Глава 5

Да, Сандра вспомнила все.

В то памятное и уже далекое утро, восемь лет назад, Говард Нистрем стоял у открытого окна и играл «Двойной марш» — аранжировку классической пьесы русского композитора Сергея Прокофьева. Пэт и Сандра сидели на веранде загородного дома семейства Трифиро — обычно, кроме управляющего с женой, здесь никогда никого не было, поэтому Пэт приглашала своих гостей именно сюда.

— Слушай, Сандра, — Пэт, улыбаясь, смотрела на подругу, — Говард хочет, чтобы мы поженились.

Ласковый ветерок ворошил разметавшиеся по плечам светлые волосы Пэт. Ее бледное лицо было наполовину скрыто темными очками, и Сандра не смогла бы точно сказать, какие сейчас глаза у подруги. Но по голосу, по интонации, было ясно: Пэт в тревоге.

— Но.., почему бы и нет?

— Сама знаешь почему.

Пэт вздохнула и опустила голову. Сандра безошибочно узнала неуверенность и застарелую боль. Изумрудно-зеленая майка натянулась на поникших узких плечах, сморщилась на тонкой талии.

— Но ведь у вас.., получается?

— Да, получается. — Пэт снова подняла голову. — На это моих гормонов хватает. А на остальное… — Она безнадежно махнула рукой.

— Я понимаю, дорогая, о чем ты…

— Еще бы не понимать. — Пэт невесело усмехнулась. — Мы слишком долго жили с тобой в одной комнате, Сандра. — Вспомнив о монастырской школе, она поежилась. — Бррр… Хоть Швейцария и красивая страна, но я просто леденею, когда вспоминаю школьную жизнь. — Она слабо улыбнулась. — А может быть, она мне кажется такой ужасной из-за этого. — Пэт помолчала. — Ведь у тебя не осталось такого отвращения, правда? Ты без всякого ужаса вспоминаешь школу? И сестер в монастыре. Тебе больше повезло в жизни, Сандра. А мне… Я так ждала, когда они начнутся… Как у всех… Как у тебя… Знаешь, как я тебе завидовала! Даже когда у тебя зверски болел живот. — Она засмеялась. — Ты можешь поверить, что я способна завидовать боли? А потом был ультразвук, после которого докторша сказала, что мне нечего ждать. Ничего не будет, никаких месячных. И их не было ни разу. Она сказала, что у меня врожденный дефект, от природы недоразвитые яичники. А это значит — у меня никогда не будет детей.

Сандра молчала. Все это она знала. Включая диагноз. Неважно, что Пэт до сих пор не говорила ей, как именно он звучит. Но Сандра проштудировала горы книг по медицине и все поняла. Еще раньше, чем Пэт. Она не стала рассказывать подруге о том, что узнала, — не хотела быть глашатаем дурных вестей.

— Что теперь говорят врачи? — требовательно спросила Сандра. — Не могут же они сказать…

— Могут. И говорят. Мои яичники не вырабатывают и никогда не смогут вырабатывать яйцеклетки.

— А гормональное лечение?

— Не в моем случае. Оно ничего не даст, это, сама понимаешь, совершенно ясный приговор. И окончательный.

— А.., все остальное?.. Секс?

— Возможно, да. Но ты знаешь, что для меня главное в жизни. Я хочу, и всегда хотела, ребенка. Правда, доктора говорят, что Господь не лишил мой организм того места, где я могла бы выносить дитя. — Пэт помолчала, потом ее губы искривились и она стала похожа на маленькую девочку, готовую вот-вот заплакать. — Я так хочу детей, Сандра! И Говард хочет. Поэтому какой смысл в нашем браке? Теперь ты понимаешь?

Сандра шумно втянула воздух.

— Итак, насколько позволяет моя медицинская грамотность, я могу сказать, Пэт Трифиро: у тебя все-таки есть вариант. Ты не безнадежна. Просто тебе нужна донорская яйцеклетка. А в пробирке…

— А в пробирке она встретится с семенем Говарда. Ты это хочешь сказать? Да, такое возможно. Называется зачатием с использованием высоких технологий.

— Вот видишь, значит, у тебя все может быть! Ты можешь выносить ребенка.

— Да, меня напичкают гормонами, которые не вырабатывает мой организм. Я проглочу бессчетное количество всего и рожу ребенка. Но кого я рожу? Чей это будет ребенок? Конечно, есть банк яйцеклеток… Пожалуйста — покупай! плати! Но у кого они взяты? Что за женщины сдали их и получили деньги? Если я на это пойду, я буду думать об этом всю жизнь. Я просто сойду с ума, Сандра!

— Как психолог, я не позволю тебе этого. Человек волен решать, о чем ему думать, а о чем нет.

— Ты считаешь, что я могу достичь твоих высот самоконтроля? — Светлые брови Пэт взлетели вверх, она сняла очки. — Я другая, Сандра. У меня не получится. А потом, я не могу одна на это решиться, есть Говард, а он…

Когда подруга сняла темные очки, Сандра увидела, какие красные у нее глаза. Не надо было спрашивать, как Пэт провела ночь. Плохо. Явно не спала, видимо, в сотый раз спрашивая себя об одном и том же.

— Давай-ка, Пэт Трифиро, начнем с главного вопроса: чего тебе хочется больше всего в жизни? Отвечай прямо, как на духу, иначе мы далеко не продвинемся и истина останется не познанной.

Сандра говорила командным тоном, но у самой сердце билось не слишком ровно, совсем не так, как оно должно биться у женщины, прекрасно управляющей собой.

В мозгу Сандры начинала шевелиться необычная мысль, еще не совсем ясная, до конца не оформившаяся. Как она называла, начальная стадия мысли: «если.., то…», «если да, то зачем»…

Стоп, Сандра Мередит! А что ты сама больше всего хочешь в жизни?

Ответ явился немедленно, давно готовый. Но разве ты не так же далека от своей цели, как Пэт? А может, еще дальше?

Пэт может купить яйцеклетку и достичь желаемого. Сандра тоже могла бы купить желаемое, но у нее нет денег, которые надо заплатить, чтобы открыть собственную психологическую консультацию, а не работать на хозяина.

Аренда помещения стоит дорого, поскольку офис должен находиться в хорошем месте. Если в Орландо, то непременно на Черч-стрит, а не где-нибудь на окраине, в районе мотеля «Холидей Инн».

А нельзя ли взглянуть на сложившуюся ситуацию вот так: мы с Пэт равноудалены от цели — каждая от своей. И если…

— Чего я хочу больше всего в жизни? — повторила Пэт вопрос Сандры. — Что ж, отвечу. Это просто: я хочу всю жизнь прожить с Говардом и родить хотя бы одного ребенка. Хотя бы одного. Иначе мне нечего делать на свете.

Сандра кивнула. Сущая правда — что делать на этом свете, если не можешь получить то, чего хочешь? Если относиться к жизни как к игре в отведенный тебе отрезок времени, значит, нужны и игрушки.

— Понимаю. Поэтому совершенно определенно заявляю: Пэт Трифиро, у тебя есть один-единственный выход. Ты знаешь какой. Родить ребенка.

— Да, знаю. Но в данной ситуации… — Пэт беспомощно развела руками.

— О, мои дамы беседуют! Какие значительные у них лица!

Говард, на котором из одежды были только шорты, закрыл собой дверной проем. Мышцы на груди и на плечах перекатывались под красноватой от загара — как у многих блондинов — кожей. Возможно, будь такая кожа у кого-то другого, ее мясной оттенок отвратил бы Сандру. Однако на Говарда она смотрела с удовольствием. Удивительно, но он сейчас был без своего любимца саксофона.

Сандре не раз приходила в голову мысль, что инструмент, которым столь блестяще владеет Говард Нистрем, было бы правильнее называть саксофон. И не нужны никакие объяснения, почему именно так, а не иначе. Каждое движение, каждый жест, даже интонация, с которой он произносил и случайные, ничего не значащие слова, указывали: перед тобой мужчина. Сандре казалось, она ощущает в воздухе мощный запах тестостерона. Надо же судьбе, природе или еще каким-то силам бросить в объятия друг друга этих двоих!

Казалось бы, Говарду куда больше подошла бы такая горячая женщина, как Сандра, а не холодная от природы Пэт.

Почему бы… Нет, нет, нет…

У Сандры, слава Богу, работали не только гормоны, но и мозги. Не смей! — говорили они ей. Говард — для Пэт.

И Сандра не смела.

Говард подошел к Пэт, наклонился и поцеловал в макушку.

— Детка, по-моему, ты плохо спала. Я тебе не дал, да? Все любовь и любовь, а когда начнется жизнь? Я вот что тебе скажу, Пэт: вся наша жизнь будет сплошная любовь. Сан, — он повернулся к Сандре, — она рассказала тебе о моем предложении?

Сандра кивнула, горящими глазами следя за Говардом и Пэт. В голове одна мысль цеплялась за другую. Да, да, да. Надо вот так и поступить. Я сделаю доброе дело для своих друзей, а они…

Что ж, это выход. Пэт уже давно имеет право распоряжаться своими деньгами, подписывать чеки…

Пэт откинулась и уперлась светлым затылком в красноватый живот Говарда. Его голубые глаза смотрели вдаль.

— Ну как? Вам понравился «Двойной марш»? По-моему, это великая вещь для сакса. Я прав?

Он перехватил взгляд Сандры и прищурился. К взглядам женщин Говард Нистрем привык давно, еще подростком. Бывало, отец, такой же здоровенный, как и он теперь, толкал его локтем в бок и говорил:

«Сынок, погляди-ка, как девчушка на тебя пялится».

Поначалу Говард смущался, а потом его уже не надо было толкать в бок. Эти взгляды он научился читать затылком, а не только глазами. Более того, он научился отвечать на них. Почему не взять то, что тебе предлагают и за что благодарят? Кто знает, может быть, от пресыщенности его потянуло к Пэт Трифиро. Такой прохладной, если не сказать холодной.

Ему казалось, она действует на него подобно исцеляющему от внутреннего жара компрессу. Если бы не Пэт, он бы просто сгорел.

Говард читал взгляды Сандры Мередит, которая смотрела на него точно так же, как до нее многие и многие девчонки. Помнится, Пэт познакомила его со своей подругой в клубе, где он играл в тот вечер, и он даже размышлял, не поиграть ли с ней. Но к Пэт его тянуло, как магнитом.

Надо отдать должное горячей Сандре, она и тогда, в ранней юности, умела держать себя в узде. Как только она поняла, что Говард на самом деле принадлежит Пэт, она приняла решение, и какое — он понял по ее глазам.

С тех пор Говард хранил верность Пэт, хотя в это трудно было поверить всем, кроме самой Пэт Трифиро. Она смеялась и говорила Сандре, что, наверное, так сошлись звезды и с этим ничего не поделаешь.

И на самом деле Пэт с Говардом по-настоящему сошлись под звездами, но не теми, которые на небе. Они сошлись под звездно-полосатым флагом, если говорить точно.

Они с Говардом встретились не в Штатах, в другой стране, в которой Пэт была с родителями. Это произошло в Восточной Европе, страна называлась Чехословакией, где отец Пэт был послом по особым поручениям. Был канун Дня благодарения, и в американском посольстве в Праге готовились к нему так, как дома, в Америке.

Здоровенная индейка не скупилась на ароматы и щекотала ноздри каждому, кто не утратил обоняния. По традиции в посольство пригласили всех американцев, которых национальный праздник застиг в чужой стране. Поэтому за длинным столом, уставленным праздничными яствами, оказался и молодой музыкант Говард Нистрем.

Отведав сочной индейки с ананасами, выпив вина, Говард готов был играть на своем саксофоне до следующего национального праздника.

Он так и поступил бы, но ему подвернулся другой инструмент — юная Патриция Трифиро, тоже оказавшаяся за этим столом.

— Говард.., я могу тебя так называть? Меня, кстати, зовут Патриция Трифиро.

— Привет, Патриция Трифиро. А тебя можно называть Пэт?

— О, конечно! Ты необыкновенно играешь, — прошептала она. — Я вообще люблю саксофон. А ты почему играешь на нем?

— Он мое продолжение. Я по гороскопу Скорпион, а если ты посмотришь на начертание его символа, то увидишь, что оно похоже на букву "М", последнее колено которой изогнуто наподобие саксофона. В этом рисунке я увидел знак для себя.

— Ты считаешь, что не ошибся?

— Нет.

— Я тоже люблю музыку. Я собираюсь стать музыкальным обозревателем. Не начать ли мне с тебя?

Говард молча разглядывал девушку, его губы блестели от жирной индейки и раздвигались в чувственной улыбке, синие глаза потемнели.

— Я согласен. Начнем прямо сейчас? Пэт кивнула.

— Можно и сейчас. Я возьму свое первое интервью у саксофониста Говарда Нистрема.

Они перешли в гостиную, где по стене распластался звездно-полосатый флаг. Молодые люди говорили о музыке', но поцелуй, который получился сам собой и совершенно неожиданно не был поцелуем благодарности. Горячий кончик языка Говарда прошелся по губам Пэт, они раскрылись так охотно, словно ждали этого мига весь вечер. Пэт впустила настойчивый язык Говарда в свой рот, и ее опалило жаром.

Внезапно девушка смутилась — а если кто-то войдет в гостиную? И она потянула на себя полотнище флага, которое послушно поддалось. Увлеченные поцелуем, молодые люди даже не уловили застоялого запаха пыльной ткани — они упивались волнующей сладостью друг друга.

Поцелуй под флагом запомнился обоим — и Пэт, и Говарду. Казалось, звездно-полосатое полотнище соединило их так крепко, что уже ближе к Рождеству одних поцелуев им стало мало… Но это уже было в Штатах.

Пэт заканчивала университет, а Говард играл, играл, играл. И без того сладостная музыка, издаваемая его саксофоном, теперь сочилась любовью. Клубы, в которых он давал концерты, набивались до отказа. Он менял музыкантов, с которыми выступал, менял направления, но все это был джаз, джаз, и ничего иного.

Пэт неустанно писала о джазе, и будущее казалось совершенно ясным обоим — ничего иного, кроме брака, быть не может…

— Леди Пэт-Сан, — скаламбурил Говард, тем самым вернув девушек к реальности, — я ненадолго оставлю вас, поеду прокачусь.

Не ожидая ответа, он направился к конюшне, где стоял прекрасный гнедой жеребец. Говард быстро и умело оседлал его, и через минуту девушки увидели, как молнией сверкнули красно-бурые бока жеребца, уносящего на спине Говарда Нистрема.

Пэт проследила за ним взглядом, полным любовной печали.

— Что мне делать, Сандра?

— Получить то, что хочешь, Пэт, — упрямо повторила Сандра Мередит.

— Но как сказать Говарду? Он, может, и согласится, но я не хочу взваливать на него такую тяжесть. Он музыкант, тонкая натура, взрывная… Такое сообщение может помешать ему чувствовать себя полноценным отцом…

Полноценным отцом он-то как раз будет себя чувствовать, подумала Сандра. Но, кто знает, будет ли он после этого относиться к Пэт как к полноценной матери? Не станет ли искать женщину, которая согрешила с ним.., в пробирке?

От внезапно пришедшей мысли Сандра чуть не рассмеялась. Согрешить в пробирке.

Чудеса!

— Я думаю, Пэт, не стоит говорить ему всего. Это ничего не изменит, но усложнит совершенно точно. Если ты решишься на такой шаг, то скажешь Говарду: мол, доктор хочет обследовать нас обоих. Это нормальное явление. Ты приведешь Говарда в клинику, у него возьмут сперму…

— Сандра, ты говоришь так, будто я уже решилась.

— Я говорю так потому, что я уже решилась.

От неожиданности Пэт подскочила и уставилась на подругу. Темные глаза смотрели из-под темной челки с хорошо знакомой Пэт решительностью.

— Ты? Но я даже и мысли такой не могла допустить…

— Но почему бы и нет? Мой организм работает как часы, в моем роду нет ни больных, ни слабых. Может быть, в нем есть излишне ленивые и романтичные, но при твоих деньгах такие качества для ребенка могут стать плюсом, а не минусом.

Пэт сдавленно засмеялась.

— Сандра, но как же… Я знаю, это болезненная процедура. Очень.

— Если такое могут пережить другие женщины, почему не я? Это мой свадебный подарок тебе, Пэт.

— Дитя в подарок, — задумчиво проговорила Пэт.

— Да, вот именно.

Пэт ошарашенно молчала.

— Что поделаешь, иногда природе надо помочь! — изрекла Сандра.

— Дорогая, я.., не знаю…

— Но разве есть иной способ получить то, что ты хочешь? Или ты боишься?

— О нет, я не боюсь! Но ты… Чем я смогу тебя отблагодарить? Какой сделаю тебе подарок? Ведь ты отдаешь мне частицу себя…

— Но, Пэт, такая частица появляется у меня в организме каждый месяц и пропадает без надобности. Так почему мне не подарить ее тебе?

— Я.., согласна, — прошептала Пэт и кинулась подруге на шею.

Сандра почувствовала на щеке что-то мокрое и поняла — это слезы Пэт.

— Я завтра же еду к доктору, — прошептала она.

— И я с тобой.

— Ну чем не «Двойной марш»? — Пэт улыбнулась сквозь слезы, подумав о Говарде и о его сегодняшней пьесе.

— Стройными рядами мы отправляемся к доктору, чтобы родить ребенка от Говарда Нистрема, великого саксофониста! — со смехом объявила Сандра.

А Пэт, услышав каламбур, снова улыбнулась. Впервые за последнее время в этой улыбке не было печали.

Глава 6

Сандра хорошо помнила те дни, в которые она не расставалась с градусником, чтобы уловить миг, когда яйцеклетка внутри нее созреет и ее с помощью длинного шприца можно будет вынуть, поместить в чашку Петри и смешать со спермой Говарда для оплодотворения. А через два дня оплодотворенные яйцеклетки — обычно их несколько — пересадить в матку Пэт.

При этих воспоминаниях по коже Сандры пробегали мурашки. Она больше не желала думать о всяких подробностях. Да, все было, было все, что должно произойти в этих случаях.

Высокие технологии сработали. Врачи-виртуозы, глядя на мерцающий экран, на котором отражалось нутро Пэт, делали то, что обычно берет на себя природа. Зачатие свершилось.

А потом Пэт от недели к неделе становилась все круглее. Она на удивление легко справлялась с беременностью, расцвела, ее груди, полные молока, стали большими, и Говард с наслаждением играл ими…

— Представляешь, — делилась она с Сандрой, — он спрашивает меня, останутся ли они такими? Все-таки мужчины очень смешные! Нет, сказала я ему, их высосет девочка… Знаешь, он нисколько не огорчился, что у нас девочка. Говорит, в следующий раз родится мальчик.

Сандра вздрогнула.

— О нет, не бойся, никаких мальчиков! — поспешила успокоить ее подруга. — Нам хватит одной девочки. Все остальные — твои.

Собственные.

Сандра рассмеялась.

— Пока что взятие такой высоты не входит в мои жизненные планы, Пэт. Я…

— Ты взращиваешь и воспитываешь свою психологическую контору, не так ли?

— Точно. Еще долго, очень долго придется доводить ее до ума.

— Если тебе еще нужна моя помощь…

— Спасибо, ты уже и так мне помогла.

— Я просто сделала тебе подарок. Но я могу открыть кредит, и почти беспроцентный… Сандра хмыкнула.

— Спасибо.

Итак, подруги обменялись подарками, причем это было сделано без натуги, легко и просто, Сандра и Пэт слишком хорошо знали друг друга, и каждой были известны тайные желания другой.

Врачи решили сделать Пэт кесарево сечение, чтобы не мучить и без того слабую роженицу. Так на свет появилась Келли. Келли Нистрем.

До той самой минуты, пока этого не произошло, Сандра относилась к их с Пэт затее, как к игре. Но когда она впервые увидела очаровательную девчушку с черными волосиками на темени, она вдруг почувствовала, как по телу ручейками потек холодный пот.

Сандра глубоко вздохнула, желая унять дрожь, которая поднималась откуда-то из самых глубин.

— Хорошенькая, да?! — восторженно спросил Говард.

— Просто прелесть, правда? — Пэт обратила к Сандре округлившееся и светящееся счастьем лицо, которое походило на переспевшую виноградину, наполненную сладким соком.

Говард наклонился к жене и поцеловал в губы.

— Спасибо, детка.

Она прильнула к его плечу, потому что ноги подкашивались от радости.

Сандра не отрываясь смотрела на младенца. Что искал ее взгляд? Какие знакомые черты она могла найти или даже почуять, если угодно? На какую долю этот ребенок ее? Наполовину? На треть?

Черные волосы. Ни Пэт, ни Говард даже не обратили внимания, эти яркие блондины. Это ведь ее волосы у Келли.

А мочка уха? Длинной капелькой? У нее такая же, точно. Сандра инстинктивно подняла руку — проверить. Но тут же отдернула. Не надо.

А большой палец? Этот непослушный большой палец, который, даже если сильно оттянуть его, все равно остается прямым и неподдающимся. Говорят, это признак упрямого характера. Такого, как у Сандры. А если посмотреть на палец Пэт, сразу видно — он способен выгнуться дугой. У Говарда тоже гибкий. Но у Келли крошечный большой пальчик торчит, как у нее, Сандры.

И еще — форма ногтей. Ногти тоже ее, с широкими лунками.

Ее ребенок.

Так что же выходит? В этот мир вошел ее ребенок? О Боже!

Сандре показалось, что она испытывает чувство, которое редко посещало ее, — растерянность. Но отчего — растерянность?

Со свойственным ей желанием довести любую мысль до логического конца, Сандра попыталась исследовать ее. Однако Говард сбил ее вопросом:

— Ты тоже хочешь такую киску? Сандра вздрогнула и отшатнулась от Говарда, который наклонился к ней слишком близко. Внезапно она ощутила какую-то странную связь с этим мужчиной, как будто только что занималась с ним любовью, а теперь отдыхает… А он снова предлагает, прямо при Пэт… Какая чепуха! — сердито одернула себя Сандра.

— Пока нет. — И для верности покачала головой. — Я ни за кого не хочу отвечать. Пока, по крайней мере, — поспешила добавить она как можно равнодушнее.

Но сердце вело себя по-иному, Сандре вдруг стало невыносимо жаль этого ребенка. Но она приказала себе разобраться в сути этой жалости.

Мне жаль его, потому что он останется у Пэт и Говарда? Но они будут прекрасными родителями.

Или жаль потому, что он появился на свет вот так? Но ведь, если бы не заболевание Пэт, такой девочки, с таким набором хромосом, как у Келли, не было бы никогда. Никогда! Ее не могло бы быть, потому что никогда сперма Говарда не встретилась бы с моей яйцеклеткой. Значит, сделала вывод Сандра, это ребенок Пэт, потому что ей нужен был такой ребенок.

Не мог же Говард быть близок со мной!

Не мог.

Сандра отошла на шаг от колыбельки, утопающей в нежных кружевах.

— Келли хочет есть. Посмотри-ка, Сандра, какой у нее прекрасный аппетит.

Пэт высвободила большую грудь, полную молока, с распухшим соском и голубыми венами. Такой груди Сандра никогда не видела и вдруг почувствовала, как у нее закружилась голова.

— Как бы я хотел оказаться на месте этой малышки, — громко прошептал Говард и закрыл глаза.

— Перестань, ты уже давно вырос. Ты большой, — сказала Пэт незнакомым до сих пор тоном матроны. Сейчас она говорила с мужем, как со старшим ребенком в семье.

Сандра едва удержалась от смеха. Она уже овладела собой. Мы — это то, что мы думаем, в тысячный раз повторила она про себя. Если я буду думать, что это ребенок Пэт, то так и будет. Вот я сейчас смотрю, как она кормит младенца, и зависть не одолевает меня. Если я захочу, я могу родить не одну девочку, а много-много девочек и мальчиков, если найду с кем и, главное, если пойму зачем…

— Ну как твоя контора? Процветает? — поинтересовался Говард у Сандры, наверняка желая сделать ей приятное.

Ему сейчас кажется, что весь мир жаждет иметь вот такого младенца. И уж конечно Сандра. Но что она такое без мужчины вроде него? Поэтому он и захотел проявить снисхождение.

— Да, все в порядке.

— Что-то не слишком развернутый ответ.

— Ну.., понимаешь, моя контора примерно в таком возрасте, как Келли. — Сандра растянула губы в улыбке, а потом от души рассмеялась — сравнение, которое слетело с языка само собой, на самом деле было очень точным. — Она сыта, и пока с нее достаточно.

— Молодец.

— Кто, я или контора? — решила поиграть словами Сандра, чтобы окончательно прийти в себя.

— Вы обе. Я не сомневаюсь, у тебя не будет отбою от клиентов. Я бы вообще установил правило: все, кто выходят из салуна на Черч-стрит, идут прямиком к тебе, как в исповедальню. Недавно я там играл, и, скажу тебе, это нечто!

— Полное соответствие изначальному замыслу салуна, разве нет?

— Да, но публика! Какова публика! Она веселится, будто слетела с катушек навсегда!

— Но, по-моему, травкой там не пахнет.

— Там и без травки атмосфера хоть куда. Знаешь, этот салун для меня теперь особое место.

— Почему? — Пэт отвлеклась от своего сладостного занятия.

— Именно там мне пришла в голову новая вещь. Вальс для Келли. Я сыграю его, как только ты уложишь девочку.

— Она не проснется?

— От вальса на саксе? Да ты что?! Говард оказался прав. Вальс получился очень нежный и чувственный. Сандра подумала, что, пока растет Келли, его вдохновение не останется без тем.

Можно ли было подумать, что альт-саксофон способен говорить шепотом? Словно рассказывая сказку на ночь? Что вальс — это прекрасная колыбельная, и, слушая Говарда, Сандра Мередит вспоминала собственное детство, своих родителей, которых давно не навещала. На нынешнее Рождество надо непременно к ним съездить…

Потом Нистремы уехали из Штатов: Говарда потянуло в Европу, причем в Восточную, где с переменами в странах бывшего соцлагеря стало востребовано все запрещенное прежде. И конечно же там хотели слушать настоящий американский джаз.

Нистремы поселились в Праге, арендовали прекрасный особняк, наняли няню, экономку и лишь иногда наведывались в Штаты. Пэт посылала Сандре по факсу свои сочинения о музыке, а наиболее интересно иллюстрированные — по почте «Федерал Экспресс», поэтому Сандра знала о жизни друзей так много, словно жила рядом, бок о бок.

Однажды Пэт прислала фотографию Келли. Ей четыре года, снимала Линн, экономка Нистремов. Вполне профессионально выполненный портрет.

Увидев его, Сандра похолодела. Вот теперь ясно, совершенно ясно, чей это ребенок.

Пэт тоже это отметила, сделав на снимке надпись: «Надеюсь, ты видишь, кто на кого похож. Но еще раз — спасибо».

Да пожалуйста, Пэт, пожалуйста! Конечно, рада стараться. В душе все дрожало, Сандре показалось, что сейчас больше всего на свете ей хочется одного: чтобы этого не было никогда.

Но почему? — спрашивала она себя. Разве что-то изменилось? Она заставила себя сесть у окна и смотреть на успокаивающий пейзаж — на зеленую лужайку и желтые маки. Интересно, а голос? Чей у Келли голос? Обычно голоса матери и дочери очень похожи, особенно с возрастом.

С возрастом. Вот чего не учла Сандра. Она не учла влияния времени. Его протяженности. То, что она совершила, ей казалось единовременным актом, о котором можно просто забыть. Ну было и было. Тем более что она сама учила своих клиентов: прошлое — 9 прошлом.

Сандра не учла, что Келли будет находиться в том же временном отрезке, что и она сама. И останется после нее. Как положено всем детям.

Но в чем дело? — строго спросила себя Сандра. О Келли можно не думать, не вспоминать каждый день. Эту фотографию надо засунуть подальше. Выбросить, наконец!

Выбросить? О нет. Никогда и ни за что! И потом, Пэт пришлет новую. Попросить не присылать? О, это означает выдать свою слабость и вселить в Пэт беспокойство. А его бедняжке и так хватает.

Да в чем дело в конце концов? Ведь Пэт вынашивала Келли, питала ее своими соками, своей кровью, была связана с девочкой каждым нервом все девять месяцев. Она была тем сосудом, в котором Келли жила все это время.

Вот именно, сосудом. Но в него нечего было бы положить, если бы… Он остался бы пустым навсегда!

Сандра покрутила головой. Нет, пора браться за дело. Если думать об одном и том же, можно сойти с ума. А у нее такие грандиозные планы, она хочет проводить групповые сеансы психотерапии, хочет купить радиоэфир и давать консультации по радио.

Сандра все реже звонила подруге, оправдываясь перед собой загруженностью, и ловила себя на том, что старается избегать встреч с ней. Кстати, это было не так уж трудно — Пэт почти не бывала в Штатах.

А потом в жизни Сандры появился Дуглас Скотт, который отвлек ее от волнующих мыслей.

Сандра познакомилась с Дугласом Скоттом на пути в Африку. Она давно собиралась совершить что-то необычное, из ряда вон выходящее. Поэтому восхождение на Килиманджаро то, что надо.