Смешок переходил в хохот.

– Мы вольный народ! Мы дороже всего ценим свободу! – распинался Будря. – Мыслите, раз Артания нас когда-то завоевала, то владеет нами?! А вот дулю им! – Он изобразил пальцами правой руки странную фигуру. – Дулю с коровьим маслом! Про сто мы честный народ и соблюдаем присягу! – Зрите ли хохотали все громче. – Не верите?! Да если любой из вас одолжит мне хоть тысенчу ауреусов, то я верну ему долг день в день!

Смех перешел в раскатистый хохот. Мысль одолжить бродяге из цирка тысячу золотых, видимо, казалась зрителям очень смешной.

– А землями своими мы владеем со времен Перкунаса, когда еще ни про какую Артанию и слышно не было!

Будря наливался кровью, продолжал разоряться на тему – какой замечательный народ лехи.

А Орланда сидела и думала об одном. Если тут имеется телохранитель тартесского царя, то, может быть, и сам Кар где-то близко? Байке о том, что толстяк мог предать своего юного господина, она не поверила.

После того как с неподдельной обидой на лице лех ушел в шатер, провожаемый насмешками, перед зрителями вместо давешнего мальчика появился с кувшином в руках сам владелец цирка. (Монеты тем не менее сыпались в кувшин довольно щедро.)

– Почтеннейшая публика, – вскричал он, – досточтимые римские граждане! А сейчас я, Петроний Апулей, представлю вам жемчужину моего скромного заведения – деву-вещунью из Гибернии.

И из шатра появилась тоненькая девчушка лет от силы пятнадцати, черноволосая, в длинной голубой хламиде.

– Уважаемые! – изрекла она. – Если кто-то же лает узнать свое будущее или получить совет от высших сил…

Орланда только что не заорала от удивления и радости.

Да, черный цвет волос! (Чем, интересно, красил?)

Да, явно выделяющийся бюст. (Тряпок напихал небось!)

Да, набеленное и нарумяненное лицо. (Не узнать!)

Но голос! Голос Кара!

Стало быть, жив и здоров, бесенок!

Тем временем к «деве-вещунье из Гибернии» уже подошли первые желающие…

И тут представление было прервано.

На площадь вышел патруль вегилов с пиками и дубинками.

– Почему скопление народа?! – возопил десятник. – Кто разрешил?

Петроний Апулей подскочил к нему, показал какую-то бирку, но тот остался непреклонен.

– Пр-риказываю прекратить! Р-разойтись!

Видать, страже попала под хвост вожжа или еще что-то, так что уже через пять минут толпа, недовольно ворча, разошлась, а циркачи угрюмо свернули свой шатер.

Орланда хотела было подойти к ним, но сестра решительно удержала.

– Погоди! Вот когда они вернутся к себе, тогда и поговорим.

И отстав локтей на сто, они двинулись следом за артистами.

Идти пришлось примерно полчаса.

Цирк почтенного Апулея разместился как раз на бывшем Марсовом поле. На более-менее чистом пустыре стояло несколько дюжин палаток и фургонов – Апулей владел довольно большой труппой.

И вновь амазонка не позволила сестре немедля приступить к делу, а некоторое время выжидала и изучала передвижной городок, благо зевак вокруг было немало.

Наконец она выбрала, с кем будет говорить. И выбор ее пал на давешнего мастера метания ножей.

Небрежной походкой подошла к нему, кидавшему свое оружие в раскрошенную деревянную колоду

– Кинжалы-то острые? – спросила жонглера.

Тот насмешливо взглянул на нее, но, увидев меч на поясе, подавил желание сказать что-то обидное.

– Проверь сама.

И резким движением бросил Орландине один из кинжалов.

Девушка без труда поймала клинок. Роговая рукоять не скользила в руке, а само оружие было выковано из превосходной толедской стали и было столь же превосходно заточено.

Лицо жонглера вытянулось при виде того, как ловко Орландина справилась с кинжалом.

– Похоже, ты не зря таскаешь меч, девица! Другая бы завизжала, как свинка под хряком.

– А скажи-ка ты мне, друг, что это у вас за дева-вещунья подвизалась? – спросила амазонка.

– Тебе зачем? – нахмурился циркач. – Если сманить куда решила…

– Нет, мы вот с сестрой совета у нее спросить хотим. – И Орландина выразительно повертела в пальцах золотую монету.

– А, – смягчился циркач, – это можно… Третья палатка отсюда – такая небольшая, заштопанная синей заплаткой. Там она и живет, с дядюшкой своим.

Глава 4

ЛЕСНОЙ КНЯЗЬ

Из кувшина, увенчанного высокой шапкой пены, Будря налил себе в кружку янтарного напитка, пригубил.

– М-м-м… – даже не промычал, а как-то промурлыкал лех.

– Тысенчу лет не пробовал ничего подобного! – радостно сообщил он. – Амброзия! Наконец-то нашли место, где нам подали настоящее пиво. А то в этом пшеклентом Риме пьют помои!

Сидящие с ним за одним столом путешественники были полностью согласны со старым воякой. Все они с радостью расстались с «Увечным городом»…

Надо сказать, когда сестры ввалились в палатку, где Будря и «дева-вещунья» отдыхали после представления, то лех очень испугался, решив, что девушки всенепременно выдадут обоих властям.

Но, повинуясь распоряжению Кара, успокоился.

Вполголоса они принялись рассказывать о своих злоключениях за прошедшие месяцы.

Кара и в самом деле собирались убить, свалив это на телохранителя. Причем вовсе не люди Аргантония – зря Орланда грешила на дядюшку.

То были чужаки. Насколько Кар мог понять, пикты.

Орландина про себя отметила, что участие в этом деле пиктов вообще-то недвусмысленно указывает на Артория, но промолчала.

Но Кар применил кое-что из тайных знаний его рода, на что убийцы, похоже не рассчитывали

– Меня родовой магии обучили еще в детстве, хотя и положено после шестнадцати по закону, – пояснил юноша.

Как они бежали из наполненного пьяным сбродом Аргантония Тартесса, как добрались до Италии и устроились в цирк Апулея – ну, то, что называется, была особая песня.

Сестры в свою очередь рассказали им о том, что пережили за эти два месяца. Особенно удивительной юному царю и его пестуну показалась история Асинуса-Стира. Поначалу они даже отказывались верить.

Ну, пришлось поэту, так сказать, продемонстрировать свои артистические способности. Соленая «Патрицианка и боцман» в исполнении осла привела Будрю в полный ступор. Орландина и Кар просто покатывались от хохота, а Орланда по привычке запунцовела.

А потом Кар безо всяких предисловий предложил девушкам идти вместе с ними. И двигаться как раз прямиком в Дельфы, где ему можно будет заявить о своих правах на престол родного Тартесса, а девушкам – оправдаться перед лицом видящих истину жрецов и заодно – расколдовать осла, то есть Стира.

В отношении себя он рассудил, что двигаться вместе с бродячим цирком удобнее и безопаснее: ну кто же будет искать беглого царя в цирке!

Ему хватило ума (или знания людей) не пытаться предлагать владельцу драгоценности, а наняться в качестве фокусника, к тому же женского пола.

Может, уважаемый Петроний Апулей и подозревал что-то, но два новых работника давали неплохой доход, и этого было достаточно.

Будрю, кстати, взяли на весьма своеобразное амплуа: он рассказывал зрителям про свою родину, причем искренне, от всей души и, что удивительно, вполне серьезно. Но именно от этого все казалось очень смешным.

Двум новым (и, главное, симпатичным) артисткам хозяин цирка обрадовался. Орландина сговорилась с метателем ножей, что он возьмет ее в ассистентки, а Орланду определили в новые сборщицы пожертвований вместо парнишки. Апулей здраво рассудил, что такой красавице зрители станут подавать щедрее. Особенно юноши и мужчины.

И вот уже три дня идут они к портовому городу Брундизию, чтобы прямиком оттуда попасть в Ахайю.

Тем временем местный житель, сидевший у стены на корточках и все время поглядывавший в их сторону, вдруг решительно встал и подошел к ним.

– Прощеньица просим, уважаемые, – изрек земледелец, комкая в руках драную шляпу.

– Ты, – обратился он к Орланде, – не христианка ли будешь?

– Да, я верую в Иисуса! – с достоинством ответила послушница.

– Это хорошо, грю! – обрадовался мужик. – Пафнутий меня звать. Я вот староста из тутошнего поселка. Как раз христианку мне и надобно. Видел, как ты перед едой молилась. – И продолжил: – А надобно мне тебя, потому как у нас тут беда приключилась, и только ты и можешь нам помочь!

– Это какая же беда?

– Да вот, – вздохнул староста, – ваша христианская нечисть завелась у нас. Энтот, как его – черт! Бес, стало быть.

– Не может быть! – ляпнула Орланда первое, что пришло в голову.

– Как это не может? Черт, говорю, христианский, ваш то есть! Бес еще именуется.

– А может сатир или сильван? – робко спросил Кар.

Пейзанин укоризненно посмотрел на него.

– Ты, девчонка, помалкивай! Раз говорю черт, значит черт! Святых сильванов и сатиров тут уж лет сто двадцать не было! Как указ августа Магнуса Великого вышел, где сказано, что сатиров не бывает, они и ушли, обиделись, стало быть.

Орланда припомнила, что такой указ действительно был.

Птолемей Тридцать Седьмой Магнус в богов не верил, вообще ни в каких, и поэтому издал декрет об отсутствии нечистой силы (за что, говорят, и был утоплен во время купания морскими нимфами).

– Опять же по-нашему говорит плохо, ругается непонятными словами, вино не очень любит, а все больше пиво хлещет, вон как он, – неодобрительный жест в сторону Будри.

Толстый лех чуть не подавился и воинственно встопорщил усы. Лишь властный взгляд Кара заставил оскорбленного пана успокоиться.

– А он еще и разговаривает у вас? – изумилась Орланда.

– Разговаривает, – недовольно подтвердил гость. – Особливо с девками, перед тем как того… А козами и овцами брезгует – не сатир, стало быть. Сатир, как старики рассказывали, если, положим, идет пастушка со стадом, то он пастушку не тронет, а вот козочек попортить может. Святость блюли, с людьми не якшались.

Пафнутий благочестиво всхлипнул.

– Мы уж и не знали, что делать, но, слава богам, наш кузнец Адриан раньше плавал на ваш Святой остров, на Кандию то есть. И знает, что да как. Он-то и сказал, что надобно против энтой скотины христиан скую магию употребить. А уж мы не обидим, – пообещал староста. – Двадцать денариев дадим, если вы его прогоните! Всем обчеством собирали.

Орландина начала подбирать выражения, чтобы указать, куда именно надо засунуть денарии почтенных земледельцев, но сестра, вдруг порывисто вскочив, перекрестилась и задала вопрос, заставивший амазонку выматериться про себя.

– Ну и где этот ваш черт? Рассказывайте!

– Сестра, ты бы не ходила, – вновь повторила Орланда, когда они прошли с полмили по лесу. – Ты ведь некрещеная, стало быть, дьявол для тебя опаснее…

– Ну да, – небрежно отмахнулась амазонка. – Мою сестру всякая нечисть рвать будет, а я в кустах отсиживаться?

– Бесу не страшен меч…

– Ты говорила уже. А я скажу – раз он девок портит, значит, есть чем. А раз есть чем, то, стало быть, это и отрезать можно. Надо еще посмотреть, так ли страшен ваш черт христианский, как вы его малюете.

Поняв, что толку не добьешься, Орланда смирилась.

И то ладно, что еле уговорила Кара с Будрей в деревне остаться. Юный царь так и рвался на бой с нечистью. Леха на подвиги тянуло гораздо меньше, но, как истинный шляхтич, он не мог допустить, чтобы прекрасные паненки шли одни ночью в темный лес. Только доводы Орландины, в два счета доказавшей, что пользы от них будет не так много, убедили парней (от «доказательств» амазонки у Будри еще долго будут болеть поясница и ушибленная рука).

Оставалось надеяться, что при виде честного креста бес убежит обратно в преисподнюю. На крайний случай, если сестра права, и сталь против него будет небесполезной.

В конце концов, в святых книгах говорится, что бесы не такие уж сильные.

Вот, к примеру, к их духовнику, отцу Митридату, они являлись после третьего кувшина вина, когда он не мог заплетающимся языком прочесть молитву…

Орландина думала совсем о другом.

За те несколько часов, пока они готовились к походу на нечисть, амазонка выяснила все подробности о Дьяволах, которые могла вспомнить сестра, заодно расспросив аборигенов, не исключая и одной пострадавшей – тетки уже не первой молодости.

Выходило, что это создание ниже ростом, чем средний человек, особой силой вроде не выделяющееся и ничем, кроме рогов, не вооруженное. Правда, размер рогов указывался разный – от воловьих до маленьких козьих.

Кроме того, по сообщению сестры, бесы имели свиное рыло. А как знает всякий, свинью надо бить именно по пятачку – это самое больное место у хрюшек.

Впрочем, у нее были подозрения, что под личиной беса работает какой-нибудь приблудный разбойник, и этого она боялась даже больше, чем нечисти. Ведь нечисть всегда боится людей. Не говоря уже о том, что Орландина однажды с нечистью билась и победила.

Орланда тревожно озиралась по сторонам. Лес был самым обычным. И деревья здесь росли тоже самые обычные. И цветы. Но уж если черт решил избрать его местом своего обитания, то дело, наверное, все же нечисто.

Внезапно откуда-то донеслась песня. Пели как-то не по-человечески, с блеянием и подвыванием.

– Это он! – взвизгнула послушница, выставив вперед крест.

Орландина прислушалась. Пели по-куявски, а может, по-артанийски – и тот и другой языки наемница понимала с пятого на десятое.

Эх да на кровати да мужик,
Эх, с Дариною лежит.
Эх, а не мил мне Мирох,
Не купил мне серег,
Зато мил мне Яган,
Купил красный сарафан,
Разложил меня на лавке
Да яво примерить не дал!

– Что он поет? – дернула сестра Орландину за рукав куртки. – Ты понимаешь?

– Похабщину, – коротко ответила наемница.

Песня резко оборвалась. Затем началась другая – на смеси греческого и латыни.

Содержание ее было ясным и недвусмысленным, и щеки у послушницы заалели. Да и Орландина тоже почувствовала, что готова покраснеть.

Место обитания нечистой силы они обнаружили неожиданно.

Вроде перед глазами были густые деревья с подлеском, а вот теперь полянка с родником и наспех сложенной хижиной.

Хижина как хижина.

Ни черепов на кольях, ни серного дыма, ни пляшущих ведьм… Возможно, дьявол, поселившийся тут, был дьяволом миролюбивым, ценившим покой и не склонным творить зло? Может, даже, это какой-нибудь адский беженец, коему надоело служить князю Тьмы?

Сестры осторожно заглянули в хижину. Но там не было ничего, кроме пустой амфоры и подстилки из свежей травы, видимо предназначенной для того, чтобы творить на ней непотребства с зазевавшимися крестьянками.

– Невежливо вот так, без спросу, в чужой дом заглядывать-то, – послышалось у них за спиной.

Обернувшаяся Орландина увидела стоявшего между двух старых пиний толстого волосатого субъекта с рогами.

Видимо, это и был искомый дьявол.

Под пронзительным взглядом его желтых глаз рука Ласки сама собой потянулась к мечу.

Несколько секунд воительница и «бес» внимательно разглядывали друг друга.

Рыжие вихры, торчащие во все стороны, россыпь конопушек, щербатый ухмыляющийся рот. Приплюснутый нос, вполне человеческий, так что «удар в пятак» как способ расправы отпадал. Хотя если по людскому носу вмазать, тоже мало не покажется.

Словно прочтя ее мысли, создание укоризненно покачало головой.

«Ну и рожа!» – подумала Орландина.

– Какая уж есть, – изрекла «рожа» в ответ.

«Мысли читает!» – испугалась воительница.

– Да их читать-то особливо не требуется! Все на личике написано!

«Ясно, охмуряет!»

– Не знаю уж там, что у меня написано и где, только если ты мысли читать умеешь, то прочти, что я вот этим ножиком с твоей шейкой могу сделать, – грозно изрекла амазонка, взмахнув скрамасаксом.

– И не совестно будет тебе, безоружного-то? – укоризненно покачал головой «черт».

Орландина слегка опешила.

Если бы в ответ он пообещал ее заколдовать или поднять на рога, то она бы не отреагировала, но вот так бить на жалость…

– Подожди, сестра, – вдруг бросила послушница, – кажется, я его знаю.

– Ну наконец-то! – просиял косматый рогоносец. – Я уж думал, не признаешь князя-то лесного!

Как ни в чем не бывало Орланда присела на поваленное дерево. Лесной князь плюхнулся наземь напротив нее. Ваал, выскочивший из хозяйкиной котомки, тут же умостился на руках у старого знакомца и довольно запищал, когда леший стал чесать у кусика за ушком.

Орландина спрятала меч в ножны, про себя прикидывая, куда в случае чего будет лучше садануть этого козлорогого, чтоб сразу с копыт долой? Впрочем, копыт у него не было, да и рожки не такие уж и большие, всего с мизинец. И вообще, напоминал он не нечисть, а очень волосатого мужика, вроде лучника Мамуки из третьей центурии ее вольного легиона.

Между тем ее сестра и лесной князь завели между собой беседу, из которой было ясно, что они и в самом деле раньше встречались.

Весть о тартесских безобразиях и превращенном в осла человеке он выслушал довольно спокойно. Зато, узнав, зачем они сюда явились, схватился за голову.

– О, бессмертные боги!!! Что же происходит в этом мире?! На родине житья почти не стало, так теперь и в древней Авзонии, где нас, князей лесных то есть, всегда чтили, на нас наемных убийц посылают!

– А не надо было девок портить!

– Эк ты сказанула! – хмыкнул сатир. – А что ж мне с ними делать? Да и портить тут, – хихикнул он, – особо некого! Вот, клянусь великим Паном, за месяц тебя первую встретил!

Он игриво подмигнул монашке.

– Ты ж вроде бы, князюшка, к Кастальскому ключу собирался, в Дельфы, – оборвала слишком фривольный разговор Орланда.

– Собирался, – кивнул тот. – И иду потихоньку. Да, вишь, застрял тут. Приболел малость. Решил отлежаться, откормиться. А тут и вести тревожные пришли. Жрецы дельфийские важными делами заняты, не до наших куявских заморочек им.

– И чем же они таким занимаются?

– Темный Бог у нас на Гебе объявился, – просто сообщил лесной князь.

Я приду, я дам тебе власть над землей Египетской и Сирийской —
К твоим сандалиям ниспровергнутся враги во всю длину и ширину Геба;
Я заставлю их узреть твою мощь, подобную мощи вращающейся звезды,
Когда она проливает свои пылающие лучи и роняет свои кровавые капли на луга.
Я приду, я дозволю тебе завоевать людей Запада и Востока.
Крит будет поражен страхом, ужас воцарится в Аунако, восплачут Вендия и Чжунго;
Я заставлю их узреть твою силу, подобную силе молодого быка,
Бесстрашного и быстрого в атаке.
Никто не осмелится противостоять тебе.
Я приду, я позволю тебе покорить народ болот,
Страх перед тобой охватит земли Британии;
Они узрят тебя во всей славе, подобного свирепому кракену;
О повелитель страха у моря, никто не осмелится приблизиться к тебе.

– Пророчество о пришествии Темного Бога! – громко прошептала Орландина, когда сестра закончила читать зловещий гимн.

Орланда кивнула.

Эту песнь, сложенную в седой древности египетскими жрецами Амона, знали на Гебе многие. Но большинством она воспринималась просто как поэтическое творение предков. Жутковатое, но не имеющее реальной подоплеки. Мало ли что придет святым отцам в ум после долгих молений, постов и воздержаний.

Однако находились и такие люди, которые пытались утверждать, что все, о чем поется в песне, непременно сбудется. С ними одно время боролись. Но после укоренения на Гебе христианства эсхатологическое пророчество вошло в каноны новой веры, как подтверждение мрачных видений святого Иоанна о конце света и пришествии Антихриста. И власти махнули рукой. Пусть себе верят, во что хотят. Лишь бы налоги исправно платили.

– Так ты думаешь, что пришло время…

– Не я, – возразил беглой послушнице леший. – Коллегия жрецов в святых Дельфах решила…

Глава 5

ГОРОД У МОРЯ

Весна наступала медленно, и если на Сицилии и в Иберии деревья уже покрылись листвой, то здесь они все еще не проснулись после долгой зимы.

А маленький караван тащился по старой Аппиевой дороге к Брундизию.

«Да, как ни крути, а образовался у них настоящий караван», – подумала Орландина.

Почти маленькое войско.

Четыре человека, плюс один бывший человек (ныне осел) и один представитель Древнего Народца. Ну еще один мелкий грызун. Без малого контуберний старого легиона или звено из нового.

Да, поневоле смешно становится: этакое маленькое войско.

Со стороны особенно хорошо смотрится – какая-то непонятная толстая тетка с девчонкой да брат с сестрой, разодетые как мимы и фигляры.

Осел, правда, хороший – молодой, гладкий и красивой серебристой масти.

Даже лешему нашлась роль.

Всем встречным они терпеливо разъясняли, что это троглодит– получеловек, редкая северная обезьяна из диких лесов, что в землях эстов и латов, доставшаяся им, честным циркачам, по случаю.

Иногда путешественники даже давали представления, в которых наряду с метанием ножей Орландины и гаданием Кара, показывали и Стира с лешим.

Осел «подпевал» играющему на волынке Будре, истошно завывая в такт, чем вызывал одобрительные крики, а лесной князь бил себя в косматую грудь кулаком, взрыкивал и с отвратительным чавканьем пожирал жареное мясо, приводя публику в настоящий экстаз.

Как ни удивительно покажется, но на лешего их спутники отреагировали вполне спокойно.

Причем равным образом и Будря («Ну, здрав будь, владыка лесной Борута, эк тебя занесло от родных краев!»), и Кар.

Они буквально тут же принялись оживленно беседовать о всяких отвлеченных материях и древней истории, в которой леший («О, пятьсот годков стукнуло!») неплохо разбирался.

Орланда даже немного обиделась на Кара и полдня дулась на приятеля. Ну понятное дело, с толстяком царю общаться приятнее. Все же князь, хотя и лесной, а не какая-то безродная послушница!

Вот, например, сегодняшним утром Кар и козлорогий обсуждали один случай, который мальчик вычитал в тартесских анналах.

Лет сто пятьдесят назад один юный пастух заснул в пещере отрогов Кантабрийских гор, а проснувшись, увидел, что рядом с ним храпит какой-то страшный волосатый и бородатый человекообразный урод. Бедный пастушок испугался до смерти и бросился бежать. Со скоростью ветра домчался он до ближайшей харчевни… Но его никто не послушал, и он поневоле вернулся к пещере, надеясь, что это ему привиделось – ведь нужно было забрать стадо.

Тем временем «чудовище» подкреплялось обедом пастуха, оставленным в суматохе. Оно уже все съело и легло подремать, когда на поляне появился паренек.

Не ясно, откуда взялась у юноши храбрость, но он спутал ремнями сонного троглодита, а потом все же уговорил взрослых пригнать к пещере лошадь с телегой.

Дикого лесного человека привезли в село.

Его помыли, побрили. Вскоре он более-менее обтесался, поступил в подручные к кузнецу и даже женился на вдове, народив с ней семерых здоровых сыновей и двух дочерей, хотя говорить толком так и не научился. К старости дикий человек вновь ушел в чашу и жил в глуши лесной диким отшельником.

– Нет, это не наши, – пожал плечами леший. – Наши-то дикими не бывают. Ежели даже случится, упаси все боги, что погибнет семья, то хоть кто-то из лесного народа младенца подберет и воспитает как надо. И не дриады, по-нашему вилы, само собой. У тех вообще своих мужчин нет, они род свой все с другими продляют.

Рыжий сладко улыбнулся, видать вспоминая молодость.

– И не сатир с сильваном – у тех копыта! Надо бы посмотреть, конечно, но думаю, это йэтти вендийский, – важно изрек он.

Но чаще они беседовали о пророчестве о Темном Боге. Тут к ним присоединялась Орланда. И начиналось такое, что бедные мозги прознатчицы буквально закипали.

Кар читал по памяти соответствующие куски из тартесских хроник, несостоявшаяся монашка сыпала цитатами из христианских отцов церкви, а лесной князь припоминал эпизоды из северных саг и сказаний. Порою их диспуты доходили до такого накала, что, казалось, стоило поднести уголек, и все трое вспыхнут пламенем, как древняя птица Бену-Феникс.

Леший также немало времени проводил в беседах с ослом, то есть Стиром.

Причем лесной князь говорил вслух, а бедолага певец все больше отвечал мысленно – ему было трудновато говорить подолгу, ибо ослиная глотка все-таки не слишком приспособлена для человеческой речи (хотя порою, когда на поэта находила волна вдохновения, он мог болтать без умолку пару часов подряд).

«Ну и парочка – лешак да ишак!» – съязвила как-то Орландина, глядя на подобную «беседу».

И тут же одернула себя – да что ж она злая такая?! Можно подумать, Стир виноват.

Кстати, Орландина была единственной, не нашедшей общего языка с лесным князем.

Даже с ее сестрой тот вполне нормально общался.

Амазонка однажды спросила, как она с лешим-то не брезгует общаться? Ведь нечисть же натуральная.

– Он тоже тварь Божья, – отбрила Орланда. – Вон, святой Пафнутий с кентаврами общался и им проповедовал.

– Где ж он их только нашел?

Про себя, впрочем, прознатчица согласилась с сестрой. Ежели среди Малого Народца есть нечисть, то кто сказал, что среди него же не может водиться и «чисть»?

Но долго ли, коротко, а всякая дорога хороша еще и тем, что рано или поздно куда-нибудь да приведет.

Вот и они уже часа два как видят синюю полосу на горизонте – Иллирийское море и башни Брундизия.

Совсем скоро они войдут в его ворота.

В придорожных кустах они приготовились к вступлению под сень цивилизации.

Будря и Кар привели в порядок свой женский маскарад, Орландина – свой цирковой, чтобы посильнее отличаться от сестры, а на лешего, глухо ворчавшего, но особо не сопротивляющегося, надели ошейник, прикрепив его цепь к сбруе осла (то есть Стира).

В тени перед воротами просто на земле сидели стражники, как показалось амазонке, не сильно отличавшиеся от обыкновенных разбойников. Они азартно перебрасывались в кости.

Орландина остановилась рядом с ними и постояла немного, глядя на то, как скачут кости на чьем-то щите.

Наконец, один из стражников, видать старший, судя по рыжим косам, выбивающимся из-под шлема, франк, поднял глаза и с неудовольствием посмотрел на девушку снизу вверх

– Чего надо? – спросил он. – Я женат, так что если желаете заплатить натурой…

Стражники сдержанно захохотали.

– Мы идем в город, – ответила воительница.

– А, ну давайте… – равнодушно отозвался страж ник. – Три асса с головы и один за скотину. Итого. – Он наморщил лоб, подсчитывая сумму. – Шестнадцать. Гони четыре сестерция!

– Это почему же?! – возмутилась Орланда.

– Нас четверо, да вот он, – ткнула она пальчиком в подошедшего поближе лешего, – да осел…

– Ты мне зубы не заговаривай! – начал сердиться стражник. – Вас пятеро! Ты, твой братец, баба с девчонкой, этот голый дед… Ну и осел, само собой. Пятью три – пятнадцать, плюс один. Итого шестнадцать ассов, или же четыре сестерция. Ишь, грамотная! Счету меня учить вздумала!

– Это не человек, а троглодит, он совсем дикий…

Бывшая послушница уже приготовилась выдать легенду об обезьяне неведомой северной породы, которую они хотят доставить в Александрию и выгодно продать, но стражника это интересовало менее всего.

– А мне, знаешь ли, подруга, насрать, проглотит он кого-то или нет. Думаешь, раз у него рога, то платить не надо? Давай, плати или проваливай.

Орланда порылась в кошельке, вынула серебряный денарий и с вздохом сунула ему деньги, про себя порадовавшись, что хоть кусик сидит у нее в сумке.

И, как назло, Ваал решил посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся, и высунулся.

– О, крыса! – радостно воскликнул стражник. – Еще асc с тебя!

– А сдача? – спросила она, глядя, как старший патруля по-хозяйски спрятал монету в пояс.

– Локи с Бальдуром подадут! – отрезал страж порядка.

Но это было еще не все.

– Идите, давайте, регистрацию получайте, – приказал франк, возвращаясь к прерванной игре.

Войдя в ворота, они обнаружили сидящего за колченогим столом писаря, упитанного, в штанах персидского атласа и синей форменной тунике. Перед ним стояла большая чернильница, лежали перья и листы папируса низшего сорта рядом с тонкой дорогой веленевой бумагой. На пальцах чиновника были чернила, а на лице важная мина, столь обычная у представителя власти.

Когда путники приблизились, писарь с неудовольствием оглядел их. Они назвали ему свои имена, естественно фальшивые. Тот записал их.

– Вы здесь по какому делу? – спросил писарь.

– Мы путешествуем, – ответила Орланда. – Даем представления для увеселения граждан. Может, попробуем наняться здесь на работу.

– Ясно, бродяги, – недовольно проворчал чиновник. – Здесь их и так пруд пруди. Вам известно, что должники подвергаются у нас наказанию кнутом и ссылке на общественные работы без различия пола и возраста?

– У нас есть деньги. – Девушка показала кошель.

Стоявшая рядом Орландина едва сдерживала брань. Примерно то же происходило и с Будрей, который уже давно показал бы писаришке, где раки зимуют, если бы не настойчивые просьбы Кара смириться с неизбежным и не привлекать к ним лишнего внимания.

– Что ж, тогда вам полагается сначала снять комнату или другое жилье. Не положено спать на улицах или на площадях. Как только вы найдете жилье, немедленно явитесь в канцелярию квестора. Каждую неделю вы обязаны являться туда и докладывать о себе. Не сделаете этого – стражники разыщут вас и отправят в тюрьму, если выяснится, что вы не в состоянии заплатить штраф. Когда будете уезжать, сообщите об этом мне, и я вычеркну вас из списков. За незаконную морскую торговлю и контрабанду – каторжные работы на железных рудниках. За проституцию без разрешения магистрата – ссылка за сто первую милю. За… Одним словом, нечего мне с вами болтать – все и так должно быть понятно.

Причина торопливости писарчука была самая прозаическая: в ворота въезжал торговый обоз.

Он пододвинул им папирусный квиточек с каракулями – видать, ту самую «регистрацию».

– С вас асс, – добавил он. – И побыстрее.

Орланда нарочно выбрала самую истертую монету, но чиновник ей не побрезговал.

– Куда катится Империя? – фыркнул Будря, когда они отошли прочь.

– Это еще что! – хмыкнула Орландина. – В Персии, в иных городах каждому въезжающему, если он не какой-нибудь знатный хмырь, выдают бирку, которую надо носить на шее. А если поймают без такой бирки, без разговоров посылают на каторгу.

По главной улице Брундизия – улице Спартака, носившей явные следы упадка, они двинулись к центру города, где в заброшенном храме Сатурна была сооружена главная муниципальная гостиница.