Она в испуге открыла глаза и увидела, что он стоит над ней. Давид впервые надел израильскую военную форму. Она улыбнулась и откинулась на подушку, а он опустился на колени рядом с кроватью и принялся гладить ее огненно-рыжие волосы.
      - Вот уже час, как я на тебя смотрю, - сказал он. - Ты очень хороша во сне.
      - Шалом, майор Бен Ами, - шепнула она ему на ухо и нежно поцеловала его.
      - Становится поздно, дорогая. Мне нужно идти, - сказал он.
      - Я сейчас оденусь, - ответила она.
      - А зачем тебе идти со мной? Я лучше пойду один.
      На мгновение у Иорданы сердце перестало биться. Она чуть не схватила его за руку, но тут же совладала с собой и улыбнулась.
      - Конечно, милый, - сказала она.
      - Иордана... Иордана... любовь моя!
      - Шалом, Давид. Тебе пора.
      Она отвернулась к стене, почувствовала его поцелуй на щеке, потом хлопнула дверь.
      - Давид... Давид, - шептала она. - Вернись! Пожалуйста, вернись ко мне.
      Авидан повез майора Бен Ами на квартиру Бен Циона, начальника генштаба, жившего неподалеку от штаба. Генерал Бен Цион, человек в возрасте тридцати одного года, был тоже жителем Иерусалима. С ним был адъютант, майор Альтерман.
      Они обменялись приветствиями и соболезнованиями по поводу гибели брата Давида в Нирим.
      - Авидан говорит, что у вас что-то интересное на уме, - сказал Альтерман.
      - Да, - тихо ответил Давид. - С тех самых пор как приняли резолюцию о разделе, я ни на минуту не перестаю думать о Иерусалиме. Помните "На реках Вавилонских"? - Если я забуду тебя, Иерусалим...
      Бен Цион кивнул. Он очень хорошо понимал Давида. Его жена, дети, родители - все остались в Иерусалиме.
      Давид продолжал:
      - Дорога до Латруна почти полностью в наших руках. За Латруном, в Баб эль-Ваде, Пальмах тоже захватил большинство важнейших высот.
      - Мы все знаем очень хорошо, что именно Латрун - наша главнейшая беда, язвительно перебил его Альтерман.
      - Дай человеку высказаться, - сердито прикрикнул Бен Цион.
      - Я долго думал об этом... Я знаю район Латруна как своих пять пальцев.
      Вот уже шесть месяцев, как я исследую эту местность в уме дюйм за дюймом. Я совершенно уверен, что Латрун можно обойти стороной.
      В комнате воцарилось гробовое молчание.
      - Что вы имеете в виду? - спросил наконец Бен Цион.
      - Если провести дугу вокруг Латруна от одного участка шоссе к другому, то получается расстояние в шестнадцать километров.
      - Дугу на карте провести можно, но дороги там нет. Холмы там - совершенно дикие и непроходимые.
      - Есть и дорога, - ответил Давид.
      - Это какая-то чушь! - воскликнул Авидан.
      - Вдоль доброй половины этой дуги ведет древняя римская дорога. Ей, правда, две тысячи лет, она вся завалена камнями, землей, буреломом, но она существует. И есть еще вади, по которым я проведу любую колонну с закрытыми глазами.
      Давид подошел к карте, висевшей на стене, и провел полукруг вокруг Латруна, который соединял оба участка шоссе.
      Авидан и Бен-Цион неотрывно смотрели на карту. Альтерман смотрел тоже, но иронически. Авидан, которому Ари Бен Канаан уже рассказал кое-что о планах Давида, относился к ним критически.
      - Давид, - сказал Авидан сухо, - допустим, тебе удастся найти эту римскую дорогу; допустим также, что ты найдешь и тропинку вдоль вади. Что тогда? Отсюда до снятия осады Иерусалима - очень далекий путь.
      - Я предлагаю вот что, - без колебаний сказал Давид.
      - Нам необходимо расчистить древнюю римскую дорогу, привести ее в порядок, где нужно - проложить новые участки, и отказаться от штурма Латруна, зато пойти в обход.
      - А подумал ли ты, Давид, о том, - спросил Бен Цион, - что нам придется прокладывать эту дорогу, как ты ее провел по карте, под самым носом у Арабского легиона, закрепившегося в Латруне?
      - Еще бы не подумал! - ответил Давид. - Нам не нужно бог весть какое шоссе. Нам нужна только колея, достаточно широкая, чтобы могла пройти грузовая машина. Иисус Навин остановил солнце у Латруна. Может быть, нам удастся остановить ночь? Если из Иерусалима выйдет один отряд, а другой - из Тель-Авива; если будем работать по ночам и не шуметь, я уверен, что все это дело отнимет у нас не больше месяца. Что касается Арабского легиона, то вы не хуже меня знаете, что Глабб ни под каким видом не выведет его из крепости. Он ни за что не вступит в открытый бой, а будет и дальше отсиживаться в безопасном месте.
      - Ну, в этом мы не уверены, - сказал Альтерман. - За дорогу он, пожалуй, станет драться.
      - Если бы Глабб не боялся открытого боя, почему он не напал на Треугольник и не попытался разрезать Израиль надвое?
      На этот вопрос никто, конечно, ответить не мог. Можно было только предположить, что Давид прав. В штабе считали, что Глабб чересчур разбросал свои силы, и что он избегает боя за пределами Иерусалима, коридора и Латруна. Кроме того, он хорошо знал, что израильские части только и ждут возможности схватиться с ним в открытую.
      Бен Цион и Авидан сидели молча и взвешивали предложение Давида.
      - Хорошо, а что тебе для этого нужно? - сказал наконец Бен Цион.
      - Дайте мне джип на одну ночь, чтобы я пробрался сначала один.
      Авидана не оставляла тревога. Еще в первые дни Хаганы он тяжело переживал гибель каждого бойца. Для него это было, как если бы речь шла о собственном сыне или дочери. В такой маленькой, сплоченной общине, как Ишув, каждая жертва задевала всех лично. Теперь, в войну, потери евреев исчислялись тысячами, а для такой маленькой страны это были опустошающие потери в полном смысле этого слова. Большинство погибших принадлежали к лучшей части молодежи страны.
      Ни один народ, как бы многочислен он ни был, не может рисковать жизнью таких одаренных юношей, как Давид Бен Ами - подумал Авидан Это задание, которое хочет взвалить на себя Давид, чистое самоубийство. Может быть, Давиду только кажется, что он знает какую-то дорогу; людям часто желаемое представляется действительным.
      - Джип и двадцать четыре часа... - просил Давид.
      Авидан посмотрел на Бен Циона. Альтерман покачал головой. То, что затеял Давид, было неосуществимо. Тревога за Иерусалим мучила каждого, Иерусалим был сердцем, душой еврейства, но... Бен Цион даже подумал, не была ли с самого начала безумием попытка удержать город.
      На долю родителей Давида выпало достаточно страданий, - подумал Авидан. Один сын погиб, второй умирает от ран, третий возглавляет заранее обреченный на гибель отряд Маккавеев в Старом городе.
      Давид смотрел горящими глазами то на одного, то на другого.
      - Вы не можете не пустить меня! - воскликнул он. Постучали. Альтерман подошел к двери, взял донесение и протянул его Бен Циону. Начальник генштаба смертельно побледнел. Он протянул бумагу Авидану. Никто никогда не видел, чтобы Авидан потерял самообладание. На этот раз, однако, его руки дрожали, а в глазах появились слезы.
      Дрожащим голосом он сказал.
      - Старый город пал.
      - Не может быть! - вскричал Альтерман.
      Давид упал в кресло.
      Бен Цион сжал кулаки и стиснул зубы.
      - Без Иерусалима нет еврейской нации! - крикнул он. Он повернулся к Давиду.
      - Отправляйся в Иерусалим, Давид... сейчас же.
      Когда Моисей подвел колена Израилевы к Красному морю, ему нужен был человек, вера которого в могущество Бога настолько незыблема, что он без колебаний первый ступит ногой в море. Такой человек нашелся. Его звали Нахшоном. Операцию Давида Бен Ами назвали "Нахшон".
      Когда стемнело, Давид выехал из Реховота, города к югу от Тель-Авива, и взял направление на горы Иудеи. У подножья гор, неподалеку от Латруна, Давид свернул с шоссе и поехал по бездорожью в дикие, заваленные скалами, испещренные рытвинами и заросшие буреломом горы. Хотя Давид Бен Ами был во власти навязчивой идеи, но сознание важности задания умеряло его страстный пыл. Вдобавок он, как никто другой, знал каждую пядь этой местности.
      Джип бросало и ударяло об скалы, и казалось, что он вот-вот выйдет из строя. То и дело выключая мотор, Давид тихо спустился на первой скорости вплотную к Латруну.
      Опасность, что какой-нибудь патруль Легиона обнаружит его, была велика.
      Он напряг все внимание, когда впереди замаячили очертания крепости. Дюйм за дюймом он спускал машину по коварному, крутому склону, ища древнюю римскую дорогу, заваленную вековым мусором. Он ехал по следам смытых потоками камней и щебенки и остановился в одном месте, где сходились два ущелья. Он слез с машины и откопал несколько глыб. Их форма и структура убедили его, что дорога проходит именно здесь. Теперь, когда он определил общее направление дороги, по которой двигались еще римские легионы, он мог передвигаться значительно быстрее.
      Давид Бен Ами объехал Латрун стороной, не жалея ни себя, ни машину. Он то и дело выключал двигатель, прислушиваясь - нет ли неприятеля поблизости. Не раз ему приходилось ползти на животе по острым скалам в поисках дороги. Этим шестнадцати километрам, казалось, не будет конца. Зато ночь проходила чересчур быстро, и с каждым часом опасность, что его обнаружат, возрастала.
      Рассвело. Бен Цион и Авидан сидели с запавшими от бессонной ночи глазами и тревожно ждали. Они теперь понимали, какое безумное дело затеял Давид; они были убеждены, что больше его никогда не увидят.
      Зазвонил телефон. Авидан поднял трубку.
      - Это из шифровального отдела, - сказал Авидан. - Они только что получили радиограмму из Иерусалима.
      - А что в радиограмме?
      - 1358.
      Они лихорадочно принялись листать Библию. У Бен Циона вырвался глубокий вздох облегчения. Он прочитал вслух:
      - Исаийя, глава тридцать пятая, стих восьмой: "И будет там большая дорога, ...Льва не будет там, и хищный зверь не взойдет на нее, ... а будут ходить искупленные...".
      Итак, Нахшон все-таки прорвался в Иерусалим! Давид Бен Ами нашел дорогу, по которой можно объехать Латрун. Для Иерусалима еще не все потеряно.
      Тысячи добровольцев дали клятву тайну не разглашать. Они высыпали из Иерусалима, чтобы проложить дорогу вдоль маршрута Давида Бен-Ами. Давид вернулся в Тель-Авив, где другой отряд добровольцев вышел строить дорогу с противоположной стороны.
      Днем оба отряда скрывались, а ночью лихорадочно работали под самым носом у Арабского легиона. Они работали без устали, но молча; они расчищали дорогу и неслышно относили мусор. Прокладывая себе путь по рытвинам и ущельям, следуя вдоль древней римской дороги, оба отряда дюйм за дюймом приближались друг к другу. Давид Бен Ами попросил, чтобы его совсем перевели в Иерусалим. Его просьба была удовлетворена.
      Иордана очень нервничала, с тех пор как рассталась с Давидом в Тель-Авиве. Она вернулась в Ган-Дафну, где работы был непочатый край. так как нужно было восстановить пострадавшее от артиллерийского обстрела поселение. Большинство зданий было повреждено. Дети, которых эвакуировали, вернулись теперь в Ган-Дафну.
      Коттедж Китти пострадал меньше других, так что Иордана поселилась с Китти и Карен. Женщины быстро сдружились. Иордана могла признаться Китти в таких вещах, в которых она ни за что не призналась бы другим, из страха, как бы в этом не усмотрели слабость.
      Хотя Иордана пыталась скрыть свою тревогу под маской деланной грубости, Китти прекрасно знала, в каком она находится состоянии после возвращения из Тель-Авива. Однажды вечером, спустя две недели после того как дна рассталась с Давидом, Иордана сидела с Китти за чаем. Китти что-то говорила, и вдруг Иордана смертельно побледнела, встала и выбежала из комнаты. Китти побежала за ней и успела подхватить ее не дать ей упасть на землю. Китти с трудом потащила совершенно обессилевшую Иордану к себе в санчасть. Она положила ее на кушетку и,
      влила ей в рот немножко коньяку.
      Прошло десять минут, прежде чем Иордана пришла в себя. Она приподнялась и блуждающим взглядом посмотрела вокруг себя.
      - Что с вами? - спросила Китти.
      - Не знаю. Никогда этого со мной не случалось. Я сидела и слушала вас, и вдруг оглохла. Не только оглохла, но и ослепла. Стало совершенно темно в глазах, а по телу пробежала ледяная дрожь.
      - Я слушаю...
      - И вдруг я... я услышала, как кричит Давид... Это было ужасно.
      - Ну вот, теперь послушайте меня, девушка. Это все нервы. Они у вас до того напряжены последнее время, что вы в любую минуту можете взорваться. Я требую, чтобы вы взяли отпуск на несколько дней и отправились в Яд-Эль к матери.
      Иордана вскочила на ноги.
      - Нет! - воскликнула она.
      - Сейчас же садитесь, - приказала Китти.
      - Все это ужасно глупо. Я веду себя прямо невозможно.
      - Вы ведете себя вполне нормально. Если бы вы давали себе изредка волю, поплакали бы немножко, а не таили все в себе, вы бы не довели себя до этого состояния.
      - Давид презирал бы меня, если бы он знал, как я себя веду.
      - Да бросьте вы это, Иордана! Ну ее к черту, эту вашу гордость сабры! Вот я дам вам сейчас таблетку, а вы, будьте любезны, сейчас же - в постель.
      - Нет! - резко ответила Иордана и выбежала из кабинета.
      Китти вздохнула. Что делать с девушкой, которая считает, что проявлять какое бы то ни было чувство - равносильно слабости. Годы напряжения и борьбы выдубили толстую кожу у этих сабр. Их неукротимая гордость переходила все границы.
      Спустя три дня после этого случая, Китти вернулась вечером в свой коттедж. Карен она велела пойти к Дову. Иордана сидела над какими-то донесениями. Китти села напротив. Иордана посмотрела ей в лицо, улыбнулась, затем заметив выражение лица Китти, мгновенно посерьезнела. Китти мягко взяла ручку из ее рук.
      Прошла минута. Никто не сказал ни слова.
      - Давида не стало, - сказала Иордана.
      - Да.
      - А как это случилось? - спросила Иордана ровным голосом.
      - Ари только что позвонил мне. Подробности еще не все известны. Кажется, несколько пальмахников сколотили там отряд; присоединились и Маккавеи, и ребята из Хаганы. Никто никакого разрешения не давал... Похоже, что Давид не выдержал вида стен Старого города. Они бросились в атаку, пытаясь захватить Старый город. Они действительно взяли Сионскую гору...
      - Я слушаю, - сказала Иордана.
      - Это была, конечно, безумная затея. Чистейшее самоубийство.
      Иордана сидела неподвижно. Она даже не повела бровью.
      - Вот и все. Что тут можно добавить? - закончила Китти.
      Девушка поднялась, высоко держа голову.
      - Обо мне, пожалуйста, не беспокойтесь, - сказала она четким голосом.
      Если Иордана и оплакивала Давида, никто никогда ее слез не видел. Она унесла свое горе в развалины Абу-Йеши. Там она просидела без пищи и воды четверо суток. Затем она вернулась в Ган-Дафну. Подобно тому, как Ари никогда не произносил имени Дафны, Иордана ни разу больше не произнесла имени Давида.
      Прошел месяц с того дня, когда Давид Бен Ами нашел кружную дорогу в Иерусалим, так называемую "Бирманскую дорогу", и однажды ночью обход Латруна был завершен. Автоколонна промчалась по новой дороге и благополучно добралась в Иерусалим. Осада Иерусалима кончилась на вечные времена.
      До сих пор ни у кого не было полной уверенности, что Израиль выстоит. В ту минуту, когда ребята из иерусалимского отряда пожали руки ребят из тель-авивского отряда, евреи выиграли войну за Независимость.
      Глава 13
      Предстояли долгие месяцы упорных и кровавых боев, но открытие "Бирманской дороги" сильно подняло дух евреев, а в этом они сейчас нуждались больше всего.
      Когда евреи остановили первое наступление арабских армий, Совет Безопасности Организации Объединенных Наций сумел добиться временного прекращения огня. Обе стороны приветствовали его.
      Арабам срочно нужна была передышка, чтобы подтянуться и перестроиться. Они пали в глазах мирового общественного мнения, не сумев сломить сопротивление евреев и захватить страну. Израильтянам тоже нужна была передышка, чтобы достать еще оружия и укрепить свои вооруженные силы.
      Временное правительство контролировало положение далеко не полностью, так как Пальмах, крайние религиозные круги и Маккавеи соглашались сотрудничать только условно. К чести Пальмаха нужно сказать, что он отказался от своего привилегированного положения и полностью влился в ряды Армии Обороны Израиля, когда ему пригрозили, что его части снимут с передовой, если он откажется выполнять приказы командования. Маккавеи тоже влились частично в израильскую армию, но создали свои особые батальоны и потребовали, чтобы этими батальонами командовали их офицеры. Зато ничего не могло сломить упрямство верующих фанатиков, которые продолжали возлагать все надежды на Мессию и толковать Библию дословно.
      Когда, казалось, вот-вот будет достигнуто единство всех этих разнородных элементов, произошло трагическое событие, которое окончательно отдалило Маккавеев. Сторонники Маккавеев в Америке закупили большое количество дефицитного оружия, а также транспортный самолет, который назвали "Акивой".
      Они собрали не только оружие, но также сотню молодых добровольцев для пополнения особых батальонов Маккавеев.
      По условиям соглашения о прекращении огня, ни одна из сторон не должна была ни вооружаться, ни укреплять свои позиции. Однако ни одна сторона не обращали внимания на это распоряжение ООН: как арабы, так и евреи тайком завозили оружие и людей, стараясь всячески укрепить свои позиции.
      Израильские агенты в Европе узнали о существовании "Акивы". Временное правительство потребовало, чтобы самолет вместе с оружием передали ему. Израиль теперь единое государство, - толковали они, - в войне участвуют все как один; на что особые батальоны Маккавеи, они ведь являются составной частью израильской армии. Маккавеи не соглашались. Они хотели сохранить свою обособленность и настаивали, что это оружие куплено специально для них.
      Тогда правительство поставило вопрос иначе: существует соглашение о прекращении огня, запрещающее доставку оружия. Если этим делом займется Временное правительство, шансов на то, что никто об этом не узнает, во много раз больше, чем если этим займутся сами Маккавеи. На это Маккавеи возражали, что их прекращение огня не касается, так как они, не подчиняются единому командованию. Ожесточенный спор не утихал: Временное правительство настаивало, что в стране может быть только одна центральная власть, а Маккавеи стояли на своем.
      "Акива" все-таки вылетел из Европы с первой партией оружия и добровольцев на борту. Правительство, которое остро нуждалось как в людях, так и в оружии, было вынуждено приказать Маккавеям отослать самолет назад без посадки. Этот приказ вверг Маккавеев в бешенство.
      Когда, вопреки приказу, "Акива" все-таки появился над израильским аэродромом, там были государственные представители, Маккавеи и наблюдатели ООН. Правительство передало экипажу самолета последнее предупреждение по радио и потребовало немедленно повернуть обратно в Европу. "Акива" отказался. Тогда Временное правительство приказало истребителям подняться в воздух, и "Акиву" сбили.
      Между Маккавеями и армией начались стычки. В гневе Маккавеи отозвали свои батальоны из рядов израильской армии. Обе стороны бросали друг другу оскорбления н взаимные обвинения, пока все факты инцидента с "Акивой" безнадежно утонули в потоке брани и упреков. Маккавеи были полны озлобления.
      Зато инцидент окончательно выяснил отношения. В годы британского мандата Маккавеи своей непримиримой борьбой немало содействовали ослаблению власти англичан в Палестине и даже свержению этой власти.
      Теперь, когда англичане ушли, террор был скорее вреден, чем полезен; между тем Маккавеи отнюдь не были склонны подчиниться дисциплине, без которой невозможна настоящая армия. Их значение как боевой силы очень упало. Единственная одержанная ими победа была в Яффе, городе, где боевой дух был и без того не слишком высок. В других местах они потерпели поражение. Резня, устроенная ими в селе Неве-Садж, лежала несмываемым пятном на евреях. Маккавеи были отважные бойцы, но они по самой своей природе не признавали никакой власти. После случая с "Акивой" они превратились в озлобленную политическую группировку, главный принцип которой заключался в том, что все проблемы надо решать силой.
      Переговоры с обеими сторонами длились уже целый месяц. Граф Бернадот и его американский помощник Ральф Банч, представлявшие Организацию Объединенных Наций, так и не смогли посадить стороны за один стол. Нельзя было ликвидировать за один месяц то, что создавалось в продолжение трех десятилетий. Кавуки в центральной Галилее то и дело нарушал соглашение о прекращении огня. Египтяне тоже не стали дожидаться, пока истечет срок соглашения о прекращении огня, и возобновили военные действия.
      Это была большая ошибка, так как это дало повод евреям развернуть новое наступление. Если военные эксперты всего мира были ошеломлены стойкостью, с которой евреи отражали нападения, то теперь наступление израильской армии совершенно сбило их с толку.
      Новая фаза войны началась с того, что израильские самолеты подвергли бомбежке Каир, Дамаск и Амман с тем, чтобы арабы не смели впредь бомбить Тель-Авив и Иерусалим. И действительно: с этих пор арабы не бомбили больше израильских городов. Израильские корветы перенесли войну на неприятельскую территорию, подвергнув бомбардировке ливанский город Тир, один из главных портов, куда арабы доставляли оружие.
      Кибуц Эйн-Гев, расположенный на восточном берегу Генисаретского моря, долгие месяцы подвергался осаде. Жители кибуца дважды отражали атаки сирийцев. Теперь они сами перешли в наступление. Отважной ночной атакой они взобрались на гору Суситу и сбросили оттуда сирийцев.
      В центральной Галилее Ари Бен Канаан пошел на штурм Назарета, где окопался Кавуки. Войска Ари напрягая усилия до предела и выжав из боевой техники все, что можно было выжать, нанесли арабам сокрушительное поражение. Личный генерал иерусалимского муфтия получил звонкую пощечину и потерял Назарет. После падения Назарета пали и все остальные неприятельские деревни в центральной Галилее, а сам муфтий в панике сбежал во главе своей армии в Ливан. Теперь вся Галилея и все дороги находились в руках евреев.
      В Баб эль-Ваде и в иерусалимском коридоре Горная бригада все больше раздвигала проход и двинулась на Бет-Лехем.
      В Негеве евреи мертвой хваткой держали египтян за горло. Когда-то Самсон поджег хвосты тысячи лисиц и напустил их на филистимлян. Теперь моторизованные части, состоящие из джипов, вооруженных пулеметами - их так и называли: "Самсоновские лисицы" - молниеносно обрушивались на египетские тылы и арабские деревни. Осаде Негбы положили конец.
      Но самую блестящую победу израильтяне одержали в Саронской долине, лежащей прямо против Треугольника. Все на тех же джипах, с бывшей бригадой "Ханита" во главе, они ворвались в Лидду и Рамле, арабские города, которые блокировали дорогу в Иерусалим. Они захватили аэродром в Лидде (совр. Лод), самый крупный во всей Палестине, а затем повернули на север, с целью окружить Латрун. По пути они наголову разбили иракские части и прорвали осаду вокруг другого молодежного села, Бейт-Шемен. Как раз в тот момент, когда окружение Латруна должно было завершиться, арабы в один голос взмолились о новом прекращении огня.
      Все израильские победы были одержаны всего за каких-нибудь десять дней.
      Пока Бернадот и Банч вели переговоры о втором прекращении огня, арабский мир охватила паника. Абдалла, правитель Трансиордании, первый заметил надпись на стене. Он вступил в секретные переговоры с Временным правительством и обещал удержать Арабский легион от военных действий. Это позволило бы евреям сосредоточить все внимание на египтянах. Взамен евреям пришлось обещать не наступать на Старый Иерусалим и на Треугольник.
      Кавуки снова нарушил соглашение о прекращении огня, развязав наступление из Ливана. Когда срок прекращения огня истек, евреи провели "Операцию Хирам", названную так по библейскому царю Ливана, и навсегда превратили в дым честолюбивые мечты Кавуки и иерусалимского муфтия. Израильская армия разбила диверсантов наголову и преследовала их по пятам до ливанской территории. Ливанские деревни напоминали море простыней, вывешенных в знак того, что они сдаются. Покончив с Кавуки, израильские части вернулись на свою территорию, хотя ничто им теперь не мешало пойти на Бейрут или на Дамаск.
      Очистив Галилею, восстановив порядок в Саронской долине, договорившись с Абдаллой, израильская армия взялась за египтян.
      Тем временем арабы делали отчаянные усилия, чтобы найти какое-нибудь объяснение израильским успехам.
      Абдалла, правитель Трансиордании, обвинял во всем Ирак, иракским войскам не удалось, мол, напасть из Треугольника и разрезать территорию евреев надвое; и вообще иракцы сделали себя посмешищем. Ирак, который мечтал о создании Великого арабского государства, которым они правили бы, оправдывался, что им приходилось чересчур растягивать свой фронт.
      Неистовее всех орали сирийцы: они обвиняли американцев и западный империализм. Саудовская Аравия, выделившая солдат для укрепления египетской армии, обвиняла всех и вся. Египтяне обвиняли Трансиорданню, правитель которой, Абдулла, по их словам, продался евреям. Вместе с тем, одним из самых интересных побочных явлений войны за Независимость было то, как египетские радио и печать превращали каждое египетское поражение в победу. Если спросить самих египтян, то их армия шла от победы к победе. Ливанцы и иемениты все больше отмалчивались: они были не слишком заинтересованы в этой войне.
      Под непрерывными ударами израильских вооруженных сил миф о пресловутом арабском единстве лопнул окончательно. Взаимные объятия, рукопожатия, клятвы в вечном братстве уступили место распрям, взаимным угрозам и, наконец, убийствам. Абдаллу убили фанатики, когда он возвращался из мечети Омара в Старом городе.
      Египедского короля Фарука свергла клика милитаристов, язык которых поразительно походил на язык "Майн Кампф" Гитлера. Интриги и убийства, извечная арабская игра, снова свирепствовали вовсю.
      В Негеве израильская армия, теперь хорошо оснащенная и действующая более слаженно, завершала последний этап войны. Сувейдан, чудовище пустыни, так долго мучившее кибуц Негбу, пал. Именно здесь, в Сувейдане, египтяне сопротивлялись мужественнее всего.
      В Фалудже египтяне попали в окружение. Впоследствии, когда было заключено перемирие, евреи сняли осаду с Фалуджи. Среди египетских офицеров, попавших в окружение, находился молодой капитан, которому предстояло сыграть впоследствии ведущую роль в свержении короля Фарука. Это был Гамаль Абдель Насер.
      Гордость египетского флота, крейсер Фарук, попытался обстрелять одну еврейскую позицию буквально накануне перемирия, чтобы таким образом заполучить тактический козырь. Израильские мотолодки, нагруженные динамитом и пущенные на крейсер, во весь опор налетели на него, взорвали и потопили.
      Беер-Шева - Семь родников, - город праотца Авраама, пал осенью 1948 года в результате неожиданной израильской атаки. Египтяне окопались и построили такую сильную оборону, что казалось - пробить ее ни под каким видом не удастся. И снова евреи использовали хорошее знание местности. Они нашли древнюю Набатейскую тропу, которой была уже не одна тысяча лет, по ней они обошли укрепления египтян и напали с тыла.
      С этих пор началось паническое бегство. Израильская армия погналась за бежавшими египтянами, обошла полосу Газы и проникла на Синайский полуостров.
      " Господь послал в него дух опьянения; и они ввели Египет в заблуждение во всех делах его, подобно тому, как пьяный бродит по блевотине своей. И не будет в Египте такого дела, которое совершить умели бы голова и хвост, пальма и тростник. В тот день египтяне будут подобны женщинам, и вострепещут и убоятся движения руки Господа Саваофа, которую он поднимет на них".
      Слова пророка Исайи сбылись!
      Англичане, сидевшие на Суэцком канале, забеспокоились. Видя разгром египтян, они испугались, как бы евреи не добрались до самого канала. Они потребовали поэтому, чтобы евреи остановили продвижение, в противном случае им придется иметь дело с британской армией. В виде предостережения англичане подняли в воздух самолеты "Спитфайр". Было логично, что последние боевые действия Войны за Независимость евреям пришлось вести против англичан. Израильские Военно-Воздушные Силы сбили шесть английских истребителей. Потом Израиль уступил международному нажиму и дал египтянам спастись.
      Разбитая египетская армия кое-как успела снова построиться и с невероятной наглостью вступила в Каир и устроила там "парад победы".
      Война за Независимость вошла в историю! Переговоры вокруг заключения перемирия длились месяцами. Веками еще будут спорить о том, как это все случилось. Эксперты были сбиты с толку, и реалисты растерялись.
      Арабское население Палестины давно уже примирилось с возвращением евреев и было готово жить в мире, тем более что принесенный после тысячелетнего застоя прогресс обещал самим арабам немалую выгоду. Они и раньше не хотели воевать, а теперь и подавно.
      Их обманули демагоги, которые в минуту опасности первыми спасались бегством. Их толкало не мужество, а массовая истерия. Их сбили с толку трескучими фразами, которых они не понимали и в которые еще меньше верили. Им вдалбливали в головы расистские теории, а главное, страх перед "воинственным" сионизмом, которого никогда и в помине не было. Арабские вожди злоупотребляли невежеством масс в собственных корыстных целях.
      Небольшая часть арабов и их армий сражалась мужественно. О подавляющем большинстве этого сказать нельзя.
      Им обещали легкие победы, добычу, свободу грабить. Они подбадривали друг друга ложной иллюзией арабского единства. На поверку же оказалось, что "дело" не стоило того, чтобы проливать за него кровь.
      Ни у кого не возникало ни малейших сомнений в готовности евреев отдать жизнь за Израиль. В конце концов они остались одни и кровью добились того, что совесть всего человечества еще до того признало их законным правом.
      И вот, Маген-Давид, шестиконечная звезда Давида, которая двадцать веков была в загоне, снова засияла от Эйлата до Метулы, чтобы никогда больше не заходить.
      В результате Войны за Независимость возникла одна из самых запутанных проблем века: проблема, вокруг которой велись нескончаемые и ожесточенные споры, а именно - проблема арабских беженцев. Свыше полумиллиона палестинских арабов покинули свои дома и переехали в соседние арабские страны. Все разговоры о том, как быть с этими людьми, тут же вырождались в гневные препирательства, во взаимные обвинения, в результате чего все до того безнадежно запуталось, что превратилось в политическую мину замедленного действия.