— А это у нас менталитет в Хрючевске такой, — возразил Белочкин, — чтим старые традиции, не доверяем новому, как эти консерваторы в Англии.
— Как бы с ним побеседовать? — Фух задумчиво почесал ухо. — А ну-ка, бортовой компьютер, вывести наружу мегафон.
— Уже сделано, — отозвалась машина, — можете говорить.
— Эй там, в треухе, — сказал Фух, заглядывая в иллюминатор, — мимо вас случайно космический корабль с землянами не пролетал?
Мужик в космосе задергался, задрыгал ногами, и что-то беззвучно прокричал.
— Что он говорит? — спросил у компьютера Фух. — Ты можешь уловить?
— Ругается, — ответил компьютер, — тут и без всякого перевода понятно.
— Пожалуйста, — повторил Фух, — нам это очень важно.
Мужик снова дернулся и, плюнув, показал рукой куда-то в глубь космоса.
— Я записал координаты, — сообщил бортовой компьютер, — это совсем недалеко отсюда. Летим?
— Летим, — подтвердил Фух, и через час в иллюминаторах показалась маленькая зеленая планета.
Попарившись в утопийских термах в обществе жутких крокодилов, в смысле жриц храма “Трех ручьев”, земные братки направились на экскурсию в город.
— Что ж девок-то посимпотней подобрать не могли, — жаловался Луцию Сан Саныч, — пришлось их насильно в душевой запереть, а то бы так и не помылись.
— Какие были, таких и дали, — невозмутимо ответил Хранитель, — какие женихи, такие и дамы.
— Но-но, — пригрозил коротышке Сан Саныч, — ты это, за словами следи, плешивый.
Луций его замечание проигнорировал.
— Предлагаю пешую прогулку по городу, — сказал он, — ознакомление с достопримечательностями и распитие горячительных напитков.
— Это годится, — согласились братки. А Сан Саныч поспешно добавил:
— И чтобы никаких девок.
Главный город планеты Утопии поражал своим великолепием и правильностью форм. Сияющие заостренные конусы стеклянных башен сменялись прозрачными параллелепипедами зданий различных музеев, библиотек и учебных заведений.
— Гармония — значит порядок, — говорил глазеющим по сторонам браткам Хранитель, — порядок — значит симметрия. Посмотрите на эти дома, на эти башни и порталы — ни одной кривой линии, они идеальны. Вы еще не видели наши треугольные поля и ровные реки. Даже природу мы подчинили строгой симметрии.
— Ну и лохи, — усмехнулся Сан Саныч, — это ж сколько бабок нужно было в этот проект угрохать.
— А при чем тут деньги? — удивился Луций. — У нас вообще их нет, у нас развит натуральный обмен. А возведением симметричных зданий и прочим занимаются энтузиасты из трудового народа.
— Рабы, что ли? — спросил Сан Саныч.
— Киборги-шизофреники, — предположил Гена Фуфел, стреляя глазами по хорошеньким утопийкам.
— Так что, у вас и рынков нет? — ужаснулся Степановский.
— Нет, — ответил Хранитель, — есть лишь добровольные пункты обмена товарами.
— Е-мое, да как же вы здесь живете? Настроение у рэкетира резко испортилось.
“Боже, — подумал он, — куда мы попали?”
— Нэпманы-извращенцы, — Сказал Гена Фуфел.
— Гоминдановцы, — кивнул Сан Саныч, — хунвейбины чертовы.
— В моем присутствии попрошу не выражаться, — вспылил Хранитель, — не забывайте, что вы находитесь в обители разума.
Братки хотели еще что-нибудь такое ввернуть пооригинальней, но тут в толпе утопийцев раздался странный крик.
— Пророк, — завизжала какая-то женщина, — идет пророк.
Хранитель Луций побледнел.
— Так, — сказал Сан Саныч, ехидно усмехнувшись, — пойдемте-ка, пацаны, посмотрим на это поближе.
Пинком оттолкнув Луция с дороги, братки вышли на городскую площадь, посредине которой на странном возвышении, напоминающем эшафот, стоял высокий молодой человек с зелеными волосами и в кожаной обклепанной куртке, неистово толкающий пламенную речь.
— Ух ты, панк, — не поверил своим глазам Степановский.
— Обкурившийся травы Егор Летов, — согласно кивнул Гена Фуфел.
— Псих-хипун, обслушавшийся “Битлов”, — предположил Сан Саныч.
А Пророк на возвышении продолжал громогласно что-то вешать.
Братки подошли ближе, но ни черта все равно не поняли, лохматый нес какую-то полную околесицу.
— Не дышите розовым паром, — гневно потрясал кулаком Пророк, — прячьтесь в часы очищения в подземельях, разруште хрустальные дворцы, перекуйте чайники на мечи, повесьте Хранителей на осине.
— А вот это он правильно сказал, — согласился с Пророком Сан Саныч, — по этим отморозкам давно уже осина плачет, только вот где ее здесь взять.
— А-а-а-а, — взревела толпа и, словно волна прибоя, колыхнулась назад.
— А вот и менты, — усмехнулся Гена Фуфел, указывая в сторону, — с цепными пекинесами-убийцами.
На площади действительно появились здоровые мужики в коричневой форме с какими-то непонятными дворнягами на поводках.
— Псы-убийцы, — в ужасе закричали утопийцы, — скорее, товарищи, бежим.
И толпа начала быстро рассеиваться.
Братки же как стояли, так и остались на месте, продолжая глазеть на Пророка, которого бегство слушателей ничуть не смутило.
— Утопийцы, призываю вас испоганить этот рай, — истошно надрывался он, — идите и уничтожте цветники чистого разума…
Полицейские тем временем под предводительством Хранителя Луция спустили с поводков своих дворняг.
— Вот он, — кричал Хранитель, — на памятнике эшафоту, ловите его, ловите.
— Как ты думаешь, Сан Саныч, — спросил завороженный зрелищем Степановский, — это все тоже запланированная часть экскурсии?
— А черт его знает, — пожал плечами Воротилов, отшвыривая ногой пытающуюся прокусить ему ботинок дворнягу, — пойдемте, братва, поищем какой-нибудь ресторанчик. Что-то мне от всего этого цирка жрать охота.
А лохматый Пророк, проворно спустившись с каменного эшафота, исчез в открытом канализационном люке, с лязгом задвинув за собой железную крышку.
— Одним словом, отброс общества, — сделал вывод Воротилов.
И, расшвыривая ногами направо-налево злобных, истеричных дворняг, братки покинули площадь.
— Внимание, планета запрещена для высадки. Нужна особая санкция.
— Чего? — переспросил Фух, не веря своим ушам. Но бортовой компьютер был непреклонен.
— Планета для высадки запрещена, — безразлично повторил он.
— Я вас любил, любовь еще быть может… — промямлил привязанный к креслу Рональд.
— Что за санкция нужна? — спросил медвежонок. — Из каких инстанций?
— Правоохранительных, — ответил компьютер.
— Ну попали, — приуныл Фух, — эту санкцию мы получим при благоприятных обстоятельствах лет через десять.
— Каких? — не понял Белочкин.
— Световых, — вздохнул медвежонок, — пока она с другого конца галактики по факсу дойдет.
— Но ведь у нас на борту есть представитель закона? — удивился Белочкин.
— Кто, Рональд, что ли? — спросил Фух. — Нет, что вы, его из космической полиции давно уже выгнали за неумышленное убийство ценного свидетеля по делу краба-маньяка Хрольда. Он спирт выпил из аквариума, в котором свидетель жил.
— Да нет, — отмахнулся Белочкин, — я не о Рональде, я о капитане Синицыне,
— Что, что такое, — вскочил с кресла задремавший было Синицын, — в кого стрелять?
— Да успокойся, Федя, — Белочкин погладил капитана по фуражке, — лучше разрешение нам дай, как представитель правоохранительных органов, планету посетить.
— Даю, — кивнул Синицын и снова задремал.
— Вы его извините, — сказал Фуху Белочкин, — это на него смена часовых поясов так действует.
— Эй, ты слышал, — крикнул медвежонок бортовому компьютеру, — разрешение только что получено.
— Вхожу в атмосферу, — лаконично ответил компьютер, — куда посадить тарелку?
— Куда-нибудь, где она бы выглядела понезаметней.
— Могу на городскую площадь, — предложил компьютер, — кстати, там митинг.
Пробежавшись лапками по кнопкам, Фух проверил, не сгорела ли в компе какая микросхема. Но все было в порядке.
— Сядь в лесу, — приказал медвежонок, — если он там, конечно, есть.
— Есть, — подтвердил компьютер, — с озером, прямо у города, в котором высадились земляне, и из аборигенов вроде никого.
— Тогда садимся, — принял решение Фух, и тарелка пошла на снижение.
Раздался грохот, корабль сильно тряхнуло, проснувшийся Рональд громко матюгнулся.
— Что такое? — закричал Фух, дергая переключатели.
— Ничего страшного, — ответил бортовой компьютер, — просто мы случайно столкнулись с другим кораблем.
— Каким кораблем? — удивился медвежонок. — Аборигенов, что ли?
— Нет, — ответил компьютер, — у аборигенов кроме фотоаппаратов и умоотводов ничего больше не изобретено.
— Тогда чей же это корабль? — спросил Белочкин. — Тут что, проходной двор?
— Не знаю, — ответил компьютер, — продолжаю снижение.
Выбравшись из дымящегося звездолета, пионер с ненавистью осмотрел сильную вмятину в боку корабля.
— Ах ты, паскуда, — прошипел он, сжимая маленькие кулачки, — в каком же кабаке ты права получил?
Но приземление можно было назвать, несмотря на столкновение в воздухе с другим звездолетом, весьма удачным.
Пионер огляделся.
Его тарелка села на большом треугольном лугу. По лугу гуляли пасущиеся златорунные овцы, которых пас упитанный лев, недовольно помахивающий кисточкой хвоста в сторону звездолета.
— Не в рай ли я попал? — предположил было Ликвидатор, но тут же, усмехнувшись, поправил себя: — Нет, тогда бы меня окружали не агнцы, а черти с раскаленными прутами. Профессия, блин, располагает.
Замаскировав тарелку с помощью голограммы под серый валун, подросток, швырнув камешком в ленивого льва, который на него даже не посмотрел, двинулся через луг к дороге, разгоняя пинками попадающихся на пути овец.
Выйдя на дорогу, он, противно захихикав, превратился в длинноногую блондинку в камуфлированном бикини и доской для серфинга в руках и принялся голосовать, надеясь поймать попутку.
— И куда же мы это прилетели? — Белочкин потерянно бродил вокруг космического корабля. — Это что, ботанический сад?
Лес был очень странным, даже, можно сказать, ненормальным, словно раскрашенный свихнувшимся на почве импотенции Сальвадором Дали.
Фух вытащил из сумки на животе бластер:
— Ох, не нравится мне здесь.
— Подонки, развяжите меня, — орал в салоне корабля Рональд, — мне нужно срочно сходить в машинное отделение проверить двигатель.
— Эй, — позвал путешественников капитан Синицын, обнаружив на дереве странную табличку, — идите-ка сюда.
Белочкин с Фухом подошли ближе.
— Парк-заповедник, — прочел по слогам Синицын, — вход разрешен только для подверженных суи-циду граждан Утопии. В лесу водятся гигантские скунсы-людоеды.
— Чего, — не понял Белочкин, — ты сказал скунсы?
— Да, сам прочитай, — обиделся Синицын, — скунсы-людоеды.
Внезапно соседние кусты затряслись, и в них послышалось жуткое бульканье и зловещее сопение.
— Мама, — закричал Синицын, залезая на дерево, — это скунс-людоед.
— От скунса слышу, — ответил выпавший из кустов Рональд с полупустой канистрой горючего в руках, — спокуха, клещуги, все скунсы вымерли от несварения желудка. Этот парк давно заброшен.
— А интересно, как ты выбрался из корабля? — спросил Белочкин, снимая с дерева дрожащего капитана Синицына с табличкой-предостережением в зубах. — Да выплюнь ты ее, Федя, нету здесь скунсов, вымерли они.
— А я как этот, маг-иллюзионист, — ответил Рональд, — Дэйв Фильдкоппер, протрезвел и сам из пут выбрался.
— Чудеса да и только, — сказал Белочкин, отбирая у Рональда канистру, — а ну, дай хлебнуть.
— И мне, и мне, — закричал капитан Синицын, наконец выплюнув табличку.
— Нет, только не это, — схватился за голову Фух, — сволочи, вы провалите задание… Но канистра уже опустела.
ГЛАВА 8
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В ХРЮЧЕВСКЕ
(полноценная глава)
Сходка уцелевшей после всех разборок в Хрючевске братвы состоялась в кафе “Буревестник” на улице Чапаева. В основном это, конечно же, были те немногочисленные группировки, которые всегда враждовали с Сан Санычем.
Да, были в Хрючевске и такие психи, не желавшие признавать власти авторитета. Они, словно партизаны, прятались по разным злачным местам города, ожидая своего звездного часа, когда наконец можно будет громко заявить о себе.
И вот этот час настал.
Сходкой, на которой братки должны были выбрать себе нового авторитета, руководили три видных личности: частный предприниматель Вадик Чудило, вор в законе по кличке Крепыш и подающий большие надежды молодой рэкетир Женек Пырьев.
— Значит, так, братва, — сказал Пырьев, и присутствующие на время перестали чавкать, — Воротилова в Хрючевске нет, и я могу поклясться своими передними золотыми зубами, что это, блин, правда. Воротилова нет и братвы его тоже нет. Всей продвинутой городской структуры рэкета нет. Центральный рынок ничейный, без крыши. Марик Степановский исчез бесследно. Че будем делать?
— Выберем главного, — сказали братки, — из наших.
— Выдвигаются пять кандидатур, — из-за стола встал чахоточный Крепыш с листком бумаги, — все они уже проверенные в деле пацаны, которые никогда не подведут и не кинут своих корешей. Итак, первым в списке идет Русик Дырчало, вор в законе, две ходки.
Братки одобрительно загудели.
— Под вторым номером значится Тарас Раздолбаев, — продолжил Крепыш, — хотя нет, Тарас выбывает, поскольку бывший мент.
— Это еще почему? — возмутился присутствующий за столом Раздолбаев. — За базар, Крепыш, ответишь.
— Засохни, — коротко бросил Пырьев, и Раздолбаева немного попустило. Налив себе водки, он громко захрупал огурчиком.
— Третьим идет, — Крепыш почесал бритый затылок, — э… третьим иду я, пять ходок, затем Влад Чудило, одна ходка, и Женек Пырьев.
— Давайте Пырьева, — начали кричать братки, — выберем Женька, Женек за братву постоит, он реальный пацан.
Пырьев усмехнулся.
— Попрошу голосовать как положено, — вспылил Крепыш, — по понятиям, блин, а то развели здесь, понимаешь.
Каждый из братков написал на бумажечке фамилию кандидата, был произведен подсчет голосов, в итоге которого с перевесом в один голос победил Пырьев.
Не обошлось, конечно, и без мордобития, поскольку пьяный Раздолбаев стал реветь басом, как раненный в зад бегемот, что результаты выборов подтасованы, и немедленно потребовал провести импичмент.
Импичмент провели, но, правда, над самим Раздолбаевым, высадив им витрину кафе. После чего избранный авторитет по давно заведенной традиции, сев в джип, поехал посетить могилу: известного пахана Лаптя и выпить там стопку водки.
Остальная же братва осталась догуливать в кафе, благо дело шло к ночи
Валяющийся с разбитым носом в снегу под кафе Раздолбаев внезапно почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит и как-то нехорошо на него смотрит.
Подняв раскрасневшееся на морозе лицо, бывший участковый побледнел, увидев над собой зловеще ухмыляющегося Бориса Убийвовка.
— Жив? — прошептал Раздолбаев, пытаясь рассмотреть стоящие за спиной Бориса Богдановича какие-то не то танки, не то экскаваторы. — Неужели это ты, Богданович, ведь сказали, что ты умер.
— Значит, долго жить буду, — засмеялся Убийвовк, сверкая глазами, — но на тебя, Тарас, я зла не держу, можешь уходить.
Сказав это, Борис Богданович стремительно вошел в кафе.
— Боже, — прошептал Раздолбаев, отползая в сторону, — что это?
Переступая через бывшего милиционера в кафе следом за Убийвовком вошли… Раздолбаев, естественно, не смог бы описать эти существа словами, но мы-то знаем, что это были разумные примусы с Цербера-3. В смысле сбежавшие вместе с Борисом Богдановичем с Цербера-3.
Когда Убийвовк зашел в кафе, пирующие там по случаю избрания нового авторитета братки буквально все до одного за полминуты протрезвели.
— Е… — сказал Русик Дырчало, хватаясь за ствол. Но было поздно, поскольку в кафе, круша стены, ворвались ревущие примусы.
— Ку-ку, — Убийвовк помахал онемевшим браткам рукой, — я — это последнее, что вы видите в своей никчемной жизни
Ухмыльнувшись, грозный космический пахан вышел обратно на улицу с удовлетворением отметив, что Раздолбаев все-таки удрал. Значит, молва о триумфальном возвращении в Хрючевск Бориса Богдановича облетит город уже с завтрашнего утра.
Став у фонарного столба, Убийвовк закурил первую после возвращения на Землю сигарету.
Пятиэтажное здание за его спиной сотрясалось от страшных ударов. С грохотом рушились стены. Звучали редкие выстрелы, заглушаемые истошными воплями братков и утробным боевым ревом примусов.
Звонко щелкали гигантские стальные клешни.
Над головой Бориса Богдановича пролетела чья-то нога, в обклепанном ботинке и, немного проехав по заснеженной мостовой, исчезла в открытом канализационном люке.
Через секунду из люка выскочил белый как стена рабочий в оранжевой каске и, тонко повизгивая, зигзагами помчался наутек.
Убийвовк проводил его холодным безразличным взглядом:
— Это еще только начало, — хрипло произнес он, делая глубокую затяжку, — это только цветочки, а ягодки будут потом.
В кафе раздался взрыв, здание вздрогнуло. Из окон второго этажа стали выпрыгивать жильцы, кто в пижаме, а кто и вовсе в трусах. Особо Борису Богдановичу запомнились худой усатый мужик, выпрыгнувший в окно вместе с аквариумом, в котором плескалась испуганная золотая рыбка, а также два лысых жлоба, страшно ругавшихся и швырявших друг в друга шлепанцами, которые пытались вытащить в окно застрявший в раме японский телевизор.
— Все сущее — суетно, — пропел, развеселившись, Убийвовк, — все материальное — смешно…
— Зоя, спасай фарфоровую вазу, — истошно закричал кто-то на третьем этаже, и с тяжелым стоном здание просело вниз, уйдя на один этаж под землю.
Кафе “Буревестник” вместе с его посетителями больше не существовало.
Утро было пасмурным.
Полковник Толстолобов, выбравшись из персональной машины, прошел за милицейское оцепление посмотреть, что осталось от кафе.
От кафе ничего не осталось.
Просто за одну ночь серая пятиэтажка превратилась в четырехэтажку.
Только и всего.
Бельды в форме сержанта милиции со Снежком уже были на месте, осматривая снег в поисках следов.
— Ну как форма, не жмет? — спросил Толстолобов, лукаво усмехаясь.
— Да так чуть-чуть в плечах тянет, хотя впрочем, ничего, — ответил Бельды.
— То-то, — хмыкнул полковник, — это моего племянника. Он в прошлом году из органов ушел. Женился и на ПМЖ в Германию уехал. Полы теперь в гостинице метет, а форма вот осталась.
— Я нашел следы примусов, — сообщил Снежок, забавно двигая носом, к которому прилипло несколько снежинок, — в кафе они вошли через дверь, а вот вышли, воспользовавшись подвалом, проломив в двух местах стену.
— Ай да Бориска, — покачал головой Толстолобов, — ай да Убийвовк, недооценил я тебя малость, ох, недооценил.
— Ничего, и на него управу найдем, — сказал Бельды, — у меня уже есть пара дельных идей.
— Как вы думаете, за кого он следующего возьмется? — спросил полковник.
— Мы думаем, за вас, — ответил Снежок, — хотя не исключено, что сейчас он ищет нового, избранного покойной братвой авторитета, чтобы тоже укокошить.
— Ну спасибо, успокоили, — буркнул Толстолобов, — но за меня вы не бойтесь, я если что отпор и троим Убийвовкам дам, пусть даже с сотней пылесосов.
— Примусов, — поправил полковника Бельды.
— А не один еж? — возразил Толстолобов. — Примусов, пылесосов, по мне так без разницы.
— Да нет, разница есть, и большая, — задумчиво сказал Бельды, — конечно, это только теория, но я думаю…
— Эй, полковник, — позвали откуда-то слева. Толстолобов обернулся.
— Идите сюда.
Все оперативники столпились у открытого канализационного люка.
Пожав плечами, Толстолобов тоже подошел, дабы заглянуть в люк.
В люке лежала чья-то нога в черном обклепанном ботинке
— Это Крепыш, — сказал один из оперативников, — вор в законе бывший. Я его по ботинку признал. Он любил конкурентов ими тузить.
— Ну что ж, одним подонком меньше, — резонно заметил полковник.
— Ох и разборка, — опера недоуменно переглянулись, — они что, друг на друга с бензопилами кидались.
— А где свидетели? — спросил Бельды.
— А вон у “бобика”, — ответил один из оперативников, — их майор Гоков опрашивает.
У милицейского “бобика” стоял странный усатый мужчина с голыми синими ногами в кое-как накинутой на худые плечи шубе, держащий под мышкой аквариум с замерзшей рыбкой.
— Я знаю, я все видел, — твердил он, размахивая свободной рукой, — это сделал однорукий человек, однорукий человек в черном плаще. Ищите однорукого.
Майор Гоков, кивая, все тщательно вносил в протокол.
— А может, это был одноногий? — предположил подошедший полковник. — В клепаном черном ботинке.
— Нет, нет, — затряс головой свидетель, — однорукий в черном плаще.
Подъехала машина “скорой помощи”, и двое дюжих санитаров погрузили усатого мужчину вместе с аквариумом в кузов фургона.
— Оденьте-ка эту рубашечку, в ней вам будет теплее, — приговаривали санитары, завязывая рукава у свидетеля за спиной.
— Это был однорукий, — закричал мужчина, и его увезли.
— Рыбку жалко, — сказал Бельды и, повернувшись к майору, спросил, — кто-то еще из свидетелей есть?
— Да, еще двое, — кивнул майор, — в клетке “бобика” сидят. Телевизор пытались японский под шумок стырить, но мы их быстро поймали в квартале отсюда.
Отперев заднюю дверцу “бобика”, майор показал двух лысоватых жлобов, сидящих на японском телевизоре.
— А вот и вещдок с ними, — кивнул милиционер, — все как положено, поймали с поличным.
— Ладно, — сказал Бельды, обращаясь к жлобам, — что вы видели вчера ночью, что здесь в конце концов произошло?
Свидетели пожали плечами.
— А черт его знает, — ответили они, — разборка какая-то.
— А вы не обратили внимание на что-нибудь странное, — спросил Толстолобов, — когда телевизор тырили.
— Странное? — переспросили жлобы. — Да телек в окно не пролазил, вот что было странно.
— А еще что? — настаивал полковник. — Ну давайте, припоминайте, срок небось за кражу мотать не очень хочется.
— Да пылесосы там какие-то ржавые были, с клешнями, — ответил один из свидетелей, — гудели еще громко.
— Нет, — поправил друга второй свидетель, — то были не пылесосы, а гигантские соковыжималки, как в этой рекламе прокладок с крылышками.
Сняв фуражку, майор Гоков оторопело почесал затылок.
— Что ж “скорая помощь” так быстро уехала, — расстроенно сказал он, — надо бы вторую вызвать.
— Да погоди вызывать, — полковник Толстолобов резко захлопнул заднюю дверцу “бобика”, — что, не видишь, они специально под психов косят, чтобы от суда отвертеться, мол, сперли телек в состоянии невменяемости и за свои поступки не отвечаем.
— Точно, — обрадовался майор, — ну я тогда повез их в участок.
Когда “бобик” со свидетелями наконец укатил полковник, заговорщицки подмигнув Бельды, загадочно произнес:
— Кажется, я знаю, какой следующий шаг предпримет свихнувшийся Убийвовк…
Но позвольте, нельзя же забывать и о других наших героях, таких как, скажем, новые марсиане, доставленные в Хрючевск Черным Биллом.
Вернувшись на консервный завод, марсиане опробовали на одном из его цехов свое новое оружие и остались им весьма довольны.
Цех превратился в лужицу застывшего металла, и весь остаток ночи Эус с братвой с помощью снега тушил начавшийся было на заброшенном заводе пожар.
Наутро уставшие, но веселые новые марсиане двинулись в Диснейленд, отыскав в лесу замаскированный с помощью голограммы под медвежью берлогу чудо-джип Гракха Отморозова.
— Эх, оторвемся на полную катушку, — сказал Эус, когда они мчались на джипе через весь Хрючевск, — а затем осмотрим нашу вотчину, поищем на всякий случай конкурентов.
И марсиане громко заржали.
В Диснейленд их пустили бесплатно, приняв за группу актеров, переодетых в мультипликационных героев.
— Не, братва, вы видали, как нас здесь уважают, — сказал Бука, — видать, здорово им насолили местные барыги.
— Теперь у парка будет новая крыша, — кивнул Эус, — наша, марсианская, которая никогда не протекает и не съезжает.
Первым делом инопланетные братки прокатились на аттракционе с уточками, в виде которых были выполнены пластмассовые электромобили, затем их потянуло на “американские горки”, очень напомнившие им перегрузки при переходе в гиперпространство и, купив сладкой ваты, марсиане стали в очередь на любимое “чертово колесо”.
— Эх, вот это жизнь, — сказал Эус, уплетая сладкую вату, — для полного счастья нам теперь не хватает только небольшой разборки.
И остальные братки с ним согласились.
Прокатившись на “чертовом колесе”, марсиане разделились: часть направилась в “комнату смеха”, а часть вместе с Эусом в “дом ужаса”, построенный на основе всяких голливудских ужастиков типа “Зловещие едоки” и “Кошмар на улице Язова”.
Насмеявшись до коликов в животе после посещения “дома ужаса”, новые марсиане пошли на встречу со своими коллегами, которые после “комнаты смеха” непонятно где ухитрились раздобыть ящик пива и сразу его выдуть.
Эус с Хлюпом и Букой стали свидетелями странной картины, как их пьяные приятели избивали какого-то актера в костюме Дональда Дака. Вокруг места инцидента стояла целая толпа детишек, которые, радостно повизгивая, давали хулиганам весьма дельные советы.
— Снизу бей, снизу, так его, — подбадривала марсианских братков детвора.
Актер, которому внутри мягкого костюма было совсем небольно, приглушенно матюгался.
— Ну, я же сказал, — весело констатировал Эус, — что для полного счастья нам не хватает небольшой разборки…
Женек Пырьев оказался в крайне лажовой ситуации, повторяя судьбу попавшего в молох схожих скверных событий Марка Степановского.
Вечером он триумфально был избран хрючевским авторитетом и все казалось тип-топ, а утром Женек узнал, что практически, кроме десяти боевиков, у него не осталось братвы.
Это был удар, так сказать, ниже пояса.
В кафе “Буревестник” буквально через пять минут после его ухода погибли все более-менее влиятельные бандюганы города, те, кто остался после странного исчезновения Сан Саныча Воротилова.
И вот их тоже нет.
Остался лишь один Пырьев, сразу почувствовавший себя загнанным в ловушку волком, по чьему следу шла злобная собачья свора. В принципе Женек не был далек от истины, правда, свора была не собачья, а кое-что пострашнее.
Но Пырьев об этом еще ничего не знал.
Ему донесли лишь то, что в городе объявился бывший помощник Воротилова, его правая рука Борис Богданович Убийвовк с братвой, считавшийся мертвым. Причем по одной из версий Убийвовк вошел в город на танках.
Конечно, сие утверждение Пырьев сразу предал сомнению, посоветовав сплетнику Раздолбаеву, непонятно как уцелевшему после разборки в кафе, пить поменьше, но легче от этого на сердце не стало.
Про Убийвовка Раздолбаев точно не врал и был страшно, до седых волос, напуган.
Когда на квартиру к Женьку явился посланец от Убийвовка, тот не очень этому удивился.
Посланцем оказалась бабулька, вышедшая за хлебом, которую за сто баксов неизвестный мужчина попросил отнести записку по указанному на конверте адресу.
Бабульку, конечно, обыскали, нарезные батоны вскрыли и, ничего не обнаружив, отпустили. Бабка явно была ни при чем и никакого отношения к Убийвовку не имела.
Братва было предложила Женьку попытать бабульку американскими боевиками с Сильвестром Сталлоне, но Пырьев, махнув рукой, приказал ее отпустить.
А послание было довольно лаконичным:
“Здравствуй, баклан. Я забиваю тебе сегодня в 6 вечера стрелу в лесопосадке под Хрючевском, где мы разберемся по понятиям и решим, кто же из нас в конце концов авторитет. Если ты не придешь, буду считать тебя дятлом”.
И подпись: Б. Б. Убийвовк (Грозный).
В общем, как в ковбойском фильме: двое крутых парней не могут ужиться в одном городе, поскольку им в нем тесно.
Вспомнив слова Раздолбаева по поводу танков, Пырьев задумался. А что если это правда?
— Братва, — сказал он своим подчиненным, наконец приняв решение, — сегодня мы опробуем купленный на прошлой неделе у арабов “Стингер”.
И мордовороты, радостно заулюлюкав, стали извлекать из ящиков титановые бронежилеты.
Короче, заварушка намечалась та еще.
Решающее время, шесть часов, настало довольно быстро.
Первым в лесу на окраине Хрючевска появился, естественно, Убийвовк на черной “Ниве”.
— Что-то примусов не видно, — покачал головой Бельды, смотря в прибор ночного виденья.
— Да здесь они где-то, — ответил Снежок, — я чувствую.
— Спецназ, как вы там, на позицию вышли? — спросил в рацию Толстолобов.
— Да, — ответил командир отряда специального назначения “Мангуст”, — все в порядке, опушка как на ладони.
— Можно вас спросить, полковник? — повернулся к Толстолобову Бельды. — Как вы догадались о готовящейся стрелке?
— Очень просто, — усмехнулся полковник, — я слишком хорошо знаю Бориску, а время и место мне сообщил Раздолбаев.
— Так он же из группировки Крепыша, — удивился Бельды, — и вы ему доверяете?
— Конечно, — хмыкнул Толстолобов, — это наш лучший агент Слава Стасов. Он уже второй год под прикрытием работает, в ФСБ парень метит.
— Клевер, Клевер, я Кактус, прием. Полковник поднес к губам рацию:
— Клевер на связи.
— Пырьев с братвой едет по северному шоссе, будьте начеку.
— Будем, — кивнул Толстолобов.
— Где же примусы? — снова спросил Бельды. — Что-то мне это все сильно не нравится.
— Не каркай, — прошептал Снежок.
А на дороге уже появились три черных джипа с братками Пырьева.
На крыше последней машины был установлен непонятный механизм, закрытый чехлом.