Дэн Шэферд (№1) - Жесткая посадка

Но он боялся, что если его посадят на пятнадцать лет, чувство Бонни постепенно угаснет. Со временем ее посещения превратятся в рутину, и как бы она ни любила его, рано или поздно настанет ночь, когда ей захочется ощутить рядом с собой теплое мужское тело. Она найдет другого мужа, и у детей появится новый отец. А Карпентер превратится в одного из тех старых тюремных долгожителей, которых никто не ждет на воле. Его пробрала дрожь. Нет, он не позволит им запереть себя в тюрьме!

— Если бы тебя посадили, я бы тебя тоже ждал.

До конца посещения оставалось пять минут, и Карпентер с женой потратили их на разговор о детях. Иногда Карпентер поглядывал на Макдоналда. Тот, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене и с вызовом смотрел на каждого, кто встречался с ним взглядом. Заключенным не разрешалось покидать зал до ухода посетителей, поэтому Макдоналду пришлось оставаться там, где он стоял. Карпентер посочувствовал человеку, поневоле торчавшему у всех на виду после того, как его публично оскорбила и унизила жена.

Наконец голос по громкоговорителю бесстрастно объявил, что посетители должны покинуть помещение. Некоторые женщины заплакали. Карпентер встал, прижал к себе жену, поцеловал ее в щеку и крепко обнял.

— Потерпи еще немного, — прошептал он.

Дети ударились в слезы, а охранники стали ходить по рядам и напоминать посетителям, что пора расходиться. Кое-кто из заключенных помоложе тоже заливался слезами, обнимая своих жен и клянясь им в вечной любви.

Бонни поцеловала Карпентера в губы и двинулась к выходу. Он направился в другую сторону и присоединился к очереди заключенных, ожидавших обыска. У двери Бонни махнула ему на прощание рукой и послала воздушный поцелуй. Он ответил тем же.

Макдоналд встал следом за ним.

Обыск на выходе был более тщательным, чем при входе. Двух латиноамериканцев отвели в сторону, и они стали громко возмущаться.

— Что это значит? — спросил Макдоналд у Карпентера.

— Похоже, засекли на камеру.

— Засекли? А что они делали?

— Целовали своих жен, — усмехнулся Карпентер. — Слишком долго, слишком крепко. Так иногда передают наркотики. Твое свидание оказалось не очень удачным?

— Ты слышал?

— Боб, все слышали, как твоя жена разбушевалась.

— Она просто смешала меня с грязью.

— Мне очень жаль.

— Спасибо, — отозвался Макдоналд.

Карпентер приблизился к Ратбону, тот обыскал его с ног до головы и отправил в коридор безопасности, где ждали другие заключенные из блока предварительного заключения. Через пару минут к нему присоединился Макдоналд.

— Она требует развода. Тут есть что-то еще, о чем она умалчивает.

— Другой мужчина?

— Возможно. Или мать ее накручивает. Одно дело, если бы я поговорил с ней на воле, а так... Так только хуже.

— Это твой сын?

— Да. Она хочет отобрать его у меня через суд.

— Вероятно, ей это удастся.

— Пошла она...

— Так обычно и бывает, — продолжил Карпентер. — Заключенных не очень жалуют, когда речь идет о родительских правах.

— К черту. Пока меня не осудили, я не заключенный. Я нахожусь под следствием.

Карпентер промолчал. Макдоналда взяли с поличным, в перестрелке был ранен полицейский. Значит, ему всыплют по полной. Но Карпентер понимал, каково сейчас Макдоналду. Он взбешен. Уязвлен. Обманут. Карпентер отлично знал, как бы он отреагировал, если Бонни пригрозила бы ему уйти и забрать с собой детей. Его реакция была бы быстрой, безжалостной и неотвратимой.

* * *

В окне гостиной, расположенной в соседнем доме, всколыхнулась занавеска. Наверное, это была мисс Бреннан, старая дева лет восьмидесяти, местная сплетница. Элис посмотрела на мужа.

— Можем мы хотя бы мисс Бреннан сказать, что здесь происходит? — спросила она. — А то она подумает, что нас арестовали.

— Плевать, что она подумает, — ответил Роупер, швырнув чемодан на заднее сиденье фургона.

В окно гостиной он видел Бена и Дэвида, сидевших за своими игровыми приставками. Роупер сообщил им, что они уезжают на выходные. Объяснить подробнее он успеет позже, когда они будут в безопасности.

Возле дома стояло четыре машины, а на площадке перед домом ждал белый автофургон с открытой задней дверцей.

— Куда мы уезжаем? — поинтересовалась Элис.

— В безопасное место.

— Я думала, наш дом достаточно безопасен, — заметила она. — Ты утверждал, что они никогда не узнают, кто ты и где живешь.

— Значит, я ошибся, — признал Роупер. — Чего ты от меня хочешь, Элис? Чтобы я вскрыл себе вены? Я пытаюсь решить проблему как могу.

— Ты ничего не решаешь. Ты просто бежишь и даже не говоришь мне куда.

— Потому что сам не знаю! — раздраженно бросил Роупер.

Он и вправду не знал. Вскрыв конверт, принесенный ему Беном, Роупер сразу позвонил своему начальнику в отделе наркотиков. Через тридцать минут дом и его окрестности наполнились людьми. В конверте лежали три фотографии. Бен у двери школы. Дэвид, выходивший из школы. Элис, выносившая на улицу мусор в старом поношенном халате. И никаких записок. В них нет нужды. Угроза абсолютно очевидна.

Реймонд Маки, глава отдела по борьбе с наркотиками, появился у пороге Роупера менее чем через час после его звонка и пообещал ему защиту. Роупер и его семья получат надежное укрытие, а Маки выяснит, каким образом было нарушено его прикрытие. Но прежде всего Роупера вместе с его близкими отправят в специальное убежище таможенной службы. Роупер не стал спрашивать, где оно находится, да это и не имело значения. Важно было как можно скорее покинуть собственный дом. Маки принес с собой букет цветов и подарил их Элис, словно пришел поздравить ее с днем рождения. Как только Маки уехал на своем «ровере», которым управлял его личный шофер, Элис выбросила цветы в мусорную корзину.

— А как же дети будут ходить в школу? — спросила она у мужа.

— Ради Бога, Элис! Карпентер знает, где они учатся.

— Значит, им придется прервать образование? Надолго?

Роуперу захотелось наброситься на жену, кричать, трясти ее за плечи, пока она не образумится, но он заставил себя сдержаться. Дело совсем не в Элис. Не она подвела его семью, подставила ее под удар. Сэнди Роупер злился на себя.

Двое мужчин в куртках вынесли из дома черные мешки с одеждой и погрузили их в фургон.

— Мы оставили на кухне несколько коробок, миссис Роупер, — сказал один из них. — Если хотите, можете уложить в них что-нибудь из кухонных принадлежностей.

— Как насчет продуктов в морозилке? — спросила Элис.

— Придется их оставить. Я не уверен, что на новом месте у вас будет морозильная камера.

Роупер не знал этого человека, но Маки поклялся ему могилой своей матери, что всех участвующих в переезде людей он знает лично и готов доверить им собственную жизнь.

— А как же велосипеды мальчиков?

— Вообще-то лучше, если дети совсем не будут выходить из дома.

Элис повернулась к мужу:

— Слышишь? Они станут пленниками. Мы все превратимся в заключенных.

Человек из таможни вернулся в дом. Роупер обнял жену. Она дрожала.

— Все будет хорошо, Элис. Обещаю.

— Черт бы побрал этого Карпентера, — пробормотала Элис. — Как он смеет вмешиваться в нашу жизнь? Как он смеет?

Роупер погладил ее по голове. Фотографии были предупреждением, но Карпентер наверняка предвидел, что таможенник немедленно сообщит о случившемся в систему, а там постараются плотнее сомкнуть ряды и дать защиту ему и семье. Роупер знал Карпентера лучше других: этот человек рассчитывал все до последней мелочи. Фотоснимки — его первая попытка отговорить Роупера от показаний в суде, но она не окажется последней.

— Мы справимся, — прошептал Роупер, гладя жену по волосам. — Как только все закончится и его посадят за решетку, мы заживем по-прежнему, обещаю.

Рядом с автомобилем, в котором играли дети, находился человек в сером костюме. Он не предлагал им перенести из дома вещи и ограничился лишь кивком, когда вышел из машины и встретил Роупера. Сейчас он просто стоял у ворот, опустив руки и не сводя взгляда с подъезда к дому. Когда порыв ветра откинул полу его пиджака, Роупер увидел рукоять полуавтоматического пистолета в наплечной кобуре. Он крепче прижал к себе жену, чтобы она не заметила оружия. Роупер уже не был уверен, что когда-нибудь их жизнь снова станет такой же, какой была перед делом Джерри Карпентера. Он в первый раз испугался того, что Карпентер может сделать с ним и его семьей. И впервые усомнился в том, что система сумеет его защитить.

* * *

Шеферд мыл первый этаж, к нему подошел Гамилтон и сообщил, что его хочет видеть адвокат. Надзиратель проводил его в зал для посетителей и показал звуконепроницаемую комнату, в которой уже ждал Харгроув.

Когда Гамилтон закрыл дверь, они пожали друг другу руки. По выражению лица Харгроува Шеферд догадался, что что-то случилось. Он сел и стал ждать плохих новостей.

Харгроув не стал тянуть время.

— Мы потеряли записи, сделанные Элиотом и Роупером, — сказал он, сев напротив Шеферда. — Их стерли.

— Что?

— Кто-то проник в комнату для хранения улик и обработал их сильным электромагнитом.

— Как, черт побери, такое могло случиться? — удивился Шеферд.

— Если бы мы знали, парень уже был бы в тюрьме.

— Разве вы не фиксируете каждое посещение хранилища?

— Да. Но мы не знаем, когда это произошло.

— Ради Бога, — раздраженно произнес Шеферд, — какой смысл держать меня в этом волчьем логове, когда вы даже не сумели сохранить собранные доказательства?

Он вскочил и стал расхаживать по комнате. Гамилтон наблюдал за ним через окно.

— Нет, я не могу поверить. Он убивает агентов, запугивает свидетелей и уничтожает улики, а вы просто сидите и чешете затылок.

— Это не совсем так, Паук.

— А как же иначе? Объясните мне, ради Бога, как человек проник в запертое хранилище и уничтожил пленки?

— Мы узнали об этом вчера, когда представители суда попросили нас показать часть записей Роупера. Кассета оказалась чистой, и мы проверили остальные. Все пропало.

— И вы не в курсе, как это случилось?

— В последний раз их использовали для получения экспертного свидетельства от Гари Нелсона, четыре недели назад. С тех пор хранилище посещали сотни офицеров. Мы ведем следствие, Паук. В комнате установлены камеры слежения, и мы тщательно просматриваем записи. Допрашиваются все офицеры, отвечавшие за хранение вещдоков. Мы выясним, кто это сделал, но уйдет время.

— Нелсон? Тот, которому угрожали?

— Да. Теперь он улетел с женой в Португалию, в Алгавре, и говорит, что не вернется до тех пор, пока Карпентера не посадят за решетку.

— Похоже, это единственный человек, у кого осталась хоть капля здравого смысла, — пробурчал Шеферд. Он потер лицо. — И что мы имеем?

— Свидетельства, собранные Элиотом, теперь бесполезны. Без пленок его рукописные заметки ничего не стоят. Потеря кассет Роупера не так ужасна, ведь у нас есть тексты его записей, и Роупер сможет их подтвердить.

— Если до него не доберется Карпентер.

— Этого не случится, — заверил Харгроув.

— Еще больше я верил в то, что Элиот не будет убит, а пленки уничтожены.

Гамилтон следил за ним через окно, и Шеферд сел на стул и повернулся к нему спиной.

— У меня есть предложение, над которым ты должен подумать, — произнес Харгроув. — Никто тебя ни к чему не принуждает, но если ты согласишься, это облегчит нам работу, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Шеферд выжидающе взглянул на Харгроува.

— Мы можем поставить тебе «жучок», — спокойно сказал суперинтендант.

Шеферд застыл с открытым ртом. Он никак не ожидал услышать от Харгроува что-либо подобное.

— Это шутка?

Суперинтендант покачал головой.

— Если ты поймаешь Карпентера на преступном сговоре, другие доказательства нам не понадобятся.

— Вы знаете, где я нахожусь?

— Да, Паук, знаю.

— Это тюрьма строгого режима. Здесь сидят профессиональные преступники. Они за милю почуют ваш «жучок».

— Не обязательно, — возразил суперинтендант. — Ребята из техотдела соорудят что-нибудь неординарное. Например, записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера.

— А если его кто-нибудь найдет?

— Тогда мы тебя вытащим.

— Если на мне найдут «жучок», вы не успеете меня вытащить.

— Хорошо, просто подумай об этом. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь.

— Как обстоят дела с процессом Карпентера?

— На следующей неделе его снова вызовут в суд, но слушания начнутся через два месяца, если его адвокаты не выкинут еще какой-нибудь фокус. Будем считать — четыре месяца.

— Значит, у него четыре месяца, чтобы добраться до Роупера.

— Можно взглянуть на это и по-другому. У тебя четыре месяца, чтобы добраться до Карпентера.

— Я не собираюсь торчать здесь столько времени! — воскликнул Шеферд.

— Ты в любой момент можешь сказать «хватит». Все зависит от тебя.

Шеферд откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Суперинтендант прав. В тюрьме Шелтон он сидел по собственному выбору и сам решал, сколько ему здесь оставаться. Но почему-то это его совсем не радовало.

— Думаю, вам надо приглядеться к Тони Стаффорду, — произнес Шеферд.

— Почему?

— Потому что на те пятьсот фунтов, которые вы заплатили сестре Диггера, я купил себе место в бригаде уборщиков.

Харгроув вытащил из кармана черный блокнот и стал делать записи.

— Фамилия парня Томпкинс, — продолжил Шеферд. — Но все зовут его Диггером. Он арестован за убийство: застрелил своего приятеля-ямайца. В Трайденте[6] на него должно быть досье. Я с ним переговорил, сказал, что мне нужно место уборщика, и он предложил передать пятьсот фунтов его сестре. На следующий день я был уже в бригаде. Блоком управляет Тони Стаффорд, и все назначения должны проходить через него.

— Значит, он утверждает чужие заявки?

— Да. Надо взглянуть на документы. Гозден вам поможет.

— Мы установили слежку за сестрой. Если Диггер платит надзирателю, она может быть посредницей. — Харгроув почесал за ухом карандашом. — Диггер часто общается с Карпентером?

— Я никогда не видел их вместе, но за Карпентером трудно уследить.

— Даже если Стаффорд — человек Диггера, у Карпентера может быть совсем другой контакт.

— Я знаю.

Суперинтендант захлопнул блокнот и убрал карандаш.

— У тебя все в порядке?

— Пока да. Но приходится несладко.

— Ты знал, что будет нелегко, Паук.

— Хотите услышать, что беспокоит меня больше всего? — спросил Шеферд.

Харгроув поднял брови.

— Что я начну болтать во сне, — признался Шеферд.

Суперинтендант улыбнулся, но Шеферд серьезно пояснил:

— Пока я не сплю, я контролирую свои слова и поступки. Во сне — другое дело. Вдруг я назову ваше имя? Или Сью? Я не умею управлять собой во сне.

— А раньше ты разговаривал во сне?

— Нет.

— Хочешь, мы переведем тебя в одиночку? Я попрошу Гоздена.

— Исключено. Если я туда перееду, то сделаю это сам. Одиночные камеры — особая привилегия. Если я получу ее просто так, все сразу заподозрят неладное.

— Снова обратишься к Диггеру?

— Мой сосед утверждает, что именно Диггер решает такие проблемы. Я уже намекнул об этом Карпентеру. Он посоветовал мне дать официальную заявку Стаффорду. Интересно, как он сам попал в одиночку.

— Я спрошу Гоздена.

— Пожалуй, это хорошая идея. Надо сравнить документы, связанные с его поселением в одиночку и моим переводом в бригаду уборщиков. Вдруг найдется что-нибудь общее.

— Я этим займусь, Паук.

На Шеферда навалилась усталость. Вчера ночью кто-то кричал на первом этаже. Дежурные не обращали на него внимания, и человек продолжал кричать почти до самого утра. Только на рассвете он замолчал. Шеферд уже понимал, что такое жизнь в тюрьме. Телевизоры в камерах и выбор меню не делали ее менее невыносимой. Никто из заключенных не пытался заткнуть рот кричавшему арестанту, все понимали, каково ему приходится.

* * *

Шеферд проснулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. Суббота, его первый уик-энд за решеткой. В выходные не было работы и не выдавали упаковок с завтраком: еду распределяли на кухне. Шеферд привык каждый день просыпаться в полвосьмого, за несколько минут до начала утренней поверки. Он лежал на койке и ждал, когда в камере откроется «глазок». Ли встал и босиком прошлепал в туалет. Он отхаркался и начал мочиться. Открылось окошко.

— Я в сортире! — заорал Ли.

Окошко захлопнулось.

Шеферд подождал, когда Ли умоется и почистит зубы, и спрыгнул с койки. Камера была такой тесной, что в ней едва могли разойтись два человека. Поэтому в присутствии Ли Шеферд старался больше времени оставаться на койке. Он уступил ему и пульт телевизора, хотя оба платили за него еженедельный взнос.

Пока Шеферд умывался и брился, Ли сидел на стуле и просматривал каналы. Показывали новости и детские передачи.

— Почему по утрам нет ничего интересного? — спросил Ли.

— Потому что нормальные люди в это время спят.

Шеферд надел новую тенниску. В выходные он любил подольше поваляться в постели, если у него не было работы для Харгроува. Спускался в кухню, готовил чай с тостами, брал утренние газеты и возвращался в кровать к Сью. К ним присоединялся Лайам, и они лежали вместе, читая газеты и завтракая тостами, пока Лайам смотрел свои комиксы.

В выходные дни тюремный режим был не таким строгим, как в будни. По утрам и после обеда полагалось свободное время, но камеры запирали раньше — не в восемь, а в четверть шестого. Получалось, что они сидели взаперти двенадцать часов.

Шеферд подал заявку на спортзал в субботу и воскресенье, и Ллойд-Дэвис сообщила ему, что он может пойти туда в субботу. Дальше будет видно. На каждый сеанс допускалось по восемь заключенных из одной секции, и Шеферда поставили восьмым.

Камеры открыли в половине девятого, и Шеферд спустился в кухню вместе с Ли. Там уже стояла большая очередь, и они пристроились в ее конец. За тремя раздатчиками наблюдала немолодая надзирательница — латиноамериканка Амелия Хартфилд. Все называли ее по имени, и она отвечала тем же, даже когда отдавала приказы заключенным. Амелия всегда улыбалась и с удовольствием общалась с арестантами. Они старались не доставлять ей неприятностей. Иногда заключенные выпускали пар, ругая персонал тюрьмы, но Шеферд никогда не слышал, чтобы они плохо отзывались об Амелии.

Шеферд взял два подноса и отдал один Ли. Работники кухни быстро выдавали еду: сосиску, два куска бекона, порцию яичницы, помидор, ложку фасоли и тост. Плюс два ломтя хлеба.

Шеферд уже подавал свой поднос, когда рядом выросла чья-то фигура. Это был бритоголовый заключенный с третьего этажа, человек Карпентера. Он кивнул Шеферду и пролез вперед.

— Две сосиски, поподжаристее. Четыре ломтика бекона, с хрустящей корочкой. И четыре куска хлеба.

Один из раздатчиков положил на поднос сосиски и бекон и протянул тарелку с хлебом. Бритоголовый направился к лестнице.

— Что за парень? — спросил Шеферд у Ли.

— Джилли Джилкрист. Сидит за тяжкие телесные повреждения.

— И прислуживает Карпентеру?

— Он не слуга, — возразил Ли. — Скорее телохранитель. Ты заметил, что он никогда не отходит от Карпентера? Когда тот отправляется на прогулку, Джилли следует за ним. И в свободное время он тоже всегда рядом.

— Карпентер вытащил занозу у него из лапы?

Ли нахмурился, не уловив смысла.

— Что?

— Почему он работает на Карпентера? Надеюсь, они не гомики?

— Смотри, чтобы Джилли не услышал, а то он тебе глотку порвет. Джилли сидит без денег, и Карпентер платит ему на воле.

Они отнесли подносы в камеру. Ли сел за стол, а Шеферд забрался на койку. Яичница была жесткой, а фасоль холодной, но он съел все.

В девять часов в двери звякнул замок.

— В чем дело?

— Нас заперли, — ответил Ли, пережевывая сосиску. — Персоналу нужен час, чтобы разобраться с бумажной работой. В четверть одиннадцатого они поведут людей в спортзал, а в десять тридцать камеры откроют и начнется общение и прогулка.

Шеферд вытер тарелку куском хлеба.

— Почему бы им не вывесить график, чтобы мы знали, что будет дальше?

— Это слишком просто. Не волнуйся, ты и так все запомнишь наизусть.

— А тебя кто просветил?

— Парень, сидевший здесь до тебя. Он проторчал в нашем блоке пять месяцев.

В двери появился Ратбон.

— Ну что, все в порядке?

— Как всегда, мистер Ратбон, — произнес Ли, набрав полную ложку фасоли.

— Макдоналд, тебя включили в список на спортзал. Ты заимел высокопоставленных друзей?

— Мою фамилию внесла мисс Ллойд-Дэвис, — ответил Шеферд.

— Хорошо, что на сей раз обошлось без переломов.

Ратбон захлопнул дверь, а Ли включил телевизор и стал щелкать по программам.

— Можно тебя кое о чем спросить? — промолвил он.

— Валяй.

— Я про Юржака. Ты, правда, сломал ему ногу?

— Он просто упал. Мы разговаривали, и он упал.

— У него колено превратилось в кашу.

— Он упал неудачно, — рассмеялся Шеферд.

Было очень важно, чтобы Ли видел в нем крутого парня. Джейсон любит сплетничать — значит, все, что он ему скажет, распространится дальше.

— Я тебя тоже кое о чем спрошу, — сказал Шеферд. — Кто на самом деле верховодит в секции? Утверждают, что Диггер, но стоит появиться Карпентеру, как все ходят перед ним по струнке. Диггер хотя бы сам берет себе обед.

— Они в разных весовых категориях, — объяснил Ли. — Диггер — сила. Если он чего-нибудь хочет, то просто об этом говорит. Когда он приказывает прыгать, ты спрашиваешь, как высоко. Ясно?

— Да.

— А у Карпентера имеются деньги. Столько, что у тебя в карман не влезет. Ему не надо никому угрожать. Он покупает все, что ему нужно.

— Через Диггера?

Ли нахмурился.

— А тебе что за дело?

Шеферд поднял руки.

— Просто хочу знать, как здесь все устроено.

— Может, собираешься перейти ему дорогу?

— Кому, Диггеру? Или Карпентеру?

— В каждом блоке есть хозяин. По-другому не бывает. Диггер свое место без боя не уступит.

— А Карпентер?

Ли усмехнулся.

— Он не станет драться.

— Да, вид у него довольно хилый.

— В том-то все и дело. Ему не обязательно быть крутым. Но он может сделать с тобой что угодно, на воле или в тюрьме. Попробуй его тронуть, и в секции найдется полдюжины парней, которые разберутся с тобой за деньги, заплаченные им на воле. Надзиратели это тоже знают и позволяют ему кое-какие вольности. Ты слышал, что он почти каждый день ходит в спортзал?

— Как ему удается?

— Понятия не имею.

— А одиночная камера? Диггер ему устроил?

— Не знаю, дружище. Может, сам у него спросишь? — Ли сдвинул брови. — Постой, я что, стал действовать тебе на нервы?

Шеферд рассмеялся.

— Нет, все в порядке. Просто иногда хочется побыть одному.

Вымыв свою тарелку, Шеферд поставил ее на полку и вытянулся на койке. Не считая разных полезных деталей из рассказов Ли, все время в камере проходило для него впустую. Встретиться с Карпентером можно было только на уборке этажей, на прогулке, в спортзале или в коридоре безопасности. Проблема заключалась в том, что его подопечный почти не покидал свою камеру, даже в тех случаях, когда ему разрешалось выходить наружу. Шеферд мог сколько угодно выслушивать местные сплетни от Ли или Эда Харриса, но если он хотел остановить Карпентера, ему требовалось найти неопровержимые доказательства. И как можно скорее.

* * *

В четверть одиннадцатого Ратбон открыл дверь камеры и сообщил Шеферду, что его ждут в кабинке. Шеферд переоделся в свою старую одежду, но сообразил, что ему надо выбрать что-нибудь получше. Билл Барнс облачился в новенький костюм «Рибок» и кроссовки той же фирмы. Трое латиноамериканцев сияли белизной спортивной экипировки и блеском толстых золотых цепей. Невзрачный наряд Шеферда вызвал у них улыбку. Он холодно улыбнулся им в ответ. Шеферда не волновало, как он выглядит, — ему не терпелось дать выход своей физической энергии, накопившейся за последние дни.

Он посмотрел на третий этаж. Карпентер спускался по лестнице в красной рубашке «Лакост», белых шортах, кроссовках и носках. Он нес с собой бутылку минеральной воды и маленькое полотенце. У него был вид преуспевающего бизнесмена, направляющегося в местный фитнес-центр.

Вместе с Карпентером к группе подошел Ратбон. Надзиратель поставил восемь галочек на своем планшете и повел заключенных по коридору безопасности.

Шеферд надеялся пообщаться с Карпентером по пути в спортзал, но не успел он шагнуть в его сторону, когда рядом возник Билли Барнс.

— Как дела, Боб?

Шеферд оглянулся. Карпентер шел в конце группы и разговаривал с Ратбоном.

— Когда тебя снова вызывают в суд?

— Пока не знаю.

— Подследственным положено являться к судье каждые две недели, — заметил Барнс. — Хоть на день отсюда вырвешься. Хочешь затянуться?

— Я не курю, Билл. Ни табак, ни травку.

— А как насчет выпивки?

— Здесь есть выпивка?

— Да, собственного варения. Я уже готовлю пару пинт.

Шеферд рассмеялся, решив, что это шутка.

— Я серьезно, парень, — продолжил Барнс. — У меня есть друг на кухне, он дает мне дрожжи. Берешь воду, фрукты, кладешь в герметичный пакет, добавляешь немного сахара — и пошло-поехало. Через несколько дней подойдет сидр, а позже — апельсиновая и персиковая настойки. Когда все забродит, мы разливаем напиток по бутылкам «севен-ап» и продаем. Достань мне пару пачек «Мальборо», и я дам тебе бутылочку.

Шеферд подумал, что его положение не столь отчаянно. Конечно, он любил выпить, например, пива с друзьями или бутылку хорошего вина с Сью, но ему больше нравилась компания, чем алкоголь.

— Ладно, твое дело, — сказал Барнс. — Когда просидишь тут несколько месяцев, непременно захочешь чем-нибудь взбодриться.

Они приблизились к спортзалу. Ратбон обыскал каждого заключенного, проделав обычную процедуру похлопываний по рукам и ногам. Шеферд вошел после Барнса. В зале уже находилось несколько арестантов из других блоков. Помещение было просторным, с полным набором спортивных снарядов и устройств. У одной стены стояли велотренажеры и беговые дорожки, у другой — симуляторы гребли и «качалки»; дальний конец отвели под секцию для подъема тяжестей и поставили там несколько скамеек.

Латиноамериканцы сразу отправились в секцию для тяжеловесов, где собрались их товарищи. Они поздоровались, обменявшись ударами ладоней и кулаков, и начали беседовать. Тяжести, похоже, никого не интересовали.

Поскольку Карпентер еще не появился, Шеферд подошел к силовому тренажеру и приступил к легкой разминке. Вдоль одной стены тянулся балкон, и по нему расхаживал скучающий охранник, рассеяно поглядывая вниз.

Карпентер появился в зале и направился к беговой дорожке. Шеферд не хотел выглядеть слишком настырным и продолжал тренироваться на силовой скамье, разрабатывая руки и грудные мышцы. Ратбон беседовал у входа с другим надзирателем. Барнс забрался на велосипед и изо всех сил крутил педали.

Шеферд наслаждался тренировкой. В камере он всегда старался делать отжимания и пресс, пока Ли лежал на койке, но в работе с хромированными рычагами и стальными гирями гимнастической машины было что-то особенно бодрящее и в то же время методичное. Он последовательно размял свои бицепсы и трицепсы, потом занялся плечевыми мускулами и упражнениями для ног.

Иногда он поглядывал на беговые дорожки. Карпентер по-прежнему был там, он легко бежал, сохраняя ровное дыхание, на шее у него висело полотенце, а в руке подрагивала бутылка с минералкой. На соседней дорожке занимался тучный араб с густыми усами — он весь обливался потом, хотя его движения смахивали на ходьбу, а не на бег. Как только араб слез с тренажера, Шеферд занял его место.

Он кивнул Карпентеру и начал с медленной трусцы, чтобы дать разогреться мышцам. Карпентер увеличил скорость машины, но на его коже по-прежнему не выступило ни капли пота. Он сделал глоток из своей бутылки. Его взгляд был устремлен куда-то вперед, словно он видел перед собой не белые стены тюремного спортзала, а зеленеющие поля. Шеферд увеличил темп. Он не бегал больше недели, и в его мышцах быстро нарастала боль, но бежать было приятно. Через несколько минут Шеферд прибавил скорость, чувствуя, как подошвы кроссовок крепко впечатываются в резиновую дорожку. Он покосился на контрольную панель Карпентера. Тот бежал почти вдвое быстрее, и не по ровной поверхности, как Шеферд, а с наклоном в десять градусов. На соседство Шеферда он, казалось, не обращал внимания.

Шеферд изменил наклон дорожки, поставив тот же градус, что и Карпентер. Машина загудела, и он почувствовал, что ему трудно поддерживать прежний темп. В кровь хлынул адреналин, и Шеферду стало наплевать, как его кроссовки стучат по резине. Он вновь увеличил скорость, чтобы догнать Карпентера. Теперь они бежали вровень.

Карпентер посмотрел на панель Шеферда и тронул кнопки на своей машине. Дорожка приподнялась, и бегун шумно задышал. Шеферд мысленно улыбнулся — Карпентер явно был азартным. Ну что ж, он раззадорит его как следует. Шеферд поднял наклон и скорость, чтобы попасть в темп соседа. Минут десять они бежали в одном ритме. Потом Карпентер снова увеличил скорость. Его рот открылся, он резко размахивал руками.

Шеферд уравнял скорость и приспособился к новой нагрузке. Он сознавал, что близок к своему пределу: его коньком были длинные дистанции, а не спринтерские рывки. Но и Карпентер уже выбился из сил, в его движениях ощущалось все больше усталости.

Шеферд знал, что может побить Карпентера, — выносливость всегда была его сильной стороной, — но хотел завоевать доверие наркоторговца, а не продемонстрировать ему свое превосходство. По лицу Карпентера обильно струился пот, его красный «Лакост» облепил спину. Шеферд начал неровно дышать и сделал вид, что споткнулся. Он выпрямился, но его ноги тяжело шлепали о дорожку, а колени подгибались от усталости. Задыхаясь, он протянул руку к кнопке и замедлил скорость. Шеферд незаметно покосился на Карпентера — тот довольно улыбался.