— Да вот, понимаете, — ответил полковник, — пришлось все-таки пойти на крайние меры и объявить в городе Хэллоуин, дабы под прикрытием праздника решить все внезапно свалившиеся на нашу голову проблемы.
— Хм, а что, — усмехнулся Бисквит Иванович, — это довольно хитроумное решение. Вы придумали?
— Нет, не я, — покачал головой полковник, — один из моих сотрудников, отличный парень.
— Хотите приобщить его к нашему делу? Толстолобов пожал плечами:
— Рановато пока, ведь я на пенсию еще не скоро уйду.
— Что ж, спасибо, что встретили, — поблагодарил эмиссар, — думаю, я сразу же приступлю к делу.
— Вот, — полковник протянул ему толстую папку, — ознакомьтесь с подробностями, я лично рапорт составлял.
Бисквит Иванович быстро просмотрел содержимое папки.
Задумался.
— М-да, дело намного серьезней, чем я предполагал. Пожалуй, в этой ситуации уместно вмешательство вплоть до третьей степени.
— Корректировка реальности через путешествие во времени? — удивился полковник.
— Не исключено, что даже и это, — подтвердил эмиссар, — если не будет никакой другой возможности исправить положение, что ж, отправлюсь в прошлое.
— Не забывайте, что для этого вам нужно будет получить санкцию Совета Лиги Объединенных Планет, — напомнил полковник, — соответственно потребуется определенное время…
— Которого у нас, к сожалению, нет, — подытожил Бисквит Иванович.
— Ну, так что? — спросил полковник. — Действуем по обстановке? Сейчас мой лучший сотрудник, переодетый Микки Маусом, следит за марсианами, которые развлекаются в пивной “Шанзелизе” на площади Бонч-Бруевича.
— Вот и чудесно, — воспрянул духом приунывший было Бисквит Иванович, — прямо сейчас съезжу и побеседую с ними.
— А это не опасно, — усомнился полковник, — судя по всему, пришельцы вооружены.
— Не думаю, что они тронут эмиссара-смотрителя от Лиги Объединенных Планет. Тогда их уж точно эрпизианская служба безопасности из-под земли достанет.
— Ну хорошо, — согласился полковник, — едем на площадь Бонч-Бруевича.
И сидящий за рулем “волги” робот-полицейский развернул машину, выруливая с привокзальной автостоянки.
Надо сказать, Бисквит Иванович сильно заблуждался, когда вдруг решил, что может так запросто, запанибрата, побеседовать с марсианами, к тому же слегка охмелевшими от земного пива.
Короче, на переговоры с эмиссаром пришельцы не пошли, уклонившись от них самым грубым образом.
Как только Бисквит Иванович появился на пороге забегаловки, Эус, приканчивающий уже четвертую кружку пива, резко вскочил из-за столика и громко произнес:
— Смотрите, братва, кто к нам пожаловал, сам эмиссар-смотритель от Лиги Объединенных Планет. Вот с кем мы все забывали в первую очередь поговорить.
Тут следует отметить, что Бисквита Ивановича марсиане видели в несколько ином свете, чем обыкновенные люди, а точнее — они видели его истинный, не замаскированный специальной биоголограммой облик в силу специфики их сканирующего предметы зрения.
Эмиссар предстал перед марсианами мускулистым обнаженным по пояс атлетом с могучими крыльями за спиной, держащим в правой руке раскаленную докрасна молнию. Ну прямо Зевс Громовержец, если б только не золотистая чешуя, покрывающая его совершенное по земным меркам тело.
В образе безобидного дедугана эмиссар смотрелся менее подозрительно, но сейчас его забывчивость сыграла с ним злую шутку, и поговорить с пришельцами инкогнито теперь, конечно, не удалось.
То, что все надежды на переговоры рухнули, Бисквит Иванович понял, когда марсиане вдруг ни с того ни с сего открыли по нему из своих лучевиков огонь на поражение.
Естественно, для эмиссара-смотрителя его класса это было не больше чем комариный укус, а вот злачное заведение, не обеспеченное должной защитой, конечно же, пострадало.
Отвечать обидчикам не хотелось, жалко было энергии, но все же Бисквит Иванович пальнул пару раз по ним молнией, для острастки, отправив в нокаут сразу двоих пришельцев.
Сражение могло сильно затянуться, и перерасти в общегородские масштабы, но тут достаточно быстро соображающий Эус, увидев в руке эмиссара постепенно наливающуюся чернотой сиреневую молнию, дал подчиненным поспешную команду отступать, зная, какими последствиями грозит очередная ответная атака противника…
Наблюдавший за всем этим фантастическим действом из-под стола киллер Белочкин никак не мог разобраться в происходящем вокруг него безобразии.
Сначала в пивную зашел какой-то бородатый, бомжеватого вида мужичок, затем марсиане стали палить без видимого для него вреда из своих лучевиков, после чего мужичок лишь пару раз взмахнул рукой и двое из пришельцев, как по волшебству, без признаков жизни повалились на пол.
Вожак марсиан Эус, понимающий, что он проигрывает, за шиворот выволок заинтригованного происходящим Белочкина из-под стола и прорычал ему на ухо, чтобы тот подогнал к черному ходу пивнушки джип.
Погрузив бесчувственные тела своих товарищей на плечи, оставшиеся в сознании пришельцы проворно отступили в глубь забегаловки и вскоре скрылись в дыму, исходящем от загоревшегося прилавка с винами.
Немного придя в себя после стычки, Бисквит Иванович подобрал с пола треух, потуже застегнул телогрейку и, осмотревшись, увидел, как разоренный бармен пытается смастерить из шнурков петлю, чтобы, закинув ее на трубу под потолком — повеситься.
За шкирку вытащив самоубийцу на свежий воздух, Бисквит Иванович пару раз довольно чувствительно дал ему в нос, дабы тот трезво мог воспринимать действительность и, сунув в руку бармену пачку баксов, посоветовал пойти домой и проспаться…
А на улице шел снег.
У перекрестка дежурили два переодетых упырями гаишника, которые цепко вглядывались в буквально крадущиеся мимо них иномарки, а из витрины продуктового магазина напротив эмиссара пристально рассматривал в бинокль какой-то Микки Маус.
“А, так ведь это человек полковника Толстолобова”, — вспомнил Бисквит Иванович и приветливо помахал ему рукой.
Микки Маус дернулся и, покрутив пальцем у виска, проворно скрылся в глубине магазина.
— Ох, какой же я дурак, — с чувством обругал себя эмиссар, — я ведь только что его рассекретил…
Сашок Китобоев приехал к себе домой около двенадцати часов дня и, отпустив телохранителей, решил отключить телефон и дрыхнуть до самого вечера.
Вчерашняя гулянка, с которой он только вернулся, его окончательно добила, и Сашок сейчас хотел только одного: завалиться где-нибудь на диван и уснуть.
В городе с утра творилось черт знает что, хотя Сашок не был уверен в том, что упыри-гаишники, шипящие на перекрестках, не порождены его отягощенным состоянием абстиненции воображением. Тем не менее порождения горячечного кошмара любого автолюбителя содрали с Сашка за трезвое состояние в праздник едущих вместе с ним охранников пятьсот баксов.
“Что за штраф идиотский? — удивлялся Сашок, потерянно блуждая по своим десятикомнатным хоромам. — За трезвое состояние за рулем в праздник: либо у меня крыша поехала, либо… а ведь даже квитанцию, кажется, выписали”.
Сашок полез в карман брюк и нащупал там смятую бумажку.
Так и есть, квитанция.
Пройдя в гостиную, он вдруг насторожился, почувствовав, несмотря на хмель в голове, что он не один.
Резко обернувшись, браток увидел на антикварном стуле XVII века сидящего маленького мальчика лет двенадцати в пилотке, шортиках, синей рубашечке и с пионерским галстуком на шее. В руках мальчик держал маленький барабан и пытливо разглядывал опупевшего от увиденного братка.
— Вот это, блин, глюк, — сказал Сашок, сильно тараща зенки, — ты кто такой?
Мальчик моргнул и вопрос проигнорировал.
— Значит, так, пацан, я… — тут браток решил, что он спит, и, оборвав речь на полуслове, ущипнул себя за ляжку.
— Вы Александр Китобоев, если не ошибаюсь? — звонким голоском вдруг спросило пьяное видение, и веснушки на его щеках забавно запрыгали.
Сашок вздрогнул, но щипать себя еще раз передумал.
Сон был интересным.
— Ну я, а че такое, — развязно спросил он, — решил меня в пионеры принять? Я ведь только пять классов окончил, не довелось мне галстук-то поносить.
— Это вы являетесь одним из партнеров Сан Саныча Воротилова, отмывающего в банке “Лохотрон” грязные деньги? — выпалил в ответ молокосос, снова моргнув.
— Чаво? — не выдержал браток, скрипнув от злости зубами. — Ты, малявка, на кого это бочку катишь?
— Значит, вы, — довольно констатировал пионер и, достав из-за пазухи здоровенный маузер, два раза беззвучно выстрелил в Сашка.
Сашок конвульсивно дернулся и, пустив на губах пузырь, упал на паркет, правой рукой схватившись за сердце.
Мальчик весело рассмеялся и, достав из кармана шорт маленький блокнотик, вычеркнул из него карандашом первую в списке фамилию:
— Итак, минус один, — радостно сказал он и, положив мертвому братку на грудь барабан, вошел, исчезнув, в покрытую роскошным гобеленом стену.
— Сашка Китобоева час назад завалили, — сказал Убийвовк, отдавая Воротилову полученную по факсу копию милицейского протокола.
— Как так завалили? — не понял авторитет. — Кто, на кой?
— В собственной квартире. Он с вечеринки возвращался, милиция утверждает, что это, мол, несчастный случай. Сердце у перебравшего парня отказало, но ты же знаешь, Сан Саныч, Кит всегда был как бык, сразу с пятью девками мог, ему даже кличку дали Мальчиш Кибальчиш.
— Не понял, — переспросил Воротилов, — ты что мне тут за пургу гонишь?
— Ну как же, — удивился Убийвовк, — могу день простоять и ночь продержаться.
Ha шутку авторитет отреагировал, злобно сплюнув в сторону.
— Ты мне по делу говори, а не всякую фигню, почему решил, что его завалили?
— Так вы сами в протоколе почитайте: на теле покойного был найден пионерский барабан.
— И как менты это объясняют?
— Да никак, — махнул рукой Борис Богданович, — им ведь все равно. Завалили бандюгана и ладно, кто ж это дело расследовать-то будет.
— Барабан говоришь?
— Ага, — захихикал Убийвовк, — может быть, он, играя на нем, переусердствовал немного, вот удар парня и хватил.
Сан Саныч, побагровев, взялся за голову:
— Какой же ты, Богданович, мудак, — медленно проговорил он, — даром, что в органах служил, неужели тебе непонятно, что стучал он, Китобоев этот, стучал конкурентам нашим, за то и завалили.
— Но кто? — испуганно спросил Убийвовк. — Кто мог это сделать, может быть, Чистильщик?
Сан Саныч отрицательно мотнул бритой головой:
— Нет, Китобоева я ему точно не заказывал. Ох, хреново дело, бабки теперь большие накроются.
— Что же делать? — осторожно спросил Борис Богданович.
Сверкнув глазами, авторитет с силой ударил волосатым кулаком по столу.
Вдребезги разбилась соскочившая на пол хрустальная пепельница.
— Порви задницу, но найди мне того, кто это сделал, — злобно проревел он, — иначе ты, да, ты будешь следующим…
— Ну что, — спросил Толстолобов Бисквита Ивановича, который водил над мертвым телом частного предпринимателя Александра Китобоева овальным прибором с постоянно двигающимися усами.
— Плохо, полковник, очень плохо.
— А в чем, собственно, дело, даже если это не несчастный случай… — начал было Толстолобов, но эмиссар его перебил:
— Нет, не несчастный — это убийство.
— Точно?
— Точно, работал профессионал.
— Ну и что с того?
— А то, похоже, этот профессионал не с вашей планеты.
— То есть как не с нашей? — не понял полковник. — Неужели эти отморозки с Марса вызвали Ликвидатора?
Бисквит Иванович мрачно кивнул:
— Скорее всего, так оно и есть. Я зарегистрировал странный энергетический след.
— М-да, в общем, вляпались мы с тобой, Иванович…
— Это точно, полковник, — согласился эмиссар, — теперь без Совета Лиги Объединенных Планет наверняка не обойтись.
— Ты сообщишь, или мне с ними связаться, — осторожно спросил Толстолобов.
— Да ладно, чего уж там, Владимир Андреевич, я позвоню. Чувствую, скоро будут новые трупы…
— Дяденька, дай пять копеек. Лева Хмырев обернулся.
Сзади него стоял серьезный мальчик лет двенадцати в пилотке и коротком пальтишке, из-под воротника которого выглядывал пионерский галстук.
Двое телохранителей, идущих рядом с главным хрючевским контрабандистом, работающим на Воротилова, презрительно усмехнулись.
— Ну и на фига тебе эти пять копеек? — спросил мальчика Лева, механически жуя “Дирол” без сахара.
— А я в метро покататься хочу.
— Не, братва, вы слыхали? — громко заржал Хмырев, обращаясь к телохранителям. — Ты че, с Луны свалился, сейчас в метро жетоны.
Мальчик в ответ лишь пожал узкими плечиками и, отвернувшись, поспешил прочь, уронив что-то у ноги одного из телохранителей Хмырева.
Хмырев наклонился, дабы подобрать это что-то, но один из охранников опередил его, подняв с земли оброненную ребенком вещь, с удивлением ахнул и передал в руки Левы небольшого плюшевого мишку, у которого вместо глаз сияли удивительные драгоценные камни.
— Наверняка фальшивые, — фыркнул второй телохранитель.
Лева Хмырев растерянно осмотрелся.
— Эй, пацан, — громко крикнул он, но странного мальчика уже и след простыл.
— Что за фигня такая, ни хрена не понимаю, — сказал Хмырев, отдавая игрушку обратно телохранителю, — сумасшедший, наверное, какой-нибудь. Их теперь много, после того как Сан Саныч приют отгрохал, по городу бегает.
Телохранители согласно закивали, после чего вся троица направилась к припаркованному у универмага “мерсу”.
— Не, вы только посмотрите, — возмущался Хмырев, — город в бардак превратили, где это видано, Хэллоуин в декабре праздновать.
И действительно, к середине дня на улице появилось достаточно большое количество леших, кикимор, водяных, зомби и волколаков, в которых совершенно невозможно было узнать рыскающих по городу в поисках марсиан сотрудников хрючевской милиции.
— Полный беспредел, — ворчал Хмырев, залезая на заднее велюровое сиденье “мерса”, — уроды чертовы.
Один из телохранителей, работающий у Левы одновременно и шофером, не спеша тронул машину, выведя ее на проспект Вождей.
Когда они проезжали мимо сгоревшего казино “Эльпасо”, Лева Хмырев немного покрыл матом неизвестных барыг, так нагло наехавших на самого Сан Саныча.
— Что за народ, — все не унимался он, — ничего для них святого нет.
И вот именно как раз после этих его слов в кармане сидевшего рядом с водителем телохранителя что-то яростно зашевелилось и, матюкнувшись, полезло наружу.
Охранник дернулся, но было поздно. Из кармана его куртки, ворча что-то себе под нос, вылезал оброненный мальчишкой плюшевый медвежонок.
— Ну вы, блин, козлы, конечно, — заявил он побледневшим браткам, — так же и задохнуться можно.
Нервы у водителя не выдержали, и он резко ударил по тормозам.
Машина вздрогнула и, пойдя юзом, вылетела на безлюдную обочину, где начинался знаменитый хрючевский парк Горького.
Свалившийся на пол машины медвежонок грязно выругался.
— Ты кто? — спросил всегда отличавшийся большим хладнокровием Хмырев, перегнувшись через сиденье водителя. В данной ситуации его нервную систему спасло полное отсутствие воображения.
— Я? — переспросил медвежонок, встав на задние лапки. — Я — ваш конец…
— То есть, — не понял Лева, — в каком это, интересно, смысле?
— А в таком, — нагло ответил медвежонок и, расстегнув на груди незаметную для глаза молнию, раскрыл меховую шкурку, под которой оказался циферблат небольших электронных часов.
— Видали, козляры, — мишка похлопал себя по животу, — мейд ин Венера.
Братки переглянулись.
Одна и та же мысль пришла в их дубовые головы практически одновременно.
Заголосив, Лева Хмырев судорожно дернул ручку двери, но машина не открывалась, словно дверь была заварена снаружи.
— Люк, босс, — закричал один из телохранителей, — вылазьте через люк.
Наблюдавший за начавшейся в машине суматохой робот сокрушенно покачал головой.
Хмырев уже почти весь протиснулся в люк, но в узком отверстии в самый последний момент застрял его разжиревший за последнее время зад.
— Упс, — вдруг громко сказал медвежонок, и белые как мел братки увидели, как у него на циферблате загорелись два рубиновых нуля…
От взрыва, потрясшего парк Горького, в здании городской мэрии выбило все стекла, а лежащий в областной больнице в состоянии комы мэр вдруг пришел в себя и потребовал у дежурившей перепуганной медсестры сигару, склянку виски и свежий номер “Плейбоя”.
— Когда это случилось? — левый глаз у Сан Саныча дергался и это был плохой признак.
Очень плохой.
Братья Крючки, потупив взор, сосредоточенно изучали носки своих ботинок пятьдесят второго размера.
— Полчаса назад, — тихо ответил один из них, — рядом с парком Горького.
— А где Убийвовк, черт бы его побрал, почему его все время нет на месте, когда в городе что-нибудь происходит…
От волнения Сан Саныч внезапно перешел на нормальную речь без нецензурных выражений, что в обычном своем состоянии никогда бы себе не позволил.
Братья Крючки в ответ лишь понуро промолчали.
— Ну и что там произошло, как он погиб? — спросил их окончательно охрипший от крика авторитет.
— Нашли только кусок его задницы, — осторожно ответили братья, — по ней Хмырева и опознали, там татуировка была с американским президентом Рональдом Рейганом.
— Значит, на бомбе подорвали, — сделал вывод Сан Саныч, нервно барабаня пальцами по полированной крышке стола, — сволочи, да я их всех урою гадов…
Тем временем в нескольких кварталах от городской квартиры пребывающего в страшном гневе Сан Саныча Борис Богданович Убийвовк грузил в свою старенькую красную “тойоту” самые ценные имеющиеся у него в доме вещи: лиможский сервиз, китайский фарфор династии Дзинь, ящик с компрометирующими Воротилова документами.
В аэропорту Убийвовку еще предстояло хорошо отстегнуть на лапу таможенникам, чтобы все это провезти, но с его швейцарским счетом в банке это были сущие пустяки.
— Все, с меня хватит, — твердил себе под нос Убийвовк, бережно грузя в “тойоту” тяжелые ящики с ценным содержимым, — уезжаю, уезжаю из этого дурдома к чертовой матери, хоть китайцем, хоть негром заделаюсь, Нельсоном Манделой, Фиделем Кастро, но здесь в этом бреду не останусь больше ни на минуту, ни на секунду, ни на…
Дальше свою яростную речь Борису Богдановичу пришлось прервать, потому что из-за гаражей не спеша вышли ухмыляющиеся братья Крючки…
ГЛАВА 8,
В КОТОРОЙ ЧУКЧА ПЕРЕХОДИТ К ДЕЙСТВИЮ
На то чтобы детально разобраться в происходящих событиях, Бельды понадобилось всего-навсего каких-то полтора дня. По истечение данного срока он знал о высадившихся недавно в Хрючевске марсианах практически все. Где живут, чем занимаются и какие коварные планы на будущее строят.
Планы, надо сказать, являлись грандиозными, и колонизация планеты была в них не самым страшным бедствием.
Тут несведущего в специфике инопланетной биологии читателя следует немного просветить по данной теме.
Во-первых, новые марсиане размножались почкованием и в этом процессе, как правило, участвовали сразу три особи. Двое из них, держа почкуемого за руки и ноги, растягивали его каждый в свою сторону, в результате чего из одного марсианина получались две абсолютно идентичные взрослые особи.
Во-вторых, данное почкование могло повторяться сколько угодно раз, но… как всегда, есть одно но, а именно: для размножения марсианам требовались особые условия, создать которые в боевой обстановке было невозможно. Ну, скажем, к примеру, регулярный сон и питание в одно и то же время, спокойные прогулки на свежем воздухе, душевное расслабление, сочинение стихов и т. д. Список велик и в данном тексте неуместен.
Итак, из вышесказанного теперь ясно, что колонизация Земли — всего лишь дело времени, и Бельды прекрасно это понимал.
Первым делом он лично решил навестить Сан Саныча Воротилова, тайно пробравшись в его городскую квартиру, но из этой затеи ничего путного не вышло, поскольку Сан Саныч находился в отключке, то бишь, напившись с горя финской водки, крепко спал. Неприятностей у человека было невпроворот, и чукча об этом обстоятельстве прекрасно был осведомлен.
Как?
Да откуда мне знать.
Возможно, что все прояснится к концу повести, а может быть, даже и нет. Ведь я всего лишь передаю вам события, очевидцем которых оказался, волей-неволей вовлеченный в описываемое и по прошествии времени попытавшийся оное изложить на бумаге. Многое так или иначе останется за кадром повествования, и не вина в том автора, он и так старался и старается, как может в меру своих скромных литературных возможностей.
В общем, наш герой чукча с Воротиловым встретиться не смог. Ну и слава Богу, неизвестно еще, чего бы они друг другу наговорили и как бы стали развиваться после этого события.
Тогда Бельды сделал самую свою непростительную ошибку, а именно: решил побеседовать по душам с разоренным и от того пребывающем в крайне злобном настроении Марком Степановским, который имел непосредственное отношение к продаже НЛО с новыми марсианами Сан Санычу Воротилову, с чего, собственно, и началась наша увлекательная история.
Степановский вместе со своими братками-рэкетирами сидел в небольшом вагончике на окраине Центрального рынка и считал полученную от облагаемых данью продавцов дневную выручку, которая его душевное состояние явно не улучшала.
— Оглобля, — обратился он к здоровому рябому братку, сидевшему на табуретке рядом с ним, — почему с хохлов взял так мало, они что, опять отказываются платить?
— Так это, — промямлил браток, — они ж типа, в натуре, только салом торгуют, а сало после перестрелки украинских пограничников с российскими никто что-то не берет…
— Какой такой перестрелки? — не понял Степановский. — Фигню гонишь, братец.
— Ну так по новостям вчера передавали, — удивился браток.
— Баран ты, Оглобля, — впервые за день усмехнулся главный рэкетир Хрючевска, — то контрабандисты покойного Хмырева перцовую горилку через Карпаты переправляли, и на хохлятских пограничников нарвались. Эх, братва, тормоза вы, а не рэкетиры, разгоню вас к чертовой матери.
Но тут в дверь кто-то деликатно постучал:
— Можно войти, однако, — послышалось с улицы, и в вагончик размашисто вошел улыбающийся чукча.
— А это еще что за чмо? — удивился Оглобля, рассматривая национальное убранство гостя. — Шаман, блин, что ли?
— Здравствуйте, мне нужен господин Степановский, однако…
Рэкетир, не проронив ни слова, мертвенно побледнел.
Читатель, наверное, помнит упоминание в первой главе нашего повествования, когда речь шла о биографии Степановского, о том, что он питал скрытую, вследствие несчастливого детства, ненависть к азиатским народам и под это определение попадали, естественно, в первую очередь и жители далекого севера, коих представлял в данный момент Бельды. Ох, и поломал бы головушку великий Зигмунд, выявляя глубинные причины этой ненависти.
Безошибочно угадав в побледневшем братке главного хрючевского рэкетира, чукча подошел к нему поближе и участливо спросил:
— Вам плохо, однако? Братки в недоумении уставились на, казалось, онемевшего босса.
Чукча попятился к двери:
— Ну, раз так, то я, пожалуй, зайду в другой раз, — сказал он, видя как Степановский вытаскивает из-под куртки пистолет.
Но выстрелить рэкетир не успел.
Вихрем обездвиживающих ударов промчался Бельды по тесному пространству вагончика, отправляя в состояние отключки мало что понявших в происходящем братков. Кто же мог предположить, что чукча в совершенстве владел кунг-фу, джиу-джицу и айкидо?
Правильно, никто.
С переломанным носом Степановский ползал, словно раненая черепаха, по полу вагончика. Но Бельды не спешил отправлять рэкетира в объятия Морфея.
Бельды хотел с ним сперва поговорить.
— А ну лежать, скотина, — взревел он, снова на время превращаясь в Тимура Ордынского.
Степановский на полу замер, почувствовав в голосе собеседника силу и какие-то родные, что ли, бандюганские нотки.
— Смотри мне в глаза, ублюдок, я с тобой разговариваю, — Бельды с чувством пнул рэкетира сапогом под ребра.
Степановский дернулся и, приподнявшись над полом, ненавидяще посмотрел на чукчу.
— Значит, так, козел, — продолжил Бельды, — ты сейчас назовешь мне имя того, кто, кроме тебя, также имел отношение к продаже НЛО.
— Все сам, — ответил Степановский, хрипло дыша, — я был один.
— Врешь, мудило, — закричал на него чукча и, наступив на руку рэкетира, сломал ему два пальца. Степановский по-волчьи взвыл.
— Лесник Степаныч, — простонал он, — из брянских лесов мне на трубу позвонил, сказал, что с неба ему на курятник серебряное яйцо упало, на двадцать метров в землю ушло.
— Кто он такой, — тоном матерого кагебешника спросил Бельды, — откуда ты его знаешь?
— Кореш мой, — ответил авторитет, тяжело сопя, — сидели вместе в восемьдесят шестом…
— Ну что ж, проверим, — удовлетворенно подвел итог милой беседе чукча.
Но уже было собравшись покинуть вагончик, у двери обернулся.
— Да, и это, — грубо бросил он Степановскому осматривающему на полу покалеченную руку, — чтоб на рынке в ближайшее время в продаже появились бананы с апельсинами. Учти, я проверю и, если что, навещу тебя еще раз, — сделав паузу, чукча подумал и добавил, — однако.
После чего, громко хлопнув дверью, покинул злосчастный вагончик.
— Ну что, ты им уже звонил? — спросил Бисквита Ивановича Толстолобов, жестом предлагая садиться.
Кабинет у полковника был светлым и просторным с длинным Т-образной формы столом для совещаний, а на стене на самом видном месте висела фотография хрючевского мэра Кискина, обнимающегося с суровым Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Толстолобов лично настоял на том, чтобы ему сделали этот странный фотомонтаж, дабы совместить, так сказать, две картинки в одной: и места меньше занимает, и глазу приятней.
— Эх, — вздохнул эмиссар, усаживаясь на стул, — ничего не понимаю.
— Так ты говорил с Лигой или нет? — удивился полковник.
— Говорил, говорил, — подтвердил Бисквит Иванович.
— Ну и что же?
— Они сказали, что ситуация в Хрючевске находится под контролем и нам можно особо не беспокоиться и смело продолжать свое расследование.
— Не понял, — полковник недоуменно развел руками, — нам-то зачем что-то расследовать, если ситуация уже под контролем.
— Да и я что-то тоже не очень врубился, — согласно кивнул эмиссар, — но они говорят, что секретный суперагент межгалактической разведки уже в ближайшее время с нами свяжется и тогда скажет, что конкретно нужно делать, а до этого мы пока можем вести расследование сами.
— Ну что ж, будем продолжать следить за марсианами, — констатировал Толстолобов, — активных действий, думаю, предпринимать не стоит. Посмотрим, что скажет этот суперагент.
— Кстати, а где сейчас марсиане? — спросил эмиссар, достав из-за пазухи странный прибор. — Я что-то их запеленговать не могу.
— Не можешь? — усмехнулся полковник. — Конечно, еще бы, они ведь сейчас в метро катаются, уж больно им оно понравилось.
— То есть?
— То есть коротают время, как могут, занимаясь бездельем, пока межпланетный Ликвидатор выполняет за них всю грязную работу.
— Кстати, полковник, о нем что-нибудь слышно?
— О Ликвидаторе, что ли? Да нет, вроде все тихо. — Толстолобов поморщился. — Не люблю я все эти инопланетные разборки, и так от своих уже тошно.
Помолчали.
— Да, и еще одно, — вдруг вспомнил полковник терзавшую его в последнее время мысль. — Кто этот суперагент секретный, тебе случайно не известно?
— Нет, — ответил Бисквит Иванович, грустно вздохнув, — так и было задумано. Я вообще что-то плохо понимаю свою роль в поимке этих шизанутых марсиан, но Лиге, конечно, виднее.
— То-то, — согласился Толстолобов и, покопавшись в ящике стола, извлек оттуда початую бутылку коньяка и две маленькие рюмочки:
— Ну что, Иванович, тяпнем по одной за скорую победу над инопланетным агрессором?
— Вообще-то я на работе не пью, — возразил эмиссар, укоризненно посмотрев на полковника. Толстолобов усмехнулся:
— Так я тоже не пью, но ведь сегодня праздник.
— А, Хэллоуин, — вспомнил Бисквит Иванович, — ну что ж, налейте немного, на самое донышко, чуть-чуть…
Сева Хряков не был криминальным авторитетом.
Нет.
Сева был мелкой сошкой.
Во всяком случае, с виду. Работал он уже в течение пяти лет на самого Сан Саныча Воротилова и числился в его штате главным специалистом по производству и сбыту порнографической литературы и соответствующих видеозаписей.
В тот злополучный для него день Сева развлекался у себя на квартире сразу с тремя аппетитными девицами, по своему обыкновению во время оного занятия громко похрюкивая и посапывая.
Наконец несколько утомившись затянувшейся оргией и спихнув с себя ненасытных красоток, Сева направился в ванную, дабы освежить свое разгоряченное грузное тело под душем.
Отодвинув дверь душевой кабинки, Хряков изумленно охнул, увидев перед собой маленького мальчика лет двенадцати в пионерской форме.
— Ты кто? — неуверенно спросил Сева, прикрывая мужское достоинство полотенцем. — Ты как сюда попал?
Мальчик в душевой кабинке презрительно скривил губы:
— Через стену прошел, папаша, — спокойно ответил он.
Хряков испуганно попятился к умывальнику.
— И чего тебе здесь надо, а ну вали отсюдова, какого…
— Вы Сева Хряков, пятидесяти двух лет, главный хрючевский производитель порнографии, — невозмутимо перебил его мальчик.
— Ишь ты, каких слов нахватался, — негодующе воскликнул Сева, — а ну пошел, быстро, не то я тебя собственноручно за шкирку отсюда выкину.
— Ну что ж, попробуй, козел, — злобно огрызнулся пионер, достав из-за спины выкидной нож.