-- Сегодня починили крышу в дальнем углу. Иван скаэал, что еще нужен рубероид, завтра поедет за ним. Досок хватает, завтра будем настил переделывать. Мужики все спрашивают, когда Алексеич поправится, даже наведать хотели...
      -- Этого не надо, скажи, что дня через два приеду, мол, сам...
      -- А еще сегодня милиционер заезжал, со мной не разговаривал, а мужиков расспрашивал, не видали ли машину светлую... Откуда он знает?
      Павел задумался. Да, свысока эти мальчики спланировали -- милиция уже беспокоится. Не о нем, а о них! Вот это да... Что-то новенькое в уголовном розыске -- забота о налетчиках, как бы не случилось с ними чего.
      -- Ты ни о чем не знаешь, ничего не видел. Тебя в их машине никто не засек, так что ты в стороне. И будь там. Не вздумай делать никаких намеков или, не дай Бог, хвастать... Держись незнайкой, и все. А участковый наверняка и к нам заглянет, вот я у него кое-что и узнаю...
      Павел понимал, что участковый, конечно, никак не связан с налетчиками, но почему-то ищет их... А может они вообще в розыске, еще где-то наворотили дел?
      Светлана настороженно смотрела на Павла, но вопросов не задавала. После того разговора на кухне она перестала интересоваться судьбой налетчиков и полностью положилась на мужа, ни о чем не спрашивая и ничего не советуя. Павел оценил это и сейчас, чувствуя ее тревогу, решил сам рассказать о ситуации.
      -- В общем, все нормально, волноваться нечего. Участковый сам не знает, кого ищет. Ему кто-то задание дал, где и кого искать, вот он и носится, как наскипидаренный. Скоро к нам заявится. Так что делаем, как уговорились -- вы ничего не видели, никого не встречали. Я пойду на машину посмотрю, не торчит ли из соломы...
      Павел вышел во двор, придирчиво осмотрел копну соломы над "девяткой", остался доволен. Подошел к забору, посмотрел на дорогу -- по ней пылил "уазик" участкового. Легок на помине...
      Участковый был небольшого роста, полноват, с мятыми погонами и подозрительно красным лицом -- толи от солнца, толи от чего еще... Павел знал его давно, вместе частенько ходили охотиться на уток. Правда, Павел не любил быть с ним на охоте рядом -- участковый был нетерпелив и потому стрелял часто и бестолково. У него первого кончались патроны и он клянчил их у других. Павел, который стрелял только наверняка, к концу охоты обычно бывал самым богатым на патроны и часто становился снабженцем участкового.
      Участковый остановил машину, не въезжая во двор и, утирая вспотевший под фуражкой лоб, подошел к Павлу Алексеевичу.
      -- Здоров, Алексеич! Видал, сколько уток в этом году? Вот поохотимся... Ты на патроны не богат? А то я в район поеду, могу и тебе купить...
      -- Здоров, Марьян. Нет, ты же знаешь, я сам патроны набиваю, не люблю заводские. Заряд у них слабоват...
      -- Это точно, "живят" иногда, сам знаю. Слушай, Алексеич, я ведь не просто так к тебе, спросить хочу: не видал ты в последние дни в поселке машину, светлую "девятку"? Три человека в ней, молодые ребята, а?
      -- Нет, не видал. Я в последние дни прихворнул что-то, дома сижу... А что, пропал кто или бандитов каких ищешь?
      -- Да каких бандитов, три заготовителя пропали. Уехали и неделю ни слуху ни духу.
      -- А почему решил, что они к нам уехали, может они где в другом районе крутятся?
      -- Да нет, мне из города звонили, из управления: ищи у себя, к вам поехали.
      -- Ишь ты, из управления. Выходит не простые заготовители, если о них так заботятся. Тут этих заготовителей за лето сотня бывает, а что-то не помню, чтоб хоть об одном беспокоились... Ничего, заготовители ребята ушлые -- завалились к какой-нибудь бабенке на самогон и гуляют. Погода хорошая, отдохнуть можно...
      -- Да кто их знает, может и так. Я и сам удивился, что такая спешка, сроду такого не было, чтоб начальство из города лично мне приказы отдавало... Даже в район сказано не сообщать... Ну их к едрене фене, этих заготовителей. Ты мне лучше кабанчиков своих покажи, говорят какие-то они у тебя необыкновенные.
      Милиционер направился к сараю. Павел эамер: хотя на сарае висел замок и Костя не мог войти внутрь, однако одуревшие налетчики могли поднять шум и тогда... Что могло быть тогда, Павел уточнять не стал и пошел вслед за участковым, на ходу лихорадочно перебирая варианты, как отвлечь его от кабанчиков.
      -- Это ты хорошо сделал -- соломы столько заготовил, а у меня кончилась, надо бы еще подвезти... Ну, показывай своих...
      Трое в сарае прислушивались к происходящему во дворе. Всех слов разобрать не удавалось, но понятно было, что кто-то интересуется их судьбой и этот кто-то -- милиционер, кажется. Семен шикнул на друзей, принявшихся было обсуждать ситуацию, и задумался: шуметь или не стоит? А подумать ему было о чем. Если бы на нем не висело кроме этого случая еще кое-что, он бы уже орал, как резаный... Он посмотрел на друзей. Стас по-прежнему был безучастным, а Шварц явно собирался крикнуть. Семен одной рукой погрозил ему, а другой нашарил ведро и запустил его в соседнее стойло, к свиньям. С перепугу те подняли дикий визг...
      Свиньи начали визг так внезапно, что Марьян вздрогнул. И тут его окликнула с крыльца Светлана.
      -- Эй, мужики, да вы никак к свиньям собрались? А ну марш назад! Я им чай приготовила, а они в свинарник наладились, за стол не пущу грязных...
      Павел взял расплывшегося от внимания хорошенькой женщины милиционера под руку и заговорщицки сказал:
      -- Пошли, Марьян, не возражай ей... Видишь, как расстаралась ради твоего прихода, не то, что мне... Пошли чай пить, а то рассердится и мне же хуже будет.
      Марьян без колебаний забыл о кабанчиках и пошел с Павлом в дом, где их ждал наскоро накрытый стол с нехитрым угощением. За столом сидели недолго, участковый куда-то торопился и о кабанчиках больше не вспоминали. О пропавших заготовителях разговор тоже не заходил...
      Павел посмотрел вслед "уазику" и пошел к сараю. У дверей остановился, послушал, было тихо. На вошедшего Павла никто из троих почти не обратил внимания: последняя вспышка активности, вызванная приездом милиционера, погасла от слабости. Все трое почти висели на досках, на лицах, обросших щетиной, голодно сверкали глаза. На ругань сил уже не оставалось...
      Павел покачал головой.
      -- Да, дошли супермены до ручки. Вижу, что и соображения прибавилось: не стали орать, когда за вами милиционер приезжал.
      -- Так он нас разыскивал? Продал Валера! -- Шварц застучал кулачищами по корыту.
      -- Заткнись, ботало! Язык отрежу! -- Семена явно вывело из равновесия упоминание о Валерии Петровиче.
      Павел заметил это и понял, что это и есть, видимо, тот, кто их сюда послал.
      -- Вот что, ребята, то что вас продали, это ежу понятно. И не просто продали, а еще и наводят на вас милицию. Ведь он вас искал, у него даже приметы ваши есть,-- для убедительности добавил Павел. -- Так решайте, или вы остаетесь у меня еще на недельку или расскажете про вашего Валеру все, что знаете и поедете домой. Решайте.
      Не дожидаясь реакции на свое предложение, Павел быстро вышел и загремел снаружи замком.
      Алексей приехал под вечер, умылся и, как обычно, приготовился за столом рассказать отцу о работе в телятнике. Отец сидел озабоченный и выслушал отчет сына без комментариев, просто принял к сведению и все. Сын замолчал, посматривая на Светлану, мол, случилось что? Светлана незаметно махнула на него рукой, молчи, не спрашивай... Павел, наконец, допил чай и тихо сказал, ни к кому не обращаясь.
      -- Сегодня они проговорились насчет того типа, который их сюда послал. Хочу узнать и потолковать с ним по душам. Их отпущу, если скажут, как его найти. Сейчас не скажут, завтра скажут, они уже сломались, а будут артачиться -- картошку на них окучивать буду, вместо лошади... Скажут.
      Голос его был негромким, но настолько жестким, что Светлане и Алексею стало не по себе, чем-то неведомым повеяло от этого голоса, словно заглянули они в темную комнату и не решились войти...
      Лицо Павла затвердело, словно кулак перед ударом. Он посмотрел на жену, на сына и закончил:
      -- Хватит с ними возиться, работать надо. И так столько времени из-за этих поганцев потерял. Вот только узнаю имя и отпущу на все четыре стороны, потом, попозже займусь и этим самым Валерой или как там его зовут.
      Уже смеркалось, когда Павел и Алексей пошли к сараю. В руках сына была отцовская двустволка. Павел плотно прикрыл за собой дверь, включил свет. В тусклом свете слабенькой электрической лампочки налетчики выглядели совсем неважно. Грязные, небритые, с впалыми щеками, они не походили сейчас на тех наглых молодцов, что еще неделю назад глумились и издевались над семьей Лемешонков...
      Павел показал сыну, где занять позицию с ружьем, а сам сел на табурет перед стойлом.
      -- Видите, я устроился надолго, надо мной не каплет, могу и подождать. А вот для вас я работенку нашел. Колхоз мне лошадь не дает, так я на вас завтра с утра пораньше картошку окучивать буду, все-таки скотина какая никакая...
      У Семена на ругань не было ни сил, ни желания. Он только по привычке заскрипел зубами. Шварц ошалело замотал головой -- пахать, на нем? Стас тоже замычал от стыда и унижения. Павел сделал вид, что не заметил никакой реакции и продолжал валять ваньку...
      -- Хорошо завтра поработаем, у меня картошки восемь соток думаю, к вечеру управимся. А потом я что-нибудь новенькое для вас придумаю, работы у нас хватает. Вижу, вы тут застоялись, пора размяться.
      -- Слышь, мужик, а если мы тебе Валеру сдадим, точно отпустишь?
      -- Глупый ты человек, Семен. На что мне вас после этого держать? Все, что мне надо, я о вас знаю, теперь вы мне про Валеру вашего расскажете и катитесь отсюда, пока вас ноги держат.
      -- Ладно, у нас выбора нет. Пиши...
      -- Ты говори, я и так запомню. Только, не вздумайте мне лапшу на уши вешать, каждый по отдельности мне выкладывать будет...
      Павел подошел к Стасу, наклонился к нему. Услышав несколько негромких слов, Павел кивнул и перешел к Шварцу. Тот неожиданно схватил Павла и попытался провести захват. Павел не сопротивлялся, дал Шварцу возможность захватить его за руку, потом рассмеялся.
      -- Ну и дурной же ты, первый раз такого встречаю. Ты хоть подумал, где твоя голова дурная находится? Вот я сейчас легонько надавлю...-- Павел положил свободную руку на голову Шварца, тот завопил и отпустил Павла.
      -- Слава Богу, сообразил, а то бы всю жизнь со сломанной шеей так и прожил... Давай, выкладывай, только не так громко.
      Шварц, все еще морщась от боли, охотно выложил, что знал.
      -- А теперь твоя очередь, бугор. Говори вслух, пусть они тоже послушают.
      -- Чего это -- они тихо, а я вслух. Иди, я тебе скажу...
      -- Нет, ты громко говорить будешь, я посмотреть хочу, как ваша воровская порука работает, как вы один другого сдаете за свою шкуру.
      Семен чуть не взвыл, но только опять заскрипел зубами.
      -- И что ты все время скрипишь, зубов не жалко? Ладно, хватит посторонние звуки издавать, говори. Только быстро, не останавливайся.
      -- Пугачев... Валерий Петрович... живет, не знаю где ... работает ... не знаю... на проспекте, какой-то начальник... телефон 244-12-52... все...
      -- Быстро, еще раз телефон.
      Семен бросил быстрый взгляд на друзей и повторил.
      -- 244-12-62... ошибся.
      -- Ну вот, а ты боялась...
      Павел подошел к стойкам и начал ключом развинчивать болты, освобождая пленников. Те, вытащив головы из ярма, сидели на полу и ощупывали свои натертые шеи. Павел бросил им куртки.
      -- Вот ваши шмотки. Кстати, вам так хотелось узнать, где деньги лежали?
      Как ни слабы были налетчики, любопытство взяло верх.
      -- Где?
      -- В сумке, что под вашими же куртками висела, на вешалке...
      -- А в ящике?
      -- А ничего, там мои охотничьи припасы хранятся.
      -- Ну, мужик...
      Шварц, вскочил на ноги и попытался броситься на Павла. Тот легко увернулся и несильно толкнул Шварца в грудь, от чего он снова шлепнулся на пол.
      -- Сейчас в тебе наглости гораздо больше, чем силы. Ты, как весенняя муха, только жужжать можешь. Так что сиди и не рыпайся, а то передумаю...
      Качаясь, налетчики вышли во двор.
      -- Сука, машину все-таки взял...
      Павел усмехнулся.
      -- Алексей, подержи их на мушке, в случае чего -- стреляй по ногам, с них и этого хватит.
      Он зашел с обратной стороны соломенной копны и через несколько секунд из-под соломы выползла "девятка". Шварц снова невольно восхитился.
      -- Ну, мужик...
      Троица стояла у машины. Павел внимательно смотрел в их лица.
      -- Вот так, ребята. Думаю, больше неповадно будет в наши края заезжать. Если мстить задумаете, не советую, хуже будет. Валере привет передайте, расскажите, что вы его мне продали с потрохами и что я с ним очень хочу встретиться. Думаю, он вам благодарность в приказе объявит. А это вам от меня зарплата, ведь столько потратились, а у самих в кармане вошь на аркане. Пока, разбойнички, и не дай Бог вам еще раз со мной встретиться.
      -- А это уж мы поглядим, может и встретимся...
      Павел кротко согласился и засунул каждому в карман по тонкой пачке "зайчиков".
      -- Может, только я не советую...
      Машина отъехала. Павел еще несколько мгновений смотрел ей вслед, потом повернулся к сыну, взял ружье, зачем-то переломил стволы, снова закрыл затвор и тихо пошел к дому...
      "Девятка" неслась по дороге, практически не соблюдая ни единого правила движения, кроме тех, что обеспечивали лишь ее собственную безопасность. Стас включил дальний свет и не выключал его, несмотря на мигания встречных машин, которые, ослепленные мощными фарами, метались по полосе дороги, тормозили, сбрасывали скорость или вовсе останавливались. Водители на чем свет стоит материли Стаса...
      Шварц и Семен притихли на заднем сиденье, закрывая глаза при особенно крутых маневрах машины. Наконец, Семен не выдержал.
      -- Не гони, сука, убьемся ведь...
      Стас даже не повернул к нему головы.
      -- На такие дела нас водишь, а по простой дороге быстро проехать боишься? А, бугор? Так тебя тот мужик называл? Или ты уже не бугор?
      Семен опешил: какая-то сявка, шмаровоз, над вором шутки шутит! Он уже размахнулся, чтобы ударить Стаса сзади по голове, но тот заметил его движение в зеркале и продолжал:
      -- Давай, давай, ударь! Еще за руль можешь схватиться... Знаешь, что с тобой будет, если мы сейчас во что-нибудь стукнемся? Хочешь попробовать?
      Стас вывернул руль и машина понеслась прямо на столб, стоящий на обочине метрах в ста пятидесяти, у поворота дороги...
      Семен посмотрел на этот бетонный столб, приближающийся с жуткой быстротой и завопил:
      -- Куда ты прешь, тормози!
      Голос его сорвался и перешел в истошный вопль...
      Стас медленно, чтобы не сорвать машину с полотна, повернул руль влево и прошел почти впритирку со столбом. Машину все-таки немного занесло, несколько мгновений она повихляла по шоссе и, выровнявшись, снова понеслась сквозь ночь.
      Семен и Шварц, вцепившись в спинки передних сидений, выпученными глазами смотрели вперед и тяжело дышали. Семен пришел в себя первым и, отдышавшись, решил даже извиниться. Черт его знает, этого Стаса, может он малость свихнулся, пока сидел в сарае у этого мужика, разобьет еще, к едрене фене...
      -- Ты, Стас, извини, не хотел я тебя бить... так, машинально...
      Стас сжал губы и не ответил. Шварц ничего не понял, кроме того, что они только что чуть не сыграли в ящик, а уж от извинения Семена у него глаза на лоб полезли.
      -- Ты, че, перед ним извиняешься? Во, дела!
      Резкий удар тыльной стороной ладони по губам заставил его изумленно замолчать. Он ничего не понимал, но драться с Семеном не стал, кто их знает, чего они таки вздернутые? Ну, посидели, так не в тюрьме же? Теперь на свободе еще поквитаются с этим мужиком, это уж точно... Так чего психовать?
      Больше в машине разговоров не было до самого города...
      Павел не мог заснуть, ворочался, считал верблюдов, приказывал себе спать, но ничего не получалось. Утомленный бесплодным ворочаньем, он осторожно, чтобы не разбудить жену, встал и тихо пошел н кухню, на свое излюбленное место в этом доме. Он помнил, как мальчишкой иногда заставал здесь своего отца, украдкой курившего по ночам крепчайший самосад... Ему казалось невозможным, что кому-то может не хотеться спать и что есть такая болезнь со смешным названием "бессонница". Теперь вот сам частенько, несмотря на физическую усталость, сидит здесь, курит и не хочет спать. Не может.
      Поставил на плиту чайник, зажег настольную лампу, пригнул абажур к столу, чтобы не разбудить Светлану. Но она тоже не спала. Впрочем, она с трудом засыпала почти все ночи, пока в сарае сидели эти... И сейчас она слышала, как Павел осторожно пробирался на кухню, как прикуривал сигарету, звякнул чайником... Потом наступила тишина, только чайник завел тоненьким голосом свою песню. Она прислушалась -- Алексей спал сном праведника, слегка посапывая, как ребенок.
      Павел не удивился, почувствовав на плече руку жены. Он догадывался, что она тоже не спит, только проверять догадку не стал...
      -- Садись, полуночничать будем. Помнишь, когда я за тобой ухаживал, мы по ночам чай пили?
      -- Помню... Только ты тогда другой был...
      -- Как это другой, такой же.
      -- Может и так, может это я тебя другим видела. Проще, понятней.
      -- Вот уж, нашла сложную личность...
      -- Да уж куда проще, казалось, вот он, весь на ладони. А оказалось, что дура я была.
      -- Жалеешь?
      -- Что ты, Паша. Я ведь не о том... Мне ведь казалось, что люблю тебя без памяти, а потом -- нет, не люблю, а жалею... Потом снова так к тебе тянет, так тянет... Кажется, еще полчаса тебя дома не будет и умру. А иногда, как тебя нет дома подолгу, думаю, что не нужна я тебе, что тебе вообще никто не нужен... Я только теперь поняла, чем ты меня тогда взял -ты, Паша, надежный... Тебе можно довериться на всю жизнь. Я не понимала, только ощущала это, а теперь...
      -- Теперь поняла. Набил морду подонкам -- поняла, так что ли?
      -- Нет, поняла я другое: не могу я без тебя. Вот увидела, как они тебя... и знаю: пусть меня убьют вместе с тобой, но без тебя мне не жить. Люблю я тебя, Паша...
      -- Ну-ну, на высокие материи потянуло... Сколько лет не слышал от тебя таких слов.
      -- А сам-то? Я эти слова от тебя когда слышала в последний раз, а?
      Павел смущенно рассмеялся, поднял руки вверх...
      -- Сдаюсь на милость победителя. Права ты, Светланка, такой характер дурной, лишний раз боюсь слово ласковое сказать, не идет оно из меня, хоть ты режь...
      -- Знаю, не обижаюсь... Страшно мне стало за тебя.
      -- Это когда эти жлобы на меня навалились? Ну что ты, все уже позади.
      -- А мне сейчас страшно, когда ты их отпустил. И не понимаю, как в тебе уживаются два человека, таких непохожих?
      -- Каких?
      -- Один -- сильный, решительный и жестокий -- как ты их бил, мне жутко вспомнить, а другой -- наивный, как ребенок -- отпустил бандитов на все четыре стороны. Поучил их немного, повоспитывал и... отпустил. Приезжайте, мол, еще. '
      -- Ну, это ты преувеличиваешь, не вернутся они. Им подавай все на блюдечке, как их герой Остап Бендер учил, а если им за деньги шкурой рисковать придется, так они не очень-то и поторопятся.
      -- Ох, Паша, ошибаешься. Этот маленький тебе своего позора не простит. Ты ж его растоптал, его воровской авторитет перед дружками в свином дерьме утопил. Этот -- не простит.
      -- Простит, не простит. Много чести думать о его прощении. Я подарил ему жизнь -- вот пусть и живет.
      -- Да не о нем я говорю, о тебе. В тебе какой-то механизм заложен, пружина какая-то... и как будто его завели когда-то, а выключить забыли. Вот он и тикает до поры до времени. А случилась вот такая ситуация, он и заработал. Как курок кто-то внутри тебя нажал. Я ведь наблюдала за тобой -ты был какой-то автоматический, дрался, как машина... прости, как машина для убийства.
      Павел слушал ее, упрямо глядя в стену. Немного было у него слов, чтобы опровергнуть ее или хотя бы успокоить. Он сам ощутил в тот вечер, как проснулась в нем та адская машина, которую в него вложили почти тридцать лет назад. Никогда за прошедшие годы не думалось ему, что такое может произойти, казалось, что все уже позабыто, нет ситуации, которая могла бы пробудить ее. А вот, случилось... Он понимал, как это должно быть страшно видеть женщине, которая его любит.
      В город "девятка" въехала поздней ночью. Стас продолжал вести машину, не обращая внимания на знаки, только сбросил скорость. На одном из поворотов Семен взял его за плечо.
      -- Заедем на вокзал... Шварц, гони в буфет, он всю ночь работает. Возьми жратвы, а то я скоро дуба дам от голодухи...
      Шварц выскочил из машины и бросился к буфету, расталкивая очередь. Здоровенные кулаки, грязная небритая физиономия сдерживали естественное возмущение граждан и он беспрепятственно нагрузился ворохом пакетов с нехитрой вокзальной едой.
      На площади кучкой стояли таксисты и любители заработать на ночных пассажирах дурные деньги. Некоторые лениво торговались, всем своим видом показывая полное презрение к людям с чемоданами и сумками.
      Семен вытащил из потайной заначки деньги и, размахивая купюрами над головой, приблизился к толпе.
      -- Водка есть?
      Один из таксистов подозрительно покосился на небритую семенову физиономию, но ничего не сказал, только поманил Семена к машине. Торг был коротким и через минуту Семен плюхнулся на сиденье "девятки", прижимая к груди пару бутылок водки.
      -- Поехали к Шварцу. У тебя никого нет?
      -- Не знаю, Веронику оставлял, а есть она или нет...
      -- Сплавишь, нам свидетели не нужны.
      Вероника действительно была в квартире, но даже не проснулась, когда троица довольно шумно ввалилась в дверь. Семен грубо растолкал ее. Она увидела Шварца и защебетала, но Анатолий бесцеремонно отодвинул ее и сказал, не глядя в глаза:
      -- Собирайся, вали отсюда...
      -- Куда я ночью пойду, меня ж домой не пустят?
      Шварц растерянно посмотрел на Семена, тот не обращал на него никакого внимания -- был занят открыванием бутылки, поиском посуды. Нашел, налил полный стакан и залпом выпил, даже не поморщившись. Вероника поняла, что с друзьями произошло что-то необычное и тихо присела в уголке, мечтая, чтобы ее подольше не замечали. Шварц оставил ее и последовал примеру Семена. Налил Стасу, тот поколебался, но тоже выпил. Теперь они сидели, кто где, и ожидали расслабления после изнурительной гонки.
      -- Шварц, звони Валере, пусть дует сюда...
      -- Да спит он сейчас, лучше уж утром.
      -- С..ать я хотел, что он спит, звони.
      Шварц нехотя набрал номер, долго ждал, пока, наконец, Валерий Петрович взял трубку.
      -- Валерий Петрович, это я, Шварц... Мы вернулись... Нет, не по телефону. Да что вы кричите, все мы здесь, у меня, ждем...
      Шварц, не дожидаясь ответа, быстро дал отбой. Видно было, что таким тоном он разговаривал с Валерием Петровичем впервые. Когда это до него дошло, он даже повеселел и пошел в ванную умываться и бриться. Стас одобрительно хмыкнул, потер свою щетину и пошел за Анатолием. Семен покосился им вслед, но остался на месте, только выпил еще водки.
      Размягченный безопасностью и выпитой водкой, он обратил внимание на Веронику, которая пыталась незаметно проскользнуть на кухню.
      -- Стой, ты почему до сих пор не слиняла? Тебе что сказали?
      -- Некуда мне до утра линять...
      -- Ладно, сиди на кухне и помалкивай. Сюда не показывайся и не подслушивай, целее будешь.
      Валерий звонил в дверь требовательно и долго. Шварц, вытираясь на ходу полотенцем, бросился открывать. Валерий, сердитый за прерванный сон, и, догадываясь о неудаче, сразу взял резкий начальственный тон.
      -- Ну что, напортачили? Что у вас там? Пьянствовали, небось, неделю?
      -- Ты бы так попьянствовал... Об одном жалею -- тебя с нами не 6ыло!
      Стас с Анатолием, несмотря на паршивое настроение, представили Валерия в сарае Лемешонка вместе с ними и расхохотались. Да, это была бы картинка. О том, как они сами выглядели в этом сарае, им вспоминать не хотелось.
      -- Что ржете, мудаки, лучше расскажите, чем вы там занимались? Где деньги, зажилить хотите?
      -- Шварц, покажи ему деньги. И ты, Стас. Тут все. Бери любую половину.
      -- Издеваешься, подонок...
      Валерий не договорил. Семен наотмашь врезал ему по лицу...
      -- Заткнись и слушай. Ты куда нас послал? Ты знал, что он из спецвойск?
      -- Н-нет.. а что, он действительно...?
      -- Еще как действительно, погляди на Шварца.
      Валерий повернулся к Шварцу -- на умытой физиономии ясно виднелись следы ударов Лемешонка. Анатолий невольно прикрыл лицо рукой.
      -- Он что, вас троих... один? Ну, налетчики, ну, рекетиры...
      -- А ты заткнись, сам бы попробовал. Храбрый только командовать, да планы составлять. Плевать тот мужик хотел на твои планы! Знаешь, где мы неделю сидели? В хлеву, как свиньи...
      Семен не стал вдаваться в подробности, ему вовсе не хотелось рассказывать, как его уравняли со свиньей и жрал он свинячий корм...
      Валерий обдумывал ситуацию. Значит этот мужик вломил его громилам, посадил их в хлев, но в милицию не заявил... А может заявил?
      -- А в милицию почему он вас не сдал? Или сообщил все-таки?
      -- Нет, не сообщил, это точно. Нас кто-то другой заложил... Скажи-ка, Валера, зачем ты нас сдал ментам? Решил, что мы эасыпались и решил от нас отмазаться по быстрому?
      Семен встал и взял Валерия Петровича за горло. Шварц и Стас подошли и расположились позади. Валерий попробовал вырваться, но Семен посильнее надавил, а Шварц вполсилы стукнул ладонью плашмя по голове. Валерий задохнулся, выпучил глаза и захрипел:
      -- Вы с ума сошли... Я же своим людям звонил, просил, чтоб в районе ваши следы поискали... вы ж пропали... это я вас страховал...
      Семен медленно разжал пальцы. Валерий потер горло, закашлялся...
      -- Я звонил майору, он -- через управление сообщил, что пропали заготовители, то есть вы... Чтобы выяснили, где вы, и сообщили...
      -- Так... Выходит этот мужик и тут нас купил К нему мент приходил, о нас спрашивал, он и сказал, что нас милиция ищет, даже приметы, мол, у них есть...
      -- Кретины безмозглые! -- к Валерию возвращался начальственный тон. -Может вы и обо мне ему рассказали?
      Семен молчал. Шварц поспешно выпалил:
      -- Что вы, Валерий Петрович, могила!
      -- Могила... Ладно, поверю. Только вот что: никаких действий, больше этого мужика не трогать, пусть тешится, что вас проучил. И все, сидите тихо.
      -- Пусть тешится? А тебя бы к свиньям посадить, г..ном кормить, как бы ты запел?
      Валерий Петрович не выдержал и высокомерно усмехнулся.
      -- Не мое дело по сараям сидеть, я вас клиентами и безопасностью обеспечиваю. Мое дело -- голова!
      -- Где твоя голова будет, когда этот мужик к тебе заявится?
      -- Как заявится? Вы что, все-таки сдали меня, суки?
      Стас вздохнул и неожиданно признался:
      -- Сдали...
      -- Кто сдал, ты? Ты?
      -- Все сдали... По очереди.
      Валерий Петрович вскочил с места, забегал по комнате, матерясь от страха и возмущения, Вот она, благодарность... Сдали... Связался с дерьмом! Что же делать? Замирая от непонятного ощущения обреченности, тихо сказал:
      -- Кончать с этим мужиком надо, как хотите, а сделать, чтоб замолчал. Только я в этом деле сторона, мне вас прикрывать надо... Но без мокрухи. Напугайте его, избейте, бабу тоже припугните по настоящему, но только без мокрухи.
      Семен рассмеялся.
      -- Ишь, как заметался... Мы его уже пугали, и били -- не пугается, гад, и сам дерется. Вот ты с нами и поедешь, ты его будешь пугать и бить.
      Валерий замолчал и только смотрел на Семена, как удав на кролика. Он понимал, что выхода у него нет, и если эти трое скажут, чтобы он ехал с ними на дело, придется ехать... Повязались накрепко.
      -- Ладно, на сегодня все, спите, отъедайтесь, а то на вас смотреть тошно. А мужик пусть успокоится, решит, что научил вас уму-разуму. Я подумаю, как лучше сделать...
      Напряжение в комнате спало, давали знать о себе и недоедание, и усталость и бессонная ночь... Никто не возразил Валерию Петровичу и, не прощаясь, он быстро ушел. Семен разлил водку по стаканам...
      В семье Лемешонков после отъезда налетчиков быстро установился привычный жизненный ритм. Павел Алексеевич и Алексей рано утром отправлялись на ферму, где полным ходом шел ремонт. Павел спешил -- осенью он хотел взять новую партию бычков, а ферма к зиме была явно не готова. Старое помещение, которое колхоз отдал в аренду Лемешонку, годилось только на слом, но Павел понимал, что в умелых руках и при должном порядке оно еще послужит, пока не наберутся деньги на строительство или покупку нового. Потому торопил, загонял на работе и себя, и сына, и наемную бригаду шабашников.
      Светлана, оставаясь одна дома на целый день, боялась, что вот она выглянет сейчас в окно и увидит ненавистную белую машину. Но в окне кроме грузовиков, деловито сновавших по дороге и мальчишек на велосипедах, никого не было и она постепенно успокаивалась. К вечеру запирала дверь на надежный засов и ждала приезда мужчин, не зажигая света.
      Павел замечал ее страх, но не пытался погасить его словами, он знал, что это пройдет само и не мешал Светлане обрести уверенность. Алексей было пошутил над ее страхами, но отец так резко одернул его, что больше таких шуток не последовало. Мужчины держались спокойно и уверенно, говорили только о насущных делах и это было лучшим лекарством для растревоженных нервов Светланы.
      И все-таки какое-то неизвестное чувство постоянно напоминало ей, что опасность существует, она рядом. Не раз перед ней вставали горящие злобой глаза этого плюгавого уголовника. Уж кто-кто, а этот не простит... Но за делами, разговорами, домашними хлопотами страхи уходили, рассеивались, забывались.
      Павел достал из ящика патроны, набил патронташ и положил неподалеку от ружья. Это не укрылось от Светланы.
      -- На всякий пожарный случай, береженого -- Бог бережет,-- успокоил Павел. Он показал ей, как заряжать ружье, снимать его с предохранителя, заставил несколько раз проделать эту процедуру, пощелкать курком... Все это он делал, как бы в шутку, но Светлане от этого легче не становилось. По-прежнему предчувствие угнетало ее и она боялась поделиться с Павлом.