II

В ту ночь мало кто спал. В разбросанных повсюду офисах чиновники вводили информацию в компьютеры, чтобы еще раз проверить данные. Нужно было точно вычислить не только количество смертных случаев за время войны, но и количество материалов, предназначенных для уничтожения. Существовало много факторов, которые нельзя было упустить. Некоторые из них были реальными: цены, наличие; материалов, затраты на производство и транспортировку, статистика расходов на последние войны. Некоторые были случайными, как число раненых, приходившихся на одного убитого, или темпы замены сырья уже обработанным материалом. Некоторые же и вовсе не поддавались экстраполированию, так как современная технология значительно усилила разрушительные возможности человека, и хотя этот фактор следовало максимально сгладить, полностью пренебречь им; было невозможно.

Но так или иначе — электронные колеса войны закрутились. Это помогло резко поднять процессы трансмутации, синтеза, обработки и сельскохозяйственное производство. Открывались новые мощные Предприятия Разбросанные там и сям заводы по выпуску военного снаряжения свели в единую производственную систему.

Телеконтактная связь дала возможность руководителям всех рангов проводить тысячи международных конференций с тем же эффектом и удобствами, как если бы все совещавшиеся находились в одном зале. И такие совещания оказались очень плодотворными Мероприятия по организации четверти миллиарда новых рабочих мест были благополучно выполнены. Успешно справились с проблемой дефицитных материалов. Психологи завершили курсы по подготовке к смерти. Были установлены последние сроки для введения карточной системы, так как во время любой войны положено потуже затягивать пояса.

Вспышка бездумных развлечений открыто поощрялась или, по крайней мере, игнорировалась полицией, которая подготавливалась к более серьезным действиям.

Религия повернулась спиной к Богу и начала поклоняться человеку и человеческой судьбе.

Почти во всех домах горел свет. В каждом двадцатом царили оцепенение, безнадежный ужас и горе; здесь задавали себе вопросы, остававшиеся без ответов, здесь возникало желание восстать. В остальных девятнадцати чувство облегчения было таким сильным, что мешало уснуть. Оно смешалось с угрызениями совести и чувством вины.

Повсюду возрастало нервное напряжение. И так будет продолжаться до тех пор, пока все не закончится Несмотря на это, специалисты, внимательно изучавшие ежечасную статистику, с облегчением вздохнули. Они обнаружили, что количество самоубийств снизилось почти до нуля и настолько же упал уровень убийств и нападений. Человеку было о чем беспокоиться, помимо личных страстей, невзгод и восторгов. И если существовало одно-единственное всеобщее чувство, которое переживали все — верхи и низы, люди с запятнанной и безупречной репутацией, то это был страх. Больше столетия прошло со времени последнего настоящего вооруженного конфликта. Но чувство враждебности затаилось в подсознании. И в случае войны оно легко могло вырваться наружу. Странный шум и запахи усиливали сердцебиение. Люди, которые уезжали куда-нибудь, постоянно оглядывались назад, будто ожидая увидеть появляющихся из морских глубин чудовищ. А те, кто оставался дома, боялись зажигать свет. Они представляли себе, что все светящиеся окна послужат ночью маяком для неизвестных врагов, блуждающих в пространстве.

III

В кабинете М’Каслри, расположенном в верхнем этаже Центра Управления, не было ни шума, ни суеты. Спокойствие и тишина были вообще присущи всей его деятельности. Не было яркого света. Не стучали печатные машинки. Не работали компьютеры. На серых стенах не было никаких цветных карт и графиков. Не было и подчиненных, пытающихся получить одобрение или совет по каналам телеконтактной связи. М’Каслри был один.

Все его долговязое уставшее тело расслабилось. Внешне он был спокоен. У него было большое задумчивое лицо. Казалось, морщины придавали ему еще большую значительность. Черты лица, способного выражать как суровость, так и юмор, оставались, как правило, добродушными. На нем ясно читались все этапы его долгой жизни. Это было лицо человека, который разбирался в людях и знал, как ими руководить.

В кабинете все оставалось неподвижным. Двигался только шишковатый указательный палец М’Каслри. Он скреб подлокотник кожаного кресла — взад-вперед, взад-вперед.

М’Каслри был похож на великого руководителя. После каждого важного решения он мучительно взвешивал свои действия. Он спрашивал себя, не мог ли он поступить по-другому, и сравнивал страдания, которые будут вызваны его решением, со страданиями, предотвращенными им же.

Но под этой маской скрывалось нечто, разительно контрастировавшее с благополучной идиллической внешней картиной. Это проявлялось и в неуклюжей позе, и в грубоватой темной одежде. Но и это — лишь незначительные подробности. Основную же подоплеку его двойственности раскрыть было невозможно. А если бы, тем не менее, это удалось, оказалось бы, что это человек с чудовищными отклонениями, что он находится не на своем месте — и в пространстве, и во времени.

М’Каслри не взглянул на вошедшего без стука Дж’Вилоба. Это был худощавый, с остреньким подбородком секретарь по вопросам безопасности. Выражение его лица показалось бы капризным, если бы не было столь напряженным. Он тоже производил впечатление человека с отклонениями, но в его случае причины были не столь очевидны. Казалось, что глядишь на гибрид лемура и хорька в человеческом подобии — вылитый Геббельс.

Войдя, Дж’Вилоб подозрительно огляделся по сторонам. Некоторое время он расхаживал взад-вперед, покусывая губы. Наконец обронил:

— Я нашел еще один комплект этих проклятых шахмат. М’Каслри шевельнулся, медленно потер веки.

— Это уже третий за неделю, — продолжал Дж’Вилоб. — Я, конечно, разломал их. Но это взбудоражило меня. Очевидно, кто-то знает, что я мог стать самым великим шахматистом в мире. Знает, что я бросил свое увлечение, чтобы полностью посвятить себя правительственной деятельности, так как нельзя быть слугой двух господ. Знает, что такое шахматы для меня и как они меня все еще соблазняют. Этот некто специально оставляет везде шахматы, чтобы расстроить меня. Он знает, что значит для меня один только их вид.

Он продолжал расхаживать по комнате. М’Каслри поднял свои лохматые брови.

— Мистер Дж’Вилоб… — начал он, покачав указательным пальцем.

Дж’Вилоб пристально смотрел на вытянутый палец. Его худые руки напряглись. Лицо побледнело. М’Каслри сжал руку в кулак.

— Извините, — сказал он, простодушно улыбаясь. — Я забыл о вашей… идиосинкразии. Но давайте продолжим. Вы ведь пришли с чем-то более важным, чем шахматы?

Дж’Вилоб посмотрел на него.

— Да! Шахматы — только один, самый незначительный пример. Я могу назвать тысячи подобных случаев. Я мог доложить вам об этом еще на прошлой неделе, но хотел убедиться наверняка. Вы же понимаете, что это звучит невероятно. Но факты — упрямая вещь. Мы имеем дело с организованной подпольной оппозицией, методы которой… М’Каслри поднял руку.

— Одну минуточку, мистер Дж’Вилоб. Я полагаю, то, о чем вы собираетесь говорить, — очень важно. Поэтому будет лучше, если мы пригласим остальных.

Дж’Вилоб сжал губы и покачал головой.

— Хотя бы Инскру и Гешифера, — настаивал М’Каслри. Дж’Вилоб пожал плечами и неохотно согласился. Пока.

М’Каслри созывал людей к аппарату телеконтактной связи, секретарь вышел из кабинета и поманил к себе юношу с разбитым подбородком и с цветком в руке.

— Ты сегодня сможешь работать, Виллисоун? — спросил он. Виллисоун кивнул.

— По-прежнему не хочешь сказать, кто напал на тебя в Олд-Сити?

Виллисоун отрицательно покачал головой.

— Ненавижу людей, которые нарываются, — сказал Дж’Вилоб. — В дальнейшем будь осторожней. Учитывая твое новое назначение, я скажу тебе, что М’Каслри собирается сейчас проводить секретное совещание в своем кабинете. Когда оно закончится, будь готов последовать за тем, на кого я укажу. Помни, это может быть любой человек, даже М’Каслри. И постарайся, чтобы тебя не видели. Ты ведь очень часто пренебрегаешь этим предостережением. Я не люблю неосторожных людей.

Когда он вернулся, М’Каслри вынул из шкафчика коробку и поставил ее на стол. Руководитель Мира на этот раз изменил своей привычке выдвигать стул вперед, и сейчас четыре стула стояли на порядочном расстоянии друг от друга вокруг стола. Движения М’Каслри были усталыми и замедленными, но говорили и о немалых резервах внутренней силы.

Инскра пришел первым. Генеральный секретарь был невыразительной массивной личностью. Казалось, что он передвигается в среде, намного более плотной, чем воздух. Только его глаза выглядели живыми, но трудно было утверждать наверняка, что именно жизнь их одухотворяла.

Секретарь по общественному мнению Гешифер казался почти полной его противоположностью. Он был невысок ростом, слишком подвижен для своих лет, лыс, но с лохматой седой бородой. Ему присущи были в равной мере суетливость, педантичность и способность быстро соображать.

М’Каслри дружески приветствовал их. Потом открыл коробку и достал бутылку.

Этим движением он сдвинул с места что-то крошечное и серое, и оно покатилось по столу. Никто на это не отреагировал. Только Инскра судорожно отпрянул.

Гешифер поймал это нечто, прихлопнув его рукой, будто насекомое.

— Обрывок магнитной ленты, — сказал он, взглянув. Все промолчали Инскра с трудом отвел взгляд от полусжатого кулака Гешифера.

М’Каслри аккуратно открыл бутылку и начал разливать в стаканы жидкость янтарного цвета.

— В дальнейшем наливайте себе сами, господа, — предложил он, с неуклюжей фацией указывая на стаканы. — Мистер Дж’Вилоб хочет кое-что нам рассказать.

Инскра отодвинул напиток дрожащей рукой. Гешифер отхлебнул. Дж’Вилоб поднес свой стакан к губам, понюхал, подозрительно посмотрел по сторонам и поставил его на стол.

— Все вы знаете, что есть силы, деятельность которых направлена против нас, — резко начал он. — Хотя некоторые из вас не хотят признавать это. — Он посмотрел на Гешифера. Тот снисходительно пожал плечами. — Тайные подпольные силы решили разрушить наш социальный строй, уничтожить нынешнее правительство и саботировать войну. Есть доказательства, что подобные силы действовали и во время предыдущих войн. Их можно было давно вывести на чистую воду, если бы кое-кто не возражал против допросов с пристрастием, которые я требовал разрешить.

— Вы знаете, мне не нравится, когда с людьми так обращаются, — спокойно заметил М’Каслри. — Но если на карту поставлены безопасность мира и слава Человека… и если существует угроза молодым людям, отдающим свои жизни…

— Естественно, любая оппозиция должна быть ликвидирована, — резко сказал Инскра, — если, конечно, она на самом деле существует.

Дж’Вилоб улыбнулся.

— Оппозиция существует. И только необычность ее методов, сбивающая с толку тактика оставляют людей в неведении о ее существовании. — Он посмотрел вокруг с плохо скрытым высокомерием и неожиданно сказал: — Кто же заподозрит плохое в подарке? Я имею в виду, если он хорош и сделан действительно к месту. Но подарки могут быть и смертельно опасными. Вы не разрешите пьянице напиться перед рабочим днем. Особенно уже исправившемуся пьянице. Но за две прошедшие недели были анонимно сделаны десятки подобных «подарков» некоторым высокопоставленным чиновникам и их внушающим доверие подчиненным. В моем случае это — шахматы.

Гешифер что-то неразборчиво пробормотал, а потом фыркнул:

— Если это все, что вы хотели нам сказать…

— Это только начало. Существует еще одна уловка оппозиции. Это голоса. Голоса, раздающиеся в темноте или доносящиеся из аппаратов телеконтактной связи, голоса, дублирующие записи художественных произведений, неразборчивые голоса, долетающие время от времени из толпы. Они напоминают человеку о неприятных происшествиях, случившихся с ним в детстве, о происшествиях, которые он хотел бы забыть, или убеждают в том, что этот человек совершил проступки, которых на самом деле не совершал.

Монотонность — еще одно секретное оружие. Мерцающие лампочки, монотонные звуки, повторяющиеся записи слов и предложений.

Подумайте только, сколько существует безвредных способов, чтобы сбить людей с толку, чтобы расстроить их, разрушить их планы.

В конце концов, каждому из вас приходилось сталкиваться с их методами. Это то, что мы называем несчастными случаями по неосторожности. Легкое отравление, электрический удар, от которого с человеком случаются конвульсии и он погружается в сумеречное состояние, длящееся порой по нескольку дней. Таких случаев — огромное количество. Иногда мне кажется, что мы окружены стаей волков — десятками этих хищников с красными глазами.

Он замолчал и посмотрел на Инскру. Генеральный секретарь кивнул. Его глаза стали еще более оживленными, чем прежде. И на сей раз им соответствовал голос:

— Я начинаю понимать, о чем вы говорите, Дж’Вилоб. Я тоже сталкивался с подобными явлениями. Теперь я уверен, что вы правы, считая все это чрезвычайно важным. К тому же я могу привести еще один пример. Нескольких работников в одном из отделов беспокоило то, что мы называем переутомлением. Постепенно их движения становились все медленнее, глаза — все тусклее. Они начали впадать в транс и высказывать какие-то глупые идеи. Во время коротких периодов затмения они сомневались в вещах, в которых прежде никогда не сомневались, — в войне, например. Я не придавал этому никакого значения. Умственная усталость — вещь сама собой разумеющаяся. Я помню, что анализы крови свидетельствовали о наличии в ней лизергиновой кислоты. Сначала я не обратил на это ни малейшего внимания, а теперь…

Он замолчал и протянул руку к бутылке как раз в тот момент, когда то же сделал Гешифер. Последний опередил Инскру, и тот поставил стакан на стол. Когда Гешифер поднял бутылку, из его руки выпал крошечный серый обрывок Инскра опять отпрянул. Настало минутное замешательство Гешифер наступил на предмет и быстро произнес: «Извините». Потом нагнулся, поднял его и сунул в сумку. Затем он наполнил стаканы и протянул один Инскре.

Когда все успокоились, заговорил М’Каслри. Все это время он внимательно слушал, удобно устроившись в кресле

— Мистер Дж’Вилоб, вы нам изложили очень интересную теорию. Но я не думаю, что вы поняли все до конца. Вы видите, что происходит, и вы правы, полагая, что это враждебные действия. Тут я не буду спорить с вами. Но вы пока не знаете причину всего этого.

С насмешливым огоньком в глазах он обратился к Гешиферуо

— Я полагал, что и вы подметили эти странности. Как-никак, вы все-таки отвечаете за общественное мнение. Но нет, было бы несправедливо ожидать, что кто-нибудь из вас догадается о причинах. Даже я никогда бы не додумался, если бы не любил покопаться в исторической литературе. И давайте-ка, ребята, совершим экскурс в XX век. Очень интересное время, хотя не настолько, как XIX век.

Его голос одновременно был шутовским и чрезвычайно серьезным, когда он продолжал:

— В те времена с людьми эксцентричными и имеющими отклонения обращались не так, как мы сейчас. Существовало великое множество странных методов. Одни были варварскими, другие — даже забавными. Мне случалось читать о них. У них был гипноз, что-то похожее на наше умственное преследование. Это, так сказать, способ внушать людям какие-то определенные идеи и мысли отчасти и за счет монотонных повторов

Был также широко распространен психоанализ. Это проникновение в человеческое подсознание, изучение его предыдущего опыта, знание которого можно было использовать для изменения поведенческих стереотипов.

Еще один прием — трудотерапия. Как и другие методы, он был рассчитан на людей, которых называли сумасшедшими. Тут суть заключалась в том, чтобы позволить заниматься человеку тем, что ему нравилось, что полностью захватывало его разум. Для этого ему дарили хорошо подобранные подарки.

Нельзя забывать шоковую терапию. Это был их любимый прием — достаточно грубый, надо сказать Электрический или химический удар использовали, чтобы возвратить забытые мысли и чувства

Или возьмем то, что они называли сывороткой правды. Разрабатывались различные химические препараты, способные заставить человека высказывать потаенные мысли.

Теперь вы поняли, господа?

Наступила тишина. Инскра был озадачен. Гешифер смотрел отчасти одурманенным, отчасти недоверчивым взглядом. Тогда как реакция Дж’Вилоба очень напоминала злость.

— Вы хотите сказать, что оппозиция считает нас сумасшедшими? — это архаичное слово Дж’Вилоб произнес с отвращением

М’Каслри кивнул

— Я представляю себе это именно так

— Они пытаются нас вылечить?

— Что-то в этом роде, мистер Дж’Вилоб. — мягко сказал М’Каслри.

— Но — бормотание Инскры привлекло к нему внимание. Теперь он выглядел еще более ошеломленным. — Я хочу знать, — сказал он, запинаясь.

— Его глаза! — выдохнул Дж’Вилоб — Сыворотка правды.

Еще минуту назад неприятно оживленные глаза Инскры затянуло пеленой. Ему удалось закончить.

— … мы действительно сумасшедшие? Скажите мне, это правда?

IV

Зажегся указатель «вход» Гешифер поспешно вошел в лифт

— Кто-нибудь из вашей семьи получил повестки? — спросил он, пытаясь завязать разговор.

Толстый лифтер покачал головой.

— Но у меня есть племянник, которому повестка пришла. Гешифер сочувственно покивал головой.

— Парнишка совсем ополоумел, — словоохотливо продолжал лифтер. — Мало от него будет проку, если…

— Да, конечно, — мягко сказал Гешифер и погрузился в задумчивость.

Лифт начал спускаться с верхних этажей Центра Управления с ускорением. Но потом набрал равномерную скорость, и казалось, что он стоит на месте.

Секретарь по вопросам общественного мнения выглядел совершенным педантом. Судя по отсутствующему взгляду, сжатым губам и отвисшей бороде, он, должно быть, думал о чем-то отвлеченном, если вообще о чем-либо думал. И уж во всяком случае не о вещах практических.

Он огляделся вокруг. В кабине никого не было, кроме него и лифтера. Гешифер подошел к ступенькам и поднялся, чтобы осмотреть второй этаж лифта.

Пожав плечами, Гешифер снова погрузился в свои размышления. Но теперь между лохматыми седыми бровями пролегла беспокойная складка.

Лифт остановился. Снова зажегся указатель Гешифер дружелюбно, но как-то рассеянно кивнул, вышел из кабины и резко повернул налево.

Лифтер с любопытством вытянул шею и сделал шаг а сторону, потом отшатнулся и съежился. Вокруг никого больше не было. Указатель не светился. Но глаза лифтера, уставившегося на эластичный пол, по которому только что прошел Гешифер, вдруг наполнились страхом. Он поспешно вскочил в кабину и направил лифт вверх.

Гешифер был похож на маленького самодовольного крота, возвращающегося в свою нору. Он быстро шел по пустому коридору, пока не добрался до изолированной от прочих помещений Лаборатории подсознания. Он пробежал по этой забитой папками комнате, фамильярно подмигивая клеркам, которые занимались расшифровкой и занесением в досье записей мозговых волн людей с отклонениями и смутьянов Психологи из призывных пунктов постоянно делали запросы на подобные досье.

В своем кабинете Гешифер изменился Его суетливое, неспокойное состояние уступило место какой-то странной бдительности. Несколько минут он был занят, посылая запросы и инструкции по телеконтактной связи, после чего он вышел из кабинета через внутреннюю дверь.

Он прошел 50 футов по узкому серому коридору и вдруг резко оглянулся. Теперь он уже не скрывал беспокойства Секунд десять он неподвижно стоял, прислушиваясь. Глаза внимательно осматривали пустой коридор. Приняв решение. Гешифер вернулся в свой кабинет и тщательно его обыскал. После этого он включил сигнализацию и, пожав плечами, снова пошел по узкому коридору.

Он не замечал легких отпечатков, которые то появлялись, то исчезали в дюжине футов на полу позади него. Через некоторое время он остановился и начертил что-то указательным пальцем на стене. В этом месте распахнулась дверь, и Гешифер исчез за нею.

Второй коридор вел вниз. Через пару сотен футов еле слышный щелчок заставил Гешифера остановиться. Часть стены впереди сделалась прозрачной, и за ней возникло молодое бдительное лицо.

— Путь свободен? — спросил Гешифер. Человек кивнул.

— Нет никаких преград?

Наблюдатель покачал головой.

— Спасибо, Док, — сказал Гешифер

На месте прозрачной перегородки возникла голая стена. Гешифер поспешил вперед. Отпечатки на полу следовали за ним. Не раздалось никаких звуков, когда они проходили пункт контроля.

Гешифер вошел в помещение средних размеров и встал на маленькую платформу. Рядом с ней блестели два металлических желоба, идущих параллельно ко входам в два одинаковых туннеля. В желобах стояли маленькие цилиндрические вагончики.

Гешифер открыл дверь ближайшего и влез в него. Почти неслышно, быстро разгоняясь, вагончик въехал в туннель и исчез из виду.

Через 10 секунд, хотя поблизости никого не было, открылась дверь второго вагончика и после небольшой паузы захлопнулась. Вагончик рванулся вперед.

Норм с сомнением поглядывал на девушку в зеленом. Он все еще не знал, как следует воспринимать откровения, которыми она лениво сыпала, — как конфетти или как гранаты. Они долго шли по каким-то скрипучим коридорам, разрушенным подвалам, темным и узеньким проходам, пока не оказались в конце концов в тихом коридоре, украшенном цветами. Но в сознании Норма все еще стоял весь пройденный ими путь.

Несмотря на это, он был уверен в одном в этой странной маленькой подземной комнате он чувствовал себя удобней и спокойней, чем в своем собственном доме.

Девушка в зеленом убрала ноги со стола, стоявшего в проходе. Было совершенно очевидно, что она понимает, насколько они привлекательны. Она с невинным видом поглядела на Норма.

— Вы хотите сказать, — пробормотал он, — что все мы — пациенты огромного сумасшедшего дома?

Она одобрительно улыбнулась:

— С той лишь разницей, что в нашей психушке сумасшедшим принадлежит вся власть. Вот почему мы должны действовать очень осторожно. Или — так будет точнее — мы сумасшедшие, свихнувшиеся на почве желания вправлять мозги окружающим. Мы мономаньяки в этом отношении и так же опасны, как страдающие манией. — Она сердито посмотрела на Норма — А в чем, собственно, дело? Начинаете сомневаться в том, что мир, придумывающий для себя войны, может быть каким-то иным, кроме сумасшедшего?

— Конечно нет. Но несмотря на то, что вы начали рассказывать о долгой истории вашей организации, все кажется таким.

— Хотите, угадаю? Ваше представление о тайной организации отличается от того впечатления, которое произвел на вас мой рассказ

— Да, это то, что я имею в виду. Она улыбнулась.

— Но вы ведь встретили меня совершенно случайно и сразу начали рассказывать все это. Откуда вы знали, что я не выдам вас?

— А вы бы предпочли разного рода чушь вроде торжественных клятв, испытаний, проверок — серьезно спросила она. — Вам не могло прийти в голову, что мы за вами давно наблюдаем? Или то, что любая организация настолько сильна, насколько может действовать экспромтом?

— Да, но…

— А что касается предательства… Где мы сейчас находимся?

— Под Олд-Сити.

— Но где именно?

— Я не знаю. Было темно, и столько этих сумасшедших туннелей,

— Хорошо. А кто я такая?

— Вы просили называть вас Дж’Квилвенс.

— Да, но кто я? Где бы вы могли найти меня?

— Не знаю.

— Вот видите, из вас вышел бы плохой предатель. Она пригладила свое зеленое платье.

— Кроме того, у нас были причины доверять вам. Вы прошли свое испытание в момент нашей встречи.

Он кивнул. Она начинала нравиться ему.

— Вот здесь вы ошибаетесь Я только защищал себя. К тому же Виллисоуну не вы были нужны

Она улыбнулась

— Вам еще предстоит многое узнать о вашем потенциальном шурине. Вы ведь даже не догадывались, что он работает на Дж’Вилоба. Виллисоун — трудный ребенок, — задумчиво добавила она, а через минуту спросила: — Вы влюблены в его сестру?

— Послушайте, — быстро сказал Норм, — вы собирались рассказать о деятельности вашей организации.

Дж’Квилвенс улыбнулась Она зажгла две палочки благовоний и вручила одну Норму. Затем устроилась поудобней, втянула ароматный запах дыма и в конце концов начала говорить. Она была похожа на маленькую девочку, которая рассказывает все, что ей взбредет в голову.

— Это началось еще в XX веке. Тогда проницательность еще была присуща психологическому состоянию мира. Это было до того, как маховик пропаганды вышел из-под контроля. Человек еще имел представление о том, какие мысли приходят ему в голову и откуда они берутся. Тогда понимали, что некоторые народы страдали коллективным помешательством — паранойей, шизофренией, регрессивными явлениями.

Однако, сознавая это, упускали из виду более важный момент. Лишь немногие понимали, что психопатология как наука оказалась намного действеннее, чем обычная психология, так как первая была правдивее. С самого начала человек вел себя, как ненормальный, верил в вещи, которых не существовало на самом деле, клал в основу своих доводов сверхъестественные силы, в которых не было и зерна правды, возвеличивал свои предрассудки и чудачества, превозносил свой маленький личный опыт до космических масштабов. Вся цивилизация была одной гигантской историей болезни.

И только горсточке сомневающихся удалось найти друг друга. Они излагали друг другу свою точку зрения на мир и становились уверенней в справедливости своих подозрений. Они говорили: «Мы не похожи на обычных психиатров, которые пытаются сделать больных маньяков здоровыми маньяками. Мы предпочитаем рассматривать человека на фоне Вселенной. Мы понимаем его ничтожность и бедность, хвастовство и раболепство, его вопли и ворчание. Мы хотим научить его смеяться над собой. И в один прекрасный день мы вылечим его».

Она взглянула на Норма.

Норм кивнул. Она продолжала спокойно и с юмором, как будто говорить об этом слишком серьезно было бы опасно.

— Но времена изменились. Образовались первая и вторая мировые лиги, первая и вторая мировые федерации. Началась всеобщая ядерная война, которая сократила население Земли до одного процента. Последовало возрождение Мертвых земель, правление Великодушных Лунатиков — мы не единственные сумасшедшие в этом мире, Норм, — новое покорение планеты.

Но основная группа продолжала тайно работать. Время от времени после тщательного отбора в нее принимали новых членов.

Иногда члены организации считали ее чем-то большим, чем просто бессмысленным хобби. Иногда они были даже слишком серьезны. Порой наступали вспышки активности проводились собрания, обсуждения, велось планирование. Порой члены общества напоминали волчью стаю, которая охотится за человеком и никогда не упускает возможности перегрызть ему горло. Многие из них отнюдь не были человеколюбивыми, поверьте мне! Иногда члены организации надолго теряли связь друг с другом — бывало, на десятилетия, а случалось, и на целые поколения.

У организации никогда не было названия. Ее называли го Компанией Разумных, то Лигой Психиатров. Вошло в привычку называть друг друга докторами или геодоками, потому что мир был их пациентом.

Но времена продолжали меняться. Возникло единое государство. Стали обожествлять человека. Возникли войны в том виде, как мы их знаем сейчас — не в результате логического анализа, как вас учили, а потому что армия, обреченная на самоубийство в случае поражения, подумала, что еще до начала войны ее заманили в ловушку, и направила оружие на самоуничтожение.

Наступила последняя стадия душевного заболевания мира. Геодоктора, наполовину очнувшись от векового любительства, поняли наконец, что им не уйти от проблемы, стоящей перед ними. Хотя организация находилась практически в упадке, пришло время действовать.

Оказавшись перед необходимостью социализации, систематизации, более тщательных наблюдений, чем прежде, они обращались к старой практике и опыту нелегальной деятельности, благодаря чему улучшили свое положение. Если бы они ушли в подполье чуть раньше, теперь бы их уже никто не нашел. Принимались соответствующие меры предосторожности, чтобы предотвратить проникновение в их мир шпионов. Чтобы избежать слишком близкого знакомства между членами организации, была введена система конспирации.

Очень осторожно они начали свой эксперимент по оказанию воздействия на мир, Иногда они занимались отдельными индивидами, иногда — целыми группами. Они использовали все методы психологической и тайной пропаганды, развивавшейся на протяжении многих лет, что-то отвергая, что-то улучшая и придумывая новое. Они усовершенствовали свою технику, собирали данные, готовили людей для более эффективных действий.

Войны, самые трагические симптомы в истории болезни человечества, были их главной целью. Каждой войне они сопротивлялись всеми средствами, которые были в их распоряжении. Но каждый раз они проигрывали. Войны безжалостно продолжались, а самые искусные программы и планы оказывались бесполезными и глупыми. У каждого поколения была своя квота жертвенных смертей. А сейчас…

В проходе раздался серебристый звон. Дж’Квилвенс отреагировала на него, но рассказ не прервала. Ее глаза вспыхнули, щеки покраснели, губы сжались сильнее. На секунду эльф превратился в фурию

— А сейчас мы знаем, что не можем себе позволить еще одно поражение.