Иветт Пьерпаоли, которая жила и умерла не зазря.

Глава 1

Новость эта достигла посольства Великобритании в Найроби в понедельник, в половине десятого утра. Сэнди Вудроу воспринял ее как мужчина, расправив грудь, с закаменевшей челюстью, не согнувшись под ударом. Стоя. Другого в памяти не осталось. Он стоял, когда ожил телефон внутренней связи. К чему-то тянулся, когда услышал его, поэтому развернулся, наклонился и снял с рычага трубку, чтобы сказать: «Вудроу». А может: «Вудроу слушает». Не сказал — рявкнул, это тоже зафиксировала память. Словно не он, а кто-то другой бросил в трубку: «Вудроу слушает». То есть ограничился только фамилией, опустив смягчающее прозвище Сэнди, а рявкал потому, что через тридцать минут начиналось обычное еженедельное «молитвенное собрание», на котором Вудроу, начальнику «канцелярии» [1], отводилась роль посредника между различными отделами посольства, каждый из которых желал полностью завладеть душой и сердцем посла.

Короче, этот паршивый понедельник ничем не отличался от любого другого. Заканчивался январь, самый жаркий месяц в Найроби, время пылевых бурь, нехватки воды, пожухлой травы и воспаленных глаз, когда на солнце раскаляются мостовые, а палисандровые деревья, да и все живое с нетерпением ожидают сезона дождей.

Почему он стоял, так и осталось для него тайной за семью печатями. По всем раскладам ему полагалось сидеть за столом, щелкая пальцами по клавиатуре, вызывая на дисплей руководящие материалы, поступившие из Лондона, и доклады посольств соседних африканских стран. Вместо этого он стоял перед столом и занимался чем-то совершенно неуместным. Возможно, поправлял фотографию Глории, его жены, и двух маленьких сыновей, сделанную прошлым летом, когда они ездили в отпуск в Англию. Посла фотоаппарат запечатлел на склоне, и приводило это к тому, что за уик-энд фотографии, предоставленные сами себе, перекашивались.

А может, вооружившись баллончиком с инсектицидом, он сражался с каким-то кенийским насекомым, не признававшим дипломатического иммунитета. Несколько месяцев тому назад они едва отбились от какой-то мушки, которая, если ее давили на коже, вызывала фурункулы и язвы, а в отдельных случаях дело доходило до слепоты. Он опрыскивал помещение, услышал звонок, поставил баллончик на стол и схватил трубку. Вполне возможный вариант, потому что где-то на задворках памяти остался красный баллончик, стоящий на папке с исходящими бумагами. Короче, он рявкнул: «Вудроу слушает» — в прижатую к уху трубку.

— О, Сэнди, это Майк Милдрен. Доброе утро. Ты один?

Лоснящийся, полноватый двадцатичетырехлетний Милдрен, личный секретарь посла, эссекский акцент [2], первое место службы за пределами Англии, младшими чинами, само собой, прозванный Милдредом.

— Да, — признался Вудроу. — Один. А что?

— К сожалению, есть новости, Сэнди. Я вот подумал, а не можешь ли ты заглянуть ко мне на минуту-другую?

— До совещания подождать нельзя?

— Думаю, что нет… нет, нельзя, — в голосе Милдрена зазвучали более решительные нотки. — Дело касается Тессы Куэйл, Сэнди.

Отношение Вудроу к разговору разом переменилось. Нервы натянулись, как струны. Тесса.

— Что с ней? — голос остался бесстрастным, но мысли помчались, наскакивая друг на друга. О Тесса. О господи. Что же делать?

— Полиция Найроби сообщает, что ее убили, — буднично, словно говорил такое каждый день, ответил Милдрен.

— Полнейшая чушь! — вырвалось у Вудроу, прежде чем он успел о чем-то подумать. — Это же нелепо. Где? Когда?

— На озере Туркана [3]. На восточном берегу. В этот уик-энд. О деталях они говорят очень дипломатично. В ее автомобиле. По их информации, несчастный случай, — в голосе Майка послышались извиняющиеся нотки. — У меня такое впечатление, что они пытались пощадить наши чувства.

— В чьем автомобиле? — выкрикнул Вудроу, всеми силами отторгая от себя это безумие… кто? как? где?., но все мысли и чувства заталкивались куда-то в глубины сознания, вместе с тайными, сладостными воспоминаниями, а их место занимал выжженный солнцем ландшафт Турканы. Он побывал там шесть месяцев тому назад в не слишком приятной компании военного атташе. — Оставайся у себя, я уже иду. И никому ничего не говори, слышишь меня?

Как на автопилоте, Вудроу положил трубку на рычаг, обошел стол, взял со спинки стула пиджак, надел его. Обычно, поднимаясь наверх, он обходился без пиджака. На совещания по понедельникам надевать пиджак не требовалось, и уж тем более не требовался он для того, чтобы поболтать с толстяком Милдреном в его кабинете. Но профессионализм подсказывал Вудроу, что ему предстоит долгое путешествие. Тем не менее, поднимаясь по лестнице, немалым усилием воли он сумел взять себя в руки, напомнил себе, что в любом кризисе главное — сохранять спокойствие и хладнокровие, и даже убедил себя, как только что убеждал Милдрена, что все это скорее всего полнейшая чушь. Убежденность эта основывалась на случае с молодым англичанином, которого десять лет тому назад вроде бы разрубили на куски в африканском буше. Конечно же, все оказалось чистейшей выдумкой. Просто какой-то местный полицейский решил привлечь к себе внимание, чтобы ему прибавили жалованье.

Новое здание, по лестнице которого Вудроу сейчас поднимался, отличалось строгостью и продуманностью планировки. Стиль этот ему нравился, возможно, потому, что по тем же принципам он пытался строить и свою жизнь. Огражденный участок, столовая, магазин, заправочная станция, чистые коридоры — создавали ощущение самодостаточности. Это важное качество отличало и Вудроу. Возраст — сорок лет, счастливый брак с Глорией (если сие не соответствовало действительности, то знал об этом только он), должность начальника «канцелярии», небезосновательная надежда на то, что следующей ступенью его карьеры станет пост посла в какой-нибудь маленькой стране, потом — в стране покрупнее и, наконец, рыцарский титул. Он не придавал этому ровно никакого значения, но знал, что Глория будет довольна. Что-то в нем было от солдата, но он и происходил из семьи военных. За семнадцать лет службы в Министерстве иностранных дел ему довелось поработать в полдюжине посольств. Но наибольшее впечатление произвела на него полная опасностей, распадающаяся, разграбленная, обанкротившаяся, когда-то принадлежащая Британии Кения. Наверное, во многом благодаря Тессе, но в этом он не решался признаться даже самому себе.

— Выкладывай, — решительно заявил он Милдрену, плотно закрыв за собой и заперев на задвижку дверь.

Природа наградила Милдрена вечно надутыми губками. Сидя за столом, он более всего напоминал капризного, толстого ребенка, отказавшегося доедать овсянку.

— Она останавливалась в «Оазисе», — начал Майк.

— Каком оазисе? Если можно, точнее.

Но Милдрен, при всей его молодости, не тушевался перед начальством. Он владел стенографией и, прежде чем ответить, просмотрел свои записи. «Должно быть, их теперь учат стенографии, — пренебрежительно подумал Вудроу. — Иначе как такой выскочка, как Милдрен, смог найти для этого время».

— На восточном берегу озера Туркана, в южной части, есть отель, — Милдрен не отрывал глаз от листка. — Он называется «Оазис». Тесса провела там ночь и наутро уехала на внедорожнике, который принадлежал владельцу отеля. Сказала, что хочет посмотреть на то место, где зародилась цивилизация, в двухстах милях к северу. На раскопки Лики [4]. На раскопки, проведенные экспедицией Ричарда Лики. В Сибилоийском национальном парке, — уточнил он.

— Одна?

— Вольфганг дал ей шофера. Его тело нашли во внедорожнике рядом с ней.

— Вольфганг?

— Владелец отеля. Такое у него прозвище. Все зовут его Вольфганг. Должно быть, немец. Неординарная личность. Согласно сообщению полиции, водителя жестоко убили.

— Как?

— Обезглавили. Отсутствует.

— Кто отсутствует? Ты сказал, его нашли в машине вместе с ней.

— Голова отсутствует.

«Я мог бы и догадаться сам, не так ли?» — подумал Вудроу.

— Как, по сообщению полиции, умерла Тесса?

— Несчастный случай. Это все, что они говорят.

— Ее ограбили?

— Полиция утверждает, что нет.

Водителя убили, Тессу не ограбили, Вудроу не знал, что и думать.

— Доложи все, что тебе известно, — приказал он. Милдрен уперся локтями в стол, обхватил ладонями толстые щеки, вновь сверился с записями.

— В девять двадцать девять позвонили из полицейского управления Найроби, попросили соединить с послом. Я объяснил, что посол в городе, наносит визиты в министерства, должен появиться в посольстве самое позднее в десять утра. Дежурный, очень деловой офицер, назвал свою фамилию. Сообщил, что из Лодвара поступило донесение.

— Лодвара? Это же далеко! [5]

— Там расположен ближайший полицейский участок, — ответил Милдрен. — Внедорожник, принадлежащий владельцу «Оазис-лодж», Туркана, найден на восточном берегу озера, неподалеку от Аллиа-Бэй, по пути к раскопкам Лики. Тела белой женщины, причина смерти не указана, и обезглавленного африканца, в котором опознали Ноя, водителя, у него остались жена и четверо детей, пролежали не менее тридцати шести часов. В кабине найдены: один сапожок фирмы «Мефисто», размер семь, и синяя охотничья куртка, размер XL, в пятнах крови. Женщине около тридцати лет, темноволосая, одно золотое кольцо на среднем пальце левой руки. Одно золотое ожерелье на полу внедорожника.

«Роскошное у тебя ожерелье», — услышал Вудроу свой голос. Тогда он танцевал с Тессой.

«Бабушка подарила его моей матери в день ее свадьбы, — ответила она. — Я ношу его всегда, даже если надеваю водолазку».

«И в постели?»

«В зависимости от ситуации».

— Кто их нашел? — спросил Вудроу.

— Вольфганг. По радио он сообщил о случившемся в полицию и поставил в известность свой офис в Найроби. Тоже по радио. Телефона в «Оазисе» нет.

— Если водителю отрубили голову, как его смогли опознать?

— По сломанной руке. Поэтому, собственно, он и пошел в водители. Вольфганг говорит, что Тесса уехала с Ноем в субботу, в половине пятого утра, в компании Арнольда Блюма. После этого живыми он их не видел.

Майк то ли цитировал свои записи, то ли прикидывался, что цитирует. Но ладони по-прежнему обжимали щеки, и он не собирался поднимать глаза на Вудроу.

— Повтори последнее еще раз, — приказал Вудроу, когда у него вновь забилось сердце.

— Тессу сопровождал Арнольд Блюм. Они вместе зарегистрировались в отеле «Оазис-лодж», провели там ночь с пятницы на субботу и утром, в половине шестого, покинули отель на джипе Ноя, — терпеливо повторил Милдрен. — Тело Блюма в кабине внедорожника не нашли, он бесследно исчез. Никакой новой информации о нем нет. Полиция Лодвара и «летучий отряд» находятся на месте преступления, но полицейское управление в Найроби хочет знать, оплатим ли мы вертолет.

— Где сейчас тела? — сухо, четко, как и полагалось сыну военного, спросил Вудроу.

— Неизвестно. Полиция хотела отвезти их в «Оазис», но Вольфганг отказался. Сказал, что его персонал разбежится, как, впрочем, и гости. — Милдрен помялся. — Она зарегистрировалась как Тесса Эбботт.

— Эбботт?

— Ее девичья фамилия. «Тесса Эбботт, абонентный ящик на почтамте Найроби». Наш ящик. У нас Эбботт нет, но проверка показала, что есть Тесса Куэйл, в девичестве Эбботт. Я полагаю, эту фамилию она использует в своей благотворительной деятельности, — Майк уже смотрел на последний листок своих записей. — Я попытался найти посла, но он ездит по министерствам, а сейчас час пик, — в Найроби президента Мои сие означало, что на местный звонок уйдет как минимум полчаса, в течение которого придется выслушивать самодовольный голос женщины средних лет: «Извините, все линии заняты, пожалуйста, позвоните позже».

Вудроу уже стоял у двери.

— Ты кому-нибудь говорил?

— Ни единой душе.

— Полиция?

— Они заявляют, что нет. Но они не могут отвечать за Лодвар, и я сомневаюсь, что они могут отвечать за себя.

— И, насколько тебе известно, Джастин не в курсе?

— Совершенно верно.

— Где он?

— Полагаю, в своем кабинете.

— Пусть там и сидит.

— Он пришел рано. Так бывает всегда, если Тесса куда-то уезжает. Ты хочешь, чтобы я отменил совещание?

— Подожди.

Теперь-то у Вудроу отпали последние сомнения в том, что ему придется иметь дело с двенадцатибалльным скандалом, не говоря уже о трагедии. Он метнулся к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен», поднялся по лестнице и полутемным коридором прошел к другой двери, стальной, с глазком и кнопкой звонка. Пока он жал на кнопку, на него нацелилась камера внешнего наблюдения. Дверь открыла стройная рыжеволосая женщина в джинсах и цветастой блузке. «Шейла, номер два в рейтинге красавиц, знаток суахили», — автоматически подумал Вудроу.

— Где Тим? — спросил он.

Шейла нажала кнопку на аппарате внутренней связи.

— Это Сэнди, и он спешит.

— Мне нужна одна минута, — ответил мужской голос. Они подождали.

— Путь свободен, — вновь послышался тот же голос, открылась еще одна дверь.

Шейла посторонилась, Вудроу прошел мимо нее в комнату. Перед столом стоял, вытянувшись во все свои шесть футов и шесть дюймов, Тим Донохью, начальник коммуникационного центра. Должно быть, он убрал все со стола, потому что полированную поверхность не пятнала ни одна бумажка. Выглядел Донохью даже более больным, чем всегда. Глория, жена Вудроу, утверждала, что он умирает. Провалившиеся, бесцветные щеки, собравшаяся в морщинки кожа у уголков пожелтевших глаз. Обвисшие усы.

— Сэнди! Привет. Чем мы можем тебе помочь? — он щурился, всматриваясь в Вудроу через бифокальные стекла, улыбался костлявой улыбкой.

«Он слишком быстро до всего доходит, — вспомнил Вудроу. — Накрывает твою территорию и перехватывает сигналы до того, как ты их подаешь».

— Похоже, Тессу Куэйл убили неподалеку от озера Туркана, — ответил Вудроу, испытывая мстительное желание шокировать. — Там есть отель, который называется «Оазис-лодж». Мне нужно поговорить с владельцем по радио.

«Так уж их готовили, — думал Сэнди. — Правило первое: никогда не выдавай своих чувств, если они есть». Веснушчатое лицо Шейлы напоминало маску. На лице Тима Донохью застыла та же глупая улыбка, только теперь она выражала совсем не то, что при встрече с Вудроу.

— Тессу что, старина? Повтори?

— Убили. Как — неизвестно или полиция не говорит. Водителю ее джипа отрезали голову. Вот и вся история.

— Убили и ограбили?

— Просто убили.

— Около озера Туркана?

— Да.

— А что она там делала?

— Понятия не имею. Вроде бы хотела съездить на раскопки Лики.

— Джастин в курсе?

— Еще нет.

— Замешан в этом кто-то еще, из тех, кого мы знаем?

— Среди прочего я хочу выяснить и это.

Донохью первым прошел в рабочее помещение коммуникационного центра, в которое Вудроу попал впервые. Цветные телефонные аппараты с щелью для ввода ромбовидной пластины-ключа. Факс, установленный на подставке, очень уж напоминающей нефтяную бочку. Радиопередатчик — несколько металлических коробов. На них — раскрытый справочник. «Вот, значит, как и откуда наши шпионы шепчутся друг с другом, — подумал Вудроу. — Под землей или над землей? Этого не узнать». Донохью сел за радиопередатчик, полистал справочник, затем трясущимися белыми пальцами взялся за контрольные диски, монотонно бубня в микрофон: «Зэ-эн-би 85, Зэ-эн-би 85 вызывает Тэ-эн-ка 60, — совсем как в фильме про войну. — Тэ-эн-ка 60, вы меня слышите? Прием. „Оазис“, вы меня слышите? „Оазис“? Прием».

В комнату ворвался шум статических помех, потом мужской голос с сильным немецким акцентом: «Оазис» на связи. Слышу вас отлично, мистер. Кто вы? Прием".

— «Оазис», это посольство Великобритании в Найроби, соединяю вас с Сэнди Вудроу. Прием.

Вудроу уперся обеими руками в стол Донохью, наклонился вперед, к микрофону.

— Говорит Вудроу, начальник «канцелярии». Я разговариваю с Вольфгангом? Прием.

— Такой же канцелярии, как была у Гитлера?

— Мы занимаемся только политическими вопросами. Прием.

— Понятно, мистер Канцелярия. Я — Вольфганг. Что вас интересует? Прием.

— Я хочу, чтобы вы своими словами описали приметы женщины, которая зарегистрировалась в вашем отеле как мисс Тесса Эбботт. Я все говорю правильно? Она зарегистрировалась под этим именем? Прием.

— Темные волосы, никакой косметики, около тридцати лет, не англичанка. Мне так показалось. Уроженка Южной Германии, Австрии или Италии. Я — хозяин отеля. Вижу много людей. И красавица. Я еще и мужчина. Очень сексуальная, особенно когда двигается. Одевается так, что хочется тут же ее раздеть… Похоже на вашу Эбботт или это кто-то еще? Прием.

Голова Донохью находилась в нескольких дюймах от его. Шейла стояла с другой стороны. Все трое не отрывали глаз от микрофона.

— Да. Похоже на мисс Эбботт. Можете вы сказать мне, если вас это не затруднит, когда она заказала место в вашем отеле и каким способом? Как я понимаю, у вас есть офис в Найроби. Прием.

— Она не заказывала.

— Извините?

— Заказывал доктор Блюм. Два бунгало, у бассейна, на одну ночь. У нас свободным было только одно бунгало, я так ему и сказал. Его это устроило. Такой мужчина. Bay! Все только на них и смотрели. Гости, персонал. Одна красивая белая женщина, один красивый африканский доктор. Приятное зрелище. Прием.

— Сколько комнат в бунгало? — спросил Вудроу, в последней надежде, что скандала удастся избежать.

— Одна спальня, две кровати, совсем не жесткие, удобные и пружинистые. Одна гостиная. В отеле регистрируются все. И никаких вымышленных фамилий, говорю я им. Люди иногда исчезают, я должен знать, кто они. Вот она и назвала свою фамилию. Эбботт. Прием.

— Ее девичью фамилию. И абонентский ящик посольства.

— Где ее муж?

— Здесь, в Найроби.

— Однако…

— Так когда доктор Блюм забронировал бунгало? Прием.

— В четверг. В четверг вечером. Радирует мне из Локи. Говорит, что они собираются выехать в пятницу с рассветом. Локи — сокращение от Локикоджио. На северной границе. Столица благотворительных организаций, работающих в Южном Судане. Прием.

— Я знаю, где находится Локикоджио. Они сказали, что там делали?

— Занимались организацией помощи. Иначе в Локи делать нечего. Блюм, как он мне сказал, работает в каком-то бельгийском госпитале. Прием.

— Итак, он забронировал бунгало из Локи, и в пятницу утром они выехали из Локи. Прием.

— Говорит, что они доберутся до западного берега озера около полудня. Просит прислать лодку, чтобы перевезти их через озеро в «Оазис». "Послушайте, — отвечаю я ему. — Поездка от Локикоджио до Турканы не для слабонервных. Лучше всего присоединиться к какому-нибудь конвою с продовольствием. В холмах полно бандитов, племена крадут друг у друга скот. В принципе, это нормально, только десять лет тому назад у них были копья, а теперь у всех «АК-47». Он смеется. Говорит, что с этим он справится. И справился. До озера они добрались без проблем. Прием.

— Они приехали. Зарегистрировались. Что потом? Прием.

— Блюм говорит, что им нужен джип и водитель, чтобы ранним утром уехать на раскопки Лики. Не спрашивайте меня, почему он не упомянул об этом, когда бронировал бунгало. Я ему этого вопроса не задавал. Может, они решили по дороге. Может, не хотели обсуждать свои планы по радио. «Хорошо, — говорю я ему. — Вам повезло. С вами может поехать Ной». Блюм обрадовался. Она обрадовалась. Они погуляли по саду, вместе поплавали, вместе посидели в баре, вместе пообедали, сказали всем спокойной ночи и ушли в свое бунгало. Утром вместе уехали. Я их провожал. Хотите знать, что они ели на завтрак?

— Кто еще видел их отъезд? Прием.

— Все, кто не спал, видели их. Взяли с собой ленч, канистру воды, две канистры бензина, сухие пайки, медикаменты. Все трое разместились на переднем сиденье, Эбботт посередине, как одна счастливая семья. Это же оазис, понимаете? У меня двадцать гостей, большинство спали. У меня сорок сотрудников, большинство бодрствовали. У меня сотня парней, которые мне совершенно не нужны, но они болтаются около автостоянки, продают звериные шкуры, трости, охотничьи ножи. Все, кто видел Блюма и Эбботт, на прощание помахали им рукой. Я помахал, продавцы шкур помахали. Ной помахал нам рукой. Блюм и Эбботт помахали нам рукой. Они не улыбались. Они уезжали с серьезными лицами. Словно их ждали большие дела, словно им предстояло принимать важные решения. Откуда мне знать? Что вы от меня хотите, мистер Канцелярия? Убить свидетелей? Послушайте, я — Галилей. Посадите меня в тюрьму, я поклянусь, что она никогда не приезжала в «Оазис». Прием.

Вудроу словно парализовало. То ли вопросы у него закончились, то ли их было слишком много. «Я уже в тюрьме, — думал он. — Мой пожизненный срок начался пять минут тому назад». Он провел рукой по глазам, а когда убрал руку, увидел, что Донохью и Шейла наблюдают за ним и лица их начисто лишены эмоций, так же, как в тот момент, когда он сообщил им о смерти Тессы.

— Когда у вас возникла мысль, что у них могло что-то случиться? Прием, — устало спросил Сэнди. Тем же тоном он мог и задать другие вопросы. «Вы живете там круглый год? Прием» или «Давно вы хозяйничаете в этом отеле? Прием».

— Внедорожник оснащен рацией. Если Ной куда-то везет гостей, он должен связаться со мной и сообщить, что все в порядке. Ной не связался. Ладно, рации выходят из строя, водители забывают. Связываться по рации — занятие скучное. Надо остановить автомобиль, выйти из кабины, развернуть антенну. Вы меня слышите? Прием.

— Ясно и четко. Прием.

— Только Ной ничего и никогда не забывает. Поэтому я и держу его в шоферах. Но он не связался со мной. Ни во второй половине дня, ни вечером. Ладно, думаю я. Может, они где-то встали лагерем, дали Ною слишком много выпить. Перед тем как лечь спать, я связался с ранчерами, которые живут неподалеку от раскопа Лики. Никто не видел ни джипа, ни Ноя, ни его пассажиров. Наутро я первым делом еду в Лодвар, чтобы сообщить о случившемся. Это мой джип, понимаете? Мой водитель. Мне не разрешено сообщать по радио, я должен явиться в полицейский участок лично. Это долгая поездка, но таков закон. Полиция Лодвара всегда готова помочь тем гражданам, у которых что-то случилось. У меня пропал джип? Тяжелое дело. Вместе с двумя моими гостями и водителем? Тогда почему я их не ищу? Сегодня воскресенье, сегодня они работать не собирались. Им надо идти в церковь. «Дай нам денег, одолжи нам машину, тогда мы, возможно, тебе поможем», — говорят они мне. Я возвращаюсь домой, организую поисковую команду. Прием.

— Кто входил в поисковую команду? — Вудроу начал приходить в себя.

— Две группы. Мои люди, два грузовика, вода, горючее, медикаменты, продукты, шотландское, на случай, что придется что-то дезинфицировать. Прием. — В разговор влез кто-то еще. Вольфганг велел ему убираться из эфира ко всем чертям. К изумлению Вудроу, тот убрался. — Здесь у нас довольно-таки жарко, мистер Канцелярия. Сто пятнадцать градусов по Фаренгейту [6], плюс шакалы и гиены, которых никак не меньше, чем у вас мышей. Прием.

Пауза, наверное, в ожидании комментария Вудроу.

— Я слушаю, — выдавил он из себя.

— Джип лежал на боку. Не спрашивайте почему. С запертыми дверцами. Не спрашивайте почему. С одним окном, приоткрытым на пять сантиметров. Кто-то закрыл дверцы, запер их и унес с собой ключи. Из щелочки шел жуткий запах. Гиены исцарапали дверцы, на железе остались вмятины от зубов. Бегали вокруг, сходя с ума. Хорошая гиена чует кровь за десять километров. Если они могут добраться до тела, перекусывают кости с маху, чтобы полакомиться мозгом. Но тут у них ничего не вышло. Кто-то запер дверцы и оставил лишь щелочку в окне. Вот они и бегали вокруг, обезумев. Вы бы делали то же самое. Прием.

Вудроу изо всех пытался складывать слова в связные фразы.

— Полиция говорит, что Ноя обезглавили. Это так? Прием.

— Точно. Он был отличным парнем. Семья стоит на ушах. Все племя ищет его голову. Если они не найдут голову, то не смогут похоронить Ноя как положено, и тогда его душа не даст им покоя. Прием.

— А что с мисс Эбботт? Прием… — Перед его мысленным взором возникла обезглавленная Тесса.

— Они вам не сказали?

— Нет. Прием.

— Ей перерезали горло. Прием.

Вновь видение: убийца срывает с ее шеи ожерелье, чтобы ножу ничего не мешало. А Вольфганг уже рассказывал о своих дальнейших действиях:

— Прежде всего я приказал парням не открывать дверцы. Живых в кабине не было. А того, кто открыл бы дверцу, ждали неприятные ощущения. Я оставил одну группу жечь костер и приглядывать за джипом. А сам со второй группой вернулся в «Оазис». Прием.

— Вопрос. Прием, — Вудроу изо всех сил пытался не терять нить.

— Какой вопрос, мистер Канцелярия? Пожалуйста, задавайте. Прием.

— Кто открыл дверцы джипа? Прием.

— Полиция. Как только приехала полиция, мои парни ретировались. Никто не любит полицию. Никому не охота сидеть в тюрьме. Во всяком случае, в местной. Первыми появились полицейские из Лодвара, теперь там вертолет «летучего отряда» из Найроби плюс крутые ребята из личного гестапо президента. Мои парни, само собой, попрятались. Прием.

Вновь пауза, Вудроу все с большим трудом удавалось сохранять самообладание.

— Блюм был в охотничьей куртке, когда они уезжали к раскопу Лики? Прием.

— Конечно. В старой. Синей. Прием.

— Кто-нибудь нашел нож на месте преступления? Прием.

— Нет. А нож был что надо, можете мне поверить. Панга [7] с лезвием от «Уилкинсона» [8]. Голову Ноя отсекли одним ударом. С женщиной та же история. Раз, и готово. Ее раздели догола. Множество синяков. Я это уже говорил? Прием.

«Нет, ты этого еще не говорил, — молча ответил ему Вудроу. — Не упомянул ни про наготу, ни про синяки».

— Панга была во внедорожнике, когда они уезжали из вашего отеля?

— Я еще не встречал африканца, который не брал бы с собой пангу, отправляясь в путь, мистер Канцелярия.

— Где сейчас тела?

— Ноя, вернее, то, что от него осталось, отдали племени. За мисс Эбботт полиция прислала моторный катер. На джипе пришлось срезать крышу. Оборудование для резки металла позаимствовали у нас. Потом привязали тело на палубе. Внутри для него не хватило бы места. Прием.

— Почему? — Вудроу тут же пожалел о том, что задал этот вопрос.

— Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре? Если вы захотите перевезти ее в Найроби, то лучше разрежьте на части, потому что в багажном отсеке вертолета она не уместится.

Мозг Вудроу на какое-то время парализовало, а пришел он в себя, услышав ответ Вольфганга: «Да, я один раз уже видел доктора Блюма». Из этого следовало, что он задал вопрос, которого сам не слышал.

— Девять месяцев тому назад. Он сопровождал группу «жирных котов» из агентств по оказанию помощи. Продовольственной, медицинской и всякой разной. Мерзавцы потратили прорву денег, а потому пожелали получить чеки на сумму, в два раза большую. Я послал их куда подальше. Блюму это понравилось. Прием.

— Каким вы нашли его на этот раз? Прием.

— Вы о чем?

— Вел он себя иначе? Заметили вы в нем что-то необычное? Может, он нервничал?

— Что вы хотите этим сказать, мистер Канцелярия?

— Я хочу… Может, он что-то принимал? Нанюхался, обкурился, — Вудроу сам не понимал, зачем он все это говорит. — Ну… я не знаю… кокаин, там, марихуана. Прием.

— Он ухаживал, — ответил Вольфганг и отключил связь.

Вудроу вновь почувствовал на себе изучающий взгляд Донохью. Шейла испарилась. Вудроу чувствовал, что ушла она по какому-то срочному делу. Но по какому? Почему смерть Тессы потребовала от разведчиков резких телодвижений? Его бросило в холод, он пожалел, что не надел чего-то теплого, но при этом пот катился с него градом.

— Больше мы ничем не можем тебе помочь, старина? — в вопросе слышалась чрезмерная заботливость, а больные, с пожелтевшими белками глаза Донохью не отрывались от лица Вудроу. — Налить чего-нибудь крепкого?

— Спасибо. Не сейчас.

«Они знали, — кипя от ярости, говорил себе Вудроу, спускаясь по лестнице. — Они раньше меня узнали, что она мертва». Но, с другой стороны, они всегда пытаются создать именно такое впечатление: мы, шпионы, обо всем знаем больше и сведения эти получаем раньше остальных.

— Посол еще не вернулся? — спросил он, заглянув в кабинет Милдрена.

— Ждем с минуты на минуту.

— Отмени совещание.

Вудроу не сразу пошел к Джастину. Сначала отыскал Гиту Пирсон, подругу и доверенное лицо Тессы, занимавшую в «канцелярии» самую низшую должность. Черноглазая, светловолосая, индоангличанка, с кастовым кружочком на лбу, принятая на службу в Найроби. Гита Пирсон, Вудроу это знал, намеревалась делать карьеру в системе Министерства иностранных дел. Когда он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, Гита встретила его недоверчивым взглядом.

— Гита, этот разговор должен остаться между нами, понимаешь? — Она молча смотрела на него. — Речь пойдет о Блюме. Докторе Арнольде Блюме.

— Что вас интересует?

— Ваш приятель? — Никакой реакции. — Я хочу сказать, вы с ним в дружеских отношениях?

— Он — наш контакт, — в обязанности Гиты входило поддержание связи с агентствами, занятыми обеспечением населения гуманитарной помощью.

— И, очевидно, он — приятель Тессы. — Черные глаза Гиты никак не прокомментировали его слова. — Вы знаете кого-то еще в организации Блюма?

— Я время от времени звоню Шарлотте. Она — его секретарь. Остальные люди работают на местах. А что? — Раньше он находил очень волнительной индоанглийскую напевность ее голоса. Но теперь все. Никаких увлечений.