Глава четвертая

ТАЙНАЯ КРЕПОСТЬ В МЕДНОМ ЛЕСУ

Эмери был разбужен грохотом, который раздавался отовсюду, – весь мир, казалось, полнился мириадами неблагозвучных стуков: за окном гремели копыта, бубнили не в лад барабаны, гоготали голоса, а в дверь комнаты колотил чей-то негодующий кулак.

– Эмери! – закричала Уида.

Ее вопль, пусть и пронзительный, резкий, был сейчас единственным, что не являлось грохотом, и Эмери ощутил подобие благодарности к неугомонной девице.

– Ты спишь? – опять крикнула она и пнула дверь ногой.

Эмери поднялся с кровати и, пошатываясь, добрел до двери. Отодвинул задвижку. Уида, в необъятной белой рубахе, босая, еще размякшая спросонок, упала в его объятия.

– Видал? – спросила она, укладывая голову на его плечо и поглядывая на него блестящими глазами.

– Что?

– Солдаты.

Она отскочила от него, схватила за руку, подтащила к окну, ударом кулака распахнула ставни.

По дороге, в сторону невидимого отсюда проселка, двигался отряд – человек пятьдесят, и десять из них конные. Эмери молча смотрел на них, и ничем не объяснимая тревога охватывала его все сильнее. В музыке, которую он теперь ясно слышал в стуке, грохоте и гомоне, звучала главенствующей темой лихая обреченность. В бравурной тональности явственно слышалось: «Мы славно все умрем…»

Эмери закричал:

– Капитан!

Но ни один из проходивших мимо не обернулся в сторону окна.

Эмери уселся на кровать, Уида с размаху плюхнулась рядом. Так они и посидели немного рядком, как двое добрых приятелей.

Эмери сказал:

– Если ты права, Талиессин сейчас в безопасности.

Уида изогнула брови.

– Он в Медном лесу, в чем у меня нет сомнений; но в безопасности ли? – покачала головой эльфийка. – Поблизости мятеж. И в столице этот мятеж сочли достаточно серьезным, чтобы прислать сравнительно большой отряд. Знать бы, что там происходит, в этой деревне! – Уида запустила руки в свои распущенные волосы, растрепала их еще больше, словно надеясь таким образом стряхнуть с себя остатки сонливости. – Надо было вчера туда поехать и все выведать. А теперь уж поздно. Скоро там начнется… а-а-а… – Она не удержалась и зевнула, но все же закончила фразу: – …кровавое месиво.

Эмери молча смотрел на нее. Он явно не поспевал за ходом ее мыслей. Может быть, потому, что она все-таки успела проснуться, а он еще наполовину плавал в сонных грезах.

Уида сказала:

– Давай рассуждать. Солдаты разгонят мятежников. Те побегут спасаться. Куда?

– В лес, – сказал Эмери.

– Кого они там могут встретить? – продолжала Уида, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника.

– Талиессина…

– Нет, Эмери, – поправила Уида со вздохом, – они встретят там эльфа. Понимаешь теперь? И поблизости не будет никого, кто сможет защитить его. Разве что мой отец и король Гион окажутся неподалеку… если только они не уехали куда-нибудь развлекаться в компании с бедным покойным.

– А такое возможно?

– Что возможно? – Уида усмехнулась. – Что король Гион и мой отец уехали развлекаться? И Кустера с собой прихватили? Да разумеется! Они и в прежние времена нередко исчезали на несколько лет, а уж теперь, когда у них появился новый приятель, которого можно дурачить, пугать и удивлять, – теперь, я думаю, и подавно! А ты не знал? Как ты полагаешь, почему я постоянно в ссоре с моим отцом?

– Потому что вы с ним похожи, – сказал Эмери.

– Вероятно, – сморщилась Уида. – Не хочу это обсуждать.

– Как тебе угодно. Ты ведь первая об этом заговорила.

– Ну вот, началось… – Всем своим видом она изобразила тоскливую досаду. – «Ты первая начала!» – «Нет, это ты первый начал!»… Печальные воспоминания детства. Впрочем, у тебя есть брат, тебе это должно быть понятно.

– Нет, – сказал Эмери.

– Что – «нет»? – вскинулась Уида. – Нет брата? Мне-то можешь голову не морочить, я ведь имела удовольствие наблюдать вас вместе.

– Ну да, – сказал Эмери. – Брат у меня есть. И ты достаточно долго видела нас вместе, чтобы заметить, что мы не ссоримся.

Уида махнула рукой.

– Это вы нарочно изображали, чтобы мне досадить. А еще говорят, будто мужчины не мелочны и им, дескать, чуждо коварство!

– Да, – подтвердил Эмери, – мы, мужчины, дьявольски коварны. Кстати, почему ты расхаживаешь в одной рубахе? Нам скоро выезжать.

Она сверкнула улыбкой.

– Так ты согласен? Со всеми моими предположениями? И со всеми доводами? Вообще – со мной? Целиком и полностью?

– Да, – ответил Эмери. – Поступим по-твоему. Сперва заглянем в деревню, чтобы убедиться…

Он осекся, не в силах выговорить то, что пришло ему на ум.

Уида спокойно завершила:

– Чтобы убедиться в том, что Талиессина там нет и что он не пострадал во время мятежа.

– Да, – Эмери кивнул, – а после, не дожидаясь солдат, отправимся в Медный лес…

Уида с задумчивым видом жевала свой локон. Заметив, что Эмери наблюдает за ней, выплюнула волосы и сказала:

– Вот и мне почему-то не хочется, чтобы солдаты обнаружили Талиессина раньше, чем его встретим мы. Сама не могу объяснить, откуда такое предчувствие…

Человека, командовавшего солдатами, звали Мельгос. О мятеже ему было известно не многое. Только то, что сообщили отряду перед отправкой из столицы: убийство землевладельца, поджоги, грабеж. Так он и сказал двум знатным господам, которые догнали отряд уже возле самой деревни.

Знатные господа, мужчина и женщина, были встревожены. Они отправились в путешествие, как они заявили, наедине, дабы укрепить свои брачные узы. Поэтому они не взяли с собой даже слуг. Дама, в богатом дорожном платье, добавила при этом:

– Разумеется, мы отдавали себе отчет в том, что возможны разного рода приключения… Но не настолько же отвратительные! К тому же это просто опасно.

Ее лицо, неправильное, но очень привлекательное, глядело из-под покрывала ясно и простодушно. Мельгос был очарован.

Он ответил с поклоном:

– Мы сделаем все возможное, госпожа, чтобы ваше приключение не стало отвратительным. Вероятно, было бы разумнее избрать другую дорогу.

– Нет, – вмешался Эмери, – мы не намерены отступать от нашего первоначального плана. Подобное отступление испортило бы нам настроение. К тому же теперь, когда нам стало известно о здешних неприятностях, мы желаем убедиться в том, что бунт подавлен.

– Можете не сомневаться, – заверил Мельгос. – Даю вам слово.

– Я уверена в том, что вы сделаете все, дабы это слово сдержать, – заявила Уида, – однако обстоятельства могут оказаться сильнее. Мне уже разок доводилось видеть, как это бывает. Однажды мой покойный брат, его звали Кустер, дал мне слово, что поймает для меня хорька – я непременно желала иметь ручного хорька. Положим, я поверила брату и уже приготовила для своей комнаты вышивку: «Здесь живет хозяйка хорька». И что же? Той же ночью, как он ушел на ловитву, он оступился в темноте и сломал себе шею.

– Не слушайте мою жену, – перебил Эмери, – она весьма огорчена смертью своего брата.

– Да, понимаю. – Мельгос глянул на Эмери с мимолетным сочувствием. – Каждый переносит горе по-своему. Бывают весьма странные способы. Это очевидно.

– Поэтому, – очаровательно улыбаясь, заключила Уида, – мы непременно желали бы посмотреть, как вы усмиряете бунт. Хорошо? Мы постоим в сторонке.

– Боюсь, сударыня, что вид этих людей… э… – Мельгос поперхнулся.

Уида схватила его за руку.

– Ерунда! Я отлично знаю, что бунтовщики, если их схватить, выглядят как самые обычные люди, только еще более жалкие.

– Это, госпожа, я и хотел сказать, – с достоинством объявил Мельгос.

Он уже понял, что от попутчиков не избавиться. Он не мог запретить им ехать по той же дороге, не мог арестовать их и отправить восвояси. К тому же и этот Эмери держался так, словно имел связи при дворе, – стоит ли раздражать его?

Мельгос сказал ему:

– Защищайте вашу спутницу сами. У меня вряд ли хватит солдат для того, чтобы охранять такую… м-м… оживленную даму. Если она окажется в гуще событий, то, боюсь, я могу оказаться бессилен…

Эмери молча кивнул. Мельгос сжал его руку и отъехал в сторону.

Деревня открылась сразу за поворотом. Здесь действительно начинался проселок, отметил Эмери. Уида остановила коня и громко, весело свистнула. Перед ними лежали руины. Вялый дым поднимался в воздух. Воняло перегаром, от горечи першило в горле. У бунта началось похмелье.

Первыми в деревню вошли всадники. Кони брезгливо ступали среди развалин, обходили горы битого стекла, поднимали тучи пепла.

Уида быстро оглядывалась по сторонам.

– Я не вижу здесь никаких мятежников…

– Может, они прячутся? – шепнул Эмери.

Уида покачала головой.

– Нет, они ушли. Здесь только женщины и старики, да еще несколько мужчин, которые не боятся за себя.

Действительно, скоро из одного из уцелевших домов послышались плач и отчаянные крики. Солдаты вытащили наружу женщину с мятым покрывалом поверх встрепанных волос. К ее юбке прицепились двое чумазых мальцов, а следом бежал нескладный мужчина и невнятно ругался.

– Ушли! – отчаянно кричала женщина, отрывая от себя мальцов и делая мужчине непонятные знаки. – Ушли, все ушли!

Мельгос наклонился к ней с седла. Она вдруг заметила высоко в небе всадника и перепугалась. Присела, замолчала, двигая губами.

– Куда они ушли?

Женщина молчала, прибитая к земле ужасом.

Мужчина сказал:

– Что вы к бабе прицепились? Меня спросите.

Он, конечно, знал, что солдаты держат его на прицеле: добрая половина пеших в отряде была вооружена луками.

– Они ушли в Медный лес. Здесь только крестьяне. Не всем бунтовать охота, кто-то хочет просто жить. А вы как думали?

И он вздохнул.

Мельгос спросил:

– Где господин Алхвине?

– Повесили его, – сказал тощий мужчина.

– Где тело?

– Закопали.

– Куда закопали?

– Не знаю. Тут один распоряжался, он и приказал.

– Кто распоряжался? – Мельгос насторожился.

– Не знаю. Похож на пришлого, но такой уверенный! Без него, пожалуй, вы нас всех бы поубивали, а так – глядите-ка, чтобы вас самих тут всех не поубивали. Он это дело хорошо знает.

Мельгос задумался. Потом уточнил:

– Так это он увел отсюда мятежников?

Тощий мужчина покивал:

– Забрал всех, кому это понравилось, и скрылся. Умно придумал! Здесь против вас оборону не выдержать, а у него поблизости присмотрена целая крепость. Так он сказал.

– Кто он такой? – Мельгос становился все более озабоченным.

Крестьянин пожал плечами.

– Мне-то откуда знать?

– Он ведь как-то назвался? Каким именем?

– Сказал, его зовут Гай.

Имя ничего не говорило – ни Мельгосу, ни Эмери, ни Уиде. Они недоуменно переглянулись.

– Должно быть, какой-нибудь ополоумевший капитан, дезертир из числа бывших наемников Ларренса, – прошептал Эмери.

Мельгос стал мрачнее тучи. Прямо у него под носом появилась готовая шайка разбойников. Если теперь Мельгос не настигнет этого Гая с его бандитами, каждое убийство, совершенное ими, каждый грабеж лягут на совесть Мельгоса и отяготят ее до скончания дней. Нужно было торопиться.

– Любой из оставшихся в той деревне может быть виновным, – говорил Мельгос, обращаясь преимущественно к Эмери, хотя Уида ехала рядом и внимательно ловила каждое слово. – Но что мне делать? Задержаться в деревне на несколько суток и допрашивать каждого?

– Нет, это было бы бессмысленной тратой времени, – сказал Эмери. – Мужланы лукавы и бывают на удивление тупы. Особенно когда им это выгодно. – Он усмехнулся. – Не думайте, я вовсе не презираю их. Скорее наоборот: отдаю дань уважения их хитрости. Непроходимая тупость – вот то оружие, которым они легко отбивают любые атаки умников.

– Согласен, – сквозь зубы проговорил Мельгос – Стало быть, пусть у нас в тылу остаются возможные враги?

– Гай забрал с собой лучших, – вмешалась наконец Уида. – Те, что остались, для него бесполезны и, следовательно, практически безопасны для нас.

– Они, скорее всего, будут проданы на север, – произнес со вздохом Мельгос. – Разобщены, разбросаны по разным поселкам. Если это будет зависеть от меня, я дам настоятельную рекомендацию при продаже разбивать семьи.

Эмери молчал. Он думал о Радихене. «Как правило, самых злых врагов мы создаем себе сами, размышлял он. – Впрочем, кто поручится за то, что герцог Вейенто не делает сейчас того же самого? Хотел бы я знать, как выглядит тот враг, который, возможно, уже скоро выйдет из его наковален отточенным, точно меч!»

Проселок незаметно завел их в лес. Эмери показалось, что деревья сами собой вдруг выросли вокруг, а дорога рассыпалась на мириады тропинок между стволами. Люди и кони пошли медленнее. Уида озиралась по сторонам, жадно втягивая ноздрями лесной воздух: она откровенно наслаждалась поездкой.

– Я знаю, – проговорила она тихо, поймав взгляд Эмери, – что скоро здесь может произойти сражение, многие люди умрут… Но мне трудно думать об этом. Такие, как я, мы не умеем беспокоиться заранее.

– Где-то здесь находится он. Тот, кого мы ищем, – еле слышно шепнул Эмери. – А если он по какой-нибудь глупой случайности погибнет, то…

Уида вздрогнула и на миг стала серьезной, а затем блаженная улыбка вернулась на ее лицо.

– Но ведь этого еще не случилось, – отозвалась девушка. – И до тех пор, пока вообще ничего не случилось, Эмери, позволь мне просто дышать полной грудью!

Он молча отвернулся. И застыл. Перед ними находилась та самая скрытая крепость, о которой упоминал крестьянин в сгоревшей деревне: высокий деревянный частокол, скрывающий некое строение. И было совершенно очевидно, что недавно здесь уже побывали какие-то солдаты. Под стенами маленькой крепости виднелись обрывки старой палатки, наполовину сгнившей после дождей. Толстый ковер прошлогодней и позапрошлогодней листвы и темной хвои был разрыт – по нему долго топтались люди и кони. Осталось несколько больших кострищ, и посреди одного валялся солдатский котелок с пробитым донышком.

– Мы пришли, – сказал Мельгос, спешиваясь. И оглянулся на «молодоженов»: – Похоже, мы застрянем тут на некоторое время, так что, если вы останетесь с нами, ваше путешествие изрядно затянется. Не передумали? По-моему, вам лучше было бы оставить отряд.

Уида перестала улыбаться. Она осматривалась по сторонам с таким видом, словно прикидывала: как лучше штурмовать выросшее перед ней укрепление. Заметив, что Мельгос не сводит с нее взгляда, она проговорила:

– Обойти крепость и поскакать дальше – так поступают только кочевники пустыни. Хвала небесам, мои предки родились на обычной земле, среди травы, а не в песках. Нет уж, господин Мельгос, я задержусь на неопределенный срок и посмотрю, как вы возьмете эту крепость.

Эмери вздохнул и сказал, обращаясь к капитану:

– Крестьянский бунт посреди королевства – это, по-моему, оскорбительно. А вы как находите, господин Мельгос?

– Они пришли, Гай! – возбужденно крикнула Хейта, врываясь в комнату, где расположился Талиессин с десятком своих приближенных.

Некогда это был пиршественный зал в охотничьем домике короля Гиона. Очень давно, столетия назад, здесь собирались молодые люди, утомленные долгой скачкой по лесам и неравной схваткой с каким-нибудь свирепым кабаном. Здесь выпивались моря отменного вина и съедались горы свежайшего мяса. Где-то на одной из мозаичных картин затерялся портрет самого короля Гиона: он был изображен среди множества юных всадников, богато разодетых и всячески разукрашенных; но который из них был он – не мог бы определить сейчас никто, разве что Чильбарроэс.

Несколько оленьих голов с огромными ветвистыми рогами висели на стенах справа и слева; в центре комнаты красовался гигантский пиршественный стол. На столе, на скамьях вокруг него и на полу спали вповалку люди, которых Талиессин забрал с собой из деревни, уводя от неизбежной расправы. Самые молодые и сильные мужчины, самые озлобленные из тех, кто взбунтовался.

Женщина была с ними одна – Хейта. Талиессин, который прежде никогда толком не разбирался в людях, сразу определил в ней не столько юную девушку-подростка, сколько вздорное бесполое существо, склонное к хаосу: только посреди мятежей и беспорядков уверенно колотилось ее маленькое сердечко; мирная жизнь медленно убивала ее.

Хейта как будто впервые родилась на свет только тогда, когда вспыхнули первые искры пожара. Из бесформенного комка глины вытянулись ножки и ручки, тонкие, прохладные, липкие от возбуждения; загорелись хищные глазки, выставились в улыбочке остренькие зубки.

Из полусна, в котором протекли первые четырнадцать лет ее жизни, она восстала, ликуя, и сразу узрела перед собою божество, что призвало ее к полноценному бытию: человека, который назвал себя Гай.

Пылая любовью и благодарностью, она размышляла о нем целый день и всю ночь и утром сказала ему:

– А я думала-думала и теперь знаю.

– Что? – спросил он, болезненно щуря глаза.

– Гай – неполное имя. Уменьшительное. Да?

– Да, – сказал Талиессин.

– А какое полное?

«Гайфье», – хотел было ответить Талиессин, таким сильным оказался ее напор, но вовремя смолчал: назваться Гайфье означало практически выдать себя.

– Думай дальше, – сказал он.

И она отошла, покусывая палец.

Талиессин вспомнил об охотничьем домике, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и обе луны утвердились на небе. Он объявил людям, что знает в лесу хорошее укрытие.

– Уйдем все! – кричали кругом, волнуясь. – Завтра придут солдаты, уйдем все!

Женщины напирали на него, раскрывая рты, и он видел их потемневшие, раскрошенные зубы, и почему-то его втайне утешала мысль о том, что такими зубами они не смогут его разорвать.

– Забери всех! – надрывались они. – Ты ведь знаешь, что с нами сделают солдаты!

– Тихо! – заорал Талиессин, оттесняя их крупом коня. – Ничего они с вами не сделают, вы, курицы! Ничего, ясно вам?

Они притихли, и только в задних рядах кто-то продолжал недовольно ворчать.

Чуть тише Талиессин продолжил:

– Солдаты придут, это точно. Думаю, завтра – сразу после рассвета. В столице уже знают.

Он безошибочно метнул взгляд в ту сторону, где уже зрел вопрос: «А откуда, умник, тебе известно о том, что знают и чего не знают в столице?» – и быстро добавил:

– Это не первый мой бунт.

– Он верно говорит! – крикнули из толпы. – В столице уже все знают, мешкать нельзя!

– Если мы заберем с собой всех, то не успеем вовремя добраться до крепости, – продолжал Талиессин.

И снова его поддержал голос невидимки из темноты:

– Точно, точно! Бабы будут на хвосте висеть!

– Оставим всех, кто сойдет за мирных жителей, – продолжал Талиессин. – Солдаты не станут убивать женщин и детей.

– Почему? – заверещала какая-то женщина совсем близко от Талиессина, и принц почувствовал, как вздрогнул под ним конь.

– Потому что раньше они этого не делали, – устало сказал Талиессин. – Пусть и мужчины останутся, кто не хочет уходить. Потому что тем, кто уйдет со мной, дороги назад уже не будет: нас всех повесят, если схватят.

– Королева не вешает, – громко сказал какой-то мужчина.

Талиессину подумалось, что он знает, кто сейчас заговорил: невысокий, с ручищами как лопаты, с серенькой лысинкой, проглядывающей сквозь серенькие волосики. Неопределенных лет. Должно быть, этот.

Талиессин криво ухмыльнулся своим мыслям. Вот и настало время проверить, истинный ли он потомок Эльсион Лакар!

– Королева вешает, – уверенно произнес Талиессин. – Я сам видел, как она это делала. Стояла и смотрела, а тот человек дергался и вертелся на виселице. Рассказать?

– Да нет, – равнодушно отозвался прежний голос. – Я и сам знаю, что вешает. Просто тебя хотел проверить.

Талиессин внезапно поднял коня на дыбы. Толпа в темноте шарахнулась.

– Я беру всех мужчин, кто захочет, – крикнул Талиессин, и конь опустился передними копытами на землю. – Оставшиеся пусть ломают дурака, авось им поверят.

– Что ты обещаешь? – снова спросил рассудительный человечек с серой лысинкой.

– Ничего, кроме той крепости в Медном лесу, – сказал Талиессин. – И еще то, что не оставлю вас.

– А вот в это мы, пожалуй, верим, – сказал рассудительный человечек.

Отряд быстро собрался в темноте, которую рассеивали только лунные лучи, когда им удавалось пробиться сквозь тучи. Талиессин никого не принуждал – решение каждый принимал самостоятельно.

И когда они уже вышли на дорогу и двинулись в сторону леса, кто-то зашлепал босыми ногами по проселку и, догнав Талиессина, вцепился горячими руками в его рукав.

– Гай, возьми меня! Возьми меня с собой!

Он молча подхватил Хейту за руку и усадил в седло. Уткнулся подбородком в ее пыльные волосы, пахнущие мышами. Два широких луча, синий и желтый, скрещивались перед всадником на дороге, и Талиессин, не дрогнув, направил коня прямо в их перекрестье.

Охотничий домик короля Гиона принадлежал герцогу Вейенто. Сейчас это была его земля, его личные угодья. Герцог мог вернуться сюда в любое мгновение, мог прислать своих людей, мог отправить какого-нибудь капрала – проверить, что происходит.

«Что ж, – думал Талиессин, – пожалуй, люди Вейенто были бы сейчас для нас весьма кстати. Мы нанялись бы к нему охранять рудники. Меньше всего дорогому герцогу придет на ум разыскивать принца Талиессина у себя под носом. Да, это было бы забавно… Особенно если кто-нибудь из людей Вейенто распознал бы в Гае, капитане наемников, эльфа».

По счастью, в охотничьем домике за частоколом никого не оказалось. Только следы недавнего присутствия какого-то военного отряда.

В одной из комнат Талиессин обнаружил разбитую посуду, порванную одежду, пятна крови. Там до сих пор пахло бедой: отчаянием, быть может – неволей. И – полная неизвестность касательно участи тех, чья кровь осталась в доме.

Но Хейта, побывав здесь, пришла в неистовый восторг: она обнаружила несколько дорогих предметов, явно принадлежавших женщине: гребешки, обрывки лент, наборный поясок, туфельки.

– А мужчины еще болтают, будто девочка не может быть бандитом, – ликующе объявила Хейта Талиессину, вплетая мятую ленту в свои косматые волосы.

Он не стал возражать.

Едва только начало светать, Талиессин вышел проверить частокол. Пришлось укрепить несколько бревен и заменить брус на воротах, но в общем охотничий домик действительно выглядел настоящей крепостью. Талиессин остался доволен.

Он пересчитал своих соратников: двадцать четыре человека. Двадцать пять, включая Хейту. В доме им будет тесновато. Кое-что из продуктов обнаружилось в кладовых. По мнению громилы с плоским лицом и крохотными глазками – этот крестьянин, несмотря на свою неприглядную внешность, хорошо считал и отличался на удивление уравновешенным характером, – еды хватит на два дня. «Потом мужички возмутятся», – добавил он с таким видом, словно сам не принадлежал к числу «мужичков».

Его звали Сиган. В деревне у него остались жена и пять детей, но почему-то Сиган о них совершенно не беспокоился. Когда Талиессин спросил об этом, Сиган небрежно махнул рукой: «Надоели».

– Как думаешь, – спросил Талиессин, – скоро ли придут солдаты?

Сиган глянул на розовеющее небо.

– Лучше бы поскорее, – отозвался он. – Мы их тут побьем, съедим здешние запасы, а заодно избавимся от лишних людей…

– И на север, – заключил Талиессин. – Да?

Сиган перевел взгляд на него, коротко рассмеялся.

– Да, – подтвердил он.

Талиессин пожал плечами:

– Я и сам об этом подумывал.

– Вот и договорились, – сказал Сиган и ушел в общую комнату, откуда доносился разноголосый храп.

Талиессин вскоре последовал за ним. Остановился в дверях, рассматривая спящих. Позавчера он еще не знал об их существовании, а сегодня свяжет с ними свою жизнь. Эльсион Лакар могли нарушить любую клятву, только не такую; и с каждым мгновением Талиессин все больше ощущал себя истинным потомком эльфийских королей. «Наверное, все дело в том, что я оказался в Медном лесу, – думал он. – Здесь слишком жива память о короле Гионе и его возлюбленной. А может быть, я просто взрослею…»

Он медленно обводил глазами своих людей, одного за другим, подолгу задерживаясь на них взглядом. Тот, с серенькой лысинкой, тоже был здесь. И костлявый верзила. И благообразный селянин с кудрявыми волосами, лет тридцати. И еще драчун со шрамом на лбу. Белобрысый подручный мельника. Предстоит запомнить двадцать четыре лица, двадцать четыре имени. Даже если после сегодняшнего столкновения с солдатами некоторые имена и лица ему больше не понадобятся.

Талиессин устроился возле самого выхода из комнаты и сидя заснул – сам не заметил как.

– Идут, Гай! Они идут! кричала, приплясывая в дверях, Хейта. – Вставайте, берите оружие! Они здесь.

Мужчины зашевелились. Талиессин снял со стены старый охотничий рог и не задумываясь дунул. Из раструба вылетела пыль, за ней – сиплый, сдавленный звук. Талиессин откашлялся и дунул вновь: тревога разлетелась по дому, прочищая головы спящих. Люди вскочили, потянулись к оружию.

– Берите пики, охотничьи луки – кто умеет стрелять; мы слишком долго спали! – кричал Талиессин. – Не бойтесь! Хейта, будешь бросать камни.

– Я умею сбивать птиц из пращи, – похвалилась она, снимая с пояса какую-то грязную, разлохмаченную веревочку с ремешком.

– Умница, – бросил Талиессин. – Убей их капитана, и я сделаю тебя моей любовницей.

Он отправил пять человек с луками на крышу дома, десятерых – защищать ворота, а сам с оставшимися обошел весь частокол кругом. В первый раз они осматривали укрепление при плохом свете, уставшие и вполне могли что-нибудь пропустить.

За частоколом, совсем близко, фыркали кони, слышны были голоса. Один раз что-то стукнуло прямо в частокол; удар отозвался у Талиессина во всем теле: он как раз стоял возле самого бревна, чуть ли не приложив к нему ухо.

– Копьем ткнули, – сказал равнодушно Сиган. Он не отходил от Талиессина, будто взялся охранять его. – Проверяют, не покачнется ли. Решили, должно быть, что частокол у нас ветхий.

– Интересно, что они нам посулят, когда предложат сдаться? – заметил Талиессин.

Сиган посмотрел на него сонно.

– Ничего не предложат… Станут они с нами разговаривать.

Талиессин криво улыбнулся. Кажется, он допустил ошибку, рассуждая о своем мнимом опыте участия в мятежах. К счастью, Сиган не стал обращать на это внимания. Не столько личность Гая занимала рассудительного крестьянина, сколько крепость, которую им предстояло удерживать.

– По гладкой стене на колья им не забраться, да и разломать – надо потрудиться. – Сиган по-хозяйски ощущал пару бревен. – Выдержат. Колодец тут есть? Надо бы водой облить, не то подожгут нас… – Он вздохнул перевел взгляд на своего собеседника. – А ты уж как-нибудь постарайся держаться осторожней, Гай. Без тебя мы, пожалуй, пропадем. Когда солдаты уйдут, нам придется быстро удирать на север. И кто же за нас заступится перед герцогом Вейенто, если не ты? Сдается мне, ты ему какая-то родня.

– Если даже и родня, то очень далекая, – сказал Гай. – А если тебе что-то сдается, просто помалкивай. Так будет лучше. Для всех, можешь мне поверить.

Сиган пожал плечами и ничего не ответил.

– Мы на месте, – уверенно произнес Мельгос, показывая на частокол.

Множество следов пестрело вокруг: здесь, очевидно, совсем недавно побывали люди. Ворота стояли наглухо закрытыми, за ограждением не ощущалось никакого присутствия жизни: было тихо. Крепость затаилась, глухая и немая. В какой-то миг как будто донеслось шуршание быстрых шагов, но оно сразу стихло.