— Не говоря о тех троих, что живут здесь, в Лондоне, — напомнил ему Эрик. — И о четырех, проживающих в деревне.
— Уже о троих, — поправил его знакомый голос.
— Как видишь, — ответил старший граф, входя в комнату и снимая перчатки для верховой езды. — Я проводил собственное расследование.
Драмм нахмурился.
— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, сэр! Это опасно.
— Да? Опасно для меня, а для тебя — нет? Ты же уверял меня, что никакой опасности нет. Не волнуйся. Я вполне в состоянии позаботиться о себе и хочу рассказать тебе, что кое-чего добился. Я отправился назад, на место происшествия, и проработал несколько вариантов. Полагаю, в вашем списке имеется некий мистер Огаст Пауэлл, майор? Вычеркните его. Пауэлл теперь увлечен более высокой целью, чем преклонение перед Наполеоном, он нашел себе другой объект для обожания. Он стал очень религиозен и только и делает, что восхваляет Господа.
— Это может оказаться уловкой, сэр, — сказал Драмм. — Сумасшедшие очень хитры.
— Настолько хитры, чтобы раздать все свои накопления и уйти в монастырь? — ласково поинтересовался граф. — Да, именно это он и сделал. За месяц до происшествия с тобой.
— Значит, в вашем списке подозреваемых остается шесть человек, — отметил Драмм. — Шестеро, которые, наверное, тоже переменились с той поры, когда увлекались революцией. Оставьте это, джентльмены. Мою лошадь подстрелили, и я от этого пострадал. Но чем больше проходит времени, тем больше я убеждаюсь, что он не был направлен в меня. Некоторые события должны оставаться тайной. Я жив и выздоравливаю и готов удовлетвориться этим. Так вот, — с более радостным выражением лица продолжал он, — я рад, что вы вернулись, отец. Надеюсь, вы собираетесь немного здесь задержаться. Джилли дает бал в честь мисс Гаскойн, и я думаю, было бы очень мило с вашей стороны тоже пригласить ее на танец.
— Тоже? — с интересом спросил граф.
— Да, — с улыбкой ответил Драмм. — Охота на преступника, может быть, и закончилась ничем, но у меня есть новости получше. Доктор говорит, что скоро я встану на костыли, и, поскольку моя нога так быстро и хорошо заживает, надеюсь, что смогу передвигаться и без них к тому времени, как будет бал.
— Потанцевать с мисс Гаскойн? — спросил его отец. — Что ж, это милый жест. Но как насчет леди Аннабелл? Я считал, что твои хорошие новости могут касаться ее.
— Слишком рано, — уклончиво произнес Драмм.
— Как бы не стало поздно, — сказал граф. — Я имею в виду, что кто-нибудь перехватит у тебя замечательную возможность стать ее мужем, если будешь слишком долго колебаться. Эта леди изысканна, и желающие завоевать ее найдутся. Кто-то другой станет добиваться от нее большего, чем танец, если ты не начнешь действовать. — Он оглядел сына. — Если тебя это не волнует, то у ее поклонников появляются реальные шансы на успех.
Драмм нахмурился, задумавшись о словах отца, понимая, что, может быть, его предупредили о собственных матримониальных интересах. Неужели он хочет сказать, что если его сын не пожелает жениться на леди Аннабелл, то он сам вступит в игру и станет ее мужем?
— Не хмурься, — сказал граф. — Твое время еще не вышло. С решением можно подождать до бала. Я вернусь вовремя, чтобы посетить его. Ни за что не пропустил бы такое.
— Вернусь? — переспросил Драмм. — Но вы же только вошли.
— Я приехал, чтобы рассказать о своем расследовании. И теперь пойду по другому следу, который обещает гораздо больше. Не волнуйся за меня.
Но Драмм явно беспокоился. Пока его отец сравнивал свои заметки с записями Эрика, Драмм, не переставая, морщил лоб. Что бы он ни говорил, полной уверенности, что несчастный случай объяснялся всего лишь стечением обстоятельств, у него не было. Поэтому отец подвергает себя опасности, так или иначе. Она может исходить со стороны врагов государства, которые пойдут даже на убийство, чтобы избежать расследования. А если граф Уинтертон останется в городе, ему грозит опасность со стороны леди, у которой в отношении него могут быть хоть и более нежные, но не менее коварные и низменные планы.
Глава 19
Музыканты играли вальс, хотя полной уверенности в этом не было, потому что мелодия все время менялась. Драмма никогда особенно не волновали такие развлечения, но сейчас он не мог дождаться, когда же войдет в зал. Это было блестящее зрелище. Зал так ярко освещался множеством свечей в старинных канделябрах, что Драмму приходилось щуриться, казалось, все предметы искрятся. Собралось очень много народу, но все расступились, когда он вошел. Драмм шел так, будто с ним никогда ничего не происходило. Ноги были сильными и здоровыми, каждый мог сказать это, поскольку на нем были нарядные панталоны до колена и шелковые белые чулки. Драмм опустил глаза, увидел две идеальные ноги и решил, что этого достаточно для всех, потому что присутствующие кланялись ему или приседали в реверансе.
Он искал глазами свою партнершу. Ее оказалось трудно найти, поскольку танцоры все время превращались то в нищих, то в уток, но потом, как это водится в снах, снова становились людьми. Наконец он увидел Александру, она стояла перед ним, улыбаясь и дожидаясь, когда он пригласит ее на танец. Он подошел к ней, хотя для этого ему пришлось подниматься в гору, а она все время куда-то уплывала.
Она была одета в ярко-розовое платье. Иногда оно становилось пурпурным, потом снова розовым, и Драмм ощущал тепло в сердце и внизу живота от одного только взгляда на девушку. Он подошел к ней и поклонился. Она засмеялась, глядя на него снизу. Снизу? Он прежде никогда не стоял с ней рядом и от удивления чуть не проснулся. Но было так чудесно смотреть в ее глаза, а еще лучше обнять ее. Драмм вздохнул от удовольствия.
Александра была небольшого роста. Еле доставала ему до подбородка. Она прильнула к нему, ее теплое дыхание коснулось его шеи, а груди прижались к его торсу. Странно, что платье на ней вдруг оказалось совершенно прозрачным, но так было еще лучше. Его рука опустилась ниже, чтобы крепче обнять девушку, и сон чуть не превратился во что-то совсем другое.
Драмм повернулся в постели, и деревянная планка воткнулась ему в ногу, прогоняя прочь эротические фантазии.
— Мы танцуем! — с улыбкой проговорила она, напоминая ему, что с ногой у него все в порядке и они на балу. Он был очень горд.
— Я же говорил, что так и будет.
Они танцевали, медленно вращаясь, и Драмм переплывал из сна в темное, глубокое, лишенное образов наслаждение.
— Что ты делаешь? — спросил его отец.
— Танцую, — ответил Драмм, снова возвращаясь в сон.
— Очень хорошо, — сказал отец, и Драмм, опустив глаза, обнаружил, что теперь его партнерша — изысканная Аннабелл.
Она была прекрасна, вся в голубом, но ему внезапно стало так холодно, словно он танцевал с ледяной статуей. Драмм оглянулся в поисках Александры и увидел ее — танцующей в объятиях его отца.
— Прекратите! — закричал он. — Вы не можете этого делать. Она простолюдинка, отпустите ее.
Руки отца опустились, и, поскольку Александра кружилась, она не устояла на ногах и упала на пол.
В это мгновение ее лицо приобрело ужасное выражение, которое поразило Драмма в самое сердце, потому что на ее лице отразились вина и страх. Драмм замер.
— Я уже видел это выражение, — сказал он, — не помню, когда и где. Перестань, пожалуйста.
— Ты знаешь, когда, — сказала она, — и почему. — Он застонал, припоминая, побежал к ней, пытаясь помочь ей встать, но остановился и посмотрел вниз, потому что почувствовал боль. В его голень впилась крыса. Испугавшись, он сильно затряс ногой…
— Милорд? — послышался голос рядом с кроватью, Драмм открыл глаза. И снова зажмурился, потому что свет от лампы, которую держал Граймз, ослеплял его в темной комнате.
— Вы кричали, — сказал Граймз. — Вам больно? Нога болит?
— Болит, — ответил Драмм. — Посмотри, что там с ней?
Граймз поднял одеяло, поднес лампу ближе и тревожно свистнул.
— Планка из шины переломилась и впивается вам в ногу. Неудивительно, что вы закричали!
— Кровь есть? — спросил Драмм, морщась и поднимаясь на локте, чтобы взглянуть на ногу.
— Удивительно, крови нет. Щепочка небольшая, но колет, должно быть, болезненно. Похоже, вы стукнулись о стол или еще обо что-нибудь и расщепили дерево. Я говорил, что эти упражнения вам не подходят! Теперь придется каждый вечер проверять шины. Дерево стало непрочным, оно с самого начала было не лучшего качества.
— Я не думал, что стоило заказывать шину из красного дерева, — пробормотал Драмм.
— Лежите спокойно, милорд. Можно отломать этот кусочек и отшлифовать место разлома. Не думаю, что это нарушит прочность всей конструкции.
— Не надо человеку носить деревянную одежду, — проворчал Драмм. — Который час?
— Почти рассвело. Я обо всем позабочусь, и вы сможете снова заснуть.
— Какой смысл, — сказал Драмм, зевая. — Зажги лампы и отдерни шторы. Если бы я отправлялся на верховую прогулку, как привык, то уже все равно вставал бы. Проклятие! Не могу дождаться, когда меня освободят от этой клетки.
В комнате были зажжены все лампы. Раскрытые шторы позволяли видеть розовато-серый рассвет. Драмму вспомнился сон, таявший вместе с темнотой. Он не стал его удерживать, поскольку не хотел об этом думать. Он будет танцевать на балу на самом деле, Александра не упадет, а его отец… Это всего-навсего дурацкий сон. Наверное, ему приснилось такое, потому что он волнуется, как примет девушку общество. Хотя не стоит беспокоиться. Он позаботится о том, чтобы ее никто не обидел и не оскорбил. В конце концов, он ей обязан.
— Грир, Хендерсон, Коупли и Фитч? — мрачно повторил Драмм через несколько часов, сидя за завтраком. — И все они сейчас в Лондоне?
— И Нортон, — добавил его гость, подходя к буфету и накладывая себе еще яичницы. Драмм покачал головой.
— Нортон эмигрировал в прошлом году, как утверждают мои источники. Причина — кредиторы и разгневанная жена. Черт побери, Эрик, мы гоняемся за тенью. Война закончилась, Наполеон мертв. Все это не имеет смысла. По какой причине на меня напали? Может, вообще ни по какой. И нападут ли снова? Наши враги перековали мечи на орала. Если они все еще что-то замышляют, то делают это в служебных помещениях банков. Сейчас крупные финансовые мошенничества — единственный способ борьбы. Армии обеих сторон измотаны, устали и люди, и орудия. Время, когда говорили пушки, закончилось, даже сумасшедший знает об этом. Если хоть на минуту допустить, что в меня действительно стрелял враг, это произошло потому, что он случайно увидел меня и узнал. Если так, то все случилось под влиянием момента, и он наверняка об этом пожалел. Должно быть, потом он пришел в себя и сбежал, радуясь, что у него есть такая возможность. Признайся, сейчас никто не покушается на мою жизнь, кроме неутомимых мамаш, которые ищут себе богатого зятя.
— Правда? — спросил Эрик, подняв бровь. — И поэтому ты нанял соглядатая следить за твоим отцом? Он обнаружил слежку и рассказал мне перед отъездом, его это очень позабавило. Кажется, он нанял того же человека, чтобы присматривать за тобой.
— Вот жадный негодяй, хочет получать плату с двух сторон.
— Ничего он не получит. Я пошутил. Твой отец его прогнал. — Эрик снова сел за стол. — И сказал этому жадине, что тот может работать на тебя, если захочет, но он намерен сначала оторвать голову любому, кого заметит крадущимся за собой, а только потом поинтересоваться его документами.
— Он так и сделает, — слегка улыбаясь, сказал Драмм.
— Интересно, а ты утверждал, что не беспокоишься, — заметил Эрик.
— Я могу рисковать своей собственной жизнью, хотя не думаю, чтобы в этом был какой-то риск, — быстро добавил Драмм. — Но не могу ставить на карту жизнь тех, кого люблю. Не делай такое удивленное лицо. Может, я и заслужил репутацию бесчувственного, поскольку никогда не обмирал перед прекрасной леди, но это не означает, что я не могу любить своего отца.
— Я такого не говорил, — сказал Эрик. — И я тебя понимаю. Он выдающийся человек. Он очень похож на тебя и тоже кажется холодным, пока не узнаешь его поближе и не поймешь, что все совсем наоборот. Я рад, что за эти несколько недель узнал его получше. Я тоже восхищаюсь собственным отцом, — продолжил Эрик, и его вилка застыла в воздухе, пока он думал, — и люблю его. Это важно. Хорошая мать учит сына, как любить других женщин. А хороший отец учит его уважать женщин и является примером во всем. Мальчику нужен пример для подражания. Я знаю слишком много мужчин, которые боятся, презирают или даже стыдятся своих отцов. Нам с тобой повезло.
— Да, — согласился Драмм. — О маме я помню только, хорошее. Но поскольку она, к сожалению, умерла молодой, это лишь ощущения — тепла, уюта, и… красоты. Думаю, она была очень красива. И портрет это подтверждает. Ты бы ни за что не догадался, что она — моя мать. Но я вылитый отец. Ну и хорошо, думаю, мне не подошли бы маленький носик и губки бутончиком. Я знаю, все маленькие мальчики считают, что их матери — само совершенство. Как ты думаешь, они потом ищут в своих женах именно это? Если так, то я никогда не женюсь, потому что, как бы мне ни нравились дамы, я еще не встречал ни одной идеальной.
— Боже тебя упаси. Как можно жить с совершенством?
— Женщине, на которой я женюсь, придется этому научиться, не правда ли? — спросил Драмм.
Эрик ухмыльнулся, искоса взглянув на друга.
— Значит, ты уже нашел эту счастливицу?
— Пока нет и навряд ли найду, в таком состоянии, — задумчиво произнес Драмм. — Мысль о том, что я не могу охотиться за женой, еще несколько недель назад совсем бы меня не беспокоила. А сейчас беспокоит, потому что я начал ощущать, как бежит время. Ты говорил, мой отец умен, так оно и есть. Я не хочу быть слишком старым, когда стану качать на колене своих детишек.
— Охотиться? — фыркнул Эрик. — Да это на тебя охотятся. Весь дом каждый вечер заполняется твоими поклонницами.
— А я сижу, как чучело совы, и смотрю на них безразличным взглядом. Нет. Не так надо искать жену. Я должен погулять и поговорить с женщиной наедине, может, даже увлечь ее в темный уголок, чтобы немного проверить, подходим ли мы друг другу.
Эрик удивленно смотрел на него. Драмм рассмеялся.
— Я не какое-нибудь развратное чудовище. И ни одна из преследующих меня леди не является примером невинности, что бы ни утверждали их мамаши. По крайней мере ни одна из тех, кем бы я заинтересовался. Они все прекрасно знают, уж поверь мне, и во всем разбираются. Каждый хотел бы, чтобы его невеста оказалась девственницей, но совершенно неопытной — вряд ли. Да, есть, конечно, дамы, которые стараются женить на себе мужчину из-за единственного поцелуя украдкой, но таких я избегаю. И что плохого в том, чтобы узнать, как она целуется? Женщина, соответствующая всем требованиям жены лорда, может оказаться бревном в объятиях мужчины. И мужчина, красивый, как Адонис, в любви становится неуклюжим, как теленок. Как узнаешь, если не попробуешь, хотя бы чуть-чуть? Это единственный способ для принятия такого важного решения. Я должен как можно скорее устроить проверку одной даме, но пока не уверен… — Драмм замолчал и посмотрел на Эрика мрачными синими глазами. — Я спрашиваю тебя еще раз. Поскольку я не влюблен и никому ничем не обязан, но собираюсь искать себе пару, пожалуйста, предупреди меня, если я стану наступать тебе на пятки, — пока не поздно. Я, конечно, не смогу соперничать с таким викингом, как ты. Да и не захочу.
— Я не против, если мне на пятки будет наступать одноногий, — мягко ответил Эрик. — И меня не волнует, в какую сторону ты направишься. Я романтик, и верю во взаимность. Женщина, которой я буду нужен, не променяет меня ни на кого. Если ей нужен ты, то я не хочу, чтобы она удовлетворилась меньшим. Если моя избранница тебя не любит, но все равно намерена завоевать, тогда она и мне не нужна.
— И ее зовут?..
— Пока без имен, — улыбнулся Эрик. — Я подумаю.
— Это облегчает дело, — сказал Драмм. Он положил салфетку. — Теперь перейдем к более интересным вещам. Сегодня вечером я отправляюсь в Воксхолл. Не только потому, что путешествие по воде полезно для моего здоровья, там мы договорились встретиться с Джилли и Алли. Леди Аннабелл и обычная компания других молодых леди услышали о наших планах, начали аплодировать, а потом заявили, что встретят нас на лодке. Конечно, я светский человек, но не в состоянии один их всех развлечь. Ты не против присоединиться к нам? — Драмм заметил, как глаза Эрика внезапно сверкнули. — Это должно быть интересно, — добавил он, еще внимательнее наблюдая за другом.
Но к тому вернулось самообладание.
— Правда? — спросил Эрик, возвращаясь к завтраку.
— Да, — подтвердил Драмм, улыбаясь во весь рот. — Потому что это будет мой первый выход в свет на костылях.
Эрик удивленно поднял взгляд.
— Мечтаю о моменте, когда увижу их лица, — признался Драмм. — Я никому не говорил, но все время тренировался наедине, чтобы не устраивать комедии, свалившись при первых же шагах. Вначале я думал, что мне понадобятся шины и для подмышек. Чертовы костыли сильно натирают. Чему только не научишься, будучи инвалидом. Доктор сказал, что я привыкну. Я привык и теперь не дождусь, когда смогу отшвырнуть их прочь, как исцеленный паломник. Это будет скоро, хотя, к сожалению, еще не сегодня. Но я не буду жаловаться. В конце концов, я теперь могу выпрямиться, что уже большой шаг вперед. Ну как, пойдешь с нами?
— Ни за что не пропущу, — ответил Эрик, разламывая бисквит, чтобы промокнуть остатки желтка. — Наши леди смелые, и Граймз храбрец, но, сколько бы ты ни говорил по поводу того, как хорошо управляешься с костылями, должен же рядом быть кто-то, чтобы подхватить тебя, если ты просто хвалишься.
Александра откинула голову, наслаждаясь моментом. Лодка плыла не очень быстро — лодочник не мог грести с такой скоростью, как ей хотелось, но дул довольно сильный ветер, и Темза сверкала под лучами солнца, девушка уже несколько лет не ощущала себя такой юной и свободной.
— Должно быть, мой отец был моряком, — сказала она Джилли, с удивлением наблюдавшей за восторженным лицом подруги.
В самом начале визита она рассказала Джилли об обстоятельствах своего появления на свет, с тем, чтобы предупредить Далтонов, если они будут против гостьи такого низкого происхождения. Но Джилли заслужила ее вечную благодарность, заявив:
— Какая разница. Важно, не кто тебя сделал, а что ты сам сделал из себя, вот что я всегда говорю.
Ее муж согласился, и с тех пор Александра чувствовала себя очень легко в их компании.
Сейчас они сидели в длинной, плоской лодке, направляющейся к Воксхоллу. Обычно Джилли выходила из дома со слугой или горничной, но сегодня их сопровождал ее муж. Деймон Райдер не желал подвергать риску свою красавицу жену и решил взять на себя задачу присматривать за ней во время путешествия по воде.
— Я так рада, что мы плывем по реке, как в старые времена, вместо того чтобы ехать по мосту! — воскликнула Александра, улыбаясь и вдыхая солоноватый запах воды на Темзе. — Представьте себе! — мечтательно продолжала она. — Раньше так все путешествовали по Лондону. Только богачи имели кареты, они не доверяли такому способу передвижения. Так что на протяжении нескольких веков, если вам надо было куда-нибудь добраться, вы шли пешком, ехали верхом или плыли по реке. Почти всю ее гладь от берега до берега заполняли барки и баржи, ялики и паромы и лодки всех видов. Я видела на картинках! Когда я только приехала сюда, думала, что увижу то же самое, но оказалось, нет ничего подобного тому, что я себе представляла. Здесь повсюду шлюзы, и я удивлена, что люди сейчас почти ими не пользуются.
— Вы правы, — сказал Деймон Райдер. — Построено много шлюзов, и сейчас возводятся новые. Мы привыкли к удобствам. А экипаж — гораздо более быстрый, не сырой и более целенаправленный способ добраться куда надо.
Александра разглядывала старые дома, стоящие на берегу вплотную друг к другу.
— Во многих из этих домов были речные ворота, совсем как в Венеции. А теперь, я полагаю, их заложили кирпичом, — печально произнесла она.
Райдеры обменялись удивленными улыбками.
— Разумеется, — со смущенным смехом добавила Александра, — я не бывала в Венеции, но о многом читала, и вы не представляете, как волнующе увидеть все это своими глазами. Я очень люблю воду. Жаль, что возле нашего дома в деревне есть только пруд.
— Венеция действительно восхитительна, — сказал Деймон. — Мне надо будет когда-нибудь свозить тебя туда, — обратился он к жене. — Может, вы тогда присоединитесь к нам, Алли?
— Конечно, с удовольствием! — радостно ответила Александра.
А потом подумала, как глупо с ее стороны реагировать на простую любезность и не похоже, чтобы это приглашение прозвучало еще когда-нибудь.
— Значит, так тому и быть, — пообещала Джилли. — Когда мы покончим со вскармливанием, — добавила она. — Поскольку я не гонюсь за модой и не оставлю Аннализу с кормилицей до тех пор, пока ей не исполнится по крайней мере семнадцать!
Они шутили на эту тему, а лодочник медленно вез их по направлению к парку. Попав в течение, лодка набрала скорость, и Александра чувствовала, как все ее страхи и тревоги остаются позади вместе с удаляющимися лондонскими зданиями, а река плавно несла их за город. Хотя расстилавшийся вокруг пейзаж нельзя было назвать сельской местностью — уж она-то знала, девушка обхватила себя руками, словно стремясь удержать дрожь, а на самом деле обнимая и удерживая удовольствие от прогулки. Парк Воксхолл находился на небольшом расстоянии от самого сердца Лондона и был лучшим местом отдыха и развлечения во всей Англии, а может, и всей Европы.
Она читала о нем, видела иллюстрации в своем учебнике жизни, «Джентлменз мэгэзин». Там имеется ротонда, где играет оркестр, там проводятся выставки произведений искусства, и модной публики там больше, чем ей когда-либо доводилось видеть, все гуляют по парку, посещают различные гроты и другие тщательно спланированные потаенные уголки. Устраиваются всевозможные спектакли, и есть где пообедать, а если они решат остаться подольше и погода не испортится, к вечеру зажгутся тысячи фонариков, и можно будет танцевать при свете факелов и луны.
— Вот мы и прибыли! — сказал Деймон.
Александра увидела причал, откуда ступени вели к широким зеленым полянам. Причал был украшен яркими разноцветными флагами. Их лодка направилась к каменному спуску с набережной, обозначенному высокими полосатыми столбами, как те, что она видела на картинках, изображавших Венецию. Александра задержала дыхание. Это были незабываемые ощущения. Она сбережет их в те пустые дни, что ожидают ее впереди, когда в жизни не будет ничего интересного, она сможет посидеть и повспоминать, какую радость принесла ей эта поездка, и тогда можно будет жить дальше. Она решила наслаждаться каждым моментом сполна, зная, как непрочно и летуче время — словно уносимое прочь самой рекой.
Когда они причалили, Александра выпрямилась, прихорашиваясь. Она не могла дождаться, когда же ее увидит Драмм. Может, он и не вспомнит ее в будущем, но если вспомнит, то, она надеялась, именно в таком, сегодняшнем виде.
Джилли подарила ей новую шляпку. Александра возражала, уверяя, что ей не нужны подарки, пока Джилли в отчаянии не заявила, что шляпка не новая и не дорогая и если подруга ее не примет, то та будет отдана на благотворительные цели. Александра поверила в это и, как только надела шляпку, окончательно решила принять подарок. Шляпка была сделана из светлой соломки, ее поля красиво оттеняли лицо девушки. Александра оправдывала себя тем, что шляпка защитит лицо от солнца и ветра, а не только идеально выделит ее профиль.
Джилли придумала прикрепить сбоку живые красные розы. Они прекрасно подходили по цвету к новому платью Александры. Это было готовое платье, единственное, которое она купила здесь, в Лондоне. Недорогое, оно тем не менее оказалось самой красивой вещью, которую девушка когда-либо покупала, и самой восхитительной из всего, что она когда-либо имела. Муслин цвета алой розы покрывала верхняя юбка из прозрачной ткани. Низкий вырез придавал ее формам пышность, но не лишал благородства. Александра держала светлый шелковый зонтик, который ей одолжила Джилли, грудь украшал медальон, а губы — улыбка, и все это ей очень шло. Она чувствовала, что никогда не выглядела лучше.
До тех пор, пока не увидела леди Аннабелл и других дам, стоящих на траве у причала и наблюдающих за их прибытием.
Даже издалека Александра тотчас увидела, как прекрасно смотрится Аннабелл и как она выделяется из всей толпы. Ведь ей нравится носить голубое, под цвет глаз, с упавшим сердцем подумала Александра, так какого же черта сегодня она выбрала темно-розовое? И какое платье! Шелковое, сверкающее в лучах солнца, чудесно скроенное, чтобы в самом выгодном свете представить великолепную фигуру его обладательницы. Узорчатая шаль покрывает белые плечи, но Аннабелл отодвинула ее так, что видна почти вся белоснежная грудь. Очаровательная розовая шляпка стильно украшена перьями, и отчаянные розочки Александры по сравнению с ними выглядят тем, чем и являются, — дешевым и нелепым украшением простой деревенской женщины. Большая, неуклюжая деревенщина, горестно думала Александра, разглядывая идеальную фигурку Аннабелл.
По меньшей мере с полдюжины других молодых женщин в таких же модных платьях стояли на лужайке, и яркие цвета их нарядов, яркая внешность — все говорило о том, что они ждут графа Драммонда, словно Париса, который должен одной из них отдать яблоко, мрачно подумала Александра. И все же их нельзя было винить. Они поправляли волосы и взбивали юбки, но на самом деле они пытались устроить свое будущее. У графа Драммонда имелись титул и состояние, которые каждая из ожидающих леди хотела разделить с ним до конца жизни. Александра же мечтала только о том, чтобы оставить о нем еще одно впечатление, которое будет потом украшать ее жизнь. Каждому свое. Но она имеет такое же право, как и они, находиться здесь.
Александра подхватила подол юбки, оперлась о руку Деймона Райдера и вышла на берег, чтобы ожидать вместе с остальными.
Она давно не чувствовала себя такой уверенной. Никто не разговаривал с ней, кроме Райдеров. Остальные молодые леди не разговаривали даже друг с другом, слишком занятые прихорашиванием, оглядыванием реки и ожиданием. Было так явно видно, как они, затаив дыхание, ждут Драмма, что Александра пожалела о своем приезде. Потом появилась его лодка, и она перестала жалеть.
Вначале она увидела высокую фигуру и яркие волосы Эрика. Но вздохнула от облегчения, заметив рядом с ним в лодке Драмма. Она подумала, как ему удастся выбраться на берег. Захватил ли он с собой кресло? Но его нельзя катить по воде или поднимать по ступенькам. Неужели Эрику придется нести графа? Как неловко. На какое-то мгновение Александра со злорадством понадеялась, что так и будет. Это, в конце концов, поможет ей увидеть в нем обычного человека. Она оглянулась и заметила, что ожидающих дам словно охватило какое-то напряжение. Им было все равно, даже если ему придется ползти. Они правы. Ничто не может унизить графа Драммонда. Ни сейчас и никогда в будущем. Его могли привезти на двери, как к ней в дом, и это бы не имело никакого значения.
Лодка причалила. Маленькая группка на поляне подошла ближе, чтобы приветствовать его. А затем граф Драммонд поднялся на ноги! Он поднялся во весь свой немаленький рост — с костылями под мышками. На нем была обычная одежда — хорошо сидящий темно-синий сюртук, белая рубашка, обтягивающие штаны из оленьей кожи и сияющие высокие сапоги, точнее, сапог. Бинты покрывали вторую ногу ниже колена, скрывая шины и ступню. Во всем остальном, впервые с тех пор, как она его узнала, Драмм выглядел совершенно так же, как любой другой высокий, темноволосый, очень привлекательный джентльмен.
Она заметила, как в улыбке сверкнули его зубы, когда он увидел удивление на их лицах. Он был похож сейчас на мальчишку, на одного из ее братьев после удачно выполненного особо сложного трюка. Он сделал шаг вперед — и чуть не потерял равновесие, поскольку лодка закачалась под ним. Вокруг Александры послышалось несколько вздохов ужаса.
Драмм повернулся к Эрику.
— Твою руку, друг мой, — сказал он. — Я могу добраться до берега, но предпочел бы не вплавь.
Его титул, его состояние и его изящество, думала Александра, чувствуя, что глупо улыбается. Его обаяние и легкость. Вот в чем дело. И вот почему она стоит здесь, улыбаясь, как дурочка, вместе со всеми остальными, со всеми этими безнадежно стремящимися к нему дамами.