7.6 Случай с яблоками

С раннего возраста Менделе был отмечен знаком противоборства с окружающим. Он не был близок сверстникам, потому что его не интересовали их дела и игры. У него был всего лишь один друг, которому он поверял свои чувства и размышления. Это был сын портного. Он так же, как и Менделе, был мечтателем, был склонен к уединению.

Уже в раннем детстве начала проявляться его натура, его подход к жизни, который впоследствии сделает его рыцарем Истины.

Однажды в дом его отца ворвалась разгневанная женщина, торговавшая на рынке, и пожаловалась на то, что Менделе перевернул ее корзину с яблоками и рассыпал их по базару. Когда же отец спросил его, зачем он это сделал, Менделе ответил, что когда он проходил мимо, то увидел, что эта женщина кладет хорошие яблоки сверху, а гнилые прячет под ними. Менделе не мог перенести эту ложь, он подошел и перевернул корзину на глазах у всех, чтобы никто не смел скрывать правду от глаз людей.

Странным мальчиком был Менделе, и странными были его поступки. Он не танцевал в кругу вместе со всеми, не участвовал в детских играх, не вступал в беседы детей. Обычно он убегал от своих сверстников в поля, распластывался на земле и смотрел на небо. Его глаза следили за облаками, проплывавшими над местечком, за солнцем, садящимся за горизонт. Он любил карабкаться на окрестные горы, взбираться на их вершины и смотреть с большой высоты вниз, обозревая просторы. Смотреть с высоты на все…

Ему нравилось очарование ночи. Он любил вслушиваться в звуки своих быстрых шагов, раздававшихся во время его прогулок в долгие зимние ночи.

7.7 Рабби Мендл ищет духовного руководителя. На распутье…

Рабби Мендлу еще не было 20 лет, в нем боролись острый ум и бурные чувства. Дом его отца в Гураи и дом тестя в Томашове были полны светом Торы, исходившим из комнаты Виленского Гаона, рабби Элияу, проникавшим и сюда, в маленькие местечки Польши. Образ Виленского Гаона витал в доме, где родился и вырос Менделе. Этот образ требовал от молодого человека ни на минуту не расслабляться, не отрываться от учения.

И действительно, Менделе, который чрезвычайно почитал Виленского Гаона, постоянно погружался в глубокий и безбрежный океан Талмуда и его комментариев. Но буря, бушевавшая в сердце Менделе, не успокаивалась во время изучения Талмуда. Он не нашел там ответы на вопросы, волновавшие его душу. Наоборот, чем больше он учил Талмуд, тем больше возникало у него вопросов и сомнений.

Длинными зимними ночами Менделе уединялся в углу синагоги, от заката и до утра открытая книга лежала перед ним, но его мысли витали в других мирах, в мирах, которые недоступны описанию человеческими словами. Его наполняли вопросы о Тайнах Творения, Мироздания, тайны Начала, Космоса и его последних дней. Он старался слиться с Тайной Бытия. Его душа не могла удовлетвориться простым изучением Талмуда, она жаждала Каббалы…

Хотя Менделе был еще очень молод, один из богачей Томашова взял его себе в зятья. Не случайно был заброшен в это маленькое местечко старый хасид. В одну из ночей, когда они остались в синагоге вдвоем, старик открыл для Менделе мир хасидизма.

Он рассказал о свете, который спустил в наш мир Бааль-Шем Тов, об его учениках, об учениках его учеников, которые разносят свет Бааль-Шем Това, идя новым путем. Менделе внимательно слушал, и словно свежим ветром обдуло его. «Он умел рассказывать, – сказал Рабби Мендл о своем тесте, – а я умел слушать».

Надо сказать, что хасидизм возник как чисто каббалистическое течение. Это была первая попытка распространить Каббалу в самых широких массах. По непонятным для нас причинам хасидизм был встречен в штыки величайшим каббалистом – Виленским Гаоном.

Кстати, Виленский Гаон получил известность именно как каббалист, и лишь потом он стал известен и как большой знаток Талмуда и других частей Торы. Его противодействие хасидизму основывалось именно на разногласиях в вопросах Каббалы. Но в чем именно заключались эти разногласия, нам непонятно.

Сторонники простого, пресного изучения Торы, фактически втаптывающие Ее в грязь, подняли Виленского Гаона на свои знамена и организовали настоящую травлю хасидов. Пережитки этой борьбы сохраняются по сей день. В те времена в юго-восточной Польше, где жил рабби Мендл, проходил самый настоящий фронт между хасидами и их противниками – митнагдим.

Были местечки, где преобладали хасиды (Томашов, Люблин), а были местечки, где заправляли митнагдим (Гураи). Как мы вскоре увидим, этот водораздел прошел и по семье рабби Мендла – его отец был решительным противником хасидизма.

После беседы с тестем молодой Менделе отправился в Люблин, к великому каббалисту рабби Якову Ицхаку, которого называли «Провидец из Люблина», источнику хасидизма и раву равов в своем поколении.

7.8 В Люблине у Провидца

Сияющий венец коронует голову рабби Якова Ицхака. Лучше всего передал его величие Рабби Ашер из Ропшиц, который сказал: «Приехавшему в Люблин к Провидцу казалось, что Люблин – это Земля Израиля, двор синагоги – Иерусалим, сама синагога – Храмовая гора, Провидец – Святая Святых, а его голос – голос Шхины (Божественного откровения)».

Но рабби Мендл пришел к Провидцу не как все хасиды, заполнявшие дороги, ведущие в Люблин. Его гнал духовный голод. Он знал, что просить у человека, которого он предназначил быть своим духовным учителем, Равом. Но то, чего он хотел, он в Люблине не получил.

Не помогла та приязнь, которую проявил Провидец к нему с того самого момента, как Мендл переступил порог его комнаты, не помогла длинная беседа наедине, чего удостаивались лишь избранные – ведь старый каббалист видел духовный потенциал юноши.

Рабби не приобрел сердце Мендла даже тогда, когда присоединил его, никому не известного парня, к группе своих избранных учеников, в которой были только лучшие из лучших, люди, серьезно учившие Каббалу. Все эти почести, которые Мендл получил от Провидца, лишь ослабили его желание быть его хасидом. Не для того приехал он в Люблин, чтобы получать почести, а для того, чтобы найти Рабби.

7.9 Это Бог мой

Пребывание Мендла в Люблине, его контакты с Провидцем испортили его взаимоотношения с отцом. Отец Мендла, рабби Лейбуш, был ярый митнагед, т.е. противник хасидизма и Каббалы. Он был чистым талмудистом и уделял все внимание педантичному исполнению заповедей. Когда до него дошли слухи, что его сын стал на путь хасидизма, он немедленно отправился в Люблин и потребовал от Мендла, чтобы тот вернулся на старый, испробованный путь «классического» иудаизма (как его понимали противники хасидизма), т.е. путь пресного, схоластического изучения Талмуда, без понимания его внутреннего, каббалистического смысла, путь механического, бездумного, педантичного исполнения заповедей. Отец Мендла и ему подобные считали, что от такого пути вреда не будет, чего не скажешь о Каббале и новоявленном хасидизме. Но Мендл жестко возразил: «Разве не написано в Торе: „Это Бог мой, и я Его, Бог моего Отца и Его восхвалю я“. Человек должен сначала сказать: „Это Бог мой, и только после этого он может восхвалить Бога отца своего…“

Рабби Мендл хотел постичь Творца своим собственным путем, а не путем, доставшимся ему по наследству. Провидец буквально излучал возможность постижения Творца, он был готов поделиться этой возможностью с каждым, но Рабби Мендл не хотел ничего готового, никакого проложенного пути. Он хотел постичь Творца по-своему, своими силами. Он не хотел света, полученного по наследству, он хотел обрести свой собственный, внутренний свет. Он искал рава, который не даст ему готовое, а поможет найти дорогу, подходящую для его, и только его, души.

Рабби Лейбуш, который всегда считал, что его сын станет великим, содрогнулся от такого дерзкого ответа Мендла. Он подумал немного и спросил:

– Ну, Мендл, нашел ли ты свой путь здесь, в Люблине?

– Никогда человек не достигнет своей цели, если не будет к ней идти. Прежде всего он должен идти, идти искать учителя, идти и искать путь в жизни, идти и выйти из рутины. Даже если не смог найти того, чего искал, – сам путь становится для него оплатой…

Так же, как он не был в восторге от рава, так же ему не очень нравились его друзья в Люблине. Они шли по течению, делали все то, что им говорил рав, – и это было против самой сущности Мендла. У них все было просто и гладко: «Так делает рабби». Раз так делает рабби, значит, все нужно делать только так. Но рабби Мендл родился для непрерывного поиска, и этот поиск всегда был связан с сомнениями.

Уже в Люблине рабби Мендл почувствовал, что он не такой, как все. Не то чтобы он был выше или ниже других – он был другой. Корень его души был другим. Это ощущение оказало главное влияние на формирование его личности и привело к освобождению от привычных для всех рамок, к прокладыванию своей собственной дороги. Ощущение того, что он отличается от других, прошло несколько этапов развития, пока не достигло пика своего развития на 53-ем году жизни, когда он закрылся в одиночестве.

Старый каббалист, Провидец сразу увидел, с кем он имеет дело. Уже во время их первой встречи он сказал Мендлу: «Мендл, твой путь ведет к меланхолии, и он не нравится мне!»

В дерзком ответе четко проявляется одна из главнейших черт личности рабби Мендла – абсолютная независимость. Так ответил никому неизвестный парень всеми уважаемому раву-каббалисту: «Если путь, который я избрал, нравится мне, почему бы мне не идти по нему, неужели только потому, что он не нравится Вам, уважаемый рав?!»

Будучи человеком совершенно независимым, рабби Мендл не боялся, что его путь не понравится другим, пусть даже самым великим и достойным. Этому же он учил и своих учеников, когда сам стал равом.

7.10 Счастлив, взваливший на себя ярмо

Уже в молодые годы было видно, что у рабби Мендла есть огромные стремления, как и положено человеку, рожденному быть вождем. Его товарищи в Люблине скоро обратили внимание на то, что Мендл старается отдалиться от других, что он часто исчезает и уединяется. Один товарищ однажды спросил его: «Почему ты уединяешься? Ты хочешь быть вторым Бааль Шем Товом?»

Рабби Мендл нисколько не смутился и сразу ответил: «Точно! Разве не может появиться новый Бааль Шем Тов, даже более великий, чем первый? Разве запрещено достичь его уровня?»

Рабби Мендл был тогда всего лишь 20-летним юношей, но уже тогда он думал о том, чтобы достичь уровня Бааль Шем Това. Он уже видел в себе силы не только достичь этого уровня, но и подняться выше.

Мятежная душа рабби Мендла, похоже, не смогла укорениться на почве добропорядочного Люблина. Тем не менее, один из лучших учеников Провидца, рабби Яков Ицхак, очень понравился рабби Мендлу уже во время их первой встречи. Рабби Якова Ицхака все называли «Святой Йегуди из Пшиски», потому что он взвалил на себя огромную ношу духовной работы.

Йегуди – происходит от слова ихуд – соединение, слияние – имеется в виду соединение человека с Творцом. Поэтому неправильно переводить Йегуди как «еврей», происходящее от слова эвэр – перешедший из-за реки. Так называли Авраама жители Ханаана, потому что он пришел к ним из-за реки, из Месопотамии.

Позже рабби Мендл рассказывал о своей первой встрече с Йегуди:

– Когда я пришел первый раз к Йегуди, он сказал мне: «Шалом, – и продолжил, – Мендл, помни, что сказал величайший мудрец: „Счастлив, взваливший на себя ярмо с отрочества“. Эти слова глубоко запали мне в сердце.

Взвалить на себя тяжелую ношу – эта идея очень подходила рабби Мендлу, действительно, рабби Мендл взвалил на себя тяжесть всего мира, он страдал страданиями всего мира, и эти страдания не давали ему покоя всю его жизнь.

Так Мендл выбрал себе Рава, по этому же принципу он выбирал себе учеников, когда сам стал равом. Он не терпел учеников, искавших себе рава, который гладил бы их по головке. Рабби Мендл выбирал тех, кто так же, как и он, был готов взвалить себе на плечи весь мир.

7.11 Стол Творца

Личность рабби Якова Ицхака Йегуди, его образ жизни, его учение – все это пришлось по душе рабби Мендлу. Он почувствовал подлинное родство душ с Йегуди. Здесь, у рабби Якова Ицхака Мендл научился правильной пропорции между «работой в сердце» и «работой разума» – пропорции между чувством и знанием. Новые друзья в Пшиске тоже пришлись по душе Мендлу. Это была группа лучших из лучших – у всех блестящий ум, все дерзкие, самостоятельные в решениях, знающие. Здесь были рабби Моше Аарон (Гаон из Котна), рабби Давид Ицхак из Пиотракова, рабби Ицхак, впоследствии ставший рабби из Верки, который был близок рабби Мендлу, как брат, их мировоззрения были противоположны; рабби Ханох Гейнех, впоследствии ставший рабби из Александра. Здесь же Мендл встретил своего будущего рава – Симху Бунима, большого знатока Торы, человека с острым, критическим умом. Он был старше Мендла на 22 года. Тогда же и возникла между ними прочная связь, продолжавшаяся до самой смерти рабби Бунима.

В те времена, когда Мендл был еще новичком в царстве хасидизма, его друг рабби Ицхак вернулся от праведника из Чернобыля. Мендл спросил его: «Что ты там видел, в Чернобыле?» Рабби Ицхак ответил ему: «Я видел там стол Бааль Шем Това», (т.е., ему открылся путь Бааль Шем Това).

Мендл сказал ему: «Ты видел стол, которому приблизительно сто лет (со времени кончины Бааль Шем Това), а наш ребе из Пшиски показывал нам стол, которому около 6000 лет. Он показывал нам стол Творца – Небо и Землю и Того, кто сотворил их…»

Атмосфера у Йегуди была иной, чем у провидца из Люблина: здесь, в отличие от Люблина, не витали в облаках, здесь не были слышны рассказы о чудесах. Ученики не считали своего рава чудоТворцем. Они дали ему имя «Золотой колос», подчеркнув этим, что ожидают от него не чудес, а совсем другого – что его действия будут чисты, подобно тому, как золото чисто от примесей. Мысли рава должны быть чистыми, без греха, как золотой колос, в котором все чисто от примесей.

Однажды, в один из зимних дней по пути из Томашова в Пшиску, Мендл встретил телегу, полную хасидов. Он сел на эту телегу и уселся между ними. Мороз в этот день был страшен, а в кармане – ни гроша. Не сказав никому ни слова, Мендл сошел с телеги на одной из промежуточных остановок и вскоре вернулся с бутылкой водки в руке, но без пальто. Из-за безденежья продал он пальто, подаренное ему богатым тестем, и купил вместо нее водку, чтобы развеселить сердца замерзших хасидов, едущих к своему Ребе.

7.12 Большой враг – тело…

Пшиска была школой для достижения полноты развития человеческой души. Именно здесь рабби Мендл осознал, какие вещи бьют по человеческой сущности. Прежде всего Йегуди научил его не считаться с желаниями тела. Он слышал, как Рабби как-то раз назвал тело: «Мой большой враг», – враг изощренный, стоящий на пути развития души человека. Одним из важнейших условий для продвижения духа человека вперед считалось пренебрежение желаниями тела.

И еще одно правило рабби Мендл твердо выучил в Пшиске – никто другой не должен знать о твоем духовном уровне. Поведение, доброе дело – все должно быть скрыто от глаз посторонних. В особенности – духовный подъем. Йегуди учил своих учеников: «Так же, как известность вредна в нашем мире, так же она вредна и в мире духовном».

Это не значит, что человек должен отделиться от своих товарищей, чтобы они не могли обсуждать его. Напротив, человек должен быть связан с другими людьми, помогать им, но внутренне, духовно, он должен быть удален от всех.

Йегуди учил своих учеников мудрости быть одновременно и внутри группы, и вне нее. Даже внутри группы не должно быть ни одного фактора, влияющего на самостоятельное мировоззрение человека.

Во дворе Йегуди ходило высказывание: «Если ты можешь показать себе фигу, покажи ее всему миру!» Человек, чья самокритика и самоконтроль достигли высокого уровня, может не считаться с мнением других. В Пшиске поняли значение намерения (каваны) в действии. Внешнее, механическое исполнение Заповеди, исполнение без правильного намерения – ущербно. Заповедь без правильного намерения – как тело без души. Действие, исполнение Заповеди – это лишь внешнее проявление желания человека. «Заповедь – это сосуд, намерение – это суть, наполняющая его».

Из этого следует выход за пределы принятых рамок в отношении молитвы. Существует четкое время для каждой молитвы. А что делать, если человек внутренне не готов к ней? – Можно отложить молитву до того момента, когда душа будет готова к ней. Главное – это молитва в сердце, которой не нужны слова. Поэтому хасиды Пшиски опаздывали на молитвы, но если они уже начинали молиться – то это была настоящая молитва, – «вся моя сущность говорит», т.е. все их существо молилось, – но, прежде всего у них было намерение, цель. Святой Йегуди говорил: «Если молящегося рубят мечом, и он чувствует боль, то его молитва не стоит ничего!»

Связь между действием (исполнением заповеди) и намерением объяснил рабби Мендлу однажды рабби Ханох Гейнех из Александра: «Мендл, до того как мы пришли к Йегуди, мы спрашивали себя: „Что освящает Субботу? Меховая шапка, одеваемая в этот день? Мы чувствуем дух Субботы в ней? Субботний пирог, который мы едим?“ Но когда мы пришли в Пшиску, мы поняли истинную сущность Субботы: не внешние действия являются сутью Субботы, а внутренняя наполненность, т.е. слияние наших мыслей с Тем, кто дал нам Субботу».

Еще одну важную вещь выучил рабби Мендл в Пшиске. Йегуди говорил своим ученикам, что у праведника каждую ночь исчезает все постижение, которое он приобрел в течение дня, и он падает со своего духовного уровня. Ночь, с точки зрения Каббалы, это духовное падение, отсутствие света – обязательный этап в развитии человека. Так же, как природа обновляется каждый день, так и человек должен начать новый день как бы сначала, чтобы достичь своего нового уровня. Нет места привычкам. «Сегодня» – это не продолжение «вчера» – это нечто совершенно новое. Каждый день – это новое творение. Если стремление души, с помощью которого он достиг вчерашнего духовного уровня, не возобновляется сегодня, то и вчерашнее достижение отрезается от естественной подпитки и исчезает. Отсюда постоянное стремление к обновлению.

7.13 Молитва без слов

Как только рабби Мендл получил от своего рава основы его учения, он немедленно, еще в Пшиске, начал прокладывать свой собственный путь. Уже здесь он отошел от рутины. Его молитва была беззвучной, она рвалась изнутри, из глубин сердца, и ей не нужны были слова, сотрясания воздуха. Во время смертельной болезни, которая унесла Святого Йегуди, его ученики истово молились, они наполнили звуком Небо и Землю. Лишь рабби Мендл стоял на своем месте, смотрел в одну точку – и молчал…

Потом рабби Мендл сам рассказывал о том случае своему ученику рабби Ханоху Гейнеху из Александра:

– Все ученики говорили Псалмы. Я же стоял рядом с печкой и молчал. Ко мне подошел рабби Буним и спросил: «Почему ты так сильно требуешь?»

Рабби Мендл требовал от Творца не с помощью слов, а своим молчанием. Рабби Мендлу было 27 лет, когда умер его первый рав – Святой Йегуди. Это было в 1814…

После кончины своего рава Мендл погрустнел. Йегуди открылся ему во сне и утешил его в трауре: «Не волнуйся, я был тебе равом при жизни, я буду тебе равом и после смерти». Но ученик, чья душа была слита с душой рава при жизни, ответил: «Я не хочу иметь мертвого рава, рава из того мира…»

В страхе проснулся рабби Мендл, с бурей в сердце пошел посреди ночи в синагогу. Там он нашел нескольких своих товарищей. Вдруг к нему подошел рабби Симха Буним и сказал: «Рабби больше нет, но он оставил нам трепет перед Творцом. Знай, Мендл, что трепет перед Творцом нельзя спрятать в табакерку. Там, где слышны слова Рабби, там он и находится… Мысли его, слова, которым он нас учил – это сам Рабби, его внутренняя сущность без тени материальности».

7.14 В Пшиске у рабби Симхи Бунима

Осиротевшее место в Пшиске недолго оставалось пустым. Ученики посадили на него самого великого своего товарища – Рабби Симху Бунима. Еще при жизни Рава все знали, что рабби Буним – старший среди учеников. Он был известен как человек образованный, знающий много языков, дипломированный фармацевт, купец из Данцига. Но друзья знали, что это лишь маска, за которой скрывается совершенно другой человек – великий каббалист. Рабби Буним хорошо постиг науку маскировки, которой учил его Рав. Йегуди называл его: «Острие моего сердца». Под этими словами он имел в виду, что это был единственный ученик, который смог проникнуть в глубины его учения. Рабби Буним научил свой внутренний глаз и свое внутреннее ухо видеть и слышать то, что ускользает от обычных, внешних глаз и ушей.

7.15 Стены предстали перед судом

Однажды рабби Буним вместе со своими учениками ехал в телеге. Лучи заходящего солнца окрасили все в красный цвет. Они увидели издалека хижину и остановились помолиться. Зайдя в хижину, они увидели, что та полуразрушена. Один из хасидов сказал, что не следует молиться в этой развалюхе, и что недалеко отсюда есть просторный постоялый двор, и там молиться гораздо лучше.

Все быстро сели на телегу и поспешили к этому постоялому двору. Рабби Буним ехал в телеге и размышлял. Через некоторое время он сказал: «Я слышу голос, прорывающийся из той несчастной хижины. Знайте, что ее стены предстали пред Небесным Судом, и их спрашивают, почему мы пренебрегли ими…» Они вернулись в ту хижину и с воодушевлением помолились там.

Новый бейт-мидраш рабби Бунима стал прямым продолжением дела Йегуди, его мировоззрения. Рабби Буним, разумеется, добавил и новое к основам, которые заложил его великий Рав. Из бейт-мидраша рабби Бунима был полностью выброшен культ авторитетов. Ученики видели в своем новом Раве дерзкого вождя и воспитателя, прорубающего дорогу себе и готовящего учеников идти вслед за ним. Его авторитет основывался на совершенно других началах, чем у других хасидских адморов. Ученики из Пшиски, бывало, говорили: «Наш рав может извлечь душу из тела, очистить ее от грязи – и вернуть ее, уже чистую, на свое место».

Рабби Буним отказался от масс. Он предпочел находиться среди небольшой группы избранных молодых учеников, интересующихся только духовным, тех, которые могли отбросить заботу о материальном. Для простых, обычных людей не было места в Пшиске рабби Бунима. Член группы должен быть умным, с полетом мысли, и знающим. Все эти способности четко выделялись в личности рабби Мендла, и все признали в нем главного в группе учеников.

Рабби Буним тоже ценил величие этого своего ученика. Как-то раз, во время пасхального седера рабби Буним сидел за своим столом в окружении своих лучших учеников. Но прежде чем начать седер, рабби выбрал один из кубков, которые стояли перед ним на столе, поднял его и сказал: «Этот кубок принадлежит человеку, у которого ум самый большой из всех нас!» – встал и поставил кубок возле места, где сидел рабби Мендл.

Надо сказать, что под умом рабби Буним, как и все каббалисты, подразумевал совершенно другое, чем простое значение этого слова. С точки зрения Каббалы словами «ум», «разум» обозначается способность человека постигать духовное с постижением Творца, а не способность человека быстро и глубоко мыслить.

Перед тем как посвятить своего ученика в тайны своих мыслей, рабби Буним объяснил, что такое тайная Тора (Каббала), которую он получил от своего Рава: «Знаешь ли ты, что такое тайна? Тайна – это то, что открыто говорят всем, но никто не слышит, кроме человека, которому она предназначена».

Это объяснение учили еще в Люблине у Провидца. Рабби Ицхак из Верки рассказывает:

– Никогда я не подходил к столу Провидца. Я не приближался к нему ближе, чем на полдороги между мной и им. Вещи, которые я должен был услышать, я слышал издалека, а вещи, которые мне не предназначались, я не слышал даже вблизи.

7.16 Поднимите глаза свои вверх

С самого начала своего пребывания на месте Рава, рабби Буним требовал от своих учеников, чтобы они думали перед тем, как что-нибудь сделать. Знание и Истина – это были два принципа, на которых стоял бейт-мидраш рабби Бунима. Свой путь в Каббале рабби Буним основывал на коротком высказывании Самого Мудрого: «Скажи мудрости – сестра ты мне». Он учил своих учеников любить мудрость так, как любят единственную сестру в семье. Мудрость – это знание того, в чем заключается Цель Творения и какова в ней роль человека.

Мудрость рабби Бунима привела его к выводу, что вера человека в Творца должна сопровождаться постижением, познанием Его. Чтобы выполнить заповедь правильно, во всех тонкостях, необходимо намерение и для мозга, и для сердца, с помощью понимания (познания) исправляется весь человек. С помощью познания Творца выявляется вся внутренняя сущность человека.

Но постижению Творца должен предшествовать этап пристального изучения и созерцания мира, его содержимого. И так, познавая творение, можно познать Творца. Поэтому первым требованием рабби Бунима к ученикам было: «Поднимите глаза свои вверх. Ваши глаза должны смотреть вверх, вследствие вашего страстного желания постичь Творца».

Но, кроме того, что рабби Буним требовал от своих учеников поднять глаза вверх, он также требовал, чтобы они смотрели внутрь себя, в свой внутренний мир. Не сможет человек познать внешний, большой мир, пока он не освоил мудрость постижения самого себя, своего внутреннего мира, пока не познает свою душу, спрятанную внутри него, скрытую огромным количеством внешних одеяний. Рабби Буним сказал: «Дефектами, открытыми постороннему взору, я не интересуюсь. Эти дефекты известны всем, для чего же тут нужен рабби? Я стараюсь раскрыть недостатки, скрытые от глаз человека».

7.17 Говорящий правду в сердце

В бейт-мидраше рабби Бунима ученики стремились познать и Творца, и самих себя. Но ни один из этих видов познания невозможен без развития в себе чувства Истины. Приобретение этого чувства стояло в центре системы рабби Бунима.

– Я могу привести к раскаянию всех грешников, – сказал как-то рабби Буним, – но с одним условием – они не должны врать! Если человек не будет врать себе, если он будет видеть свой внутренний мир таким, какой он есть на самом деле, если он придет к ощущению Истины, то грех исчезнет сам.

В другой раз рабби Буним высказал ту же идею в еще более острой форме:

– Если ложь станет ненавистной людям, то в мир придет Освобождение. Никто не будет пытаться доказать, что, например, разврат – это не прегрешение, никто не будет преуменьшать его вредность. Но пока существует ложь, то человек врет сам себе, и поэтому он не видит, что ему надо исправлять.

В Пшиске требовалось, чтобы человек не допускал лжи даже в мысли. Человек должен выбросить из себя лживые мысли. Как и у всего остального, у правды должно быть внутреннее содержание – намерение. Недостаточно просто не врать вслух, нужно иметь при этом правильное намерение. Действие без чистых, правильных намерений – это вообще не действие, оно не соответствует Истине. Поэтому рабби Буним категорически запретил делать хорошие дела публично, из-за возможности того, что человек что-то сделает не из внутреннего побуждения, а ради одобрения другими людьми, ведь человеку это присуще даже на подсознательном уровне.

7.18 Уединение в лесу

Еще находясь у рабби Бунима, рабби Мендл начал стремиться к уединению. Рабби Буним часто беседовал со своими учениками не в бейт-мидраше, за столом, как это принято у других равов, а в поле или в лесу. Там, под чистым небом или под сенью деревьев излагал он им свое учение. Далеко не всегда рабби Мендл присоединялся к ним, часто он оставался один на постоялом дворе или уединялся в лесу.

Это стремление к уединению, к обособленности, которое было заложено в рабби Мендле с детства, приобрело в Пшиске свою законченную, крайнюю форму.