лоб прорезало несколько морщинок:

– Что ваш муж думает об этом убийстве и ограблении?

– Какое убийство и ограбление? Женщина от удивления вскинула брови. Она живо придвинула стул, уселась рядом с Роури и стала рассказывать о происшедшем случае:

– Разве вы еще не слышали? Зарплата железнодорожников украдена, а кассир убит. – Она подняла глаза к небу. – Боже, скоро здесь женщине нельзя будет ходить одной! Эта железная дорога не принесла городу ничего, кроме неприятностей!

Роури не могла не вступиться за железную дорогу:

– Но ваш бизнес стал процветать. В Огдене с приходом «Юнион пасифик» появилось множество людей. Все местные торговцы очень этому рады.

Кэлли Джексон рассмеялась и примирительно похлопала Роури по руке.

– Вы правы, дорогая.

– А шериф арестовал убийцу?

– Шерифа нет в городе. Этим двоим удалось уйти, но Кейсмент послал вдогонку Кина Маккензи.

Услышав про Кина, Роури встревожилась.

– А кто эти двое?

– Один из железнодорожников и его жена. С какой-то ирландской фамилией. Райан или Ра…

– Рафферти? Майкл Рафферти? – быстро спросила Роури. Ее глаза расширились от ужаса.

– Да. Рафферти. Именно так.

– О нет! Не может быть! – не поверила Роури. – Я хорошо знаю Кэтлин Рафферти. Мы часто вместе приходили в ваш ресторан. Она не может быть ни разбойником, ни убийцей. Если она и последовала за своим мужем, то, я уверена, лишь потому, что он ее заставил. Он очень грубый человек.

– Это такая невысокая темноволосая девушка, с которой вы приходили сюда пару дней назад?

– Да, это была Кэтлин.

– Мне показалось, что она боится собственной тени. Я тогда подумала еще, что такая и мухи не обидит. Но Джо Росс, который был на конюшне, сказал, что Рафферти и его жена украли двух лошадей.

– Ну, я знаю Кэтлин достаточно хорошо и могу поручиться, что она не участвовала в этом.

– С ней сейчас может произойти что угодно. Если их не догонит Кин, их могут догнать индейцы. – Женщина помрачнела, затем тряхнула головой и поднялась. – Что вы хотите на завтрак, Роури?

– Пару бисквитов и джем, – ответила Роури, погруженная в мысли о Кэтлин. Как хорошо, что следом отправился Кин. Он не будет в них стрелять, как это сделал бы кто-нибудь другой.

Покинув ресторан, Роури отправилась прогуляться по городу, посмотреть витрины магазинов. Но ничего особенно интересного ей не встретилось, и единственное, что она могла сделать, вернувшись домой, это разложить пасьянс.

Вечером, как она и предчувствовала, от Томаса принесли записку, что ему необходимо остаться с покалечившимся рабочим. Роури это привело в полное отчаяние: заняться было совершенно нечем. Она нашла несколько медицинских журналов, но, перелистав их, пришла к выводу, что и остаток вечера придется провести за пасьянсом.

Но следующий день прошел совершенно иначе. Отправляясь утром в ресторанчик, Роури увидела Пита Фейбера и Керли Эванса. Роури тут же пришла в голову мысль съездить в «Округ Си», чтобы забрать некоторые свои вещи. Но Пит на высказанное ею намерение с сомнением покачал головой:

– Это не самая лучшая идея. Твой отец свиреп, как гризли, с того дня, как ты ушла из дому.

– Рано или поздно я должна была его покинуть. – Здесь ее глаза сверкнули озорством. – И я знаю, как с ним управиться, когда он в плохом настроении.

– Я знаю, что упрямство – фамильная черта Коллахенов, и не собираюсь бороться с ураганом. Когда мы покончим с завтраком, ты можешь поехать с нами, но тебе надо поторопиться, барышня.

– Я переоденусь за несколько минут, – бросила Роури, спеша домой.

Когда их фургон подъехал к ранчо, Пит и Керли отправились по своим делам, Роури же попыталась разыскать отца. В последний раз они расстались очень плохо, и она хотела еще раз с ним поговорить.

Но отца не оказалось дома. Оставалось только забрать некоторые вещи и вернуться в город.

Томас приехал в Огден рано утром. Не обнаружив Роури дома, он отправился на ее поиски. Однако ее не было ни в ресторанчике, ни в магазине, ни у аптекаря. На его расспросы все отвечали отрицательно. Томас даже заглянул в опустевшую палатку Рафферти, но и эта последняя надежда не оправдалась.

Выйдя из палатки, он вспомнил, что есть еще одно место, где может быть его жена, – конюшня. Именно там ему и объяснили, что Роури арендовала на день лошадь, чтобы съездить в «Округ Си». Новость, что она отправилась в путь одна, встревожила Томаса. Он тоже взял лошадь и вскоре свернул на дорогу к ранчо. На этой дороге, на одном из перевалов, они и встретились.

– Черт побери, Роури, ты что, не соображаешь, что делаешь? Здесь опасно ездить одной.

Захваченная врасплох этим агрессивным приветствием, Роури начала защищаться:

– Я езжу здесь с самого детства. Эта дорога совершенно безопасна. Индейцы никогда не подходят к городу так близко.

– Когда подойдут, будет поздно, – проворчал Томас. – Обещай мне, что этого больше не повторится.

Она сердито взглянула на него:

– Я не ребенок, Томас, и прекрасно знаю эти места. Здесь я в совершенной безопасности.

– У тебя короткая память. Когда я встретил тебя, ты спасала свою жизнь.

Роури привстала в стременах и, повернувшись к нему, решительно ответила:

– Я уже давно выросла, Томас, и могу сама о себе позаботиться. – Опустившись в седло, она ударила лошадь по бокам, и та сразу перешла в галоп.

Томас развернулся и последовал за ней. – Почему ты сходишь с ума? – спросил он, поравнявшись с Роури.

– У меня есть отец, и я не хочу второго. Впрочем, мне, наверное, следует радоваться. Хоть один раз ты подумал обо мне, а не о своих пациентах.

– И ты предприняла эту выходку, чтобы привлечь мое внимание?

– Ты просто смешон, Томас. Как я могла знать, когда ты вернешься?

Томас вырвал у нее поводья и остановил ее лошадь.

– Я волновался о тебе. Что в этом смешного?

– Наверное, ничего. Но я не понимаю, с чего ты решил, что я буду рисковать жизнью, да еще неизвестно ради чего.

– Ну, твои поступки иногда непредсказуемы.

– Как, например, то, что я вышла за тебя, – огрызнулась она.

– Уверен, что ты так не думаешь, Роури, – сказал он, удивляясь про себя, как все эти оскорбительные замечания цепляются друг за друга и как трудно остановить их поток.

Их перепалку прервал звук выстрела.

– Оставайся здесь, Роури, я проверю, в чем дело, – крикнул Томас.

Выхватив из кобуры «кольт», он направил лошадь вверх по склону. Но тут же остановился, потому что услышал за спиной стук копыт.

– Черт побери, Роури, я сказал тебе ждать внизу.

– В следующий раз, – выдохнула она, и ее лошадь пронеслась мимо.

Поднявшись на холм, они увидели Коллахена и его людей, которые держали двух индейцев. При появлении Роури и Томаса они все повернулись к ним. Этим моментом воспользовался один индеец, который вырвался из державших его рук и бросился в лес. Коллахен немедленно поднял свое ружье и прицелился.

– Коллахен, стой! – выкрикнул Томас.

Но владелец ранчо его проигнорировал. Он нажал на спусковой крючок, и индеец покатился по земле.

Томас мгновенно слез с лошади и бросился к лежащей на земле фигуре, но помощь врача уже не требовалась. После краткого осмотра он покачал головой и поднялся.

– Он мертв. – И Томас с гневом посмотрел на владельца ранчо: – Совсем еще мальчик. И без оружия в руках. Вы убили его в спину.

– Он пытался убежать, – прорычал Коллахен.

– Любой из всадников мог его догнать, – возразил Томас. – Что этот парень сделал плохого?

– Здесь я задаю вопросы, железнодорожник, – хрипло ответил Коллахен. – Я предупреждал тебя: держись отсюда подальше. Похоже, ты плохо понимаешь уроки.

– Отец, он приехал со мной, – вмешалась Роури, вставая между ними. – Что здесь произошло? – спросила она, пытаясь отвлечь отца от Томаса.

– Поймали этих двух в «Округе Си». Здесь они появились не к добру.

– Но они без оружия, и на них нет боевой раскраски, – заметила она.

– Это не играет роли. Я не хочу, чтобы эти воры и убийцы шныряли по моему ранчо. – Он бросил мрачный взгляд на Томаса. – То же относится и к вам, железнодорожникам. Убирайся.

Томас молча направился к лошади, взобрался на нее и подъехал ко второму индейцу, такому же юному, как и убитый.

– Давай, сынок, взбирайся сзади меня.

– Этот краснокожий останется здесь, пока я с ним не закончу. Ну-ка, вешайте его, парни.

Один из ковбоев стал закидывать веревку на дерево, двое других принялись обматывать веревкой руки мальчика.

– Ты сумасшедший, Коллахен! – выкрикнул Томас. – Вы здесь не закон. И этот парень ни в чем не виноват.

– И не будет виноват никогда, – ухмыльнулся Коллахен. Это – Полная Луна, сын Пятнистого Оленя. Повесив сына вождя индейцев, я преподам им такой урок, что они никогда не появятся в «Округе Си». Сажайте его на лошадь, парни.

Ковбои подняли паренька на лошадь и подвели ее к свисающей петле.

Роури осталось только в изумлении разинуть рот, когда Томас направил свой «кольт» на владельца ранчо.

– Я не позволю тебе это сделать, Коллахен. Немедленно освободи его.

Ковбои замерли, ожидая слов хозяина.

Коллахен ухмыльнулся.

– Ты блефуешь, железнодорожник. У тебя против моих парней нет никаких шансов. Ты не успеешь упасть на землю, как получишь дюжину пуль.

– Может быть. Но я успею сделать один выстрел. Если твоя жизнь стоит жизни этого индейца, скажи мне, – спокойно произнес Томас.

– Что ты привязался, дорожник? Вы, южане, не стеснялись вешать черных, когда вам этого хотелось.

– Это делали не все южане, это делали подонки вроде тебя, и я не думаю, что на Западе все такие же, как ты.

– Если ты меня убьешь, твоя жена тебе этого никогда не простит, – понизил голос Коллахен.

– Мне будет все равно, поскольку я буду мертв.

Роури слушала все это с ужасом. Наконец она собралась с духом.

– Отец, пожалуйста, послушай Томаса, пока вы не убили друг друга.

Взглянув на нее, Коллахен повернулся к своим людям, напряженно ожидавшим, чем все это кончится:

– Ладно, парни, развяжите этого сукина сына. Один из ковбоев быстро перерезал веревку.

– Все в порядке, сынок. Забирайся на лошадь и скачи отсюда.

Молчавший до этого индеец заговорил:

– Я возьму с собой Глаза Сокола.

Он подвел лошадь к лежащему на земле телу.

– Кто-нибудь, парни, помогите ему, – попросил Томас.

Двое из ковбоев подняли мертвого и положили на колени индейца. Тот, оглянувшись на Томаса в последний раз, повел свою лошадь прочь.

Томас вернул револьвер в кобуру.

– Что я говорил тебе, дочка? – злорадно выкрикнул Коллахен. – Ты вышла замуж за человека, который поднял руку на твоего отца!

Роури почувствовала, что ей совсем плохо. Теперь ей отца и Томаса никогда не помирить.

– Томас никогда бы не выстрелил в тебя, папа, – ответила она. Но слова ее прозвучали неуверенно, и Коллахен это уловил.

Злорадно улыбаясь, он посмотрел на Томаса.

– Ты показал сам себя, дорожник. Я знаю свою дочку: она никогда не забудет, как ты тыкал в меня револьвером. И это для меня большее удовольствие, чем повесить индейца.

Томас взглянул на жену.

– Ты едешь, Роури? – Она задержалась с ответом, и Томас спросил: – Это что, та же самая преданность слуг владельцу ранчо?

Она взобралась на лошадь и поскакала прочь под довольный смех Коллахена.

На обратном пути в город Роури и Томас не произнесли ни слова. Когда они подъехали к дому, солнце уже село. Пока Томас отводил лошадей в конюшню, Роури уже легла.

– Разве ты не хочешь есть? – удивился Томас.

– Нет. Я совсем не голодна. Я хочу только спать.

– Думаю, нам нужно поговорить.

– Завтра, Томас, – сказала Роури и закрыла глаза.

Томас ушел в приемную, и она снова их открыла. Глядя в потолок, она погрузилась в невеселые размышления. Перед ней стояло множество проблем. Как с ними справиться?

Когда Томас вернулся, она притворилась спящей. И снова, услышав, что его дыхание стало ровным, открыла глаза, которые тут же наполнились слезами. Ей вдруг стало понятно, что эта схватка между Томасом и ее отцом воздвигла стену отчуждения между ней и мужем, и как разрушить эту стену, она не знала. Она даже не имела представления, о чем и как теперь станет говорить с Томасом. Хотелось сесть на кровати и дать слезам волю.

Уснула Роури только перед рассветом. И не услышала, как Томас встал, и не почувствовала, как он осторожно поцеловал ее в губы, прежде чем уйти.

Проснулась она одна. В этом одиночестве ей предстояло провести целый день. Кэтлин исчезла. Кин уехал следом. Томас всегда будет пропадать на железной дороге.

Она прошлась по комнате, раздумывая, не съездить ли ей в «Округ Си», чтобы все же попытаться поговорить с отцом. Но тут же вспомнила, как расстроила Томаса ее поездка в прошлый раз, и от этой идеи пришлось отказаться. Как она теперь жалела, что отправилась тогда в путь! Если бы она не поехала в «Округ Си», за ней не последовал бы Томас. А если бы не последовал Томас, не было бы стычки с отцом.

«Нет худа без добра», – подбодрила себя Роури. Но как ни пыталась она найти в стычке между мужем и отцом что-либо хорошее, ей это так и не удалось.

К вечеру, придя в полное отчаяние, Роури упала на кровать и зарылась головой в подушку. Когда солнце стало опускаться за пики гор, она уже спала глубоким сном.

Вернувшийся вечером Томас удивился, когда не увидел в окнах света.

Дверь оказалась незапертой. Немало этим озадаченный, он потянул на себя ручку и ступил на порог, с нарастающим страхом вглядываясь в темноту.

Стараясь не шуметь, он медленно подошел к двери спальни, приоткрыл дверь, и сердце в его груди оборвалось: на кровати лежала распластанная фигура. В ужасе Томас подскочил к ней, но, увидев, как мерно поднимается и опускается грудь Роури, с облегчением закрыл лицо руками.

Немного успокоившись, Томас опустил руки и вгляделся в черты безмятежного лица.

Рыжие волосы Роури, окружавшие голову подобно языкам пламени, в беспорядке разметались по подушке. От света луны на лицо ложились резкие тени, и все ее черты – с мягким изгибом щеки, прямым носом, нежными губами – казались словно выбитыми на медали. Иногда Роури чуть поворачивалась во сне, но не просыпалась. Томас постарался бесшумно снять свой ремень с кобурой и стащить куртку и ботинки. Затем осторожно лег на кровать.

В своем глубоком забытьи Роури вдруг почувствовала, как по ее щеке скользят губы, оставляя жаркие поцелуи. На эти прикосновения отозвалось все ее тело – от ног до груди. Простонав, она раскрыла губы.

Их тут же накрыли твердые губы Томаса, а его язык вторгся в ее рот. Она инстинктивно протянула вперед руки, заключив Томаса в объятия. Его тело приблизилось к ней, надавило на нее, родило в ней вихрь ощущений.

Она задрожала, ей показалось, что каждый нерв отозвался на присутствие Томаса. И каждый нерв ненасытно жаждал еще больших ощущений, ей уже не хватало этих лихорадочных, страстных поцелуев.

В этот момент Томас поднял голову и увидел в ее приоткрывшихся глазах страсть и приглашение. И он решительно привлек ее к себе. И снова она приоткрыла губы, которые были тут же закрыты его нежным и теплым ртом.

Роури чувствовала, что совсем не владеет собой. Наверное, она просто сошла с ума. Когда-то ей хотелось показать себя сдержанной в своей любви к нему, но все переживания последних дней сломали ее маску, и сейчас она отзывалась на его ласки бурно, почти яростно, и это еще больше разогревало страсть Томаса.

Их языки переплелись, они вели свою дуэль все время, пока он и она поспешно освобождались от одежды. Это даже нельзя было назвать любовью, скорее это было стремление мужского и женского начала слиться воедино.

Его губы скользнули по ее груди, она обхватила ногами его спину и, взяв в руки его восставшую плоть, приблизила к себе. Он перекатился на спину, и теперь уже она лежала на нем, широко раздвинув ноги. Ее ставшие крайне чувствительными соски посылали по телу сладостные волны от прикосновений к волосам на его груди.

Его рот снова вернулся к ее груди – к одной, затем к другой, что доставляло ей удивительное наслаждение. Затем она вытянулась во весь рост, для того чтобы вобрать в себя новое чувство – его и своей наготы в их тесном соединении друг с другом.

Его рука скользнула вниз, и она издала стон, когда он коснулся ее лона. Она обхватила его, чувствуя, как ее захлестывает наслаждение, и их тела начали ритмичный танец, который скоро достиг своей кульминации.

Затем он привлек ее голову к своей, прижался своим ртом к ее губам, и она чуть не лишилась чувств от этого долгого поцелуя. Обессиленная, Роури упала ему на грудь.

Немного успокоившись, она соскользнула с него и откинулась на спину. Затем поднялась и стала натягивать платье.

– Что-нибудь случилось, Роури? – спросил Томас.

Обычно после занятий любовью она чувствовала сонливость и усталость, но сегодня ее нервы были на пределе. О сне не могло быть и речи.

– Не знаю, думаю, просто беспокойство. Но для того, чтобы собраться с мыслями, другой комнаты у меня нет. Она стянула платье и вернулась в кровать. Некоторое время Роури просто лежала на своей половине кровати, положив под голову руки.

– Что-то не дает тебе покоя?

Она повернулась и откинула со лба волосы.

– Что ты имеешь в виду?

– Наверное, тебя беспокоят мысли об отце.

– Не знаю, почему ты так решил, – резко ответила она, резко потому, что он был абсолютно прав и сказал то, в чем ей не хотелось признаться самой себе.

– Тебе не дает покоя этот случай?

– Ну, если уж ты сам завел об этом речь, я думаю, тебе стоило вести себя иначе. Разве была необходимость направлять на него револьвер?

– Нет. Думаю, нет. Мне нужно было дать им повесить невинного мальчика.

– Я не про это, и ты прекрасно меня понимаешь, – сердито возразила она.

– Он сделал бы это. И вы стояли бы рядом и смотрели, как это происходит. Извини меня, Роури. Но шрамы у меня на спине – это сувенир от «Округа Си», а не клеймо.

Роури села, прижав простыню к груди.

– Что ты имеешь в виду? У меня клеймо? Ты знал, кто я, когда вел меня под венец.

– Да, но я женился на тебе и не хочу, чтобы между нами в кровати каждую ночь был еще и Ти Джей Коллахен.

– А я, когда выходила за тебя замуж, не собиралась каждую ночь спать одна, – выкрикнула Роури.

– Но ты же знала, что выходишь замуж за врача.

– Видишь ли, я тоже не хочу, чтобы твои пациенты были в нашей кровати.

– Я несу ответственность перед моими пациентами, Роури.

Она резко повернула голову и посмотрела ему в лицо.

– А я ответственна перед моим отцом. Томас замолчал. Он понимал, что любой спор можно уладить, ведя его спокойно и разумно. Но в случае с Коллахеном этого было недостаточно. Роури всегда останется преданной своему отцу, и споры по этому поводу будут возникать еще не раз.

– Я понял, в чем дело. Что бы я ни говорил, для тебя главным всегда останется твоя ответственность перед отцом. А твой папа прав всегда, не так ли? Маленькая доченька своего папочки будет преданной только своему папочке.

– Ну, это несправедливо. Я вижу его недостатки, но это действительно мой отец. Что бы он ни говорил по поводу моего замужества, это говорит его уязвленная гордость из-за того, что он потерял дочь. Я думала, ты когда-нибудь это поймешь. Но ты даже не хочешь попытаться.

– Понять человека, который убил безоружного мальчика и хотел повесить еще одного?

– Когда ты живешь на ранчо, там другие законы, и они позволили остаться ему в живых. Сейчас в этих краях все меняется, изменится и он.

– Нет, Роури, ты обманываешь сама себя. Твой отец не изменится никогда.

– Ну тогда пожалей его и не осуждай. Ты же терпим к другим. Или все твое сострадание и понимание относится только к пациентам? Доктор Томас Грэхем знает все, лечит все. Отправляет к чертям только свою жену и ее отца.

Томас поднялся и обнял ее за плечи.

– Но ты сама так не думаешь, верно? Я же тебя люблю. Твои желания для меня важнее всего на свете. Но я давал клятву сделать все, чтобы спасать человеческие жизни.

– Прямо как Бог, – ядовито вставила она. И тут же заметила по его глазам, что удар попал в цель.

– Думай как хочешь, Роури. Ты всегда жила своим умом. И никто тебе в этом не мешает. Но если тебе не нравится, что я стараюсь спасти чужие жизни, то неужели нравится, что твой отец хочет отнять их у других?

Их прервал стук в дверь. Быстро натянув брюки, Томас поспешил в приемную и увидел женщину с искаженным от страха лицом. Она держала на руках ребенка лет десяти с безвольно болтающимися ручками и ножками – он был без сознания.

– Я миссис О’Трэди. Мой муж работает на железной дороге, и мы живем в палаточном городке. Прошу прощения, что потревожила вас в этот час, но мой сын очень болен. Вы должны мне помочь. Боюсь, что он умирает.

Томас взял мальчика из ее рук и осторожно положил на стол.

– Что с ним, миссис О’Трэди? – спросил он, берясь за стетоскоп.

– Доктор, у него была сильная лихорадка, и он жаловался на боль в боку.

– Приглядите за ним, пока я полностью оденусь, миссис О’Трэди. Я вернусь очень быстро.

– Хорошо, доктор. Да благословит вас Господь, – с надеждой произнесла женщина, стягивая с головы платок.

Томас вернулся в спальню и начал одеваться.

– Извини, Роури. Это очень срочно.

– Я слышала, – ответила она.

– Мы закончим наш разговор, когда я все сделаю.

– Меня здесь не будет, я собираюсь в «Округ Си». Думаю, мой отец нуждается во мне больше, чем ты. Кроме того, я там найду, чем заняться днем и… ночью.

– И когда ты вернешься?

– Не знаю.

Его глаза стали растерянными.

– Роури, у меня сейчас нет времени. Этот мальчик может умереть. Пожалуйста, подожди, и мы обсудим все, как только я закончу.

Она вдруг почувствовала к нему жалость и нежность. Ее глаза смягчились.

– Иди к нему, Томас. Ты его спасешь. Я знаю. – Несколько секунд его умоляющие глаза смотрели в ее, затем он повернулся и покинул комнату.

Пока Томас оперировал мальчика, удаляя ему аппендикс, Роури тихо выскользнула за дверь.

Глава 18

Кин не ошибся, решив, что Рафферти двинулся не на восток, а на запад. Именно в этом направлении вели следы копыт двух лошадей: одной тяжело нагруженной, другой – с более легким всадником. Он был уверен, что это следы лошадей Рафферти и Кэтлин.

В полдень, поднявшись на гору, он увидел вдалеке на равнине две еле различимые фигурки. Его отделяли от них два часа пути, но это при хорошей погоде, сейчас же на небе сгущались тучи, по-видимому, надвигалась буря.

Проскакав милю, Кин вдруг резко остановил лошадь – к следам двух лошадей добавились следы еще четырех. Судя по всему, у Рафферти и Кэтлин появились преследователи.

Еще через несколько миль Кин снова остановился – на земле виднелись конские «яблоки», и разведчик спешился, чтобы разглядеть их. В них не было сена, а это говорило о том, что лошади питались только травой. Сомнений больше не оставалось: за Рафферти и Кэтлин гнались индейцы.

Кин знал, что индейцы выслеживают добычу по следу не хуже его. Не медля ни секунды, он взлетел на Дюка и, пришпорив, перевел его в галоп.

Кэтлин натянула вожжи и, остановив лошадь, спешилась.

– Майкл, моя лошадь захромала. Наверное, с ней что-то случилось.

Майкл Рафферти со злостью развернул свою лошадь и недовольно прорычал:

– Что ты сказала?

– Моя лошадь хромает. – И она наклонилась, чтобы осмотреть колено лошади. Рафферти направился к ней.

– А ну, с дороги, – выкрикнул он, оттолкнув Кэтлин. После беглого осмотра он выпрямился. – Лошадь охромела.

– И как теперь быть, Майкл?

– Заткнись и не мешай мне думать.

– Может, приготовить кофе, раз мы задержались?

– Кофе? Ты что думаешь, я собираюсь торчать здесь, пока лошади не станет лучше? – прорычал он. – Ну-ка, дай посмотреть, что у тебя во вьюке. – И он стал энергично рыться в седельном вьюке ее лошади. Схватив несколько предметов, он впихнул их в свой седельный вьюк. – Не знаю, зачем я взял тебя с собой. Из-за тебя я еле тащусь. – Привязав к сиденью одеяла, он поднялся в седло.

Кэтлин устало отбросила волосы с лица. Дождевые капли заставили ее поднять голову.

– Ветер становится сильнее. Скоро начнется дождь.

– Мы найдем укрытие. – Поскольку Кэтлин не собиралась садиться на лошадь, он бросил ей: – Чего ты ждешь?

– А что будет с лошадью? Она хромая. Мы не можем ее оставить.

– У меня нет времени беспокоиться об этой чертовой лошади. Я не хочу даже тратить на нее пулю. – Рафферти не добавил, что если за ними началась погоня, то звук выстрела облегчит задачу преследователей. – Ты поедешь или нет? – крикнул он, поскольку она все еще продолжала колебаться.

Бросив полный жалости взгляд на охромевшую кобылу, Кэтлин взобралась позади Рафферти.

Они проехали еще милю, когда дорожная пыль стала покрываться мокрыми точками – начинался дождь. Рафферти двинулся к ближайшим деревьям.

– Там мы укроемся. Спустившись с лошади, он распорядился:

– Принеси хворосту, пока все не промокло. Я позабочусь о лошади.

Сухих веток вокруг оказалось множество, но Рафферти приказал Кэтлин разжечь маленький костер: он не хотел привлекать внимание.

Дожидаясь, пока вскипит вода, Кэтлин села перед огнем.

– Почему мы покинули Огден в такой спешке?

– У меня была серьезная стычка с Кейсментом, – буркнул Рафферти.

– Но это ведь не причина, чтобы не взять вещи и не купить еды.

– Ты учишь меня, что делать? – недовольно проворчал он. – Мы можем все это купить, когда приедем в город.

– А далеко до него? – спросила она. – И где мы сейчас находимся?

– Откуда я знаю? – раздраженно буркнул он. – Мы едем по дороге на запад. Тебе больше ничего и не нужно знать. Если тебе нечего есть, съешь свой язык и не задавай дурацких вопросов.

– А зачем ты украл лошадей? И что, если ты покалечил парня?

Он дал ей оплеуху.

– Заткнись. Иди спать. Как только дождь кончится, мы отправимся в путь.

Рафферти завернулся в одеяло и закрыл глаза. Кэтлин попыталась сделать то же, но сон не шел. Она вспомнила Кина Маккензи. Теперь они уже никогда не увидятся. От этой мысли глаза наполнились слезами, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расплакаться. Она никогда больше не увидит эту высокую фигуру, шагающую к ней, не заглянет в глубину его глаз, не услышит его хрипловатый голос. Но это, наверное, Божье наказание за то, что она привязалась к человеку, который не был ее мужем, убеждала она себя.

Так она и лежала, терзаясь сладкими воспоминаниями и слушая шум дождя и храп мужа. В конце концов она поняла, что все ее попытки уснуть бесполезны, и решила разыскать платок, которым можно будет укрыться от дождя, когда они поедут дальше.

Кэтлин подошла к лошади, распаковала седельный вьюк и вдруг увидела тяжелый саквояж, которого никогда прежде не видела. Она вынула саквояж и присела, чтобы рассмотреть его содержимое. Саквояж оказался доверху набит деньгами. Кэтлин не могла сдержать возгласа удивления:

– Боже мой! Здесь тысячи долларов!

Она оглянулась на спящего мужа. Майкл говорил ей, что не в состоянии купить лошадей, и это при том, что у него целый саквояж денег. И откуда они взялись?

Догадка потрясла ее: деньги краденые. Это объясняло, почему он покинул Огден в такой спешке, ночью – так убегают только воры.

Вдруг Рафферти кашлянул и повернулся на другой бок. Кэтлин вздрогнула. Затаив дыхание, она пристально вгляделась в лежащую на земле фигуру.

Ее страх был не напрасным. Он открыл глаза.

– Что ты там делаешь?

– Просто хочу немножко размяться, – ответила она спокойным голосом и ногой отодвинула саквояж за куст.

Рафферти тут же вскочил. И в эту же секунду мимо его головы пролетел какой-то предмет, жужжащий, словно оса. Рафферти инстинктивно пригнул голову, повернулся и увидел, что в дерево рядом с ним воткнулась стрела. И тут же пролетела еще одна.

– Индейцы! – в ужасе крикнул Рафферти, падая на землю. Вытащив револьвер, он внимательно осмотрел деревья вокруг. Когда один из индейцев выбежал из-за ствола дерева, он выстрелил. За ним появились другие, и Рафферти принялся в них палить. – Они хотят подобраться поближе, – пробормотал он.

Испуганная Кэтлин пригнулась к земле.

После нескольких выстрелов револьвер издал только сухой щелчок. Выругавшись, Рафферти побежал к лошади.

– Надо убираться отсюда, пока они нас не окружили. – И он быстро забрался в седло.

Кэтлин поспешила к лошади, думая сесть позади него.

– Не могу тебя взять, – отмахнулся он. – Ты будешь лишним грузом.

Он взнуздал лошадь. Кэтлин в отчаянии схватила его за ногу.

– Не бросай меня, Майкл! Пожалуйста, – взмолилась она.

– Убирайся, – хрипло бросил он и вырвал ногу с такой силой, что Кэтлин упала. Галопом он помчался прочь.

Следом за ним из-за ближайших деревьев с улюлюканьем бросились двое индейцев на лошадях. На их головных уборах развевались перья.

Кэтлин лежала на земле, протягивая вслед мужу руки:

– Не бросай меня, Майкл. Пожалуйста, не бросай.

Прежде чем увидеть индейцев, она почувствовала их присутствие. Подняв голову, она с ужасом обнаружила две стоящие над ней фигуры. Они выглядели, как черти из преисподней. Их темная кожа была покрыта боевой раскраской. Вокруг глаз черной краской были нанесены широкие круги. Красные и белые полосы шли через лбы и щеки.

Кэтлин закричала, когда индейцы, плотоядно кривя губы, стали срывать с нее одежду.

Но вдруг Кэтлин услышала выстрел, и один из индейцев замер, затем рухнул на землю. Другой, быстро обернувшись, схватился за нож. Но Кин действовал быстрее, он перехватил ружье и ударил краснокожего прикладом, так что тот повалился на спину.

Не в силах сдержать рыданий, Кэтлин поползла в сторону. Индеец пришел в себя после удара почти мгновенно. Он вскочил и снова двинулся на Кина, поднимая томагавк, но разведчик выстрелил в него в упор, и краснокожий распластался у его ног.

Кин подбежал к Кэтлин и обнял ее. Содрогаясь от плача, она обхватила его за шею.

– Ладно, маленькая, – успокаивающе проговорил он. – Все в порядке. Никто тебя не обидит.

– Это… это действительно ты? – пробормотала она дрожащими губами. – Это в самом деле ты?

Когда ее рыдания немного утихли, Кин поспешил поднять ее на ноги.

– Кэтлин, нам надо уезжать, пока сюда не вернулись другие индейцы. – Он мягко расцепил ее пальцы. – Ты можешь стоять?

Она кивнула и поднялась, но тут же схватилась руками за лохмотья своего платья. Кин стянул с себя куртку и накинул ей на плечи.

– Пока надень это. Идти сможешь? Мой Дюк в четверти мили отсюда. Я не хочу оставлять тебя одну.

Услышав слово «оставлять», она в страхе схватила его руку.

– Нет, не оставляй меня одну! Я умоляю тебя, Кин, пожалуйста, не оставляй меня!

Он повернулся к ней и твердо сжал ее плечи.

– Кэтлин, посмотри на меня, – мягко произнес он. Она с тревогой взглянула ему в глаза – спокойные серебристые глаза, которые она так боялась никогда больше не увидеть. – Я не покину тебя, Кэтлин. Поверь мне. Я тебя больше не покину.

Он оглянулся и поднял с земли одеяло Рафферти. Кэтлин отыскала глазами свое собственное и тоже хотела его поднять. Но тут она замерла, увидев саквояж, который вынула из седельного вьюка.

– Деньги, – тихо сказала она, поднимая саквояж.

– Деньги? – удивленно переспросил Кин. Неужели он ошибся, и она как-то участвовала в преступлении Рафферти?

– Я нашла этот саквояж в седельном вьюке Майкла. Здесь очень много денег. Я думаю, Майкл получил их каким-то нечестным путем.

– Да, вроде убийства, – лаконично бросил Кин.

– Убийства?! – Ее голубые глаза округлились от ужаса.

Кин взялся за саквояж.

– Я расскажу тебе обо всем позже. Нам нужно спешить. Когда индейцы вернутся назад, они могут попытаться догнать нас по нашим следам. – И, схватив ее за руку, он быстро пошел через заросли.

Оглянувшись, Майкл Рафферти увидел, что преследующие его всадники приближаются. Он с силой пришпорил лошадь, но бедное животное, измученное долгим переходом, не могло двигаться быстрее.

И тут в него попала стрела. Она ударила ему в спину чуть ниже шеи. Вторая стрела впилась около бедра. От боли он выпустил поводья и повалился с лошади на землю, потом вскочил и увидел, что всадники двигаются прямо на него.

Майкл бросился бежать, но новая стрела, попавшая в бедро, заставила его упасть на колено. Однако это его не остановило. Зарычав от ярости, он снова вскочил и двинулся вперед. Увидев, что он еле движется, всадники решили с ним поиграть: они окружили его и, смеясь, стали толкать лошадьми – один в одну сторону, другой – в другую.

Вконец ослабев, Майкл упал на колени. И в этот момент все трое услышали звук выстрела.

Индейцы разом обернулись и прекратили игру. Один из них свесился с лошади и обрушил на голову Рафферти смертельный удар томагавка. Затем проворно соскочил с лошади и, пока второй догонял испуганную лошадь Рафферти, сделал надрез на голове мертвого.

Сняв скальп, он мигом взлетел на лошадь. Но лучше бы он не спешил – грохнул выстрел, и индеец рухнул на землю рядом с тем, кого он только что зарубил томагавком. Следом раздался еще один выстрел – и второй индеец скатился с лошади.

Вскоре из-за холма показались двое бородатых всадников. Они удостоверились, что оба индейца не дышат, и удивленно остановились перед мертвым Рафферти.

– Ты видел его раньше? – спросил один. Его компаньон отрицательно покачал головой. – Похоже, что это один из железнодорожников.

– Ладно, куда бы мы его ни доставили, он не будет возражать. Привяжи его к лошади, и мы отвезем его в Огден. Может, там кто-нибудь его узнает.

Кэтлин была слишком измучена всем происшедшим, чтобы держаться в седле. Она в полузабытьи припала к спине Кина, обняв его за талию.

После наступления сумерек дождь лил не затихая, но Кэтлин не обращала никакого внимания ни на падающие капли, ни на отдаленный раскат грома. Она хотела, чтобы они так ехали вечно. Вся погруженная в свои мечты, она удивилась, когда Кин внезапно натянул вожжи. Перед ними был вход в пещеру.

– Нам нужно спрятаться. Приближается гроза. – Он показал рукой на всполохи молний на горизонте. – Подожди немного, я проверю, все ли там в порядке.

Он исчез в темноте пещере, и тут же к Кэтлин вернулись ее страхи. Платье промокло, и она вся дрожала от холода и страха. Но Кин вернулся очень скоро.

– Все в порядке, – бросил он.

Он подвел лошадь к пещере и помог Кэтлин спуститься.

– Там есть сухие дрова. Постой у входа, пока я разжигаю костер.

– А это безопасно – зажигать огонь?

– Последние два часа за нами никто не шел. – Кин не стал говорить, что, перед тем как остановиться, он заметил сзади двух всадников, ведущих серую лошадь ее мужа.

Скоро в пещере потеплело от весело потрескивающего костра. Кин расседлал лошадь и достал из седельного вьюка рубашку.

– Возьми, переоденься в сухое. А я пока займусь Дюком.

Кин повернулся к лошади и принялся скрести и вытирать ее. Кэтлин укрылась в углу и, стянув с себя мокрое платье, поспешно натянула сухую одежду. Рубашка пришлась ей почти впору, хотя полы и доставали до колен. Быстро застегнув пуговицы, она закатала рукава и расстелила попону у костра, думая просушить волосы.

Кин подтащил к костру седельный вьюк и вывалил его содержимое; там же он разложил и свою мокрую рубашку, после чего принялся готовить кофе.

– Давайте я сварю кофе – предложила Кэтлин.

– Я привык это делать сам.

– Похоже, вы любите все делать сами, – мягко улыбнулась Кэтлин.

– Думаю, это так. Все, кто живет в одиночку, имеют такое обыкновение.

Ее взгляд скользнул по его груди и задержался на продолговатом шраме у плеча.

– Я вижу, ваши раны хорошо затянулись. Он поднял глаза, и его губы дрогнули в улыбке:

– Благодаря хорошему уходу.

Она вдруг почувствовала, как заколотилось ее сердце. За целых восемь лет это была первая услышанная ею благодарность. От таких теплых слов мигом исчез ее страх перед индейцами.

Кин снова потянулся к седельному вьюку и вытащил расческу.

– Вы можете воспользоваться этим. Если хотите. – Это была расческа с потускневшей серебряной ручкой, которую она уже видела на туалетном столике в его комнате.

Кэтлин с благодарностью взяла расческу.

– Никогда не думала, что у такого человека, как вы, может быть расческа с серебряной ручкой, – тихо заметила она, расчесывая спутанные мокрые волосы.

– Это подарок, – ответил Кин. На секунду перед его глазами возник яркий рождественский ящик с подарками, но он отогнал воспоминания и протянул Кэтлин кусок вяленого мяса. – Думаю, вы сегодня ничего не ели, миссис Рафферти.

Эту фразу он уже говорил, когда она выхаживала его после ранения. Они взглянули друг на друга, и она приняла угощение – не потому, что была голодна, просто ей не хотелось огорчать его отказом.

Кин тронул рубашку – она уже подсохла. Натянув ее, он начал вновь запихивать вещи в седельный вьюк. Кэтлин увидела саквояж с деньгами, и это вернуло ее к реальности.

– Кин, скажи мне, как Майкл достал эти деньги. На его скулах заиграли желваки.

– Он убил кассира железной дороги. От ужаса Кэтлин закрыла глаза.

– Подозревают и тебя, поскольку ты уехала с ним.

От удивления Кэтлин раскрыла рот.

– Клянусь Девой Марией, я ничего не знала.

– Не волнуйся, Кэтлин, как только все станет известно, обвинение будет снято.

– Может быть… может, они найдут Майкла, и он все расскажет? – с надеждой спросила она.

Кин кашлянул, прочищая горло.

– А… я должен тебе кое-что сказать. Она посмотрела на него с удивлением.

– Что именно?

– Когда ты сегодня дремала, вдалеке от нас проехали двое, ведя серую лошадь твоего мужа.

Она прижала к груди руки.

– Так почему же ты не остановился и ничего не спросил?

– Не стоит пересекать путь незнакомцам. Это может быть опасно. – И он решил, что лучше сказать все сейчас: – Когда они уже проезжали, я увидел, что к лошади привязано какое-то тело. Похоже, это был твой муж.

Она в изумлении раскрыла рот, затем поспешно перекрестилась.

– Пусть Бог будет милосердным к этой душе.

– Мне очень жаль, Кэтлин, – тихо произнес Кин.

По ее щекам покатились слезы.

– А мне нет. Пусть Бог простит мне, что я не жалею мертвого. – Она отвернулась и, закрыв лицо руками, упала на попону. Ее плечи начали сотрясаться от рыданий, но не от горя, а от чувства собственной вины.

Кин подошел к ней, подумав что нужно ее успокоить, но потом решил, что в этот момент лучше оставить ее одну.

Он взял ружье и направился к выходу. Нужно быть начеку на случай, если индейцы захотят выследить их.

Прошло некоторое время. Кин сидел, вглядываясь во тьму, когда Кэтлин внезапно вскрикнула. Она было заснула, но увиденный во сне кошмар заставил ее вскочить. Кин поспешил к ней.

– Тише, тише, – встряхнул он ее. – Все хорошо.

Она обмякла в его руках.

– Мне приснилось, что ты меня оставил. Он уложил ее на землю и завернул в попону.

– Спи спокойно. Я никуда не уйду.

И Кин отправился на свой пост у выхода. Оглянувшись, он заметил, что Кэтлин смотрит ему вслед.

С рассветом Кин и Кэтлин снова двинулись в путь. Вскоре из-за холмов показался город. Кин отвез Кэтлин в ее палатку, приказав:

– Оставайся здесь, пока я схожу к шерифу. Но шериф Беллоуз оказался на удивление легок на помине. Не успел Кин повернуться, как услышал стук копыт, – Беллоуз скакал к дому Кэтлин. Увидев разведчика, он кивнул ему:

– Привет, Кин. – Он знал Кина со времен, когда тот был еще подростком.

Кин почтительно наклонил голову:

– Добрый день, шериф. Беллоуз повернулся к Кэтлин:

– Вы миссис Рафферти?

– Да, сэр, – тихо ответила та.

– Рад видеть, что вы в порядке, мэм. – Беллоуз снова вернулся к Кину. – Мне сказали, что ты отправился за ними, Кин.

– Миссис Рафферти не имеет ничего общего ни с убийством, ни с ограблением.

– Я знаю. Бродяги, спавшие возле депо, сказали, что видели только Рафферти, когда он покидал вагон кассира.

Затем лицо его помрачнело.

– Миссис Рафферти, боюсь, мне придется сообщить вам тяжелую весть. Это касается вашего мужа, мистера Рафферти. Утром прибыли двое охотников, которые доставили его тело. Он погиб от рук индейцев.

– Я знаю. Это случилось, когда он меня бросил. Мистер Маккензи нашел меня очень вовремя. Я тоже могла проститься с жизнью.

– Охотники говорят, что они появились слишком поздно, чтобы его спасти. Но они застрелили обоих индейцев.

– А вы уверены, что это Рафферти? – спросил Кин.

Беллоуз кивнул:

– Босс с «Юнион пасифик» его уже опознал.

– Джек Кейсмент? – спросил Кин.

– Да, – ответил Беллоуз.

– Он все еще в городе?

– Думаю, да. Последний раз я видел его в конторе.

– Я должен с ним переговорить. – Кин отвязал свой седельный вьюк и взвалил его на плечо. – Ты останешься здесь или пойдешь со мной? – обратился он к Кэтлин.

– Я хотела бы остаться в своей палатке, – ответила она.

Когда Кин зашагал прочь, Беллоуз крикнул ему:

– Эй, Кин, а деньги ты привез назад?

– А ты как думаешь? – отозвался Кин. Лицо Беллоуза расплылось в улыбке.

– Думаю, что да!

Зайдя в контору Кейсмента, Кин бросил саквояж на стол.

– Тут все, что вы потеряли.

У руководителя строительства поползли вверх брови. Он поспешил открыть саквояж и, не веря глазам, тронул деньги руками.

– Теперь этот сукин сын не потратит из них ни доллара, – произнес Кейсмент. – Вы знаете, что он мертв?

– Да, я только что разговаривал с шерифом.

– А что с женой Рафферти?

– Она в безопасности. Я привез ее назад. Она не имеет к ограблению ни малейшего отношения. Этот ублюдок заставил ее следовать за собой.

Кейсмент поднялся:

– Прекрасная работа, Маккензи. – И он хлопнул Кина по плечу. – Ты заслужил хорошую премию.

Глава 19

Тем же вечером Кин Маккензи зашел в заведение Джека О'Брайена. Остановившись у входа, он обвел глазами наполненный густым табачным дымом зал, и его взгляд остановился на одинокой фигуре, сидевшей за столиком в углу. Перед человеком стояли маленький стаканчик и открытая бутылка виски. Кин подошел к его столу и опустился на стул:

– Привет, доктор.

Томас поднял голову. Затуманенные алкоголем, его глаза потеряли свой обычный блеск.

– Как дела, Кин? – Он пододвинул к нему бутылку. – Попробуй самое плохое в мире виски от Джека О'Брайена.

Кин сделал большой глоток из горлышка.

– Что празднуешь, доктор?

– Праздную? – переспросил Томас и взял в руки стакан. – Я не праздную, я оплакиваю.

– Боюсь, что это ты меня оплакиваешь.

– Нет, Кин, я получил возмездие – возмездие за всех женщин, которые меня любили и которых я оставил. Ты, конечно, скажешь, что я получил по заслугам?

– Я ничего не скажу. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Томас налил себе стакан и снова придвинул бутылку Кину.

– Я говорю о Роури, дружище. Роури… рыжеволосая месть. Роури… с зелеными глазами, в которых любой мужчина может утонуть с головой.

– Это намного лучше, чем тонуть в виски, – заметил Кин.

Томас положил голову на руки и уставил на Кина прямой взгляд.

– Ты любил ее, верно?

– Думаю, и люблю, – искренне ответил Кин.

– Тогда почему ты отказался от нее без борьбы?

– Я уже говорил тебе, доктор. Возлюбленными мы не были. Ты должен был давно догадаться, что к чему.

Томас опустил голову, и вдруг по его щекам покатились слезы.

– Догадаться о чем?

– Что Роури – моя сестра. – Эти слова подействовали на Томаса, как удар. От изумления он раскрыл рот. – Если быть точнее, то она моя сестра наполовину. Моя мать была поварихой у Ти Джея до того, как он женился на Саре.

– Ах, вот как, – протянул Томас. – И почему он не женился на твоей матери?

– Моя мать – частично индианка, – ответил Кин. – Она умерла, когда мне было всего шесть лет. Я жил у Ти Джея, но он никогда не позволял мне звать его отцом. Когда он женился на Саре, она воспитывала меня как своего сына. Ти Джею это не нравилось, но своей обожаемой жене он никогда не перечил. Когда родилась Роури, я заботился о ней. Вот почему мы так близки.

– А почему ты и Коллахен так ненавидите друг друга? – спросил Томас. О виски он совсем забыл.

Некоторое время Кин сидел молча. Затем взял бутылку и сделал еще глоток. Когда Томас уже решил, что не услышит ответа, Кин вдруг заговорил вновь:

– Когда началась война, я покинул «Округ Си» и отправился на восток, чтобы вступить в армию. Я вернулся только в шестьдесят шестом. Ти Джей к этому времени возненавидел железную дорогу. Поначалу предполагалось, что дорога пройдет через Солт-Лейк-Сити, огибая южный конец озера, – так хотел Бригем Янг. Тогда бы дорога миновала «Округ Си», что вполне устроило бы Ти Джея, – объяснил Кин. – Но исследователи обнаружили, что в тех местах часто случаются наводнения, так что пришлось прокладывать дорогу вдоль северного побережья, через Огден и «Округ Си».

– Теперь мне все понятно, – произнес Томас.

– Да, Ти Джей рассвирепел, когда узнал об этом, а когда я сообщил ему, что нанялся разведчиком железнодорожной компании, он совсем взбесился. Мы сцепились, и мне пришлось уехать.

– То есть ваша вражда только оттого, что ты стал работать на железную дорогу? – не веря, переспросил Томас.

– Следующий год я его почти не видел, хотя иногда заезжал повидать Роури и Сару. Однажды после большой метели я возвращался с рабочими пути, и у меня случилась еще одна схватка с Ти Джеем. Я уехал, а неделю спустя Сара приехала в лагерь, чтобы попытаться нас примирить, но в тот день я был на охоте. Когда Сара находилась в лагере, на него напали индейцы. Во время этого нападения она погибла.

– Прости, Кин, – произнес Томас. Погруженный в воспоминания, Кин невидяще смотрел перед собой.

– Сара была замечательным человеком. У нее не было ни одной плохой черты, и я ее очень любил.

– Думаю, Коллахен обвинил в ее смерти железную дорогу, – предположил Томас.

– Это так, доктор. Железную дорогу… и меня. – Он схватился рукой за спинку стула. – Дьявол, я не хотел рассказывать об этом. Просто хотел объяснить насчет Роури и себя.

– Ну что ж, мой внезапно обретенный шурин, тогда уж и я расскажу тебе печальную историю. Знаешь, хочется вылить свои пьяные слезы в чью-нибудь жилетку.

Кин сдержал улыбку.

– Ну выкладывай.

Томас внимательно изучил дно своего стакана.

– С самого начала?

– Конечно, почему нет? – Кин сдвинул шляпу на затылок и откинулся на стуле.

Томас поднял бровь и задал вопрос:

– Ты никогда не задавался мыслью, что привлекает мужчину в женщине?

– Не думал над этим. Наверное, у всех по-разному.

Томас проигнорировал этот ответ.

– С самого начала я понял, что меня привлекало в Роури, конечно, помимо красоты, – ее мужество. – Он наклонился над столом к Кину. – Знаешь что, Кин? У женщины нет возможности проявить свою храбрость, как это делают мужчины, к примеру, идя в сражение плечом к плечу. Женщины показывают свое мужество совершенно иначе.

Кин подумал о том, что Кэтлин приходилось каждый день проявлять мужество, сталкиваясь с грубостью своего мужа, и он согласился:

– Не стану спорить, доктор.

– Но я, похоже, ушел в сторону.

– Похоже, – подтвердил Кин.

Томас откинулся на стуле и окинул Кина мутным взглядом.

– О чем я говорил?

– О Роури, – чуть улыбнулся Кин.

– Она даже предупреждала меня, что слишком избалованна и привыкла поступать так, как хочет. И я, тридцатилетний мужчина с богатым опытом общения с женщинами, должен был прислушаться к этим словам. Верно?

– Думаю, так, доктор. Томас горестно покачал головой:

– А я этого не сделал. И я получил то, что заслужил.

– Доктор, Роури очень предана тем, кого любит. Она не покинет Ти Джея, когда тонет его корабль. Но она привязана и к тебе и не собирается тебя бросать. Так что тебе надо просто немного подождать.

– Но скоро строительство закончится, а я собираюсь сразу после этого уехать в Виргинию.

– Ручаюсь, что к этому времени Роури к тебе вернется.

Черты лица Томаса смягчились.

– Расскажи мне, какой она была в детстве. Иногда, глядя на нее, я вижу маленькую девочку, и тогда мне хочется знать, какой она была когда-то.

– Мне сейчас трудно вспомнить, как она выглядела. Ноги, как у жеребенка. Чертовски надоедлива. Всегда держалась рядом со мной, как собака-ищейка. И постоянно ввязывалась в разные неприятности, из которых мне приходилось ее выручать. Сара была учительницей до того, как вышла за Ти Джея, и она учила нас вместе. – Кин покачал головой. – Мне было семнадцать, Роури – десять, когда она узнала, что Ти Джей – мой отец. Она пришла с круглыми от удивления глазами, чтобы спросить, правда ли это. Я предложил ей спросить отца, но она настаивала. Мне пришлось сказать, что это правда, но Ти Джей никогда этого не признает. – Кин усмехнулся, вспоминая тот момент. – Роури заплакала, обхватив меня руками. Я не знал, как ее успокоить, и сказал, что, может, все это сплетни, и ей не нужно об этом думать. Она подняла голову, взглянула на меня – слезы катились по ее лицу – и сказала, что хочет, чтобы я был ее братом.

– Это никак не изменило твое положение в «Округе Си».

– Какое положение? – фыркнул Кин. – Дьявол! У меня не было никакого положения. Я зарабатывал свои деньги, как и все рабочие. Думаю, Ти Джей заставлял меня работать больше всех. Только Сара и Роури относились ко мне как к члену семьи. Сара даже настояла на том, чтобы я жил в большом доме.

– Ты считал Коллахена своим отцом? – нахмурился Томас.

Пожав плечами, Кин произнес:

– Это мне мать сказала только в день своей смерти.

– И ты никогда не говорил на эту тему с Коллахеном? – спросил Томас.

– Видишь ли, доктор, если бы Ти Джей хотел признать, что я его сын, то он бы давно это сделал.

– Но ты имеешь определенные права по своему рождению.

– Права? – Кин покачал головой. – Нет. Незаконнорожденные не имеют прав.

– И относительно «Округа Си»?

– И относительно «Округа Си». Его создал Ти Джей. И он вправе делать то, что захочет.

Решив, что рассказал Томасу слишком много из своего прошлого, Кин Маккензи отставил стул и поднялся.

– Думаю, мне надо немного поспать. Ты сможешь сам добраться до дома?

– Да, со мной все в порядке, Кин. Увидимся завтра.

Смотря вслед уходящему разведчику, Томас подумал, что Т. Дж. Коллахен – еще больший ублюдок, чем он думал.

Вернувшись в свою комнату, Кин зажег лампу. Он снял пояс с кобурой, бросил его на спинку кровати и присел на край, чтобы стянуть с ног ботинки. Все еще под впечатлением своего разговора с Томасом, он подумал, что стоит завтра утром отправиться в «Округ Си» и выяснить у Роури, что же все-таки произошло. Кин старался никогда не вмешиваться в чужие дела, но такому человеку, как Томас Грэхем, он хотел помочь. К тому же и Роури наверняка страдала от этой размолвки.

Кин стягивал с себя рубашку, когда внезапно скрипнула дверь. Он поспешно выхватил из кобуры «кольт» и обернулся. В двери появилась Кэтлин. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. По глазам оба поняли то, что не могли выразить словами.

Кин сунул «кольт» обратно в кобуру, поднялся, закрыл дверь и запер ее на замок. Взяв Кэтлин за плечи, он привлек ее к себе. Она подняла голову и встретила его взгляд.

– Это, наверное, грех – быть в объятиях другого, когда мой муж еще не предан земле. Но у меня нет сил быть вдали от тебя, Кин Маккензи.

Он не ответил. Стоило ли еще произносить ненужные слова, которые призваны прикрыть правду? А правдой было его долго сдерживаемое желание. Он хотел целовать ее, обладать ею, чувствовать наслаждение от ее тела.

Повинуясь порыву, он прижался к ее губам своим ртом. Это был такой страстный, жаркий и долгий поцелуй, что она чуть не задохнулась. Она жадно глотнула воздух, а он все целовал и целовал ее. Его руки скользнули вниз по ее стройному телу. Когда он вдруг понял, что под платьем у нее ничего нет, желание захватило его целиком, лишив последних остатков разума. Он хотел обладать ею прямо сейчас, здесь, немедленно. Он поднял ее над собой, чувствуя, как стремительно твердеет его плоть, и, с трудом обуздав свое желание, отнес ее на кровать.

Лихорадочно сдергивая платье, Кин бросил взгляд на лицо Кэтлин и увидел в ее голубых глазах страх. Как у мыши, загнанной змеей в угол. И змеей был он, Кин Маккензи. И Кин понял – слишком поздно, – что ведет себя так же по-животному, как делал это Майкл Рафферти.

Его будто окатило холодной водой. Лицо Кина смягчилось, и он попытался улыбнуться.

– Бог мой, Кэтлин. Я должен просить прощения. – Он осторожно протянул руку и погладил ее по щеке. – Я потерял голову. Если ты не готова к этому, я могу подождать.

Она с облегчением выдохнула и расслабленно откинулась на кровати.

– Тебя кто-нибудь прежде целовал? – тихо спросил он.

В ее глазах было видно смущение.

– Конечно.

– Я имею в виду, поцелуи доставляли тебе когда-нибудь удовольствие? – уточнил Кин.

– Нет, – коротко бросила она, опуская глаза. Он заметил, что ее щеки горят от смущения. Не поднимая глаз, она проговорила:

– Я не хочу вводить тебя в заблуждение, Кин, я не… из числа горячих женщин. Майкл мне это часто говорил.

Кин подумал, что перед ним одна из самых теплых и нежных женщин из всех, кого он когда-либо знал. Он приподнял пальцем ее подбородок.

– Горячая женщина? Что это значит, Кэтлин? Ее лицо снова залила краска.

– Ты знаешь… – Она попыталась отвести глаза. – Майкл говорил, я… холодная. В постели.

– А он пытался заняться с тобой любовью? Она отвернулась.

– Ты надо мной смеешься, Кин Маккензи?

– Я над тобой никогда не смеялся, Кэтлин, – серьезно произнес Кин.

Она повернулась к нему. Ее голубые глаза были полны слез.

– Тогда почему ты спрашиваешь меня? Ты же знаешь, сколько раз я теряла ребенка? – И она сокрушенно покачала головой: такой грубый вопрос задавал какой-то другой Кин Маккензи, совершенно незнакомый и непонятный. – Ты никогда не был так жесток.

Он положил руки ей на плечи:

– Бог мой, Кэтлин! Ты не то подумала! Я не хотел тебя обидеть. – Он привлек ее к себе и положил ее голову себе на грудь. – Я знаю, как с тобой обращался Рафферти. – И он мягко поцеловал ее в шею. – Но это нельзя назвать любовью.

Он продолжал ее целовать – бережно и осторожно. Кэтлин подумала, что удивительные ощущения, испытываемые ею от прикосновений этих теплых губ, очень отличаются от тех, что она когда-либо переживала. Каждый поцелуй отзывался во всем ее теле, и к этому добавлялось какое-то блаженное чувство безмятежности и покоя, исходящее от его сильных рук.

Во взгляде больших голубых глаз Кэтлин Кин мог прочитать ее горячую любовь. Однако под глазами синими тенями лежали следы прошлых тревог. «Ничего, – подумал он, – это скоро пройдет».

Его пальцы скользнули по ее платью, расстегивая пуговицы. Она не противилась, когда он спустил платье с ее плеч и откинул его прочь. Его глаза остановились на ее обнаженном теле.

То, что она оказалась столь миниатюрной, его поразило. Он всегда знал, что она невысока ростом, но без одежды она выглядела почти ребенком. На этом хрупком теле оставили свой след годы, прожитые с Майклом Рафферти. И все же, взглянув на ее грудь, Кин почувствовал, как его вновь охватывает желание.

Кэтлин с тревогой смотрела в его глаза, ожидая увидеть то пренебрежение, которое всегда было во взгляде Рафферти. Но в этих серебряных глазах было восхищение, и она с облегчением улыбнулась.

– То, что я такая маленькая, тебя не пугает? – спросила она.

Кин отрицательно покачал головой.

– Конечно, нет. – Он стянул с себя одежду и лег рядом. Затем заключил ее в объятия. – Ты даже не представляешь, как ты прекрасна, Кэтлин.

– Мне важно быть красивой только для тебя, Кин улыбнулся, стремясь успокоить эти тревожные глаза.

– Кэтлин, ты прекрасна, поверь мне.

И глядя в его лицо, Кэтлин забыла все, что было до этого – и свой страх, и свой стыд, и свое отвращение. Она была желанной. И таким же желанным был для нее Кин.

Ее лицо осветила улыбка.

– Я верю тебе, Кин Маккензи, – прошептала Кэтлин дрожащими губами.

Она тронула его щеку в неосознанном порыве почувствовать его улыбку. Он взял ее руку и прижался к ней губами. И от того места, которое он поцеловал, по ее руке как будто побежало множество теплых ручейков. Она сжала кисть, чтобы не выпустить и не потерять это удивительное ощущение.

Он покрыл ее лицо легкими поцелуями. Закрыв глаза и обмякнув в его руках, она чувствовала прикосновение его губ – к глазам, к ямочке у основании шеи, к ушам – всем своим трепещущим сердцем. Вновь и вновь эти поцелуи возвращались к ее губам.

И она почувствовала, что в ней просыпается страсть.

На протяжении восьми лет жизни с Майклом Рафферти она получала от человека, который был ее мужем, только оскорбления, унижения и грубость. Никогда мужчина не притрагивался к ней с любовью. Все, что она видела, – это грубые лапы Рафферти и его жадный слюнявый рот.

И вот сейчас, первый раз в жизни, она почувствовала не сравнимое ни с чем ощущение того, что она желанна и любима.

Их поцелуи становились все дольше и дольше. Кин чувствовал, как в нем быстро нарастает страсть, но решил не торопить события.

Он осторожно положил ей на грудь руку, сразу почувствовав, как напряглась от этого Кэтлин. Но попыток сбросить руку она не предпринимала, и он слегка сжал ее маленькое полушарие. Большой палец его руки тронул сосок. Она дрогнула, и он понял, что ее желание тоже растет. На ее лице появилась выражение сладостного мучения.

Наклонив голову, Кин коснулся груди губами и начал играть с твердеющим соском. Она почувствовала, как истома растекается внизу ее живота, сердце колотится сильнее – желание грозило затопить ее, как поток, прорывающий плотину.

Он снова припал к ее губам, привлекая к себе еще теснее, и она кожей ощутила прикосновение волос на его груди.

Начав целовать ее губы, он проложил след из поцелуев к завитку уха, проник языком в его миниатюрную раковину. И тут по всему ее позвоночнику пробежала дрожь.

На его губах появилась улыбка:

– Похоже, тебе это нравится, – произнес он. Ее голубые глаза блеснули.

– Я бы солгала, сказав «нет», – ответила она прерывистым шепотом.

Он снова скользнул языком в ее ухо, его руки двинулись вниз, исследуя хрупкое тело. И эти прикосновения родили новую волну сладостных ощущений.

Рот Кина снова вернулся к ее груди, на этот раз чтобы легонько сжать сосок зубами. Ей показалось, что перед глазами стоит разноцветный туман.

Отклик Кэтлин на его ласки заставил Кина усомниться в ее холодности. Как бы случайно он положил руку на самый низ ее живота и понял, что она полна желанием. Прикосновения его пальцев разбудили в ней такие ощущения, о которых она никогда не подозревала.

Когда она затрепетала в его руках, он перестал себя сдерживать, раздвинул ее бедра и вошел в нее.

– О Святая Мария! – исступленно шептала она, когда он ритмично продвигался дальше и дальше. Чувство радостной свободы охватило все ее тело, когда в нее стало изливаться его семя.

Потом они долго лежали обнявшись, пока не успокоилось дыхание. Кин поднял голову, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

– Я никогда не представляла себе, как замечательно это может быть.

– Никогда за восемь лет? – изумился он, когда до него дошел смысл этих слов.

Она кивнула.

– Да. Вообще никогда. – Кин на несколько секунд замер.

– Это был твой первый раз? – И, потрясенный, погладил ее по щеке. – Боже милосердный, это был твой первый раз…

Глава 20

Сидя в тени деревьев, Роури безрадостно рассматривала величественное великолепие гор Уосатч. Со времени своего возвращения в «Округ Си» она приходила на это место каждый день, потому что именно здесь она когда-то была с Томасом. Прошла уже неделя с того дня, как она в порыве гнева покинула его дом. Но гнев уже давно прошел, осталась только боль в сердце. Она поняла, что любит его так, что каждый момент без него наполняет ее невыразимой тоской, и эта тоска делает каждый прошедший час целым годом.

Погруженная в свои горестные мысли, Роури заметила приближение всадника только тогда, когда копыта ударили по камням почти рядом с ней. Она в ужасе вскочила, но облегченно прижала руки к груди, узнав, кто это.

На ее лице появилась легкая улыбка.

– О, Кин, я не слышала, как ты подъехал.

– Твои рыжие волосы для индейцев могут показаться костром, – произнес Кин, спрыгивая с лошади, – не похоже, что ты очень осторожна.

Роури печально вздохнула.

– Индейцы не подойдут к дому так близко. Но ты прав – в последнее время я делаю одни ошибки. Наверное, ты знаешь обо мне и Томасе.

Он сел на землю и вытянул ноги.

– Я встретил этого чертовски хорошего парня в компании с бутылкой виски. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – У тебя были какие-нибудь серьезные причины так поступить?

– Нет. И это самое ужасное. Мы поссорились из-за отца.

Кин кивнул.

– Могу себе представить.

– Томас помешал моему отцу повесить Полную Луну.

– Сына Оленя! – Кин присвистнул от изумления. – Ти Джей, похоже, хочет, чтобы нас всех вырезали.

– Томас направил на отца револьвер, чтобы он этого не делал. Когда я попыталась как-то оправдать действия отца, мы вконец рассорились. – Она повернулась к Кину. – Мне этого не следовало делать, я знала, что отец не прав, но мне было его так жаль. Он очень несчастен и просто сам не свой.

Кин обвел глазами горы.

– Тебе надо с ним поговорить. Он может вступить в серьезный конфликт с законом. Я проследил, куда пропали исчезнувшие шпалы. Они находятся в «Округе Си».

Она в волнении повернулась:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если Ти Джей будет мешать строительству, у него будет столько неприятностей, что и представить трудно. Его парням придется отступить, если сюда пришлют кавалерию.

– Он сам не понимает, что творит.

– Железная дорога здесь навсегда, Роури. И Ти Джей должен с этим смириться. Если он не вернет шпалы, то кончит свою жизнь в петле. Правительство перед этим не остановится. Бог мой, оно разгромило все индейские племена, которые сопротивлялись прокладке железной дороги – от Миссисипи и до этих мест! Ты думаешь, они будут спокойно смотреть на Ти Джея? – Он поднялся и направился к своей лошади. – Постарайся его убедить, иначе этот сумасшедший сам подпишет себе приговор.

Кин вскочил в седло.

– И возвращайся к мужу, которому ты принадлежишь.

Последние слова заставили Роури нахмуриться. Некоторое время она молча смотрела, как он исчезает среди деревьев, затем поспешила к дому.

Когда она вошла в комнату отца, которую он называл кабинетом, владелец ранчо сидел за столом. В этой комнате когда-то любила заниматься шитьем Сара. После ее смерти Коллахен перенес сюда свой стол, но оставил все вещи Сары нетронутыми, как если бы она продолжала заниматься здесь любимым делом.

При появлении дочери он поднял голову от бумаг.

– Отец, я хочу поговорить с тобой, – произнесла Роури.

– О чем?

– Папа, ты сам навлекаешь на себя серьезные неприятности тем, что мешаешь прокладке железной дороги.

– Не знаю, о чем ты говоришь.

– Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю.

– Я просил тебя не употреблять таких выражений. Да еще в этой комнате.

– Отец, не старайся переменить тему. И именно в этой комнате ты не должен отрицать правду.

Старик прищурил глаз. – Ты говорила с кем-то из моих людей?

– Нет. К тому же ты не должен подвергать опасности жизнь твоих помощников, заставляя их делать то, что противозаконно.

Коллахен вскочил, в его глазах вспыхнула ярость.

– Не указывай мне, что делать! В «Округе Си» только я имею право говорить, что правильно, а что нет. С каждым днем ты все больше походишь на тот железнодорожный сброд, с которым связала свою жизнь.

– Спасибо, отец. Это лучший комплимент из всех, что я когда-либо слышала. И я тебе хочу сказать еще вот что. Все это время ты совершаешь ужасные поступки. И рано или поздно тебе за них придется отвечать. Мне не стоило тебя слушать. Все, что говорил тебе Томас, было правдой. И я это ему обязательно скажу, когда буду просить прощения за то, что ушла от него.

– Давай. Ползи к нему. Вы стоите друг друга. Если кто-нибудь и изменился, так это ты, девка. Это не та дочь, которую я вырастил. Ты мне не нужна. Мне никто не нужен.

Роури в замешательстве посмотрела на разъяренного отца.

– Каждому человеку нужен кто-то, отец. Я тебя очень жалела, потому и вернулась. – Ее глаза повлажнели. – Я люблю тебя, папа, но я не хочу, чтобы ты в своем горе разрушил мою жизнь так же, как разрушил свою. Посмотри на себя. Разве ты не видишь, каким ты стал?

– Не смей сюда возвращаться, когда твой муж узнает, что ты не унаследуешь это ранчо.

– Отец, Томас не возьмет «Округ Си» и за цент. Мы уедем в Виргинию, как только строительство завершится. – Она направилась к двери. – До свидания, папа. Я всегда буду тебя любить.

Эта пара, стоявшая в тени палаток, негромко переговариваясь, не привлекала внимания спешивших мимо людей.

Кэтлин Рафферти глядела на Кина Маккензи с тревогой.

– Мистер Кейсмент сегодня сообщил мне, что, поскольку Майкла больше нет, я должна покинуть палаточный городок. Утром все семьи отправятся в Промонтори, и, если я желаю, он проводит меня обратно на восток.

Кин сжал ее плечи.

– Я не позволю тебе уехать, Кэтлин. Мы обвенчаемся немедленно.

– Но это слишком быстро. Должен пройти срок траура, – запротестовала она.

– К чертям эти правила, – громко ответил Кин. – Если ты не любила этого ублюдка, почему ты должна его оплакивать?

– Но так положено, я думаю. Так все делают, Кин.

Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул в широко раскрытые глаза. Ее удивило, что его взгляд искрился юмором.

– Но, миссис Рафферти, вы и я… согрешили. Так что самое правильное для нас поспешить в церковь и обвенчаться.

Она подавила в себе ответную улыбку.

– Не следует так легко относиться к столь важному вопросу, Кин Маккензи.

– Кэтлин, единственное, что действительно важно, – это наша любовь. Мы обвенчаемся немедленно. Ты согласна?

Несколько мгновений она колебалась. Затем ее лицо осветилось улыбкой.

– Как решишь, Кин Маккензи. Я не могу отрицать, что без ума от тебя.

– А я не буду отрицать, что без ума от тебя, Кэтлин Рафферти, – нежно произнес он, привлекая ее к себе.

Весь путь в город Роури с тревогой размышляла о предстоящей встрече с Томасом. Рассердился ли он на нее? Чувствует ли себя оскорбленным? Как она могла позволить их размолвке зайти так далеко? Удастся ли ей растопить лед, возникший в их отношениях?

Чем ближе она подъезжала к городу, тем больше росла ее тревога.

А что, если Томаса нет в городе? Он может уехать в конец дороги. А может, он уже отправился на восток. В голове возникали все новые вопросы, которые нестерпимо терзали ее сердце.

Когда Роури приехала в город, он уже погрузился в сумерки, улицы были пустынны. Только из таверны доносилась резкая, удивительно немелодичная игра на пианино.

Роури подъехала к дому Томаса и увидела, что сквозь занавески спальни пробивается свет. Ее сердце забилось быстрее: Томас был дома.

Отбросив все сомнения, она направилась к конюшне и вручила вожжи сонному конюху. Затем, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, быстро пошла к дому Томаса. По дороге она заметила Кэтлин и Кина, но не стала их окликать. Ей хотелось пройти незамеченной, чтобы никто не помешал ей, не ослабил ее решимость.

Когда она всовывала ключ в замок, ее руки дрожали. Что, если Томас задвинул засов? Если она начнет стучать в дверь и звать его, это тоже может привлечь внимание. Но дверь сразу открылась. Чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, Роури на секунду замерла, ступив в темную комнату, затем решительно подошла к двери в спальню.

И здесь она замерла, услышав плеск воды. Томас мылся.

Внезапно ей в голову пришла дерзкая мысль. Может, стоит избежать неприятной сцены, действуя так, будто ничего не случилось? Почему бы ей не возобновить их отношения, занявшись с ним любовью, как они делали тогда, перед ссорой? Почему бы и нет? Она совратит Томаса, и их отношения войдут в прежнее русло. А если и нет, то потом, в его объятиях, ей будет гораздо легче принести ему свои извинения.

И, взволнованно вздохнув, Роури начала действовать. Открыв чемодан, она стала переодеваться.

Томас выбирался из ванны, обмотав бедра полотенцем, когда вдруг услышал скрип двери. Он обернулся и с изумлением увидел жену.

Было от чего разинуть рот и Роури. За время своего короткого отсутствия она совсем забыла, какое у ее мужа сильное, мускулистое тело. На его плечах и волосах ярко поблескивали капельки воды.

Брови Томаса поползли вверх.

– Какой приятный сюрприз. Вы здесь по делу или это частный визит, миссис Грэхем?

– Я надеялась, что частный, Томас, – ответила Роури. Она любила этого человека и не могла с ним хитрить. – Я думала прийти сюда и совратить тебя, чтобы ты меня простил.

– Совратить меня? – улыбнулся он, но ей показалось, что в его глазах промелькнула насмешка. – Почему бы и нет? Жаль, что ты в этом призналась. Я бы пребывал в приятном заблуждении. – И он подошел к ней. Она почувствовала, что его дыхание действует на нее так же возбуждающе, как и раньше. – Хотя, может, я не совсем заблуждаюсь? – Он обнял ее, а затем быстро спустил платье с плеч. От жадности в его глазах она вспыхнула от смущения. – И ты пришла потому, что тебе не хватает этого столь же сильно, как и мне?

Это прозвучало отнюдь не как вопрос, и она почувствовала себя продажной девкой: получилось, что именно в этой роли она пришла купить его прощение. Да, она желала его с того момента, как вошла в комнату, но он не должен был ей об этом говорить.

Роури попыталась высвободиться:

– Убери руки. – Она холодно взглянула ему в глаза. В какое дурацкое положение она попала! – Я всегда буду делать то, что хочу, как ты делаешь то, что ты хочешь.

Томас почувствовал, что лошадка с ранчо снова понеслась, не разбирая дороги. «Черт побери, ты же моя жена. Пора бы понять это, а не вести себя как избалованная дочка Т. Дж. Коллахена».

Он сжал пальцами ее мягкое плечо.

– Так зачем ты сюда пришла? Сколько мне терпеть твое детское упрямство? – Не понимая, что делает, он с такой силой сжал ее плечо, что ей на миг показалось, что кость сейчас хрустнет.

– Ну, я изменила свое решение. Пусти, Томас. Он слегка ослабил пальцы. В его глазах рос гнев.

– Изменила решение? Теперь ты снова «маленькая девочка своего папочки»? С мужем ты уже не хочешь иметь дело? Супружество тебе надоело? Когда-то ты этим очень увлекалась.

Томас с силой прижался к ее губам. Она резко отвернула голову и некоторое время смотрела в сторону, затем осторожно повернулась к нему, боясь встретиться с ним глазами. Потом все-таки взглянула на него: он был спокоен, только глаза сверкали гневом.

Он снова приблизил к ней лицо, она тут же отвернулась. Он попытался поймать ее рот силой, но она не далась.

– Черт побери, Роури, я от тебя не отстану, пока не сделаю этого. – Он с силой привлек ее к себе одной рукой, а другой обхватил за голову так крепко, что она не могла больше увернуться.

Она сопротивлялась, стараясь, чтобы его язык не проник ей в рот, однако это его не остановило. Он поцеловал ее с такой страстью, что она внезапно загорелась и, забыв обо всем, раскрыла губы. Его язык немедленно вторгся ей в рот. Этот горячий поцелуй означал признание того, что она его собственность.

Наклонившись к ее шее, он стал легонько покусывать кожу – все ниже и ниже. Каждое такое покусывание отзывалось приятными ощущениями во всем ее теле, и она снова предприняла попытку освободиться. Она чувствовала, что независимо от ее воли в ней растет желание – от силы его рук, от мужского запаха его кожи, от его тепла, от приятной тяжести его тела. Это желание стремительно уносило последнюю ее волю к сопротивлению. Тут она почувствовала, как напряглась его плоть, и забилась в панике.

– Отпусти, отпусти, – зарыдала она. – Ты думаешь, я недостаточно корю себя за то, что сделала? – И она снова рванулась из его рук.

Он вдруг отстранился, и она подумала, что он ее отпустил, но это оказалось не так. Он лишь отступил на шаг, продолжая держать ее в своих руках. В его глазах она увидела горечь и обиду.

– Если ты действительно не хочешь, чтобы я тебя касался, Роури, я не буду.

Но она не хотела, чтобы он ее отпускал. Все ее сердце было занято только им. И она знала, что он любит только ее. Что ей теперь делать? Как вернуть то, что уже, может, утрачено?

Она посмотрела в его карие глаза, наполненные болью, и ее губы дрогнули:

– Мне надо было сказать это в тот момент, когда я вошла: я очень жалею, что так себя вела. Я люблю тебя, Томас.

Это признание его обезоружило. Гнев моментально исчез. Именно это он и хотел услышать – признание, что их любви угрожали именно ее действия, а не ее отца.

Он мягко обнял ее.

– О Боже, дорогая моя, как я люблю тебя, – прошептал он. – Мне так тебя не хватало. – И он обрушил на ее лицо град поцелуев. Затем его рот накрыл ее слабо раздвинувшиеся губы, и язык проник в ее рот.

Со вздохом облегчения она закинула руки ему на шею. Он не отрывался от нее, и она почувствовала такой прилив желания, что даже испугалась.

Он оторвался от нее и заглянул в ее глаза. В этом взгляде все еще читалось недоверие.

– Я люблю тебя, Томас, – прошептала она. – Ты когда-нибудь простишь меня?

Но ее признание в любви принесло ей прощение.

Он медленно и осторожно спустил с нее платье. Роури замерла у стены – стройная, высокая, подобная изысканной алебастровой статуэтке, вырезанной опытным мастером. Его глаза завороженно впитывали это зрелище: твердые округлости груди, плавные изгибы бедер, нежность кожи.

– Ты совершенство, – произнес он пересохшими губами.

– Это мнение врача, доктор Грэхем? – попыталась она улыбнуться, протягивая к нему свои руки.

Но он не хотел отрываться от этой упоительной картины и, перехватив ее руки, прижал их к стене у нее над головой.

– Нет. Мнение мужа, восхищенного своей женой. Восхищение мужчины женщиной. – От вибраций его голоса, полного изумления и любви, по ее позвоночнику пробежала теплая волна.

Его руки скользнули по шелку ее кожи, накрыв грудь. Большой палец стал играть с соском, язык вторгся ей в рот.

– Томас, – только и прошептала она, когда он оторвался от ее губ, чтобы начать поглаживать языком пик ее груди. Чувство наслаждения охватило ее тело, унося прочь все прошлые тревоги.

Мысли о том, что совсем недавно их любовь могла исчезнуть, делали каждое прикосновение, каждый вздох еще дороже, придавали им особую нежность, делали наслаждение много сильнее.

Ее тело задрожало. Бессвязным шепотом она просила его остановиться и молилась, чтобы он не делал этого. Он обхватил ладонями ее талию и упал на колени. Каждое прикосновение его языка посылало мощный импульс по всему ее телу.

– О Боже, нет, Томас. О, нет, – выкрикнула она, сжимая его плечи, когда его рот приблизился к самому чувствительному ее месту. Повинуясь инстинкту, она развела бедра. – Я люблю тебя, Томас, я люблю тебя, – в беспамятстве выкрикнула она, прижимая к себе его черноволосую голову. На миг у нее мелькнула мысль попытаться сдержаться, но она не смогла и, издав крик, содрогнулась от небывало острых ощущений.

Когда он поднялся, она шептала его имя, опустошенная и обессиленная.

– Роури. Моя прекрасная, прекрасная Роури, – шептал он голосом, полным любви, покрывая ее быстрыми, теплыми, влажными поцелуями.

Роури хотела только одного на свете – его, но его рук и поцелуев ей уже не хватало – она хотела, чтобы он в нее вошел. Страсть полыхала не только в ней, она опаляла и Томаса. Сжав в объятиях, он поднял ее и, откинув одеяло, осторожно положил на кровать.

Она достаточно долго позволяла ему пожирать себя глазами, теперь и она может снять полотенце с его бедер. Увидев, как восстала его плоть, она почувствовала бешеный стук сердца. Ее губы дрогнули в улыбке:

– Видишь, Томас, с тобой я становлюсь совсем бесстыдной. – И она отшвырнула полотенце прямо на пол.

– И это мне очень нравится в тебе. – Ответил он. И этот голос, ласковый, с мягким акцентом, тоже подействовал на нее возбуждающе.

Несколько мгновений они лежали, просто глядя друг на друга. Она первая не выдержала его отдаленности и протянула руку. Когда он наклонился к ней, она вся подалась навстречу. Запустив пальцы в его волосы, она прижала к себе его голову, и его рот коснулся ее соска. Ее пальцы скользнули дальше – на упругие, сильные, перекатывающиеся под ладонями мускулы его плеч, потом прошли по спине и бедрам.

– Роури, – только и смог произнести он, когда ее пальцы коснулись его горячего, восставшего фаллоса. Не в силах затягивать любовную игру дольше, он привлек ее к себе и вошел в нее.

Они достигли вершины наслаждения вместе. Казалось, они унеслись куда-то за пределы земного бытия, в рай, доступный только богам.

Томас откинулся на кровати и некоторое время лежал неподвижно, дожидаясь, когда сердце перестанет бешено колотиться.

– Я только что принял ванну, – наконец произнес он. – Теперь мне надо принять ее еще раз. – Он поднял голову, и в его глазах появились озорные искорки. – Конечно, мы можем сделать это вместе.

Ее глаза тоже светились лукавством.

– Я знаю, к чему это приведет.

– Да, – кивнул он. – И нам придется принимать еще одну ванну.

– И тогда? – бросила вызов она.

– Тогда… мы примем еще одну, – усмехнулся он и опустил голову на изгиб ее шеи.

Роури обхватила его рукой за талию. Даже его тяжесть казалась ей восхитительной. Неужели она когда-либо сможет выпустить его из рук?

– Мне хочется принимать с тобой ванну за ванной, – прошептала она.

Томас не ответил. Несколько мгновений Роури прислушивалась, пытаясь определить, не погружается ли ее возлюбленный супруг в сон, но он вдруг повернулся на бок и накрыл ее ногу своей. Прикосновение жестких волосков его ноги снова отдалось в ее теле, рождая желание. Она почувствовала, что ее соски снова начинают твердеть. По коже пробежала дрожь.

Он заметил это, и его жаркий шепот качнул волосы у ее уха:

– И это мне тоже очень в тебе нравится.

Его рука легла ей на грудь.

Глава 21

В воскресенье, когда у Томаса был выходной, он решил проехаться с Роури до Промонтори-Пойнт, чтобы посмотреть на то место, где две железные дороги, прокладываемые «Юнион пасифик» и «Сентрал пасифик», должны были соединиться. Обе магистрали были уже проложены, между ними оставалась какая-то сотня футов. Последние рельсы должны быть уложены во время официальной церемонии в следующую субботу, восьмого мая.

В этот воскресный день никакого движения на дороге не было в отличие от остальных дней, когда взад и вперед постоянно курсировали грузовые поезда, подвозившие все необходимое. По дороге катился только их маленький поезд, состоящий из локомотива, тендера и одного пассажирского вагона.

Промонтори оказался типичным городком железнодорожников и состоял всего из одной большой грязной улицы со множеством дешевых салунов, с небогатыми магазинами и с многочисленной пестрой «сопутствующей» публикой, которой всегда хватает в подобных городах.

– Вот так выглядит город, который через несколько дней войдет в историю, – протянула Роури, разочарованно оглядываясь вокруг.

– Думаю, после следующей субботы этот город почти вымрет, – предположил Томас. – А конечным пунктом «Юнион пасифик» останется Огден.

Держась за руки, они прошли по главной улице, разглядывая витрины магазинов и разрисованные двери салунов. Увидев Томаса, разукрашенные дамы, стоявшие у своего обшарпанного заведения, проявили к нему нескрываемый интерес, и это вывело Роури из себя. Больше всего ей не понравилось, как приветливо Томас им помахал, проходя мимо.

– Томас, ты так любезен со всеми, кого встречаешь?

– Конечно! Ведь каждый может когда-нибудь оказаться моим пациентом.

Тут Роури ждало еще одно испытание. Оглянувшись, она увидела, с каким одобрением проститутки глядят на широкие плечи Томаса, делясь друг с другом своими впечатлениями.

– Смотри не заблудись, раздавая визитки, – мрачно пробурчала Роури.

Томас чуть улыбнулся: неосознанно для себя Роури крепче сжала его руку.

Когда они вернулись на вокзал, их ждал очень приятный сюрприз – встреча с Кином и Кэтлин.

– Ты прекрасно выглядишь, Кэтлин, – произнес Томас после обмена приветствиями. – И наверняка лучше себя чувствуешь.

После смерти Рафферти ни Томас, ни Роури не пытались выразить Кэтлин какие-либо соболезнования. Что творилось в этой семье, они знали прекрасно.

– Что вы делаете в Промонтори? – спросила Роури. – Это ужасный город.

– Но этот город скоро будет самым знаменитым в Америке, – возразил Кин. – Мы приехали просто взглянуть на него.

– Ну, мы достаточно насмотрелись, – заявил Томас. – Хорошо, что сейчас поезд заберет нас обратно в Огден. Там мы наконец пообедаем.

– В чистом ресторанчике. – Роури подчеркнула слово «чистом». Она взяла Кэтлин за руку: – Поедем на этом поезде, Кэтлин. Не хочу возвращаться без вас.

Кин и Кэтлин поддались на уговоры, и все четверо забрались в пассажирский вагон. Как выяснилось, в Огден возвращались только они, и мест оказалось более чем достаточно. Роури и Кэтлин устроились у окна, чтобы поболтать, Кин и Томас сели в отдалении, на местах, где можно было вытянуть ноги и, надвинув шляпы на глаза, подремать.

Но их мирное путешествие продолжалось недолго. Внезапно раздались звуки падающих осколков. Одно из окон вагона разлетелось вдребезги, на полу лежала индейская стрела. Испуганные женщины выглянули в окно и увидели более полусотни индейцев в боевой раскраске, преследовавших поезд верхом. Проснувшиеся Томас и Кин поспешно вытащили свои револьверы и начали стрельбу, каждый со своей стороны вагона.

– Держите головы ниже! – крикнул Томас женщинам, которые и без того буквально распластались под сиденьями.

На подъеме паровоз замедлил ход, и индейцы немедленно этим воспользовались. Они забрались на площадку и принялись отцеплять вагон.

Разгадав их намерения, Томас бросился к дальнему концу вагона, но не успел – они уже сделали свое дело. Томас выстрелил в одного из нападавших и вдруг узнал во втором краснокожем Полную Луну. На мгновение оба застыли в изумлении. Тем временем вагон, чуть-чуть не дойдя до вершины подъема и остановившись на мгновение, начал медленно откатываться назад, все дальше и дальше от локомотива.

Индейцы повернули лошадей и направили их следом за убегающим вагоном.

Полная Луна перевел взгляд на револьвер Томаса и внезапно рванулся в сторону, чтобы выпрыгнуть из вагона. Но его рукав зацепился за железный выступ, и он повис на нем прямо у бешено вертящегося колеса. Индеец изо всех сил старался удержаться, лихорадочно уцепившись за выступ другой рукой, но это было слишком трудно.

Томас, повинуясь какому-то внутреннему порыву, не раздумывая бросился на помощь. Сунув револьвер в кобуру, он схватился за ограждение и протянул индейцу руку. Полная Луна лихорадочно за нее ухватился, и Томас втащил парня на площадку.

Тем временем выстрелы стихли: у Кина кончились патроны. Прекратился и стук рельсов на стыках – вагон остановился. Индейцы криками требовали, чтобы беззащитные пленники вышли из вагона.

Но вскоре все смолкли – от ближайших деревьев к железной дороге степенно приблизились несколько всадников. Среди них Томас узнал Пятнистого Оленя. Вождь племени подъехал прямо к платформе. Полная Луна спустился вниз, и некоторое время они обменивались негромкими репликами.

Затем Пятнистый Олень направил свою лошадь к Томасу.

– Медицинский человек Железной Лошади, люди называют тебя Руки, Которые Лечат. Ты дважды рисковал своей жизнью для того, чтобы спасти жизнь Полной Луны. За это Пятнистый Олень дарит жизнь тебе и твоей скво.

Тем временем индейцы выволокли из вагона Кина. Они стянули с него ботинки и рубашку и стали привязывать его к дереву.

– Ты помнишь добро, Пятнистый Олень, но тогда ты должен освободить и моих друзей, – ответил Томас.

– Маккензи убил много моих воинов, – громко ответил вождь. – Он должен умереть.

– Ты и твои единоплеменники не заслуживают права зваться воинами, Пятнистый Олень, – с презрением выкрикнул Кин. – Вы ползаете по земле, как змеи. Ваши враги, отважные сердца из племени чейеннов, даже не считают ваши скальпы военной добычей. Даже ваши братья шошоны называют вас Плохие Вигвамы.

В глазах вождя блеснул гнев.

– Ты будешь умирать медленно, Маккензи. Мы сдерем с тебя кожу. Ты будешь кричать перед тем, как умрешь.

– О Боже, нет! – выкрикнула Кэтлин, пытаясь вырваться из рук державших ее индейцев.

Вождь кивнул одному из индейцев, и тот шагнул к Кину. Вынув нож, он сделал несколько надрезов на плече разведчика. Согнувшись от боли, Кин не проронил ни звука, когда индеец медленно снял с него полоску кожи.

Томас бросился к Кину и оттолкнул краснокожего, готовившегося сделать новый надрез. Индейцы тут же ринулись к нему, но Пятнистый Олень что-то выкрикнул, и они остановились.

– Не ввязывайся в это, Томас, и забери отсюда женщин! – выкрикнул Кин.

Томас повернулся к Пятнистому Оленю:

– Так вождь выражает свою благодарность?

– Пятнистый Олень обещал, что Руки, Которые Лечат, и его скво могут уходить, куда хотят. Но Маккензи – враг моего народа. Он убил множество моих воинов. Он убивает дичь, которой кормятся наши женщины и дети.

– И Пятнистый Олень – враг моего народа. Но это не помешало мне помочь сыну Пятнистого Оленя, – громко возразил Томас. – Несколько лет назад мой народ, Конфедерация, воевала против Великого Отца в Вашингтоне. Погибли тысячи наших воинов, потому что наш враг превосходил числом, и у нас не было лекарств. И Железную Лошадь также нельзя остановить. Ей уже уступили сиу и чейенны, которые пытались преградить ей путь. А их намного больше, чем индейцев племени юта. Сюда идут многие тысячи. Их больше, чем во всех индейских народах, вместе взятых. – Томас подошел к Пятнистому Оленю и остановился прямо перед ним. – Зачем же я тогда спасал твоего сына? Сюда придут солдаты, и, если ты будешь продолжать сопротивляться, они его все равно повесят.

Время, когда здесь жили одни юта, ушло навсегда. Заключи мир с Великим Отцом в Вашингтоне. Ваши братья шошоны уже сделали это. Великие вожди, такие, как Олень С Черным Хвостом и Сын Шеста Вигвама, уже заключили соглашение с Великим Белым Отцом. И этим племенам дали мясо для того, чтобы накормить голодных, быков для разведения собственных стад, одеяла для того, чтобы обогреть людей в зимний холод. Люди в этих племенах выбрали мир и получили жизнь, а не смерть.

Слушая его, индейцы начали негромко переговариваться.

– Ты можешь избавить свой народ от страданий и лишений. Так покажи свою мудрость и заключи мир, – продолжил Томас. – И выходи на тропу мира прямо сейчас, с дарования жизни Маккензи.

– Маккензи убивал людей юта! – выкрикнул Пятнистый Олень.

– Но только после того, как люди юта пытались убить его, – заметил Томас. – Маккензи и юта жили в мире до прибытия Железной Лошади. Маккензи вырос в этих горах так же, как и вы. Он вам не враг.

Долгое время Пятнистый Олень стоял молча. Остальные не решались прервать его раздумья. Наконец он поднял руку и обратился к своим соплеменникам:

– Руки, Которые Лечат, ведет мудрые речи. – И он указал на Томаса. – Много лун Пятнистый Олень видит, как молодые воины падают под стальными копытами Железной Лошади. От нее бегут могучие бизоны, быстрые олени, и даже хитрые лисы прячутся в своих норах. И с каждой новой луной их число уменьшается. Сейчас только крик кукушки можно слышать в лесу, все остальные покинули эти горы.

С Железной Лошадью не в силах справиться ни могучие зубры, ни быстрые олени, и самые хитрые лисы не в силах ее обмануть. И потому не могут сдержать это племя и люди юта. Потому как нет ничего сильнее на земле Железной Лошади.

Мы отправимся на Запад, чтобы присоединиться к нашим братьям-шошонам. Передай своему вождю Железной Лошади, что Пятнистый Олень больше не ведет с ним войну. Его люди могут свободно гулять по дорогам, проложенным юта.

– А что будет с Маккензи? – с надеждой спросил Томас.

– Око за око. – Томас подался вперед, порываясь протестовать, но Пятнистый Олень поднял руку, чтобы его остановить: – Око за око, Руки, Которые Лечат. Пятнистый Олень вернет жизнь Маккензи, как ты вернул сына Пятнистому Оленю.

Пятнистый Олень надрезал себе руку одним взмахом ножа, затем протянул нож Томасу. Тот понял, что должен сделать, и надрезал свою. Оба соединили руки кровавыми ранами.

– Теперь мы братья по крови, и мудрость Рук, Которые Лечат, перетекла в Пятнистого Оленя.

– А Руки, Которые Лечат, получил храбрость и мудрость из крови Пятнистого Оленя, – ответил Томас. Он заметил, какой гордостью загорелись глаза вождя, когда он получил похвалу от человека, которого уважал.

Затем вождь молча вскочил на лошадь и двинулся к лесу. Индейцы последовали за ним.

– Ну, доктор, я тебе обязан, – произнес Кин, когда Томас отвязывал его от дерева.

Кэтлин бросилась в его объятия.

В глазах Роури читалось восхищение:

– Кин, не только вы ему благодарны.

– Дай мне взглянуть на твое плечо, – озабоченно проговорил Томас, оставив без внимания комплименты. – Бог мой, – присвистнул он, увидев кровавый кусок открытой плоти. – Меня не перестает удивлять жестокость человека. Нам надо вернуться в вагон, чтобы я мог обработать рану.

Они вернулись в вагон, и Томас достал свой саквояж.

– Постарайся не дергать плечом, – попросил он, принимаясь за дело. – Чем быстрее на ране появится коркообразный нарост, тем меньше вероятность заражения.

Кина это смутило.

– Ты имеешь в виду чем быстрее появится кожа?

– Или корка, – улыбнулся Томас.

– Ты так и должен был сказать, – заметил Кин.

– Нет, это было бы слишком просто. Настоящий доктор должен выглядеть очень умным и всезнающим, – поддразнила Роури. Она наклонилась к Томасу и поцеловала его в голову. – Верно, доктор?

Томас бросил ей сдержанную улыбку.

– Это верно, ваш доктор знает все.

– Я в это верю, – произнес Кин. – На твоем месте, Роури, я бы убедил его оставить хлопотную жизнь доктора и попытаться стать губернатором.

– У меня уже возникала эта мысль, – ответила она. – Но для этого потребуется ваша помощь.

Закончив перевязку, Томас подмигнул Кину:

– Возможно, я перегрелся на солнце. Неужели я слышу, что Роури Коллахен Грэхем нуждается в чьей-то помощи?

– Именно в помощи, а не в совете, – подхватил Кин.

– Ты на чьей стороне, Кин Маккензи? – взмахнув ресницами, с подозрением спросила Роури.

– Давайте выбираться отсюда, – прервал их Томас. – Пока Пятнистый Олень не передумал.

– Неужели война действительно прекратилась и мир наконец пришел в эти горы? – удивленно протянула Роури.

– Ну, нам не стоит испытывать судьбу и проверять это на себе, – ответил Кин, сжимая в своей ладони руку Кэтлин. – Нам надо еще проделать путь в двадцать миль до Огдена. Идем, моя дорогая.

Глава 22

Эфраим Андерсон не только выглядел очень серьезным, невероятно занятым человеком – он действительно таким был. Улыбка редко появлялась на строгом лице, смеха его не слышал никто. Потеряв с возрастом яркую золотистую шевелюру, доставшуюся ему от шведских предков, он стал удивительно бесцветным: седая борода, седые волосы вокруг лысины и серые глаза, скрытые толстыми очками.

Серыми были также его костюм, высокая шляпа и галстук. Некоторое разнообразие, если это можно назвать разнообразием, вносили лишь белая рубашка с высоким воротником, скрывающим шею, и тщательно начищенные высокие черные ботинки.

Его лицо почти постоянно было искажено гримасой – в его профессии нельзя было уберечься от вдыхания ядовитых паров, и он страдал от постоянных головных болей. Эта же профессия лишила его посетителей, а значит, и друзей. Эфраим Андерсон был химиком «Юнион пасифик».

Каждый день Эфраим начинал с того, что смешивал три широко известных и употребляемых химиката – серную кислоту, глицерин и азотную кислоту – для того, чтобы получить светло-желтую маслянистую жидкость, известную под названием «нитроглицерин».

Поскольку строительство подходило к концу, взрывы вдоль будущей трассы почти совсем стихли. Осталось взорвать лишь несколько скал, чтобы обломками укрепить последний участок насыпи.

Нитроглицерин имел непредсказуемый нрав, и потому с самого своего прибытия в Огден Эфраим жил и занимался своей работой в отдельном домике. По той же причине Эфраим никогда не производил в своих пробирках больше одной сотой литра, количества, которое рабочие чаще именовали «треть унции с полушкой».

В тот день с самого раннего утра Эфраим принялся за изготовление последней партии взрывчатого вещества. Мысль о том, что он скоро покинет Огден, вселяла в него энтузиазм. Всего через несколько часов он сможет сесть на поезд в Миннесоту, и в его саквояже будет достаточно денег, чтобы открыть в своем родном городке маленькую аптеку. Химик не намеревался оставаться на церемонию забивки золотого костыля. С него было более чем достаточно всей этой «Юнион пасифик рейлроуд» и людей, которые в ней работали.

Стояла очень теплая для первой недели мая погода, и Эфраим распахнул двери, чтобы впустить в душное помещение свежий воздух.

Получив искомое количество жидкости, химик осторожно вылил ее в две пробирки и поставил их в углубления специального ящичка для переноски. Весь погруженный в свою работу, он не заметил, как кто-то скользнул за его спиной в открытую дверь, и никак не мог ожидать страшного удара, от которого упал без сознания.

Внешне Энтони Консетти был полной противоположностью Эфраиму Андерсону. Молодой итальянец был невысок ростом и очень подвижен, его приятное безбородое лицо часто освещалось улыбкой. Жизнерадостный человек, он смеялся часто и охотно. Женщинам невероятно нравились его черные как смоль ниспадающие на плечи волосы и длинные черные ресницы над глубокими карими глазами.

Но несмотря на столь значительные внешние различия, Энтони Консетти и Эфраим Андерсон имели нечто общее – профессия обоих была смертельно опасной.

Энтони Консетти был карточным шулером. Обаятельным шулером, который сопровождал свое искусство дружеской улыбкой и хорошей шуткой.

В те времена, когда Энтони не имел возможности жульничать за карточным столом и обольщать хорошеньких женщин, он путешествовал с небольшим бродячим цирком, выполняя там самые различные работы – от предсказания судьбы в качестве профессора Омнипотента, облаченного в плащ, тюрбан с фальшивыми драгоценностями и накладную бороду, до дрессировщика медведя.

Хотя, подъезжая к очередному городу, Энтони и не мог предугадать, в какой роли ему лучше всего предстать перед горожанами, он всегда знал, что в любой роли ему придется покидать город поспешно, убегая от разъяренных партнеров по игре, от получившего его описание местного шерифа, от размахивающего ружьем отца соблазненной им дочери или от еще кого-нибудь, поспешно взводящего курок.

Возвращаясь в этот вечер с позднего свидания, Энтони случайно заметил домик на окраине города. Когда-то Энтони слышал, что там изготавливают нитроглицерин; даже к самому этому слову Энтони испытывал почтение. То, что дверь была открыта, немало его озадачило. Некоторое время Энтони с удивлением глядел на домик, предусмотрительно спрятавшись в тени деревьев, затем подошел ближе, чтобы узнать, в чем тут дело.

Роури натянула халат и выглянула в окно. Разбудивший ее сильный стук в дверь стал еще громче. Она поспешила к двери, распахнула ее и замерла в изумлении. Перед ней стоял тот самый человек, которого она так боялась в поезде, когда они с Томасом возвращались из Сент-Луиса.

– Это вы! – вырвалось у Роури.

Энтони Консетти подарил ей одну из своих самых обворожительных улыбок и учтиво поднял шляпу.

– Как поживаете, миссис Грэхем? Рад вас видеть снова. – Его темные глаза блеснули: – Я всегда застаю вас в нижнем белье.

Она инстинктивно закрылась руками и тревожно спросила:

– Что вы хотите?

– Доктора, мэм. Вот этому человеку срочно требуется медицинская помощь. – Он кивнул на человека, стоявшего неподалеку.

– Доктора Грэхема сейчас нет. Он остался на ночь в лагере железнодорожников. Вам надо обратиться к городскому врачу.

Энтони еще раз почтительно поклонился и пошел от дома. Чувствуя, как колотится от страха сердце, Роури поспешно задвинула засов. Затем бросилась к окну убедиться, что этот многоликий человек действительно удаляется прочь. Он в самом деле направлялся к дому доктора Дженсена.

На этот раз Роури решила выяснить у этого человека все. Она поспешно оделась, выскочила на крыльцо и быстро последовала за уходящими.

Они скрылись в доме врача. Но когда туда прибыла запыхавшаяся Роури, Энтони уже исчез. Остались только Андерсон, которому доктор бинтовал голову, да шериф, который терпеливо дожидался объяснений. Изумленная этим обстоятельством, Роури покинула домик и отправилась разыскивать мошенника в городе.

Однако все ее усилия оказались безуспешными. Она проверила все, что только можно было проверить, даже салун и гостиницу, однако не нашла и следа своего дорожного попутчика. Через час поисков ей пришла в голову простая мысль: он мог быть на вокзале.

Но станция также оказалась пуста. Единственной живой душой там был начальник станции, мирно дремавший на диване в билетной кассе.

Внезапно ее рот обхватила чья-то рука, а другая потянула ее в тень.

– Пожалуйста, не кричите, миссис Грэхем. Я не причиню вам вреда.

Энтони прекрасно запомнил эту девушку по своему путешествию; что греха таить, он тогда не удержался от того, чтобы слегка ее попугать, и, поиграв с ней так в кошки-мышки, получил большое удовольствие. Но сейчас ему пришлось играть с ней в кошки-мышки совсем не потому, что ему было забавно, – он знал, кто напал на Андерсона.

– Обещаете не кричать, когда я вас освобожу? – спросил он. – Доверьтесь мне, миссис Грэхем.

Роури кивнула, и Энтони опустил руки.

– Кто вы? – потребовала она ответа.

– Это не так уж важно, – улыбнулся он. – Простите, что я вас так… руками. Но когда-то мы даже спали с вами рядом.

– Ха! Это не заставит меня молчать о том, кто вы. Мой муж знает, что вы маскировались под женщину.

Энтони покачал головой, обрывая ее тираду.

– Я не собираюсь вас шантажировать. Мне нужно только сообщить вам кое-что, что может быть вам интересно. Ваш отец ударил Андерсона и украл нитроглицерин. Я видел это собственными глазами.

Это обвинение показалось Роури смехотворным.

– Я вам не верю. Вы все выдумали, – фыркнула она. – Вы скорее всего сами его ограбили и пытаетесь свалить вину на моего отца.

– Роури, если бы я хотел выдвинуть ложное обвинение против вашего отца, я бы высказал его шерифу. Меня мучает совесть за то, что я вас так пугал в поезде, только поэтому я и решил сказать об этом вам.

– Зачем моему отцу воровать нитроглицерин? – продолжала упорствовать Роури.

– Об этом вы должны спросить не меня, а своего отца.

Но несмотря на все свое упорство, Роури чувствовала, что незнакомец говорит правду. Хотя признаться ему в этом она все еще не хотела.

– И почему я должна верить человеку, который переодевается в женскую одежду и пугает невинных девушек?

– У меня не было выхода. Только в женской одежде я мог беспрепятственно покинуть город.

– Что вы сделали? Ограбили банк? – выдохнула она.

В его глазах мелькнуло воспоминание.

– Это была просто… романтическая история. Одна молодая дама предоставила мне свое платье, чтобы мне не помешал удалиться ее муж с таким вот большим револьвером.

Он развел руки и обезоруживающе улыбнулся. Гнев Роури мигом прошел.

– А почему вы стали в Ларами доктором Омнипотентом? Не думайте, что я забыла об этом.

Он сокрушенно развел руками:

– Ну что я могу сказать?

Она отвернулась, чтобы ею не овладела жалость.

– Ладно, я съезжу в «Округ Си» и поговорю с отцом. Я все еще не верю вам. Может быть, вы приняли за него кого-то другого.

Энтони знал, что он не ошибся, покрутившись в Огдене пару недель, он хорошо помнил самого известного в округе владельца ранчо. Но он оценил верность дочери отцу и, взяв руку Роури, наклонился, чтобы запечатлеть на ней прощальный поцелуй.

– Может быть.

Всего через несколько минут Роури верхом на лошади уже мчалась в «Округ Си». Когда лошадь подлетела к дому, из конюшни вышел удивленный Пит Фейбер.

– Где отец? – выкрикнула она.

– Я не мог найти его все утро, – ответил Фейбер. – Чарли тоже его сегодня не видел.

В ее глазах появилась тревога.

– Похоже, он украл немного нитроглицерина, Пит.

Внезапно до них донеслись отдаленные раскаты. Роури и Фейбер встретились взглядами: оба поняли, что это не гром.

Взрывная волна скинула Томаса с кровати на пол.

Вскочив, он схватил свой саквояж и поспешил из палатки наружу.

Обрушилась часть горы, закрыв вход в пещеру, в которой несколько рабочих расположились на ночь, чтобы укрыться от дождя. В этой местности было множество таких пещер, выдолбленных несколькими десятилетиями раньше французскими охотниками из Канады для хранения меха. Можно было легко догадаться, как чувствуют себя замурованные там заживо люди.

Прошло некоторое время, и спасатели, отвалив камни, отрыли небольшое отверстие. Томас поспешил к дыре и прислушался к голосам в пещере.

– Эй, я доктор Грэхем. Меня кто-нибудь слышит?

– Да, доктор, – ответил слабый голос.

– У вас есть раненые?

– Да, нам нужна помощь.

– Вы можете сами выбраться?

– Нет, нас завалило. На нас обрушился потолок. Повернувшись к одному из спасателей, Томас произнес:

– Я отправлюсь вниз. Нужно сделать отверстие побольше, чтобы я мог пролезть.

– Если потолок будет продолжать рушиться, ты окажешься заживо погребенным, – заметил Мичелин. – Почему бы не подождать, пока мы их оттуда вытащим?

– К этому времени они истекут кровью, – ответил Томас. – Я пролезу внутрь, просто сделайте дыру чуть шире.

Спасатели принялись за работу, но толку от этого было мало: с каждым убранным камнем вниз скатывалась дюжина других. Несколько попыток Томаса пролезть внутрь успехом не увенчались.

– А ты упрямый человек, доктор, – заметил Мичелин, когда Томас попытался пролезть в очередной раз. – Ладно, отойди, парень. В дело вступает Мичелин Тимоти Дэннехи. – Натянув на голову свой поварской колпак, маленький человек ввинтился в отверстие.

– Мичелин, ты не должен этого делать, – воскликнул Томас.

– Не должен, – согласился Дэннехи, исчезая в темноте.

Работая внутри, Мичелин смог расширить дыру настолько, что Томас пролез в нее без труда.

– А теперь мой саквояж, – крикнул он.

Ти Джей Коллахен был вне себя от ярости. На любого, кто осмеливался подойти к нему, обрушивалась грубая брань. Но мало кто на это отваживался, даже самые верные помощники старались не попадаться ему на глаза. Чарли Той приносил свои кушанья, передвигаясь на цыпочках в страхе, что гнев Коллахена обрушится на его голову. Пит Фейбер не явился на обычную утреннюю встречу, полагая, что Коллахен все равно не примет ни одного из его предложений.

Каждый день со времени отъезда Роури Ти Джей подъезжал к границе своего ранчо. Когда он видел железнодорожников, выполняющих какую-либо еще не законченную работу, его глаза мутнели от ненависти.

С каждым днем его ярость росла. И скоро это была уже не просто ярость, это была сумасшедшая, не знающая границ ненависть. Эта дорога убила его жену, украла его дочь, уничтожает его землю. И он решил положить этому конец. И однажды, видя очередной взрыв, он вдруг понял, как он сделает это.

Сейчас, не замеченный спасателями, Коллахен наблюдал за их действиями из пещеры выше по склону. На его лице играла злорадная ухмылка, когда он видел, что, сползая, земля уничтожает все плоды упорного труда спасателей. Вдруг его глаза стали злыми: Коллахен заметил среди людей внизу Томаса Грэхема. Ну, ничего, для этого железнодорожника у него есть еще одна пробирка нитроглицерина. Когда Томас исчез в дыре, Коллахен почувствовал бешеную радость – это было сверх его ожиданий. И он протянул руку за второй пробиркой.

Тем временем один из охранников, внимательно оглядывая окрестности, заметил голову владельца ранчо.

– Эй, что вы там делаете? – крикнул он, поднимая ружье.

Поглощенный мыслями о мести, Коллахен не расслышал этих слов. Он выпрямился и поднял пробирку над головой. Второй взрыв намертво завалит тех, кто оказался в пещере и сделает ее гробом для Томаса Грэхема. Одним ударом Коллахен убьет двух зайцев – заставит железнодорожную компанию отодвинуть свою дорогу от «Округа Си» и вынудит Роури вернуться домой. Удача вновь ему улыбнулась.

Охранник разгадал его намерения.

– Берегитесь! – крикнул он спасателям. Затем вскинул винтовку и выстрелил.

Пуля нашла свою цель. Ее удар развернул Коллахена, и в следующее мгновение он упал на спину, вытянув вперед руки. Пробирка с нитроглицерином описала дугу и с силой ударилась о камень. Земля содрогнулась от взрыва. Тонны земли и камней рухнули вниз, на маленькое отверстие в пещеру.

Привлеченный звуком выстрела, Кин Маккензи появился на месте трагедии как раз перед вторым взрывом, от которого лошадь под ним вздрогнула и стала испуганно перебирать ногами. Спасатели с новой энергией взялись за работу, Кин же, спрыгнув с лошади, начал карабкаться по горе вверх. Скоро он добрался до лежащего неподвижно Коллахена. Тот был еще жив.

– Почему ты это сделал, Ти Джей?

– Хотел взорвать эту чертову дорогу, – чуть слышно прошептал Коллахен.

Стук копыт заставил Кина поднять голову. К лагерю спешили Пит Фейбер, Роури и несколько ковбоев из «Округа Си». Увидев Кина, они поспешили к нему. Только теперь Роури поняла, что случилось.

– Папа, – крикнула она, – о Боже, папа! – Она склонилась над отцом, но ее глаза, полные страха, смотрели на Кина.

Он отрицательно покачал головой в ответ на ее молчаливый вопрос. Ковбои, окружив умирающего, сняли шляпы.

Когда Роури взяла в свои ладони безвольную руку отца, по ее щекам побежали слезы.

– Не плачь, дочка, – с видимой болью произнес хозяин ранчо. – Нет времени для слез. Я сделал много ошибок. Должен исправить их сейчас.

– Не пытайся говорить, отец, – в отчаянии выкрикнула Роури. Потом вскинула голову и огляделась. – Где Томас? Он поможет тебе, отец.

– Я люблю тебя, дочка. Ты знаешь это, верно?

– Да, отец, – зарыдала Роури. – И я тоже тебя люблю.

– Не думаю, что ты будешь… когда узнаешь, что я сделал. – Перед глазами Коллахена встала дымка, и он протянул руку. – Сын… Сын, где ты?

Кину Маккензи пришлось прожить целую жизнь до того, как он услышал это короткое слово. От обычной непроницаемости разведчика не осталось и следа, его глаза стали влажными.

– Я здесь, отец. – И он опустился возле умирающего на колени.

– Я всегда гордился тобой, сын. Мне надо… надо было сказать об этом раньше. Позаботься о сестре и об «Округе Си». Не позволяй им… уничтожить это. – Коллахен закрыл глаза, и тут же по его телу пробежала предсмертная судорога.

Рыдая, Роури уткнулась головой в грудь отца.

– Успокойся, Роури, – мягко произнес Кин. Взяв за плечи, он поднял ее на ноги. Она уткнулась в его плечо, и он, обняв ее, терпеливо ждал, когда она выплачет свое горе.

Еще не успокоившись, Роури подняла голову и тревожно спросила:

– Это он устроил взрыв?

– Думаю, да.

В стороне от них одиноко горевал Пит Фейбер. Он служил Коллахену двадцать лет и теперь, сняв шляпу, молча смотрел на застывшую на земле фигуру.

– Зачем он сделал эту глупость? Ти Джей мог позволить себе выдворить кого-либо со своей территории, даже пострелять вверх для острастки, но он никогда бы не осмелился на взрывы. – Старик поднес к глазам руку и стал вытирать слезы. – Ти Джей стал последнее время сам не свой.

Роури выпрямилась и тронула Пита за руку.

– Он был сам не свой уже давно, Пит. – На несколько мгновений они обнялись – два человека, которые продолжали любить Томаса Коллахена, несмотря ни на что. Затем Роури отступила и поцеловала старика во влажную щеку. – Но теперь все его несчастья позади.

– Думаю так, Роури Управляющий повернулся к Кину.

– Парни и я отвезем Ти Джея на ранчо… хозяин.

Кин кивнул. Это означало еще и то, что он принимает свой новый статус.

– А ты, Роури, не хочешь поехать с нами? – спросил он.

– Нет, – устало ответила та. – Мне следует найти Томаса. Он сейчас, должно быть, очень занят и нуждается в помощниках. – В это время мимо по склону пронесся всадник, и она выкрикнула:

– Вы не знаете, где доктор Грэхем?

– Доктор? Вы не слышали, мэм? – удивился он. Потом, сообразив что-то, замолчал и посмотрел на Кина, ожидая подсказки, как поступить.

– Слышала что? – в ужасном предчувствии прижала Роури руки к груди.

– Доктора завалило в пещере, – наконец выдавил из себя всадник. Не в силах смотреть ей в глаза, он ударил лошадь ногами и ринулся прочь.

Небо завертелось, поплыло, и Кин едва успел подхватить Роури до того, как земля ударила ей в лицо.

Глава 23

Густая пыль заполнила всю пещеру, она лезла в глаза, когда Томас пролезал, а местами проползал сквозь длинный проход. Он слышал впереди стоны, крики боли и мольбы о помощи. «Так, наверное, выглядит ад», – подумал он.

Несколько человек лежали без сознания или истекали кровью. Они пострадали от того, что на них обрушился потолок, завалив камнями и землей.

– Мичелин, ты можешь дать мне руку? – крикнул Томас, пытаясь вытащить из земли одного из пострадавших, у которого, судя по неестественно изогнутой ноге, был перелом. – Нам нужно отодвинуть его очень осторожно.

Вдвоем они смогли извлечь пострадавшего из-под валунов. Томас только успел обмотать бинтом его голову, как раздался второй взрыв, от которого дрогнула земля. Томас, взглянув вверх, действовал не размышляя – он накрыл пострадавшего своим телом, и тут же камни и земля похоронили их обоих.

Пещера погрузилась в полную тьму: оползень закрыл проход, сквозь который пробивался слабый свет.

Удары камней и шелест земли наконец прекратились, но их сменила страшная тишина.

Томас поднял голову, стараясь разглядеть что-либо во мраке, и прислушался.

Он решительно уперся руками и приподнялся, стряхнув с плеч толстый пласт земли. Затем ему удалось высвободить ноги.

После этого он поспешил сбросить землю с пострадавшего. С большим облегчением он почувствовал, что пульс у того прощупывается.

– Мичелин, – выкрикнул Томас. – Мичелин, где ты?

Но ответа не последовало. Чувствуя растущую тревогу, он протянул руку туда, где должен был лежать еще один раненый. Рука уткнулась во что-то твердое. Томас начал постепенно сбрасывать камни и, убедившись, что и этот человек жив, принялся откапывать следующего.

Надеясь, что Мичелин все же пришел в себя, он крикнул еще раз:

– Мичелин, где ты?

И наконец тот отозвался, выплевывая изо рта землю и выбираясь из завала:

– Что, меня уже зовут черти? – Он гордо стер грязь со своего заветного талисмана и натянул на голову мятую шляпу. – Я же предупреждал, доктор. Разве я не говорил, что это случится? – В его голосе звучал типичный ирландский пессимизм.

– Побереги дыхание, Мичелин, и успокойся. Тогда ты сбережешь кислород.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Мичелин.

– Я хочу сказать, что скоро каждая молекула кислорода станет для нас бесценна. Кто знает, сколько времени нужно, чтобы выкопать нас отсюда.

Маленький повар наконец понял, что им грозит.

– Святые да хранят нас! – сдавленно воскликнул он. – Мы погребены заживо.

«Бетси» Калеба Мэрфи влетела на станцию Огдена, сильно отставая от расписания. Застигшая поезд в пути гроза задержала этот рейс из Ларами. Переведя состав на запасную ветку, Калеб стал в нетерпении ждать, когда сцепщик отсоединит несколько вагонов. Пожевывая соломинку, он выглянул в окошко и с удивлением увидел спешащего галопом ковбоя из «Округа Си».

– Дальше по дороге был большой взрыв. В пещере заперты несколько человек, среди них доктор, – крикнул он Мэрфи. – Нужно собрать на помощь всех, кого сможем.

Высокий человек, помогавший сойти даме из частного вагона, поднял голову и направился к ним.

– Доктор? Как его зовут? – выкрикнул Рурк Стюарт.

– Доктор Грэхем, – ответил ковбой. Анжела подняла руку, чтобы сдержать крик:

– О Боже!

– Что там случилось? – спросил Рурк ковбоя.

– Были два взрыва. Мне говорили, что первый взрыв обрушил потолок пещеры. Когда доктор пролез в нее посмотреть раненых, второй взрыв завалил вход.

– Так они еще живы?

– Да, но нас и их разделяет целая гора. Рурк Стюарт немедленно приступил к действиям:

– Молодой человек, как вас зовут?

– Керли, сэр, – ответил ковбой.

– Отлично, Керли, отправляйся в город и разыщи городского доктора. Попроси его взять с собой все необходимые медицинские принадлежности. Господин Мэрфи, дерните за гудок и держите его до тех пор, пока сюда не сбежится весь город.

Что-то властное в этом высоком человеке заставляло немедленно ему повиноваться.

Рурк повернулся к своей ошеломленной жене и мягко обнял ее.

– Дорогая, мы его обязательно выручим.

Анжела попыталась улыбнуться, но ее подбородок дрогнул, на глазах заблестели слезы.

– Я знаю, что ты все сможешь, Рурк. – Внезапно ее сапфировые глаза округлились. – О Боже, а что с Роури? Если она об этом узнает, то сойдет с ума.

– Было бы хорошо, если бы ты постаралась ее разыскать. А еще лучше, если бы ты и Томми побыли с ней здесь, в городе.

– Я не останусь здесь, Рурк Стюарт, – решительно объявила Анжела. – Я отправляюсь с тобой.

– Я это чувствовал, – с досадой махнул рукой Рурк и, не начиная спора, поднялся в будку машиниста. Поскольку здесь ревел гудок, ему пришлось кричать Мэрфи в ухо: – Вы не знаете, в городе есть экскаваторы на паровой тяге?

Настал черед кричать Мэрфи.

– Нет. Все машины перевезены в Промонтори пару недель назад.

– Ладно, тогда подсоедините эти вагоны обратно к своему паровозу.

– Хорошая идея! – хлопнул себя по лбу Мэрфи. Он высунулся из будки и крикнул: – Эй, О’Тайли, подсоедини вагоны обратно! – Пожав плечами, сцепщик принялся засовывать железные стержни.

К тому времени, когда у ревущего, как раненый зверь, паровоза появилась большая толпа горожан, Мэрфи успел развести пары. Гудок замолк, и Рурк объяснил собравшимся ситуацию, спросив, кто из них желает отправиться на выручку. Желающих оказалось много.

Высказали намерение поехать и две дамы.

– Леди, здесь уже не осталось места, – мягко попытался воспрепятствовать этому Рурк.

Но одна из них решительно поднялась на под ножку:

– Там мой муж, так что я найду место. Анжела нашла этот довод убедительным.

– Вы пойдете со мной, леди, – и, взяв ее за руку, повела к частному вагону Рурка.

– Извините, – загородила им дорогу молодая женщина, – вы не возьмете и меня?

– Ваш муж тоже там? – спросила Анжела.

– Нет, но там… человек, который мне дорог, – ответила Кэтлин, видя перед глазами заваленного землей Кина.

Анжела понимающе улыбнулась.

– Тогда конечно. – Поднявшись на площадку, она спросила Кэтлин: – Вы знакомы с женой доктора?

– О, конечно, – кивнула Кэтлин. – Она святой человек.

– Может, вы знаете, где я могла бы ее найти?

– Утром она унеслась на лошади, как молния. Думаю, она в лагере, – ответила Кэтлин.

– Вы хорошо знакомы с миссис Грэхем?

Кэтлин отметила про себя, что эта женщина говорит с тем же приятным южным акцентом, что и доктор Грэхем.

– Лучше, чем со многими другими, – признала она.

Анжела бросила на бледное, но красивое лицо долгий взгляд.

– Тогда вы наверняка Кэтлин.

– Да, мэм. Кэтлин Рафферти.

– Я помню. Роури покупала вам в Сент-Луисе чулки.

Лицо Кэтлин прояснилось.

– Вы, должно быть, Анжела. Роури часто говорила о вас. – «И неудивительно», – подумала она про себя, глядя на красивое и доброе лицо своей собеседницы.

Добровольцы уже сели в поезд и ждали Керли с доктором. Наконец эти двое появились с грудой различных медицинских принадлежностей. Как только все было загружено в вагон, Рурк взобрался в будку и приказал:

– Все в порядке, Мэрфи, трогай.

Состав на всех парах домчался до Промонтори, и там к нему прицепили платформы со строительным оборудованием.

Когда поезд прибыл на место, выяснилось, что небольшая группа, занимавшаяся расчисткой завала, не добилась почти никаких результатов.

Рурк немедленно взял руководство работами на себя. Он спрыгнул с подножки локомотива и решительно скомандовал:

– Эй, сгружайте с платформ оборудование. Рабочие останавливались в нерешительности у платформ с массивными машинами, которые сгрузить вручную казалось невозможным.

– Кто-то из вас прежде работал на этих машинах? – громко спросил Рурк.

– Я, – выступив вперед, ответил один из рабочих.

– Как твое имя? – спросил Рурк.

– Томми О'Шонесси, сэр. Рурк пожал человеку руку:

– О'Шонесси, я не буду тратить время на долгое вступление. Мое имя – Рурк Стюарт, я президент «Стюарт энтерпрайзес». В ловушке под этой горой находится мой друг, я предлагаю вам тысячу долларов, чтобы вы завели эту машину и начали земляные работы.

Тысяча долларов была больше того, что О'Шонесси зарабатывал за год.

– Считайте, что я это уже сделал, но я делаю это не для денег. У меня под этой горой тоже есть друзья.

Он повернулся к другим рабочим:

– Не бойтесь, дети Ирландии, сейчас мы заведем эту железяку.

Рурк с улыбкой хлопнул его по плечу:

– О'Шонесси, ты сейчас заработал пост управляющего в «Стюарт энтерпрайзес», который можешь занять в любой момент, как пожелаешь.

И, засучив рукава, Рурк присоединился к группе, которая начала сгружать с платформы массивный паровой трактор и паровые бурильные агрегаты.

Вдруг кто-то выкрикнул его имя. Он поднял голову и увидел бегущую к нему Роури. Она упала ему на руки.

– О Рурк!

Некоторое время Рурк обнимал ее, стараясь успокоить, затем приподнял ее голову за подбородок, чтобы встретиться глазами с тревожным взглядом.

– Мы выручим его, Роури, – твердо пообещал он, поцеловал в щеку и передал ее в протянутые руки Анжелы.

Женщины, обнявшись, залились слезами.

– О, я так рада, что вы здесь! – воскликнула Роури. В том ужасе, который она переживала, появление лучших друзей Томаса было для нее лучом надежды.

Спустившись с подножки поезда, Кэтлин Рафферти стала с тревогой вглядываться в лица – она искала Кина. Увидев знакомую фигуру в кожаной куртке, Кэтлин на мгновение закрыла глаза, чтобы возблагодарить Бога за его доброту.

Открыв глаза, она увидела, что Кин смотрит на нее. Он быстро подошел к ней.

– Тебе не следовало приезжать сюда. Это место не для тебя, Кэтлин.

– Я должна была убедиться, что с тобой все в порядке, – ответила она.

И Кэтлин, и Кин принадлежали к числу людей, которые живут собственной жизнью, не посвящая в нее других. Это выработало в них привычку скрывать свои чувства. Но сейчас Кэтлин почувствовала такое облегчение, что, не обращая внимания на окружающих, обняла Кина и прижалась к его груди.

В эту минуту еще были неясны судьбы множества людей, но она отдавалась чувству своего безбрежного счастья.

Подняв голову, Кэтлин посмотрела в столь дорогое лицо сквозь слезы. И, глядя на ее радость, даже Кин забыл, что в эту минуту встречи они не одни.

– Надо запустить пару буровых агрегатов и начать прокладывать параллельные шахты, – приказал Рурк. Потом показал на вершину горы. – Начать работу нужно оттуда.

– Ты рехнулся, парень. Это скала. Через нее не пробьешься и за несколько дней, – с усмешкой заметил один из железнодорожников. – Мы просто потеряем зря время. Никто не выйдет оттуда живым. – И он, бросив лопату, направился прочь.

Рурк догнал его и, схватив за плечо, с силой развернул так, что человек едва устоял на ногах.

– Черт побери, у нас есть специальное бурильное оборудование. Оно способно проходить шесть футов скальной породы меньше чем за два часа. Если мы пока не можем их откопать, то хотя бы сделаем отверстия, чтобы они могли дышать, – громко произнес Рурк. – Хватит болтать, что мы ничего не можем. Лучше пошевеливайся.

Человек был слишком ошеломлен, чтобы спорить. Он молча подобрал лопату и вернулся к работе.

Роури могла только со страхом и тоской смотреть на развернувшееся действие. Погруженная в свои мысли, она не заметила, как к ней подошла Анжела.

– Помнится, я однажды говорила тебе, как энергично Рурк приступает к работе, когда это действительно необходимо, – прошептала Анжела ей в ухо.

Скоро работа закипела. Ковбои из «Округа Си» работали рука об руку с путеукладчиками – былая неприязнь исчезла перед необходимостью освободить узников из земляного плена.

Начали сгущаться сумерки. Мэрфи повернул свой мощный прожектор, следуя команде неутомимого руководителя. Иногда рабочие останавливались, чтобы передохнуть и выпить кофе, приготовленный женщинами. Никому и в голову не пришло воспротивиться указаниям чужака, говорившего с акцентом янки из восточных штатов.

Роури почти машинально работала, готовя сандвичи. Время шло, продвижение вперед было невелико, и надежды на то, что кто-то под завалом еще остался в живых, таяли.

Сгущающаяся темнота увеличивала ее отчаяние. Что за проклятый день! Она потеряла отца, ничего, не знает о Томасе, и в самом взрыве есть и ее доля вины. Чем больше она думала об этом, тем сильнее казалась себе виновницей всех произошедших несчастий.

Стоит ли обвинять Отца? Ведь именно ее поведение привело его к потере здравого рассудка. И теперь она наказана. Единственное, что она сейчас может, – это молить небо, чтобы оно не отняло у нее и Томаса.

«Ты жив, любовь моя. Я знаю, я чувствую это», – говорила она себе, пытаясь освободиться от охватившего ее мертвящего оцепенения. Но проходило несколько минут, и угрызения совести вновь начинали терзать ее сердце.

Вскоре по рядам спасателей как бы пробежал вздох облегчения – появился первый обнадеживающий результат работы. Бур преодолел толщу скалы.

– А теперь спускайте вниз трубу, – выкрикнул Рурк. – В шахту поползла труба – длинная и узкая, спускать ее помогали сам Рурк и Кин. Наконец она была опущена и закреплена. Рурк поднял камень и дважды ударил по металлу. Рабочие смолкли, прислушиваясь, будет ли ответ.

Томас проснулся внезапно. Опершись спиной о стену, попытался собраться с мыслями. Он был весь покрыт пылью. Рубашки у него не было уже давно, ее рукава поддерживали сломанную руку одного из узников подземной тюрьмы, остальная ее часть была разорвана на бинты. Весь запас взятых с собой медицинских принадлежностей был полностью исчерпан.

По лбу сбегали капли пота. Похоже на то, что в пещере больше сорока градусов жары. Удивляло полное отсутствие звуков – ни стона, ни движения. Видимо, большинство спало или находилось в забытьи из-за недостатка воздуха. В какой-то мере это было и хорошо, поскольку при движении человек использует больше кислорода, чем в состоянии покоя. А кислород был у них уже на исходе. Он мог сказать это определенно по тому, как трудно стало дышать.

Похороненный во тьме, Томас не имел ни малейшего представления о том, сколько времени он здесь находится. Что сейчас наверху – утро или вечер? А может, прошел целый день? Нет, вряд ли, он бы потерял много больше влаги и хотел бы пить.

Впрочем, об этом лучше не думать. В одном рассказе Эдгара По человек, случайно оказавшийся погребенным, решил, что он голоден, и съел свечи. Когда его освободили, выяснилось, что он пробыл в своем заключении совсем недолго.

Нет, он не голоден, но стакан холодной воды… И Томас почувствовал, как медленно проваливается в забытье. Но тут раздался какой-то скрежещущий звук. Томас поднял голову. Может, кто-то поменял положение или что-то уронил? Он снова закрыл глаза, но сон уже не шел – вспомнилась Роури.

Если бы он только мог сейчас, перед столь возможной смертью, увидеть ее хотя бы на миг, только для того, чтобы сказать, как сильно он ее любит!

А ведь вполне возможно, что она уже носит его ребенка. Ребенка, которого он не увидит никогда. Кто это может быть – мальчик или девочка?

Нет, он не должен обижаться на судьбу: прежде, чем он покинет Землю, ему было дано Богом счастье встретить свою любовь.

Снова раздался скрежещущий звук, на этот раз громче и ближе.

– Ты напрасно тратишь силы, Мичелин, – громко сказал Томас. – Мы не можем проделать отсюда ход.

– Вы что-то сказали, доктор?

– Что вы там делаете?

– Я размышляю о щенке, которого я когда-то завел. Хороший такой был щенок, пушистый. Как-то убежал за повозкой, лая на нее, так я его больше и не видел.

Томас улыбнулся. Странным воспоминаниям предаются люди перед смертью.

– А я вот думал о жене.

– Она хорошая женщина, доктор.

– Да, – протяжно выдохнул Томас. Губы тронула улыбка воспоминания. – Красивая. – На мгновение он увидел перед собой задорные зеленые глаза Роури. Потом он вдруг сел. – Опять. Ты слышишь, Мичелин?

Оба прислушались. До них донесся какой-то слабый звук, будто сверлили камень. Затем на них посыпалась земля. Томас поднял голову, но сколько ни вглядывался, ничего в темноте разглядеть не смог. Потом послышались слабые удары по железу, которые раздавались совсем близко. Томас протянул руку и наткнулся на железную трубу.

Его будто обожгло загоревшейся надеждой. Схватив камень, он начал с силой стучать по трубе. К нему подскочил Мичелин, и оба стали напряженно прислушиваться к ответу.

Рурк с большим облегчением повернулся к стоявшим за ним людям.

– Благодарение Богу! Кто-то еще жив. Услышав это, спасатели дружно закричали «Ура»!

Сознание, что они еще найдут кого-то живым, вселило в них энтузиазм. Через несколько минут насосы начали подавать в трубу воздух.

Анжела подошла к Рурку и Кину с чашками кофе:

– Думаю, вам надо передохнуть.

На мгновение глаза Рурка встретились с ее глазами.

– Спасибо, дорогая, – сказал он и легонько погладил ее щеку. – Боюсь, что ты переволновалась. В твоем положении это вредно. Тебе стоит вернуться в вагон, лечь и немного отдохнуть.

– Когда все это закончится, будет достаточно времени, чтобы отдохнуть, – произнесла она.

– Как Томми?

– Спит в вагоне без задних ног, – мягко улыбнулась Анжела.

– Я бы хотел, чтобы мама Томми сделала то же.

– Не дождетесь, Рурк Стюарт, – ответила она.

Оставив насосы на попечение добровольцев, усталые Рурк и Кин отправились немного отдохнуть. Рурк протянул руку человеку, с которым все это время проработал бок о бок:

– Рурк Стюарт.

– Кин Маккензи.

– Рад познакомиться с вами, мистер Маккензи.

– Мы вам так обязаны, мистер Стюарт.

– Еще рано меня благодарить. Мы их еще не вытащили, но думаю, сделаем это всего через несколько часов. Надеюсь, мы дали им воздух вовремя. Или нет? – Он вдруг тревожно посмотрел на Кина.

– Думаю, вовремя.

– Судя по вашей одежде, вы с ранчо?

– Не совсем, – ответил Кин. – Я работал в «Округе Си» раньше, до войны. Сейчас я разведчик компании. – Тот факт, что после смерти Коллахена он стал совладельцем ранчо, совсем выскочил у него из головы.

– В «Округе Си»? – Название показалось Рурку знакомым. – Это ранчо Коллахена?

– Точно, – подтвердил Кин.

– Тогда вы наверняка знаете Роури?

– Наверняка… Это моя сестра. – Ему доставило удовольствие произнести эти слова, от которых он воздерживался столь долго.

– Ваша сестра! Тогда вы шурин Ти Джея! – в изумлении произнес Рурк.

Кин взглянул на Рурка в изумлении. Этот парень, наверное, здорово переутомился.

– Ти Джей – мой отец. – Кин отставил свою чашку и поспешил вернуться к работе.

Рурк в замешательстве смотрел ему вслед: Ти Джей – отец? О ком он, черт побери, говорит?

Увидев, каким озадаченным выглядит Рурк, Анжела поспешила к нему.

– Что с тобой, Рурк? Ты выглядишь как-то странно.

Рурк взял ее за плечо и привлек к себе.

– Знаешь, дорогая, я думал, только вас, южан, трудно понять. Оказывается, люди с Запада – для меня тоже загадка.

Ожидая услышать что-то страшное про людей в земляной ловушке, Анжела восприняла его слова с заметным облегчением.

– То же самое мы все говорим о вас, янки. – Она улыбнулась ему, взяла поспешно отставленную чашку Кина и отошла.

Рурк тоже поспешил допить свой кофе и вернуться к работе. В течение часа были пробиты еще две шахты, в которые тоже стал закачиваться воздух.

– Жаль, что мы не можем подать им воду, – с сожалением произнес Кин.

Рурк покосился на него.

– А что, если сможем?

– Каким образом, мистер Стюарт?

– Один из насосов можно подсоединить к бочке с водой и засунуть в трубу шланг.

– Но насос может только забирать воду, но не выталкивать ее.

– Верно. Но что будет, если шланг заполнится? Кин улыбнулся.

– Тогда она начнет выливаться с другого конца. – И он крикнул одному из ковбоев, стоявшему у бочки с дождевой водой:

– Запрягите в повозку лошадей и привезите в этой бочке воды.

К рассвету экскаватор был уже всего в нескольких футах от заваленных людей. К последнему этапу работы, требующему особой осторожности, приступили рабочие с лопатами и ломами. Когда они уставали, на их место заступали другие.

Когда лом внезапно провалился в отверстие, раздались радостные возгласы. Отверстие расширили, и внезапно в нем появился Мичелин Дэннехи с красным талисманом на голове, похожий на крота.

– Святые хранят нас! – воскликнул он. – Свежий воздух и солнце!

Скоро отверстие расширили так, что стало возможным эвакуировать раненых. Их переносили в палатку, где ожидал доктор Дженсен. Царило оживленное и радостное настроение. Но только до поры, когда настал черед доставать погибших. Наконец, решив, что все сделано, наружу решил выбраться и Мичелин Дэннехи.

Рурк Стюарт стоял у входа, с нетерпением дожидаясь, когда пещеру покинет последний. И вот он улыбнулся и шагнул навстречу Томасу:

– Черт побери, старина, разве я не наказывал тебе держаться подальше от неприятностей?

Глава 24

В эти утренние часы в «Округе Си» собрались усталые и печальные люди. После пережитого ужаса единственным местом, где они могли собраться с мыслями, было ранчо. Рурк и Анжела решили присоединиться к остальным.

Вопросов было множество. Самый сложный – о новых владельцах «Округа Си». Но он решился просто: несмотря на протесты Кина, Роури отказалась от всех своих прав в его пользу. Томас против этого не возражал – он собирался переехать в Виргинию и заверил Кина, что его сестра будет там жить в достатке и комфорте. Тем не менее Кин попросил Рурка узнать подробнее, как надо оформить ежегодные выплаты для Роури с прибыли «Округа Си», и сообщил, что в случае необходимости она всегда может вернуться на ранчо.

Джек Кейсмент нанес Рурку короткий визит, чтобы поблагодарить его за помощь при спасении погребенных заживо людей. Он проинформировал также, что из-за наводнения в каньоне Вебер поезда с востока пока не могут пройти, и потому церемония забивки золотого костыля отложена на два дня – до десятого мая. Это было хорошее известие: теперь они все смогут стать участниками этого долгожданного события.

В связи с обстоятельствами, приведшими к смерти Коллахена, Роури решила, что на похоронах будут присутствовать только его семья и работники «Округа Си», но в день похорон на ранчо стало прибывать множество народа, и ей пришлось с этим смириться.

Т. Дж. Коллахен долгое время покровительствовал общине мормонов под руководством Бригема Янга. Когда весть о смерти владельца ранчо распространилась в городе, засвидетельствовать уважение памяти покойного сочли своим долгом и городские торговцы, которые вели с ним дела. Прибыли также владельцы окрестных ранчо и их семьи. Даже сам лидер мормонов решил проделать долгий путь из Солт-Лейк-Сити. Люди прибывали с пирогами, тортами, хлебом домашней выпечки, многочисленными кастрюлями, закутанными в полотенца и скатерти, чтобы не остыло их содержимое.

В час похорон на маленьком кладбище собралась огромная толпа. Лица людей были скорбными, когда священник читал заупокойную молитву. Завершив молитву, он обратился к ним со словами:

– …И последнее. Я обращаюсь к тем, кто держит обиду на этого человека. – Священник обвел глазами присутствующих. – Томас Коллахен был мужественным человеком… человеком убеждений… человеком железной воли и огромной физической силы. Человеком, который мог споткнуться, но никогда не мог упасть. Истории всегда нужны люди этой породы, именно они остаются на ее скрижалях. И возможно, Америка навсегда была бы разделена на две части: одна – у Тихого океана, другая – у Атлантики, если бы дикой природе глубинных земель не бросили вызов такие, как он, люди. Они проложили дорогу всей нации. Среди них был и Томас Коллахен. Он не отступал ни перед какими трудностями – ни созданными Богом, ни созданными человеком. Он не смог одолеть только свой собственный недуг.

Томас услышал, как всхлипнула Роури, и обнял ее.

– Великий английский писатель Уильям Шекспир писал, что зло, причиненное человеком, помнят долго, а о его добрых поступках забывают в день его похорон. И потому мы должны помнить, что если Томас Коллахен и причинил вред тому или другому человеку, то он никогда не выступал против человечества. И, вверяя его душу воле Создателя, я молю вас, чтобы вы все прислушались к мудрым словам поэта и не позволили памяти о добрых делах этого человека исчезнуть после предания его тела земле.

Все время похоронной церемонии Томас простоял рядом с Роури, прислушиваясь к словам священника. Ему казалось, что слова эти обращены к нему, но это было не так: у многих из присутствующих Коллахен оставил горькую память. Найдется ли в их сердцах место для прощения?

Томас подумал, что ради Роури ему нужно навсегда забыть о том зле, которое Коллахен ему причинил. Пусть под могильной плитой сегодня будет погребен и Коллахен, и причиненное им зло. Призрак Т. Дж. Коллахена никогда больше не будет стоять между ними.

Позднее, когда на длинные столы выставлялась вся приготовленная и привезенная для этого случая провизия, Роури подошла к священнику, чтобы поблагодарить его. В этот момент к пастору подошел Кин, почтительно держа в руке шляпу.

– Пастор Джонсон, могу я вас попросить о помощи?

– Конечно, Кин.

– Я знаю, что это не самое подходящее время, но я хотел бы, чтобы вы совершили обряд венчания. Я женюсь, сэр.

Священник пришел в замешательство.

– Ну… это довольно необычно – свадьба после похорон, сын мой.

– Я это знаю, сэр. Но я и Кэтлин хотим обвенчаться прямо сейчас, до того, как Роури отправится на восток.

– Мы с Томасом уезжаем завтра, сразу после церемонии в Промонтори, преподобный Джонсон, – добавила Роури.

– Но ведь вы разной веры? Как мне осуществить церемонию?

В серых глазах Кина на короткое мгновение, вспыхнуло негодование.

– Мы одной веры, сэр. Мы верим в одного и того же Бога. В ее церкви мы обвенчаемся позднее, но сейчас я хотел бы, чтобы все произошло по закону.

Пастор примирительно кивнул и мягко похлопал Кина по плечу.

– Я с большим удовольствием соединю вас священными узами брака, сын мой.

– Венчание? Сейчас? – воскликнула изумленная Кэтлин. – Но сначала должно быть оглашение в церкви имен вступающих в брак или…

– Забудь пока про эти ритуалы, – воскликнула Роури, оживленная намного больше, чем невеста. – Кин уговорил преподобного Джонсона поженить вас прямо сейчас. Твой священник обвенчает вас потом.

Анжела крепко сжала руку ошеломленной Кэтлин.

– Ты ведь действительно хочешь выйти замуж за Кина, Кэтлин? – спросила она.

– Каждым своим вдохом, – горячо отозвалась Кэтлин. В сапфировых глазах вспыхнула радость. – Ну…

– Тогда чего же мы ждем? – в унисон крикнули Роури и Анжела.

Роури украсила черные волосы невесты яркой атласной лентой, а Анжела накинула ей на голову и плечи черную кружевную шаль. Затем, держась за руки и смущенно пересмеиваясь, как школьницы, все трое покинули комнату.

С черной шалью на плечах, более подходившей для вдовы, но сейчас выполнявшей роль свадебной фаты, Кэтлин заняла место рядом с Кином. Он взял ее дрожащие пальцы в свою ладонь и крепко сжал.

Даже в черной шали невеста выглядела прекрасно. Впрочем, как и жених, сменивший свою привычную куртку на черный костюм. Белая рубашка удивительно контрастировала с его загорелым, обветренным лицом.

Когда началась церемония венчания, спокойное выражение лица Кина не изменилось. Невеста же заметно волновалась.

Глядя на Кина в костюме, Роури с удивлением отметила про себя, что брат ее очень красив. «Жаль, что я заметила это поздно, – подумала она. – Раньше я жила на ранчо, а его там не было; сейчас он возвращается на ранчо, а я уезжаю». Но эта мысль не погасила радости в ее сердце. Она перевела взгляд на Томаса и подумала, что и он сегодня выглядит удивительно. «Но с ним я никогда не расстанусь». И она не смогла сдержать улыбку.

Томас улыбнулся в ответ и подмигнул.

И если на похороны многие пришли не очень охотно, то на свадьбу все остались с радостью. На смену обременительной обязанности выражать скорбь пришла возможность видеть счастливых молодоженов.

Церемонию омрачило только одно обстоятельство: когда преподобный Джонсон попросил Кина надеть кольцо на палец невесты, этого кольца не оказалось – в суматохе приготовлений Кин этот момент упустил.

Анжела поспешно сняла свое кольцо и сунула его в руку Томаса. Тот так же быстро переложил за спиной кольцо из одной руки в другую и вложил его в ладонь жениха. Удивительно, но никто этого не заметил. Изумилась только Кэтлин, видя, как Кин надевает ей кольцо, непонятно откуда появившееся.

Вскоре, подняв в благословении руки над счастливой парой, преподобный Джонсон объявил Кина и Кэтлин мужем и женой. День, начавшийся как день скорби, закончился как день радости и праздника.

На рассвете следующего утра Роури и Томас решили пройтись по тем местам «Округа Си», где когда-то они бывали вместе. Выйдя на гребень горы, они некоторое время стояли молча, держась за руки и глядя в глубокое ущелье. Склон был покрыт соснами и можжевельником. Поднимающееся из-за гор солнце меняло цвет ущелья – от красного до оранжевого, потом до золотого.

– Это просто поразительно, верно, Томас?

– И подавляет, – заметил Томас. – Становится видно, как человек ничтожен перед величием природы. – И тут его лицо смягчилось. – Ты принесла ради меня большую жертву, отказавшись от всего этого.

– Все это останется Кину. Он наконец получил то, что заслужил. Отец слишком плохо к нему относился. Но я благодарна отцу, что в конце концов он его признал. – Она еще раз с жадностью оглядела знакомые с детства места. – Но мы будем сюда приезжать?

Он положил руку ей на талию и привлек к себе.

– Конечно, дорогая. Эта дорога – только начало. Скоро дороги опутают всю страну, и тогда мы сможем добираться сюда очень быстро. – Ты очень жалеешь, что уезжаешь?

Она обняла его и прижалась щекой к его груди.

– Мне грустно: я здесь выросла, это мой дом. Но я не жалею. Нет такого места, где бы мне хотелось жить без тебя. Я поняла это в те дни, когда была от тебя вдали.

– Дорогая, если это для тебя очень важно, мы можем остаться здесь. Я могу завести практику и в этих краях. Когда трансконтинентальная дорога начнет действовать, сюда с запада хлынут сотни тысяч людей. И им потребуются врачи.

В ее глазах блеснули слезы.

– Я люблю тебя за это, Томас. – Потом отрицательно покачала головой. – Но я хочу поехать с тобой в Виргинию. Хочу побродить по тем зеленым холмам, о которых ты так много рассказывал. Хочу увидеть, где твои корни, как ты видел, где мои. Потому что земля – это главное. Люди приходят и уходят, земля остается всегда.

Он взял ее голову в свои руки и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Когда-нибудь мы привезем сюда своих детей, на это самое место, чтобы и они поняли, откуда у их матери такой сильный характер.

Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. Через час Томас и Роури грузили свой багаж в поезд. Им помогали Кин и Кэтлин. Войдя в вагон, они присоединились к Рурку и Анжеле. Вскоре поезд отправился в Промонтори-Пойнт.

Глава 25

Несмотря на холод и ветер, к полудню собралось огромное количество людей, которые хотели стать свидетелями этого исторического события.

По обеим сторонам дороги стояли самые главные лица из участвовавших в строительстве – Лэленд Стэнфорд, президент «Сентрал пасифик» и бывший губернатор штата Калифорния, и Томас Дюрант, вице-президент «Юнион пасифик». За своими начальниками выстроились Сэмюель Монтегю, Сидни Диллон, Гренвил Додж и прочие лица, которые осуществляли планирование, подготовку и проведение работ.

Хотя не в полном составе, но присутствовали и те, кто прокладывал путь: укладчики рельсов, установщики болтов, обмерщики, засыпщики балласта. Среди них были и непосредственные руководители строительства – Джек Кейсмент с «Юнион пасифик» и Джим Строубридж с «Сентрал пасифик». Непреклонный и беспощадный, нетерпимый к плохой работе Джек Кейсмент давно стал живой легендой. Строубридж получил среди дорожников прозвище Одноглазый босс после того, как взрыв пороха лишил его правого глаза.

Вдоль железной дороги тянулись телеграфные столбы, готовые передать весть об историческом событии в обе стороны – к солнечным берегам Тихого океана и в мрачное ущелье небоскребов Уолл-стрит.

Американцы с нетерпением ждали этого известия уже несколько дней. И не только американцы. Эту новость жаждал услышать весь мир, и потому на церемонии присутствовало более сотни знатных иностранцев.

Когда заиграл оркестр, паровоз «Юпитер» компании «Сентрал пасифик» и паровоз номер 119 «Юнион пасифик» подошли с двух сторон к разделяющему их промежутку.

Толпа подалась вперед, желая увидеть, как в этот промежуток будут уложены рельсы. Ближе всех расположились репортеры и фотографы.

После того, как священник вознес молитву, на землю легли последние шпалы, и самая последняя – из полированного лавра. На эту шпалу были заранее установлены костыли из драгоценных металлов. Один костыль был из золота, на нем можно было прочитать надпись «Последний костыль». Забивали костыли самые высокопоставленные лица. Потом на эти шпалы легли рельсы.

Среди сотен наблюдавших за этим событием были и уже знакомые нам немногословный ковбой из штата Юта, сжимавший руку своей жены-ирландки, и предприниматель-янки из Миссури, поднявший на плечи трехлетнего сына и державший за руку жену, и бывший доктор армии конфедератов, обнявший свою супругу. В историю навсегда войдет это событие, судьбы же этих людей и многих других останутся безвестными.

Когда на землю укладывался последний рельс, толпа затаила дыхание. В наступившей тишине слышались лишь отдельные возгласы. Быстро были забиты все костыли, кроме одного. Этот костыль, стальной, был прикреплен к телеграфному проводу. Другой провод подходил к железному молоту. Этот костыль начал забивать Лэленд Стэнфорд. Когда он ударил первый раз, телеграфная цепь соединилась, и по проводам побежал сигнал в Вашингтон и в другие города страны.

Конечно, вслед ему устремилось и нормальное телеграфное сообщение – устроившийся всего в нескольких футах от места действия телеграфист принялся стучать ключом, извещая весь мир о том, что восток и запад Америки теперь соединены железной дорогой.

Стэнфорд явно взял в руки молот впервые. Некоторые его удары приходились по шпале, что вызвало добродушный смех рабочих. Обменялись улыбками и Томас с Рурком. Лэленд Стэнфорд передал тяжелый молот Томасу Дюранту. Вице-президент «Юнион пасифик» нанес по шпале, мимо костыля, страшнейший удар.

– Последний костыль займет больше времени, чем строительство всей дороги, – повернулся к Роури Томас.

Следующим за злосчастный костыль принялся Джим Строубридж. Затем он передал молот инженеру «Юнион пасифик», который тоже был удостоен этой чести. Инженер оказался поспособней, и после двух его ударов телеграфист передал: «ЗАБИТ».

Таким образом, 10 мая 1869 года в 12 часов 47 минут строительство первой трансконтинентальной дороги было завершено.

Паровозы медленно двинулись вперед, и на середине легко коснулись друг друга. Как на церемонии спуска на воду корабля, каждый машинист разбил бутылку о паровоз другого.

Последней в этой церемонии была телеграмма, посланная Томасом Дюрантом президенту Гранту: «Имеем честь сообщить, что последний рельс уложен и в него забит последний костыль. Трансконтинентальный железнодорожный путь проложен».

Во всех тридцати семи штатах и территориях американцы радостно приветствовали эту новость. Нью-Йорк и Сан-Франциско встретили ее орудийными залпами, в Чикаго и Сент-Луисе были устроены пышные парады. В Солт-Лейк-Сити мормоны вознесли свои молитвы Господу. Но больше всех, конечно, ликовали в Промонтори. Шампанское и пиво лились рекой. Салуны распахнули двери настежь.

Как только оба паровоза подались назад, та шпала, которая была сделана из лавра, была буквально разорвана на части любителями сувениров. Несколько обычных шпал постигла та же судьба.

– Я не видел такого большого праздника со времени окончания войны, – произнес Рурк.

– Многим из нас тогда было не до праздника, – заметил Томас.

– Ну, теперь-то ты этого не скажешь Сегодня мы все американцы.

– Ну, это не совсем так, – уточнила Роури, заметив одного иностранца, радостно отплясывающего прямо на улице с танцовщицей из местного кабаре. – Здесь многие совсем не американцы.

– Нет, сейчас все американцы! – не согласился Томас. – Рурк прав. И музыка требует, чтобы мы бежали туда немедленно. – Сжав руку Роури, Томас потащил ее за собой.

Скоро Роури перестала упираться, и, глядя, как она и Томас смеются в самом центре танцевальной площадки, Рурк не смог удержаться от замечания:

– Томаса женитьба ничуть не изменила. Анжела взглянула на Рурка, который держал за руку их трехлетнего сына, и что-то кольнуло ее:

– А ты не завидуешь всему этому веселью? Может, ты жалеешь, что так связан?

– Чему я могу завидовать? Пусть они мне завидуют. У них нет того, что я держу в руке.

Он наклонился к ней ближе, чтобы не слышал сын, и прошептал на ухо:

– Мои танцы начнутся ночью. Анжела смущенно покачала головой.

– Странно слышать такие речи от столь чопорного джентльмена.

Чуть дальше от них Кэтлин и Кин, прижавшись друг к другу, с восторгом наблюдали за Мэрфи и Мичелином, который вконец разошелся, исполняя свою любимую ирландскую джигу.

– Они скоро уедут, – грустно вздохнула Кэтлин. – Я буду очень скучать по ним.

Он поднял ее голову за подбородок и ободряюще улыбнулся.

– Скоро уедут все. Но ты и я останемся вместе. Это самое важное, миссис Маккензи.

Глаза Кэтлин блеснули.

– Иногда мне кажется, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я люблю тебя, Кин Маккензи. – Она взяла его руки в свои, и они отправились к Рурку и Анжеле.

К этому времени Рурку уже наскучило празднование. Да и его трехлетний сын уснул, положив голову на плечо отцу.

– Нам нужно отнести парня в поезд и уложить его спать, – сказал Рурк. – А вы продолжайте веселиться. Передайте Роури и Ти Джею… ах, я забыл, Томасу, что мы вернулись в свой вагон.

Роури и Томас отправились за ними следом лишь спустя час, когда веселье начало стихать. Их ждали заказанные Рурком шампанское и изысканные кушанья.

– Ух ты, как приятно быть знакомым с богачом, – воскликнул Томас, укладывая кусок ветчины на ломтик хлеба.

Заметив, с каким интересом смотрит на яства Кэтлин, Рурк поднялся.

– Миссис Маккензи, вы должны попробовать один из этих только что испеченных круассанов. Они просто восхитительны. – Он протянул ей блюдо. – А вы знаете, как появились круассаны?

– О нет! Только не рассказывай про Марию-Антуанетту! – одновременно выкрикнули Анжела и Томас, хотя и не очень дружно.

– Марию-Антуанетту? – удивилась Кэтлин. Рурк спокойно продолжал наполнять ее тарелку:

– Я расскажу эту историю, когда этих неблагодарных слушателей с нами не будет.

Кэтлин взяла из его рук доверху наполненное блюдо, села рядом с Томасом и тут же предалась чревоугодию. Тот некоторое время смотрел на необычное для него зрелище, потом воскликнул:

– Как я рад, что к тебе вернулся аппетит, Кэтлин!

– Да, – пробормотала Кэтлин с набитым ртом. Потом, проглотив кусок ветчины, подтвердила: – Я сама себя не узнаю.

– Должно быть, помогло средство, которое я вам прописал, – с сомнением произнес Томас.

– Средство? – удивилась Кэтлин, снова принимаясь за еду. Действительно, было какое-то средство, но она его давно потеряла и не хотела вводить в смущение доброго доктора. – Да, видимо, оно помогло, доктор, – промычала она, не прекращая жевать.

К ним присоединился Кин, который с тарелкой в руках сел прямо у ног Кэтлин.

Совсем скоро на тарелке Кэтлин не осталось ни кусочка, и она поднялась.

– Думаю, я бы попробовала этого шоколадного пирога.

– Похоже, у Кэтлин полностью восстановился аппетит, Кин, – с пониманием произнес Томас. – От шоколадных пирогов хорошо набирают вес, но ей это не повредит.

Кин скосил глаза на Кэтлин, которая в этот момент брала со стола яблоко, и протянул:

– Да-а, похоже, доктор, что скоро я ее не узнаю.

– Похоже, она ест за двоих. А не намечается ли у вас ребенок?

Добродушие исчезло из глаз Кина, сменившись тревогой.

– Надеюсь, не так скоро.

– Почему? Ты не хочешь ребенка?

– Конечно, хочу, доктор. Но сейчас она еще слишком слаба. И я боюсь за нее.

Томас внимательно вгляделся в лицо ирландки. Когда она переговаривалась с Роури, в ее голубых глазах вспыхивал свет, а щеки розовели.

– Нет, – покачал головой Томас, – я думаю, ей ничего не угрожает. Погляди на нее – она буквально излучает здоровье. Вот как меняет человека любовь.

– Должен сказать, и я во многом изменился.

К ним подошла Кэтлин, неся две тарелки с шоколадным пирогом. Одну тарелку она протянула Кину, вторую – Томасу. Но Томас, вставая, отрицательно покачал головой;

– Нет, Кэтлин, с меня достаточно. Мне пора возвращаться к жене. – Он дотронулся до плеча Кина и отправился туда, где Роури беседовала с Анжелой и Рурком.

– Как ты думаешь, сколько еще продлится это празднование? – спросила его Анжела. Из-за стен вагона все еще слышались радостные возгласы.

– Возможно, оно будет продолжаться и завтра, – предположил Рурк.

– Во всяком случае, сегодня вечером там не будет ни одного трезвого, – вмешался в разговор Томас.

– Держу пари, что ты хотел бы вернуться к ним, – решила поддразнить его Роури.

– Слушай, рыжая голова, Томас Грэхем всегда трезв как стеклышко, – сказал Томас, но Рурк поперхнулся, и Анжела принялась колотить его по спине.

– Тебе не требуется доктор, дружище? – осведомился Томас.

– Кто этот доктор Грэхем, который всегда трезв как стеклышко? Кто-то из иностранных гостей? – деланно изумился Рурк.

– Это не важно, – произнесла Роури. – Я бы сейчас хотела, чтобы поезд тронулся как можно скорее, и мы бы поехали в Огден. И сегодня вечером я бы хотела отправиться в кровать.

Томас не преминул сообщить Рурку.

– Эта женщина от меня без ума. Она только и мечтает о постели.

– Каждый понимает в меру своей испорченности, – парировала Роури.

– Дорогая, у тебя в уголке рта немного крошек, – тревожно произнес Томас и, когда Роури доверчиво приготовила губы для его салфетки, снял их губами. – М-м-м, на вкус неплохо, – оценил он.

– Томас! – воскликнула смущенная Роури, бросая взгляд на Стюартов.

Но Рурк не нашел в этом ничего предосудительного.

– Как я и говорил раньше, Томас ничуть не изменился.

Томаса в этот момент отвлекла мирная сцена – Кэтлин и Кин тихо беседовали, держа друг друга за руки.

– Видишь их? Молодожены. А мы с Роури еще не провели свой медовый месяц. – Он с сожалением покачал головой. – Не хочу напоминать тебе, старина, но среди нас только вы старая супружеская пара.

– Старая пара! – нарочито возмутилась Анжела.

– Этот парень только хочет сказать, что наша любовь испытана временем, – повернулся к ней Рурк. – А ты, парень, запомни: время и опыт – лучшие учителя в любви.

– Прежде, чем вы возобновите Гражданскую войну, – вмешалась Анжела, – я хочу задать вам вопрос о сегодняшнем дне. Поскольку шпалу из лавра растащили и другие, кажется, тоже, то кто же их восстановит?

– Откуда нам знать? – бросил Томас, – Наверное, одна из китайских бригад.

– Но тот китаец, который сделает это, и будет человеком, сделавшим последний вклад. Если бы я была репортером, я бы его обязательно разыскала.

– Дорогая, это не завершение работ. Это просто поддержание дороги в порядке, – ответил Рурк.

– Завершено… и все растащено на сувениры, – с удивлением произнесла Анжела.

– Ну, мне сувениры не нужны, чтобы я запомнил этот день, – провозгласил Рурк. – Дамы и господа, я хотел бы произнести тост. – Он взял бутылку с шампанским и стал наполнять бокалы.

Все повернулись к Рурку, ожидая обещанный тост.

– Я должен заранее извиниться, если мой тост будет слишком многословным.

– И покажет, как много шампанского выпито, – заметила его жена.

Рурк обнял ее за талию:

– Я просто взволнован этим днем и хочу сказать об этом прямо. – Он поднял свой бокал. – Выпьем за Америку, друзья! За эту молодую нацию, которой нет и столетия и которая еще десять лет назад была разделена на две части. Сегодня мы стали действительно неделимой страной. За Америку, дамы и господа, и за исполнение всех наших мечтаний!

– Отлично сказано, старина, – сказал Томас. И каждый подтвердил это – кивком, как Кин, взглядом, как Кэтлин, тем, как Роури сжала руку Томаса, и тем, как Анжела улыбнулась своему мужу. Все поддержали этот тост.

Неожиданно для всех раздался свисток паровоза, предупреждающий об отправлении поезда. Те, кто намеревался к сегодняшнему вечеру вернуться в Огден, начали поспешно забираться в вагоны.

– Поезд отправляется! – перекрыл смех и возгласы на перроне торжественный голос проводника.

Прошло несколько минут, и поезд двинулся из Промонтори.

Когда они прибыли наконец в Огден, настало время попрощаться с Рурком и Анжелой.

– Я так благодарен тебе и Анжеле! – сказал Кин Стюарту. – Я хочу заплатить вам за кольцо.

Рурк отрицательно покачал головой.

– Это был наш свадебный подарок. Это мы должны благодарить вас за приглашение на свадьбу.

– Это самый дорогой для нас подарок, – произнес Кин.

– Кроме того, он будет постоянно напоминать вам о нас, – вставила Анжела, целуя его в щеку.

Следом за Рурком и Анжелой с Кином и Кэтлин стали прощаться Томас и Роури.

Отойдя от поезда, Роури почувствовала на глазах слезы. Стараясь справиться с собой, она решила отогнать мысли о прощании.

– Надеюсь, ты не поедешь на ранчо сегодня вечером, – обратилась она к Кэтлин.

– Нет. Кин снял комнату в гостинице, – ответила Кэтлин и вдруг порывисто ее обняла. – У меня никогда больше не будет такой подруги, как ты.

– Но мы же часто будем приезжать сюда и навещать вас, – успокаивающе произнесла Роури.

– Обещаешь? – строго спросила Кэтлин.

– Обещаю, – ответила Роури, чувствуя, что не может удержать слез. – А ты попроси Кина, чтобы он иногда привозил тебя в Виргинию.

– Смотри, я слышал твое обещание, – вмешался Кин. – Мы надеемся, что ты скоро нас навестишь.

– Ну, не так скоро, – заметил Томас, – Нам потребуется время, чтобы устроиться.

Он пожал руку Кину, поклонился Кэтлин и, обняв Роури, повел ее обратно к поезду. Роури не удержалась и оглянулась назад.

– Хорошо, скоро ты их увидишь, – улыбнулся ей Томас и, тоже обернувшись, помахал рукой.

Держась за руки, они вернулись в вагон к Рурку и Анжеле.

– Прощаться всегда тяжело, – со вздохом заметила Анжела. – Не хочется и думать, что и мы с вами расстанемся в Сент-Луисе.

– Не говори об этом, а то нам с Томасом придется успокаивать двух рыдающих женщин всю дорогу до Миссури, – предупредил ее Рурк.

Вдруг послышался резкий стук в дверь. Рурк распахнул дверь и увидел проводника.

– Прошу прощения, что беспокою вас, мистер Стюарт, – повернулся к нему вошедший и тут же, отыскав глазами Томаса, обратился к нему. – В соседнем вагоне больная женщина. Не могли бы вы осмотреть ее?

– Конечно, – быстро ответил Томас.

– Мы оставили медицинский саквояж в твоем отделении, – произнесла Анжела.

Томас поспешил за своим саквояжем.

– Думаю, это не займет много времени, – уверил он их и последовал за проводником в следующий вагон.

Но прошел час, а Томас все не возвращался. Усталая Анжела ушла спать. Галантный Рурк остался возле Роури. В двенадцать часов поезд, разведя пары, покинул Огден и направился в Ларами. Роури с опаской подумала, что не может удержаться от зевоты. Она устроилась поудобнее в кресле, но вместо того, чтобы немного отдохнуть после утомительного дня, крепко уснула, несмотря на присутствие Рурка.

Проснувшись, Роури обнаружила, что осталась одна. По-видимому, и Рурк не выдержал столь долгого отсутствия Томаса. Встревоженная Роури быстро поднялась и отправилась на поиски мужа.

Когда она шла по вагонам, стало темно: поезд въехал в узкое ущелье. Горели лишь тусклые ночные фонари над дверьми вагонов. С обеих сторон слышались храп и сопение – пассажиры спали. И нигде не было никаких признаков присутствия Томаса.

Роури все сильнее охватывало беспокойство. Она прошла еще несколько вагонов и наконец увидела проводника и кондуктора, спокойно спящих в головном вагоне поезда. Она тряхнула проводника за плечо.

– Я миссис Грэхем. Вы можете мне сказать, где мой муж?

– Вы имеете в виду доктора? – спросил проводник.

Роури кивнула:

– Да. Я не видела его с тех пор, как вы его увели с собой.

– Ах да, у нас была больная женщина.

– Да, да, я так и поняла, – нетерпеливо перебила Роури.

– Доктор сказал, что она слишком больна, чтобы продолжить путешествие.

Роури, не в силах сдерживать свой страх, закричала:

– Так где же он?

– Когда я его видел в последний раз, он спускался с этой женщиной с поезда.

– Спускался с поезда! – в ужасе воскликнула она. – И он не сел обратно?

– Я думал, что он сел. Он говорил, что вернется.

– Вы видели его возвращение? – крикнула она чуть не в истерике.

Проводник молча надел шляпу.

– Не могу этого сказать. – Он подслеповато глянул на своего напарника: – Ты не видел, как он возвращался, Генри?

– Нет, я был занят пассажирами – показывал им их места и все прочее.

– То есть мой муж сошел в Огдене, и вы не позаботились узнать, вернулся он или нет? – окончательно потеряла терпение Роури.

– Пожалуйста, не так громко, мэм. Вы разбудите всех пассажиров, – недовольно пробурчал проводник. – Мы пошлем ему телеграмму. – Вы можете сойти в Ларами, и он догонит вас завтра.

– Спасибо за совет, сэр, – выдохнула она в ярости. – Я бы никогда не додумалась до этого сама.

Чувствуя, как ее охватывает гнев, Роури повернулась, но вдруг у нее закружилась голова, и она покачнулась.

Проводник поспешил к ней.

– С вами все в порядке, мэм? Я провожу вас. Однако, как он ни спешил, ему едва удавалось поспевать за ней.

К тому времени, когда она добралась до личного вагона Рурка, ее гнев сменился отчаянием. В вагон она вошла тихо: не стоит будить Стюартов.

Удрученная Роури отправилась в туалетную комнату, чтобы надеть ночной халат. И здесь она впервые почувствовала тошноту. «И где этот доктор, когда он мне действительно нужен?» – в отчаянии подумала она. Смочив водой платок, она приложило его к шее. Приступ прошел, и она направилась обратно в свое отделение. И тут она вздрогнула – на фоне окна вырисовывался темный силуэт.

Это был Томас. Он обернулся к ней и улыбнулся, Затем снял пиджак, с шеи свешивались концы развязанного галстука.

– Привет, дорогая. Почему ты не спишь? Чем это ты занята?

– Чем я занята? – выдохнула она. – Томас Джефферсон Грэхем, где вы были? Я чуть с ума не сошла, разыскивая вас по всему поезду!

– И чего это ты так разволновалась?

– Проводник сказал мне, что ты сошел в Огдене. Я думала, ты отстал от поезда. Где ты был все это время?

– Я вернулся, когда ты уже спала, и мы с Рурком пошли покурить. Мы кое-что припомнили из прошлого… может, это заняло много времени.

Томас шагнул к ней и поцеловал в щеку.

– Прости, дорогая. Я не думал, что это тебя так испугает. – На его лице появилась детская извиняющаяся улыбка, которую она так любила. И ее недовольство стало быстро улетучиваться. – Ну и, конечно, мы немного отпраздновали, что у меня будет сын.

Ее глаза округлились:

– Как ты догадался? Я не была уверена в этом и никому не говорила. Я хранила эту новость для сегодняшнего вечера.

Он взял ее на руки, перенес на постель и снисходительно улыбнулся:

– Ты разве забыла, что доктора знают все?

– Вот как? У меня такое ощущение, будто я снова рядом с доктором Омнипотентом. – Она стянула с шеи Томаса галстук. – Я думала, что избавилась от этого жулика еще в Огдене.

– И кроме того, – произнес он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее живот: – Я знаю твое тело почти так, как ладонь своей руки. И могу определить в нем малейшие изменения.

Роури стала спускать рубашку с его плеч.

– Ну, тогда ты можешь сказать и то, когда наш сын появится на свет. Я уверена, что это будет сын, поскольку мне это обещал мой могущественный, всезнающий и осведомленный в астрологии доктор.

– Ну, если исходить из египетской и арабской астрологии, не говоря уж о персидских магах, я осмелюсь высказать предположение, что это событие придется на середину января. – Он снова по-детски улыбнулся. – Хотя, признаться, доктор здесь воспользовался знаниями мужа. Я же все про тебя знаю.

Она провела рукой по его телу.

– Я поражена, доктор. В самом деле. Томас возразил:

– Но все-таки не так, как будешь поражена сейчас. – И он, приподнявшись, принялся снимать с себя одежду. Затем лег рядом и приник к ее губам так надолго, что она чуть не задохнулась.

– А других предсказаний у вас нет, доктор Омнипотент? – проговорила она, стараясь отдышаться.

– Я предсказываю долгое, – он коснулся губами ее века, – …медленное, – он поцеловал другой ее глаз, – …путешествие, – прошептал он, коснувшись губами кончика ее носа.

В ее янтарных глазах появилось желание.

– Должна сказать, пора. – Она мягко улыбнулась и обвила руками его шею. – Поезд отправляется, доктор.

Эпилог

Прошло много лет.

Руки Роури дрожали, когда мальчик-посыльный вручал ей телеграмму. В волнении она быстро пробежала глазами строки:

Дверь открылась, и в дом вошел Томас. Роури, широко улыбаясь, шагнула ему навстречу.

1

Перевод стихов Н. Эрнстави.