В 1994 г. в Риме вышло в свет глубокое, содержательное исследование видного итальянского историка Джузеппе Боффа "От СССР к России. История незаконченного кризиса". Подводя итоги своих аналитических рассуждений, автор приходит к выводу, что эта либерализация цен была самой жестокой операцией какого-либо правительства в мире против собственного народа. Несколько ранее аналогичную мысль со всей определенностью высказал крупнейший американский ученый Джон Гэлбрейт. По его мнению, навязывание постсоветским странам капитализма и рыночной экономики в чистом виде, без социальных компенсаций и гарантий, совершенно неприемлемо с позиции прав человека (Le Mond, 29.03.1994). В январе же 1992 г. на Западе "шоковая терапия" была воспринята восторженно. Просматриваю сейчас немецкие газеты и журналы того, уже ставшего историей, января: "Мужественный шаг в будущее", "Прелюдия рынка и либеральной демократии", "Российские последователи Людвига Эрхарда". Вот такие панегирики.
      Тогда, в 1992 г., не было более сильного голоса, против этого масштабнейшего нарушения прав человека, осуществляемого при одобрении Запада, во всяком случае, с его молчаливого согласия, чем голос Президента Узбекистана.
      Я уже писал и хочу повторить еще раз. Президент Узбекистана был первым и, пожалуй, единственным из руководителей стран СНГ, кто утверждал: "Шоковая терапия для нас неприемлема, нельзя в людях видеть только средство для достижения цели, даже благой цели. Я не допущу, чтобы люди испытывали голод и холод, чтобы была разрушена существующая система социальной поддержки населения, чтобы больные остались без больниц, а дети без школ".
      И действительно, власть Узбекистана, связанная рублевыми путами, как могла боролась за интересы своих граждан. Как обрушились тогда на Каримова апологеты нового российского экономического курса и в Москве, и в других постсоветских столицах! В прессе и на телевидении изощрялись: "Ретроград! Консерватор! Экономический диктатор! Он режет у собаки хвост по частям вместо того, чтобы отрубить его сразу!" Смаковали со злорадством каждый промах властей Узбекистана, любые ошибки, вполне естественные в новом деле. И апофеоз критики - "Узбекистан возвращается в советское прошлое!".
      Между тем Узбекистан выходил из советского прошлого, хотя и медленно, но с наименьшими социальными потерями. Результаты экономической политики Каримова это старики, как правило, регулярно получающие пенсию не ниже прожиточного минимума, это люди, которые имеют работу и не имеют проблем с выплатой зарплаты, это подающиеся в дома без перебоев электричество и горячая вода, это нормально функционирующие школы и больницы.
      В последнее время в западной литературе появился термин "рыночный большевизм". Мне он кажется не только экспрессивным, но и достаточно точным по смыслу. В русском историческом понятийном аппарате большевизм обычно характеризуют как определенный тип мессианского политического поведения и культуры, когда небольшая группа захвативших власть людей навязывает всему обществу свое понимание прогресса и модернизации, не считаясь с громадными социальными потерями. В этом смысле гайдаровская шоковая терапия и есть самый настоящий рыночный большевизм.
      Демократия начинается именно с того, что было сделано в Узбекистане: с защиты прав самых ранимых, самых бедных и больных. И именно под таким углом зрения следует оценивать первый и, пожалуй, самый важный постулат стратегии Президента Каримова в переходном периоде: действовать с наименьшими социальными потерями, не навредить людям.
      Сам Каримов сформулировал этот постулат следующим образом: "Одним из ведущих принципов, на которых основывается собственный путь обновления и прогресса Узбекистана, является проведение сильной социальной политики... Обеспечение надежных социальных гарантий и мер социальной защиты населения является сквозным приоритетом на всех этапах рыночных преобразований и пронизывает другие направления всего обширного процесса обновления общества" (Узбекистан на пороге XXI века, с. 209).
      Кто ставит телегу впереди лошади?
      Второй постулат этой стратегии звучит примерно так: обеспечение политической стабильности является необходимым условием успеха экономических реформ. С ним связан тезис Каримова - "не построив новый дом, не разрушай старого", то есть - поспешный, непродуманный демонтаж прежнего государственного аппарата может принести гораздо больше вреда, чем пользы, в этом деле нужна постепенность.
      Возражая против этого тезиса, западные оппоненты приводили в пример соседний Кыргызстан, где, как они считают, прежний партийно-государственный аппарат был сразу же устранен из политической жизни, у государственного руля оказались демократические силы, и поэтому страна успешно, хотя и не без труда, идет по пути общественного прогресса. Помню, что я по этому поводу спросил Акаева: "Кто ставит телегу впереди лошади, вы или Каримов?" Акаев шутливо ответил: "Все зависит от того, какая телега и какая лошадь".
      Можно сказать и так. Действительно, приоритет экономического или политического определяется комплексом факторов, в числе которых этнический состав населения, готовность элитных групп к реформам, харизматический лидер... Все это так, но ясно также и то, что постсоветский переходный период не может не иметь единой объективной логики. Она, естественно, получает известную модификацию в зависимости от конкретных условий той или иной постсоветской страны. Однако, повторяю, на глубинном уровне она едина. Более того, как свидетельствует мировой опыт, существуют общие закономерности для переходных обществ всех развивающихся стран. Поэтому, используя приведенное идиоматическое выражение, можно, на мой взгляд, с уверенностью утверждать, что именно в Узбекистане поставили и лошадь, и телегу так, как они и должны по предназначению стоять: лошадь (экономические реформы) - впереди, телега (политические реформы) - позади.
      Продолжая сравнения с Кыргызстаном, позволю себе обрисовать в общих чертах соответствующую практику этой страны. Она мне достаточно хорошо известна.
      В Кыргызстане все было далеко не так демократически радужно, как это нередко преподносилось на Западе. Несмотря на все усилия Президента Акаева, реальную власть на местах продолжали (и продолжают) сохранять бывшие партийные боссы, в том числе и самого высокого ранга. Их сила и авторитет обеспечивались (и обеспечиваются) неформальными, правовым образом не закрепленными, но реально существующими родоплеменными, земляческими, семейными кланами. Обладая сильной властью на местах, бывшая партократия уверенно противостояла демократическому управлению страной. Слабость силовых структур - одна из причин роста в Кыргызстане преступности, в том числе и организованной. Мои личные наблюдения позволяют утверждать, что официальная власть на местах нередко плотно соединялась с теневым бизнесом, образуя симбиоз, с которым Бишкек справиться не мог.
      Многочисленность местных лидеров и отсутствие устраивающего всех или хотя бы большинство реального претендента на пост главы государства создавали и продолжают создавать сейчас причудливо сбалансированную устойчивость. Интеллигентный и деликатный Акаев, удачно представляющий страну на международной арене, устраивал и пока, судя по всему, устраивает всех творцов политической погоды. Что же касается экономических реформ, то ряд прогрессивных инициатив Акаева, прежде всего связанных с земельной и аграрной реформами, сразу же был блокирован на местах именно из-за слабости власти в Бишкеке.
      Авторитаризм
      Как я ни пытался найти в изданных на Западе исследованиях постсоветского Узбекистана характеристику существующего в этой стране политического режима, мне это не удалось. Если же суммировать все критические выпады в адрес этого режима, то получим следующее: нет свободных и независимых СМИ, не допускается политическая оппозиция, преследуются религиозные активисты. Пожалуй, и все. Естественно, есть еще и частные, нередко довольно острые, критические замечания. Иногда справедливые. Однако, как сказал известный русский писатель, даже из ста кроликов нельзя сделать одну лошадь.
      В чем же все-таки суть политического режима в Узбекистане в переходный период?
      По моему мнению, можно выделить следующие наиболее типичные его черты: наделение президента широким кругом властных полномочий как главы государства и главы исполнительной власти; сильная вертикаль исполнительной власти; недостаточность контрольных полномочий у парламента; сохранение государственного распределения материальных ресурсов; усиление реального статуса силовых структур (национальной безопасности, внутренних дел); цензура средств массовой информации; возможность исполнительной власти ограничивать деятельность политических организаций.
      Государственные решения в Узбекистане в соответствии с Конституцией принимаются Президентом как главой государства и как главой правительства и исполнительной власти в целом, а также Президентом совместно с парламентом. Практически ни одно значительное решение на государственном уровне не принимается без ведома Президента. Такое положение в известной мере обеспечивает согласованность и последовательность государственных решений. Однако, чего уж греха таить, одновременно сковывает инициативу и в высшем эшелоне государственного аппарата, и на местах.
      Какие выводы можно сделать из всего этого? Конечно же, в стране авторитарный режим. Посттоталитарный, но тем не менее авторитарный. И я спрашиваю сам себя и читателя: не является ли это проявлением закономерной тенденции общественного развития? В стране, где никогда ранее не была решена историческая дилемма: человек есть часть собственности или собственность часть человека? В стране, где права и свободы человека были оторваны от собственности, а свобода от порядка? В стране, где демократические традиции, нормы и институты никогда не существовали на государственном уровне, а только особым образом проявлялись в местных сообществах? В стране, одной из самых исламизированных в мире и к тому же противостоящей усиливающейся экспансии исламского экстремизма?
      Примем же за истину, что кардинальные прогрессивные преобразования в такой стране невозможно осуществить без сильной власти, способной принимать порой достаточно жесткие решения и последовательно проводить их в жизнь.
      Альтернатива?
      Что могло бы быть альтернативой авторитаризму в Узбекистане? Рискну предположить следующее: очень слабо управляемая со стороны государства перестройка экономики на рыночный лад, оторванная от социальных программ, осуществляемая в значительной мере под контролем теневой экономики и по ее правилам.
      Возможен был бы и значительно худший ход событий. Потеря институтами власти своего авторитета и слабость силовых структур могли бы привести к кризисной преступности, характеризующейся не просто ростом организованных форм криминала, но и полной беспомощностью власти в борьбе с ним. Насилие при этом становится все более распространенным средством отстаивания групповых и индивидуальных интересов. Возникает диктатура криминалитета.
      Нельзя исключить и таджикский вариант - реконструкцию феодального общества в условиях индустриальной эпохи. Во всяком случае, предпосылки гражданской войны в Таджикистане имели место и в Узбекистане: нищета и отчаяние большинства населения, разгул преступности, резкое обострение межэтнических отношений. Разве что не было таких региональных противостояний. Хотя как посмотреть... Ферганская долина являла собой, повторяя мысль Карлайла, которая уже приводилась в этой книге, бурлящий котел экономических, религиозных и этнических трений, готовый в любой момент взорваться.
      О гражданской войне в Таджикистане писали очень много, обращая внимание главным образом на противостояние светской власти и ислама, кровавые межклановые конфликты. Я хотел бы взглянуть на тогдашние события в Таджикистане в ином ракурсе, в свете ослабления и саморазрушения государственной власти.
      В конце восьмидесятых - начале девяностых гг. первым секретарем ЦК компартии Таджикистана был К.Махкамов, вторым - П.Лучинский. Махкамов, мягкий и уступчивый человек, не наделенный от природы качествами лидера, не пользовался авторитетом у таджикской политической элиты. Лучинский (нынешний Президент Молдовы), прибывший с широкими полномочиями из Москвы, не понимал местной специфики и не владел ситуацией, которая сложилась к этому времени в партийно-государственных структурах республики. Он совершил целую серию серьезных кадровых ошибок. Махкамов же в силу слабости своего характера не мог противостоять московскому прокуратору. В результате - традиционное противостояние регионов получило ряд сильных импульсов к обострению.
      В сентябре 1991 г. во главе республики оказался Рахман Набиев, избранный председателем Верховного Совета, а в ноябре 1992 г. Президентом Таджикистана. Это был, как говорят англичане, его "come back" - возвращение после долгого перерыва на прежнюю должность, вторая попытка добиться успеха в большой политике. Дело в том, что Набиев еще в семидесятых годах был главой правительства республики, вторым номером при сильном и популярном таджикском партийном лидере того времени Джабаре Расулове. Когда же Набиев после смерти Расулова сделался его преемником, стало ясно, что это ему не по плечу. Падение Набиева оказалось очень глубоким, он с трудом удержался на должности начальника статуправления.
      Если Набиев был не способен руководить страной в относительно спокойной обстановке, под опекой могущественной Старой площади, чего следовало ожидать от него в кризисное время, в период, так сказать, "бури и натиска", когда ему требовалось взять на себя все бразды правления. Набиевский "come back" был заведомо обречен на полный провал. Мне приходилось наблюдать Набиева на заседании глав стран - членов СНГ. Он был, если можно так выразиться, совершенно безликой личностью. Последний раз я видел его в начале июля 1992 г. Набиев был в состоянии полной прострации, безучастно наблюдая за происходящим вокруг него.
      Набиевский принцип руководства - "чтобы овцы были целы и волки сыты" вылился в безудержную раздачу руководящих должностей, унизительное заигрывание с оппозицией. Именно под давлением оппозиции были предельно ослаблены силовые структуры власти: Комитет национальной безопасности и Министерство внутренних дел. На этом фоне трагические события на площади Шахидон остановить уже было невозможно. Кровавая вакханалия безвластия охватила всю страну. Седьмого сентября 1992 г. под угрозой оружия Набиев подписал заявление об отставке. Маховик гражданской войны был запущен на полные обороты.
      Исполнявший одно время обязанности председателя Верховного Совета Таджикистана Акборшо Искандеров с горечью сказал: "В мировой политический лексикон вошел термин "таджикский вариант" как синоним слабости власти - с одной стороны, и первобытной дикости и политической жестокости исламской оппозиции - с другой".
      Убежден и этим убеждением хотел бы поделиться: если бы во главе Таджикистана в момент обретения этой страной независимости стоял лидер, равный по харизме, интеллекту, воле и мужеству Исламу Каримову, гражданской войны можно было бы избежать. Во всяком случае, в таких масштабах ее, какие имели место.
      Экономические ориентиры
      Западные и российские эксперты в большинстве своем положительно оценивают экономическую стратегию Узбекистана в переходный период. Такое мнение высказывалось, в частности, в августе 1997 г. в издаваемом в Нью-Йорке журнале "Institutional Investor" (ист.: "Деловой мир", 29.08.1997 г.). При этом выделяются два наиболее характерных момента.
      Во-первых, укрепление государственного управления экономикой путем создания новых, рыночных институциональных структур и руководящих центров (преобразование министерств в концерны, формирование межотраслевых объединений, различных ассоциаций, консорциумов и т.д.) и сохранения государственной собственности в стратегически важных отраслях экономики, в том числе с помощью контроля акционерного капитала.
      Во-вторых, передача частному капиталу ряда крупных, но в основном средних и мелких государственных предприятий, обеспечение государственной постприватизационной поддержки и целенаправленное, возможно, более широкое развитие мелкого бизнеса.
      Рискну добавить: важным компонентом экономической стратегии Узбекистана является активное развитие и оптимизация отношений с внешней, международной средой. Любая развивающаяся страна в переходном периоде заинтересована в привлечении иностранных инвесторов. Они нужны ей, во-первых, как источник доходов бюжета; во-вторых, как источник капитала; в-третьих, как хозяйствующие субъекты с управленческим опытом, новыми технологиями и т. д. Некоторые бедные страны, как, например, Кыргызстан, без такой помощи попросту обречены. Странам же с большими потенциальными ресурсами эта помощь помогает выйти из экономического кризиса, облегчает реконструкцию экономики. Однако очевидно также и то, что чем сильнее внешняя зависимость живущих на займах стран, тем сложнее в социальном смысле протекает у них переходный период.
      Усиление социальной напряженности, без чего в любом случае немыслим переходный период, усугубляется тем, что в таком случае переходное общество перестраивается выборочно, только там, где это выгодно помогающей стране или международной финансовой организации. Причем государство-должник, как правило, не имеет возможности противостоять этим процессам. И не только потому, что его финансовые и экономические ресурсы предельно ограничены. Дело и в том, что международные организации-кредиторы, такие как Международный валютный фонд или Международный банк реконструкции и развития, выдвигают в качестве прямых требований отказ от государственного регулирования доходов и цен.
      Есть еще одно немаловажное обстоятельство, которое нельзя игнорировать. Иностранный капитал зачастую вступает в союз с отдельными влиятельными лицами из высших эшелонов власти и, пользуясь их поддержкой, буквально преграждает дорогу местным предпринимателям. Или, напротив, сотрудничает с оппозицией и определенными деловыми кругами страны, противостоя власти, которую не удалось приручить.
      Примером этого может быть, в частности, Кыргызстан. Парламент этой страны почти два года (1992-1994 гг.) более половины своего рабочего времени потратил на политические и околополитические разборки, связанные с иностранными инвестициями. В дело была втянута оппозиционная пресса, щедро оплачиваемая местными финансовыми воротилами и неудовлетворенными зарубежными инвесторами. Отправили на этой почве в отставку правительство, устроили облаву на неугодных глав местной администрации, без устали шельмовали Президента Акаева, обвиняя его во всех смертных грехах и угрожая ему импичментом. В конце концов в результате междоусобиц и сам парламент практически самораспустился. Узбекистану же, благодаря правильной стратегии внешнеэкономической деятельности, удалось избежать всех этих рифов.
      Списал ли Ислам Каримов
      свою стратегию?
      Особый путь и заметные успехи Узбекистана в переходном периоде вызвали на Западе дискуссии о том, с каких образцов списал Каримов свою стратегию. Карлайл был убежден в том, что эта стратегия слепок с китайского курса. Он писал: "Китай, как политическая и экономическая модель, произвела очень большое впечатление на Каримова, когда он путешествовал по этой стране. Способность Китая поддерживать авторитаризм, одновременно экспериментируя в области экономики, вероятно, и была той оставшейся в сознании моделью, которую он выбрал для своей страны. Однако открыто он этого не признал".
      Встречал я и рассуждения о том, что примерами здесь были страны Юго-Восточной Азии. Другие исследователи в поисках первоосновы курса Каримова копают еще глубже, в частности, лидеры оппозиции обвиняли Каримова в том, что он ориентировался на чилийскую модель.
      Мне не приходилось слышать от Каримова о его предпочтениях по отношению к соответствующему опыту той или иной страны. Думаю, что все, что можно было изучить, он изучил. Однако, уверен, путь, избранный президентом Узбекистана, прежде всего - результат глубокого осмысления им, реалистом, а не книжником и доктринером, реальных потребностей общественной жизни своего народа и реальных возможностей их удовлетворения в конкретных условиях места и времени.
      ПРАКТИКА ПЕРВЫХ ЛЕТ РЕФОРМ
      Из отчета в "Gottinger Arbeitskreis"
      В ФРГ с 1946 г. действует исследовательская организация "Gottinger Arbeitskreis". Организация эта достаточно авторитетная, во всяком случае ее пятидесятилетний юбилей отмечался с участием президента, бундестага, видных политиков и ученых. В составе "Gottinger Arbeitskreis" есть институт, специализирующийся на проблематике постсоветских стран. По поручению этого института я участвовал в экспертизе правовой реформы в Узбекистане. Хотел бы привести несколько небольших фрагментов из моего отчета, представленного дирекции института в декабре 1995 г.
      За первые 4 года после обретения государственной независимости в Узбекистане было принято около двухсот законов, указов президента и постановлений правительства нормативного характера, направленных на регулирование хозяйственной деятельности, на формирование и развитие рыночных отношений. Часть этого законодательства, относящегося ко времени до принятия Конституции Узбекистана, можно назвать законодательством первого поколения. Это прежде всего "Закон о земле" (26.06.1990 г.), "Закон о собственности" (30.10.1990 г.), "Закон об аренде" (19.11.1991 г.), "Закон о кооперации" (14.06.1991 г.), "Закон о хозяйственных обществах и товариществах" (9.12.1992 г.), "Закон о дехканском хозяйстве" (3.07.1992).
      Законодательные преобразования, осуществленные в Узбекистане в первые годы государственной независимости, не могут быть оценены однозначно. Они имели немалое информационное, социально-психологическое, а в конечном счете и политическое значение. Через них до населения доводились цели, задачи и приоритеты рыночной экономической реформы. Естественно, что это законодательство сыграло свою роль в изменении соответствующих установок в общественном сознании населения, в формировании у людей нового отношения к собственности, к предпринимательской деятельности. Но тех ожиданий, которые связывали с ним в Узбекистане, оно не оправдало и оправдать не могло.
      Преобразования экономических отношений только на основе юридических законов в принципе невозможны. Тем более если общество в силу разных причин не вполне готово к этим преобразованиям или не готово к ним вообще. Серьезной проблемой уже на первом этапе правовой реформы стало отсутствие синхронности в формировании новой законодательной базы - с одной стороны, с созданием соответствующих правовых институтов (юристов хозяйственно-правовой специализации, юридических аудиторских фирм, квалифицированных хозяйственных судов и третейских арбитражей) - с другой.
      Нормативные акты, изданные после принятия Конституции (8.12.1992 г.), относятся, условно, к законодательству второго поколения. Они отличаются акцентированной рыночной направленностью. Здесь явно выделяется своим радикализмом Указ Президента Узбекистана от 21 января 1994 г. "О мерах по дальнейшему углублению экономических реформ, обеспечению защиты частной собственности и развитию предпринимательства". Этим Указом разрешено физическим и юридическим лицам приобретение в частную собственность (без декларирования источников используемых средств) на конкурсной основе объектов торговли и сферы обслуживания, а также земельных участков, на которых они размещены.
      Через год, 5 января 1995 г., своим Указом "Об инициировании и стимулировании частного предпринимательства" президент усилил государственную поддержку для реализации положений, содержащихся в Указе от 21 января 1994 г. Было установлено, что государственная регистрация частных предприятий производится в трехдневный срок с даты подачи предусмотренных законодательством документов. Хозяйственным судам разрешалось принимать исковые заявления от частных предпринимателей без предварительной оплаты пошлины. В соответствии с постановлением Кабинета министров Узбекистана от 23 февраля 1994 г. "О дополнительных мерах по реализации экономической реформы в сельском хозяйстве" эта реформа продолжается по следующим направлениям:
      - преобразование колхозов (квазикооперативов) в действительные кооперативы, члены которых выступают реальными собственниками средств производства и продукции;
      - преобразование совхозов и других государственных сельскохозяйственных предприятий в кооперативы, акционерные общества, ассоциации фермерских хозяйств;
      - развитие дехканских (фермерских) хозяйств и интеграция их с крупными хозяйствами (кооперативами, акционерными обществами), создание на основе такой интеграции различных ассоциаций;
      - приватизация малопродуктивных животноводческих хозяйств;
      - сдача в аренду мелких неэффективных садов и виноградников на срок не менее 10 лет.
      Анализ соответствующего законодательства свидетельствует о том, что характерной особенностью преобразований в аграрном секторе Узбекистана является сохранение права собственности на землю за государством. Земля выделяется трудовым коллективам государственных и кооперативных хозяйств, арендным коллективам, ассоциациям сельских товаропроизводителей, дехканским (фермерским) хозяйствам, отдельным гражданам на условиях владения и пользования (в том числе и на основе договора аренды) с правом собственности на произведенную продукцию и на свободную ее реализацию.
      В Узбекистане принят ряд законодательных актов, предусматривающих серьезные гарантии иностранным инвесторам. Они заключаются в основном в следующем: зарубежным держателям капитала гарантируется, что в случае ухудшения условий инвестирования в течение 10 лет применяется законодательство, действовавшее на момент заключения инвестиционного проекта; совместные предприятия с участием иностранного капитала, репатриирующие часть прибыли и дивидендов, беспрепятственно конвертируют национальную валюту в СКВ; осуществляется страховая защита инвестиций; гарантируется защита права собственности; предусматривается широкая система налоговых льгот, снижение пошлин и т. д.; предусматривается возможность приобретать недвижимость и брать в аренду земельные участки.
      Еще один фрагмент из моего доклада: "Правовая основа рыночной экономики в Узбекистане находится в процессе становления. Можно скорее говорить о начальных стадиях формирования основных институтов нового хозяйственно-правового порядка. Причем главная проблема здесь не столько в тех или иных недостатках законодательства, а в крайне несовершенных юридических механизмах его реализации, особенно норм, связанных с обеспечением исполнения договорных обязательств. Такие провозглашаемые в хозяйственном законодательстве Узбекистана принципы, как недопущение произвольного вмешательства государственных чиновников в дела предпринимателей, обеспечение беспрепятственного осуществления прав и законных интересов предпринимателей, восстановление судом этих прав и интересов в случае их нарушения, на практике сплошь и рядом игнорируются".
      В разделе доклада о социальном законодательстве был сделан вывод о том, что государство взяло на себя защиту наиболее нуждающихся слоев населения. Это нашло свое отражение в гарантированных, достаточно высоких сравнительно с прожиточным минимумом минимальных размерах заработной платы и пенсий, нормированном распределении товаров первой необходимости, выплате реальных компенсаций. В Узбекистане были сохранены низкие цены на хлеб и муку, что, учитывая структуру питания узбекского населения, имело немаловажное значение.
      Действенным инструментом социальной политики стал Указ Президента от 23 августа 1994 г. "О мерах по усилению социальной защиты малообеспеченных семей". Указ, в частности, предусматривал создание во всех органах местного самоуправления за счет республиканского и местных бюджетов и внебюджетных средств специальных фондов по оказанию материальной помощи малообеспеченным семьям. Было установлено, что такая помощь в виде ежемесячных выплат назначается по решению сходов или собраний граждан в местных сообществах с соблюдением принципов справедливости и гласности.
      Отчет я представил, как это требовалось, с приложением копий всех проанализированных законодательных актов. В институте все это, не торопясь, обстоятельно проштудировали. В апреле 1995 г., после оживленного обсуждения, доклад утвердили. Вывод был таков: правовая база для предпринимательской деятельности, в том числе и иностранцев в Узбекистане, уже достаточная. Страна идет по пути рыночных и социальных реформ.
      Статистические констатации
      О главном из того, что было сделано в первые годы реформ, хотел бы рассказать коротко, буквально в телеграфном стиле, чтобы не утомлять читателя. Собственно говоря, это компендиум разнообразных и достаточно достоверных статистических констатаций.
      В стране был остановлен спад производства и обеспечен выход экономики на путь последующего подъема. Избранная стратегия экономических реформ, в полной мере учитывающая геоэкономические особенности Узбекистана, позволила легче перенести трудности переходного периода и обеспечить меньший спад валового внутреннего продукта (ВВП), промышленного и сельскохозяйственного производства. В 1997 г. ВВП в Узбекистане по отношению к 1990 г. составил почти 90%, тогда как в России 59%, Казахстане 62%, на Украине 42%, в Белоруссии 73%, Кыргызстане 60%, Азербайджане 44%, Армении 58%, Молдавии 63%, а объем промышленного производства, соответственно, в Узбекистане - 112,7%, России 51%, на Украине 52%, в Грузии 23% (Межгосударственный статистический комитет СНГ, Статистический бюллетень. 1997. № 2. С. 70).
      Наиболее характерная черта процесса приватизации в Узбекистане стремление сформировать смешанную экономику, в которой равноправное положение должны занимать государственная, коллективная и частная собственность. На первом этапе (1992-1993 гг.) приватизация осуществлялась главным образом в сфере торговли и бытового обслуживания путем разгосударствления малых предприятий. В 1993 г.