Глава 11

По пути к Элизабет Арден Дендре достала мобильный телефон, позвонила в салон красоты и сказала, что задержится на полчаса. Хотя у нее имелся смутный план, как избавиться от Эдер и вернуть мужа, она очень полагалась на интуицию в том, когда и как сделать ход. Поэтому Дендре сама себя удивила, внезапно решив навестить Эдер. Что касается любовницы Гидеона, та, открыв дверь своей квартиры в пентхаусе, не могла поверить собственным глазам.

Объяснение столь импульсивному решению все-таки было: первоначально Дендре решила привести себя в порядок, и лишь потом предстать перед Эдер, но по пути к салону она поняла, что будет выглядеть жалко. Разнарядившись, как какая-нибудь вдовая герцогиня, она навела бы Эдер на мысль, что хочет соперничать с более молодой женщиной в красоте и шике, хотя дело заключалось не в этом. Дендре отнюдь не была дурой. Она знала, что, даже истратив целое состояние на парикмахеров, косметологов и одежду, все равно окажется в проигрыше. И поэтому изменила план. Она хотела дать понять Эдер: все перемены в своей жизни Дендре делает для себя, а не ради соперничества с кем бы то ни было.

– Доброе утро, – сказала она с улыбкой, отметив, как хороша Эдер с взъерошенными со сна волосами, без косметики, в серебристой крепдешиновой пижаме.

– Дендре, что случилось? – спросила та с исказившимся от испуга лицом.

– Вот так неожиданность! Я думала, ты носишь соблазнительные ночные рубашки из черного атласа, а не дешевку, – язвительно сказала Дендре.

– Только когда сплю с твоим мужем, – последовал быстрый ответ.

– Не пригласишь войти? – спросила Дендре.

– Входи, конечно. Господи, Дендре, с Гидеоном все в порядке?

Дендре вошла и с ноткой раздражения ответила:

– Разумеется, в порядке!

Прижимая ладонь к сердцу, Эдер издала глубокий вздох облегчения, страх исчез с ее лица.

– О, Дендре, ты так меня напугала. Проходи в кухню, я как раз пила кофе. Хочешь чашечку?

Между соперницами всегда существовало цивилизованное приятие положения друг друга. Обе всеми силами старались не обижать одна другую: один неверный ход любой из них, и Гидеон тут же избавился бы от обеих.

Эдер была частью жизни Дендре последние два года: постоянной гостьей, третьей в любви с ее мужем, когда детей с ними не было. Они вместе путешествовали, вели себя как подруги, не по своему желанию, а по воле Гидеона. Обе научились знать свое место и не оскорблять друг друга. Каждая нашла способ мирного сосуществования в их любовном треугольнике, главным образом игнорируя одна другую.

В кухне Эдер взяла на себя ведущую роль. Наливая кофе Дендре, она спросила:

– Что происходит? Появляться у моей двери не в твоем духе. Гидеон знает, что ты здесь? Почему он не приехал с тобой?

– Обещаешь, что не скажешь ему ни слова об этом визите?

– Если дам тебе слово, это будет ложью, – ответила Эдер.

Очень жаль. Для тебя это будет так же опасно, как и для меня. Но это не так уж важно. Я решила избавиться от тебя раз и навсегда. Я возвращаю себе своего мужа, не важно, какой ценой и сколько это займет времени. Буду краткой, но не любезной: я хочу, чтобы ты оставила Гидеона. Брось его так же, как бросала других мужчин, – безжалостно.

– Ты грезишь, Дендре! Или, может, у тебя возрастной кризис? Это не может быть чем-то большим, чем менопауза. Гидеон никогда не покинет меня.

– О, я понимаю. Убедилась вчера вечером. Вот почему ты должна покинуть его.

– Как глупо и наивно, Дендре. Ты что, думаешь, достаточно прийти попросить, и я верну Гидеона тебе? МЫ влюблены друг в друга больше, чем когда бы то ни было. Не проходит и дня, чтобы мы не разговаривали несколько раз или так или иначе не занимались любовью: это может быть подарок, заверение в любви, интеллектуальное общение. И разумеется, между нами существует сексуальное притяжение. Право, мне жаль, Дендре, что ты потеряла мужа. Я представляю, что со мной творилось бы, если бы Гидеон ушел от меня. Ты вышла замуж за единственного на десять миллионов, может быть, на миллиард мужчин, а потом забилась на кухню, пытаясь удержать его стряпней. Превратилась в домохозяйку, рабочую лошадку, блюстительницу, сексуальную рабыню. О да, я знаю о тебе все. Ты обладала всем и забыла выйти из дома на яркий свет как равная по праву с одним из величайших художников двадцатого столетия. Ты бруклинка до мозга костей, и Гидеону надоела твоя одержимость, надоело быть связанным, выглядеть пишущим картины семьянином.

Дендре повернулась, собираясь уходить, Эдер остановила ее, схватив за руку.

– Кое-что из того, что я сказала, жестоко, но все это правда. Оставь все как есть, иначе потеряешь Гидеона, я точно знаю. Я хотела твоего мужа и заполучила его. С ним жена, три замечательные дочери, и это меня вполне устраивает. Я не из тех женщин, которые стараются разбить семью. У меня нет желания выходить замуж за Гидеона. Да, правда, я хотела бы жить с ним все время, и если он уйдет от тебя, буду. Но как свободная любящая женщина, а не как жена.

– Ты так думаешь! Не такая уж я дура, чтобы не понимать, как вам с Гидеоном удобно такое положение дел! Мне недавно объяснили, что муж всегда питал ко мне любовь-ненависть. Потому что я дала ему все, чего он хотел. Ему страстно хотелось женщину, единственной целью которой в жизни было бы любить его, кормить, заниматься повседневными делами, которые заполняют нашу жизнь и губят творческий импульс. И страстно хотел идеальную любовницу.

Ему ненавистно, что я мещанка, типичная представительница среднего класса, потому что он сражался против этого всю жизнь. Но когда я низвожу его до своего уровня, ему уютно, спокойно, он любим. Для меня не важно, становится он семьянином на пять минут или на пять дней. Ему нужен дом и время, чтобы набираться сил. Я создала для него этот дом, дающий ему какую-то опору в жизни, и он меня за это ценит.

Гидеон научил меня всему, чему мог, чтобы сохранить то, что у нас есть общего. Увидел, на что я способна, и ухватился за это. Он сделал из меня поистине страстную женщину. Я все еще способна волновать его сексуально, за это он меня любит и ненавидит. Так что будь добра, не объясняй мне, кто я и почему мой муж заводит романы с другими женщинами. Почему он– влюблен в тебя и покинет меня, если одна из нас нарушит статус-кво этого любовного треугольника.

– Если ты понимаешь все это, почему пытаешься избавиться от меня? Это неразумно.

– Потому что Гидеон любит меня сильнее, чем вы оба думаете. Потому что вы заявили о себе на весь мир, великий художник и его молодая любовница, более красивая, умная, сексуальная, чем его скучная жена, которая ему не пара. Да не смотри на меня так. Думаешь, я такая слепая, глупая, слабая, какой притворялась? Ты ни разу не задавалась вопросом, как мне удалось сохранить брак с Гидеоном в течение стольких лет? Нет, Эдер, я не так уж наивна.

– Рыкающая мышь. Да, я действительно считала тебя глупой, робкой мышкой. Ты настоящая актриса, Дендре. Одурачила не только меня, но и весь мир искусства.

И еще одурачу тебя и этот мир! Послушай, Эдер, я приехала сказать не только то, что сказала, – я требую, чтобы ты бросила моего мужа или приняла последствия своего отказа. Если ты не уйдешь, я брошу его. Он получит возможность жениться на тебе и, можешь быть уверена, женится, сколько бы ты ни уверяла меня, что не хочешь его в мужья. Видишь ли, Гидеон и любит, и ненавидит быть женатым, но уверяю тебя, больше любит, чем ненавидит. Став его женой, ты лишишься своей индивидуальности, как лишилась я. Его сила оторвет тебя от себя самой, и ты исчезнешь как личность, став его музой, любовницей, наперсницей, критиком, домохозяйкой, матерью его детей. Ты не умеешь стряпать – научишься. Не в ладах со счетами – тебе придется их вести. Веселить – что ж, наверно, ты сможешь делать это лучше, чем я, но у тебя вряд ли получится вести три его дома и три мастерские. Его месяцы отшельничества, необходимость пространства? Тебе придется проводить тонкую грань между тем, когда можно появляться и когда нет, потому что, как сама знаешь, Гидеон не терпит помех, когда работает. Ваш брак постепенно разрушится, и ты потеряешь его, потому что в отличие от меня будешь ставить себя на первое место и соперничать с ним за то, кому носить корону. Нет, я думаю, что тебе лучше оставить Гидеона, или ты горько поплатишься, Эдер, за то, что отняла его у меня.

Дендре, обычно становившаяся подавленной, неуверенной в себе после столкновения с Эдер, едва узнавала себя. Она была настроена решительнее, чем когда бы то ни было, избавиться от соперницы, поражалась собственной силе, не сомневалась, что пойдет на любую крайность, дабы вернуть мужа. Повернувшись, она направилась к двери. Эдер последовала за ней.

– Мы никогда не уступим друг другу, Дендре. Ты совершаешь самую серьезную ошибку в жизни.

Дендре не потрудилась ответить, открыла дверь и вызвала лифт. Когда он подошел, вошла в него, и обе женщины смотрели друг на друга, пока закрывались дверцы.

Дендре глянула на часики. Весь разговор занял пятнадцать минут.

Она стояла на тротуаре перед красной блестящей дверью салона красоты Элизабет Арден. Ее обтекала масса людей, шедших по Пятой авеню. Блестящая толпа успешных, самоуверенных, хорошо одетых людей не вызывала у Дендре замешательства, напротив – усиливала выброс адреналина. Ее забавляло происходящее: все эти люди куда-то шли, что-то делали, суетились, чтобы добавить себе лоска, выглядеть не теми, кем являются, а кем хотелось бы. Забавляло ее и то, что она, Дендре Московиц-Пейленберг, стала одной из них. И она, не сдержавшись, засмеялась.

Никто не обратил на нее внимания, не остановился поинтересоваться, что тут смешного. Ньюйоркцы привыкли к уличным сумасшедшим, воспринимали их как часть городского ландшафта. Прохожие были слишком поглощены своими делами, чтобы интересоваться чьими бы то ни было, даже ради возможности посмеяться. Перед Дендре возник швейцар в униформе, взглянув на нее с высокомерным удивлением, что такая женщина, как она, явно со средними возможностями, лелеет мысль прихорошиться в элитном заведении. Однако распахнул перед ней дверь, и Дендре вошла в иной мир. Первыми ее впечатлениями были: «Это взбитые сливки, розовая и белая глазурь, бархатная лента, страусовые перья, розовое масло, фиалки и ландыши».

У Дендре захватило дух, когда девиз Элизабет Арден «Наш салон красоты превращает вас в очаровательную женщину» бросился ей в глаза. Она еще даже не сняла кожаного пальто с меховым воротником, не сбросила туфель на низком каблуке, однако волшебство началось. Она чувствовала себя красавицей.

Из лабиринта выставленных напоказ аквамариновых, белых, прозрачных, персиковых, серебристых ночных рубашек и неглиже вышла высокая, стройная женщина ее возраста. С черными волосами, белой кожей и ярко-красными губами, одетая в элегантный черный костюмчик, какие нью-йоркские щеголихи носили с тех пор, как. Майнбохер наряжал Уоллес Симпсон.

– Миссис Пейленберг, очень рада видеть вас снова. Ах, вы не помните меня? Мы познакомились несколько лет назад на вернисаже в музее «Метрополитен», – сказала управляющая салоном.

Дендре чуть не подскочила, когда эта дама, щелкнув пальцами, нарушила жутковатую тишину в цокольном этаже. Секретарша кивнула и стала звонить по телефону. Словно по волшебству появился лифт, дверцы раздвинулись. Марго Перриуисл взяла Дендре под локоть и вошла с ней в кабину.

– Значит, вы впервые в этом салоне, хотите проконсультироваться по поводу ухода за вашей внешностью? – спросила Марго.

– Да.

– У вас какое-то конкретное желание?

– Нет, хочу послушать, что посоветуют ваши сотрудники. Я готова к серьезным изменениям внешности, – ответила Дендре.

Дверцы лифта раздвинулись, они вышли. Дендре вновь обратила внимание на тишину, приглушенный свет, приятный любой женщине, толстые ковры на полу. Суета поразительно хорошеньких работниц с идеальными фигурами, в светло-розовых халатах, делавших их больше похожими на медсестер, чем на косметологов, казалось, безмолвно сопровождала Дендре и Марго по пути в отдельный кабинет, заказанный Дендре на весь день. Розовый и персиковый цвета, приглушенный свет, ковры и отсутствие окон вызвали у Дендре легкую тошноту. Она чуть было не бросилась наутек подальше от этой роскоши.

Устроив клиентку в удобном кресле, Марго стала пристально разглядывать Дендре, как и все приходившие специалисты. „Чем внимательнее они изучали ее внешность, тем больше портилось ее настроение. Визажист пришел вместе с парикмахером Эдуардо. Парикмахер взял в руки ее волосы и провел пальцами сквозь длинные черные курчавые пряди. Положил ладони ей на плечи и, глядя в зеркало, улыбнулся. В прикосновении его было тепло, в глазах доброта, и Дендре внезапно осознала, что она в надежных руках.

– Прошу прощения, – мягко сказал ей Эдуардо, – но ваши волосы не совсем в порядке. Слишком длинные. Слишком сухие. От седых прядей нужно избавиться, значит, волосы придется окрасить. Они очень густые, концы посеклись, хотя после стрижки это исчезнет. Брови тоже слишком густые…

– Я ни разу их не выщипывала…

Ей не дали закончить фразу.

– Как «ни разу»! Ну что же, время пришло. Лицо у вас интересное, но вы им совсем не занимаетесь, – заключил Гарри, специалист по макияжу.

Глядя в зеркало на себя в окружении визажиста, парикмахера, косметолога, маникюрши и ошеломляющей Марго, которые едва не потирали от радости руки при виде такой задачи, какую представляла собой она, Дендре повернулась на вращающемся кресле лицом к ним.

– Должна вам кое-что сказать. Я очень нуждаюсь в вашей помощи, но не хочу выходить из салона овцой, причесанной под ягненка. Не желаю выглядеть и так, словно меня ежедневно холят по несколько часов. Я хочу выглядеть очень привлекательной, но мне нужен свой стиль, а не обезличенный. Ну вот вроде бы и все. Теперь я в ваших руках.

На лице у Марго появилось такое выражение, словно она получила пощечину. Эдуардо и Гарри улыбнулись друг другу, а потом зааплодировали Дендре. Похожие на медсестер косметологи отвели взгляды от Марго и безмолвно застыли как статуи. Управляющая оправилась от шока встречи с клиенткой, имеющей собственное мнение, и неожиданно улыбнулась:

– Ну что ж, теперь у нас есть цель, к которой надо стремиться. Уверяю вас, миссис Пейленберг, вы выйдете из этого салона очень довольной тем, что увидите в зеркале.

И началась серьезная работа.

Дочерей Пейленбергов не беспокоило, что мать задерживается, – Дендре позвонила в Русскую чайную и предупредила, что будет не скоро. Однако девушки не сводили взглядов с двери. И были вознаграждены тем, что увидели нескольких знаменитостей, в том числе знакомых, которые подошли поприветствовать их, поздравить с награждением отца. На пустом стуле за их столиком лежало несколько газет. Первые страницы занимали фотографии отца – одного, с президентом, с ними, с Эдер.

– Посмотрите! – ахнула Пьета.

Ее сестры уставились на только что вошедшую женщину. Дендре помахала им рукой. Утратившие дар речи, они поднялись и помахали в ответ.

– Какая она красотка, даже не верится, – сказала Эмбер.

– Мама подстригла волосы, и они блестят – такие шелковистые, – восхитилась Дейзи.

– А ее одежда? Вот это да! – воскликнула Пьета.

Дендре подошла к столику. Дочери встретили ее комплиментами и на минуту забыли о газетах, которые машинально сняли со стула и положили на пол.

– Мам, все в зале тебя разглядывают. Ты потрясающая! Почему ты не делала этого раньше? Тебе не было скучно? Тебе самой нравится? Интересно, что скажет папа, когда увидит тебя!

Смеясь, Дендре заговорила:

– Отвечу на вопросы по порядку. Раньше я не делала этого, потому что выглядеть потрясающе не было для меня главным в жизни. У меня не было ни времени, ни денег, ни желания производить впечатление на кого-то, кроме вашего отца, а Гидеон любил меня такой, какая есть. Меня никогда не волновало, какой я кажусь остальным. У меня никогда не было желания тешить себя тщеславием, как сегодня. У меня никогда не было природного чувства стиля. Как-то Луиза Невелсон отвела меня в сторону и посоветовала носить мои платья с золотыми украшениями доколумбовой эпохи и одеваться в меховые шубы, что я и делала.

Было ли мне скучно? Должна признаться, нет, хотя сам по себе процесс наведения красоты долгий и нудный. Думаю, приятнее всего было обхождение и волнение людей, старавшихся подчеркнуть мою индивидуальность, сделать меня как можно привлекательнее. Я впервые в жизни почувствовала себя в центре внимания, и мне это было приятно.

Нравится ли мне, как я выгляжу? Должна признаться, да. Мне нравятся волосы длиной до плеч – теперь можно будет только вымыть голову, встряхнуть ими и дать им высохнуть. Мне нравится цвет, я всегда терпеть не могла те седые пряди. На лице никаких кремов и пудры – мне только подвели глаза, чтобы выглядели побольше. Ну, немножечко румян и помада. В результате – то впечатление, которого я хотела: женщина, не особенно занимающаяся собой, скорее интересная, чем шикарная, определенно изысканная.

– Подожди, пока Эдер увидит тебя, – негромко произнесла Эмбер.

– Да, она будет удивлена, – сухо откликнулась Дендре.

– А где ты купила эти потрясающие кожаные брюки? Как они облегают твою фигуру – блеск!

– Должно быть, стоят кучу денег. Ты наверняка тряслась, мам, когда выписывала чек, – сказала Пьета с улыбкой.

Жакет на Дендре был из той же кожи цвета коньяка, с лацканами из белой персидской мерлушки и таким же подбоем. Он плотно облегал талию, а на ногах были короткие черные сапожки на высоких каблуках. Дендре удивляло, что она не ощущает себя ни шикарной, ни разряженной. Этим она была обязана Эдуардо, прошептавшему ей на ухо: «Отсюда отправляйтесь в магазин Гуччи. Там работает мой друг – Марио. Я позвоню ему, скажу, что вы появитесь до закрытия. Только Марго ни слова, она тут же уволит меня!»

– Думаю, труднее всего было ходить по магазину Гуччи, не глядя на ценники, – совершенно серьезно ответила Дендре.

Девушки рассмеялись, и Дейзи сказала:

– Все та же мама в новой одежде! Хоть ей и пришлось побороться с собой. Надеюсь, завтра ты будешь делать покупки так же, как сегодня?

– О, в этом можешь быть уверена, – отозвалась Дендре.

И почти прекратила игру перед дочерьми, хотя и не хотела этого. Она была уверена: в конце концов девочки поймут, что в ней многое изменилось, помимо новой прически, выщипанных бровей и новой одежды. Поймут еще до того, как она навсегда отвоюет их отца.

Все четверо успокоились, когда принесли второй чайник и еще пирожных. Пьета подняла газеты с пола и с улыбкой протянула их матери. Разговор снова вернулся к вчерашнему празднеству.

Дендре сочла, что фотографии замечательные. При виде их ее сердце забилось от гордости. Она не испытывала зависти, не сердилась, что ее на них нет, лишь легкое раздражение от того, что есть Эдер. Она прочла все заметки одну за другой, хотя дочери продолжали тараторить и почти ее не слушали. Ее дети стали умными, утонченными молодыми женщинами, однако с той наивностью, которая проходит только с юностью. Ни она, ни Гидеон никуда не подталкивали дочерей, однако каждая из девочек нашла свое место в жизни, и все были очень довольны. Каждая, казалось, понимала, что быть дочерью великого человека – привилегия, и девушки были щедрыми, добрыми, не совали нос в необычный образ жизни родителей.

– Я всем сердцем люблю вас и папу. Вы создали для меня лучшую жизнь, о какой только может мечтать женщина. Обещаю, что так будет всегда, и помните об этом, что бы ни произошло. А теперь едем домой. Мы очень задержались, Гидеон будет недоумевать, где мы. На ужин у нас будет говяжья грудинка с кровью, – с улыбкой сказала Дендре.

Глава 12

Только когда такси подкатило к бровке тротуара, Дендре вспомнила об утреннем столкновении. Рассказала ли Эдер Гидеону о ее визите? Приняла ли к сердцу предостережение о том, что случится, если она не уйдет из их с Гидеоном жизни?

Все это пронеслось в ее сознании, когда она услышала голос старшей дочери:

– Мам, мне не терпится взглянуть на лицо папы, когда он увидит тебя.

– И лицо Эмбер, и лицо Хэвера, – пробормотала Дейзи.

Девушки начали выходить из машины, Дендре вытянула руку и преградила им путь.

– Погодите! Я хочу попросить вас о любезности. Хочу быть наедине с отцом, когда он увидит меня. И обещайте не поднимать особого шума по поводу моей внешности. Я буду чувствовать себя неловко.

То, что сказала Дендре, было правдой, но не всей: ее очень беспокоило, не сообщила ли Эдер Гидеону о ее утреннем визите. Она хотела избавить дочерей от возможной сцены: Гидеон скорее всего разгневался бы на жену за то, что она нарушила сложившееся равновесие и осложнила его жизнь.

Девушки запротестовали, но в конце концов согласились. Все четверо стояли на тротуаре, пока Дендре расплачивалась с водителем. Повернувшись, она увидела на лицах дочерей восторг и гордость тем, как выглядит их мать.

– Мам, – спросила Пьета, – а у тебя за спиной можно восторгаться?

Дендре растрогалась.

– Да, если за спиной, я, наверное, это вынесу.

Уже стемнело. В мастерской горел свет, Гидеон все еще находился там. Девушки поднялись в квартиру, а Дендре открыла дверь своим ключом и вошла в мастерскую. Она очень волновалась, но не стеснялась, как можно было ожидать. Появилась она в самое удачное время: Вальдес мыл кисти, Гидеон с большой гаванской сигарой и шампанским в кофейной чашке сидел перед неоконченным полотном, разглядывая его.

Вальдес услышал, как вошла Дендре, и оторвался от работы. Она подошла к нему и положила руку на его плечо в знак приветствия. Тот улыбнулся и одобрительно кивнул. Дендре улыбнулась в ответ и направилась к мужу.