— Ура, — взревели ветераны и, стащив упирающегося Белочкина с трибуны, понесли его на руках в парк.
В небо полетел целый рой ярких шариков.
А полковник Толстолобов, спешно попрощавшись с мэром и его супругой, сел в свою персональную машину и срочно укатил на работу в главное управление хрючевской милиции.
— Лидочка, — сказал он, проходя мимо стола секретарши, — вызови ко мне, пожалуйста, капитана Синицына.
— Сию минуту, Владимир Андреевич, — отложив косметичку в сторону, девушка схватилась за телефон.
Сняв шинель, полковник недовольно потер ноющую поясницу.
— Что-то совсем я продрог, — задумчиво сказал он и как бы невзначай заглянул в ящик своего стола, где стояла непочатая бутылка коньяка “Наполеон”, — а не выпить ли мне рюмашечку?
Настырно запищал селектор.
— Да? — спросил Толстолобов, с сожалением закрывая ящик.
— Владимир Андреевич, к вам Синицын, — мило прощебетала секретарша.
— Пусть войдет.
Синицын осторожно, как мышь, зашел в кабинет.
— Расслабься, Федя, — Толстолобов дружески ему улыбнулся, — у меня к тебе будет очень интересное предложение.
— Я вас слушаю, Владимир Андреевич.
— Да садись ты, что стоишь столбом. В общем, есть у меня для тебя одно секретное задание или скорее миссия. Можно сказать, что я уже давно готовил тебя к этому моменту, посвятив в некоторые свои дела, связанные м… м… с космосом.
— С космосом? — удивленно переспросил капитан.
— Да-да, с космосом, — закивал полковник, — наша служба, конечно, почетна и тяжела, но не надо забывать, что преступники есть не только на планете Земля, но и в космосе. Помнишь нашу недавнюю операцию по обезвреживанию банды новых марсиан?
— А разве это были не заезжие наркоманы-убийцы? — изумился капитан.
Толстолобов озабоченно потер подбородок, размышляя, не ошибся ли он в капитане Синицыне, выбрав его для рейда к звездам.
— Короче, Федя, чему тебя в армии до того, как ты в милицию пошел, учили? Ну, вспоминай самое главное.
— Безоговорочно выполнять распоряжения высшего начальства, — браво отчеканил Синицын, — приказы командира не обдумывать и не обсуждать.
— Во, — Толстолобов поднял вверх указательный палец, — оно. В общем, завтра вечером, Федя, ты отправляешься в космос с секретным заданием и особой миссией, основная цель которой — не посрамить правоохранительные органы Земли.
— Так точно, — вскочил со стула Синицын, щелкая каблуками.
— Да обожди ты, не суетись, — махнул рукой полковник, — я тебе еще не все рассказал.
Моргнув, капитан снова сел на стул, аккуратно положив руки на колени.
— В общем, расклад такой: ты летишь в космос, где будешь работать с уже знакомыми тебе агентами по делу новых марсиан, с агентом Бельды и агентом Снежковским.
Капитан Синицын кивнул.
— Там у них ЧП какое-то произошло, — продолжил Толстолобов, — короче, бардак точно такой же, как у нас на Земле: не то перепились они там все вместе с комендантом тюрьмы, не то козни друг другу строят, короче, так или иначе из-за недосмотра местной администрации из тюрьмы бежал Воротилов вместе со своими верными телохранителями. Надеюсь, ты, Федя, понимаешь, что это значит?
Синицын отрицательно покачал головой.
Полковник вздохнул:
— Это значит, что они не только нашу планету осрамят, но чего доброго Лигу Объединенных Планет по миру пустят, и в итоге, войны с Землей не миновать. Разбираться там особо не будут, шарахнут по нам ракетами, и все дела.
— Война — это плохо, — согласился Синицын.
— Вот, — обрадовался Толстолобов, — ты смотришь в корень проблемы. Ну так все понял, или тебе что-то еще разъяснить?
— Да вот роль моя не совсем мне ясна при этих агентах космических, — сказал капитан, — помощи от меня, как вы понимаете, ноль, азы межзвездной разведки в училище не преподавались.
Толстолобов кивнул:
— Хороший вопрос, честно скажу, ожидал я его от тебя. При суперагентах ты будешь кем-то вроде дипломатического представителя от планеты Земля, наблюдатель, ни во что не вмешиваешься и лишь в решающий момент браслеты на братков надеваешь. Ведь Воротилову все равно не отвертеться. Вон у меня в сейфе на него колоссальный компромат лежит, лет на 300 упечем его в тюрягу, как только он на Земле появится.
— В общем, как я понял, — сказал Синицын, — по возможности пристрелить Сан Саныча при попытке к бегству.
Челюсть у полковника отвисла.
— Да ты что, — еле выговорил он, — американских боевиков насмотрелся, “Коза ностра против Якудзы”?
Даже и не думай об этом! На всю вселенную правоохранительные органы Земли осрамишь. Капитан Синицын покраснел.
— Ладно, прощаю, — быстро успокоился Толстолобов, — молодой, горячий, жена двадцатилетняя, короче, будь завтра вечером в семь часов на окраине Хрючевска, у старого консервного завода с вещами. Там тебя летающая тарелка ожидать будет. Но смотри мне, не посрами мундир, не опоздай.
— Так точно, — снова вскочил со стула капитан Федор Синицын, — служу хрючевской милиции…
Слегка навеселе, Иннокентий Петрович Белочкин вернулся домой довольно поздно, и был встречен скалкой, которой его склочная супруга владела в совершенстве.
— А, явился, не запылился, кобелина чертов, — сказала Марина Борисовна, пройдясь скалкой по ребрам благоверного.
Белочкин ойкнул и медленно осел на пол коридора.
“А все эти ветераны, — грустно подумал он, — давай выпьем за здоровье товарища Сталина, товарища Молотова, Маленкова. Интересно, после какого это тоста я вдруг запел “Союз нерушимый”, по-моему, после за здоровье Че Гевары”.
— Признавайся, сволочь, — кричала Марина Борисовна, — с кем ты, евнух чертов, спутался, с Нинкой этой белобрысой из соседнего подъезда? Я видела, как ты на нее с балкона посматриваешь, когда она мопса своего японского по утрам выгуливает.
— Муня, отстань, — простонал с пола Иннокентий Петрович, — я хочу спать.
Но жена и не собиралась успокаиваться.
— Или это опять та шлюшка в очках из восемнадцатой школы, учительница пения, думаешь, я не знала о том, что ты с ней шуры-муры крутил. Даже в детский хор, кобель чертов, записался!
— Ну, Муня, иди спать…
Скалка зловеще просвистела в опасной близости от уха Белочкина.
А все дело было в том, что Белочкин, у которого с недавнего времени завелись очень большие деньги, регулярно играл на ипподроме и беспорядочно шлялся по ночным стрип-барам.
Не подумайте, что он делал там что-то предосудительное.
Нет.
Боже упаси!
Парадоксально, но Иннокентий Петрович своей супруге был абсолютно верен, поскольку относился к ней как к старым домашним тапочкам. Ну и что, что они иногда жмут ногу, зато ты к ним уже привык и зачем тебе новые, если и эти пока еще ничего, без дырок и проплешин.
Такая вот супружеская любовь.
Возвращаясь поздними вечерами, а то и вовсе ночью, Белочкин регулярно получал от супруги втык, которая ревнивой была похуже мавра Отелло, даром, что душить не пыталась.
— Скотина, — наконец разревелась Марина Борисовна, — гад проклятый…
И слушая ее всхлипывания, Белочкин подумал, что не будь этих регулярных скандалов, его жена бы наверняка потеряла вкус к жизни. От семейных сцен она, похоже, получала неописуемое удовольствие и соответственно нервную разрядку.
— Скотина, боров, — причитала супруга бывшего киллера, — мой папа пропал, а ты, мерзавец, напился…
— Как это пропал? — не понял Белочкин, приоткрыв правый глаз. — Куда пропал?
— Не знаю, — рыдала Марина Борисовна, — нигде его нет, ни дома, ни на даче, никто его уже больше недели не видел.
— Интересно, — сказал Иннокентий Петрович, медленно трезвея, — а морги ты уже обзванивала?
Уставившись на мужа круглыми глазами, благоверная зарыдала пуще прежнего.
— М-да, утешил, — констатировал Белочкин, встав с пола и подобрав ненавистную скалку.
— Ладно, завтра все выясню, успокойся, схожу к моему другу полковнику Толстолобову и все выясню…
Так закончился первый более-менее спокойный день в жизни Хрючевска.
— Вот такие пироги, Кеша, — подвел итог своему рассказу полковник, наливая по третьей рюмке коньяка, — улетел Убийвовк вместе с Воротиловым в космос, точнее, они его насильно связали и с собой увезли.
— Сволочи, — Белочкин с чувством опорожнил рюмку.
Намятые супругой бока неприятно ныли у него с самого утра.
— Надо выручать Бориску, — Чистильщик стукнул по столу кулаком, — урою гадов.
— Но как, — спросил Толстолобов, — как ты собираешься это сделать?
Белочкин моляще посмотрел на полковника:
— Помоги, Андреевич, ты же все можешь, я — то знаю. Не дай пропасть хорошему человеку, хоть он и продажный, Муня ведь совсем сиротой останется, только я у нее один непутевый.
— Так, коньяк мы больше не пьем, — сказал полковник, пряча бутылку, — помогу я тебе, лосю мичуринскому. Не знаю даже почему, но помогу. Симпатичен ты мне, Кеша, несмотря на то, что бывший киллер.
Белочкин после этих слов полковника буквально весь просиял.
— Слушай меня внимательно, — Толстолобов наклонился к самому уху Чистильщика, — значит так, сегодня вечером…
— Ты куда это, интересно, на ночь глядя намылился? — спросила Марина Борисовна, когда вечером ее супруг внезапно стал собираться в дорогу.
— Да в командировку еду, — небрежно бросил Белочкин, доставая из-под дивана футляр от скрипки, — на гастроли. Ростропович вот поиграть пригласил. Единственный концерт в Бердычеве дает, специально из-за границы приехал.
— Так ведь ты же любитель, — с подозрением сказала жена, — нот даже не знаешь, я вообще сроду не слышала, чтобы ты играл.
— Не-а, — ответил Белочкин, загадочно улыбаясь, — я, Муня, профессионал.
“Знаю я эти командировки, — подумала Марина Борисовна, — ох, только попадись мне, шельмец, на горячем”.
Когда Иннокентий Петрович наконец покинул свою квартиру, направившись к автобусной остановке, Марина Борисовна, накинув полушубок, незаметно выскользнула из подъезда следом за ним, пряча под одеждой верную скалку.
В автобус она ухитрилась сесть в тот же, что и Бе-лочкин, оставаясь при этом совершенно незаметной, но оно и понятно, кровь Бориса Богдановича, который конспиратор был тот еще.
Белочкин вышел на конечной остановке, на самой окраине города, что вызвало у крадущейся следом за ним жены весьма нехорошие подозрения и тревожные предчувствия.
Уж не серийным маньяком-убийцей был ее муженек?
“Хотя нет”, — сразу отбросила эту сумасшедшую мысль Марина Борисовна, с его слабым характером и чахоточным телосложением подобное было практически, в ее понимании, невозможно.
Так думала супруга, пробираясь вслед за Иннокентием Петровичем по темному лесу.
То, что она увидела на небольшой полянке, сначала повергло ее в ужас, а затем в страшный гнев.
На поляне стояла самая настоящая космическая тарелка с опущенным трапом, красиво мигая бортовыми огнями, и Белочкин невозмутимо направился прямо к ней.
— Так он мне изменяет с инопланетянками, — зло прошептала Марина Борисовна, и щеки ее от обиды медленно налились румянцем.
Капитан Синицын был уже на борту. Сидя в пассажирском кресле, он испуганно таращился на двух жутких инопланетян, один из которых был похож на адского клоуна, а второй и вовсе был говорящим медвежонком-коалой. Но приказ, как говорится, есть приказ, если по службе надо, заговоришь и с коалой.
Увидев зашедшего в кают-компанию Белочкина, капитан несказанно обрадовался.
— О, вы тоже со мной летите? — улыбаясь, спросил он.
— Ага, — кивнул Белочкин, устраивая тяжелый футляр от скрипки в свободном кресле, — будем гастролировать вместе.
— Здорово, — согласился Синицын.
— Меня зовут Рональд, — представился клоун, дурашливо кланяясь, — я ваш второй пилот, ик… И он с грохотом повалился на пол.
— Ничего, это с ним часто бывает, — спокойно прокомментировал коала, — понимаете, трудное детство, трясущиеся руки пьяной акушерки, скользкий подоконник…
Земляне согласно закивали.
— Спившийся интеллигент, — предположил Белочкин, подмигивая бледному капитану, — несоответствие полета мысли с недоросшей до гиганта общественной средой, это бывает.
Почесав ухо, коала задумался.
— Вполне возможно, — согласился сумчатый мишка, после чего деликатно представился, — меня зовут Фух с планеты Эйдан, я — первый пилот.
— Ну так как, мы летим? — с нетерпением спросил Белочкин. — Я сказал жене, что у меня срочная командировка в Бердычев, но если я не вернусь хотя бы через пять дней, то она поднимет на уши Интерпол.
— Ревнивая женщина — меч (та драматурга, — глухо изрек с пола пьяный Рональд.
— Н-н-но, к-к-как он п-п-поведет корабль? — заикаясь от страха, спросил капитан Синицын, указывая на второго пилота.
— А, не беспокойтесь, — махнул лапой Фух, — у нас все равно автопилот…
Когда Иннокентий Петрович Белочкин скрылся в космической тарелке, Марина Борисовна, изрыгая проклятия, с неотвратимостью рока ринулась следом за ним.
Осторожно взойдя по опущенному трапу на звездолет, она, вытащив из-под полушубка скалку, тихонько прокралась в глубь коридора, начинавшегося сразу после входа в тарелку, но по ошибке толкнула дверь не в кают-компанию, а в личную лабораторию Рональда, где на холостом ходу работал забытый коперфильдцем самогонный аппарат. Вдохнув исходящие от дьявольской машины пары, Марина Борисовна, ойкнув, свалилась на мягкий пол лаборатории, потеряв сознание и пропустив таким образом момент, когда трап, словно язык ящерицы, задвинулся в блестящий бок космической тарелки, и звездолет, тихо завибрировав, плавно взлетел в небо, разрезая на ровные куски стылый январский воздух.
ГЛАВА 4,
В КОТОРОЙ ОБДУМЫВАЮТСЯ И ОСУЩЕСТВЛЯЮТСЯ КОВАРНЫЕ ПЛАНЫ
Заброшенная свалка космических кораблей в Туманности Альбиноса выглядела удручающе.
Собравшиеся в кучи покореженного металла старые списанные звездолеты беспорядочно парили то тут, то там, и Бельды составляло немало труда осторожно лавировать между ними.
— И где же мы его будем здесь искать? — сокрушенно покачал головой Снежок. — Это все равно, что пытаться найти ежа в стоге сена.
— Иголку, — деликатно поправил друга Бельды.
Впереди замаячил гигантский корпус пассажирского лайнера “Титанус”, после столкновения с ледяным метеоритом списанного на кладбище звездолетов.
— О, смотри, Снежок, по-моему, один из иллюминаторов светится.
— Где? — лайка зорко вгляделась в экраны внешнего обзора. — Бортовой компьютер, немедленно дать увеличение на 100%!
— Есть, дать увеличение на 100%, — отозвался бортовой компьютер, и агенты увидели светящийся иллюминатор “Титануса” во весь экран.
За иллюминатором было маленькое помещение, в углу которого на стуле сидел грустный Бисквит Иванович, вяло уплетающий сгущенку из грубо открытой железной баночки. Как стало ясно через минуту, бывший эмиссар Лиги Объединенных Планет смотрел по маленькому черно-белому телевизору сериал “Кибер-мария”.
— Вот до чего иногда доводит жизненная драма, — расстроенно всплеснул руками Бельды.
— Да, совсем мужик опустился, — кивнул Снежок, и агенты не спеша пристыковались к корпусу “Титануса”.
Шлюзовая камера долго не открывалась, детали отпорочных механизмов проржавели, а бортовой компьютер пассажирского лайнера, почему-то по-прежнему не отключенный, пребывал в состоянии глубокого старческого маразма, называя Бельды то Джекки Чаном, то доблестным пиратом Леонардо Ди Каприо.
Наконец с большим трудом шлюзы были открыты, и агенты проникли в недра корабля-гиганта.
Внутри царил полный бардак, жуткий хаос из каких-то бумажек, ржавых ночных горшков и стоптанных шлепанцев с эмблемой звездолета.
— Ладно, склеротик, — раздраженно обратился Бельды к незримо присутствующему в корабле бортовому компьютеру, — где твой единственный пассажир, в каком отсеке?
— А зачем он вам? — сварливо осведомился бортовой компьютер.
— Да поговорить надо, — ответил Бельды, — по важному делу.
— Уровень 3, палуба 6, отсек 13, каюта 202, — ответил компьютер, и агенты поспешили по указанному адресу, следуя стрелкам на стенах коридора.
Дверь каюты 202 была приоткрыта.
Бельды осторожно заглянул в помещение.
На полу в ворохе грязных тряпок сладко храпел какой-то грязный бомж, окруженный рядами собранных бутылок.
— Тьфу ты, черт, — Бельды вернулся в коридор, — это не он.
— Ну, тогда я не знаю, — сказал бортовой компьютер.
— Нам нужен странствующий космический монах, — звонко заявил Снежок, — который сейчас сидит в одной из твоих кают и смотрит сериал “Кибермария”.
— Так что ж вы сразу не сказали? — удивился компьютер. — Такой сумасшедший у меня только один. Палуба 3, каюта 16.
— Ржавый приют для бомжей, — зло прошептал Бельды, но бортовой компьютер его не услышал.
Бисквит Иванович действительно оказался в 16 каюте. Кусая губы и намотав на кулак длинную бороду, он с напряжением смотрел, как злая мачеха Хосеандроида пытается отключить у его постели аккумулятор жизнеобеспечения.
— Ну, где же ты, Кибермария, — простонал бывший эмиссар-смотритель, — ой, что сейчас будет.
Но тут на самом интересном месте серия закончилась, и по экрану побежала реклама.
Какой-то чахоточный китаец заявил, что школе восточных единоборств на Ганимеде-6 требуется тренер по харакири.
— Бисквит Иванович, дружище, — закричал Бельды, врываясь в каюту, — наконец-то мы тебя нашли.
Бывший эмиссар вздрогнул и, быстро надев черные очки, достал из кармана железную кружку.
— Люди добрые, — жалобно произнес он, слепо обшаривая стены, — подайте на пропитание жертве судейского произвола.
Снежок с Бельды переглянулись.
— Эй, Иванович, ты чего.
— Да крыша у него поехала, — прокомментировал бортовой компьютер, — от постоянного просмотра сериалов.
Бельды тряхнул бывшего эмиссара за плечо:
— Иванович, очнись, с Хосеандроидом все будет в порядке.
— А, так это вы, друзья? — закричал Бисквит Иванович, срывая черные очки. — А я думал, что это опять те жлобы из налоговой инспекции процент за попрошайничество вымогают.
— Эх, Иванович, — Бельды крепко обнял бывшего эмиссара, — ты почему это биоголограмму не отключил, на бомжа совсем стал похож.
— Так это я специально, — усмехнулся Бисквит, — так вид у меня более жалостливый, больше подают. А то в лице двухметрового качка, сами понимаете, побираться несколько проблематично, еще рэкет припаяют.
— Иванович, мы к тебе по делу, — сказал Снежок, нетерпеливо перебирая лапами, — мы тебя отсюда забираем.
— Позвольте, — возмутился бывший эмиссар, — без телевизора я никуда не пойду.
— Это точно, — подтвердил бортовой компьютер “Титануса”, весело заржав, — Иванович теперь профессиональный сериаломан.
— А это лечится? — с надеждой спросил Бельды.
— Ага, — хмыкнул компьютер, — током в психушке.
— Ладно, — согласился Снежок, — телевизор мы возьмем с собой.
— Ну, тогда другое дело, — кивнул Бисквит Иванович, и они, покинув каюту, направились к шлюзу, где был пришвартован корабль суперагентов.
Приглушенно ругаясь, Бельды тащил на спине телевизор.
— Прощайте, психи, — бросил им напоследок бортовой компьютер “Титануса”, врубив на всем корабле собачий вальс в исполнении хора сталеваров-ударников с Церпеи-12.
Тем временем Сан Саныч Воротилов сидел в плену у свихнувшихся космических пиратов, а Борис Богданович Убийвовк готовил план своего побега.
Обидно было бывшему оперу, что Сан Санычу удалось сбежать с Цербера-3 раньше его. Того и гляди, вернется Воротилов на Землю, и тогда и так уже достаточно призрачная мечта стать хрючевским авторитетом Убийвовку точно уже не светит.
В мрачном настроении пребывал пахан Цербера-3, гневно расхаживая по подземным камерам в сопровождении жутких примусов.
В ужасе дрожали заключенные, боясь попасться на глаза Борису Грозному, который в первый день своего правления на зоне уже ухитрился с помощью примусов умертвить двенадцать заключенных и двух надзирателей. Земных братков и новых марсиан Борис Богданович не трогал, зная, что Степановский и так уже достаточно наделал в штаны, а Эус ему ничего плохого, в принципе, в прошлом не сделал.
В верхних же наземных секторах тюрьмы уже начались серьезные волнения. Зеки каким-то образом все же прознали о том, что капитан сторожевого крейсера похищен и потому жутко бузили, требуя хлеба и зрелищ.
Расположившись в роскошной трехкомнатной камере, оборудованной джакузи, вибромассажером и объемным биовизором на всю стену, Борис Богданович Убийвовк вызвал к себе на разговор главаря новых марсиан Эуса.
Когда примусы его наконец приволокли, Убийвовк величественно спросил порядком напуганного марсианина:
— Расскажи-ка мне, братела, как вам в прошлый раз удалось сбежать с Цербера? Эус задумался, припоминая.
— Да церковный орден один, — начал рассказывать он, — решил в целях благотворительности наземным заключенным хлеб бесплатно раздавать с манной кашей. Раз в неделю на поверхность Цербера садился небольшой космический корабль с епископами, которые хором пели какие-то идиотские гимны, после чего раздавали всем желающим еду. Ну, мы, короче, этих евнухов скрутили и, переодевшись в рясы, пробрались на корабль. Но топлива мало было, к тому же звездолет абсолютно маломаневренный оказался, но до военной базы эрпизианцев дотянул. Там на базе мы в виде монахов пробрались на оружейный склад, вооружились и задали эрпизианцам перцу, угнав в итоге скоростную космическую тарелку класса “Тигровая акула”.
— Это тот, что ли, “Киндер-сюрприз” Сан Саныча? — удивился Убийвовк.
— Ну, во-первых, он не Сан Саныча, а наш, — осторожно возразил Эус, — а во-вторых, на нем можно несколько раз за час галактику облететь и парочку таких планет, как ваша Земля, уничтожить.
Убийвовк кивнул:
— Хорошо, этот ваш трюк можно будет провернуть еще раз?
— С переодеванием в епископов? — переспросил новый марсианин. — Нет, теперь это невозможно. Во-первых, орден тот за идиотизм упразднили и никто больше сюда с манной кашей не прилетает, а во-вторых, на орбите дежурит военный крейсер, готовый стрелять в любой стартующий звездолет, не имеющий специального разрешения для взлета.
— Что ж, понятно, — приуныл Борис Богданович, — спасибо, ты свободен.
И Эуса увели.
“Но ведь, — внезапно подумал Убийвовк, — на поверхности еще осталась летающая тарелка, на которой меня сюда привезли, железное яйцо Сан Саныча, точнее, новых марсиан”.
— Эврика, — закричал Борис Богданович, после чего приказал всполошившимся примусам готовиться к выходу на поверхность через заброшенный служебный туннель.
Гениальный план избавления от космических пиратов был Воротиловым почти уже разработан, когда в события вмешалась непредвиденная сила извне.
На космический катер к пиратам заглянул старый приятель капитана Леонардо, Тит Самоубийца, известный мерзавец и работорговец. На своих космических галерах Тит вместо атомной энергии использовал труд плененных рабов, гребущих на гравивеслах, и потому постоянно нуждался в пополнении кадров гребцов.
— Я слышал, у тебя появились пленные засране, — сказал он Леонардо после ритуальной кружки пива, — можно мне на них посмотреть?
— Конечно, Тит, — закричал флибустьер, — о чем речь.
Сначала Леонардо показал космическому работорговцу Сан Саныча Воротилова, мирно храпящего в маленькой камере.
— Нет, этот мне не подходит, — грустно покачал головой Тит, — слишком толст, да и, судя по всему, всю жизнь привык только командовать, от таких рабов больше мороки, чем проку. Давай показывай дальше.
В соседней камере что-то слезно блатное приглушенно пели братья Крючки, и вот эти заключенные Тита очень даже заинтересовали.
— Даю тебе, — просияв, сказал он пирату, — по тысяче кредиток за каждого.
— Э… нет, — протянул Леонардо, — маловато будет, приятель. Эти экземпляры мне особенно дороги, поскольку один из них сильно напоминает мою покойную жену Бетси Неистовую.
— Хорошо, — кивнул работорговец, — даю тебе четыре тысячи за обоих.
— Ну, это другое дело, — обрадовался пират, — по рукам.
Удачную сделку следовало обмыть.
— Девочки, рому, — радостно заорал Леонардо, и полуобнаженные девицы бросились откупоривать здоровую бочку с любимым пиратским напитком, выкатив ее из переполненных ворованной снедью трюмов.
— Иванович, у нас к тебе вообще-то серьезный разговор, — сказал Бельды, передав пилотирование звездолетом Снежку.
— Угу, — отозвался бывший эмиссар, офигело уставившись в работающий телевизор.
Кибермария на экране рыдала над неподвижным телом Хосеандроида, по-прежнему находящемся в киберпространственной коме.
— Ты слышишь, Иванович, я к тебе обращаюсь, — снова повторил недовольный Бельды.
— Угу.
— Я выкину сейчас телевизор в космос.
— Угу.
— Ну что ты с ним поделаешь.
— Этот синдром, если я не ошибаюсь, называется телеидиотизм, — вставил занятый штурвалом Снежок, — и ему в первую очередь подвержены люди, попадающие в стрессовые жизненные ситуации.
— Бисквит Иванович, очнись, — заорал на ухо бывшему эмиссару Бельды, — ау…
— Да чего ты орешь, как припадочный, — сказал Бисквит Иванович, пальцем прочищая ухо, — слышу я тебя, слышу, говори, что за проблемы.
— А от экрана ты отвернуться хотя бы на минуту можешь?
— А это обязательно? Бельды вздохнул.
— Из космической тюрьмы на Цербере-3 сбежал Сан Саныч Воротилов с телохранителями.
— Ну и что?
— Как ну и что, нужно их поймать, ведь с нас первых спросят, мол, вы его ловили и почему не дали особых инструкций по поводу его невероятной опасности для вселенной.
— Ну, у меня отсуживать уже нечего, — резонно констатировал Бисквит Иванович, — разве что телевизор, хотя он и так не мой, ворованный.
— Но нам-то со Снежком есть что терять, — возразил Бельды, — я не знал, Иванович, что ты стал закоренелым эгоистом.
— Странствующие монахи все эгоисты, — ответил бывший эмиссар, — в этом нет ничего удивительного.
— Но ведь мы хотим тебе помочь, — не унимался Бельды, — Лига вполне может обвинить в просчете только одного тебя.
— Вот это уже хреново, — согласился Бисквит Иванович, — нет, ты только посмотри, что делается. Этот грязный подонок брат-близнец Хосеандроида подбивает клинья к Кибермарии, какое возмутительное кощунство.
— Нет, Роботрон, — смущенно отвечала на экране Кибермария, — я не могу принять твое предложение, поскольку мое плазменное сердце навеки принадлежит Хосеандроиду.
— Правильно, молодец, — похвалил героиню Бисквит Иванович, — так держать, дорогуша. Белъды, застонав, взялся за голову.
— Тогда я убью тебя, — взревел на экране Роботрон, — а потом себя или нет, лучше я убью тебя, а затем разберу на части Хосеандроида и сдам его в металлолом.
— О Боже, — закричала Кибермария, отключаясь в обморок.
Трясущимися руками Бельды кое-как натянул на себя космический скафандр.
— Снежок, притормози, — сказал он сидящей за штурвалом лайке, — я выйду подышать свежим воздухом…
А на поверхности Цербера-3 творилось черт знает что: не то восстание, не то революция. Заключенные с яростью кидались на роботов-надзирателей, те били их током, летели искры, горели останки каких-то не то киборгов, не то гигантских пылесосов.
Короче, конец света.
Под надежным прикрытием разумных примусов, Борис Богданович Убийвовк торжественно прошествовал к космическому “Киндер-сюрпризу” новых марсиан, спокойно стоящему на отшибе за лесом, который в двух местах уже начинал гореть. В смысле лес начинал гореть, а не “Киндер-сюрприз”, поскольку некоторые заключенные решили, судя по всему, поиграть в звездные войны — эпизод тысяча двадцатый.
А все объяснялось довольно просто. Потеряв капитана, космический крейсер “Смердящий”, стоявший на стреме над планетой, совершенно утратил всякую дисциплину и соответственно, боеготовность. Часть офицеров разлетелась по домам, часть по дорогим космическим борделям, а матросы запили, пригласив на корабль Дэйва Фильдакопера с развлекающей программой и Чучелену, известную в галактике порнозвезду с четырьмя грудями.
В общем, отрывались на полную катушку, похлестче космических пиратов Леонардо Ди Каприо.
Взойдя на корабль, Убийвовк дьявольски рассмеялся, но тут же приуныл, вспомнив, что водить звездолет он, к сожалению, не умеет. Но на помощь пахану внезапно пришли верные примусы.
— Господин, — сказали они, — позволь нам повести корабль, мы это хорошо умеем.
Убийвовк, естественно, позволил и, погрузившись, они сразу же задраили все люки, поскольку число желающих прокатиться на звездолете резко стало возрастать. Они буквально толпой повалили из пылающего леса.
— Эх, революция, — вздохнул Борис Богданович, мечтательно глядя в иллюминатор, — народ ропщет, а власть как всегда лежит под ногами. Низы могут, но верхи не хотят. И как всегда в итоге бьют ни в чем не повинных кибернетиков. Взлетаем, братва.
И ловко колдуя над панелью управления, разумные примусы подняли “Киндер-сюрприз” в воздух, пальнув пару раз по снующим внизу без дела заключенным.
— Господин, — предложил один из железных чурбанов, — позвольте разнести эту планету на атомы. Убийвовк задумался.
— Конечно, это можно, — согласился он, — но, думаю, у нас сейчас просто нету для этого времени, все-таки там, в космосе, не все поголовно идиоты и скоро здесь наверняка будет армия. Примусы приуныли.
— Но вот главный тюремный корпус я вам разнести разрешаю, — благосклонно добавил Убийвовк, — на атомы.
— Ура, — взревели примусы, — а куда мы полетим после этого?
— Конечно же, на Землю, — ухмыльнулся Борис Богданович, — в город Хрючевск, у меня там остались кое-какие старые дела…
Когда Сан Саныч наконец проснулся, Крючков не было.
Дверь его камеры оказалась открытой, а в камере братьев Воротилов обнаружил порванный серый носок Семы. Да и вообще с первого взгляда было ясно, что Крючки яростно сопротивлялись и камеру покидать наотрез отказывались.