Вопреки ожиданиям, внутри железного кита было довольно светло.
      Свет источали круглые желтые шары, расположенные на стенах узких переходов на равном расстоянии друг от друга.
      Хотя почему шары? Уж скорее светящиеся груши. Аякс даже попытался сорвать один из светоносных плодов, но лишь обжег себе пальцы.
      — Ничего здесь не трогай, дефективный, — заорал на спутника Агамемнон. — Тебе мало того, что мы лишились плавательного средства?
      Дуя на припухшие пальцы, Аякс пробурчал в ответ что-то невразумительное.
      Узкий коридорчик закончился не менее узкой лестницей, ведущей куда-то вниз. Герои решительно стали спускаться, прислушиваясь к гулкому эху собственных шагов. Лестница удивительно резонировала, словно некий великан играл на ритуальном барабане.
      Конечно, Агамемнон не был уверен в том, что железный кит абсолютно необитаем, однако иного выхода у них не было.
      Вплавь добираться до суши?
      Это невозможно по многим причинам, самая главная из которых — придурок Аякс.
      Как только Агамемнон понял, что перед ними подводный монстр Посейдона, у него тут же затеплилась слабая надежда на спасение. Царь рассчитывал использовать плавучее средство передвижения владыки морей в своих целях. Мысль совершенно безумная, но, как говорится в Аттике, чем сатир не шутит. Надо сначала попробовать, а вдруг и вправду удастся подчинить своей воле железного кита? (Ага, щас! — Авт.)
      Гулкая певучая лестница вывела греков в просторное помещение, являвшее собой скорее всего голову кита. Одна из стен помещения была абсолютно прозрачна, за ней плавали морские рыбы имелкий планктон.
      Агамемнон невольно содрогнулся от мысли, что случится, если эта прозрачная стена вдруг лопнет. Странное помещение оказалось довольно занятным. В его центре было установлено нечто вроде большого черного трона. Рядом с троном торчали непонятные длинные рычаги. Непонятные для Аякса, но не для догадливого (временами) Агамемнона, который верно предположил, что рычаги наверняка служат для управления громадным механическим монстром.
      Во избежание ненужных неприятностей Агамемнон строго настрого наказал Аяксу, чтобы тот ничего здесь не трогал. Со стороны было видно, как у могучего героя подрагивают руки от страстного желания потянуть какой-нибудь рычаг или что-либо сломать. Но Аякс стойко боролся с проклятым искушением, душа в зародыше вредный хватательный рефлекс.
      Еще Агамемнон обратил внимание на блестящую трубу с ручками, торчавшую прямо из потолка. Что-то подсказывало ему — эти перекладины предназначены для того, чтобы браться за них руками. Весьма прозорливое предположение, но Агамемнон пока не решался проверить его на практике. А вдруг после этого прозрачная стена лопнет или чего похуже случится?
      Ведь они находятся в божественном изделии самих бессмертных олимпийцев, по непонятной причине, если верить восточному ветру, покинувших Грецию.
      Хотя все пока подтверждало эту довольно жутковатую новость. Ведь Посейдон, находясь в здравом уме, ни за что бы не бросил дрейфовать в море своего верного железного кита. Либо Колебатель земли окончательно спятил, либо действительно покинул вверенную ему морскую пучину на произвол судьбы.
      Эти мысли и посетили Агамемнона, пока он осматривал удивительное подводное судно богов.
      — Нам бы поесть что-нибудь здесь найти, — нарушил молчание Аякс.
      — Поесть? — удивился Агамемнон. — Разве ты забыл, чем питаются бессмертные боги?
      — Давай, вспоминай.
      — Ну, вроде амброзией.
      — Верно. — Агамемнон наугад выдвинул торчавший прямо в стене ящик.
      Ящик был слегка приоткрыт, именно поэтому на него и обратил внимание любопытный царь.
      — Гм… — хмыкнул Аякс, увидев в ящике странный, абсолютно прозрачный сосуд с золотистой жидкостью.
      — Божественное вино! — торжественно объявил Агамемнон, бивший в тот день все мыслимые рекорды прозорливости.
      — Возможно, — кивнул Аякс, осторожно беря олимпийскую емкость.
      Закупорен прозрачный сосуд был на совесть. Но Аякс являлся спецом по всяким сосудам, особенно если в этих сосудах находилось вино. Он вспомнил, что закрытые сургучом амфоры открывают обычно зубами. Не успел Агамемнон и слово сказать, как Аякс уже вгрызся в горлышко божественного сосуда.
      — Ты что это делаешь, скотина?!! — взревел царь, не в силах вынести такого богохульства.
      Чуть не сломав передние зубы, Аякс принялся неистово отплевываться.
      Забрав у могучего героя прозрачную емкость, Агамемнон внимательно осмотрел ее горлышко и обнаружил на нем, кроме следов от кривых зубов Аякса, золотую проволочку. Действуя совершенно интуитивно, Агамемнон открутил эту проволочку и, ободрав несколько слоев позолоченной обертки, увидел белую затычку из неизвестного материала.
      — Ну, Аякс, боюсь, что здесь снова понадобятся твои лошадиные зубы, — задумчиво изрек царь, протягивая другу божественный сосуд.
      Аякс с сомнением оглядел затычку, после чего, решившись, с яростью ее грызанул.
      Раздался мощный хлопок, и в лицо могучему герою ударила струя шипящей пены.
      Аякс облизнулся:
      — По-моему, неплохо. Вот только крепости маловато.
      — Дай сюда, алкоголик! — закричал Агамемнон, вырывая у приятеля прозрачную емкость.
      Через несколько минут божественный сосуд был пуст.
      А чему тут удивляться? Целых два дня у мужиков во рту маковой росинки не было, а тут такая удача, сосуд шам… пардон, амброзии. Понятное дело, охмелеть греки не охмелели, но жажду утолили.
      Точнее сказать, великие герои малость после принятия за воротник охамели, дав волю своему любопытству.
      Агамемнон, преодолев суеверный страх, схватился за ручки, торчавшие из непонятного блестящего прибора, который свисал с потолка.
      Прибор послушно поехал вниз.
      Удивленно потеребив бороду, царь обнаружил на уровне глаз маленькое окошко:
      — А ну-ка посмотрим, посмотрим…
      И он смело заглянул туда, увидел плещущее море и черный корабль на горизонте. Корабль Агамемнону чем-то сильно не понравился, он не сразу понял чем.
      Палец случайно нажал маленькую выпуклость на одной из ручек, и картинка в волшебном окошке значительно приблизилась. Агамемнон довольно хрюкнул и еще пару раз нажал на выпуклость, пока не увидел корабль почти в натуральную величину.
      — Е-мое! — тихо прошептал царь, и ноги у него непроизвольно подкосились.
      — В чем дело? — встрепенулся Аякс, любознательно ковырявший мечом странное квадратное устройство на полу.
      — Пираты!!! — заорал Агамемнон, уставившись в дивное окошко. (Что-то часто он орет. — Авт.)
      — Где?
      — Скоро будут здесь, у нас…
      В том, что пиратский корабль идет прямехонько к дрейфующему железному киту, сомнений не возникало, и окончательно эти сомнения развеялись, когда Агамемнон увидел среди толпившихся на борту судна головорезов знакомую зверообразную физиономию.
      В развевающемся плаще из волчьих хвостов на носу пиратского корабля стоял собственной персоной Конан Киммериец. В могучих руках Конан сжимал длинный меч, которым он рассчитывал отсечь наглым грекам головы.
      — Вот же сволочь! — зло прошипел Агамемнон.
      — Что там еще такое? — всерьез забеспокоился Аякс.
      — Варвар вступил в сговор с морскими пиратами.
      — Как?!
      — А мне откуда знать? Заплатил им, наверное. Знаешь, этот киммериец хуже геморроя, почему ты его тогда на краю земли не пришиб?
      — Да я старался как мог, — начал оправдываться Аякс. — Просто его конь немного смягчил удар моей верной дубины, мир ее праху.
      Агамемнон еще немного полюбовался этой наивной обезьяной, после чего отпустил удивительный прибор, который тут же, сложившись, поднялся к потолку.
      — Ну что? — весело спросил Аякс. — Разомнемся немножко перед возвращением на твою родину? Агамемнон, что скажешь?
      — Довольно глупое решение возникшей проблемы, — донеслось от дверей.
      Герои обернулись.
      В дверях стоял Эвр.
      Восточный ветер зловеще улыбался:
      — Я вижу, вы даром время не теряли. Подводную лодку Посейдона к рукам прибрали. Молодцы. Далеко пойдете.
      — Да мы… это… гм… — смутились герои.
      — Ладно-ладно, что с колесницы упало, то пропало. Было наше — стало ваше, так ведь? А тут пираты еще эти. Сейчас мы с ними быстро разберемся.
      Бог ветра ловко забрался на высокий черный трон и, дернув какие-то рычаги, привел железного кита в движение. Вода вокруг подводной лодки забурлила. Огромное колесо на хвосте медленно завращалось, разрывая опутавшие его водоросли.
      — Как же она там разворачивается? — Эвр резко дергал скрипящие рычаги.
      Аякс с Агамемноном в ужасе пятились к выходу.
      — А, ладно, — беззаботно рассмеялся восточный ветер, — идите за мной…
      Пара поворотов, узкий коридор, и герои оказались в новом помещении, вдоль стен которого стояли странные вытянутые сосуды.
      — Берите торпеду. — Эвр небрежно указал на один из вытянутых сосудов, и греки послушно приподняли ближайший.
      Странный цилиндр оказался на удивление гладким и неимоверно тяжелым.
      — Эй-ей, балбесы, полегче, а не то мы все вместе взлетим на воздух, — закричал на них Эвр. — То-то фейерверк будет.
      Услышав об угрозе «взлететь на воздух», герои слегка задрожали.
      — Не боись! — Прямо в стене бог ветра небрежно открыл круглое отверстие. — Засовывайте ее сюда, сейчас как шарахнем!
      Гладкий цилиндр благополучно вошел в гнездо.
      — А как же мы будем целиться? — спросил Агамемнон, сообразив, что перед ним боевая божественная машина, работающая по принципу греческой баллисты.
      Просто, в отличие от баллисты, она метала не камни, а эти непонятные штуки, которые Эвр обозвал странным словом «торпеда».
      — Целиться? — Восточный ветер снова рассмеялся. — Не нужно никуда целиться, торпеда сама найдет корабль. Возвращайтесь в рубку, сейчас грохнет.
      Закрыв круглое отверстие в стене плоской заслонкой, Эвр с силой дернул за длинную цепь, высовывавшуюся из узкой прорези чуть ниже гнезда с торпедой.
      Железный кит вздрогнул, герои со всех ног бросились в главное помещение подводного судна Посейдона.
      Агамемнон жадно припал к волшебному окошечку свисавшего с потолка прибора. Но, к сожалению, опоздал. Вместо пиратского судна на воде уже плали бесформенные обломки. Оседлав толстое просмоленное бревно, следом за железным китом греб своим длинным мечом Конан Киммериец. Агамемнон не слышал того, что варвар в исступлении кричал уплывающей подводной лодке, но его (варвара) слова вполне можно было прочесть по перекошенным злобной гримасой губам.
      — Носатые! — ревел непотопляемый преследователь. — Я иду за вами!
      «Хорошее качество — упорство, — подумал Агамемнон, — если "бы оно еще не соседствовало с тупостью…»
      Воистину жизнь непредсказуемая штука.
      Во всяком случае, никто бы не смог разуверить Агамемнона в одном его твердом убеждении, а именно в том, что у всемогущего Рока прекрасно развито чувство юмора.

* * *

      — Извиняюсь, но я снова вынужден на время отлучиться, — заявил Эвр, довольно потирая ладони. — Эх, как мы им вмазали!
      — Секундочку, — возразил Агамемнон, — это что ж получается — ты бросишь нас здесь одних?
      — Успокойтесь, — восточный ветер ободряюще подмигнул перепуганным героям, — я включил на подводной лодке автопилот, задав курс к нужной вам земле.
      — Что ты включил? — Греки очумело переглянулись.
      — Ну, это долго объяснять, это… мм… особая штука, управляющая железным китом. Вон видите тот черный ящичек в углу — это и есть автопилот.
      Аякс судорожно сглотнул, ибо совсем недавно ковырял этот ящик мечом, страстно желая посмотреть, что там внутри.
      Понятное дело, бог ветра не знал об этом.
      — Короче, еще увидимся, — весело бросил Эвр, направляясь к железной лестнице, чтобы подняться на спину кита.
      — Агамемнон, — осторожно позвал Аякс, когда восточный ветер скрылся из виду.
      — Ну чего тебе? — склочно отозвался царь, крутя так понравившийся ему прибор с окошком.
      — Я должен тебе кое в чем признаться…
      По спине Агамемнона пробежал нехороший холодок:
      — Так, говори.
      — По-моему, я сломал наш… э… э… автопилот. — КАК?!!
      — Ну, я немного поковырял его мечом, и там что-то… слегка хрустнуло, — смущенно пояснил могучий герой.
      Агамемнон побледнел, затем позеленел, после чего его лицо приобрело болезненный желтоватый оттенок.
      Аякс испуганно отшатнулся от приятеля.
      — Я тебя еще не убил только потому, что мы вместе сражались… то есть тьфу ты… гуляли под Троей, — хрипло прорычал Агамемнон, и в глаза его в этот момент было страшно смотреть…
      Куда теперь плыл железный кит Посейдона с неисправным автопилотом, было известно, пожалуй, лишь одному всемогущему Року.
      Агамемнон все-таки рассчитывал, что рано или поздно Эвр разберется со своими делами и разыщет их, хотя было совершенно непонятно, зачем восточному ветру помогать смертным.
      Неужели они настолько дружны с Софоклюсом (в смысле Эвр и сумасшедший историк. — Авт.)?
      Неужели бог ветра действительно решил исполнить просьбу этого лживого писаки?
      И вправду странные дела творились в Аттике.
      — Интересно, а что делает сейчас варвар? — задумчиво спросил Аякс, сидевший в углу рубки. Агамемнон на всякий случай связал его по рукам и ногам. — Может, акулы его сожрали?
      — Как же, сожрут они его, — кисло усмехнулся Агамемнон. — От него так воняет, что небось вся рыба в пределах десяти стадиев дохнет.
      — Что ж, в этом есть своя выгода. — Аякс поднатужился, пытаясь разорвать крепкие путы. Тщетно.
      — Всегда еда есть, так сказать, деликатесная морская пища… Слушай, дружище, развязал бы ты меня, а?
      Агамемнон хмуро промолчал.
      — Ладно, тогда я прочту тебе свою новую элегию «Крылья Эвра».
      — Хорошо-хорошо, — встрепенулся Агамемнон, — уже развязываю.
      И он быстро освободил героя.
      Аякс с наслаждением размял затекшие мышцы.
      — Но стихотворение я тебе все равно прочту, — довольно сообщил он, — правда, не это, а другое. Вот послушай:
      Наш путь домой опасен и суров.
      Герой Аякс без лишних слов
      Сразился с монстром Посейдона.
      Железного кита он потопил,
      Чудесное вино он после битвы пил.
      — Кто чудесное вино пил? — не понял Агамемнон.
      — Я конечно, — гордо подтвердил Аякс.
      — Но по твоему стихотворению это непонятно. — Царь скучаюше зевнул.
      — Что непонятно?
      — Непонятно, кто вино пил — ты или железный кит.
      — Да я, я пил… — разозлился Аякс, — что тут еще непонятного?
      — А может быть, вы вместе вино пили? — продолжал прикалываться над другом Агамемнон.
      — С кем это?
      — Ну, с китом после битвы. По-моему, так намного поэтичней. В стиле прочих твоих произведений на грани умопомешательства.
      — Да иди ты, Агамемнон, к сатиру. — Обиженный Аякс демонстративно отвернулся от приятеля…
      А железный кит продолжал бороздить океан, приближаясь к ведомой лишь сломанному автопилоту загадочной цели.
      Что и говорить, затянулось возвращение домой Агамемнона, сильно затянулось. И, надо сказать, ничего хорошего в этом не было. Чем дольше отсутствовал на родине царь, тем больше была вероятность Того, что коварная Клитемнестра устроит своему муженьку по его возвращении домой какую-нибудь подлость.
      Понимал это Агамемнон, но ничего поделать не мог. Видно, угодно было всемогущему Року царя по морю погонять, как Одиссея какого-нибудь хитроумного.
      Не хотелось Агамемнону судьбу своего приятеля повторить. Слишком хорошо он еще помнил, как отплатила своему благоверному взбалмошная Пенелопа. Какой сюрприз Одиссею преподнесла она, когда тот вернулся в Итаку. А внезапное обретение биологического отца окончательно его доконало.
      Оттого, наверное, бедняга с собой при помощи кузнечного молота и покончил.
      Страшная судьба.
      Не желал Агамемнон себе такой участи. Но все, так сказать, в руках Рока. Предначертанной тебе планиды из книги судьбы не вымарать. (Что за упаднические настроения? — Редактор.)
      — Ну, что там видно? — осторожно поинтересовался изнывавший от скуки Аякс.
      Агамемнон, который не отрывал глаз от волшебного окошка, неприязненно скривился:
      — Да и идиоту теперь ясно, что мы не ко мне на родину плывем.
      — Это как же ты, интересно, определил?
      — Как-как — земля близко.
      — Что?! — Аякс оживился и, оттолкнув приятеля, сам припал к волшебному окошку.
      Да, сразу было видно, что это не родина Агамемнона. Хотя Аякс никогда и не был в его царстве. Черные мрачные скалы на горизонте, о которые разбивались мощные волны прибоя, никак не могли быть обиталищем приличных людей.
      — Куда это мы заплыли? — спросил Аякс, почесывая медный шлем.
      — А вот это тебя надо спросить, — вспылил Агамемнон. — Ведь это ты… ящик раскурочил, дурья башка… Хорошо, если Эвр вспомнит о нас и вовремя придет на выручку…
      Тем временем железный кит Посейдона стал медленно сбрасывать скорость. Длинные рычаги у черного трона сами собой задвигались, и кит принялся разворачиваться, дабы осторожно пристать к опасному берегу.
      — Ох, чует мое сердце, напоремся мы сейчас на скалы, — отчаянно прошептал Агамемнон, размышляя, не самое ли время придушить придурка Аякса.
      Что так, что этак, а ждет их у берегов неизвестной земли гибель. Так почему бы не разделаться с виновником этого несчастья прямо сейчас?
      Но не мог Агамемнон поднять руку на Аякса, ибо связывало их нечто большее, чем опасные и увлекательные путешествия по Греции. (Э… вы только не подумайте ничего плохого. — Авт.)
      Их связь была прочнее не поэтому. Единили их общие многочисленные пьянки, а это, братцы, очень многое в Древней Греции значило.
      Кровными братьями становились герои после многочисленных винных возлияний. Кто с кем когда и сколько пил очень в то время важно было. Сказать: «Я квасил с царем Агамемноном в Пелопоннесе» значило сразу очень сильно возвысить себя в глазах собеседника.
      Например, немногие в Аттике могли похвастаться, что они пили вино с самим Одиссеем (и это несмотря на слухи о том, что царь Итаки за всю свою короткую, но бурную жизнь успел выпить с каждым совершеннолетним греком). Если кто и заявлял, что он заливал за воротник с хитроумным сыном Полифема, то этот человек пользовался везде уважением и почетом. Двери дворцов великих царей были открыты перед счастливцем, в спальнях самых роскошных греческих красавиц сей благородный муж был всегда желанным гостем.
      Гм…
      Но мы слегка отвлеклись.
      В общем, хотя и мелькнула у Агамемнона весьма полезная мысль придушить своего явно не совсем нормального спутника, но от этой мысли царю тут же пришлось отказаться. А почему — об этом говорилось выше. Да и жалел Агамемнон Аякса: у любого бы крыша поехала после таких мощных сотрясений мозга, которые перенес многострадальный котелок могучего героя. Ведь и в детские годы, еще до рокового пробития головой крепостной стены Илиона, несчастный Агамемнон часто трескался обо что-нибудь своим лбом.
      Голова вообще была его особо слабым местом, как пята у Ахиллеса.
      То под колесницу, бедняга, попадет, то с балкона какой-нибудь распутной дамы на Аргосе шлепнется, то вообще себя в каком-нибудь питейном заведении Аттики забудет, под столом скажем. А прочие посетители знай его голову пинают, проходя мимо. Да и не со злости пинают. Аякс-то ростом был под три (современных) метра. Как завалится в древнегреческой забегаловке, так большую часть. помещения и займет…
      Такие вот дела.
      Наконец железный кит совсем остановился ц, судя по лязгающим звукам где-то глубоко в его утробе, бросил якорь.
      — Умная тварюка, — похвалил божественную машину Агамемнон, с тревогой всматриваясь в черные скалы неизвестной земли.
      Аякс со счастливым выражением на физиономии полировал маленькой тряпочкой любимый боевой рог.
      — Значит, расклад такой, — громко заявил Агамемнон, — по твоей, Аякс, вине мы крупно влипли. Зашвырнуло нас к сатиру на кулички. А жрать в этой железяке, как ты понял, нечего. Из этого следует, что мы должны выйти на берег этой мрачной земли и поискать там что-нибудь съестное. В противном случае нас может поразить такой нехороший, но очень распространенный среди мореплавателей недуг, как каннибализм.
      — Отчего же нехороший? — удивился Аякс, странно скаля кривые зубы. — Довольно обычная болезнь. В Аттике и дня не проходит, чтобы кого-нибудь не съели — если не капитана, то какого-нибудь юнгу. Обычное дело.
      Агамемнон испуганно вытаращился на друга, но вслух комментировать слова Аякса не стал из-за глубокой нецензурности комментариев.
      — Эвр вернется один сатир знает когда, — после небольшой паузы продолжил Агамемнон, — если он вообще когда-нибудь к нам заглянет. Следовательно, просто сидеть внутри кита и ждать, пока кто-то из нас кого-то съест, нет смысла.
      — Почему это нет смысла? — спросил Аякс. Агамемнон непроизвольно вздрогнул.
      — Ты как хочешь, — осторожно добавил он, — но я спускаюсь… гм… или, правильней сказать, поднимаюсь на сушу. А ты можешь остаться здесь и окончательно раздолбать вон тот черный ящичек в углу.
      — Да ладно тебе, Агамемнон, — улыбнулся Аякс, и хищное выражение заправского людоеда на его лице сразу же улетучилось. — Вместе пойдем, хотя кажется мне, что ни хрена съестного мы здесь не отыщем, а найдем мы лишь новые сатировы проблемы на наши головы…
      Отчасти могучий герой был в чем-то прав.

      Выбрались великие герои из железного кита, смотрят, а умная посудина аккурат в маленькой бухточке пришвартовалась, до каменистого берега рукой подать.
      — Э, нет, — заявил Аякс, потягивая затекшую спину, так как в подводной лодке ему все время приходилось ходить на полусогнутых, — купание сегодня в мои планы не входит.
      Агамемнон тихо выругался и слегка наподдал приятелю коленом под зад. Аякс охнул и с грохотом (напоминаю, он был в доспехах. — Авт.) съехал по округлому борту кита в бурлящую воду.
      — Тону!! — истошно завопил могучий герой. — Мамочка, я сейчас утону…
      Демонстративно скрестив руки на груди, Агамемнон с ледяным спокойствием наблюдал за барахтающимся в море Аяксом.
      Сие представление длилось около десяти минут, пока до вдоволь наплескавшегося в холодной воде могучего героя наконец дошло, что он барахтается на мелководье: вода едва доходила Аяксу до колен.
      Дабы окончательно не потерять лицо, могучий герой сделал вид, что он просто решил искупаться.
      — Да, — сказал он, оправляя растрепавшуюся бороду, — водичка здесь что надо. Как я, однако, отлично сполоснулся. Агамемнон, а ты не хочешь окунуться?
      — Окунуться? — Густые брови Агамемнона поползли на лоб. — Я, пожалуй, помою в этой луже сандалии.
      Добравшись до берега, горе-путешественники скептически осмотрелись. Пейзаж вокруг был что надо. Остров циклопов по сравнению с ним мог показаться Елисейскими полями (не современными, боже упаси! — Авт.). Черные-черные скалы, черная-черная каменная земля… что там еще было черное? Ну, чайки были черные — на это герои обратили внимание в первую очередь.
      — Что ж, — сухо произнес Агамемнон, — давай-ка попробуем забраться вон на ту скалу и с ее высоты осмотреть окрестности. Надеюсь, они будут выглядеть более оптимистично, чем берег.
      М-да, одно дело сказать, и уж совсем другое дело-задуманное выполнить. Особенно с таким помощником, как Аякс, сын Оилея.
      — Слушай, Аякс, напомни мне, кто был твоим отцом? — спросил Агамемнон, когда могучий герой в третий раз с разбегу врезался в скалу головой, желая доказать приятелю, что без проблем сможет на нее взбежать.
      — Мой отец? — Могучий герой задумался. — По-моему, он спортсменом был. Во всяком случае, так мне рассказывала моя покойная мама, пока ее немейский лев не сожрал.
      — Какой лев? — несколько опешил Агамемнон.
      — Ну немейский же! Она его по ошибке со своим домашним песиком спутала. Зрение у мамы было никуда, и вот когда она Гефеста в лесу выгуливала…
      — Гефеста?
      — Ну да, так звали ее песика… Короче, он у нее с веревки сорвался, вредный, сволочь, был на редкость. Ну, мама за ним погналась, хвать за хвост, тут ей песик голову и откусил…
      — Какой песик?! — заорал Агамемнон. — Ты что, надо мной издеваешься?
      — То есть не песик, — поправился Аякс, — а лев немейский. Он в кустах тогда дремал, мама его хвост за веревку Гефеста приняла.
      — Ага! — обрадовался Агамемнон. — То-то я теперь вижу, какая у тебя наследственность. Ну а отец?
      — А что отец?
      — Ты знаешь о нем что-то еще, кроме того, что он был спортсменом?
      Аякс глубоко задумался, и это грозило затянуться надолго.
      — Ладно, потом расскажешь, — нарушил возникшую паузу Агамемнон. — Давай присядь немного, я тебе на плечи заберусь.
      Аякс послушно присел.
      Акробат из Агамемнона был никудышный, но он все-таки ухитрился забраться на небольшую скалу, благо ступенчатых выступов на ней нашлось предостаточно.
      Открывшийся взору древнего грека вид или, правильней сказать, панорама выглядела не менее удручающе, чем мрачный берег. Черные скалы да туман кругом, хотя нет, секундочку…
      Агамемнон встал на цыпочки.
      — Что там? — прокричал снизу Аякс, вызвав небольшой камнепад.
      Агамемнон показал приятелю на голову, после чего проворно спустился вниз.
      — Я видел дым, возможно от очага, — отдышавшись, ответил он. — Это где-то в северной части острова, если это, конечно, остров, а не материк. Пойдем, пожалуй, в этом направлении.
      Аякс весело кивнул и, достав из-за пазухи рог, собрался в него торжественно протрубить.
      Утратив на несколько секунд дар речи, Агамемнон грубо воспрепятствовал светлому порыву свихнувшегося героя.
      — А ну верни рог. — Аякс угрожающе пошел на Агамемнона, который уже успел выхватить меч.
      — Я верну его тебе только в том случае, если ты пообещаешь в ближайшее время в него не трубить.
      — Хорошо, — подозрительно легко сдался Аякс, — я не буду трубить, вместо этого ты послушаешь мое новое стихотворение.
      Рука Агамемнона, сжимавшая меч, дернулась. Восприняв это как согласие, Аякс картинно воздел к угрюмому небу могучие руки:
      На остров неизвестный мы тогда приплыли,
      Сто двадцать человек,
      Уставшие, оголодавшие мы были.
      А вот Аякс не унывал,
      С разбега на скалу высокую герой взбежал…
      — Оказывается, нас так много, — ласково, словно с малым ребенком, заговорил Агамемнон, осторожно пятясь к черным скалам. — Ты, главное, дружок, не нервничай, и у нас все будет хорошо.
      — Что такое? — удивился Аякс. — Почему ты заговорил со мной таким странным тоном? Ты думаешь, я спятил?
      — Ага, — хмуро подтвердил Агамемнон, — еще в утробе матери.
      — Ну знаешь ли…
      — НЕМЕДЛЕННО поясни мне, почему НАС так много!
      — Да это же аллегория. Поэтическая неточность, преувеличение. Да кто же из потомков поверит, что нас было всего двое? Эфиопам на смех такие путешественники. Софоклюс и тот с цифрами словно факир египетский обращается, а ведь он не кто-нибудь, а великий историк, светоч Греции!