Когда ж я снова посетил
      Родные, мрачные стремнины,
      Леса, и речки, и долины,
      Столь крепко ведомые мне,
      То я увидел на сосне:
      Висит скелет полуистлевший,
      Из глаз посыпался песок,
      И коршун, тут же отлетевший,
      Тащил руки его кусок...
      158
      Бегут года, умчалась младость
      Остыли чувства, сердца радость
      Прошла. Молчит в груди моей
      Порыв болезненных страстей.
      Одни холодные остатки:
      Несчастной жизни отпечатки,
      Любовь к свободе золотой,
      Мне сохранил мой жребий чудный.
      Старик преступный, безрассудный,
      Я всем далек, я всем чужой.
      Но жар подавленный очнется,
      Когда за волюшку мою
      В кругу удалых приведется,
      Что чашу полную налью,
      Поминки юности забвенной
      Прославлю я и шум крамол;
      И нож мой, нож окровавленный
      Воткну, смеясь, в дубовый стол!.."
      <
      ДВЕ НЕВОЛЬНИЦЫ
      Beware, my Lord, of jealousy
      "Othello". W. Shakespeare '
      "Люблю тебя, моя Заира!
      Гречанка нежная моя!
      У ног твоих богатства мира
      И правоверная земля.
      Когда глазами голубыми
      Ты водишь медленно кругом,
      Я молча следую за ними,
      Как раб с мечтами неземными
      За неземным своим вождем.
      Пусть пляшет бойкая Гюльнара,
      Пускай под белою рукой
      Звенит испанская гитара:
      О, не завидуй, ангел мой!
      Все песни пламенной Гюльнары,
      Все звуки трепетной гитары,
      Всех роз восточных аромат,
      Топазы, жемчуг и рубины
      Избави, боже, от ревности.
      *"Отелло". В. Шекспир '.англ.).
      160
      Султан Ахмет оставить рад
      За поцелуя, звук единый
      И за один твой страстный взгляд!"
      "Султан! Я в дикой, бедной доле,
      Но с гордым духом рождена;
      И в униженье и в неволе
      Я презирать тебя вольна!
      Старик, забудь свои желанья:
      Другой уж пил мои лобзанья
      И первой страсти я верна!
      Конечно, грозному султану
      Сопротивляться я не стану;
      Но знай: ни пыткой, ни мольбой
      Любви из сердца ледяного
      Ты не исторгнешь: я готова!
      Скажи, палач готов ли твой?"
      Тиха, душиста и светла Настала ночь.
      Она была Роскошнее, чем ночь эдема.
      Заснул обширный Цареград,
      Лишь волны дальные шумят
      У стен крутых. Окно гарема
      Отворено, и свет луны,
      Скользя, мелькает вдоль стены;
      И блещут стекла расписные
      Холодным, радужным огнем;
      И блещут стены парчевые,
      И блещут кисти золотые,
      Диваны мягкие кругом.
      Дыша прохладою ночною,
      Сложивши ноги под собою,
      Облокотившись на окно,
      Сидела смуглая Гюльнара.
      В молчанье все погружено,
      Из белых рук ее гитара
      Упала тихо на диван;
      И взор чрез шумный океан
      Летит: туда ль, где в кущах мира
      161
      Она ловила жизни сон?
      Где зреет персик и лимон
      На берегу Гвадалкивнра?
      Нет! Он боязненно склонен
      К подножью стен, где пена дремлет!
      Едва дыша, испанка внемлет,
      И светит ей в лицо луна:
      Не оттого ль она бледна?
      Чу! томный крик... волной плеснуло...
      И на кристалле той волны
      Заколебалась тень стены...
      И что-то белое мелькнуло
      И скрылось! Снова тишина.
      Гюльнары нет уж у окна;
      С улыбкой гордости ревнивой
      Она гитару вновь берет
      И песнь Испании счастливой
      С какой-то дикостью поет;
      И часто, часто слово "мщенье"
      Звучит за томною струной,
      И злобной радости волненье
      Во взорах девы молодой!
      ПОСЛЕДНИЙ СЫН ВОЛЬНОСТИ
      (Повесть)
      Посвящается (Н. С. Шеншину)
      Бывало, для забавы я писал,
      Тревожимый младенческой мечтой;
      Бывало, я любовию страдал,
      И, с бурною пылающей душой,
      Я в ветреных стихах изображал
      Таинственных видений милый рой.
      Но дни надежд ко мне не придут вновь,
      Но изменила первая любовь!..
      И я один, один был брошен в свет,
      Искал друзей - и не нашел людей;
      Но ты явился: нежный твой привет
      Завязку снял с обманутых очей.
      Прими ж, товарищ, дружеский обет,
      Прими же песню родины моей,
      Хоть эта песнь, быть может, милый друг,
      Оборванной струны последний звук!..
      178
      When shall such hero live again?
      "The Oiaour." В^гиа1.
      Приходит осень, золотит Венцы дубов.
      Трава полей От продолжительных дождей
      К земле прижалась; и бежит
      Ловец напрасно по холмам:
      Ему не встретить зверя там.
      А если даже он найдет,
      То ветер стрелы разнесет.
      На льдинах ветер тот рожден,
      Порывисто качает он
      Сухой шиповник на брегах Ильменя.
      В сизых облаках
      Станицы белых журавлей
      Летят на юг до лучших дней;
      И чайки озера кричат
      Им вслед и вьются над водой,
      И звезды ночью не блестят,
      Одетые сырою мглой.
      Приходит осень! уж стада
      Бегут в гостеприимну сень;
      Краснея, догорает день
      В тумане. Пусть он никогда
      Не озарит лучом своим
      Густой новогородский дым,
      Пусть не надуется вовек
      Дыханьем -теплым ветерка
      Летучий парус рыбака
      Над волнами славянских рек!
      Увы! пред властию чужой
      Склонилась гордая страна,
      И песня вольности святой
      (Какая б ни была она)
      Уже забвенью предана.
      Свершилось! дерзостный варяг
      * Когда такой героя родится снова?
      "Гяур". Ба-щюн. (аке^г.).
      12*
      179
      Богов славянских победил;
      Один неосторожный шаг
      Свободный край поработил!
      Но есть поныне горсть людей,
      В дичи лесов, в дичи степей;
      Они, увидев падший гром,
      Не перестали помышлять
      В изгнанье дальнем и глухом,
      Как вольность пробудить опять;
      Отчизны верные сыны
      Еще надеждою полны:
      Так, меж грядами темных туч,
      Сквозь слезы бури, солнца луч
      Увеселяет утром взор
      И золотит туманы гор.
      На небо дым валит столбом!
      Откуда он? Там, где шумит
      Поток сердитый, над холмом,
      Треща, большой огонь горит,
      Пестреет частый лес кругом.
      На волчьих кожах, без щитов,
      Сидят недвижно у огня,
      Молчанье мрачное храня,
      Как тени грусти семь бойцов:
      Шесть юношей - один старик.
      Они славяне! - бранный клик
      Своих дружин им не слыхать,
      И долго, долго не видать
      Им милых ближних... но они
      Простились с озером родным,
      Чтоб не промчалися их дни
      Под самовластием чужим,
      Чтоб не склоняться вечно в прах,
      Чтоб тени предков, из земли
      Восстав, с упреком на устах,
      Тревожить сон их не пришли!..
      О! если б только Чернобог
      Удару мщения помог!..
      Неравная была борьба...
      И вот война! и вот судьба!..
      180
      "Зачем я меч свой вынимал,
      И душу веселила кровь?
      Один из юношей сказал.
      Победы мы не встретим вновь,
      И наши имена покрыть
      Должно забвенье, может быть;
      И несвершенный подвиг наш
      Изгладится в умах людей:
      Так недостроенный шалаш
      Разносит буйный вихрь степей!"
      "О! горе нам, - сказал другой,
      Велик, ужасен гнев богов!
      Но пусть и на главу врагов
      Спадет он гибельной звездой,
      Пусть в битве страх обымет их,
      Пускай падут от стрел своих!"
      Так говорили меж собой Изгнанники.
      Вот встал один... С руками, сжатыми крестом,
      И с бледным пасмурным челом
      На мглу волнистую долин
      Он посмотрел, и, наконец,
      Так молвил старику боец:
      "Подобно ласке женских рук,
      Смягчает горе песни звук.
      Так спой же, добрый Ингелот,
      О чем-нибудь! о чем-нибудь
      Ты спой, чтоб облегчилась грудь,
      Которую тоска гнетет.
      Пой для других! моя же месть
      Их детской жалобы .сильней:
      Что было, будет и что есть,
      Все упадает перед ней!"
      "Вадим! - старик ему в ответ,
      Зачем не для тебя?.. иль нет!
      Не надо! что ты вверил мне,
      Уснет в сердечной глубине!
      Другую песню я спою:
      Садись и слушай песнь мою!"
      181
      И в белых кудрях старика
      Играли крылья ветерка,
      И вдохновенный взор блеснул,
      И песня громко раздалась.
      Прерывисто она неслась,
      Как битвы отдаленный гул.
      Поток, вблизи холма катясь,
      Срывая мох с камней и пней,
      Согласовал свой ропот с ней,
      И даже призраки бойцов,
      Склонясь из дымных облаков,
      Внимали с высоты порой
      Сей песни дикой и простой?
      ПЕСНЬ ИИГЕЛОТД
      Собралися люди мудрые
      Вкруг постели Гостомысловой.
      Смерть над ним летает коршуном!
      Но махнувши слабою рукой,
      Говорит он речь друзьям своим:
      "Ах, вы люди новгородские!
      Между вас змея-раздор шипит.
      Призовите князя чуждого,
      Чтоб владел он краем родины!"
      Так сказал и умер Гостомысл.
      Кривичи, славяне, весь и чудь
      Шлют послов за море синее,
      Чтобы звать князей варяжских стран.
      "Край наш славен - но порядка нет!"
      Говорят послы князьям чужим.
      182
      Рурик, Трувор и Синав клялись:
      Не вести дружины за собой;
      Но с зарей блеснуло множество
      Острых копий, белых парусов
      Сквозь синеющий туман морской!..
      Обманулись вы, сыны славян!
      Чей белеет стан под городом?
      Завтра, завтра дерзостный варяг
      Будет князем Новагорода,
      Завтра будете рабами вы!..
      Тридцать юношей сбираются,
      Месть в душе, в глазах отчаянье.
      Ночи мгла спустилась на холмы,
      Полный месяц встал, и юноши
      В спящий стан врагов являются!
      На щиты склонясь, варяги спят,
      Луч луны играет по кудрям.
      Вот струею потекла их кровь,
      Гибнет враг - но что за громкий звук?
      Чье копье ударилось о щит?
      И вскочили пробужденные,
      Злоба в крике и движениях!
      Долго защищались юноши.
      Много пало... только шесть осталось..
      Мир костям убитых в поле том!
      Княжит Рурик в Новегороде,
      В диких дебрях бродят юноши;
      183
      С ними есть один старик седой
      Он поет о родине святой,
      Он поет о милой вольности!
      "Ужель мы только будем петь
      Иль с безнадежием немым
      На стыд отечества глядеть,
      Друзья мои? - спросил Вадим.
      Клянусь, великий Чернобог,
      И в первый и в последний раз:
      Не буду у варяжских ног.
      Иль он, иль я: один из нас
      Падет! в пример другим падет!..
      Молва об нем из рода в род
      Пускай передает рассказ;
      Но до конца вражда!" - Сказал,
      И на колена он упал,
      И руки сжал, и поднял взор.
      И страшно взгляд его блестел,
      И темно-красный метеор
      Из тучи в тучу пролетел!
      И встали и пошли они
      Пустынной узкою тропой.
      Курился долго дым густой
      На том холме, и долго пни
      Трещали в медленном огне,
      Маня беспечных пастухов,
      Пугая кроликов и сов
      И ласточек на вышине!..
      Скользнув между вечерних туч,
      На море лег кровавый луч;
      И солнце пламенным щитом
      Нисходит в свой подводный дом.
      Одни варяжские струи, .
      Поднявши головы свои,
      Любуясь на его закат,
      Теснятся, шепчут и шумят;
      И серна на крутой скале,
      184
      Чернея в отдаленной мгле,
      Как дух недвижима, глядит
      Туда, где небосклон горит.
      Сегодня с этих берегов
      В ладью ступило семь бойцов:
      Один старик, шесть молодых!
      Вадим отважный был меж них.
      И белый парус понесло
      Порывом ветра, и весло
      Ударилось о синий вал.
      И в той ладье Вадим стоял
      Между изгнанников-друзей,
      Подобный призраку морей!
      Что думал он, о чем грустил,
      Он даже старцу не открыл.
      В прощальном, мутном взоре том
      Изобразилось то, о чем
      Пересказать почти нельзя.
      Так удалялася ладья,
      Оставя пены белый след;
      Все мрачен в ней стоял Вадим;
      Воспоминаньем прежних лет,
      Быть может, витязь был томим...
      В какой далекий край они
      Отправились, чего искать?
      Кто может .это рассказать?
      Их нет. Бегут толпою дни!..
      На вышине скалы крутой
      Растет порой цветок младой:
      Ив сердце грозного бойца
      Любви есть место.
      До конца Он верен чувству одному,
      Как верен слову своему.
      Вадим любил. Кто не любил?
      Кто, вечно следуя уму,
      Врожденный голос заглушил?
      Как моря вид, как вид степей,
      Любовь дика в стране моей...
      185
      Прекрасна Леда, как звезда
      На небе утреннем. Она
      Свежа, как южная весна,
      И, как пустынный цвет, горда.
      Как песня юности, жива,
      Как птица вольности, резва,
      Как вспоминание детей,
      Мила и грустию своей
      Младая Леда. И Вадим Любил.
      Но был ли он любим?..
      Нет! равнодушный Леды взор
      Презренья холод оковал:
      Отвергнут витязь; но с тех пор
      Он все любил, он все страдал.
      До униженья, до мольбы
      Он не хотел себя склонить;
      Мог презирать удар судьбы
      И мог об нем не говорить.
      Желал он на другой предмет
      Излить огонь страстей своих;
      Но память, слезы многих лет!..
      Кто устоит противу них?
      И рана, легкая сперва,
      Была все глубже день со днем,
      И утешения слова
      Встречал он с пасмурным челом.
      Свобода, мщенье и любовь
      Все вдруг в нем волновало кровь;
      Старался часто Ингелот
      Тревожить пыл его страстей
      И полагал, что в них найдет
      Он пользу родины своей.
      Я не виню тебя, старик!
      Ты славянин: суров и дик,
      Но и под этой пеленой
      Ты воспитал огонь святой!..
      Когда на челноке Вадим
      Помчался по волнам морским,
      То показал во взоре он
      Души глубокую тоску,
      Но ни один прощальный стон
      186
      Он не поверил ветерку,
      И ни единая слеза
      Не отуманила глаза.
      И он покинул край родной,
      Где игры детства, как могли,
      Ему веселье принесли
      И где лукавою толпой
      Его надежды обошли,
      И в мире может только месть
      Опять назад его привесть.
      Зима сребристой пеленой
      Одела горы и луга.
      Князь Рурик с силой боевой
      Пошел недавно на врага.
      Глубоки ранние снега;
      На сучьях яней. Звучный лед
      Сковал поверхность гладких вод.
      Стадами волки по ночам
      Подходят к тихим деревням:
      Трещит мороз. Шумит метель:
      Вершиною качает ель.
      С полнеба день на степь глядит
      И за туман уйти спешит,
      И путник посреди полей
      Неверный тщетно ищет путь;
      Ему не зреть своих друзей,
      Ему холодным сном заснуть,
      И должен сгнить в чужих снегах
      Его непогребенный прах!..
      Откуда зарево блестит?
      Не град враждебный ли горит?
      Тот город Руриком зажжен.
      Но скоро ль возвратится он
      С богатой данью? скоро ль меч
      Князь вложит в мирные ножны?
      И не пора ль ему пресечь
      Зловещий, буйный клик войны?
      187
      Ночь. Темен зимний небосклон.
      В Новгороде глубокий сон,
      И все объято тишиной;
      Лишь лай домашних псов порой
      Набегом ветра принесен.
      И только в хижине одной
      Лучина поздняя горит;
      И Леда перед ней сидит
      Одна; немолчное давно
      Прядет, гудет веретено
      В ее руке. Старуха мать
      Над снегом вышла погадать.
      И, наконец, она вошла:
      Морщины бледного чела
      И скорый, хитрый взгляд очей
      Все ужасом дышало в ней.
      В движенье судорожном рук
      Видна душевная борьба.
      Ужель бедой грозит судьба?
      Ужели ряд жестоких мук
      Искусством тайным эту ночь
      В грядущем видела она?
      Трепещет и не смеет дочь
      Спросить. Волшебница мрачна,
      Сама в себя погружена.
      Пока петух не прокричал,
      Старухи бред и чудный стон
      Дремоту Леды прерывал,
      И краткий сон ей был не в сон!..
      И поутру перед окном
      Приметили широкий круг,
      И снег был весь истоптан в нем
      И долго в городе о том
      Ходил тогда недобрый слух.
      Шесть раз менялася луна;
      Давно окончена война.
      Князь Рурик и его вожди
      Спокойно ждут, когда весна
      Свое дыханье и дожди
      188
      Пошлет на белые снега,
      Когда печальные луга
      Покроют пестрые цветы,
      Когда над озером кусты
      Позеленеют, и струи
      Заблещут пеной молодой,
      И в роще Лады в час ночной
      Затянут песню соловьи.
      Тогда опять поднимут меч,
      И кровь соседей станет течь,
      И зарево, как метеор,
      На тучах испугает взор.
      Надеждою обольщена,
      Вотще душа славян ждала
      Возврата вольности: весна
      Пришла, но вольность не пришла.
      Их заговоры, их слова
      Варяг-властитель презирал;
      Все их законы, все права,
      Казалось, он пренебрегал.
      Своей дружиной окружен,
      Перед народ являлся он;
      Свои победы исчислял,
      Лукавой речью убеждал!
      Рука искусного льстеца
      Играла глупою толпой;
      И благородные сердца
      Томились тайною тоской...
      И праздник Лады настает:
      Повсюду радость! как весной
      Из улья мчится шумный рой,
      Так в рощу близкую народ
      Из Новагорода идет. Пришли.
      Из ветвей и цветов
      Видны венки на головах,
      И звучно песни в честь богов
      Уж раздались на берегах
      Ильменя синего. Любовь
      189
      Под тенью липовых ветвей
      Скрывается от глаз людей.
      С досадою, нахмуря бровь,
      На игры юношей глядеть
      Старик не смеет. Седина
      Ему не запрещает петь
      Про Диди-Ладо. Вот луна
      Явилась, будто шар златой,
      Над рощей темной и густой;
      Она была тиха, ясна,
      Как сердце Леды в этот час...
      Но отчего в четвертый раз
      Князь Рурик, к липе прислонен,
      С нее не сводит светлых глаз?
      Какою думой занят он?
      Зачем лишь этот хоровод
      Его внимание влечет?..
      Страшись, невинная душа!
      Страшися! Пылкий этот взор,
      Желаньем, страстию дыша,
      Тебя погубит; и позор
      Подавит голову твою;
      Страшись, как гибели своей,
      Чтобы не молвил он: "Люблю!"
      Опасен яд его речей.
      Нет сожаленья у князей:
      Их ненависть, как их любовь,
      Бедою вечною грозит;
      Насытит первую лишь кровь,
      Вторую лишь девичий стыд.
      У закоптелого окна
      Сидит волшебница одна
      И ждет молоденькую дочь.
      Но Леды нет. Как быть? Уж ночь;
      Сияет в облаках луна!..
      Толпа проходит за толпой
      Перед окном. Недвижный взгляд
      Старухи полон тишиной,
      И беспокойства не горят
      190
      На ледяных ее чертах;
      Но тайны чудной налегло
      Клеймо на бледное чело,
      И вид ее вселяет страх.
      Она с луны не сводит глаз.
      Бежит за часом скучный час!..
      И вот у двери слышен стук,
      И быстро Леда входит вдруг
      И падает к ее ногам:
      Власы катятся по плечам,
      Испугом взор ее блестит.
      "Погибла! - дева говорит,
      Он вырвал у меня любовь;
      Блаженства не найду я вновь...
      Проклятье на него! злодей...
      Наш князь!.. Мои мольбы, мой стон
      Презрительно отвергнул он!
      О! ты о мне хоть пожалей,
      Мать! мать!.. убей меня!.. убей!.."
      "Закон судьбы несокрушим;
      Мы все ничтожны перед ним",
      Старуха отвечает ей.
      И встала бедная, и тих
      Отчаянный казался взор,
      И удалилась. И с тех пор
      Не вылетал из уст младых
      Печальный ропот иль укор.
      Всегда с поникшей головой,
      Стыдом томима и тоской,
      На. отуманенный Ильмень
      Смотрела Леда целый день
      С береговых высоких скал.
      Никто ее не узнавал:
      Надеждой не дышала грудь,
      Улыбки гордой больше нет,
      На щеки страшно и взглянуть:
      Бледны, как утра первый свет.
      Она увяла в цвете лет!..
      191
      С жестокой радостью детей
      Смеются девушки над ней,
      И мать сердито гонит прочь;
      Она одна и день и ночь.
      Так колос на поле пустом,
      Забыт неопытным жнецом,
      Стоит под бурей одинок,
      И буря гнет мой колосок!..
      И раз в туманный, серый день
      Пропала дева. Ночи тень
      Прошла; еще заря пришла
      Но что ж? заря не привела
      Домой красавицу мою.
      Никто не знал во всем краю,
      Куда сокрылася она;
      И смерть, как жизнь ее, тедша!..
      Жалели юноши об ней,
      Проклятья тайные неслись
      К властителю; ах! не нашлись
      В их душах чувства прежних днеи,
      Когда за отнятую честь
      Мечом бойца платила месть.
      Но на земле еще была
      Одна рука, чтоб отомстить,
      И было сердце, где убить
      Любви чужбина не могла!..
      Пока надежды слабый свет
      Не вовсе тучами одет,
      Пока невольная слеза
      Еще пытается глаза
      Коварной влагой омочить,
      Пока мы можем позабыть
      Хоть вполовину, хоть на миг
      Измены, страсти лет былых,
      Как мы любили в те года,
      Как сердце билося тогда,
      Пока мы можем как-нибудь
      От страшной цели отвернуть
      192
      Не вовсе углубленный ум,
      Как много ядовитых дум
      Боятся потревожить нас!
      Но есть неизбежимый час...
      И поздно или рано он
      Разрушит жизни сладкий сон,
      Завесу с прошлого стащит
      И все в грядущем отравит;
      Осветит бездну пустоты,
      И нас (хоть будет тяжело)
      Презреть заставит нам назло
      Правдоподобные мечты;
      И с этих пор иной обман
      Душевных не излечит ран!
      Высокий дуб, краса холмов,
      Перед явлением снегов
      Роняет лист, но вновь весной
      Покрыт короной листовой,
      И, зеленея в жаркий день,
      Прохладную он стелет тень,
      И буря вкруг него шумит,
      Но великана не свалит;
      Когда же пламень громовой
      Могучий корень опалит,
      То листьев свежею толпой
      Он не оденется вовек...
      Ему подобен человек!..
      Светает - побелел восход
      И озарил вершины гор,
      И стал синеть безмолвный бор.
      На зеркало недвижных вод
      Ложится тень от берегов;
      И над болотом, меж кустов,
      Огни блудящие спешат
      Укрыться от дневных огней;
      И птицы озера шумят
      Между приютных камышей.
      Летит в пустыню черный вран,
      И в чащу кроется теперь
      193
      С каким-то страхом дикий зверь.
      Грядой волнистою туман
      Встает между зубчатых скал,
      Куда никто не проникал,
      Где камни темной пеленой
      Уныло кроет мох сырой!..
      Взошла заря - зачем? зачем?
      Она одно осветит всем:
      Она осветит бездну тьмы,
      Где гибнем невозвратно мы;
      Потери новые людей
      Она лукаво озарит,
      И сердце каждое лишит
      Всех удовольствий прежних дней,
      И сожаленья не возьмет,
      И вспоминанья не убьет!..
      Два путника лесной тропой
      Идут под утреннею мглой
      К ущелиям славянских гор:
      Заря их привлекает взор,
      Играя меж ветвей густых
      Берез и сосен вековых.
      Один еще во цвете лет,
      Другой, старик, и худ и сед.
      На них одежды чуждых стран.
      На младшем с стрелами колчан
      И лук, и ржавчиной покрыт
      Его шишак, и меч звенит
      На нем, тяжелых мук бразды
      И битв давнишние следы
      Хранит его чело, но взгляд
      И все движенья говорят,
      Что не погас огонь святой
      Под сей кольчугой боевой...
      Их вид суров, и шаг их скор,
      И полон грусти разговор:
      "Прошу тебя, не уменьшай
      Восторг души моей! Опять
      Я здесь, опять родимый край
      19-1
      Сужден изгнанника принять;
      Опять, как алая заря,
      Надежда веселит меня;
      И я увижу милый кров,
      Где длился пир моих отцов,
      Где я мечом играть любил,
      Хоть меч был свыше детских сил.
      Там вырос я, там защищал
      Своих богов, свои права,
      Там за свободу я бы встал,
      Когда бы не твои слова.
      Старик! где ж замыслы твои?
      Ты зрел ли, как легли в крови
      Сыны свободные славян
      На берегу далеких стран?
      Чужой народ нам не помог,
      Он принял правду за предлог,
      Гостей врагами почитал.
      Старик! старик! кто б отгадал,
      Что прах друзей моих уснет
      В земле безвестной и чужой,
      Что под небесной синевой
      Один Вадим да Ингелот
      На сердце будут сохранять
      Старинной вольности любовь,
      Что им одням лишь увидать
      Дано свою отчизну вновь?..
      Но что ж?.. быть может, наша весть
      Не извлечет слезы из глаз,
      Которые увидят нас,
      Быть может, праведную месть
      Судьба обманет в третий раз!.."
      Так юный воин говорил,
      И влажный взор его бродил
      По диким соснам и камням
      И по туманным небесам.
      "Пусть так! - старик ему в ответ,
      Но через много, много лет
      Все будет славиться Вадим;
      И грозным именем твоим
      13* 195
      Народы устрашат князей,
      Как тенью вольности своей.
      И скажут: он за милый край,
      Не размышляя, пролил кровь,
      Он презрел счастье и любовь...
      Дивдоь ему - и подражай!"
      С улыбкой горькою боец
      Спешил от старца отвернуть
      Свои глаза: младую грудь
      Печаль давила, как свинец;
      Он вспомнил о любви своей,
      Невольно сердце потряслось,
      И все волнение страстей
      Из бледных уст бы излилось,
      Когда бы не боялся он,
      Что вместо речи только стон
      Молчанье возмутит кругом;
      И он, поникнувши челом,
      Шаги приметно ускорял
      И спутнику не отвечал.
      Идут - и видят вдруг курган
      Сквозь синий утренний туман;
      Шиповник и репей кругом,
      И что-то белое на нем
      Недвижимо в траве лежит.
      И дикий коршун тут сидит,
      Как дух лесов, на пне большом
      То отлетит, то подлетит;
      И вдруг, приметив меж дерев
      Вдали нежданных пришлецов,
      Он приподнялся на ногах,
      Махнул крылом и полетел
      И, уменьшаясь в облаках,
      Как лодка на море, чернел!..
      На том холме в траве густой
      Бездушный, хладный труп лежал,
      Одетый белой пеленой;
      Пустыни ветр ее срывал,
      Кудрями длинными играл
      196
      И даже не боялся дуть
      На эту девственную грудь,
      Которая была белей,
      Была нежней и холодней, :
      Чем снег зимы. Закрытый взгляд,
      Жестокой смертию объят,
      И несравненная рука
      Уж посинела и жестка...
      И к мертвой подошел Вадим...
      Но что за перемена с ним?
      Затрясся, побледнел, упал...
      И раздался меж ближних скал
      Какой-то длинный крик иль стон..
      Похож был на последний он1
      И кто бы крик сей услыхал,
      Наверно б сам в себе сказал,
      Что сердца лучшая струна
      В минуту эту порвана!..
      О! если бы одна любовь
      В душе у витязя жила,
      То он бы не очнулся вновь;
      Но месть любовь превозмогла.
      Он долго на земле лежал
      И странные слова шептал,
      И только мог понять старик,
      Что то родной его язык
      И, наконец, страдалец встал.
      "Не все ль я вынес? - он сказал,
      О Ингелот! любил ли ты? .
      Взгляни на бледные черты
      Умершей Леды... посмотри
      Скажи... иль нет! не говори...
      Свершилось! я на месть иду,
      Я в мире ничего не жду:
      Здесь я нашел, здесь погубил
      Все, что искал, все, что любил!.."
      И меч спешит он обнажить
      И начал им могилу рыть.
      Старик невольно испустил
      Тяжелый сожаленья вздох
      ,197
      И безнадежному помог.
      Готов уж смерти тесный дом,
      И дерн готов, и камень тут;
      И бедной Леды труп кладут
      В сырую яму... И потом
      Ее засыпали землей,
      И дерн покрыл ее сырой.
      И камень положен над ним.
      Без дум, без трепета, без слез
      Последний долг свершил Вадим,
      И этот день, как легкий дым,
      Надежду и любовь унес.
      Он стал на свете сирота.
      Душа его была пуста.
      Он сел на камень гробовой
      И по челу провел рукой;
      Но грусть - ужасный властелин:
      С чела не сгладил он морщин!
      Но сердце билося опять
      И он не мог его унять!..
      "Девица! мир твоим костям!
      Промолвил тихо Ингелот,
      Одна лишь цель богами нам
      Дана - и каждый к ней придет;