Глава четырнадцатая

Уррий старался не забывать многократных наставлений своего господина — что бы ни случилось, рыцарь должен держаться так, словно ничего не произошло. Да только он прекрасно понимал, что каждый, едва взглянув на него, а особенно такой опытный боец, как сэр Гловер, сразу догадается, что творится у него на душе.

Надо же — первый настоящий бой в его жизни, да не с кем-нибудь, а с магическими существами! И он опозорился, не сразу понял приказ господина, упустил-таки первую магическую мразь. Где она теперь бегает по коридорам огромного замка, как ее ловить? А вдруг она пробирается через какие-нибудь отверстия в покои госпожи?

Уррий в сотый раз перебирал в памяти свой первый бой. Слишком скоротечно все было, слишком сумбурно, хоть и закончилось победой. Кроме дикого страха не оплошать еще раз, он почти ничего не запомнил. Кроме того, как барон Ансеис поистине прекрасен в бою — и головы мог рубить магическим тварям, неизвестно как оказавшимся в замке, и ум сохранил ясным, отдавая четкие и понятные приказы. Барон Ансеис был для юноши идеалом рыцаря, другого такого он за свой короткий жизненный путь не встречал, но почему-то был уверен, что и не встретит.

И все-таки, несмотря ни на что, Уррий был счастлив получить боевое крещение, хотя несколько досадовал, что ему не нанесли какую-нибудь рану, или шрам, особенно на лице — шрамы украшают мужчину, сразу видно, что перед вами бывалый боец. У Отлака есть кровоточащая ссадина на щеке, но это совсем другое дело. Ведь как оно получилось? Уррий выбил меч из рук баронского сынка и хотел отправляться спать, а тот все не унимался. Ну и… пришлось врезать кулаком. Подумать только — если бы не этот дурацкий поединок, он бы все проспал и не знал бы, что господину угрожает такая опасность! Все благодаря недоумку Отлаку… нет, нехорошо называть так наследника господина — даже в мыслях… В памяти вдруг четко всплыл момент, когда Уррий отбил удар напавшего монстра, а второй враг его неминуемо бы зарубил, если б Отлак не поставил свой меч. То есть получается, что Отлак в первом же бою спас ему жизнь… Впрочем, господин тут же отослал сына за подмогой, а он, Уррий, защищал спину барона и уничтожал отвратительных тварей.

Он, Уррий, сын отшельницы, имени которой не знает, служит оруженосцем у знатного и отважного рыцаря, о котором рассказывают всякие чудеса. Когда барон впервые заехал к ним на озеро, Уррий совсем еще несмышленыш был и смотрел на гостя в дорогих одеждах и с мечом на боку, как на бога. А когда барон дал ему впервые подержать в руках свой меч, Уррий чуть не умер от счастья. Теперь же, если он не струсит и сумеет проявить себя, то сам в двух шагах от посвящения в рыцари — предел мечтаний.

Мать научила его не роптать на жизнь, а принимать ее такой, какая есть, всего добиваться самому. Но все же есть какая-то несправедливость, что он — сын отшельницы, а этот… Отлак — наследник славного имени. Был бы им младший сын барона, ладно — тот растет парнем, что надо… И снова вспомнился удар Отлака, отведший от него смертельную угрозу. Нет, Отлак тоже будет рыцарем, что надо, хотя, если снова будет приставать, снова получит…

Когда барон и сенешаль из Рэдвэлла скрылись в тайных покоях господина, Гловер повел их к покоям госпожи, сказав, что, бычья требуха, враги шастают по замку, что ему поручено охранять баронессу и ее детей, и он, гром его разрази, их охранит! В покое перед спальней баронессы, где уже находились дочь и средний сын господина, сэр Гловер согнал с кресла прикорнувшую служанку, уселся сам, проверил, легко ли вынимается оружие из ножен, и приказал сообщить баронессе, что он на страже. Пусть спит спокойно. А также велел принести еще свечей и эля себе, поскольку, бычья требуха, собирается не смыкать здесь глаз до появления барона, сколько бы, гром и преисподняя, это бдение ни продолжалось.

Отлак заметил своему господину, что у того окровавлен камзол и ему требуется лекарь, на что сэр Гловер небрежно махнул рукой: зови, мол, пока все тихо.

Из спальни вышла взволнованная баронесса, и сэр Гловер как мог, бычья требуха, успокоил ее, сказав, что барон на спор с сэром Бламуром проверяет, как подготовлена охрана замка. В ответ на замечание баронессы, что раз ей опасность не грозит, то не мог бы сэр Гловер убираться прочь и не мешать ей спать своими громогласными шуточками, граф Камулодунский галантно ответил, что, бычья требуха, барон попросил его посидеть здесь, и он будет, черт возьми, сидеть, даже если небеса рухнут. Баронесса пристально посмотрела на него, но, ничего не сказав, скрылась в спальне, где на огромном супружеском ложе поместились не только младшие дети, но и ближайшая подруга, вдова сэра Даррена, которая, как и баронесса, не поверила заверениям присланных стражников, будто в замке все в порядке.

После ухода лекаря сэр Гловер развалился в своем кресле, опустошил весьма объемистый кубок эля и через четверть часа громко захрапел.

В замке все было тихо, мирно потрескивали свечи. Очень хотелось спать, но Уррий отлично помнил слова господина, что успокоившиеся погибают первыми.

— Наш разговор еще не закончен, — со злостью прошептал ему Отлак, сидевший рядом на лавочке, — бастард несчастный!

Уррий хотел ответить, но неожиданно раздался голос сэра Гловера (словно граф и не храпел мгновение назад).

— Забывать о предках — грех, — сказал он. — Но кичиться предками, бычья требуха, не совершив еще ничего, грех не меньший! У него отец не менее знатный, чем у тебя, Отлак. Правда, гром меня разрази, и не более, — сэр Гловер громко рассмеялся собственной шутке, которую юноши не поняли.

— Вы знаете, кто мой отец? — тут же вскинулся Уррий.

— Да, он мне признался час назад, — самодовольно кивнул граф Камулодунский.

— Кто же? — в один голос вскричали юноши.

— Если он захочет, бычья требуха, — медленно и с расстановкой произнес Гловер, — сам расскажет.

Граф встал и прошел к столику, где стоял кувшин с элем, демонстративно повернувшись к юноше и входным дверям спиной.

Собственно, он и так открыл очень многое. Если ему сам отец Уррия признался в этом час назад, то это или сэр Бламур, или… барон Ансеис.

— Это еще что за чертовщина, гром меня раздери?! — резко развернулся на каблуках сэр Гловер, выхватывая клинок из ножен.

Юноши тоже быстро повернули головы и вскочили на ноги.

В дверях, с мечом в руке, стоял рыцарь в странных одеждах, таких же, что были на тех, против кого они сражались в покоях барона.

— Это ты, сэр Глист… Длистонгази? — спросил граф, обратившись к иноземцу по имени, которое с таким трудом выучил утром по дороге из Рэдвэлла.

— Мне нужен только Наследник Алвисида, — лишенным каких-либо интонаций голосом ответил пришелец. — Я убью его и уйду, остальные меня не интересуют.

— Даже так?! — в ироническом удивлении поднял бровь Гловер. — Дьявол меня побери, даже если бы граф Маридунский был здесь, ты полагаешь, бычья требуха, что он словно агнец божий подставил бы голову под твой меч?

Пришелец тупым взором уставился на Уррия и ткнул в его сторону указательным пальцем.

— Мне нужна только эта жизнь, остальные безразличны. Он не должен жить!

— Но я не Наследник Алвисида! — удивленно воскликнул юноша, но тут же разозлился на себя самого и выхватил меч. — Сэр Гловер, позвольте мне, раз он жаждет моей смерти, сразиться с ним.

Граф оценивающе посмотрел на оруженосца и кивнул. Он прекрасно понимал чувства Уррия. Как и Отлака, который тоже стоял с обнаженным мечом наготове.

— Давай, прояви свое искусство. Только аккуратней. Я поручился за твою жизнь перед бароном.

Уррий стремительно бросился в бой, памятуя о том, что этого негодяя можно победить, только отрубив ему голову.

Но первый удар противник отбил, правда, и его ответная атака была отражена.

— Давай, Уррий, давай! — словно забыв о давней неприязни, шептал Отлак.

То ли от лихорадочного возбуждения, что это первый его поединок — один на один, и не на жизнь, а на смерть, — то ли от того, что зрителями были Отлак и сам сэр Гловер, толковой атаки у Уррия не получалось. Несмотря на все его старания, враг парировал удар за ударом, а юный боец уже имел порезы — на щеке и на плече.

Из спальни баронессы на мгновение приоткрылась дверь и выглянуло испуганное лицо служанки, но граф Камулодунский так шикнул на девушку, что дверь моментально захлопнулась.

— Отойди, юноша, — сказал сэр Гловер Уррию, — пора заканчивать эту комедию, бычья требуха, не на ярмарке!

— Он вызвал на бой меня! — возмутился юный оруженосец барона, отражая удар. — И я должен убить его!!!

— Нет, — вдруг осенило Гловера. — Его нужно взять живым. Ведь мы же ничего о них не знаем, ни кто они такие, ни почему хотели убить барона Ансеиса и графа Маридунского…

— И меня! — крикнул юноша, атакуя все яростнее.

— Тем более, — ответил граф Камулодунский и решительно ввязался в бой, вызывая противника на себя. — Я не собираюсь его убивать, не беспокойся, он твой. Но сперва пусть ответит на многочисленные вопросы, бычья требуха!

Два неуловимых движения — и меч вылетел из рук пришельца.

— Вали его!!! — заревел граф, и оба юноши, словно только и дожидались его приказа, бросились на того, кто явился в замок в облике заморского рыцаря.

Через несколько минут побежденный враг был связан по рукам и ногам и водружен на табурет.

— Кто ты такой?!! — взревел Гловер. — Откуда вы такие явились?! Что вы хотели?

Но пленник сидел с закрытыми глазами.

— Может, — предположил Уррий, — та тварь, которая им управляла, сбежала, а мы не заметили?

Гловер задумался. Потом со всей силы влепил пленнику пощечину.

Тот открыл глаза.

— Ну, кто ты такой? Говори!!!

— Он ничего не скажет вам, — заметил Отлак после некоторого ожидания.

— Что ж, бычья требуха, не скажет мне — найдется тот, кому скажет. В конце концов, будь я проклят, я свою задачу выполнил, я — рыцарь, а не палач. Пусть дожидается барона Ансеиса. Тот решит, что с ним делать.

— А вдруг мы не уследим и тварь все-таки убежит? — спросил Отлак. — Мы же не знаем, может, она через рот вылезает…

— Или через задницу, — расхохотался Гловер и вдруг стал серьезен:

— Это что? — спросил он, указывая на огромный сундук в дальнем углу.

— Там, наверное, хранятся вещи матушки, — оторопело ответил Отлак. В сундуке легко поместились бы два, а то и три таких гиганта, как сэр Гловер.

— Вроде без щелей, — заметил граф. — А ну, вытаскивайте все на пол. Баронесса не обидится, а если обидится, бычья требуха, то попросим извинения. Никуда этот таракан до прихода Ансеиса не денется.

Через несколько минут сундук был освобожден от сложенных в нем вещей, пленник был поднят, словно запеленутый ребенок, на руки и брошен внутрь. Крышка захлопнулась. Гловер, заметив, что замка нет, улегся на сундук, прижав крышку всем своим весом (ноги, правда, свешивались с края).

— Подай-ка мне кубок с элем, герой, — обратился граф к Уррию. — И позови опять лекаря, пусть посмотрит твои раны…

Юноша не знал, как воспринимать примененный к нему эпитет, но кубок подал. Доблестный граф залпом выпил эль, подложил руку под голову и вновь захрапел.

Но Уррий почему-то был уверен, что ни одно движение, ни одно слово, которое прозвучит в этой комнате, не ускользнет от внимания сэра Гловера.

Глава пятнадцатая

Радхаур открыл глаза и увидел рядом с собой какую-то женщину. Она была примерно его лет, в волосах виднелась серебряная прядка, странным образом не портящая общее впечатление. Ее нельзя было назвать красивой, но и отталкивающей — тем более. Одета в простое, ладное и чистое платье, без изысков и каких-либо украшений. Обычная женщина, каких множество… Впрочем, нет, на ее лице не отразились трудности буден, оно словно подсвечивалось изнутри чувством, помогающим ей преодолеть все жизненные бури, и чувство это было — любовь.

У графа Маридунского страшно болела голова, особенно ломило в затылке, но боль эта была давно знакомая, привычная, почти родная — следствие его силы Наследника Алвисида. Он приподнялся, увидел, что его одежда в крови. И сразу вспомнил все, что было до того, как он впал в беспамятство.

Он резко сел на скамье, опустив ноги на пол. Женщина из-за этого внезапного движения чуть отстранилась, но его пальцы, которые держала в своей руке, не выпустила.

— Где Этвард? — быстро спросил Радхаур. — Он жив? Что с ним?

— Жив. Король тебя сюда и принес. Вместе с бароном Ансеисом …

— С бароном? — переспросил Радхаур.

Он посмотрел на окровавленную рубаху — рана была пустяшная, а благодаря торсу Алвисида заживет, так что к завтрему о ней и не вспомнит.

Радхаур перевел взгляд на женщину. И узнал ее, хотя они виделись всего один раз, в другой жизни, почти забытой Радхауром, когда он еще толком не знал, что значит быть Наследником Алвисида. Узнал ее по взгляду. И понял, любовь к кому освещала ее лицо, в таких вещах не ошибаются. Но прошло пятнадцать лет…

Он осторожно высвободил свои пальцы из ее руки.

— Ты кто? Где я? — спросил Радхаур, чтобы что-то спросить, но по ее взгляду догадался, что она поняла: он ее узнал.

— Я — отшельница Озера Трех Дев, — ответила женщина. — Ты — в моей хижине.

— Как тебя зовут?

— У меня нет имени.

Правильно: тогда, в Маридунуме, он не спросил, как ее зовут. Ему не нужно было ее имя. Провел ночь и забыл… Сколько позже было таких — на одну ночь… Но эту не забыл. Потому что тогда казалось, что он ее любит. Всего лишь казалось, конечно. Позже, по прошествии лет, он точно знал, что никого не любит, а тогда… Потому и запомнил.

Он снова посмотрел на свою окровавленную рубаху. Его принесли сюда Этвард и барон Ансеис. Мертвого? Его опять возвратила к жизни любовь!!! Нет, невыносимо.

И он честно сказал ей:

— Я тебя не люблю. Я не способен любить.

— Это не имеет никакого значения, — ответила она. — Я люблю тебя. И эта любовь изменила всю мою жизнь. Благодаря ей, я узнала, что такое счастье. Я счастлива здесь, в лесу, я ни с кем не хочу своим счастьем делиться. И от тебя мне нужно одно — знать, что ты жив. Больше я ничего не прошу ни у Бога, ни у тебя…

Радхаур встал, оправил одежду и перевязь; кто-то, наверное Этвард, заботливо вложил Гурондоль в ножны.

— Я ухожу, — сказал он, почему-то глядя в сторону.

— Счастливого пути и хранит тебя Господь!

Больше он ничего не сказал. Вышел и — не специально, озорной сквозняк постарался, — хлопнул дверью.

У берега он увидел скопление людей с факелами и поспешил к ним, чтобы не задумываться о только что происшедшем разговоре. Чтобы не разбираться в своих чувствах. Их нет. Осталось одно: он должен возродить Алвисида, чтобы вернуть прежний облик Рогнеде, чтобы продолжить славный род графов Маридунских. Все остальное — не в счет, по боку, не должно волновать его. Сердце устало, оно стало ледяным.

Навстречу ему шли Этвард и барон Ансеис.

— Как себя чувствуешь, Радхаур? — спросил король, увидев названного брата, и в голосе его послышалось нечто, чего утром не было.

— Меня опять спасла любовь, — медленно ответил граф Маридунский.

Этвард хотел что-то спросить, но не стал.

— Со мной все в порядке, — добавил Радхаур. — Что происходит? Майдар мне сказал, что тебе угрожает смертельная опасность и…

— Сегодня происходит смена эпох, — ответил барон Ансеис. — Проснулись какие-то новые силы, желающие изменить мир, и всем нам придется решать, как жить в этом новом мире. Но старое редко сдается без боя, и нас наверняка ждут новые потрясения.

— Сэр Таулас погиб, — сообщил король Этвард, словно ставя точку под словами барона Ансеиса. Но точка оказалась запятой:

— Сегодня ночью, во время Большого Парада Планет, погиб маг Хамрай, — добавил сэр Ансеис. — Моя магическая сила вновь вернулась ко мне. — Он помолчал. — Но я пока не знаю, как ею распорядиться.

Однако и это не было точкой.

— Барон, — сказал Радхаур. — Не знаю, важно для вас это или нет, но зов Алвисида смолк в моей груди. Я больше его не слышу…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СЕРДЦЕ АЛВИСИДА