От счастья не убежишь

– Папа, ты обещал, что не выгонишь Стефани!

– Я тебе уже сказал, сынок. Она вспомнила, кто она такая, и решила вернуться домой.

– Это неправда! Она не могла уехать и не попрощаться!

– Она попросила меня попрощаться за нее.

Глаза Джоша наполнились слезами.

– Папа, Стефани вернется, если ты ее попросишь! Я знаю, вернется!

– Возможно. Но я ее просить не буду.

– Почему?

– Вырастешь – поймешь.

– Я все понимаю! Я понимаю, что ты ее выгнал! Я тебе никогда этого не прощу! Никогда! – Крик превратился в рыдания, и Джош выбежал вон.

Коул в ледяном молчании пил кофе. Чарли откашлялся.

– Ну? – не глядя на него, прорычал Коул.

– Она сегодня уезжает.

– Отлично!

– Сынок, подумай хорошенько. Потом раскаешься, да поздно будет.

– В чем я раскаиваюсь, так это в том, что сразу ее не выгнал.

Чарли безнадежно покачал головой.

– Кейт, она прислала тебе записку.

– Дай сюда! – крикнул Коул и вырвал записку у него из рук.

– Коул Кентрелл, отдай сейчас же, не то я... – Она взглянула в его лицо и осеклась.

– Чтоб духа этой женщины в нашем доме не было! – Коул скомкал клочок бумаги, схватил шляпу и выскочил за дверь.

Кейт заговорила первой:

– Господи помилуй, таким он не был с того дня...

– Знаю. С того дня, как умерла Мегги. – Чарли грустно покачал головой. – А посмотрела бы ты на мисс Стефани! Я, как ее увидел... Мне словно пулю в сердце всадили.

– Не представляю, что могло случиться! – покачала головой Кейт.

– А я и знать не хочу! – бросил Чарли уже с порога.

33

Дорога в Сент-Луис была долгой и унылой. Стефани разговаривала с Орсоном только при крайней необходимости. Его попытки завязать разговор наталкивались на непробиваемую стену молчания. И Орсон начинал понимать, что это не вспышка гнева или обиды: Стефани просто закрылась от него наглухо.

Нэнс встречала их на вокзале. Не откликнуться на ее радость было невозможно.

– Стефани! – воскликнула она и обняла подругу. – Я так ужасно скучала!

Стефани обняла ее в ответ и слабо улыбнулась.

– Я тоже очень рада тебя видеть, Нэнс. Стефани уверяла, что прекрасно доберется домой сама, но Орсон и Нэнс решили доставить ее до порога. По пути Орсон рассказывал Нэнс о поездке, и оба они старались втянуть в беседу Стефани, но она отделывалась односложными ответами или молчала.

Наконец коляска подкатила к дому. Дверь открыл прямой, как палка, седой дворецкий.

– Добро пожаловать, мисс Стефани.

– Спасибо, Джеймс.

– Приготовить угощение для ваших гостей?

– Нет. Мистер Пикетт вернулся из долгого путешествия. Ему, должно быть, хочется поскорее попасть домой.

Даже не взглянув на остолбеневшую парочку, Джеймс закрыл дверь у них перед носом и последовал за Стефани в библиотеку. Много лет назад через этот особняк прошла длинная череда гувернанток – и ни одна из них не могла справиться с Элизабет и Стефани Скотт. Когда очередная гувернантка уволилась, не проработав и недели, Джеймс принялся за воспитание девочек сам. Он понимал и любил проказливых сестер и где лаской, где строгостью учил их сдерживать неуемное озорство. Для всех он был дворецким Эштона Скотта, по-английски чопорным и вылощенным, но для Элизабет и Стефани он всегда оставался милым Джеймсом.

Стефани швырнула шляпу на стул и крепко обняла старика.

– О, Джеймс, как я рада тебя видеть! Я боялась, что тебя здесь не застану.

Джеймс улыбнулся.

– Я подумал, что вы, вернувшись, захотите увидеть свой дом таким, каким его оставили.

– Но я ведь сказала, что уезжаю ненадолго, а прошло столько времени... Ты не боялся, что я могу совсем не вернуться?

– Я решил, что разумнее будет подождать.

– Как же ты ухитрялся целый год вести хозяйство? Ведь я не оставила ни цента!

– Мистер Пикетт обо всем знал. Я обращался за средствами к нему. Полагаю, он давал мне деньги из наследства вашего отца.

– Ах да, конечно, наш сообразительный Орсон! – Едва слова сорвались с языка, Стефани стало за них стыдно. – Я надеялась, что скоро вернусь, но все равно, мне нельзя было так тебя оставлять.

– Я думаю, вам было не до этого, – мягко ответил он. Затем выпрямился во весь рост и строго, по-учительски, сдвинув брови, посмотрел на нее сверху вниз. – А теперь не соизволите ли сообщить, где вы были последние десять месяцев и почему не потрудились написать?

– Честно говоря, я была в Вайоминге.

– И, несомненно, водили дружбу с ковбоями и индейскими вождями.

Она лукаво улыбнулась.

– Конечно. – Вдруг губы ее задрожали. – Ох, Джеймс, – воскликнула она и зарылась лицом в его фрак, – все так запуталось!

И Стефани рассказала свою историю. Она не пролила ни единой слезинки, но ее горе было видно с первого взгляда. О своих отношениях с Коулом она говорила очень скупо, тщательно подбирая слова. И Джеймс ее прекрасно понял.

Следующие две недели были для Стефани сущей пыткой. Она не выходила из дому и просила Джеймса не пускать к ней незваных визитеров. Все вокруг напоминало ей о Коуле: сапфирово-синие занавески и покрывало в спальне – о глазах такого же глубокого цвета, шахматный столик в библиотеке – о бесчисленных поединках на кухонном столе. А о работе в саду или верховых прогулках лучше было и не думать: ведь сравнивать – опять бередить душу.

Стефани понимала, что нельзя всю жизнь горевать и жалеть себя, но не могла отделаться от гложущей сердце боли. Наконец она решила распаковать чемодан, который Чарли оставил для нее на станции, и избавиться таким образом от призраков прошлого.

Стефани открыла чемодан, и душа ее наполнилась разом и сладкими, и горькими воспоминаниями. Да, там она была по-настоящему счастлива. Вот ремешки для волос – подарок Смелого Орла и его племени; вот одежда, сшитая руками Кейт; вот ненавистное серое платье. Блеснули перламутровые гребни, и сердце ее отчаянно забилось. Она погладила блестящий перламутр и вдруг вспомнила о зеленой ленте, которую подарил ей Коул накануне бала. Стефани перерыла весь чемодан в поисках единственного напоминания о незабываемой ночи любви. Ленты нигде не было.

Разыскивая ленту, Стефани развернула и встряхнула зеленое платье. На пол со стуком упал деревянный свисток. Стефани нагнулась. А что, если свистнуть? «Сэм найдет тебя и приведет домой»... Никогда в жизни Стефани не чувствовала себя такой одинокой.

Слезы подступили к глазам, Стефани упала на колени среди своих сокровищ, уронила голову на чемодан и зарыдала.

Немало времени прошло, прежде чем она успокоилась. Дышать стало легче, будто в груди рассосался болезненный узел. Слезы очистили ее душу. Коул ее больше не любит: что толку предаваться воспоминаниям и бесплодным мечтам? Пора забыть о горе и начать жить заново.

Пока Стефани убирала вещи, у нее созрел план. Она села за стол и написала записку, где приглашала Нэнс завтра вместе походить по магазинам. Записку она отдала Джеймсу и еще попросила его немедленно подготовить экипаж. Двадцать минут спустя она, улыбаясь, отправилась на таинственную встречу.

Наутро Нэнс приехала на час раньше назначенного. Стефани еще завтракала. Джеймс ввел сияющую девушку в столовую.

Стефани подняла брови.

– Господи, Нэнс, неужели тебе так не терпится в магазин?

Нэнс замотала головой.

– Мне не терпелось тебя увидеть.

– Спасибо, это очень лестно. Хочешь чаю с тостами?

– Нет, я уже... Ой, Стефани, какое прелестное ожерелье!

Стефани дотронулась до золотой снежинки на шее.

– Это подарок. Может, когда-нибудь я тебе расскажу.

Нэнс показалось, что в глазах подруги мелькнула боль.

Стефани вытерла губы салфеткой.

– Ой, какая я глупая! Совсем забыла поздравить тебя с днем рождения! Я приготовила для тебя подарок, – продолжала она, вставая из-за стола. – Получишь его попозже, за обедом.

– Твоя вчерашняя записка – лучший подарок. Я так рада, что ты бросила... э...

– Хандрить? Верно. Что толку губить себя из-за того, чего нельзя изменить? Поэтому мы и идем в магазин. Я начинаю жить сызнова, и начну с новых платьев.

Все утро девушки ходили по своим любимым магазинам. К одиннадцати часам экипаж был нагружен покупками.

Нэнс удовлетворенно вздохнула.

– Какое чудесное утро! Ты не представляешь, как я по тебе скучала. И по магазинам ходила одна, все – одна... А где мы будем обедать?

Стефани улыбнулась.

– Обед входит в число подарков. Но сейчас обедать рано, а у меня есть дело к Орсону. Не возражаешь, если мы сначала заедем к нему?

– Конечно, нет! – Нэнс слегка покраснела и опустила глаза. – Может быть, он с нами пообедает.

Стефани загадочно улыбнулась и ничего не ответила. Экипаж остановился у здания «Промышленной компании Скотта». Девушки вышли.

– Джон, мы освободимся минут через сорок пять. Пожалуйста, отвезите покупки домой и возвращайтесь сюда.

– Хорошо, мэм. – Молодой кучер дотронулся до шляпы, подмигнул и уехал.

– Стефани, он тебе подмигнул!

– Разве? Я не заметила.

Нэнс была поражена беспечностью подруги.

– Но, Стефани, ты не думаешь, что для слуги это слишком дерзко?

– Конечно, но вряд ли он имел в виду что-то дурное. – Стефани уже двинулась к дверям. – Пойдем, не будем заставлять Орсона ждать. У него каждая минута на счету.

Нэнс оглянулась на удаляющуюся карету, пожала плечами и вошла следом.

Стефани деловито, по-хозяйски оглядела приемную Орсона.

– Доброе утро, мистер Джонс. Мистер Пикетт может нас принять?

– Да, мисс Скотт. Он ждет вас. – Пожилой клерк привстал.

– Не беспокойтесь, мистер Джонс. Мы знаем дорогу. – И Стефани с Нэнс прошествовали в кабинет.

Орсон поднялся из-за стола навстречу девушкам и поцеловал обеим руки.

– Доброе утро, милые дамы. Вы прекрасно выглядите.

Стефани кивнула.

– Спасибо, Орсон. Да, утро чудесное, и мы замечательно погуляли. А теперь, когда мы обменялись любезностями, давай поговорим о делах.

Она села и мило улыбнулась обоим своим друзьям. Орсон поднял брови.

– Итак? – сказала она.

– Ты сегодня в весьма необычном настроении, – заметил Орсон, пододвигая стул для Нэнс.

– Вовсе нет. Спроси Нэнс, она подтвердит, что сегодня я веду себя совершенно, как в прежние времена.

– Кажется, придется смириться, – вздохнул он. – Чем могу быть полезен?

Стефани взглянула ему прямо в глаза.

– Тебе это не понравится, но, пожалуйста, окажи любезность и выслушай. Ты – глава «Промышленной компании Скотта», но контрольный пакет дает мне право вмешиваться в дела управления. Отец вложил в компанию все силы и всю жизнь, и я не хочу, чтобы она разорилась из-за наших постоянных распрей. Есть только один выход: один из нас должен продать свою долю другому.

– Это касается только вас двоих. – Нэнс вскочила. – Я подожду в приемной.

– Нет, Нэнс, – с улыбкой ответила Стефани. – Я не кончила и хочу, чтобы ты выслушала до конца.

Нэнс робко опустилась на стул, и Стефани вновь обратилась к Орсону:

– Ты был моему отцу как сын. Ты помог ему сделать компанию такой, какова она сейчас. Он хотел, чтобы ею управлял ты. И я хочу того же.

Стефани достала две увесистые папки.

– Я разговаривала с адвокатом и подготовила два комплекта документов. Этот передает мою долю тебе. Цена – более чем приемлемая, сам увидишь. Конечно, ты не сможешь заплатить прямо сейчас, но у меня и нет срочной нужды в деньгах. Погасишь свой долг в три года, я составила график взносов. Тебя это никак не обременит.

Орсон откинулся на спинку стула и сцепил пальцы.

– Компанию объединит прежде всего наша свадьба. Или ты забыла, как радовался твой отец, когда мы объявили о помолвке?

– Я не хочу быть твоим партнером, Орсон, ни в бизнесе, ни в жизни. А отец хотел, чтобы мы оба были счастливы. Поэтому я перехожу к следующему вопросу. – Она положила на стол прекрасное бриллиантовое кольцо. – Будь отец жив, он понял бы, почему я разрываю помолвку. И потом, – добавила она, мягко улыбнувшись своим воспоминаниям, – мне сказали, что из меня выйдет не жена, а сущий черт. И это, я подозреваю, правда.

– А если я не соглашусь? – Орсон самодовольно откинулся на спинку стула, словно не замечая кольца. – Ты, дорогая, что-то раскомандовалась, но ты очень слабо разбираешься в том, как делаются дела. Мое слово имеет здесь немалый вес. Я могу расстроить все твои планы.

– Я все это знаю, Орсон, поэтому и принесла вторую папку. Джон Уитмейр сделал мне очень привлекательное предложение. Он давно хочет объединить нашу компанию со своей. Эти документы передают мои акции ему. Он опытный делец и известен как человек безжалостный. Могу добавить: он предложил мне в два раза больше, чем я намерена получить с тебя. Я вложу деньги куда-нибудь еще и сохраню отцовское наследство. Конечно, грустно смотреть, как гибнет дело жизни отца, но меня утешит прибыль.

– Джон Уитмейр хочет похоронить компанию! Он погубит все, что сделали мы с твоим отцом! – Улыбка сползла с лица Орсона.

– Я знаю. Мне не хочется идти на такой шаг, но ты достаточно похозяйничал в моей жизни. Я хочу вырваться из-под твоей опеки, и пойду ради этого на все. Поэтому я попросила Нэнс остаться. Вам обоим пора понять, что я больше не потерплю вмешательства в свои дела.

– Вмешательства! – взорвался Орсон. – Я о тебе заботился!

– Это ты так думаешь, Орсон. Вы оба искренне полагали, что заботитесь обо мне. Но, когда я говорила, как важно найти Элизабет, вы пропускали это мимо ушей. А это не каприз, это последнее желание папы. Его душа не успокоится, пока я не отыщу сестру.

Нэнс сидела красная, как рак. На миг Стефани почувствовала себя виноватой. Но какой смысл подслащивать горькую пилюлю?

– Когда я решила ехать одна, вы сделали меня настоящей узницей в собственном доме, и мне пришлось бежать потихоньку. Ты, Орсон, отправился за мной и вынудил меня спрыгнуть с поезда посреди дикой прерии. И в довершение – вроде глазури на пироге – ты назначил награду за мою поимку!

Орсон был явно смущен, и Стефани насмешливо улыбнулась.

– Да, – продолжала она, – я и это знаю. Джеймс спросил, как меня нашли: по объявлению или как-то иначе. Так в чем вы меня обвинили? В воровстве? В убийстве?

– Я ни в чем тебя не обвинял, – начал оправдываться Орсон. – Там было сказано, что ты разыскиваешься для дознания.

– Это может значить только одно: я что-то натворила. Боже мой, Орсон, неужели ты не понимаешь, что какой-нибудь охотник за наградами мог меня просто пристрелить? Вам с Нэнс не приходило в голову, что вы подвергаете меня опасности? Или вам на это наплевать?

Орсон стукнул кулаком по столу.

– Подожди минуту. Нэнс просто старалась отговорить тебя от безумного шага. Она с самого начала была против объявления. Но подумай: если бы не объявление, ты бы, возможно, никогда не вспомнила, кто ты на самом деле. Ты так и осталась бы в глуши, с этим грубым варваром!

– Вот было бы счастье, – спокойно ответила Стефани.

Воцарилась тишина, только громко тикали часы. Стефани встала и положила руку на руку Орсона.

– Ты хороший человек, Орсон, и у тебя куча достоинств. Просто ты не тот, кто мне нужен. И любишь ты не меня, а компанию. Скоро ты получишь ее и поймешь, что я права. И потом, для тебя найдется жена гораздо лучше, чем я. Она здесь. Нэнс уже несколько лет втайне тебя любит.

Сзади послышался сдавленный вскрик, но Стефани предпочла его не заметить.

– Я никогда не смогу ценить и любить тебя так, как Нэнс. И если ты спросишь свое сердце, оно – я уверена – отзовется на ее любовь. Точнее, уже отозвалось.

Стефани взглянула на часы.

– Боюсь, мне пора: у меня назначена встреча. Орсон, пожалуйста, пообедай с Нэнс. Экипаж подъедет через полчаса. Джон думает, что мы приготовили Нэнс сюрприз, так что я советую вам его не разочаровывать. Вы же знаете, какие сплетники слуги.

Они молчали, и она продолжила:

– Можете поговорить о том, как сильно я изменилась. Бумаги оставляю тебе и жду ответа не позднее завтрашнего полудня. В два пополудни у меня встреча с Уитмейром.

У двери Стефани обернулась.

– Вы оба хорошие друзья, и я люблю вас. Будет очень грустно, если наша дружба прервется. Но не мешайте мне быть самой собой!

Даже не взглянув на их ошеломленные лица, Стефани аккуратно прикрыла дверь и направилась на улицу, улыбаясь самой себе.

– Тебе шах, Орсон, дружочек! Шах – и мат!

34

На следующее утро, ровно в десять, посыльный принес Стефани документы с размашистой подписью Орсона.,В папку был вложен конверт с первым взносом и записка из одного слова: «Сдаюсь».

Стефани вздохнула с облегчением. Что бы она делала, если бы Орсон не поддался на шантаж? Хотя бумаги и были готовы, она ни за что не продала бы компанию Джону Уитмейру.

Неделю спустя Орсон и Нэнс пришли извиняться за прошлое, и Стефани приняла их с распростертыми объятиями. Снова, как в добрые старые времена, они повсюду появлялись втроем.

Стефани с удовольствием наблюдала, как развивается их роман. Нэнс расцветала с каждым днем, а Орсон никогда не выглядел таким счастливым.

Приятно видеть, что твой план сработал; но очевидное счастье друзей наполняло душу Стефани мучительной тоской одиночества. Теперь она понимала Леви: она и сама уехала бы, только ехать было некуда.

Стефани закружилась в водовороте светской жизни. Она отчаянно пыталась получать удовольствие от развлечений, которые никогда не любила и которые так занимали ее сверстников.

Страстью Стефани стала одежда. И на бал, и на верховую прогулку в парке она одевалась по последней моде. Она принимала все приглашения и флиртовала со всеми холостяками. Порой она даже позволяла им сорвать поцелуй: но поцелуи оказывались удивительно пресными.

Кстати, мужчины эти умели говорить только о себе. Причем одни банальности, целый вечер, все вечера подряд! Впервые Стефани посмотрела на свой мир глазами Коула и поняла, за что Коул его так ненавидит.

Стефани пыталась приписать свое уныние летней жаре, но в глубине души знала: причина в ином. Денно и нощно ее преследовали синие-синие глаза, грезились объятия сильных рук и низкий голос, шепчущий слава любви. Каждое утро, проснувшись, она рыдала от тоски по утраченному. С каждым днем ей все больше хотелось бежать – но куда? Да и воспоминания все равно останутся при ней. Порой Стефани желала вновь потерять память, а вместе с ней и боль.

Однажды семейный адвокат попросил ее заглянуть в контору, чтобы прояснить некоторые детали завещания. Стефани охотно согласилась: она цеплялась за все, что могло отвлечь ее от навязчивых мыслей. Бенджамин Харрис знал Стефани с детства и встретил ее с неподдельной радостью.

– Входите, входите, мисс Скотт. Счастлив видеть вас снова.

Стефани улыбнулась маленькому круглому человечку.

– Почему «мисс Скотт», Бен? Неужели я в немилости?

– Конечно, нет, но вы теперь очень богатая дама. Мне неудобно называть вас по имени.

– Но это папины деньги, а его вы называли Эштон.

Он засмеялся.

– Пожалуй, вы похожи на него не только с виду.

– Спасибо, Бен. Так зачем вы хотели меня видеть?

– Вы, вероятно, знаете, что завещание вашего отца было оглашено через несколько недель после его смерти. Но вас при этом не было, и я обязан изложить вам все детали.

– Конечно, – кивнула Стефани.

В завещании отца не было никаких неожиданностей. Он оставил довольно крупные суммы Орсону, Джеймсу и экономке, миссис Мак-Джилликатти. Основное же состояние, ценные бумаги и дом отошли Стефани.

Бенджамин долго рассказывал о предприятиях, акции которых теперь принадлежали Стефани. Она покорно слушала монотонно гудящий голос, а сердце ее сжимала тоска. Все это, все богатство до последнего цента она бы не задумываясь променяла на любовь одного упрямого ковбоя. Она с усилием отогнала непрошеные мечты и подписала документы.

– Отлично, – с улыбкой сказал Бенджамин. Затем он достал пухлый пакет и передал ей через стол. – Здесь личные бумаги вашего отца, он отдал мне их когда-то на хранение. Купчая на дом и все в таком роде.

– Пусть они лучше останутся у вас.

– Как хотите. Но, может быть, вам стоит сперва их просмотреть?

– Хорошо. – Она взяла пакет и встала. – Бен, спасибо вам за все.

– Это мой адвокатский долг. – Он крепко пожал ей руку. – Ваш отец гордился бы вами. Он одобрил бы, что вы отдали компанию молодому Пикетту. Вы благородная женщина.

– Боюсь, Орсон с вами не согласится, – усмехнулась Стефани.

Стефани совсем забыла об отцовских бумагах. Только через несколько дней, изнывая от скуки, она вдруг вспомнила о пакете и вскрыла его. Как она и ожидала: куча разных документов, брачный контракт родителей, дедушкины деловые записи. Вдруг внимание Стефани привлек конверт, адресованный ей самой.

– А это что такое? – воскликнула она вслух и вытащила конверт из стопки бумаг. Сердце ее в волнении забилось. Почерк Элизабет! Взглянув на дату, Стефани с изумлением поняла, что письмо почти девятилетней давности. Почему же отец его не отдал? Стефани уселась с ногами в свое любимое кресло и начала читать.

«Милая Анни!..

Глаза Стефани заволоклись слезами. Никто, кроме Элизабет, никогда не называл ее «Анни», и на нее нахлынули мучительные воспоминания.

...Пожалуйста, прости меня. Мне давно следовало написать, но обида на папу заставляла меня молчать. Когда я узнала, что мама развелась с моим отцом, чтобы выйти за твоего, я ее возненавидела. Я думала, что она нарушила супружеские обеты из-за денег. У меня была одна мысль: найти своего настоящего отца и хоть чем-то загладить зло, причиненное ему матерью. Папа не отпускал меня – тогда я думала, что из злобы и упрямства. Теперь понимаю: единственный его грех в том, что он слишком сильно меня любил. Он никогда не видел моего отца и знал о нем только с маминых слов. Понимаешь, он просто за меня боялся.

По-моему, мама не была счастлива в первом браке. Ты ее не помнишь, но она была доброй, общительной и очень ранимой. Она любила ходить в гости, нарядно одеваться. Они с папой были созданы друг для друга и, должно быть, очень друг друга любили. Я уверена: то короткое время, что они прожили вместе, они были очень счастливы.

Мой отец, Коннор О'Рейли, совсем не похож на Эштона Скотта...

Стефани сдвинула брови. Коннор О'Рейли... Где она слышала это имя? Она пожала плечами и вернулась к письму.

...Он своими руками отвоевал свое королевство у дикой прерии. Он так любит свою землю и скот, что ничего другого ему и не нужно. Он не терпел капризов – он и теперь называет их не иначе, как «блажь твоей мамочки», – и скоро разочаровался в маме так же, как и она в нем. Мне кажется, он был только счастлив, когда она ушла.

Сперва отец вообще не хотел меня видеть —

понимаешь, я же ее дочь. Но я не испугалась его суровости, и скоро мы оба поняли, что очень друг другу нравимся. Отец тяжелый человек, но я его очень люблю. И я действительно его дочь, потому что люблю эту удивительную землю не меньше, чем он.

Вскоре после приезда я узнала, что была крещена «Маргарет Элизабет» – в честь бабушки, матери отца. Должно быть, мама называла меня Элизабет из чувства противоречия. Но, сама понимаешь: новая жизнь – новое имя. Элизабет Скотт исчезла в тот день, когда я покинула Сент-Луис, и я без сожаления стала Маргарет О'Рейли.

Два чудесных года я прожила с отцом, а потом вышла замуж: за человека, которого люблю больше жизни. У нас сын – величайшая моя радость. Очень похож: на тебя. Мне в отличие от мамы по нраву здешняя жизнь. Она трудна, но прекрасна, и я ни о чем не тоскую – только о тебе.

Ты спросишь, почему я так долго не давала о себе знать. Я хотела написать, но боялась, что мое письмо поссорит тебя с папой. А теперь ты уже взрослая и можешь приехать в гости. Я очень хочу, чтобы ты была здесь, чтобы моя семья стала твоей семьей, мои друзья – твоими. Кто знает, быть может, ты тоже полюбишь наш край.

Я написала папе, что жива, здорова и счастлива в браке. Он знает, где меня искать, но не знает моего теперешнего имени. Что сказать папе, оставляю на твое усмотрение: ты всегдабыла человеком тактичным. Если он меня простил, пожалуйста, уговори его приехать.

Должна тебя предупредить: муж: очень мало знает о моей прошлой жизни. Я рассказала ему только самое главное. Он предубежден против богатства, и, мне кажется, не стоит ничего ему говорить, пока ты не приедешь. Ведь если ты решишь не приезжать, для него это будет лучшим доказательством, что все богачи – снобы. Он человек не глупый – просто суровый и упрямый, и я принимаю и люблю его таким, каков он есть. Коул Кентрелл ни на кого не похож, и я люблю...

Стефани вскрикнула, письмо выпало из задрожавших рук. Голова у нее пошла кругом. Элизабет замужем за Коулом? Каким образом? А Мегги? И тут ее словно ударило: да Мегги и есть Элизабет! Коул сократил «Маргарет» в «Мегги», как «Стефани» в «Стеф». Он не знал прежнего имени жены, поэтому никогда не слышал об Элизабет Скотт. Теперь Стефани поняла, почему с первого взгляда привязалась к Джошу: он напоминал ей сестру.

Выходит, она пересекла полстраны – почти наугад, не зная точно, где начинать поиски, – и сразу оказалась в нужном месте... Господи, голова кругом идет!

Ну, конечно! Она могла бы и без письма догадаться! Стоило лишь, преодолев нестерпимую тоску, вспомнить ту музыкальную шкатулку Мегги. Это же мамина шкатулка, и Элизабет взяла ее с собой на память.

Вдруг из груди Стефани вырвался горестный стон. Элизабет умерла! Горе буквально раздирало ее на части. В мучительном одиночестве последних недель Стефани утешалась мыслью, что когда-нибудь найдет любимую сестру и никогда больше с ней не расстанется. Теперь же она потеряла разом Коула и Элизабет.

Коул! Господи, она любит мужа своей сестры! Теперь их отношения с Коулом предстали перед ней в ином, безжалостном свете. Если и оставалась какая-то надежда, она исчезла. Стефани подошла к окну и долго, невидящими глазами, смотрела на улицу. Вдруг дверь открылась, и Джеймс объявил о приходе Нэнс.

– Я хочу, чтобы ты узнала первой, – защебетала девушка, впорхнув в комнату, – мы с Орсоном обручились!

Стефани попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

– Что ж, давно пора. Вы уже решили, когда свадьба?

– Нет, но Орсон говорит, как можно скорее. – Нэнс покраснела и опустила глаза. – Он говорит: иначе ему придется жениться, чтобы спасти мою честь.

Нэнс смущенно смотрела на подругу. Похоже, она огорчена.

– Ты жалеешь, что свела меня с Орсоном? – робко спросила она.

– Что? Боже, конечно, нет! Как только я вернулась и увидела вас вместе, я сразу поняла, что вы любите друг друга. Только Орсон слишком упрям и боялся признаться в этом даже самому себе.

– Мне кажется, ты не очень обрадовалась.

– Что ты, Нэнс! – Стефани горячо обняла подругу. – Нельзя сказать, что ты меня удивила, но обрадовала – безусловно.

– Что же случилось? Отчего ты грустишь?

Стефани притронулась к золотой снежинке и несколько секунд молча смотрела на подругу.

– Наверное, пришло время рассказать, что произошло со мной за эти десять месяцев.

– Если тебе неприятно, не надо! Орсон описывал, в каких ужасных условиях и у какого ужасного человека ты жила.

– А он не говорил, что это было самое счастливое время в моей жизни? – Не будь Стефани так несчастна, она бы расхохоталась при виде изумленной физиономии Нэнс. – Сядь, Нэнс. Ты услышишь, наверно, самую удивительную на свете историю. – Она покачала головой. – Я только сейчас поняла, до чего все это невероятно. Самой не верится!

Стефани рассказывала целый час. Она не утаила от подруги ничего, и Нэнс то и дело смущенно краснела.

– Мне кажется, ты очень любишь этого Коула, – заметила она, когда рассказ был окончен.

Стефани коротко рассмеялась.

– Да, хотя иногда убить его готова. Это самый упрямый, вспыльчивый... самый чудесный человек, какого я знаю. Когда он смотрит на меня своими синими глазами, у меня кружится голова, как у девчонки. А когда он ко мне прикасается... Ладно, хватит вгонять тебя в краску

– А его сын?

– Джош? Он чудесный, как и его отец. Где бы я ни была, на что бы ни смотрела, первым делом думаю: как бы здесь понравилось Джошу! И мачеху Коула я тоже очень люблю! Ох, Нэнс, не знаю, как я буду жить без них!

– За чем же дело стало? Садись на поезд и поезжай обратно.

Стефани стремительно повернулась к ней.

– Нэнс, знаешь, почему я уехала с Орсоном? Потому что Коул узнал, кто я, и не пожелал меня видеть. Он меня презирает!

– Ты уверена? Он же говорил, что любит тебя.

– Он думал, что любит. Узнав правду, он понял, что ошибся.

– Только из-за этого? – не поверила Нэнс. – Только из-за того, что ты оказалась богатой?

– Ты не знаешь Коула. Он ненавидит богачей. Даже Элизабет – то есть Мегги – об этом написала. – Она растерянно потерла лоб. – Теперь я даже не знаю, как называть родную сестру! – Стефани закрыла лицо руками и зарыдала.

Нэнс обняла подругу и попыталась представить, что было бы, если бы Орсон сказал, что не хочет ее больше видеть, и прогнал с глаз долой. На ресницах у нее блеснули слезы жалости к несчастной подруге.

35

– В библиотеке вас ожидает джентльмен, – сообщил Джеймс, едва Стефани переступила порог.