Узбекистан на историческом повороте
ModernLib.Net / История / Левитин Леонид / Узбекистан на историческом повороте - Чтение
(стр. 18)
Автор:
|
Левитин Леонид |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(759 Кб)
- Скачать в формате fb2
(301 Кб)
- Скачать в формате doc
(306 Кб)
- Скачать в формате txt
(300 Кб)
- Скачать в формате html
(302 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26
|
|
Конституция Беларуси в статье 13 определяет содействие развитию кооперации как одну из функций государства. О кооперативах подробный разговор еще впереди. Здесь же только отмечу, что полезно было бы посвятить роли кооперации отдельную статью в Конституции Узбекистана. Включение в конституцию дополнительных статей, а может быть, и целой главы, о местном самоуправлении, решило бы проблему конституционного закрепления статуса махалля. Сейчас местному самоуправлению посвящена лишь одна статья (105). Вот ее содержание: "Органами самоуправления в поселках, кишлаках и аулах, а также в махалля городов, поселков, кишлаков и аулов являются сходы граждан, избирающие на 2,5 года председателя (аксакала) и его советников". Вот и все конституционное пространство для целого цивилизационного пласта. Прямо скажем, негусто. А что же с местным самоуправлением в конституциях других стран СНГ? В Конституции России гарантии местного самоуправления отнесены к одной из основ конституционного строя (ст. 12), местному самоуправлению посвящена глава 8 (ст. 130-133). Аналогично обстоит дело и на Украине (ст. 7 и раздел XI "Местное самоуправление" ст. 140-146). Специальные главы отведены местному самоуправлению в конституциях Азербайджана (глава 10, ст. 176-181), Кыргызстана (глава 7, ст. 91-95) и Туркменистана (раздел IV ст. 85-88). В этих статьях местное самоуправление характеризуется как значимый институт гражданского общества, что совершенно справедливо. Местное самоуправление по своей природе не государственная, а муниципальная власть, она основывается не на суверенитете, а на самоопределении населения с учетом местных традиций. Социальное государство Почему Узбекистан не был назван в конституции социальным государством? Страна, которая имела на это название прав больше, чем какая-либо другая в СНГ, так как, пожалуй, единственная из них противостояла, насколько могла, шоковой терапии, проводила честную социальную политику, защищая в полную меру своих, к сожалению, небольших возможностей стариков, многодетных матерей, инвалидов, детей? Думаю, воспоминания из моего кыргызстанского прошлого помогут прояснить ситуацию, которая мне представляется более важной, чем может показаться на первый взгляд. Я был одним из авторов или, как принято говорить, разработчиков проекта Конституции Кыргызстана. Мы старались извлечь для себя максимум полезного из конституций западных стран. И у нас возник вопрос: должны ли мы назвать Кыргызстан не только демократическим, но и социальным государством, как это сделано в конституциях Германии и Франции, или республикой, основанной на труде, как названа Италия? Смысл социального государства наиболее полно раскрыт в Основном законе ФРГ. Каждый взрослый член общества обязан обеспечивать себя и содержать свою семью, то есть несет за себя и за свою семью индивидуальную ответственность. Однако бывают случаи, когда человек этого сделать не в состоянии. Тогда государство должно взять заботу о нем на себя. Оно обязано обеспечить такого члена общества жизненно необходимыми вещами, такими, как жилье, продукты питания, одежда; оно обязано предоставить ему лечение в случае болезни. Социальное государство обязано реагировать на социальное неравенство определенных групп населения, прежде всего таких, как многодетные семьи, матери, дети и молодежь. Основные идеи социального государства в конституционном законодательстве Германии определены следующим образом: условия жизни, не унижающие человеческого достоинства; социальное равенство; оказание социальной помощи нуждающимся. Когда возник вопрос о том, назвать ли Кыргызстан социальным государством, подавляющее большинство участников обсуждения отвергло такую возможность. Причем без долгих раздумий. Наши московские коллеги активно старались утвердить нас в этом мнении. Исходили прежде всего из того, что нынешнее (и в обозримом будущем) экономическое положение Кыргызстана не позволяет говорить о социальном государстве как о чем-то реальном. Москвичи к тому же и на теорию налегали. А поскольку они были демократами и либералами, как сейчас говорят, правого толка, то теория эта носила антисоциалистическую направленность. Ход рассуждении был такой. Да, социальная деятельность государства, в высшей степени необходимая и важная, в то же время по отношению к трудоспособному населению носит определенный негативный оттенок. Она ставит человека в зависимое от государства положение и может порождать, что наглядно продемонстрировал советский реальный социализм, иждивенческие нравы, атрофию трудовой морали, утрату у людей трудовой инициативы и ответственности. Крайне важно не стереть границ социальной, попечительской деятельности государства, с одной стороны, а с другой - свободы людей, опирающихся на собственность, свою личную инициативную деятельность. Словом, социальное государство в проект не попало. Напротив, было записано, что "социальная деятельность государства не должна приводить к замене государственным попечительством экономической свободы и активности, возможности гражданина самому достигать экономического благополучия для себя и своей семьи" (ст. 37 Конституции Кыргызстана). В процессе всенародного обсуждения конституционного проекта и во время яростных дебатов в парламенте, когда конституция принималась, ни один человек (а ведь к обсуждению был привлечен весь цвет интеллектуальной элиты страны и, прежде всего, идеологи национально-демократической оппозиции) не упомянул о социальном государстве и не возразил против предложенной в проекте формулировки "социальное самообеспечение". Между прочим, термина "социальное государство" нет ни в одной из постсоветских конституций, принятых в 1992 г. и первом полугодии 1993 г. (помимо Кыргызстана, это Россия, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Литва, Латвия, Эстония). Вскоре, однако, антисоциалистические страсти улеглись, на смену им пришли трезвые рассуждения. В декабре 1993 г. в Конституции России (ст. 4), а затем в последующие годы в конституциях Армении (ст. 1), Беларуси (ст. 1), Казахстана (ст. 1), Таджикистана (ст. 1), Украины (ст. 1) эти государства уже были названы социальными. Что же касается доводов о том, что ни одна из стран СНГ еще долгие годы реально не сможет соответствовать понятию "социальное государство", так ведь и понятие "правовое государство" станет реальностью тоже не в близком будущем. Однако оно закреплено во всех конституциях этих стран, как стратегическая цель, и, думаю, закреплено совершенно правильно так как не только определяет перспективы, но и формирует определенный общественный настрой. Теперь, после бесславного конца гайдаровской экономической политики, очевидно, что вопрос о социальном государстве далеко не терминологический. Именно в социальном государстве находят концентрированное выражение тенденции конвергентности капитализма и социализма, или, что будет точнее, постсоветского общества, социализма и капитализма. Именно здесь наиболее ярко проявляется социальная ориентация рыночных рефором. А без такой ориентации они народу не нужны, поскольку проводятся тогда и за счет народа, и в ущерб ему. Восьмого февраля 1999 г. в Бонне, в одном из двух больших залов бундестага состоялся вечер, посвященный семидесятилетию Чингиза Айтматова, его чествование немецкой общественностью. Все было сделано по-немецки, в лучшем смысле этого слова, с поистине бетховенской мощью, динамизмом и воодушевлением. В заключительном слове Айтматов свои литературные достижения во многом объяснил тем, что всегда старался брать различные сюжеты и мысли из фольклора своего народа. И не только такого монументального, как эпос "Манас", но также из легенд. В последнем произведении, над которым он сейчас работает, широко использованы народные заклинания, то есть словесные формулы, имевшие, по представлениям предков современных кыргызов, магическую силу и помогавшие лечить болезни, изменять погоду, повышать урожай и т. д. "Я хочу, - сказал Айтматов, - закончить встречу одним из таких заклинаний. Представьте себе: по вспаханному полю идет крестьянин. На плече у него мешок с зерном. Направо горсть зерна бросает, налево бросает. И с каждым взмахом руки сеятель, обращаясь к покровителю урожая, говорит: "Эта горсть для стариков, эта для больных и немощных, эта для сирот, эта для гостей, эта для купцов, эта для разных зверюшек, а эта для меня и семьи моей". И если плохой был урожай, мало ли что случалось - мороз, засуха, град, - смягчены были душевные страдания сеятеля. Все делал он по чести и по совести". Произнес Айтматов это заклинание на русском языке, с прекрасным синхронным немецким переводом, а потом - на кыргызском. И закончил под овацию зала: "Вот, собственно, и все о моем писательском труде". Я сейчас вспомнил этот эпизод, размышляя о положении пенсионеров и вообще о социальной деятельности государства. Вот какой от века была мораль кыргызского народа: первая горсть зерна для стариков и детей. И узбеки много столетий жили и живут с такой моралью. В этом культура жизни и кочевых, и оседлых народов Средней Азии едина. Словом, думаю, что сегодня против усиления социальной направленности конституции никто в Узбекистане возражать не станет. Президент Узбекские ученые, политологи и конституционалисты утверждают, что президентская республика в Узбекистане построена в значительной мере по французской модели. Однако во Франции президент не является главой исполнительной власти, как в Узбекистане. И это весьма принципиальное отличие. Поэтому, в лучшем случае, можно говорить о некоем гибриде французской модели и модели США. Несомненно, что именно опыт США способствовал устойчивой популярности президентской формы правления. Оставим в стороне уникальные исторические обстоятельства создания США, хотя именно они определили статус американского президента. Обратим внимание на другое. За почти 225 лет своей истории американцы создали уникальные механизмы президентской власти, обеспечивающие открытую двухпартийность, мажоритарность избирательных округов, федерализм, ротацию государственных служащих, лоббизм, реальный и действенный арбитраж и т.д. Набирается немало. Поэтому правы, по-видимому, те, кто утверждает, что подобный опыт не поддается тиражированию. Статья 89 Конституции Узбекистана устанавливает, что президент является главой государства и исполнительной власти, что он одновременно и председатель Кабинета министров. Аналогично обстоит дело в Туркменистане (ст. 54), Таджикистане (ст. 64), Азербайджане (ст. 112), Грузии (ст. 69). В данном случае организация президентской власти аналогична американскому варианту. В России (ст. 80), на Украине (ст. 102), в Кыргызстане (ст. 42), Казахстане (ст. 40), Молдове (ст. 77), Армении (ст. 49), Беларуси (ст. 79) президент - только глава государства. Условно говоря, в этих странах французская модель. Думаю, что американский вариант вне упомянутой выше американской политической инфраструктуры вряд ли можно признать оптимальным. Прежде всего, в этом случае ослабляется статус президента как главы государства. Непосредственно возглавляя правительство, он спускается до уровня управленческого - до исполнительной администрации. А это, полагаю, не способствует осуществлению президентом высокозначимых функций главы государства, призванного быть символом единства народа и государственной власти, гарантом конституции, прав и свобод граждан, обеспечивать согласованное функционирование и взаимодействие всех государственных органов. И, напротив, президент, освобожденный от выполнения функций главы исполнительной власти, становится над этой властью и в известной мере над законодательной властью также. Если даже предположить, что в силу каких-то обстоятельств президент посчитает целесообразным непосредственно вмешаться в деятельность правительства, ему это нетрудно будет сделать, председательствуя на его заседаниях. Между прочим, сторонники действующего в Узбекистане варианта организации государственной власти в качестве аргумента его обоснованности ссылались на принцип разделения властей. Они спрашивали: "К какой же ветви власти относится президентская власть?" И отвечали на этот, как им казалось, сакраментальный и риторический вопрос: "Естественно, к исполнительной". Теория, согласно которой власть в государстве осуществляют три независимые друг от друга ветви (исполнительная, законодательная и судебная), впервые была выдвинута английским философом Джоном Локком в конце XVII в. и развита французским правоведом и философом Шарлем Монтескье в начале XVIII в. Она сыграла значительную роль в борьбе против абсолютизма. После крушения советского тоталитаризма, при котором независимых ветвей власти вообще не было, эта теория получила новую жизнь. Ее в буквальном смысле слова канонизировали в качестве одной из главных основ постсоветского конституционализма, сделав это весьма некритично. Между тем сама по себе классическая концепция разделения государственной власти на три названные ветви несла в себе изначальный дефект. Не случайно против нее выступали и Гегель, и известный французский юрист и писатель Бенжамен Констан, и многие другие. Бенжамен Констан уже в начале XIX в. предлагал дополнить виды власти (законодательную, исполнительную и судебную) четвертой - властью конституционного монарха либо президентской. Все чаще звучат голоса ученых и практиков, считающих, что на рубеже веков и тысячелетий концепция разделения властей нуждается в серьезном научном переосмыслении. И действительно, какие аргументы можно привести против того, чтобы считать в наше время президентскую власть самостоятельным видом власти? Я таких аргументов не знаю. В Конституции Узбекистана не предусмотрен импичмент президента, то есть возможность и порядок досрочного отстранения его от должности и привлечения к ответственности. Узбекистан единственная из стран СНГ с таким конституционным изъяном. В конституциях всех остальных стран этот вопрос прописан достаточно основательно. (В Конституции России - ст. 93, Украины - ст. 111, Молдовы - ст. 89, Кыргызстана - ст. 51, Туркменистана - ст. 60, Таджикистана - ст. 72, Казахстана - ст. 47, Азербайджана - ст. 120, Грузии - ст. 75, Армении - ст. 57, Беларуси - ст. 88.) Возьмем в качестве примера статью 120 Конституции Азербайджана. Вот ее текст: "При совершении Президентом Азербайджанской Республики тяжкого преступления по инициативе Конституционного Суда Азербайджанской Республики на основании заключения Верховного Суда Азербайджанской республики может быть выдвинут вопрос об отстранении Президента Азербайджанской Республики от должности. Президент Азербайджанской Республики может быть отстранен от должности постановлением, принятым большинством в 95 голосов депутатов (из общего числа в 125 депутатов)". Я далек от того, чтобы предлагать на этот счет какие-то конституционные формулировки, но то, что этот дефект должен быть устранен, и чем быстрее, тем лучше, у меня сомнений нет. Олий Мажлис По конституции парламент Узбекистана - Олий Мажлис - однопалатный. Из двенадцати стран СНГ такие парламенты действуют, помимо Узбекистана, еще в шести государствах: в Таджикистане, Туркменистане, Армении, Грузии, Азербайджане, Молдове. В пяти странах - двухпалатные парламенты (Россия, Кыргызстан, Казахстан, Беларусь и Украина). Так, Федеральное собрание России состоит из Совета Федерации и Государственной думы, Жогорку Кенеш Кыргызстана - из Собрания народных представителей и Законодательного собрания, парламент Казахстана - из Сената и Мажилиса, Национальное собрание Беларуси - из Совета Республики и Палаты представителей. Двухпалатный парламент, как свидетельствует мировой опыт, не зависит от того, федеральное это государство или унитарное, монархия или республика, большое оно или маленькое, от типа цивилизации (культуры). В частности, двухпалатные парламенты есть в Северной Европе - Королевство Нидерланды (15,3 млн. чел.) и Королевство Норвегия (4,3 млн. чел.), в Восточной Европе Республика Словения (1,9 млн. чел.) и Республика Хорватия (4,8 млн. чел.), в Южной Америке - Восточная Республика Уругвай 3,1 млн.чел. и Республика Чили (13,5 млн. чел.). На Ближнем Востоке - в Иорданском Хашимитском Королевстве (3,8 млн. чел.). Здесь действуют иные факторы: наличие в стране традиций и реалий регионализма, желание иметь относительно небольшую по численности постоянно работающую палату, главная цель которой - законодательная деятельность, развитие принципа сдерживания и создание противовесов в рамках парламента. Думаю, что и в Узбекистане был бы целесообразен двухпалатный парламент. И в этом случае я предлагаю одну из его палат назвать - палатой махалля. Об этом я уже писал и буду еще говорить в заключительной главе. Из всех стран СНГ парламенты только двух - Таджикистана (Маджлиси Оли) и Узбекистана (Олий Мажлис) - конституционно не определены как постоянно действующий орган. По Конституции России депутаты Государственной думы работают на профессиональной постоянной основе, а Федеральное собрание является постоянно действующим органом. Очередные сессии Верховной Рады Украины начинаются в первый вторник февраля и первый вторник сентября каждого года. В Молдове парламент созывается на две сессии в году; первая начинается в феврале и завершается не позднее конца июля, вторая начинается в сентябре и завершается не позднее конца декабря. В Кыргызстане - Законодательное собрание постоянно работающий орган, с одним перерывом на двухмесячные летние каникулы. В Казахстане очередные сессии парламента проводятся раз в год, начиная с первого рабочего дня сентября и по последний рабочий день июня и т. д. А что же в Узбекистане? 3а 5 лет Олий Мажлис заседал в целом всего 30 дней. Все 15 сессий проходили по 2 дня. Понятно, что депутаты много и, без сомнения, с пользой для дела работали в комиссиях и вне сессий. И все же 30 сессионных дней за 5 лет - это, пожалуй, маловато. Поскольку большинство депутатов трудятся на непостоянной (непрофессиональной) основе, то можно предположить, что основная работа по разработке законодательства лежит на иных структурах власти (на аппарате президента, аппарате Олий Мажлиса и правительства). По-видимому, такое положение также является аргументом за внесение соответствующего дополнения в конституцию. Порядок изменений конституции Завершая рассуждения о конституционных поправках, не могу не сказать еще об одном. Как мне кажется, должен быть изменен и раздел шестой Конституции Узбекистана "О порядке изменения Конституции". Вряд ли следует сохранять единый порядок внесения поправок во все главы конституции. Следует различать поправки, относящиеся к главам, формулирующим общие конституционные принципы, устанавливающим основы устройства и деятельности государства, закрепляющим права и свободы граждан. И поправки к другим главам. Если первые следует, по-видимому, принимать только путем референдума, то вторые - прерогатива Олий Мажлиса. И естественно, что при вынесении конституционных поправок на референдум должна быть обеспечена высококвалифицированная экспертиза. Сказанное приводит к мысли о целесообразности иметь для экспертизы конституционных поправок Конституционное собрание, которое, как свидетельствует опыт разных стран, должно отвечать ряду требований. Во-первых, быть представительным, во-вторых - профессиональным, в-третьих работоспособным (то есть не включать слишком большое количество людей), в-четвертых - неангажированным. Вот, пожалуй, и все, что я хотел бы, размышляя над текстом конституции, сказать о конституционных поправках. Их принятие, я убежден, будет способствовать укреплению конституционного государства в Узбекистане, демократизации страны. Глава 8 ПРИФРОНТОВОЕ ГОСУДАРСТВО ОПАСНОСТИ ИСЛАМСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА Есть ли в исламе фундаментализм? Оценивать исламский фактор в Узбекистане невозможно в отрыве от общих тенденций и коллизий сегодняшнего исламского мира. Узбекистан - прифронтовая страна, поскольку существует постоянный зримый и незримый фронт борьбы с ударными боевыми отрядами исламского экстремизма, поскольку под лозунгами и знаменами этого экстремизма продолжается физический и психический террор, осуществляется кровавое насилие. В начале прошлого года в связи с террористическими актами в Ташкенте в различных газетах стала упоминаться нелегально действующая в Узбекистане исламская партия "Хизбут-Тахрир". Эта партия была основана шейхом Ан-Набахани, выпускником университета Аль-Азхар и членом шариатского апелляционного суда в Иерусалиме. Ее целью является возрождение халифата времен Пророка, поэтому любая общественная деятельность (включая даже сферы образования и благотворительности) считается позитивной лишь в той мере, в какой служит возрождению халифата, и вредной сама по себе. Набахани разработал концепцию трехэтапной стратегии партии. Первый - создание партии и обучение ее членов. Второй - взаимодействие с уммой, то есть внесение идеи халифата в массы. Третий - умма, возглавляемая партией, осуществляет захват власти. Президент Каримов упомянул эту концепцию в ответах на вопросы газеты "Central Asia News", как и прежде указывая на большую опасность исламского экстремизма для Узбекистана, Средней Азии, мирового сообщества. Он сказал: "Противодействие религиозному экстремизму - это не только проблема Узбекистана, по сути дела, это отражение региональных и глобальных тенденций. Что ожидает мусульманский мир в перспективе? Либо его будут вновь стремиться втиснуть в рамки давно отживших систем типа халифата, других форм исламского государства и права, либо страны мусульманского мира станут неотъемлемой частью мирового сообщества, способными адаптироваться к новейшим достижениям экономического, политического, социального, духовного и культурного развития, сохранив при этом лучшие образцы исламской цивилизации" ("Central Asia News", 1999, August-September, p. 2). Примерно в это же время было опубликовано интервью с Мухаммедом Саидом Тантави, шейхом упомянутого выше исламского университета Аль-Азхар в Египте, самого авторитетного исламского учебного заведения в мире, московской "Независимой газете" (НГ-религии. 1999. № 6. 09.1999). Я позволю себе воспроизвести некоторые вопросы и ответы, так как именно в их контексте целесообразно освещать проблематику, связанную с исламским фактором в Узбекистане. "НГ: Уважаемый шейх! Мнение шейха Аль-Азхара уже столетия является мнением, подводящим итоги многим вопросам и дискуссиям, возникающим в исламском мире. Шейх Тантави: Это неправильно. Мое мнение - это не мнение последней инстанции. У каждого человека свое мнение. Это его исповедание. Аль-Азхар дает свое заключение, но никто не заставляет ему подчиняться. Это не обязательно. В Аль-Азхаре все верят в свободу волеизъявления. НГ: Вы знаете, что в западных средствах массовой информации достаточно много говорят об исламе как о религии фундаментализма... Шейх Тантави: Это неправильное мнение, потому что ислам ненавидит экстремизм и фанатизм. Поэтому в исламе не существует такого понятия, как фундаментализм. НГ: Сейчас много говорят о таком понятии, как ваххабизм. Шейх Тантави: В исламе нет одного единого масхаба. Есть ханафиты, есть ханбалиты, есть маликиты, есть шафииты. Между ними нет серьезных противоречий. Те, кого вы называете ваххабитами, относятся к масхабу имама Ахмеда ибн Ханбала, а он почитается каноническим масхабом". Не вызывают сомнений большие знания шейха Тантави в области ислама. Нельзя не относиться с уважением и к тому духу толерантности и демократичности, которым проникнуты его высказывания. Однако, да простит меня уважаемый шейх, возникает ощущение, что имеешь дело с неким метафизическим восприятием реального исламского мира. Исламский мир сам по себе, а принципы ислама, о которых поведал шейх Тантави, сами по себе. Может быть, в исламе и нет такого термина, как "фундаментализм", - шейху Тантави виднее. Однако в общепринятом понимании фундаментализм - это общественные, идеологические, религиозные движения, провозглашающие приверженность исходным идеям, принципам, ценностям определенных учений и доктрин, выдвигающие требования преодоления появившихся в ходе их развития извращений, уклонов и восстановления первичной чистоты, возвращения к истокам. Фундаментализм близок к различным типам ортодоксии - неуклонному следованию основам какого-то учения и мировоззрения. В таком понимании фундаментализм есть в исламе - это очевидно. Его просто не может не быть, это дано свыше любой религии. И поскольку фундаментализм находится в диалектической связке с различными реформаторскими движениями, он, в известном смысле, способствует общественному прогрессу. Другое дело, когда фундаментализм противостоит переменам и обновлению общественной жизни и навязывает свои догмы путем насилия, при помощи оружия. Тогда возникает право на самозащиту, в данном случае - на самозащиту мусульман от радикального ислама и его разновидности - ваххабизма. Однако об этом несколько позже. Сейчас же хочу заметить, что вечные нравственные идеалы ислама далеко не всегда находят адекватное проявление в реальной жизни. Были и насилие в отношении коптских христиан в Египте, и бессмысленная кровавая гражданская война в Алжире, финансируемые иранским государством акции против иранских диссидентов, проживающих в иммиграции в Европе, взрывы во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке, посольств США в Кении и Танзании, покушения на президентов Анвара Садата и Мохаммеда Будиафа, посягательства на жизнь Хосни Мубарака в Аддис-Абебе, террористические взрывы в центре Ташкента. Были и другие акты насилия, подобные этим. И главное - все это продолжается во славу Аллаха. Радикальный ислам Основным организатором и главным распространителем терроризма в Средней Азии, как и в других странах, является радикальный ислам. Естественно, что радикальный ислам ни в коем случае нельзя отождествлять с исламом вообще. В современном исламском мире имеются разные направления и действуют различные силы: консерваторы (например, в Саудовской Аравии), сторонники умеренной модернизации (например, в политической элите Египта), либеральные силы (например, в Турции). Однако именно радикальный ислам выступает на мусульманской сцене в роли динамичной политической и социальной силы, именно он во все большей мере определяет повестку дня в исламском мире. Именно радикальный ислам стал мощным средством зарубежной политической экспансии в среднеазиатском регионе. Коллективную идеологию радикального ислама в обобщенном виде можно представить следующим образом. Ислам оказался перед лицом смертельной опасности быть уничтоженным из-за западной отравы, то есть современных светских и материалистических идей и соответствующего образа жизни. Настоящие мусульмане должны отвернуться от этой отравы, объединиться в добровольные союзы (джамааты), не контролируемые государством. Эти автономные анклавы должны затем попытаться захватить рычаги управления государством, расширяя сферу влияния своего анклава путем лоббирования и оказания давления на элиты, проникновения в парламент, а также занятия других выборных должностей за счет получения большинства голосов, дестабилизирующего террора и, в конце концов, через прямой приход к власти. Сами радикальные исламисты образ своих действий называют и da wa, и jihad, то есть, условно говоря, "и языком и руками". (Internationale Politik. Die Zeitschrift der Deutsсhe Gesellschaft f?r Auswartige Politik. 1997. № 8. S. 6-15). Успех радикального ислама в мусульманских странах, независимо от того, находится он у власти или в оппозиции, нельзя объяснить только его притягательной духовной силой. Он обладает бесспорными коммуникационными способностями, умело использует современные массмедиа, в особенности аудио- и видеокассеты, факсы и спутниковое телевидение, Интернет. Основной оппонент радикального ислама в мусульманском мире - приверженцы идеи так называемой средневосточности, которые признают и систему исламских ценностей, и существующий мировой порядок, легитимность стран с мусульманским населением даже прозападной ориентации. Однако в то время, как сторонники "средневосточности" апеллируют главным образом к элитам и представителям среднего класса, радикальный ислам находит многочисленных сторонников среди сельских мигрантов, безработных, в том числе выпускников средних школ и университетов, и даже оказавшихся не у дел интеллигентов и других представителей среднего класса. Подобные факторы в большей или меньшей мере действуют и в Среднеазиатском регионе, особенно в районах традиционного распространения ислама, таких как Таджикистан, Узбекистан, юг Кыргызстана. Здесь предлагаемый радикальным исламом общественный порядок может показаться лучшей альтернативой нынешней жизни для тех молодых людей, которые в постсоветский период живут хуже, чем при советской власти. Попытки навязать традиционному обществу этих стран, особенно сельскому населению, западные стандарты и модели развития, нередко органически чуждые ему, также создают почву для успешной деятельности радикальных исламистов. Видные международные аналитики считают, что, если исключить сильный социально-экономический взрыв под воздействием внешнего давления, у радикальных исламистов мало шансов захватить власть путем террора. В особенности если соответствующие государства смогут проводить решительные и жесткие ответные меры. Однако несомненно, что, затягивая власти в омут насилия и ответа на него насилием, радикальный ислам подрывает политическую либерализацию этих стран, задерживает их модернизацию, проведение там демократических и рыночных реформ. Радикальный ислам не ограничивается террором. Выбор средств, используемых им, их дозировка зависят от ряда обстоятельств: от того, какие имеются возможности для проникновения в политические структуры, насколько эффективно действуют силовые органы страны, находится ли государство в социально-экономическом кризисе или нет, и т. д. Однако именно террор - это то, что кровью написано на визитной карточке радикального ислама, то, что наиболее специфично для него. На основе всего сказанного я берусь утверждать, что критики исламской политики Президента Каримова не только далеки от реальностей религиозной жизни Узбекистана, от знания и понимания насущных, жизненно важных проблем этой страны, но они не знают доктрин и практики радикального ислама вообще, а также методов борьбы с ним. Или делают вид, что не знают всего этого?
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26
|