Не чай втроём
      Девчонки вид ужасно гол
      Куда глядели комсомол
      И школа, брат, и школа, брат, и школа!
      И хоть купальник есть на ней
      Но под купальником – ей-ей Все голо, брат, все голо, брат, все голо Старая студенческая народная песня
 

 
      Депонирование желаний Схема воровства была до жути примитивной.
      Менеджер по рекламе предлагал заказчику оплатить двадцать трансляций его рекламного ролика в кассе радиостанции по существующим тарифам, а еще двадцать трансляций оплатить наличными, отдав деньги прямо в руки менеджеру, по цене вдвое ниже официальной, той что установлена на радио "Европа-Континент". Таким образом, заказчик получал как бы левую, неофициальную скидку в двадцать пять процентов за счет радиостанции и не платил налогов с половины своей рекламной кампании. Клиенту это было очень и очень выгодно. И он, кроме того, ничем не рисковал! Рисковала разве что менеджер, причем совсем чуть-чуть – рисковала быть пойманной на том, что отчего-то ролик ее клиента был в эфире вдвое чаще положенного. Но операторам эфира, инженерам и диск-жокеям, тем, кто видал, как Юля, Яна или Рита заходят по очереди в эфирную студию и то вписывают в расписание рекламы какой-то новый ролик, то после его трансляции в рекламном окне сразу же бегут вычеркивать, вымарывать, стирать с доски, уничтожать следы левака… Всем эфирникам-небожителям эти штучки коммерческого отдела были до лампочки. Начальник коммерческого отдела просто не мог уследить за всеми трансляциями, а и ушлые девчонки, если их даже ловили за руку,- мол, почему этот ролик про цветочный магазин на Садовой звучал не в своем окне? – заученно твердили дежурную отмазку: де, заказчик звонил, что вовремя не расслышал, и чтобы скандала не было, трансляцию ролика пришлось повторить. Но за руку девчонок ловили всего раз или два… Грозили пальцем, говорили грозным голосом "УЖ МЫ ВАС В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ!!!" И отпускали. А девчонки крутили и крутили свою карусель левого эфира. Каждый левый выстрел ролика на воздух – сто долларов на карман… Три трансляции левака за день – триста левых долларов в кармане.
      Двадцать рабочих дней – шесть тысяч зелененьких за месяц в кармане… Ну-у-у…
      Половину из этих денег надо отдать тому же коммерческому директору… Анатолию…
      Три девчонки по три тысячи в месяц – девятка с тремя нулями! Но не надо считать чужих денег! Не надо заглядывать в чужой карман!
      Когда Ритка вернулась со стажировки, Дюваль и Жирок оба однозначно распорядились, чтобы эта девушка работала офисным менеджером по рекламе.
      В тонкости левой карусели ее посвящала старшая менеджерша Юля… Она не сказала:
      "Будешь отдавать половину левых Анатолию". Это было бы неосторожно и неразумно – кто ее здесь вообще знал, эту Риту? Эту выскочку! Пришла на вечеринку в розовых лосинах, пригласила Дюваля на танец и прыгнула в дамки!
      Но нарушать систему воровства тоже было нельзя.
      Поэтому Анатолий поручил Юле "взять шефство", стать "наставницей для молодого специалиста"…
      Конечно же, нормы – три тысячи зеленых баксиков – Рита в первый месяц не выполнила.
      Пришлось отдать Анатолию (через Юлю, разумеется) часть своих денег. Но во второй месяц дело уже стало спориться. Клиентам нравилось работать с этой красивой и очень коммуникабельной девушкой.
      И жизнь стала налаживаться, и Ритка стала забывать свою тоску, как не сложилось с Игорем, как не получилось остаться во Франции. Зачем ей оставаться во Франции? – спрашивала она сама себя, – и здесь можно неплохо устроиться. Три тысячи в месяц – для Франции это тоже неплохая зарплата! Но здесь ведь и жизнь дешевле, а значит, в пересчете цен, она как бы зарабатывает все десять тысяч в месяц!
      Но однажды случилась катастрофа…
      – Где тут у вас такая Рита работает? – спросил охранника один из братанов.
      Братанов было четверо.
      Они были классического вида братками – коротко стриженые, в спортивных с лампасами штанах и черных кожаных куртках.
      – Толя, там эту… Риту из твоего отдела какие-то серьезные ищут, – сказал дежурный администратор, заглядывая в дверь к коммерческому директору.
      Не хотел Анатолий выходить к браткам, да пришлось.
      – Чего вам, господа? – начал было Анатолий, пытаясь придать своему лицу максимум той внутренней уверенности, которой ему как раз и не хватало для спокойного разговора с братками-спортсменами.
      – Ты нам скажи, Рита такая у вас тут где? – спросил один из спортсменов, совершенно остекленелым и рассеянным взглядом окинув подавшего голос Анатолия.
      При этом пацан взял Анатолия за пуговицу пиджака и принялся крутить ее, всматриваясь в явно не нравящееся ему лицо коммерческого директора каким-то совершенно расфокусированным взглядом, как будто предмет внимания находился не на плоскости Анатолиева лица, а в метре за ним…
      – Ты нам ее телефон дай, ты понял?
      Пуговица наконец оторвалась от пиджака, и спортсмен тут же разжал пальцы, выпуская несчастную пуговку.
      – Ой, упало!
      Анатолий не знал, то ли ему нагнуться за пуговицей, то ли не стоило этого делать, а вдруг в этом был какой-то подвох?
      – Ну ты нам это, даешь телефона этой Ритки али как?
      В общем…
      В общем, дал Анатолий ребятам телефон Риты.
      И когда они неторопливо удалились… Подчеркнуто неторопливо, непрестанно имитируя при этом разнообразные удары и атаки кулаками, локтями и ногами в стены коридора, будто это были не стены коридора радиостанции, а враги братков-спортсменов…
      Только когда парни ушли, тогда Анатолий нагнулся за пуговицей. А потом тут же побежал к себе в кабинет звонить в Москву – генеральному директору, который в это время был там в командировке.
      – Витя! Витя, это ты этих пенсионеров нам в охрану набирал? Ты знаешь, что на нас сейчас нападение настоящее было? А этот наш охранник, он как мебель… И даже хуже… Бандиты мимо него, как мимо столба, прошли и вышли… Надо завтра же заключать договор с ментами или с фээсбэшниками, или хоть с генпрокуратурой на охрану… И мне теперь домой ехать? Как мне без охраны?
      И только уже оказавшись дома, куда Анатолий доехал совершенно спокойно и без происшествий, он вспомнил, что надо было бы Риту предупредить…
      Виктора Семина тогда как назло не оказалось в Питере.
      Как назло.
      Витька Семин уехал на какое-то ралли в Финляндию.
      Ралли "Тысяча озер" – про него еще по телевизору показывали.
      И Игорешка Сохальский – даже если бы Рита под страхом смерти и решилась искать у Игорешки защиты – тот уже давно работал в Москве.
      И некого было попросить защитить ее.
      Ужас охватил Риту, стальными холодными тисками сжимая ее сердечко…
      И главное – маму тоже напугали. А отец…
      А отец как раз с инфарктом в Свердловке лежал на первой терапии. Ему-то как раз нервничать нельзя было! И ему ка-те-го-ри-че-ски нельзя было рассказывать про бандитов с их идиотскими, с их маразматическими претензиями…
      И Ритка не смогла придумать ничего умнее, как пойти… Не в милицию, куда бандиты ей ходить не советовали под угрозой того, что и папашу больного в Свердловке достанут, и мамаше ребра пересчитают, если что… А в газете напишут, что мамаша с лестницы упала, а папаша в больничке не ту таблетку съел и помер…
      И пошла Ритка к одному из клиентов по рекламному делу – к одному деловому, из новых бизнесменов, тому, что черный нал ей в конвертах за левую рекламу давал…
      В общем, совершенно запуталась девочка.
      Потому что бизнесмен этот рассудил так:
      – С братками с этими мы, может, и решим вопрос. А вот ты нам за это должна тогда будешь… Рекламой отдашь.
      И получилось так, что попала Рита из огня, да в полымя!
      От одних бандитов отстала, а под пяту к другим, да в кабалу с тикающим счетчиком-то и угодила!
      И бизнесмен этот, который сперва ей симпатичным казался, насчитал Ритке долгу за то, что от братков ее отмазал, триста бесплатных трансляций в течение двух месяцев…
      Такого долга Ритка отдать при всем своем рвении и желании никогда бы не смогла.
      – А хоть квартиру продавай, мне-то что! – бесстрастно констатировал бизнесмен, – с меня ведь тоже мое начальство спросит, мы ведь твой должок уже в учет себе записали!
      И к кому обратиться?
      В милицию?
      А что там сказать?
      Рассказать, как она три месяца воровала на радио деньги за рекламу?
      То есть самодонос на себя написать?
      – А с чем же те, первые, бандиты-то на тебя наехали? – спрашивал ее потом Витька Семин… Когда спустя десять лет они встретились наконец в Москве.
      – А представь себе, – хохоча сказала Ритка, – им кто-то настучал, что я два месяца жила в Париже…
      – И что? – спросил Виктор.
      – А то, что они решили, будто я туда валютной проституцией ездила заниматься. А раз так, надо с меня налог собрать. Ведь бандиты эти как раз проституток в нашем районе пасли и крышевали…
      – Они тебя проституткой посчитали? – не поверил Виктор.
      – А зачем еще девушка может ехать во Францию? Они себе другой причины и представить не могли. Давай деньги и все тут! Они и маму еще запугали до полусмерти, а отец как раз заболел, да и ты в Финляндии где-то затерялся…
      – В общем, ты, Ритуля, тогда и решилась уехать насовсем? – спросил Виктор.
      – Да, именно тогда я и решилась выйти за Гийома, – кивнула Рита, – именно тогда.
 

***

 
      Дорогой Гийом!
      Я долго думала, прежде чем написать тебе.
      Я долго думала над тем твоим предложением, что ты сделал мне три месяца назад, когда мы познакомились с тобой на дне рождения Вероник.
      И я решила.
      Давай попробуем. Давай возьмем у Судьбы шанс.
      Теперь, когда я решилась, дело за тобой. И если ты не передумал, забери меня к себе, забери меня скорее.
      Теперь твоя, Рита.
 

***

 
      Узнал ли главный адресат вселенской новости о том, что Ритка вышла замуж за француза? Игорь… Игорь, для кого все это и затевалось, он-то узнал?
      Конечно же, узнал.
      От Семина узнал.
      Семин оказался в Москве по делам федерации автоспорта.
      А Игорь тогда еще без мигалки по столице передвигался и был вполне для старых друзей доступен.
      Витька позвонил Игорю в министерство. Договорились на вечер, что Семин непременно приедет к Игорю домой, и потом у него же, а ни в коем случае не в гостинице, и заночует.
      – Жена с дочкой на даче в Ильинском, я в квартире один, только домработница через день приходит, готовит и убирается, – пробасил Игорь в трубку неожиданно прорезавшимися вальяжными интонациями истинного начальничка.
      Семин приехал ровно в восемь.
      – Надеюсь, ты не за рулем? – раскрыв свои холодно-дежурные объятия, спросил Игорек.
      Семин отметил, что Игорь и дома был при галстуке. Только пиджачок снял. Вот метаморфозы-то! И это после пяти лет перманентно в джинсах, с кумиром Фрэнком Росси на стене.
      – Нет, не за рулем, – ответил Витька, по-европейски едва касаясь небритой щекой гладкой щеки своего приятеля.
      – Нарулился там, во Франции? – спросил Игорь участливо. – Я читал, ты там даже какой-то приз отхватил.
      – Нарулился, нарулился, – отвечал Виктор, передавая Сохальскому бутылку дорогого французского коньяка и осматриваясь по сторонам. – А квартирка ничего у тебя, не маленькая, – похвалил он, – наверное, метров сто двадцать будет?
      – Сто семнадцать по жировке, – поправил Игорь, – и вообще, это жены квартира, я тут только прописанный жилец.
      Для удобства сели на кухне.
      По-быстрому сварили креветок, нарезали камамбера из красных и голубых коробок.
      – Ну, ты женился и на свадьбу не позвал, – сказал Семин с наигранным упреком, едко улыбаясь, когда выпили по первой.
      – Женился три года назад, мон шер, когда ты был на ралли в Африке. Я же тебе посылал приглашение, не лукавь! – ответил Игорек, закусывая коньяк сыром.
      – Ладно-ладно, прощаю, – махнул рукой Семин, – тем более, что и Ритка наконец замуж выскочила.
      Игорь застыл с креветкой, недонесенной до рта…
      – Ритка замуж? – переспросил он, и надтреснутость в хорошо поставленном командном басе вдруг выдала его.
      – А ты думал, она вечно будет по тебе траурную верность хранить? – ехидно спросил Витька, наливая по второй.
      Игорь молча и не дожидаясь тоста выпил.
      – А за кого вышла? – спросил он, поморщившись и не закусывая.
      – Я ее на гонках ретро-машин в Монлери три недели назад встретил. Это в двух часах от Парижа…
      – Я знаю, – перебил Игорь, – там до постройки Клермон-Феррана "первая формула" гонялась, эту трассу в двух фильмах показывали еще, в "Гран-при" с Ивом Монтаном и в Лелушевской "Мужчине и женщине"…
      – В общем, мы туда отреставрированный "Вандерер" тридцать девятого года привезли, я в двух заездах в классе спортивных машин тридцатых годов выступил на нем.
      После награждений там как всегда такой тусовочный обед типа барбекю, но не с пивом, как у американцев, а с вином…
      – Ну! – нетерпеливо поторопил Игорь.
      – Ну, тут она меня и нашла. И все так стеснялась что ли, но с мужем все же познакомила. Он тоже ретромашинами интересуется и держит в гараже пару "Бугатти" тридцать пятого и тридцать седьмого годов, но сам не гоняется, а нанимает пилотов.
      – А почему стеснялась? – как-то угрюмо спросил Игорь.
      – А потому, что мужик-то ей если и не по пояс, то точно по самое осповое пятнышко на плечике.
      – Такой низкорослый, что ли? – изумился Игорь.
      – Ну че я тебе врать буду? – возмутился Семин. – Я с ним за ручку здоровался. – Это мосье Эро де Бонэр вот такого хайту, – и, встав из-за стола, Виктор отчертил ребром ладони у себя ниже груди, показав, какого роста Риткин муж.
      – Все ясно, о чем я всегда и говорил и что и требовалось доказать, – как бы даже радостно воскликнул Игорь, – все по схеме!
      – По какой еще схеме? – буркнул Виктор, не понимая.
      И тут Игоря как понесло, как прорвало.
      Так с ним бывало порой только в университете. Откроются у него в голове какие-то шлюзы, и идеи текут неостановимым потоком, смывая все ваше волевое сопротивление.
      И слушая его, Игорька, доводы, становишься сразу таким маленьким-маленьким, просто каким-то пигмеем в смысле интеллекта и только дивишься, до чего же он умный, подлец!
      – А по той схеме, по которой наши мечтательные дуры, будучи преисполнены кретинской романтичности, едут на Запад замуж, думая, что их там с радостью возьмет юный румяный принц с лицом молодого Бельмондо… А на самом деле, древо жизни, которое, друг мой, как ты, наверное, помнишь, вечно зеленеет в отличие от сухой теории, оно преподносит преимущественно плоды малосъедобные и зачастую просто ядовитые…
      – Ты кончай аллегориями-то говорить, – одернул приятеля Семин, – нам, шоферам, попроще, по-шоферски, где про сиськи – там про сиськи, где про попки – там про попки и не надо пушкинскими фигурами из греко-римской истории, где про ланиты Флоры да про перси Афродиты…
      – А? – переспросил Игорь. – Ну да! – и, спохватившись, продолжил развивать свою мысль. – Так вот, эти идиотически инфантильные дуры прут туда замуж, думая, что их там возьмет кто-то нормальный. А ты сам подумай, Витенька, ты вот, будь у тебя нужда в бабе, ты бы стал в здравом уме выписывать себе невесту из Казахстана или из Киргизии? Вот то-то и я говорю! А для них, для высокомерных европейцев, наши российские, как для тебя, россиянина, киргизские. Если даже и не хуже.
      Игорь сделал маленький глоточек коньяку.
      – И наших там берет только тот, кто не в силах найти себе соотечественницу. Это как если бы ты, Витька, был закомплексованным уродом, ну… – Игорь задумался, – ну типа нашего Антона, урода этого, вот тогда, кабы тебе наши, родные бабы не давали, стал бы ты в Интернете искать баб киргизских. А для них ты был бы богачом, принцем, как для наших уродок эти французы с немцами.
      – Понял я твой ход мысли, Игореша, и полностью его разделяю, – кивнул Семин, рукой отламывая кусочек камамбера и отправляя его себе в рот, – и, более того, добавлю, что по моему опыту, по моей личной статистике наши красотульки находят там себе записных уродов и стариков на тридцать лет себя старше.
      Игорь не удержался, хохотнул и чуть было не поперхнулся при этом: – Ага, и что самое забавное, эти ублюдки европейцы, чтобы нашим бабам там служба в их уродо-старческих постелях медом не казалась, понапридумали массу унизительных для них юридических тонкостей.
      – Я знаю, – кивнул Семин, проглатывая дольку лимона. – Чтобы этот французский паспорт отработать, она должна честным трудом за шесть лет супружества всю себя доказать, или он в суде потом ее паспорт еще оспорит, и выгонят ее из Европы в шею!
      – Ага, – хмыкнул Игорь, – сколько хренокилометров члена ей, бедной, придется облизать, прежде чем вожделенную парижскую прописку получит?
      Принесенную Витькой бутылку выпили.
      Потом выпили еще другую, которую Игорь из кухонного шкафа достал.