В последние годы существенно укрепились связи высших учебных заведений Узбекистана с зарубежными учебными центрами, расширяется практика приглашения иностранных преподавателей и ученых, а также обучение студентов за рубежом. В этом отношении большую роль призван сыграть Фонд Президента "Умид" ("Надежда"), который предоставляет возможность одаренным молодым людям за счет выделенных грантов получить степень бакалавра и магистра в самых престижных университетах США, Великобритании, Франции, Германии, Японии. По числу подготовленных специалистов высшей квалификации Узбекистан занимает третье место среди стран СНГ (после России и Украины) и первое в Среднеазиатском регионе.
      Следует отметить и такое обстоятельство, как рост удельного веса преподавателей, совмещающих учебную и научную работу. В 1997 г. по сравнению с 1991 г. он увеличился на 25%. Подобная практика, как показывает весь предшествующий опыт передовых российских и западноевропейских вузов, способствует повышению качества подготовки специалистов с высшим образованием, прививает вкус к научно-исследовательской работе. Научно-исследовательский комплекс страны включает 362 учреждения академического, вузовского и отраслевого профиля, в том числе 101 научно-исследовательский институт, 55 научно-исследовательских подразделений вузов, 65 проектно-конструкторских организаций, 32 объединения и предприятия научно-производственного и экспериментального профиля, 30 информационно-вычислительных центров. В сфере науки занято 46 тыс. чел., в том числе 2,8 тыс. докторов наук и более 16 тыс. кандидатов наук (Статистический бюллетень СНГ, 11.1997, № 22 (182).
      С. 117-119).
      Главным потребителем кадров высшей квалификации в стране является Академия наук Узбекистана, располагающая сорока научно-исследовательскими центрами и лабораториями. Основные направления научных поисков - геология, горное дело, ядерная физика, химическая технология, хлопководство и др.
      В Узбекистане созданы научные школы мирового класса и ведется научная работа по следующим направлениям: математика, теория вероятностей, математическое моделирование естественных и общественных процессов, информатика и вычислительная техника; комплексное геолого-геофизическое и геохимическое изучение земной коры, рудообразования и металлогении, а также нефтеобразования; моллекулярная генетика, генно-клеточная инженерия, биотехнология; ведутся исследования, связанные с изучением комплекса физико-химических свойств веществ, изучением всемирной и отечественной истории, культурного и духовного наследия узбекского языка, литературы и фольклора.
      Очень реальные и очень серьезные научные направления. Однако проблема стоит и шире и глубже. Наука должна стать важнейшим социальным институтом и оказывать реальное влияние на все сферы жизни общества и культуру в целом.
      СТРОЙ МЕСТНЫХ СООБЩЕСТВ
      Махалля в узком и широком смысле
      Думаю, что термин "махалля" следует применять, по-видимому, не только в буквальном (узком) смысле, как местное сообщество в городе, как городскую общину, но и с известной степенью условности в широком смысле, как местное сообщество вообще, в том числе и в селе (кишлаке).
      Выше я уже писал о том, что махалля - это атомарная общественнная структура традиционной организации жизни узбеков, что махалля были и остаются главнейшим институтом традиционной демократии в узбекском обществе, апофеозом общинности узбеков, что городские сообщества Мавераннахра под этим названием существуют уже более тысячи лет, что они старше, древнее, чем соответствующие общественные структуры городов Западной и Северной Европы. Я писал о том, что махалля выстояли на самых крутых виражах узбекской истории, что их никогда не оставляла и никогда не оставит энергия жизни. Я ссылался и на средневековых, и на современных исследователей, и на таких авторитетных знатоков махалля, как Айни.
      Могу еще добавить, что сегодня махалля - важнейший институт гражданского общества в Узбекистане. Правда, пока еще главным образом потенциальный.
      Как распорядилась власть независимого Узбекистана этим бесценным капиталом?
      Но прежде чем ответить на этот вопрос, вернемся назад, в историю. На этот раз советскую и постсоветскую.
      При Сталине, Хрущеве и Горбачеве
      Советская власть, поколебавшая многие традиционные узбекские социальные структуры, в борьбе с махалля вынуждена была отступить. Они оказались не по зубам даже Сталину. В 1932 г. вышло "Положение о махаллинских комитетах в городах Узбекистана". А 1938 г. атаки на махалля были приостановлены вообще. Решение приняли такое: махалля должны сосуществовать с новыми социалистическими структурами, дополнять их. В 1961 г. в рамках очередной хрущевской реформы Верховный Совет Узбекистана утвердил новое "Положение о махаллинских комитетах". Однако оно, по сути дела, не дало махалля никаких юридических полномочий. В частности, в ст. 12 этого "Положения" говорилось: "Махаллинским (квартальным) комитетам запрещается заниматься какой бы то ни было финансово-хозяйственной деятельностью (создание и использование столовых, красных чайных, парикмахерских и т.п.), а также запрещается участие в коммерческих делах и в сдаче квартир в аренду". Вот такая была хрущевская "оттепель" в отношении махалля.
      Наступила горбачевская перестройка. Среди прочих встал вопрос и о реформе местного самоуправления. Однако в очень широком, можно сказать, фундаментальном аспекте, как часть проблемы десоветизации. Речь шла о преодолении в общественном сознании очень стойкого, сформировавшегося за 70 лет советской власти стереотипа о так называемом всевластии работающих Советов. Естественно, ленинский постулат "о единой системе всех Советов, как органов государственной власти сверху донизу" в условиях всепроникающей диктатуры партийного аппарата какого-то практического значения не имел. Тем не менее решения партийной власти неуклонно получали в Советах некую легализацию. Все это понимали. Советы вне партийного аппарата всерьез никем не воспринимались. Казалось бы, что с уходом с политической сцены КПСС вместе с ней уйдут и Советы. Однако случилось нечто на первый взгляд неожиданное. В ходе перестройки, когда партократия быстро теряла функции всесильной супервласти, произошла труднообъяснимая метаморфоза. Советы вдохнули новую жизнь в ленинский постулат и сами начали замахиваться на диктаторское всевластие, на то, чтобы на любом уровне - не только и не столько на местном, а скорее на самом верхнем - стать органами настоящей власти.
      В результате относительно свободных выборов народных депутатов СССР и союзных республик 1989-1990 гг. в стране появились парламенты, претендующие на то, чтобы единовластно решать все и вся, быть высшим органом системы Советов. Такой настрой был и в Верховном Совете Узбекистана образца девяностого года. Местные же Советы снова потеряли свой изначальный смысл, как форма организации муниципальной, коммунальной власти. Вновь ушло куда-то на задний план понимание того, что власть на местах по сути своей не государственная, а общественная, что ее главная задача - обеспечение нужд населения, решение проблем территориальных коллективов. К тому же с учетом местных традиций, сложившихся обычаев, особенностей культуры.
      Таким образом, реформа местного самоуправления в независимом Узбекистане, как и в любой другой постсоветской стране, предполагала десоветизацию применительно к обоим видам Советов: и доперестроечных, и послеперестроечных.
      А была ли "десоветизация" в Узбекистане?
      В поисках ответа на этот вопрос обратимся к Конституции Узбекистана. А именно - к главе XXI, которая называется "Основы государственной власти на местах". В различных статьях этой главы написано, что "представительными органами власти (из текста очевидно, что речь идет именно о государственной власти. - Л.Л.) в областях, районах, городах являются Советы народных депутатов, возглавляемые хокимами", что "хокимы возглавляют одновременно не только представительные органы власти, но и исполнительную власть на соответствующей территории, что хоким области и города Ташкента назначается и освобождается от должности Президентом и утверждается соответствующим Советом народных депутатов. Хокимы районов и городов назначаются и освобождаются от должности хокимом соответствующей области и утверждаются соответствующим Советом народных депутатов". Местное же самоуправление, как следует из ст. 102 Конституции, начинается и кончается на уровне махалля и сельских сообществ. Словом, все как в доброе советское время. Или, точнее, почти все. Почти, но самое главное - соединение в Советах (заметьте, с большой буквы) функций и законодательной, и исполнительной власти (ст. 100) и их единая система (часть вторая ст. 102). Объяснить этот феномен я не берусь. Тем более что он, как говорится, соткан из противоречий. По точному смыслу ст. 10 Конституции народными депутатами могут именоваться лишь депутаты Олий Мажлиса, а ст. 11 относит разделение законодательной и исполнительной власти к основному принципу государственной власти на всех ее уровнях. Но дело не столько в имеющихся противоречиях. Мне просто трудно понять логику этого решения. Между прочим, такой советский вариант применен, кроме Узбекистана, только в одной стране СНГ - Таджикистане. Во всех же остальных территориальная государственная администрация и местное самоуправление или параллельно сосуществуют и сотрудничают в городах, районах и областях (например, Украина), или разделили между собой территориальные уровни: на городском и районном местное самоуправление, на областном - государственное управление (например, Армения).
      Два шага вперед - шаг назад
      В начале девяностых власть делала на махалля большую ставку. Президент Каримов тогда говорил: "Если махалля будет занимать подобающее место в нашем обществе, если в махалля будет мир и согласие, у нас на все хватит сил". Вот несколько законодательных фрагментов, отражающих государственную политику в отношении махалля.
      В соответствии с Указом от 12 сентября 1991 г. создан республиканский благотворительный фонд "Махалля". В числе главных задач фонда: всестороннее содействие в бережном сохранении и обогащении исторически сложившихся традиций и обычаев; утверждение милосердия и организация взаимопомощи; содействие социальному, экономическому и культурному развитию махалля. Почетным председателем фонда стал Ислам Каримов. С 1995 г. фонд издает газету с одноименным названием - "Махалля".
      Второго сентября 1993 г. был принят Закон "Об органах самоуправления граждан" (с изменениями и дополнениями от 25 апреля 1997 г. и в новой редакции от 14 апреля 1999 г.). И хотя этот Закон предусматривает для координации деятельности органов самоуправления возможность создания Республиканского совета аксакалов, а также областных, районных, городских координационных советов по делам самоуправления граждан, в сути своей он реликт советского прошлого. Очень ординарный, палиативный закон. Другим, собственно говоря, он и не мог быть в системе той инфраструктуры местного самоуправления, которая существует сейчас в стране. Действительно, как могли появиться в Законе необходимый общественный пафос и политический масштаб, если махалля по конституции находится в полном смысле слова на обочине политической жизни.
      Справедливости ради нельзя не сказать о том, что в 1994 г. по инициативе Президента махалля были выдвинуты на авансцену социальной политики в стране. Двадцать третьего августа 1994 г. органам самоуправления граждан в махалля (кишлаков, поселков) были переданы полномочия по социальной помощи малообеспеченным семьям из средств государственного и местных бюджетов. Затем эти социальные функции махалля были конкретизированы. С 1 января 1997 г. им было поручено распределять государственные пособия нуждающимся семьям, имеющим детей до 16 лет, а с 1 марта 1999 г. пособия для ухода за ребенком до достижения им двух лет, обеспечивать продуктами питания нуждающихся пенсионеров.
      Стало очевидно, что власть, проявляя неизменную уважительность и комплиментарность в отношении махалля, явно сделала ход назад в плане усиления их реальной роли как одного из основных институтов гражданского общества. По-видимому, произошло следующее. С одной стороны, передача махалля широких полномочий в социальной поддержке населения задела интересы определенного слоя чиновников в государственном аппарате в центре и на местах. А с другой - и в махалля, возможно, нашлись нечестные люди, случались факты каких-то злоупотреблений. Как бы то ни было, ничего, кроме сожаления, все это вызывать не может.
      Однако при всем при том махалля живут и не утрачивают своей огромной потенциальной силы. Сегодня, как и много столетий назад, в них, говоря словами поэта, сохранились "чувства золотого соседства и незримые общие счетчики слез и радостей". Это главное.
      Европейская хартия и скандинавская модель
      Возрождение интереса к местному самоуправлению, к местным самоуправляющимся общинам и сообществам, к свободным коммунам стало европейской и в известной мере мировой универсалией. Действовали такие институты, как Международный союз общин со штаб-квартирой в Гааге, Международная ассоциация по управлению городами и областями, Европейский союз общин с центром в Париже, Конгресс местных и региональных властей Европы.
      В 1985 г. по инициативе Совета Европы была принята "Европейская хартия местного самоуправления" - один из главных источников муниципального права европейских государств, намечающий пути дальнейшего развития местного самоуправления в этих странах (Европейская хартия местного самоуправления. М.: Фонд развития парламентаризма в России. 1998).
      При разработке Хартии использовали достижения европейской философской и социологической мысли, сформулированные еще в ХIХ в. Интересно в этом плане высказывание известного французского историка и социолога Алексиса Токвиля: "Общинные институты играют для установления независимости ту же роль, что и начальные школы для науки. Они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой" (Токвиль А. Демократия в Америке. - М. 1992. С. 65).
      Анализ принципов, на которых основана Хартия, свидетельствует о том, что современная Европа считает уровень развития местного самоуправления одним из основных критериев подлинной демократии. "Именно местное самоуправление, говорится в Хартии, - позволяет гражданам участвовать в принятии решений, касающихся как их повседневной жизни, так и общегосударственных дел, и гарантирует осуществление иных гражданских прав. Навыки самоуправления воспитывают у населения чувство гражданской ответственности. Вместе с тем органы местного самоуправления призваны выполнять роль посредника между личностью и государством".
      Из Хартии следует, что местное самоуправление должно уравновешивать власть государства, ограничивать ее, не допускать с ее стороны произвола. Передача властных полномочий на места позволяет также избежать перегрузки центрального правительства частными проблемами, важными для определенных локальных сообществ.
      Хартия обязывает государства, входящие в Совет Европы, беречь и укреплять политическую, административную и финансовую самостоятельность местных сообществ. Учитывая стремление стран Европейского континента к политическому, финансовому, культурному объединению, роль коммунальных, самоуправленческих начал наверняка будет возрастать. Громадное административное и экономическое целое, в которое постепенно превращается Европейский союз, требует все более мощных ограничителей и противовесов. А создать их способны, исходя из Хартии, только местные самоуправляющиеся общины (Frieder, Partizipative Demokratie (Erfarungen mit der Modernisierung kommunaler Verwaltungen) - Demokratie am Wendepunkt, Siedler Verlag. - Berlin. 1996. S. 294-307).
      Надо отметить, что в мире выделяются три основные модели местного самоуправления. Они условно обозначаются как североамериканская, южноевропейская и скандинавская, или североевропейская. При североамериканской модели сфера деятельности муниципалитета относительно узка, фрагментарна и в большей степени направлена на обслуживание интересов бизнеса, чем на удовлетворение потребностей отдельных граждан.
      Южноевропейская модель характерна, например, для Франции и Италии, когда муниципальная активность сравнительно невысока, но местные политические интересы влияют на политику на национальном уровне. Североевропейская модель действует в Дании, Финляндии, Швеции, Норвегии, Великобритании. Муниципалитеты здесь очень активны и решают широкий спектр задач и местного, и общегосударственного значения. В этих странах развита муниципальная кооперация в области здравоохранения, образования и т.д.
      Деятельность названных моделей местного самоуправления может быть оценена, в частности, путем вычисления занятости, которая приходится на муниципалитеты, по отношению к занятости в государственном секторе. Этот показатель в 1991 г. составлял: в Дании - 70%, Норвегии - 64%, Швеции - 54%, США - 50%, Великобритании - 38%, Германии - 15%, Италии - 12%, во Франции - 11%.
      Важен и такой показатель, как доля местных общин в потреблении ВНП. Он выглядит следующим образом: Швеция - 18,7%, Дания - 17,7%, Финляндия - 13,5%, Норвегия - 13%, Великобритания - 8,2%, Италия - 7,4%, Нидерланды - 7,5%, Франция - 4,4% (Полис. 1999. № 2. С.158).
      Скандинавские и некоторые другие страны сегодня вполне можно назвать муниципальными государствами. Многие исследователи проблем местного самоуправления на основе глубокого анализа современного мирового опыта приходят к выводу, что разделение власти между центром и территориями, между государственной властью и местным самоуправлением сейчас является не менее важным демократическим институтом, чем традиционный механизм разделения власти по функциям (Lane Jan-Erik. Constitutions and political theori. - Manchester and N.Y. 1996. P. 243-246).
      Из этих трех моделей Европейская хартия в большей мере ориентирована на североевропейскую. И Узбекистану, в силу некоего удивительного сходства в организации общинной городской жизни, она тоже наиболее близка.
      Палата махалля
      К чему приводят наши рассуждения о махалля? Какие можно сделать выводы из них? Совершенно очевидно, что этот социальный институт призван решать важнейшие для судеб страны задачи. Убежден, что в Узбекистане, как ни в какой иной постсоветской стране, государственная власть не может быть стабильной, эффективной, если она постоянно не подпитывается жизненными соками мощной корневой системы местного самоуправления.
      Работающие на полную мощь махалля - это реальная общественная поддержка демократических и рыночных реформ снизу, это один из путей постепенной реприватизации власти. Именно в махалля могут эффективно решаться вопросы противостояния исламскому экстремизму. И местные сообщества этнических меньшинств Узбекистана - оптимальная среда для реализации их специфических интересов.
      Я не призываю к каким-то скоротечным переменам, да они и невозможны. Прежде всего необходимо понимание властью неизбежности коренных реформ государственного управления территориями и местного самоуправления ими. Их разделение должно быть только вопросом времени. Пока же, если я не ошибаюсь, такого понимания нет.
      В ходе предлагаемой реформы все должно быть поставлено с головы на ноги: не районные и областные советы должны командовать махалля, а, наоборот, махалля, создаваемыми ими советами.
      Как мне кажется, власть не против координации усилий махалля в масштабе всей страны. Думаю, что одной из оптимальных форм такой координации мог бы быть, скажем, Конгресс махалля. Две основные цели этого конгресса: во-первых, содействие решению наиболее важных проблем местных сообществ и их объединений, представительство по этим вопросам в органах государственной власти; во-вторых, содействие формированию политических интересов и политической воли народа Узбекистана на местном уровне.
      Словом, Конгресс махалля, по моему мнению, призван стать не только формой взаимодействия местных общин, не только формой их сотрудничества, но и действительно влиятельной политической силой, что отражало бы политическую и общественную специфику переходного периода в Узбекистане.
      В начале девяностых, беседуя с политическими деятелями и учеными Узбекистана о перспективах развития парламентаризма в стране, я приводил доводы в пользу двухпалатного Олий Мажлиса. И при этом подчеркивал, что одна из палат должна, по моему убеждению, называться палатой махалля. Последнее вызывало насмешливое недоумение, воспринималось как некое заумное чудачество.
      А что, палата общин в английском парламенте, самом старом и самом уважаемом парламенте мира, тоже чудачество?
      В 1265 г. в Лондоне собрались рыцари из графств и представители разных городов. Через 30 лет эти представители стали выбираться общинами. И вот выбираются уже 700 лет. Палата общин парламента Великобритании - образец демократически организованной законодательной власти. Думаю, что Узбекистану не грех было бы использовать этот пример, для чего имеются достаточные исторические основания.
      В последнее время в теме махалля появился новый аспект. Власть Узбекистана понимает, что борьба с исламским экстремизмом может быть успешной, только если ему будет объявлена всенародная Отечественная война. Отечественная с большой буквы. В узбекском обществе это немыслимо без махалля. Они полки и дивизии народного войска.
      В докладе Президента Каримова на сессии Олий Мажлиса 22 января 2000 г. была подчеркнута та большая роль, которую могут сыграть в деле обеспечения безопасности страны и безопасности в стране "Чегара посбонлари" и "Махалля посбонлари" (общественные опорные пункты).
      Понятно, что это только начало. Первая страница сюжета, первая ласточка вестник новой формы, нового направления в деятельности махалля. Безмерно важного направления.
      Кооперация
      Западные ученые, занимающиеся исследованием проблем кооперации, обоснованно утверждают, что кооперативизм стоит посредине между эгоизмом, формируемым в условиях беспощадной конкуренции при капитализме, и примитивным коллективизмом коммунистических государств.
      За годы независимости в аграрном секторе Узбекистана немало сделано для выхода из глубочайшего кризиса, в который было ввергнуто сельское хозяйство страны за годы советской власти. О достижениях в проведении аграрной реформы я уже писал.
      Вместе с тем нельзя не признать, что это лишь начальный этап настоящей, глубокой аграрной реформы, что кооперативное движение в Узбекистане далеко не отвечает мировым стандартам. И на организационном, и на экономическом, и на политическом, и на правовом, и, что сейчас, по-видимому, самое главное - на психологическом уровнях. Я имею в виду не только коренное изменение психологии самого крестьянства, но и государственной власти на всех ее уровнях.
      Аграрная реформа в Узбекистане ставит своей целью создание частного сельскохозяйственного производства на базе фермерской модели сельского хозяйства. Ясно, что вне кооперации такое мелкое хозяйство не сможет обеспечить даже свои внутренние потребности. Кооперация в ее истинном понимании - это прежде всего продолжение деятельности фермерского или крестьянского хозяйства. Фермерское и крестьянское хозяйство и кооперация столь неразрывны, что одно без другого существовать не могут.
      Между тем нынешнее состояние кооперации в сельском хозяйстве страны не отвечает потребностям фермерских и крестьянских хозяйств в снабжении сельскохозяйственными машинами и механизмами, их обслуживании и ремонте, в обеспечении горючим, удобрениями, семенами, ядохимикатами, в агрономическом, зоотехническом и ветеринарном обслуживании, в обучении новейшим технологиям, в строительстве на селе, в содействии реализации произведенной сельхозпродукции на внутреннем и внешнем рынке, в организации перерабатывающих предприятий, в кредитовании, в культурно-бытовом обслуживании.
      Наряду с производственно-хозяйственными и финансовыми функциями сельскохозяйственный кооператив призван заниматься не менее важными для крестьян социальными, культурно-бытовыми и культурно-воспитательными проблемами. Или, иначе говоря, соединять и усиливать два общественных полюса: предпринимательства и труда и социальной защиты. Выполняет ли сейчас кооперация крестьян в Узбекистане эти функции? Если и выполняет, то в недостаточной мере. Так же как и в случае с махалля, нельзя говорить о будущем кооперации в Узбекистане вне мирового опыта, вне учета того факта, что усиление роли сельскохозяйственной кооперации продолжает оставаться мировой универсалией.
      Мне пришлось некоторое время изучать опыт сельскохозяйственной кооперации в Германии. В этой стране удивительным образом реализованы установки выдающегося идеолога кооперативного движения Фридриха Вильгельма Райффайзена (1818-1888.). Свое кредо он выразил так: "По моему убеждению, имеется только одно средство для того, чтобы улучшить социальное и особенно экономическое состояние мелких производителей, - привести в действие принципы солидарности в свободных товариществах или кооперативах".
      Райффайзен сформулировал основополагающие принципы кооперации: взаимопомощь, личная и общая ответственность, самоуправление.
      В 1997 г. райффайзеновская кооперация в Германии (в стране функционируют кооперативы и иного типа) охватывала 3950 первичных кооперативов - кредитных и товарных, снабженческих и сбытовых, молочных, животноводческих и мясных, фруктовых, овощных и цветоводческих, виноградных, рыболовецких, - объединяющих 3530 тыс. человек. Эти кооперативы являются мощными рыночными организациями, оказывают своим членам многостороннюю хозяйственную, финансовую, техническую, консультационную поддержку и помощь. Вместе с тем они решают важнейшие задачи и социальной поддержки крестьян.
      Райффайзеновским кооперативам принадлежит 58% сельскохозяйственных угодий страны. Ежегодно они производят 11,5 млн. тонн зерна, 10 млн. тонн мяса (в убойном весе), 22 млн. тонн молока. В денежном выражении ежегодная продукция кооперативов составляет 75-80 млрд. марок. В рамках райффайзеновского кооперативного движения функционируют 6 крупных кооперативных банков, в том числе 2 ипотечных, 2 страховых центра, инвестиционный союз, фонд недвижимости, союз по лизингу. Райффайзеновский союз Германии оказывает широкую и разностороннюю помощь кооперативному движению во многих странах. Сейчас в мире существуют сотни тысяч кооперативов райффайзеновского типа, объединяющие примерно 350 млн. человек. В связи со 150-летием со дня рождения Райффайзена, в 1968 г. во Франкфурте-на-Майне был основан Международный райффайзеновский союз, объединяющий 92 кооперативные организации и ассоциации из 44 стран.
      Таково практическое доказательство значения сельскохозяйственной кооперации.
      Не могу не вспомнить слова Александра Чаянова, замученного в сталинских застенках русского ученого и писателя, выдающегося исследователя и неукротимого защитника идей кооперации: "В твоих собственных руках лежит твое будущее, русский крестьянин! Для тебя к светлому счастью трудовой жизни нет иного пути, кроме кооперативного. Знай, что этот путь - единственный. Сбиться с него - значит погибнуть". Думаю, что эти слова в полной мере можно адресовать и узбекскому крестьянину.
      В предисловии к своей книге о теории сельскохозяйственной кооперации, написанной в первые годы нэпа, Чаянов рассказывает о путешественнике, который осенней ночью едет по подмосковной проселочной дороге. Дождь, слякоть, тьма. А где-то сияющий мир, залитые светом города. И этому путешественнику очень жаль людей за темными окнами маленьких и кособоких деревенских домиков. Он ведь не знает, пишет Чаянов, что этим людям не надо сострадать, потому что они счастливы, счастливы тем, что они свободные кооператоры. Будущее, которое создадут эти люди, будет наполнено светом, так как это будущее - кооперативная страна. Вот такой возвышенный художественный образ.
      Для меня очевидно, что Узбекистан одно из самых благоприятных на земном шаре мест для развития настоящей, истинной кооперации. Многовековая история узбеков сформировала сложный тип мотивации трудовой деятельности. Он не укладывается в классические схемы, основанные или на индивидуализме, или на общинности. В трудовом сознании узбеков - синтез этих двух противоположных ориентаций.
      Большинство узбекских крестьян буквально рождаются искусными земледельцами, из поколения в поколение передается у них удивительное трудолюбие и самодисциплина, для них характерен прагматизм и энергичный поиск возможностей личного заработка и личного успеха. И все это на фоне узбекской общинности, сцепления людей разнообразными неформальными связями, одушевления их чувством солидарности, общественного взаимодействия и коллективного труда.
      Мне могут возразить, сказать, что в своей критике развития кооперации в Узбекистане я сгущаю краски, сослаться на Закон "О кооперации" (от 14 июня 1991 г., с изменениями и дополнениями от 23 декабря 1993 г. и 29 августа 1998 г.) и Закон "О сельскохозяйственном кооперативе (ширкате)" (от 30 апреля 1998 г.). Однако, к сожалению, это как раз тот случай, когда между законами и их реализацией достаточно большая дистанция.
      Вспоминаются встречи с фермерами в Андижанской и Самаркандской областях летом 1995 г. Вместе с Дональдом Карлайлом мы беседовали с этими людьми о разных сторонах их жизни. Несмотря на естественную сдержанность и даже осторожность, некоторые из них достаточно определенно, правда не называя фамилий, говорили о том, что хокимияты не заинтересованы в развитии хозяйственной независимости крестьян, так как боятся потерять реальную власть над ними.
      Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что спонтанно, без постоянной и целенаправленной государственной поддержки на всех уровнях, от президента и до районных хокимов, без неразрывной связи сельскохозяйственной кооперации с местным самоуправлением, без широкой и разносторонней помощи со стороны кооперативных союзов развитых зарубежных стран кооперативное движение в Узбекистане не получит необходимого ускорения. И тогда - застой, торможение аграрной реформы, усиление кризисных явлений. Словом, альтернативы здесь нет. Точнее, нет разумной альтернативы. Понимают ли это в высшем, первом круге власти? Думаю, что понимают.
      КОРОТКО О ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЕ