Библиотека школьника - Стихотворения (ПСС-2)

      И жалок и безумец тот,
      Кто ропщет на закон судьбы:
      К чему? - мы все его рабы!"
      И оба встали и пошли
      И скрылись в голубой дали!..
      Горит на небе ясный день,
      Бегут златые облака,
      Синеет быстрая река,
      И ровен, как стекло,
      Ильмень. Из Новагорода народ,
      Тесняся, на берег идет.
      Там есть возвышенный курган;
      На нем священный истукан,
      198
      Изображая бога битв, Белеет издали.
      Предмет Благодарений и молитв,
      Стоит он здесь уж много лет;
      Но лишь недавно князь пред ним
      Склонен почтением немым.
      Толпой варягов окружен,
      На жертву предлагает он
      Добычу счастливой войны.
      Песнь раздалася в честь богов;
      И груды пышные даров
      На холм святой положены!..
      Рассыпались толпы людей;
      Зажглися пни, и пир шумит,
      И Рурик весело сидит
      Между седых своих вождей!..
      Но что за крик? откуда он?
      Кто этот воин молодой?
      Кто Рурика зовет на бой?
      Кто для погибели рожден?..
      В своем заржавом шишаке
      Предстал Вадим - булат в руке,
      Как змеи, кудри на плечах,
      Отчаянье и месть в очах.
      "Варяг! - сказал он, - выходи!
      Свободное в моей груди
      Трепещет сердце... испытай,
      Сверши злодейство до конца;
      Паденье одного бойца
      Не может погубить мой край:
      И так уж он у ног чужих,
      Забыв победы дней былых!..
      Новогородцы! обо мне
      Не плачьте... я родной стране
      И жизнь и счастие принес...
      Не требует свобода слез!"
      И он мечом своим взмахнул
      И меч как молния сверкнул;
      И речь все души потрясла,
      199
      Но пробудить их не могла!..
      Вскочил надменный буйный князь
      И мрачно также вынул меч,
      Известный в буре грозных сеч;
      Вскочил - и битва началась.
      Кипя, с оружием своим,
      На князя кинулся Вадим;
      Так над пучиной бурных вод
      На легкий челн бежит волна
      И сразу лодку разобьет
      Или сама раздроблена.
      И долго билися они,
      И долго ожиданья страх
      Блестел у зрителей в глазах,
      Но витязя младого дни
      Уж сочтены на небесах!..
      Дружины радостно шумят
      И бросил князь довольный взгляд:
      Над непреклонной головой
      Удар спустился роковой.
      Вадим на землю тихо пал,
      Не посмотрел, не простонал.
      Он пал в крови, и пал один
      Последний вольный славянин!
      Когда росистой ночи мгла
      На холмы темные легла,
      Когда на небе чередой
      Являлись звезды и луной
      Сребрилась в озере струя,
      Через туманные поля
      Охотник поздний проходил
      И вот что после говорил,
      Сидя с женой, между друзей,
      Перед лачугою своей:
      "Мне чудилось, что за холмом,
      Согнувшись, человек стоял,
      С трудом кого-то поднимал:
      Власы белели над челом;
      200
      И, что-то на плеча взвалив,
      Пошел - и показалось мне,
      Что труп чернелся на спине' '
      У старика. Поворотив
      С своей дороги, при луне
      Я видел: в недалекий лес
      Спешил с своею ношей он,
      И, наконец, совсем исчез,
      Как перед утром лживый сон!.."
      Над озером видал ли ты,
      Жилец простой окрестных сел,
      Скалу огромной высоты,
      У ног ее зеленый дол?
      Уныло желтые цветы
      Да можжевельника кусты,
      Забыты ветрами, растут
      В тени сырой. Два камня тут,
      Увязши в землю, из травы
      Являют серые главы:
      Под ними спит последним сном, С
      своим мечом, с своим щитом,
      Забыт славянскою страной,
      Свободы, витязь молодой.
      A tale of the times of old!.. The deeds of days of other years!.
      Сказание седых времен!.. Деянья прежних лет и дней!.. (Англ.)
      КАЛЛЫ *
      Черкесская повесть
      'Т is the clime of the East: 't is the
      land of the Sun - Can he smile on such deeds as his children have done? Oh! wild as .the accents of lovers' farewell
      Are the hearts which they bear, and the tales which they teil.
      "The Bride of Auydos". Byron '.
      "Теперь настал урочный час,
      И тайну я тебе открою.
      Мои советы - божий глас;
      Клянись им следовать душою.
      Узнай: ты чудом сохранен
      От рук убийц окровавленных,
      Чтоб неба оправдать закон
      *По-черкесски: убийца. (Прим. Лермонтова.)
      Вот край Востока: вот страна Солнца
      Может ли оно улыбаться деяниям своих детей?
      О! неистовы, как возгласы любовников при расставании,
      Сердца у них в груди и их рассказы.
      *"Абидосская .невеста" Байрон (англ.}.
      202
      И отомстить за побежденных;
      И не тебе принадлежат
      Твои часы, твои мгновенья;
      Ты на земле орудье мщенья,
      Палач, - а жертва Акбулат!
      Отец твой, мать твоя и брат,
      От рук злодея погибая,
      Молили небо об одном:
      Чтоб хоть одна рука родная
      За них разведалась с врагом!
      Старайся быть суров и мрачен,
      Забудь о жалости пустой;
      На грозный подвиг ты назначен
      Законом, клятвой и судьбой.
      За все минувшие злодейства
      Из обреченного семейства
      Ты никого не пощади;
      Ударил час их истребленья!
      Возьми ж мои благословенья,
      Кинжал булатный - и поди!"
      Так говорил мулла жестокий,
      И кабардинец черноокий
      Безмолвно, чистя свой кинжал,
      Уроку мщения внимал.
      Он молод сердцем и годами,
      Но, чуждый страха, он готов
      Обьщай дедов и отцов
      Исполнить свято над врагами;
      Он поклялся - своей рукой
      Их погубить во тьме ночной.
      п
      Уж день погас. Угрюмо бродит
      Аджи вкруг сакли... и давно
      В горах все тихо и темно;
      Луна как желтое пятно
      Из тучки в тучку переходит,
      И ветер свищет и гудет.
      Как призрак, юноша идет
      203
      Теперь к заветному порогу:
      Кинжал из кожаных. ножон
      Уж вынимает понемногу...
      И вдруг дыханье слышит он!
      Аджи не долго рассуждает:
      Врагу заснувшему он в грудь
      Кинжал без промаха вонзает
      И в ней спешит перевернуть.
      Кому убийцей быть судьбина
      Велит-тот будь им до конца;
      Один погиб; но с кровью сына
      Смешать он должен кровь отца.
      Пред ним старик: власы седые!
      Черты открытого лица
      Спокойны, и усы большие
      Уста закрыли бахромой!
      И для молитвы сжаты руки!
      Зачем ты взор потупил свой, Аджи?
      Ты мщенья слышишь звуки!
      Ты слышишь!.. то отец родной!
      И с ложа вниз, окровавленный,
      Свалился медленно старик,
      И стал ужасен бледный лик,
      Лобзаньем смерти искаженный;
      Взглянул убийца молодой...
      И жертвы ищет он другой!
      Обшарил стены он, чуть дышит,
      Но не встречает> ничего
      И только сердца своего
      Биенье трепетное слышит.
      Ужели все погибли? нет!
      Ведь дочь была у Акбулата!
      И ждет ее в семнадцать лет
      Судьба отца и участь брата...
      И вот луны дрожащий свет
      Проникнул в саклю, озаряя
      Два трупа на полу сыром
      И ложе, где роскошным сном
      Спала девица молодая.
      204
      ш
      Мила, как сонный херувим,
      Перед убийцею своим
      Она, раскинувшись небрежно, .
      Лежала: только сон мятежный,
      Волнуя девственную грудь,
      Мешал свободно ей вздохнуть.
      Однажды, полные томленья,
      Открылись черные глаза,
      И, тайный признак упоенья,
      Блистала ярко в них слеза;
      Но испугавшись мрака ночи,
      Мгновенно вновь закрылись очи...
      Увы! их радость и любовь
      И слезы не откроют вновь!
      И он смотрел. И в думах тонет
      Его душа. Проходит час.
      Чей это стон? Кто так простонет,
      И не последний в жизни раз?
      Кто, услыхав такие звуки,
      До гроба может их забыть?
      О, как не трудно различить
      От крика смерти - голос муки!
      IV
      Сидит мулла среди ковров,
      Добытых в Персии счастливой;
      В дыму табачных облаков
      Кальян свой курит он лениво;
      Вдруг слышен быстрый шум шагов,
      В крови, с зловещими очами,
      Аджи вбегает молодой;
      В одной руке кинжал, в другой...
      Зачем он с женскими власами
      Пришел? И что тебе, мулла,
      Подарок с женского чела?
      "О, как верны мои удары!
      Ужасным голосом сказал
      Аджи, - смотри! узнал ли, старый?"
      "Ну что же?" - "Вот что!" - и кинжал
      В груди бесчувственной торчал...
      205
      На вышине горы священной, Вечерним солнцем озаренной, Как одинокий часовой Белеет памятник простой:
      Какой-то столбик округленный!
      Чалмы подобие на нем;
      Шиповник стелется кругом;
      Оттуда синие пустыни
      И гребни самых дальних гор
      Свободы вечные твердыни
      Пришельца открывает взор.
      Забывши мир, и им забытый,
      Рукою дружеской зарытый,
      Под этим камнем спит мулла,
      И вместе с ним его дела.
      Другого любит без боязни
      Его любимая жена,
      И не боится тайной казни
      От злобной ревности она!..
      VI
      И в это время слух промчался
      (Гласит преданье), что в горах
      Безвестный странник показался,
      Опасный в мире и боях;
      Как дикий зверь, людей чуждался;
      И женщин он ласкать не мог!
      
      Хранил он вечное молчанье,
      Но не затем, чтоб подстрекнуть
      Толпы болтливое вниманье;
      И он лишь знает, почему
      К.аллы ужасное прозванье
      В горах осталося ему.
      >
      (АЗРАИЛ)
      Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший копь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Все дико.
      А з р а и л (сидит на кургане)
      Дождуся здесь; мне не жестка
      Земля кургана. Ветер дует,
      Серебряный ковыль волнует
      И быстро гонит облака.
      Кругом все дико и бесплодно.
      Издохший конь передо мной
      Лежит, и коршуны свободно
      Добычу делят меж собой.
      Уж хладные белеют кости,
      И скоро пир кровавый свой
      Незваные оставят гости.
      Так точно и в душе моей:
      Все пусто, лишь одно мученье
      Грызет ее с давнишних дней
      И гонит прочь отдохновенье;
      Но никогда не устает
      Его отчаянная злоба,
      И в темной, темной келье гроба
      Оно вовеки не уснет.
      Все умирает, все проходит.
      Гляжу, за веком век уводит
      207
      Толпы народов и миров
      И с ними вместе исчезает.
      Но дух мой гибели не знает;
      Живу один средь мертвецов,
      Законом общим позабытый,
      С своими чувствами в борьбе,
      С душой, страданьями облитой,
      Не зная равного себе.
      Полуземной, полунебесный,
      Гонимый участью чудесной,
      Я все мгновенное люблю,
      Утрата мучит грудь мою.
      И я бессмертен, и за что же!
      Чем, чем возможно заслужить
      Такую пытку? Боже, боже!
      Хотя бы мог я не любить!
      Она придет сюда, я обниму
      Красавицу и грудь к груди прижму,
      У сердца сердце будет горячей;
      Уста к устам чем ближе, тем сильной
      Немая речь любви. Я расскажу
      Ей все и мир и вечность покажу;
      Она слезу уронит надо мной,
      Смягчит творца молитвой молодой,
      Поймет меня, поймет мои мечты
      И скажет: "Как велик, как жалок ты".
      Сей речи звук мне будет жизни звук,
      И этот час последний долгих мук.
      Клянусь воспоминание об нем
      Глубоко в сердце схоронить моем,
      Хотя бы на меня восстал весь ад.
      Тот угол, где я спрячу этот клад,
      Не осквернит ни ропот, ни упрек,
      Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок
      Сбирает тучи, пусть моя звезда
      В тумане вечном тонет навсегда,
      Я не боюсь; есть сердце у меня,
      Надменное и полное огня,
      Есть в нем любви ее святой залог,
      Последнего ж не отнимает бог.
      208
      Но слышен звук шагов, она, она.
      Но для чего печальна и бледна?
      Венок пестреет над ее челом,
      Играет солнце медленным лучом
      На белых персях, на ее кудрях
      Идет. Ужель меня тревожит страх?
      Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее.
      Дева
      Ветер гудет,
      Месяц плывет,
      Девушка плачет,
      Милый в чужбину скачет.
      Ни дева, ни ветер
      Не замолкнут;
      Месяц погаснет,
      Милый изменит.
      Прочь печальная песня.
      Я опоздала, Азранл.
      Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом.)
      А з р а и л. Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови как хочешь смерть - уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, - она все равно поглотит свои жертвы.
      Дева. Полно с такими черными мыслями.
      А з р а и л. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.
      Дева. Кто ты?
      А з р а и л. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?
      Дева. Что с тобою? Ты побледнел приметно, дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.
      А з р а и л. Не бойся, все опять прошло.
      Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо,
      так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?
      А з р а и л. Ни то, ни другое.
      Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми все, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей свою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть!
      А з р а и л. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностью предшественников? О люди! Вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя все то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть.
      Рассказ Азраила
      Когда еще ряды. светил
      Земли не знали меж собой,
      В те годы я уж в мире был,
      Смотрел очами и душой,
      Молился, действовал, любил.
      И не один я сотворен,
      Нас было много; чудный край
      Мы населяли, только он,
      Как ваш давно забытый рай,
      Был преступленьем осквернен.
      Я власть великую имел,
      Летал, как мысль, куда хотел,
      Мог звезды навещать порой
      210
      И любоваться их красой
      Вблизи, не утомляя взор,
      Как перелетный метеор,
      Я мог исчезнуть и блеснуть.
      Везде мне был свободный путь.
      Я часто ангелов видал
      И громким песням их внимал,
      Когда в багряных облаках
      Они, качаясь на крылах,
      Все вместе славили творца,
      И не было хвалам конца.
      Я им завидовал: они
      Беспечно проводили дни,
      Не знали тайных беспокойств,
      Душевных болей и расстройств,
      Волнения враждебных дум
      И горьких слез; их светлый ум
      Безвестной цели не искал,
      Любовью грешной не страдал,
      Не знал пристрастия к вещам,
      Он весь был отдан небесам.
      Но я, блуждая много лет,
      Искал - чего, быть может, нет:
      Творенье, сходное со мной
      Хотя бы мукою одной.
      И начал громко я роптать,
      Мое рожденье проклинать
      И говорил: всесильный бог,
      Ты знать про будущее мог,
      Зачем же сотворил меня?
      Желанье глупое храня,
      Везде искать мне суждено
      Призрак, видение одно.
      Ужели мил тебе мой стон?
      И если я уж сотворен,
      Чтобы игрушкою служить,
      Душой, бессмертной может быть,
      Зачем меня ты одарил?
      Зачем я верил и любил?
      14*
      211
      И наказание в ответ
      Упало на главу мою.
      О, не скажу какое, нет!
      Твою беспечность не убью,
      Не дам понятия о том,
      Что лишь с возвышенным умом
      И с непреклонною душой
      Изведать ведено судьбой.
      Чем дольше мука тяготит,
      Тем глубже рана от нее;
      Обливши смертью бытие,
      Она опять его живит.
      И эта жизнь пуста, мрачна,
      Как. пропасть,' где не знают дна:
      Глотая все, добро и зло,
      Не наполняется она.
      Взгляни на бледное чело,
      Приметь морщин печальный ряд,
      Неровный ход моих речей,
      Мой горький смех, мой дикий взгляд
      При вспоминанье прошлых дней,
      И если тотчас не прочтешь
      Ты ясно всех моих страстей,
      То вечно, вечно не поймешь
      Того, кто за безумный сон,
      За миг столетьями казнен.
      Я пережил звезду свою;
      Как дым рассыпалась она,
      Рукой творца раздроблена;
      Но смерти верной на краю,
      Взирая на погибший мир,
      Я жил один, забыт и сир.
      По беспредельности небес
      Блуждал я много, много лет
      И зрел, как старый мир исчез
      И как родился новый свет;
      И страсти первые людей
      Не скрылись от моих очей.
      И ныне я живу меж вас,
      Бессмертный, смертную люблю
      212
      И с трепетом свиданья час,
      Как пылкий юноша, ловлю.
      Когда же род людей пройдет
      И землю вечность разобьет,
      Услышав грозную трубу,
      Я в новый удалюся мир
      И стану там, как прежде сир,
      Свою оплакивать судьбу.
      Вот повесть чудная моя;
      Поверь иль нет, мне все разно
      Доверчивое сердце я
      Привык не находить давно;
      Однако ж я молю: поверь
      И тем тоску мою умерь.
      Никто не мог тебя любить
      Так пламенно, как я теперь.
      Что сердце попусту язвить,
      Зачем вдвойне его казнить?
      Но нет, ты плачешь. Я любим,
      Хоть только существом одним,
      Хоть в первый и последний раз.
      Мой ум светлей отныне стал,
      И, признаюсь, лишь в этот час
      Я умереть бы не желал.
      Дева. Я тебя не понимаю,
      Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он?
      В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас.
      Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли.
      Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать.
      Азраил бледнеет.
      Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду
      213
      замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии.
      А з р а и л. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому!
      Дева. Что сказал ты? О, не сердись.
      А з ра и л. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться?
      <<
      АНГЕЛ СМЕРТИ
      Посвящается А. М. В.........и
      Тебе - тебе мой дар смиренный,
      Мой труд безвестный и простой,
      Но пламенный, но вдохновенный
      Воспоминаньем и - тобой!
      Я дни мои влачу, тоскуя
      И в сердце образ твой храня,
      Но об одном тебя прошу я:
      Будь ангел смерти для меня.
      Явись мне в грозный час страданья
      , И поцелуй пусть будет твой
      Залогом близкого свиданья
      В стране любви, в стране другой! .
      Златой Восток, страна чудес,
      Страна любви и сладострастья,
      Где блещет роза-.дочь небес,
      Где все обильно, кроме счастья;
      Где чище катится река,
      Вольнее' мчатся облака,
      Пышнее вечер догорает
      И мир всю прелесть сохраняет
      Тех дней, когда печатью зла
      Душа людей, по воле рока,
      Не обесславлена была,
      215
      Люблю тебя, страна Востока!
      Кто знал тебя, тот забывал
      Свою отчизну; кто видал
      Твоих красавиц, не забудет
      Надменный пламень их очей
      И без сомненья верить будет
      Печальной повести моей.
      Есть ангел смерти; в грозный час
      Последних мук и расставанья
      Он крепко обнимает нас,
      Но холодны его лобзанья,
      И страшен вид его для глаз
      Бессильной жертвы; и невольно
      Он заставляет трепетать,
      И часто сердцу больно, больно
      Последний вздох ему отдать.
      Но прежде людям эти встречи
      Казались-сладостный удел.
      Он знал таинственные речи,
      Он взором утешать умел,
      И бурные смирял он страсти,
      И. было у него во власти
      Больную душу как-нибудь
      На миг надеждой обмануть!
      Равно во все края вселенной
      Являлся ангел молодой;
      На .все, что только прах земной,
      Глядел с презрением нетленный;
      Его приход благословенный
      Дышал небесной тишиной;
      Лучами тихими блистая,
      Как полуночная звезда,
      Манил он смертных иногда,
      И провожал он к дверям рая
      Толпы освобожденных душ,
      И сам был счастлив. Почему ж
      Теперь томит его объятье,
      И поцелуй его - проклятье?
      216
      Недалеко от берегов
      И волн ревущих океана,
      Под жарким небом Индостана
      Синеет длинный ряд холмов.
      Последний холм высок и страшен,
      Скалами серыми украшен
      И вдался в море; и на нем
      Орлы да коршуны гнездятся,
      И рыбаки к нему боятся
      Подъехать в сумраке ночном.
      Прикрыта дикими кустами,
      На нем пещера есть одна
      Жилище змей - хладна, темна,
      Как ум, обманутый мечтами,
      Как жизнь, которой цели нет,
      Как не досказанный очами
      Убийцы хитрого привет.
      Ее лампада - месяц полный,
      С ней говорят морские волны,
      И у отверстия стоят
      Сторожевые пальмы в ряд.
      Давным-давно в ней жил изгнанник,
      Пришелец, юный Зораим.
      Он на земле был только странник,
      Людьми и небом был гоним,
      Он мог быть счастлив, но блаженства
      Искал в забавах он пустых,
      Искал он в людях совершенства,
      А сам - сам не был лучше их;
      Искал великого в ничтожном,
      Страшась надеяться, жалел
      О том, что было счастьем ложным,
      И, став без пользы осторожным,
      Поверить никому не смел.
      Любил он ночь, свободу, горы,
      И все в природе - и людей,
      Но избегал их. С ранних дней
      К презренью приучил он взоры,
      Но сердца пылкого не мог
      аставить так же охладиться:
      217
      Любовь насильства не боится,
      Она - хоть презренна - все бог.
      Одно сокровище - святыню
      Имел под небесами он;
      С ним раем почитал пустыню...
      Но что ж? всегда ли верен сон?..
      На гордых высотах Ливана
      Растет могильный кипарис,
      И ветви плюща обвились
      Вокруг его прямого стана;
      Пусть вихорь мчится и шумит
      И сломит кипарис высокой,
      Вкруг кипариса плющ обвит:
      Он не погибнет одиноко!..
      Так, миру чуждый, Зораим
      Не вовсе беден - Ада с ним!
      Она резва, как лань степная,
      Мила, как цвет душистый рая;
      Все страстно в ней: и грудь и стан,
      Глаза - два солнца южных стран.
      И деве было все забавой,
      Покуда не явился ей
      Изгнанник бледный, величавый,
      С холодной дерзостью очей;
      И ей пришло тогда желанье
      Огонь в очах его родить
      И в мертвом сердце возбудить
      Любви безумное .страданье,
      И удалось ей. Зораим
      Любил - с тех пор, как был любим;
      Судьбина их соединила,
      А разлучит-одна могила!
      На синих небесах луна
      С звездами дальными сияет,
      Лучом в пещеру ударяет;
      И беспокойная волна,
      Ночной прохладою полна,
      Утес, белея, обнимает.
      Я помню - в этот самый час
      218
      Обыкновенно нежный глас,
      Сопровождаемый игрою,
      Звучал, теряясь за горою:
      Он из пещеры выходил.
      Какой же демон эти звуки
      Волшебной властью усыпил?..
      Почти без чувств, без дум, без сил,
      Лежит на ложе смертной муки
      Младая Ада. Ветерок
      Не освежит ее ланиты,
      И томный взор, полуоткрытый,
      Напрасно смотрит на восток,
      И утра ждет она напрасно:
      Ей не видать зари прекрасной,
      Она до утра будет там,
      Где солнца уж не нужно нам.
      У изголовья, пораженный
      Боязнью тайной, Зораим
      Стоит - коленопреклоненный,
      Тоской отчаянья томим.
      В руке изгнанника белеет
      Девицы хладная рука,
      И жизни жар ее не греет.
      "Но смерть,-он мыслит,-не близка!
      Рука - не жизнь; болезнь простая
      Все не кончина роковая!"
      Так иногда надежды свет
      Являет то, чего уж нет;
      И нам хотя не остается
      Для утешенья ничего,
      Она над сердцем все смеется,
      Не исчезая из него.
      В то время смерти ангел нежный
      Летел чрез южный небосклон;
      Вдруг слышит ропот он мятежный,
      И плач любви - и слабый стон,
      И, быстрый как полет мгновенья,
      К пещере подлетает он.
      Тоску последнего мученья
      219
      Дух смерти усладить хотел,
      И на устах покорной Ады
      Свой поцелуи напечатлел:
      Он дать не мог другой отрады!
      Или, быть может, Зораим Е
      ще замечен не был им...
      Но скоро при огне лампады
      Недвижный, мутный встретив взор,
      Он в нем прочел себе укор;
      И ангел смерти сожаленье
      В душе почувствовал святой.
      Скажу ли? - даже в преступленье
      Он обвинял себя порой.
      Он отнял все у Зораима:
      Одна была лишь им любима,
      Его любовь была сильней
      Всех дум и всех других страстей.
      И он не плакал, - но понятно
      По цвету бледному чела,
      Что мука смерть превозмогла,
      Хоть потерял он невозвратно.
      И ангел знал, - и как не знать?
      Что безнадежности печать
      В спокойном холоде молчанья,
      Что легче плакать, чем страдать
      Без всяких признаков страданья.
      И ангел мыслью поражен,
      Достойною небес: желает
      Вознаградить страдальца он.
      Ужель создатель запрещает
      Несчастных утешать людей?
      И девы труп он оживляет
      Душою ангельской своей.
      И, чудо! кровь в груди остылой
      Опять волнуется, кипит;
      И взор, волшебной полон силой,
      В тени ресниц ее горит.
      Так ангел смерти съединился
      Со всем, чем только жизнь мила;
      Но ум границам подчинился,
      220
      И власть - не та уж, как была,
      И только в памяти туманной
      Хранит он думы прежних лет;
      Их появленье Аде странно,
      Как ночью метеора свет,
      И ей смешна ее беспечность
      И ей грядущее темно,
      И чувства, вечные как вечность,
      Соединились все в одно.
      Желаньям друга посвятила
      Она все радости свои,
      Как будто смерть и не гасила
      В невинном сердце жар любви!..
      Однажды на скале прибрежной,
      Внимая плеск волны морской,
      Задумчив, рядом с Адой нежной,
      Сидел изгнанник молодой.
      Лучи вечерние златили
      Широкий синий океан,
      И видно было сквозь туман,
      Как паруса вдали бродили.
      Большие черные глаза
      На друга дева устремляла,'
      Но в диком сердце бушевала,
      Казалось, тайная гроза.
      Порой рассеянные взгляды
      На красный запад он кидал
      И вдруг, взяв тихо руку Ады
      И обратившись к ней, сказал:
      "Нет! не могу в пустыне доле
      Однообразно дни влачить;
      Я волен - но душа в неволе:
      Ей должно цепи раздробить...
      Что жизнь?-давай мне чашу славы,
      Хотя бы в ней был смертный яд,
      Я не вздрогну - я выпить рад:
      Не все ль блаженства-лишь отравы?
      Когда-нибудь все должен я
      Оставить ношу бытия...
      Скажи, ужель одна могила
      221
      Ничтожный в мире будет след
      Того, чье сердце столько лет
      Мысль о ничтожестве томила?
      И мне покойну быть - о нет!..
      Взгляни: за этими горами
      С могучим войском под шатрами
      Стоят два грозные царя;
      И завтра, только что заря
      Успеет в облаках проснуться,
      Труба войны и звук мечей
      В пустыне нашей раздадутся.
      И к одному из тех царей
      Идти как воин я решился,
      Но ты не жди, чтоб возвратился
      Я побежденным. Нет, скорей
      Волна, гонимая волнами
      По- бесконечности морей,
      В приют родимых камышей
      Воротится. Но если с нами
      Победа будет, я принесть
      Клянусь тебе жемчуг и злато,
      Себе одну оставлю честь...
      И буду счастлив, и тогда-то
      Мы заживем с тобой богато...
      Я знаю: никогда любовь
      Геройский меч не презирала,
      Но если б даже ты желала...
      Мой друг, я должен видеть кровь!
      Верь: для меня ничто угрозы