- Жил как-то человек, который нажал однажды на другую кнопку. - Папаша произнес это мягко и задумчиво. Его взгляд блуждал где-то далеко в Мертвых замлях и охватывал добрую половину горизонта. Он медленно покачал головой. Потом его лицо прояснилось. - Знаешь, Рэй, а я ведь действительно встречал этого человека. Много лет спустя. Ты мне не поверишь, знаю, но я на самом деле его встречал. Расскажу тебе как-нибудь в другой раз.
      Я чуть не произнес "Спасибо, Папаша, что хоть чуть-чуть меня пощадил", но побоялся, что он опять заведется. И кроме того, мое замечание не было бы абсолютно искренним. Я, конечно, не раз слышал от других бродяг сказку о том, как они встретили (и, без вариантов, стерли с лица земли) того самого парня, который нажал кнопку или кнопки, запустившие все эти ядерные ракеты к их целям, но тут вдруг мне стало любопытно, какова же Папашина версия этой легенды. Ну ладно, у меня будет возможность расспросить его в другой раз, если мы оба до этого доживем. Я начал проверять карманы Пилота. На этот раз немного пригодилась и моя правая рука.
      - Похоже, что вы получили ожоги, леди, - услышал я, как Папаша обратился к девушке. Он был прав. На кончиках трех ее пальцев легко было заметить волдыри. - У меня тут есть немного целебной мази, она здорово помогает, - продолжал он, и чистые тряпки. Я мог бы наложить повязку, если захотите. Если вашей руке станет хуже от моей мази, вы всегда сможете сказать Рэю, чтобы он воткнул в меня нож.
      Папаша оказался смышленым болтуном, нужно было признать. Я напомнил себе, что в том-то и состоит его занятие, чтобы угождать нам обоим, обаяние как раз и является секретным оружием всех попрошаек.
      Девушка издала хрипловатый смешок:
      - Очень хорошо. Но мы возьмем мою мазь. Мне она точно помогает.
      И она повела Папашу к тому месту, где мы спрятали свои вещи.
      - Я с вами, - бросил я им, поднимаясь на ноги.
      Не похоже было, чтобы в тот день у нас намечались еще убийства - Папаша выдержал свой испытательный срок вполне удовлетворительно, а мы с девушкой уже прошли сквозь катарсис. Но позволить этим двоим бродить возле моего тридцать восьмого было бы непростительной глупостью.
      Пока мы тащились к пещере, я еще больше разрядил обстановку, признав:
      - Этот вопль, который ты издал, Папаша, он нам деист вительно помог.
      - А, ты об этом, - ответил он, - забудь, не стоит оно того.
      - Не хочу, - возразил я. - Можешь, конечно, говорить что завязал с убийствами, но сегодня ты помог одно совершить.
      - Рэй, - произнес он немного торжественно, - если ты почувствуешь себя хоть чуть счастливей, я возьму на себя частицу ответственности за каждое убийство, совершенное с начала времен.
      Я взглянул на него, а потом неожиданно спросил:
      - А ты часом не религиозен?
      - Нет, Боже сохрани, - заверил он.
      Такой ответ я счел благоприятным. Господь меня предохранил от религиозных типов! У нас в Мертвых землях таких довольно много. На практике это означает, что они пытаются обратить тебя в какую-нибудь веру перед тем, как убить. А иногда после того.
      Мы закончили наши дела у пещеры. Я почувствовал себя куда уверенней, когда Старый Друг Финансиста оказался у меня за поясом. Матушка - вещь замечательная, но ее недостаточно.
      От безделья я рылся в карманах Пилота, отчасти еще и для того, чтобы дать возможность моей правой руке полностью обрести чувствительность. По правде говоря, эта работа не доставляла мне удовольствия - тело, особенно такой красивый труп, как этот, не очень подходило к Папашиной легкой трепотне.
      Папаша упаковал девушке руку на высшем уровне, перевязав каждый палец в отдельности и заставив ее натянуть рабочую рукавицу, которую он извлек из своей небольшой укладки.
      - Рукавицу на правую руку я потерял, - объяснил он нам, а она была единственной, которой я пользовался. Эту уж и не знаю, зачем хранил, если бы не нынешний случай. Ну, как рука, Алиса?
      Я бы должен был догадаться, что он выпытает ее имя. Мне пришло в голову, что его идея попрошайничества может заключаться в том, чтобы добиться расположения Алисы. Я слышал, что тяга к женщине с возрастом не исчезает. Не полностью, во всяком случае.
      Он также помог ей заменить крюком нож на ее культе.
      К этому времени я осмотрел все карманы Пилота, до которых мог добраться, не раздевая его, и ничего не обнаружил, кроме трех неправильной формы слитков металла - еще горячих на ощупь. Они оказались как раз в тех местах, где одежда обуглилась.
      Перспектива раздевать Пилота мне не улыбалась, кто-нибудь другой выполнит эту работенку, сказал я себе. Мне случалось обыскивать мертвые тела и прежде (а кому не случалось, хотел бы я знать?), но от этого меня уже по-настоящему начинало тошнить. Возможно, я устал, такое случалось со мной. Убийство очень утомительное занятие, это знают все, кто живет в Мертвых землях, и, хотя некоторые устают от него раньше, чем другие, в конце концов устают все.
      Должно быть, я как-то выдал свои чувства, потому что Папаша сказал:
      - Не унывай, Рэй. Вы с Алисой совершили выдающееся убийство - в парне, я бы сказал, шесть футов и десять дюймов, поэтому вы должны радоваться. Ты ничего не нашел в его карманах, но ведь остался еще самолет.
      - Что же, правда твоя, - согласился я, слегка приободрившись. - В самолете должно еще быть барахло.
      Конечно, я не мое рассчитывать на то, что найду там такие вещи, как, скажем, патроны к тридцать восьмому, но там должна быть еда и другие предметы.
      - Эй-эй, - поправил меня Папаша, - я сказал ""самолет". Ты, видимо, полагаешь, что он разбился, но я так не думаю. Ты хоть разок взглянул на него? Стоит это сделать, поверь мне.
      Я подпрыгнул, сердце вдруг забилось сильней. Я был рад предлогу убраться наконец подальше от трупа, но почувствовал и нечто гораздо большее. Я был переполнен волнением, которому не хотел давать название, потому что это сделало бы разочарование слишком большим.
      Одно из широких и будто обрубленных крыльев самолета, накренившееся так, что его конец почти касался бетона, скрывал от нашего взгляда шасси. Теперь, обойдя вокруг крыла, я обнаружил, что шасси отсутствует вовсе.
      Я вынужден был опуститься на четвереньки и, прижавшись щекой к бетону, внимательно всмотрелся, прежде чем поверил в это. В любой точке "разбитый" самолет по крайней мере на шесть дюймов парил над землей.
      Я снова вскочил на ноги. Я был потрясен. Хотел заговорить, но не мог. Ухватился за переднюю кромку крыла, чтобы удержаться от падения. Весь корпус самолета немного подал ся, а потом стал сопротивляться моему весу с какой-то ленивой мощью - как гироскоп.
      - Антигравитация, - прохрипел я, хоть меня и не было слышно в двух футах. - Папаша, Алиса! Они овладели антигравитацией! Антигравитация - и она работает!
      Алиса как раз обошла вокруг крыла и глядела на меня. Она была тоже потрясена и так же бледна, как, наверное, и я Папаша вежливо стоял в сторонке, с любопытством за нами наблюдая.
      - Говорил же вам, что вы выиграли стоящий приз. - изрек он в своей констатирующей факты манере.
      Алиса облизнула губы.
      - Рэй, - сказала она, - мы сможем выбраться отсюда.
      Только четыре слова, но они это сделали. Что-то во мне отомкнулось - нет, взорвалось - так будет точнее.
      - Мы можем отправиться куда угодно! - почти кричал я.
      - Туда, где нет пыли, - поддерживала меня она. - В Мехико, Южную Америку!
      Она забыла о циничном уговоре обитателей Мертвых земель верить в то, что пыль не кончается нигде, но об этом забыл и я. Есть ведь разница, имеешь ли ты средства осуществить что-то или нет.
      - Рио! - дополнил я ее список. - Обе Индии. Гонконг. Бомбей, Египет, Бермуды. Французская Ривьера!
      - Бои быков и чистые постели, - вырвалось у нее. - Рестораны. Плавательные бассейны. Ванные комнаты!
      - Подводное плавание, - подхватил я так же истерично. Автогонки и столы для рулетки!
      - "Бентли" и "Порше"!
      - Аэробусы, и Ди-Си-4, и "Кометы"!
      - Мартини, и гашиш, и крем-брюле!
      - Горячая пища! Свежий кофе! Азартные игры, курево, танцы, музыка, напитки! - Я чуть было не добавил "женщины", но подумал о том, как будет выглядеть грубовато сбитая маленькая Алиса рядом с этими созданиями из мечты, которых я держал в воображении. Я тактично проглотил слово, но саму идею оставил на потом.
      Не думаю, что хоть один из нас точно сознавал, что говорит. Не верю, в частности, чтобы Алисе доставало возраста на собственном опыте испытать все те вещи, о которых она говорила. Эти слова, которые вырывались из нас, были просто сакраментальными символами надолго подавленных желаний.
      - Рэй, - Алиса рванулась ко мне, - давай поднимемся на борт.
      - Да, - ответил я с готовностью, а потом обнаружил небольшую загвоздку. Люк, ведущий в самолет, находился в паре футов над нашими головами. Тот, кто первым захочет забраться на борт, - или кого будут втаскивать на борт, как, например, Алису из-за ее искалеченной руки, - моментально сдастся на милость оставшегося. Я полагаю, та же мысль пришла в голову и Алисе, потому что она остановилась и посмотрела на меня. Это было немножко похоже на старую головоломку о волке, козе и капусте.
      Может быть, кроме того, мы оба опасались, что самолет окажется ловушкой?
      Папаша разрешил проблему самым непосредственным образом, чего и следовало от него ожидать. Он спокойно встал между нами, слегка подпрыгнув, ухватился за изогнутый порожек, подтянулся и взобрался в самолет так быстро, что у нас едва ли хватило бы времени предпринять что-нибудь по этому поводу, даже если бы мы хотели. Папаша вместе со всеми своими ножами вряд ли намного выбивался из легчайшей весовой категории. Самолет просел на дюйм, потом снова качнулся вверх.
      Как только Папаша исчез из поля зрения, я отступил назад, доставая свой тридцать восьмой, но секундой позже старик выглянул из люка и, облокотившись на подножку, расцвел улыбкой.
      - Поднимайтесь, - сказал он - Местечко что надо. Обещаю, покуда не заберетесь, не нажимать ни на одну кнопку, хоть тут их целая тьма.
      Я ухмыльнулся в ответ и стал подсаживать Алису. Ей это не понравилось, но она не могла не признать, что вынуждена быть следующей. Она зацепилась крюком за порожек, а Папаша ухватил ее за левое запястье пониже большой рукавицы и потянул.
      Потом настала моя очередь. Мне это не нравилось. Мне не нравилось, что эти двое будут нависать надо мной в то время, как мои руки будут беспомощно цепляться за порожек. Но я подумал: "Папаша - чокнутый. Чокнутым можно доверять, по крайней мере кое в чем, хоть и нельзя доверять больше никому". Я начал подтягиваться. Ощущение было странным: самолет сначала поддался, а потом стал сопротивляться, как живое существо. Для него, видимо, было несложно справиться с нашим общим весом, который все равно едва превышал половину веса Пилота.
      Внутри кабина оказалась маленькой, но, как Папаша и говорил, до чего же там было здорово! Все выглядело мягким и закругленным, какой представляешь себе собственную утробу, и почти все было приятного для глаза тускло-серебристого цвета. В целом очертания чем-то напоминала внутренность яйца. В носу, который представлял собой тупой конец яйца, размещались пара экранов, широкий обзорный иллюминатор и несколько маленьких циферблатов, а целый легион кнопок, о котором упоминал Папаша, выстроился наподобие клавиатуры пишущей машинки. Правда, кнопок, на которых не было никаких обозначений, хватило бы, чтобы писать по-китайски.
      Сразу за приборной доской, ближе к корме, стояла пара очень удобных низких кресел странного вида. Казалось, они развернуты задом наперед, пока я не сообразил, что устраиваться в них нужно, стоя на коленях. Занимающий кресло ложился на живот лицом к приборам, оставляя руки свободными, чтобы нажимать на кнопки и совершать прочие манипуляции. Для подбородков предусматривались подушечки из губчатого материала.
      Дальше к корме находились крошечная контрольная панель и боковые сидения, не столь экстравагантные, как передние. Люк, через который мы вошли, был прорезан в борту еще ближе к корме.
      Не было ни малейшего намека на какие-нибудь шкафчики или специально отведенные места для хранения вещей, но, непонятно как, прикрепленное к бортам, там находилось немалое количество гладких на ощупь, округлых тюков преимущественно все того же тускло-серебристого цвета, некоторые - побольше, другие - поменьше, саквояжи и сумки, как можно бы назвать их с натяжкой.
      Как бы там ни было, кабина выглядела чудесно, более того, она будто жила сама по себе. Похоже, она специально создавалась для определенного человека, а может быть, и им самим. В ней ощущалась некая индивидуальность, своя собственная сильная, но доброжелательная индивидуальность.
      А потом я понял, чья это личность там незримо присутствует. И меня чуть не стошнило. Я был так близок к этому, что стал уговаривать себя, будто это антигравитация так воздействует на желудок.
      Но все вокруг было настолько интересным, что я заставил себя преодолеть тошноту. Папаша как раз копался в двух огромных тюках, которые громоздились на сиденье второго пилота. Расстегнутые и открытые, они были словно подготовлены к немедленному использованию. В одном из них лежало нечто, плотно свернутое, снабженное ремнями и вполне могущее быть парашютом. В другом хранилась тысяча или больше кубиков, подобных тому, который я вынул из руки Пилота. Все они были аккуратно уложены в кубическую коробку, а она, в свою очередь, находилась в мягкой наружной сумке. Виден был даже промежуток в том месте, откуда Пилот вынул свой кубик.
      Я решил снять со стен и открыть остальные сумки, если сумею разобраться, как это сделать. Другим пришла в голову та же идея, но Алисе нужно было снять крюк и заменить его щипцами прежде, чем приступать Папаша помогал ей. Места, чтобы делать все это не теснясь, нам вполне хватало.
      К тому времени, когда Алиса была готова, я раскрыл, в чем заключается фокус с этими сумками. Какая бы сила ни прилагалась, их невозможно было оторвать от бортов, я, по крайней мере, не смог. Нельзя было даже сместить их вдоль борта, но как только ты слегка начинал их вращать против часовой стрелки, они снимались без всяких усилий. Вращая по часовой стрелке, можно было прикрепить их назад. Все это выглядело очень странно, но я сказал себе, что раз уж эти ребята сумели создать антигравитационное поле, им ничего на стоило сотворить и еще парочку ненормальных полей.
      Случилось мне задуматься и над тем, являются ли "эти ребята" землянами. Пилот-то выглядел вполне по-человечески, а вот все эти усовершенствования - нет, не по моим, во всяком случае, представлениям о человеческих достижениях в Век Мертвецов. В любом случае я должен был признать, что мое ласкательное определение "культурные извращенцы" никак не подходит к представителям культуры, способной создавать подобные вещи. Не то чтобы я очень охотно делал это признание. Трудно признавать, что существуют исключения из привычно осточертевшего порядка вещей.
      Восторг, который я испытывал, снимая со стен и открывая эти рождественские подарки, спас меня от дальнейших размышлений в этом или в других направлениях
      Я сразу сорвал изрядный куш. В первой же сумке обнаружились компас, химическая карманная зажигалка, нож с пилообразной задней кромкой, сумевший поколебать мою привязанность к Матушке, противопылевая маска, представлявшая собой сложный прибор с водным фильтром, и еще несколько предметов, которые превращали все это в роскошный набор для выживания в Мертвых землях.
      В наборе были еще защитные очки, в которых я никак не мог разобраться, пока не надел и не поглядел сквозь них на ландшафт из обзорного иллюминатора. Ближайший пылевой нанос, который, как я знал, был радиоактивным, светился зеленым, как полуразложившийся труп, цветом в чуть затемненных линзах очков. Ух ты! Да в эти очки вмонтирован счетчик Гейгера, действующий с дистанции в милю, и я сам с собой побился об заклад, что очки работают и ночью. Я тут же засунул их себе в карман.
      Мы нашли целые пучки электронных элементов - я думаю, что это были именно они, катушки магнитной ленты, которую оказалось не на чем проигрывать, бобины очень узкой кинопленки с такими маленькими кадрами, что без увеличения нельзя было ничего различить, около трех тысяч сигарет в запечатанных прозрачных пачках по двадцать штук - мы тут же закурили, использовав мою новую зажигалку, книгу с картинками, которые для нас не имели ни малейшего смысла, так как изображали то ли фрагменты паутины, то ли звездные поля - окончательно решить мы так и не смогли, а подписей, чтобы помочь, не оказалось, тонкую книгу рисовой бумаги со страницами, заполненными чем-то вроде китайских иероглифов - вот это уж действительно головоломка, толстую книгу, в которой не было ничего, кроме колонок с цифрами, одни только нули да единицы, и ничего помимо них, несколько крохотных резцов, наконец, губную гармошку. Папаша, который делал вид, что только помогает нам в нашей охоте, сей последний предмет тут же присвоил - именно этого от него и следовало ожидать, сказал я себе. Теперь, того и гляди, в самый неподходящий момент зазвучит "Индюк в соломе".
      Алиса нашла целую сумку чего-то, что, по-видимому, было женскими вещами, судя по кружевам, которыми одежда была украшена. Она сразу же отложила в сторону несколько плотно набитых пакетов, какие-то женские причиндалы и прочие ажурные предметы, но не взяла ничего из одежды. Я заметил, как она прикидывала на себя что-то вроде прозрачной женской сорочки, когда думала, что мы на нее не смотрим. Но эта сорочка предназначалась для девицы размеров на шесть побольше.
      И еще мы нашли еду. Жестянка с едой, которая подогревалась, пока ты отворачивал крышку, хотя наружная поверхность оставалась холодной наощупь. Банки с мясом, с отбивными котлетами - все без костей, - с супом-пюре, с горошком, морковью и жареным картофелем. На них совершенно не было этикеток, но о содержимом, как правило, можно было догадаться по форме самих банок. Яйца, которые начинали подогреваться, когда к ним прикасались, а к тому времени, как снимаешь с них скорлупу, успевали свариться всмятку. И маленькие пластиковые бутылочки с крепким кофе, который тоже радушно подогревался, правда, в этом случае нужно было помедлить секунд пять, пока откручиваешь крышку.
      По этому случаю, как вы в состоянии себе представить, мы на время оставили в покое остальные тюки и закатили себе грандиозное пиршество. На вкус еда оказалась еще лучше, чем с виду. Мне стоило большого труда не проглотить все в один присест.
      Потом, вливая в себя вторую бутылочку кофе, я случайно выглянул из иллюминатора и наткнулся взглядом на труп Пилота и на темную лужу под ним, и кофе стало на вкус, ну не то что плохим, а тошнотворным. Не думаю, что это были угрызения совести Обитатели Мертвых земель от них отделываются сразу же, если они у них вообще когда-нибудь были. Одиночки не заботятся о собственной совести - только общество навязывает людям подобное и приводит его в действие. Оскорбленный художественный вкус - вот как я определил бы то, что мне докучало. Но как бы это ни называть, я на минуту почувствовал себя вшиво.
      В тот момент Алиса сделала странную вещь с остатком своего кофе. Она вылила его на какую-то тряпицу и вытерла ею лицо. Думаю, она в чем-то увидела свое отражение с полосами крови на лице. После этого она уже тоже не ела. А Папаша жевал как ни в чем не бывало - с видом тонкого знатока и гурмана.
      Чтобы заняться чем-то, я начал осматривать приборную доску и тут же снова пришел в восторг. Мое внимание приковали два экрана. Чуть затемненные, на них вырисовывались две карты, одна - Северной Америки, а другая - мира. Первая очень напоминала ту, которую я вообразил себе раньше: тусклыми цветами на ней обозначались маленькие "цивилизованные" области, включая одну в восточной Канаде и еще одну в верхнем Мичигане, являвшиеся, видимо, "странами", о которых я ничего не знал, а Мертвые земли действительно были темными, как раз такими, какими я их себе и представлял!
      Южнее озера Мичиган находилась ярко-зеленая светящаяся точка - должно быть, наше местонахождение, я так решил. И по какой-то причине цветные участки на карте, представлявшие Лос-Аламос и Атлантик Хайлэндс, светились ярче, чем остальные, - они активно флюоресцировали. Лос-Аламос был голубого цвета, а Атла-Хай - фиолетового. Лос-Аламос занимал на карте куда большую территорию, чем я ожидал. Саванна Фортрес тоже оказалась гораздо обширней, чем я предполагал, и простирала свои щупальца на запад и на северо-восток вдоль побережья, хотя обозначавший ее красный цвет мерцал не так ярко. Зато расширение площади попахивало империализмом.
      На экране с картой мира тоже имелись неярко окрашенные участки, но в тот момент меня больше привлекал первый экран.
      Армии кнопок подступали прямо к нижнему краю экранов, и мне в голову сразу же закралось безумное предположение, что кнопки как-то связаны с отметками на карте. "Нажми на кнопку, соответствующую определенной точке на карте, и самолет отправится туда! А почему бы нет? Вокруг одной из кнопок, казалось, мерцал даже (или у меня уж совсем скверно с глазами) неяркий фиолетовый нимб, словно говоря "Нажми меня, и мы отправимся в Атлантик Хайлэндс".
      Безумное, как я уже сказал, предположение, и никакой разумной возможности разобраться с навигационной системой моего самолета, исходя из тех критериев, которые я мог себе представить. Но ведь этот самолет, как я тоже уже говорил, не был сконструирован в соответствии с какими угодно критериями, кроме, разве что, прихоти одного-единственного человека.
      В любом случае хоть какое-то предположение о кнопках и экранах у меня уже было. Но оно больше раздражало, чем помогало, так как единственной кнопкой, хотя бы чем-то отмеченной, оставалась та (отличимая по цвету), которая соответствовала Атлантик Хайлэндс, а я определенно не горел желанием туда отправиться. Как и Аламос, Атла-Хай имел репутацию места таинственного и опасного. Не такого откровенно угрожающего и смертоносного для аборигенов Мертвых земель, как Уолла-Уолла или Портер, но все равно бродяги, слишком близко отклонившиеся к Атла-Хаю, обычно никогда уже не возвращались Нельзя было ожидать, что снова увидишь двоих бродяг из трех, отправившихся в путь ночью, но на подступах к упомянутым местам исчезали трое из трех, а это уже было против всякой статистики.
      Алиса теперь стояла возле меня, внимательно изучая приборную панель, - судя по задумчивым морщинкам на лбу, она, уж не знаю как, уловила мою идею и тоже разделяла мою озабоченность.
      Сейчас как раз настало время, когда нам пригодились бы письменные инструкции, но только не на китайском.
      Папаша проглотил очередной кусок и изрек.
      - Эх, самое бы теперь времечко вернуть его на минутку чтобы все нам тут чуток объяснил. Ох, да не обижайся ты, Рэй, понимаю ведь я, что ты чувствуешь, и ты тоже, Алиса, знаю, вы оба вынуждены были его убить, выбора у вас не было, так уж устроены Мертвые земли. А все равно здорово было бы найти способ убивать их и в то же время держать под рукой. Помню, испытал я такое желание, когда убил аламосца, о котором вам рассказывал. Я, видите ли, свалился от самой скверной лихорадки, которую только мог вообразить. и уже почти умирал от нее, а этот человек, который мог легко меня вылечить, не нашел ничего лучшего, как опрыскивать пейзаж целыми выводками анаэробных бактерий. Упрямый, ограниченный тип!
      Уже с первых его слов меня снова начало тошнить, и это меня немало разозлило. Да черт возьми, какое право имеет Папаша говорить, что мы, обитатели Мертвых земель, вынуждены убивать (это, конечно, правда, и само по себе не вызвало бы против него раздражения), если, по его собственным утверждениям, сам он нашел возможность покончить с убийствами?
      Папаша - старый лицемер, убеждал я себя, он ведь помог убить Пилота, и он это также признал, и нам с Алисой надо бы сделать из этого выводы... А потом до меня дошла вторая часть сказанного Папашей, и мне стало немного неловко за себя и смешно одновременно, так что я простил Папашу.
      Поэтому именно Алиса сказала: "Заткнись, Папаша" - довольно небрежно, как оно того и стоило, - и мы вернулись с ней к нашим размышлениям, а потом затеяли спор о том, на какие кнопки нажимать, если нажимать вообще, и в каком порядке.
      - А почему просто не начать с какой-нибудь одной и не нажать на все по порядку? Если уж вы собираетесь это сделать рано или поздно, можно начать прямо сейчас. - Таков был не отягченный раздумьями Папашин вклад в нашу дискуссию.
      - В этой жизни нельзя отказываться ни от одного шанса.
      Он сидел на боковом сиденье, все еще что-то пережевывая. похожий на старую шелудивую седоголовую белку.
      Это мы с Алисой знали и без него. И продолжали делать предположения о том, как действуют кнопки, иной раз весьма резко возражая друг другу. Мы были похожи на двух дикарей, пытающихся решить, глядя на фигуры, как играют в шахматы. А потом старая тема бегства в рай овладела нами снова, и мы стали изучать цветные пятнышки на мировом экране, пытаясь определить, какое из них лучше всего подойдет пресыщенным и отошедшим от дел убийцам. На экране Северной Америки тоже была привлекательная розовая отметка, включая в себя старый Мехико и Акапулько.
      - Да кончайте вы этот треп и начинайте уже нажимать, стал подстрекать нас Папаша. - Эдак вы никуда никогда не доберетесь. Не выношу сомнений, они портят мне нервы.
      Алиса полагала, что нужно нажимать сразу на десять кнопок, используя обе руки, и разрабатывала схему, по которой я мог бы попробовать это сделать. Но я возражал на том основании, что мы должны как-то затемнить кабину чтобы посмотреть, нет ли других светящихся кнопок помимо той единственной - с фиолетовым обозначением Атла-Хая.
      - Послушайте, вы убили этого громилу, чтобы завладеть самолетом, - прервал нас Папаша, подойдя и остановившись за моей спиной. - И что, собираетесь его использовать под дискуссионный клуб или попытаетесь все-таки взлететь?
      - Тихо, - сказал я ему. Мне пришла в голову новая идея и я надел защитные очки, чтобы через них посмотреть на приборную доску. Это ничего не дало.
      - Черт побери, не могу я это больше выносить, - крикнул Папаша и, протянув руку, нажал, я полагаю, кнопок на пятьдесят сразу.
      Остальные кнопки просто опустились и поднялись, но кнопка Атла-Хая так и осталась утопленной.
      Фиолетовое пятнышко Атла-Хая не экране стало даже ярче в последующие несколько секунд.
      С легким вздохом захлопнулась дверь.
      Мы взлетели.
      IV
      Любой человек, который становится
      убийцей... должен обладать совершенно
      не корректным, образом мышления и по
      настоящему искаженными, принципами
      Томас де Куинси.
      "Убийство как одно из изящных искусств".
      Надо сказать, взлетели мы быстро, хотя самолет адски раскачивала. Мы с Алисой стояли на коленях на своих низких сиденьях, крепко обхватив их руками, а Папашу которого ничто не удерживало, с грохотом швыряло по всей кабине - и поделом ему!
      На одном из виражей я ухватил взглядом семь дырявых бензиновых цистерн, которые отсюда, сквозь оранжевую дымку, казались бледными полумесяцами и быстро уменьшались, растворяясь в тумане.
      Немного позже самолет выровнялся и перестал раскачиваться, а еще чуть погодя ощущение качки пропало и у меня.
      Снова мне удалось преодолеть позывы к рвоте, возникшие на сей раз по естественным причинам. Алиса была бледна, как смерть, и прятала лицо в подставке для подбородка, прикрепленной к сиденью.
      Папашу стошнило прямо на нас, и он, как геральдический орел, распластался на приборной панели. Чтобы от нее оттолкнуться, он раз-другой нажал на добрую половину кнопок, и я заметил, что ни одна из них не поддалась. Они были заблокированы. Видимо, это случилось автоматически когда включилась кнопка Атла-Хая.
      Мне бы следовало положить конец этой его свинской манере гадить вокруг, но с супертошнотворным состоянием моего желудка я утратил всякие амбиции и был счастлив уже тем, что он держится подальше от моего носа.
      Я все еще был не в состоянии по-настоящему интересоваться происходящим вокруг и безучастно наблюдал, как старый придурок шарил по кабине в поисках чего-то потерянного в этой тряске. Наконец он нашел то, что искал - маленькую миндалевидную жестянку, - и открыл ее. Она оказалась, как и следовало ожидать, наполненной миндалем. Папаша, устроился на заднем сиденье и проглотил все в один присест. Ну дает!
      - Просто несколько орешков на десерт. - объяснил он жизнерадостно.
      Еще жизнерадостней я бы перерезал ему глотку, но ущерб уже все равно был нанесен, и следовало подумать дважды, прежде чем убивать человека в таком тесном пространстве, когда нет абсолютной уверенности, что сумеешь избавиться от трупа. Откуда мне знать, что я смогу открыть дверь? Я, помнится, размышлял о том, что Папаша должен был хотя бы руку себе сломать, чтобы знать, каково нам с Алисой (хотя, честно говоря, моя правая рука полностью пришла в норму), однако он оставался цел и невредим. Нет справедливости в жизни, это уж точно.
      Самолет беззвучно продирался сквозь оранжевый суп, хотя невозможно было сказать наверняка, движется он или нет - пока впереди не возникла и не промелькнула перед иллюминатором какая-то продолговатая, отпрянувшая в сторону тень. Думаю, это был стервятник. Не представляю, как этим птицам удается ориентироваться в тумане, который должен сводить на нет их острое зрение, однако у них это получается. Тень промелькнула очень быстро.
      Алиса сняла голову с губчатой подставки и снова начала изучать кнопки. Я не без труда поднялся, подвигался туда-сюда, разминаясь, и произнес:
      - Папаша, мы с Алисой попытаемся разобраться, как управлять этим самолетом. На сей раз мы не хотим, чтобы нам мешали
      - Прекрасно, вперед, - отозвался он. - Сейчас, когда мы летим, мне уютно, как в колыбельке. Только этого я и хотел Он слегка ухмыльнулся и добавил. - Ты должен признать, что я нашел вам с Алисой хорошую работенку.
      После этого ему хватило здравого смысла надолго за ткнуться.
      На этот раз мы смело нажимали на кнопки, но минут десять спустя убедились, что они не поддаются - все оказались заблокированными, все, кроме, возможно, одной, которую поначалу мы не трогали по особой причине.