Дневник Руперта Конуэя, жертвы кораблекрушения.

День первый

Сегодня взорвалась яхта.

К счастью, все мы высадились на берег, на пикник, так что нас не разнесло на кусочки. Все, за исключением принца Уэзли.

На самом деле Уэзли никакой не принц, а настоящее дерьмо, да простят мне подобное выражение: ведь о мертвых не принято говорить дурно. Но он был такой болячкой в заднице, что я бы вовсе не удивился, если бы узнал, что взрыв произошел по его вине. Такой вполне мог зажечь сигарету в самом неподходящем месте и в самое неудачное время.

Ба-бах!

Теперь он корм для рыб.

Конечно, смерти я ему не желал, но как смешон он был в своей надменности. А ведь взрослый человек – думаю, лет тридцать, не меньше. Так он мне и запомнится: в дурацкой белой яхтсменке, расхаживающий с важным видом по палубе. В зубах мундштук из слоновой кости, из которого торчит в небо сигарета “Мальборо”, заслоняя то один, то другой глаз. Ах да, еще эти авиаторские очки и снобистский галстук, похожий на шарф!

Вот каким был принц Уэзли. Но он мертв, так что не буду больше тратить время на описание его выдающихся качеств. Для точности лишь замечу, что его подлинное имя – Уэзли Дункан Бивертон Третий. Он погиб сегодня, первого апреля 1994 года, в день всех дураков. Но, так уж получилось, в этом году на этот день приходится еще и великая страстная пятница. Прекрасное сочетание для ухода из жизни!

Его пережила жена, Тельма, которой бы благодарить небеса за счастливое избавление, а не так сокрушаться от горя.

Детей у них не было, но ведь и женаты они были всего немногим более года.

Думаю, женился он на ней из-за денег.

Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что прельстила принца не ее внешность, потому что вся привлекательность, выделенная природой роду Тельмы, по-видимому, досталась ее сестре. Сестре этой, Кимберли, примерно двадцать пять, и она просто потрясающа. От одной мысли о том, что я очутился на необитаемом тропическом острове с такой красоткой, как Кимберли!.. Ух!

Впрочем, вряд ли у меня есть хотя бы малейший шанс. Не говоря уже о том, что я на несколько лет младше и нахожусь здесь на правах гостя ее единокровной сестры, Конни, к тому же Кимберли еще и замужем. Ее муж, Кит, один из тех невозможно красивых, ярких, прямолинейных и способных парней, рядом с которыми обычные ничтожества (вроде меня) выглядят просто мутантами, порождением какой-нибудь тупиковой ветви эволюционного развития. Я бы возненавидел его, да только не к чему придраться, он – само совершенство.

Другой представитель мужского пола в нашей компании – родитель всех троих девчонок, Эндрю (ни в коем случае не Энди) Коллинз. Его первая жена, мать Тельмы и Кимберли, погибла в результате несчастного случая, катаясь на горных лыжах на озере Тахо. Впоследствии он женился на Билли, и они совместно прижили Конни.

Эта небольшая прогулка на яхте на Багамы – подарок дочерей по случаю двадцатой годовщины свадьбы Эндрю и Билли. (Уэзли побывал в Нассо за неделю до остальных, чтобы все организовать – разведать обстановку, заказать номера в отеле, зафрахтовать яхту и так далее.) Эндрю, по-видимому, около пятидесяти пяти. Бывший морской офицер, богат, поскольку удачно вложил капитал в какой-то прибыльный нефтяной проект, и вполне приличный мужик. Вероятно, о лучшем спутнике на необитаемом острове после кораблекрушения и мечтать не приходится. Прямой, с живым умом и суровым нравом, он обращается со мной, можно сказать, вполне сносно, хотя, я почти уверен в этом, подозревает, что я “натягиваю” Конни.

Мать Конни, Билли, всего на несколько лет старше Тельмы. Другими словами, достаточно молода, чтобы принять ее за одну из дочерей Эндрю, а не за его жену. Она намного привлекательнее Тельмы, хотя до Кимберли ей далековато.

Билли и Конни скорее похожи на сестер, чем на мать и дочь. Обе смуглые, с золотистыми волосами, подстриженными одинаково коротко, под мальчишку. Конни повыше ростом, зато ее мать намного пышнее в груди и бедрах, хотя лицо у нее, конечно, выглядит чуть постарше. Впрочем, Билли во многих отношениях гораздо привлекательнее своей дочери.

(В моих же интересах, чтобы никто из них не прочел, что я здесь пишу. Хотя работа над дневником только начата, сюда уже попало такое, от чего у меня могут быть неприятности.)

Мой план, между прочим, заключается в том, чтобы с предельной точностью фиксировать происходящее и таким образом получить материал, который впоследствии можно было бы использовать в качестве основы для книги в жанре “невымышленных приключений”. Затея, разумеется, не выгорит, если помощь придет слишком быстро, поэтому я уповаю на то, что это все же не произойдет, и мы успеем пережить хотя бы несколько более драматичных событий. Если на чистоту, записная книжка отправилась со мной в путешествие по той простой причине, что я собирался набросать несколько коротких рассказов. Зачем? Чтобы выиграть литературный конкурс Белморского университета... Какой самонадеянный оптимист, скажете вы! Может быть, никому из нас не суждено покинуть этот остров, и лучше выбросить из головы глупые мысли о конкурсе. И о некоторых других вещах.

Стоп! Прочь пессимизм.

Если расслабиться, депрессии не миновать.

Так что вернемся к знакомству.

Конни, дочь Билли и Эндрю, моя подружка. Мы оба студенты первого курса Белморского университета. Там и познакомились. Можно сказать, нас свел алфавит: она – Коллинз, а я – Конуэй. В университете просто невозможно не завести знакомство с девушкой, чья фамилия предшествует твоей во всех списках. Слово за слово, и мы начали встречаться. Не успел я опомниться, как она пригласила меня провести весенние каникулы с ее семьей на Багамах.

От подобных предложений не отказываются.

Я, во всяком случае, не смог.

Решено было отложить неизбежное – наш разрыв – на после, до окончания морской прогулки.

А теперь получается, это “после” может никогда и не наступить. Боже правый, неужели судьба связала нас до гробовой доски? Нет, нет, нет! Этому не бывать. Надеюсь, нас скоро спасут. Повторение истории Робинзона Крузо в наши дни немыслимо. Ну, максимум, проторчим здесь несколько дней. А, вероятнее всего, нас подберут еще до сумерек. Если кто-нибудь слышал или видел, как взорвалось наше судно.

А взрыв был потрясающий.

Всякое дерьмо еще долго сыпалось с неба, шумно плюхаясь в воду: куски яхты и, несомненно, Уэзли. (Я так надеялся увидеть его летящую ногу или голову, или огромный клубок кишок, но увы...) Многие обломки горели в воздухе и ныряли в океан с яростным шипением. К счастью, до берега ничего не долетело.

Несколько мгновений – и от яхты ничего не осталось: лишь куча мусора на поверхности да грязное облачко дыма, относимое ветром прочь.

Сразу после взрыва ни самолета в небе, ни судна на горизонте никто из нас не заметил. А смотрели мы в оба. По крайней мере, некоторые из нас. Не Тельма, разумеется. Та, обхватив голову руками, громко причитала:

– Нет! Нет! О Боже! Нет! Уэзли! Несчастный Уэзли! Нет! – и тому подобное.

Через несколько секунд она уже была в объятиях сестры. Они стояли, и Кимберли нежно похлопывала сестру по спине, что-то нашептывая. Кимберли еще не успела просохнуть – сразу же после завтрака, который мы устроили на пляже, она пошла немного поплавать и вышла из воды всего за пару минут до взрыва. Прилипшие к голове черные волосы свисали тугим хвостиком на ее затылок, гладкая бронзовая спина поблескивала каплями воды. Белоснежные плавки-бикини немного сдвинулись набок, обнажив большую часть правой ягодицы. И посередине образовалась складка...

Хватит об этом.

Кимберли выглядела чертовски здорово, вот и все! Просто невозможно было пропустить такое зрелище. Но в то же время я поглядывал и в морскую даль. Облачко дыма уплывало все дальше, растворяясь в воздухе. На горизонте виднелись смутные очертания пары островков, но больше ничего – только небо и вода.

Кимберли отвела сестру в сторону от нашей группы, где они присели на одеяло, расстеленное для пикника.

– Бедняжка, – тихо произнесла Билли, обернувшись в их сторону.

– Здорово придумал этот Уэзли – взорвать нашу яхту.

– Эндрю!

– Испарения в моторном отсеке, – продолжал тот, – идиот знал, что они могут разнести нас к чертям собачьим, и все равно пошел. Моя ошибка. Не следовало оставлять его одного на борту, без присмотра. Мог бы догадаться, что от него беды не оберешься. Мерзавец! Таким тупицам не стоит и жить.

– Эндрю!

– По крайней мере, вместе с посудиной и он взлетел в воздух. Нет худа без добра.

– Хорошо, что твоя дочь не слышит тебя. Она любила его.

– Чего никак не скажешь о нем. Это ясно, как Божий день. Что ж, скатертью дорожка. Покой твоим ошметкам, Уэзли, – и он смачно сплюнул на песок под ноги.

После этого Эндрю и Кит поплыли на моторке к месту происшествия посмотреть, что можно спасти. Я предложил свою помощь, но от меня отмахнулись, мол, нет надобности. Типичный ответ. Либо считают меня бесполезным ребенком, либо потому, что я не член семьи. А, может, причина совсем иная, о которой я и не догадываюсь. Хотя относятся ко мне в общем довольно неплохо, все же обращаются со мной, как с чужаком. Зачастую просто не берут в расчет. Впрочем, после нескольких дней, проведенных с этой семейкой, я вроде как начинаю к этому привыкать.

Так или иначе, но меня оставили с женщинами, а сами отплыли от берега и начали подбирать буквально все, что еще находилось на плаву.

По одну сторону от меня стояла Конни, по другую – ее мать.

– Они ведь не додумаются привезти сюда Уэзли, правда? – Конни скривила такую же физиономию, как в тот раз, когда мы обсуждали свекольную диету.

– Его останки следует захоронить надлежащим образом, – заявила Билли.

– Вероятно, его придется собирать по кусочкам, – вставил я.

– Боже! Лучше пусть оставят эти куски там, где они находятся. Только этого нам не хватало.

– Если мы застрянем здесь надолго, – возразил я, – возможно, у нас появится желание его съесть.

– Руперт! – возмутилась Билли.

– Боже! – воскликнула Конни. – Как ты можешь такое говорить? Это же отвратительно!

– Конечно, будет отвратительно, если сразу не подвялить, – заметил я, – можно получить пищевое отравление.

Слегка улыбаясь, Билли сокрушенно покачала головой.

– Ты ненормальный, – произнесла она. – Только не говори ничего подобного в присутствии Тельмы.

– Ни за что, – заверил я ее. Вильнув бедрами, она игриво толкнула меня плечом.

– Знаю, – промолвила она, – ты хоть и ненормальный, но себе на уме.

– Это как раз обо мне.

– Может, хватит? – не выдержала Конни. Думаю, это относилось к нам обоим, потому что и раньше я замечал, как ее бесило, когда мы с Билли болтали или дурачились. Подумать только, создавалось впечатление, что все в Билли ее раздражало. Может, тут дело в женском соперничестве, и Конни осознает, что ей не под силу тягаться со своей матерью? Я хочу сказать, что Билли намного превосходит ее во всех отношениях: внешностью, умом, чувством юмора, добротой, да стоит ли перечислять все остальное?

Нелегко, должно быть, приходится Конни. Мне следует проявлять больше понимания.

После того как моя подружка так грубо нас одернула, мы стояли и молча наблюдали, как мужчины собирают плавучий скарб.

Прибой нежно ласкал белый песок пляжа. Волн почти не было. Думаю, это из-за рифа. (Сразу после взрыва появилось небольшое волнение, но продолжалось оно совсем недолго.) Бледно-голубая вода стала чуть мутноватой. Прежде она была необычайно прозрачной, и, вероятно, вскоре станет такой же. Благодаря легкому теплому бризу жара почти не чувствовалась... И еще были девчонки.

Боже, Боже!

Досадно, что принцу Уэзли пришлось распрощаться с жизнью (я уверен), огорчительно и то, что Тельма принимает это так близко к сердцу, но надо благодарить судьбу за то, что мы очутились в таком удивительном месте.

Пусть ненадолго, но и то хорошо.

Что касается меня, то чем дольше, тем лучше.

Хотя, не совсем так. Но против пары неделек я бы не возражал, если, конечно, хватит еды (о питьевой воде беспокоиться нечего – ручей рядом).

Вскоре вернулись Эндрю и Кит с полной лодкой всякой всячины – включая несколько пакетов с едой. Но ни одного кусочка Уэзли. Конни, надо полагать, вздохнула с облегчением.

– Его тело там? – поинтересовался я.

– А где же ему быть, – ответил Кит.

– Мы сделаем еще одну ходку, – сказал Эндрю. – Надо спасти все, что возможно.

– На этот раз и я мог бы составить вам компанию.

– Все в порядке, вождь, – заметил Эндрю. – Кто-то должен остаться на берегу и присмотреть за дамами.

Вождь. Он называет меня так довольно часто. Это у него вроде пунктика. Мне почти девятнадцать, а он называет меня вождем, словно я ребенок.

Что ж, может, это только его причуда.

– Как прикажете, шкипер, – отозвался я.

Он удивленно повел бровью.

Тем временем подошли Тельма и Кимберли. Тельма перестала плакать и выглядела заспанной. Они присоединились к нам, и мы сообща принялись разгружать лодку. Затем Эндрю и Кит завели подвесной мотор и отплыли за новой добычей.

Девчонки принялись разбирать выгруженный товар, а я отошел к месту нашей стоянки за тетрадкой и ручкой. Они лежали в моем рюкзачке вместе с несколькими книжками в мягком переплете. Решив не доставать их, я просто закинул рюкзак за спину.

– Я скоро вернусь! – выкрикнул я и поспешил прочь, прежде чем кто-либо успел о чем-либо спросить или напроситься в попутчики.

Я пошел вдоль ручья, рассчитывая по его берегу углубиться в джунгли. Перед завтраком, когда мы болтались по пляжу, Кит и Кимберли ходили сюда По их словам, если зайти достаточно далеко в глубь острова, ручей приведет к прекрасной небольшой лагуне, где даже был водопад.

Мне кажется, что целью их похода было уйти от нас подальше. Наверное, они купались голышом в лагуне и, готов поставить миллион баксов, трахались.

Я бы и сам не прочь посмотреть на эту лагуну и, быть может, даже окунуться – но в данный момент мне больше хотелось просто присесть где-нибудь на ее берегу и сделать записи в своем дневнике.

Когда я вошел в джунгли, они показались мне довольно непролазными и жутковатыми. Кто знает, какие злобные существа могут здесь таиться. Открытый пляж в этом смысле был более безопасным местом, так что я повернул от ручья и пошел по песку в сторону скалистого утеса.

Бухта, в которой мы высадились, по форме напоминает огромную букву О с обрезанной верхушкой: посредине ее в соленые воды стекает ручей, а по вершинам – скалистые выступы. Тот, к которому я направлялся, был выше другого. Оттуда передо мной откроется замечательный вид, и там можно прекрасно уединиться.

Взбираясь вверх, я запыхался, но эти усилия оказались не напрасными. Вершина утеса возвышалась примерно на сорок – пятьдесят футов над водой. Когда я взобрался на нее, то не смог удержаться, чтобы не полюбоваться открывшимся видом: дамы на пляже и мужчины в лодке, вылавливающие из воды всякую ерунду.

Местами вода была настолько прозрачной, что виднелось дно. Хотя в основном она все еще оставалась мутной из-за взрыва. Опасаясь заметить какие-нибудь останки Уэзли, я отвел взгляд.

По другую сторону утеса – такой же пляж и такие же джунгли. Ни причалов, ни домов, ни дорог, ни телефонных столбов, ничего, что указывало бы на обитаемость острова.

Я окинул взглядом горизонт – ни самолетов, ни кораблей.

Переведя взгляд на нашу сторону пляжа, я убедился, что никто не идет в мою сторону, подыскал уютную и защищенную от солнца расселину в скалах, присел и открыл тетрадь.

Какое замечательное место! Здесь меня никто не мог увидеть. Выступ над головой создавал тень, плюс чудесный бриз, а перед глазами – только кусочек океана и неба.

Настоящее словно перестало существовать.

Кажется, я просидел там час, может, немного дольше. За временем я совсем не следил. Только чуть-чуть занемели ноги. Наверное, пора возвращаться на пляж и посмотреть, что там происходит.

Оставить тетрадь здесь? Спрятать где-нибудь в камнях?

Нет, лучше взять с собой. Если дневник останется тут, а к нам неожиданно придет помощь, могут возникнуть проблемы. Да мало ли что может случиться. Вдруг до него доберутся представители местной фауны – а мне бы очень не хотелось, чтобы бесценные страницы сжевала игуана, или они пошли на благоустройство гнезда какой-нибудь пернатой дичи. Лучше держать его в рюкзаке и повсюду носить за собой, чтобы никто не смог заглянуть в него и прочесть мои записи. Пока что все.

Первый ужин

Это снова я.

Вечереет, а мы все еще здесь. Похоже, эту ночь придется провести на острове.

Почти всю вторую половину дня Эндрю и Кит курсировали между берегом и местом взрыва, спасая уцелевшее имущество. Кит даже нырял на дно. Удалось собрать приличное количество вещей, которые помогут сделать наше пребывание на острове более терпимым: пищу, одежду, кухонную утварь, не говоря уже о нескольких бутылках спиртного, которые чудом пережили взрыв, и свежей рыбе, которой это не удалось. Но среди находок ничего действительно важного – такого как ракетница или передатчик – что можно было бы использовать для подачи сигналов бедствия.

Эндрю, мастер на все руки, почистил рыбу. Отставной военный моряк, он, видимо, еще и опытный турист. Похоже, ничего не может застать его врасплох. Точно так же, как я никуда не хожу без письменных принадлежностей и чтива, Эндрю вечно носит с собой уйму полезных вещиц, включая складной армейский нож с целым набором разных лезвий и других приспособлений и газовую зажигалку для своей трубки.

Пока Эндрю потрошил дневной улов, остальные рыскали по берегу в поисках топлива для костра. Добра этого здесь в изобилии, и через десять минут мы собрали кучу в шесть футов высотой.

Покончив с кровавыми делами, Эндрю разжег небольшой костер футах в двадцати от собранной нами огромной груды плавника. Поджигал он своей газовой зажигалкой.

Во время одного из погружений Кит поднял со дна сковородку.

Еду готовила Билли. Жира у нас не было, так что она откупорила бутылку и поджарила рыбу в вине. Получилось очень неплохо.

Наше положение напоминает нечто вроде вылазки на природу с ночевкой. Похода, с организацией которого получилась промашка и основная часть снаряжения осталась дома, о чем вспомнили, лишь когда заблудились, да так, что совершенно неясно, в какой стороне находится дом. Это, так сказать, негативные моменты. С другой стороны, это намного лучше любой вылазки, в которой мне когда-либо довелось участвовать, поскольку в одной компании с такими девчонками я никогда еще не был.

Мой взгляд словно магнитом притягивает к белому купальнику Кимберли. Да и Билли далеко не уродина. Ее черный купальник намного больше, чем у Кимберли, но кажется меньшим, потому что так мало прикрывает. А когда она сидела на корточках у костра и встряхивала сковородку, посмотреть действительно было на что. И сковородка была не единственным, что при этом сотрясалось. Похоже, ей нравится демонстрировать свои прелести. Стараюсь, чтобы Конни не перехватила мои взгляды в сторону своей мамочки.

Я, может быть, поглядывал бы и на нее, да только много ли там увидишь. Весь день она ходит в мешковатой тенниске, накинутой поверх купальника. К тому же, хотя Конни и сложена недурно, по сравнению с матерью она выглядит просто костлявой. И в противоположность своей мамуле, похоже, не имеет ни малейшей склонности к эксгибиционизму.

Что касается Тельмы, то ее можно признать красивой, но красота ее какая-то тяжелая, грубая и не радует глаз. Не хотелось бы ее обижать, потому что она довольно приятная женщина и во многих случаях ее поведение мне даже весьма импонирует. Но за все наше путешествие я ни разу не видел ее в купальнике. На ней всегда огромная соломенная шляпа с широкими полями, просторная блузка, которую Тельма никогда не заправляет, мешковатые шорты, белые носки и кроссовки “рибок”.

Пожалуй, не следовало бы писать подобное о женщинах. Если, не дай Бог, кто-нибудь прочтет, хлопот не оберешься. К тому же можно подумать, что я какой-то ограниченный и испорченный недоумок, которого заботит только то, как кто выглядит в бикини.

А это далеко не так.

Дело совсем в другом. Можно спокойно относиться к шикарным полуобнаженным красоткам, если ты смазливый и уверенный в себе парень, переспавший с полусотней подобных. Но мне всего восемнадцать, я маленького роста, худой и прыщавый. А имя чего стоит – РУПЕРТ! Подумать только! (Меня назвали в честь Руперта Брука, поэта. Он был великим поэтом, и его стихи мне очень нравятся, но если моим родителям так хотелось дать мне имя поэта, то почему они не выбрали Роберта Фроста, Карла Сэндберга или Уолта Уитмена?) Руперт! Это ж надо было! Все же думаю, мне грех жаловаться на свою судьбу – по крайней мере, меня не назвали Уилфредом, Эзрой или Сильвией.

Впрочем, я и вправду ничтожество с дурацким именем и огромным самомнением. Конни, пожалуй, я нравлюсь – в той мере, в какой она этого хочет – тем, что от меня не исходит никакая угроза, и она полагает, что может меня контролировать. К тому же часто я ее забавляю. Возможно, существуют и другие причины, но эти наиболее очевидны.

Вообще-то я придерживаюсь мнения, что всегда существуют другие причины. О чем бы ни шла речь. Скрытые причины. Иногда они настолько хорошо спрятаны, что никто даже не подозревает об их существовании.

Возможно, был даже какой-то глубокий тайный смысл в том, что я начал встречаться с Конни. Потому что иначе получается, что она просто оказалась единственной из моих сокурсниц, кто проявил ко мне хоть какой-то интерес. А в ней меня определенно привлекла не броская внешность или неотразимый шарм ее личности.

Ко всему прочему она такая недотрога.

Я имею в виду, что нисколько не преуспел с ней на романтическом поприще.

Впрочем, то же самое относится и ко всему остальному женскому полу, что могло бы объяснить, почему я с таким интересом поглядываю на таких красоток, как Кимберли и Билли.

Или, возможно, и здесь кроются свои тайные причины.

...Стало уже совсем темно, и я почти не различаю строки. Пожалуй, поставлю на этом точку и пойду к костру, вокруг которого все собрались.

День второй

Таинственное исчезновение

Пропал Кит.

Должно быть, случилось это во время его дежурства.

Вчера вечером, едва я присел вместе с остальными у костра, завязалась дискуссия относительно того, следует ли выставлять на ночь дежурных. Большинство высказывалось против. К чему эта излишняя мера предосторожности, ведь мы считай с самого утра находились на пляже и за все это время не возникло никакой угрозы нашей безопасности? Но тогда Эндрю заявил, что, даже если и нет никакой видимой опасности, все же береженого Бог бережет. К тому же, по его мнению, нам следовало поддерживать огонь.

– Костер должен гореть день и ночь, пока нас не обнаружат, – заметил он, набивая свою трубку. – К тому же, если костер прогорит, придется разводить новый, а это будет гораздо труднее сделать после того, как кончится газ в моей зажигалке. Разумеется, я перестал пользоваться ею для разжигания своей трубки. – С этими словами Эндрю вынул из костра головешку, приложил к трубке и затянулся. Чтобы раздуть пламя, он несколько раз пыхнул. Затем предложил, чтобы мужчины по очереди несли дежурство у костра и подбрасывали в него дрова.

Нас было трое, а до утра, как он подсчитал, оставалось девять часов. Это означало, что каждому из нас придется стоять на посту по три часа. (Наконец-то и я участвую в чем-то наравне со всеми. Огромное спасибо, шкипер.)

Тогда Кимберли спросила, почему женщин не включили в вахтенную службу.

– Неужели мы дисквалифицированы из-за отсутствия яиц? – язвительно поинтересовалась она.

Я засмеялся. Моя реакция понравилась Кимберли и Билли, но, похоже, не встретила одобрения у всех остальных.

Последовала всеобщая дискуссия, впрочем, довольно дружеская, в результате которой приняли решение, что женщины будут дежурить следующей ночью, если к тому времени мы не покинем остров. Это успокоило недовольных.

Первым на дежурство заступал Эндрю. Он должен был разбудить Кита, который отбудет свои три часа и примерно в четыре утра поднимет меня следить за порядком оставшуюся часть ночи.

Договорившись таким образом, мы улеглись спать. Все, кроме Эндрю, который остался у костра.

Ночь была теплой и тихой. Каждый собрал себе постель из того, что оказалось под рукой: одеял, одежды и всякой всячины, которую свезли на берег при высадке или выловили потом из воды. (Все уже успело просохнуть.)

Мы все расположились недалеко от костра. Супружеские пары стелились вместе. Нас с Конни это, разумеется, не касалось. Мы лишь помогли друг другу оборудовать отдельные спальные места – рядом, но на некотором расстоянии. Меня это вполне устраивало.

Она чмокнула меня на ночь в губы, после чего мы завалились каждый на свою кучу хламья.

Место для своей постели Конни выбрала неспроста.

Постель Билли была всего в десяти футах. Однако, после того как мы легли, я уже не мог ее видеть – обзор заслоняла Конни.

Оставалась Кимберли, но супруги настояли, чтобы Тельма разделила их ложе. Очень мило с их стороны. Иначе той пришлось бы провести первую ночь своего вдовства в одиночестве.

К сожалению, Кимберли улеглась между сестрой и мужем, что лишило меня всякой возможности понаблюдать за ней.

Потерпев неудачу с обеих сторон, я закрыл глаза и отдал себя во власть воображения.

Следующее, что я помню, кто-то тряс меня за плечо. Я открыл глаза, но увидел перед собой вовсе не Кита. И небо было уже не темным.

Вначале я совсем не узнал человека, сидевшего рядом со мной на корточках. Разумеется, это был Эндрю. Шкипер. Но на нем, кроме защитного цвета шортов, ничего не было, а я никогда не видел его без тенниски, темных очков и бейсболки. Грудь в густой седой шерсти, глаза какие-то блеклые и оголенные, блестящая лысая макушка. Он как-то моментально постарел и уже не выглядел таким крутым.

– Что происходит? – осведомился я.

– Это ты мне скажи. – Но голос его был не сердитый, а, скорее, озабоченный. – Почему ты спишь, а не на посту?

Какое-то время я и сам ничего не мог понять, но затем нашелся:

– Меня никто не разбудил. Это должен был сделать Кит, если не ошибаюсь.

– А он этого не сделал?

– Нет. Хотя должен был. Да, в четыре, когда подошло мое время.

– Таков был план.

– Если меня не разбудили, я не виноват. Ведь будильника у меня нет.

И я сел, чтобы посмотреть, в чем дело. Тельма и Кимберли спали, привалившись друг к другу, но Кита с ними не было.

Я обвел взглядом нашу стоянку, но и там его не увидел.

– А где он? – поинтересовался я.

– Не знаю.

– Дела, – пробормотал я.

– А ты не знаешь?

– Откуда? Я моментально уснул. Вы остались у костра, а Кит был с Кимберли. Это все, что мне известно.

– Никогда бы не подумал, что Кит мог оставить свой пост, – недоумевал Эндрю.

– А если у него была уважительная причина?

– Например?

– Ну, не знаю, сильное расстройство желудка или еще что.

– Он должен был поднять тебя три часа назад, – возразил Эндрю, сделав ударение на слове “три”.

Да, так долго на корточках в джунглях не высидишь.

– Может, решил дать мне поспать... – Я бросил взгляд в сторону костра. На его месте виднелась лишь груда пепла, который уже и не дымился. Ясно, что за ним давно никто не следил.

Внезапно у меня неприятно засосало под ложечкой.

– В чем дело? – сонно спросила Конни и, зевая, приподнялась на локте. Волосы, почти такие же короткие, как у меня, были всклокочены, а тенниска сползла на плечо. Но это придавало ей даже некое очарование. Может, оттого, что я впервые видел, как она просыпается поутру.

Эндрю в двух словах рассказал ей о Ките.

– Ты ничего не заметила ночью? – спросил он напоследок.

Зевнув еще раз, Конни покачала головой:

– Уверена, что он сейчас где-то бегает трусцой. Он ведь у нас спортсмен. Наверное, уже на другой стороне острова.

– Может быть, – произнес Эндрю, но было ясно, что у него на этот счет сложилось совсем иное мнение. Я и раньше замечал, что он иногда соглашался с дочерьми и женой даже в тех случаях, когда они явно были не правы. Очевидно, это был его способ поддержания мира в семье.

Так или иначе, но Эндрю, видимо, понял, что от нас ему ничего не добиться.

Тогда он подошел к Билли, склонился над ней и встряхнул ее. Сон у нее, похоже, был очень крепкий, потому что она лишь застонала и перевернулась на другой бок. Спать она легла в одном бикини и ничем не укрывалась. Грудь ее немного сместилась, и обнажилась почти половина соска. Я стал присматриваться в надежде, что вывалится вся грудь, но обернулся Эндрю, и мне пришлось спешно отвести взгляд. Встревоженный шкипер обратился к моей соседке:

– Милая, подымайся, пожалуйста, и разбуди сестер.

Конни недовольно застонала, но подчинилась. Пока она ковыляла к тому месту, где спали Тельма и Кимберли, я поднялся на ноги и снова посмотрел в сторону Билли. Она уже сидела и терла глаза руками. Но верхнюю часть купальника теперь прикрывал ее локоть.

Поэтому я переключил свое внимание на других.

Конни толкнула Тельму носком и сказала:

– Девчонки, подъем.

Лежавшая на спине Тельма моргнула и нахмурилась.

Кимберли была укрыта до плеч синим одеялом. Это было не то хорошее одеяло, которое мы взяли с собой на берег, чтобы расстелить для пикника. Его забрали себе Эндрю и Билли. У Кимберли было одеяло, которое выудили из воды: без одного угла, разорванное, в дырках с темными обуглившимися краями, через некоторые из них просвечивало ее тело.

На “девчонки, подъем” никакой реакции не последовало.

Тогда Конни сказала:

– Пропал Кит.

Кимберли отбросила одеяло в сторону и резко села. Нахмурив брови, она поднялась, водя головой из стороны в сторону. В своем белом бикини она выглядела потрясающе. Но вместе с тем и озабоченно.