Глава 23

Боги даруют вдохновение. В трудные времена они даруют утешение. Иногда, при самых крайних обстоятельствах, боги вмешиваются и спасают своих почитателей или тех, кто объявляет себя таковыми.

Однако самые внимательные из богов слишком далеки и слишком неуловимы, чтобы постоянно, каждый день выступать в роли вождей. Случилось так, что подобная участь выпала Рейту. И Рейт, скорбя по своему лучшему другу, которого он так и не смог спасти, чувствовал, что тонет в бурном потоке беспокойства. Оставшимся в живых людям нужно где-то жить. Им требуется пища. Кроме того, они нуждаются в сострадании и утешении. Но больше всего им необходима цель, направление будущих действий, слова, к таковым действиям побуждающие, слова, способные объединить самые разные личности, сплотить их и повести вперед.

Рейт пытался находить такие слова, но для них он оставался всего лишь Магистром Гелласом. Он по-прежнему оставался для них стольти, неплохим управляющим театрами и бывшим посредником между неуловимым Винкалисом и народными массами, следовавшими за своим вдохновителем. Но вождем, духовным лидером, он для них не был. После очередного спора с разочарованными, подавленными людьми он заявил Джесс следующее:

— Винкалис — вот кто нам нужен.

— Тогда найди его, — ответила ему Джесс.

— Я — это и есть он.

— Я знаю.

— Тогда ты знаешь, почему я не могу найти его. Все эти люди хорошо знают меня как Гелласа. Я не могу сейчас встать и громогласно признаться: «Да, я Магистр Геллас, но я также — Винкалис и собираюсь… Что я собираюсь сделать? Отвести вас в Обетованную Землю?» — Рейт покачал головой. — У них есть заклинания. Те, кто имеет отношение к магии, учат их. Остальные строят укрытия. Но нам необходимо обязательно вернуться обратно, Джесс. Нам нужно отправиться в города и освободить уорренцев. Следует использовать магию Соландера, точнее, его магическое открытие, чтобы освободить их от долгих лет бездумья. Нам нужно спасти их от заклинаний Драконов. Если бы Соландер был здесь, с нами, он нашел бы подходящие слова и смог бы убедить всех. Если бы Винкалис существовал на самом деле, он также смог бы убедить их. Однако все, что у нас есть, — это я.

— Тогда тебе придется все взять на себя. — Джесс положила ему руку на плечо, повернула его к себе и сказала: — Рейт, ты прекрасно знаешь, что я долгие годы хотела, чтобы ты остался в стороне. Я делала для этого все, что только было в моих силах, но я была не права. Я была не права, пытаясь забыть, кто я такая и откуда родом. Была не права, заставляя тебя делать то же самое. Поступай так, как считаешь нужным. Я же, со своей стороны, буду стараться тебе всячески помогать. Можешь всецело рассчитывать на меня. Но я чувствую, что у нас остается совсем мало времени. Мне кажется, скоро должно произойти что-то недоброе. Драконы ни за что не позволят нам просто так скрыться. Они не оставят нас в покое. Они обязательно организуют за нами погоню. Нужно быть готовыми ко всему. Если это необходимо, воспользуйся ролью Винкалиса. Излагай на бумаге его слова, сообщай людям, что он поддерживает постоянный контакт с душой Соландера!.. Притворись, что пишешь еще одну его пьесу. Работай по ночам. Мы с Патром придумаем, как отвечать на вопросы людей, чем ты занимаешься. Когда у тебя будет готово то, что нам нужно, ты просто… — Она пожала плечами и секунду помолчала. — Просто скажи, что по ночам ты получал послания от Винкалиса. Ты можешь легко убедить их в этом. Ведь все эти годы тебе удавалось убедить их в том, что Винкалис действительно существует.

— Ты хочешь, чтобы я солгал им? — спросил Рейт.

— Ну… да.

— Хочешь, чтобы я солгал им о воле бога, о словах того, кто не существует и никогда не существовал? Лгать о том, что должно быть священно?

Джесс засунула большие пальцы рук за пояс туники и медленно покачала головой.

— Когда ты создал Винкалиса, какую цель ты преследовал?

— Мне не хотелось одному нести ответственность за написание вещей, в которых могли усмотреть государственную измену.

— И только?

Рейт на какое-то мгновение задумался.

— Вообще-то нет. Мне кажется, я придумал его также и потому, что если никто не знает о существовании этого человека, то он легко может начать с нуля. При этом имелся шанс на полную убедительность образа — возможность добиться доверия со стороны стольти, которого мне бы ни за что не удалось добиться от людей, знавших меня с молодых лет. Я стремился завоевать доверие людей, причем такое доверие, какого я, будучи стольти, никогда не смог бы завоевать у населения Нижнего Города. Стольти всегда были уверены в том, что я один из них, но в Нижнем Городе считали, что Винкалис — один из них и поэтому вынужден скрывать свою истинную личность.

— Ты одарил его доверием многих людей. Невероятным доверием, которое он до сих пор сохраняет среди всех, кому когда-либо нравились его драматические произведения, кто слышал и запоминал его слова и принимал их близко к сердцу. Люди и до сих пор произносят имя Винкалиса с благоговейным трепетом, верно?

— Верно.

— Тогда не будь дураком, Рейт. Воспользуйся этим. Ведь это ты создал Винкалиса. Ты создал его, чтобы достучаться до сердец людей, и тебе это удалось. Сейчас пришла пора воплотить в реальность все то, о чем ты мечтал, но чтобы сделать это, тебе необходимо воспользоваться собственной выдумкой. Ложью. Как ты думаешь, знает Водор Имриш правду о Винкалисе? Тебе удалось сохранить это в тайне от него?

Рейт почувствовал себя как-то неловко.

— Нет, конечно, нет.

— Водор Имриш нуждается в тебе, чтобы освободить уорренцев. Это — цель, для которой ты и появился на свет. Думаешь, Водор не хочет, чтобы ты использовал свое самое мощное оружие для осуществления этой цели?

Рейт посмотрел на пальмы, шуршащие ветвями за окном. Винкалис никогда не казался ему похожим на него самого. Скорее Винкалис казался ему похожим на незваного гостя, который ушел прочь со своими удачными строчками, собрав множество поклонников своего творчества, снискав похвалу и славу, и ничем не поделился с Рейтом. Поэтому он даже испытывал некоторую ревность к Винкалису, даже несмотря на то что создал его сам, хотя до известной степени следовало признать, что он сам и был Винкалисом. Рейт в своем сердце хранил крошечное зернышко неприязни к собственному творению, которое затмило его ослепительным светом популярности, который самому Винкалису формально не принадлежал, но все равно исходил от него.

Однажды Рейту захотелось, чтобы в один прекрасный день он смог после окончания спектакля встать, поклониться зрителям и сказать:

— А теперь — откровение, которого вы ждали все эти долгие годы. Я, Геллас Томерсин, уорренец Рейт, на самом деле являюсь Подстрекателем Винкалисом.

Пред его мысленным взором люди поднимались со своих мест и с приветственными возгласами бросали ему букеты цветов, поднимали его на руки и несли по улицам, восклицая: «Смотрите, вот он, Винкалис. Это — Рейт!»

Когда Рейт оставил Эл Артис и свою прежнюю жизнь, он был рад оставить в прошлом и Винкалиса. Но сейчас Винкалис стоял рядом с ним. Он обрел прежнюю силу, и Рейт понимал, что на этот раз возродит Винкалиса снова, и это будет продолжаться до тех пор, пока оба не умрут, потому что он никогда не сможет произнести следующие слова: «Все, что было словами Винкалиса, — на самом деле мои слова».

Соландер пожертвовал своей жизнью ради того, чтобы спасти людей, которым сейчас нужен он, Рейт. Рейт тоже собирается принести себя в жертву. Он принесет в жертву ту часть себя, которую больше всего уважал и больше всего ценил в себе самом. Он собирался отдать эту часть себя своему творению и до конца дней своих будет делать вид, будто он не более чем посланник, передающий слова своего творения. Если когда-нибудь то, что он сделает, войдет в историю, этот поступок будет приписан персонажу, которого он создал силой своего воображения. Сам Рейт умрет в безвестности, а созданный им Винкалис останется жить на его законном месте. Но его лучший друг Соландер отдал жизнь ради спасения этих людей. Рейт мог пожертвовать сомнительной возможностью своего собственного бессмертия в литературе, так ведь?

Или не так?

Неужели он настолько эгоистичен, что скорее допустит крах того, за что сражался, нежели позволит, чтобы его творения носили имя другого человека? Да, он раньше был завистлив. Был эгоистичен. Но настолько ли эгоистичен и себялюбив?

— Это обычное творчество, — произнесла Джесс, — тебе удастся, Рейт. Тебе обязательно хватит сил. Ты ведь все время это делаешь. Я знаю, что у тебя все получится.

Она неправильно истолковало его раздумья. Но что лучше, подумал Рейт, чтобы она считала, что он сомневается в своем таланте или что он полностью уверен, но просто отрицательно относится к Винкалису?

Рейт вздохнул и снова повернулся к Джесс.

— И все-таки существует одна проблема. Я оказался здесь, эти люди оказались здесь. Но где же тогда Винкалис? Почему он не может быть в Эл Артисе?

— Может, он как раз там и находится. Но почему бы ему не иметь особый способ поддерживать связь с тобой? В конце концов, ты столько лет получаешь от него пьесы и всевозможные послания.

— Да, конечно. Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, как мы с ним предположительно общались, когда я был в Эл Артисе.

— Сейчас ты об этом не беспокойся. Винкалис связался с тобой. Как обычно, прежним способом. Люди тебе поверят. А пока… — Джесс задумчиво нахмурилась. — А пока я узнаю, сможет ли Патр найти какое-нибудь нормальное место, где бы ты мог писать. Это должно быть такое место, которое выглядит именно так, словно оно богами предназначено для того, чтобы передавать замыслы бога и слова великого человека.

— Спасибо тебе, — ответил Рейт, надеясь, что его слова прозвучали вполне искренне. — Я сделаю все, что только в моих силах, чтобы не подвести этого великого человека.

Вечером Рейт сел перед маленькой лампой и в красивом разлинованном блокноте написал первые слова лжи, которые — как предполагал он — определят всю его последующую жизнь.

«Я, Винкалис, оторванный от мира и жизни, которые я люблю, в настоящее время нахожусь в укрытии, в мечте, которая вовсе не является мечтой, разговаривал с духом нашего друга Соландера. Он показал мне будущее братства повстанцев, которое отныне будет называться…»

На какое-то время Рейт задумался над написанным. Отряду будущих героев Водора Имриша надлежит носить благородное имя. Имя, наводящее на мысль о полете, о сильных, гордых созданиях, одновременно быстрых и чистых. Хищники и отважные воины, но отнюдь не чудовища, обладающие огромной, пугающей силой. Они должны символизировать открытую Соландером магию, магию, основанную на вере в собственные силы, личную ответственность, самопожертвование, честь. Голуби? Ястребы? Орлы?

Рейту вспомнилась птица, которая была для него олицетворением свободы во времена, когда он со своими друзьями обитал в Уоррене. Птицу, которая являлась ему в ночных кошмарах и напоминала ему об ужасах, прятавшихся за стенами Уоррена.

«…Соколы», — дописал он.

Затем Рейт стал писать о тех надеждах, которые он возлагает на Соколов, об истории Империи и о Драконах, с которыми им предстоит сражаться. Написал он также и об уорренцах, о политике правящих классов и той цене, которую приходится платить за использование магии. Когда Рейту начинало казаться, что его рукой водит какая-то невидимая сила, он старался отогнать мысли об этом. Он был писателем и занимался литературным творчеством вот уже много лет. Он давно привык к той силе, которую обретают написанные на бумаге слова. Сейчас Рейт излагал словами свой очередной замысел, как делал много раз. И хотя Рейт вкладывал в него правды ровно столько, сколько требовалось в сложившейся ситуации, он не позволял себе ограничиваться лишь строгой интерпретацией фактов.

Ему хотелось создать нечто такое, что могло бы вдохновить людей на подвиги. То, что способно повести их за собой. Подарить им надежду в нынешние тяжелые времена, а также в тяжелое время завтрашнего дня.

Рейт работал всю ночь, густо заполняя словами страницу за страницей, не ведя им счета, не останавливаясь, чтобы задуматься над написанным, не давая себе ни минуты отдыха.

Когда наступил рассвет, у него свело судорогой руку. Все тело нещадно болело. Рейт рухнул на койку и забылся тяжелым беспробудным сном. Сам того не осознавая, он полностью исписал первый блокнот из той стопки, которую раздобыла для него Джесс. За всю свою жизнь он никогда еще не писал так много за один раз без всяких перерывов. Впрочем, об этом он также не задумался, прежде чем погрузиться в сон.

В последующие ночи Рейт заполнил остальные блокноты, исписывая по одному за ночь, страниц по сто за один раз. Он не перечитывал написанное, а просто изливал теснившиеся в голове слова на бумажные страницы, лишь изредка останавливаясь, чтобы обдумать то, что написал, порою ощущая гордость за изящно построенную фразу или удачную метафору. За месяц работы, когда он полностью исписал тридцать четыре блокнота, он ни разу не задумывался над тем, откуда приходили к нему нужные слова или почему они складываются вместе так гладко и красиво. Днем вместе с теми, кто желал прикоснуться к магии, он занимался изучением оставленных Соландером бумаг, пытаясь найти то, что могло бы освободить уорренцев от их жалкого существования. Рейт не умел составлять заклинания и не мог предложить для этого свою жизненную энергию, поскольку никакая магия — ни созданная Соландером, ни какая другая — на него не действовала. Однако он разбирался в формулах, неплохо знал принципы действия заклинаний Соландера. За долгие годы знакомства с ним Рейт стал лучше чувствовать философию созданной им системы. Поэтому-то его присутствие на таких собраниях в дневное время было необходимо.

Рейт всегда был худым, но за месяц, прошедший после гибели Соландера, превратился в скелет, однако его глаза горели неугасимым огнем. Сказывался недостаток сна и перенесенные тяжкие душевные страдания. В нем чувствовалось нечто такое, что наводило окружающих на мысль о незримом боге.

Люди сочувствовали Рейту и серьезно беспокоились о его здоровье. Его часто просили больше спать и лучше питаться. Однако все это время Рейт вел жизнь отшельника, работая и днем, и ночью, и спал в сутки всего несколько часов, находя для сна время либо до, либо после рассвета.

Когда Рейт написал последнее слово и поставил последнюю точку в блокноте, принесенном ему Джесс, то ощутил, как тяжкий груз упал с его плеч. У него больше не осталось слов, но он каким-то непонятным образом понимал, что слов ему больше не нужно, как больше не нужно и бумаги для их записи. Движимый любопытством, Рейт открыл один из блокнотов на первой попавшейся странице и с удивлением увидел мелкий неразборчивый почерк. Он заметил, что слова на странице беспорядочно наползают друг на друга. Рейт прочитал несколько строк, и хотя фразы показались ему очень красивыми и звучали почти как его собственные слова — слова, которые он и раньше придумывал для Винкалиса, — он обнаружил, что не может вспомнить, как писал их, как выводил на бумаге, не мог представить, как они пришли ему в голову, откуда взялись. Хотя многое казалось ему знакомым, в тексте то и дело попадались абзацы, которые казались написанными чужой рукой.

Он обнаружил тридцать четыре блокнота, в которых содержались заголовки, где страница за страницей описывались места, где он никогда не был, видения, которые ему никогда не являлись, истории, которые он раньше никогда не слышал.

В голову Рейту неожиданно пришла мысль, что Винкалис не просто плод его воображения, а реально существующий человек, который при желании может занять его место. Рейт рассмеялся. Он просто устал. Чертовски устал. Впервые за этот месяц он осознал, что ему требуется хороший, полноценный сон. Почувствовал, что у него болит все тело. Что его кожа горит, язык распух, а глаза сдавливает едва выносимая боль. Рейт лег на койку, накрылся тонким одеялом и позвал Джесс.

— Я болен, — шепотом произнес он, чувствуя, что слова даются ему с огромным трудом. — Книги написаны. Все.

Джесс посмотрела на него, затем на сваленные кучей блокноты.

— О боги, неудивительно, что так измучен. Я не знала, что ты так усердно работал.

Она приготовила холодный компресс и положила его Рейту на лоб. Затем дала ему попить и ушла, забрав с собой блокноты.

Рейт наконец уснул. Во сне его преследовала Велин. Она куда-то звала, просила прощения. Говорила, что плохо с ним обошлась. Затем пришел Соландер, сел возле его кровати и сказал, что он должен жить, должен вести народ к свободе и что никто, кроме него, Рейта, не способен на это. Рейт знал, что это всего лишь сон. Смутно осознавал, что если он разговаривает с умершими, то это не что иное, как сон. Но даже во сне он не мог решить, были ли это настоящие сны или же результат лихорадки, вызванной физическим и нервным истощением. А может быть, мечта, превратившаяся в сон?

Он пробудился от долгого сна лишь неделю спустя и пришел в лагерь совершенно преобразившимся.

— Мы не можем ждать точных чисел, чтобы проверить наши результаты, — произнес Луэркас. — Прежде чем Совет будет готов напасть на изменников и даже прежде, чем он будет готов уничтожить Уоррен, нужно испытать Зеркало Душ на ком-нибудь из наших людей. Мы должны удостовериться, что способны осуществить необходимое превращение, а Зеркало сможет доставить нам тела для процедуры замещения. Тела, в которые мы сумеем проникнуть.

Дафрил сидел в удобном кресле на балконе, откуда был виден длинный просторный зал дома в Нижнем Городе, который приобрел Луэркас, решив, что его будущее в Совете Драконов не будет таким блестящим, как он всегда надеялся. Отсюда можно было хорошо видеть работающих внизу волшебников и их ассистентов. Этому способствовали экраны наблюдения, установленные на каждом рабочем столе. Благодаря им можно было переговорить с любым человеком, находящимся в зале.

Итак, он подвел всех своих подчиненных к завершению работы над Зеркалом Душ. Луэркас считал, что установленный Дафрилом порядок вполне эффективен, однако мысль о том, что работа движется недостаточно быстро, постоянно вызывала у него беспокойство. Ему требовались результаты. Один из соглядатаев доложил ему, что у Драконов над разработкой новой системы заклинаний работает целая команда ученых, которые уже близки к завершению исследования.

Когда они начнут наступление на изменников и их бога и когда этот бог нанесет ответный удар, над Империей пронесется настоящий вихрь новых страданий. Вину за это, несомненно, возложат на Драконов. Луэркас считал, что в таком случае население впадет в неистовство, и любой встретившийся людям на пути волшебник станет мишенью для нападения, за которыми последуют пытки и убийства. Ему хотелось спрятаться как можно дальше от надвигающейся неминуемой катастрофы. Но пока ему необходимо собрать волю в кулак и по возможности терпеть рядом с собой общество Дафрила.

— Ах, Геллас, до чего приятно снова видеть тебя среди нас. Мы до последнего дня боялись, что ты не выздоровеешь, — сказал каанец, которого Рейт раньше знал лишь наглядно, и, похлопав его по спине, пошел дальше.

Рейт, все еще нетвердо держась на ногах, заморгал и прищурился от яркого света, силясь понять, что находится перед ним. Группы каанцев — мужчин и женщин — сидели на земле, читали друг другу отрывки из толстой книги и делали пометки на клочках бумаги. Стоявшие за ними волшебники — те, кто до болезни Рейта пытался разобраться в магических формулах и заклинаниях Соландера, — склонившись над заваленным бумагами столом, составляли свои собственные заклинания.

Оставшиеся в живых члены Ордена Резонанса и гируналльцы работали бок о бок с другими каанцами, выстраивая целый ряд каких-то коробок с сиденьями. Рейту эти непонятные коробки показались похожими на аэрокары, лишенные механизмов, в которых находились источники магии или которые использовали магию в качестве энергии, необходимой для полета.

Вся эта суета немного напугала Рейта. Он почувствовал, что за время его долгого сна весь мир находился в стремительном движении и лишь он один пребывал там, где ничто не имело смысла или обретет его лишь в будущем. В глазах у него помутилось, Рейт не смог сразу понять, где находится его голова, и земля без всякого предварительного предупреждения начала стремительно приближаться к нему. Затем ощутил, как чьи-то сильные руки поставили его на ноги. Через всю лесную прогалину к нему со всех ног неслась Джесс. На ее лице читалось явное беспокойство.

— Геллас! Почему ты не в постели?!

— Мне… мне уже стало лучше, — ответил Рейт, хотя в данную минуту чувствовал себя отнюдь не самым лучшим образом.

В его ощущениях преобладали озадаченность, растерянность и потерянность.

— Помоги мне отвести его обратно в постель, — сказала кому-то Джесс. — Ему нельзя вставать, он должен провести в постели еще неделю. Нам повезло, что он вообще остался жив.

Рейт собрался было запротестовать, заявляя, что с ним все в полном порядке, но обнаружил, что у него даже нет сил солгать. Он позволил прибежавшим на помощь людям отнести его обратно в кровать, покорно лег и наблюдал за тем, как Джесс отправила своих помощников прочь, велев не беспокоить больного ни при каких обстоятельствах. Когда они ушли, Джесс, нахмурившись, повернулась к Рейту.

— Ты что, с ума сошел? Как ты вообще посмел встать с постели? На прошлой неделе ты чуть было не расстался с жизнью!

— Правда?

Рейт лежал, испытывая неприятное чувство от мысли о том, что мог умереть в любую минуту. Он не сомневался в том, что Джесс сказала правду.

— Именно. Ты видел призраков и разговаривал сам с собой. У тебя была ужасная лихорадка, сбить которую не удавалось даже опытным целителям. Патр был несколько раз готов отвезти тебя в ближайший город, но я не позволила ему это сделать. Это означало бы для тебя верную гибель, хотя он и собирался показать тебя врачу под вымышленным именем. Насколько мне известно, по приказу Драконов нас должны убивать прямо на месте. Всем повстанцам объявили войну, в которой уничтожать будут даже тех, на кого просто пало подозрение в симпатии к нам. Однако в подобных обстоятельствах Драконы заявили об отказе пользоваться магией для путешествий. Города извлекли свои грузовые аэрокары из резервных хранилищ и используют их лишь в крайних случаях для перевозки съестных и прочих припасов. Нам известно о голодных бунтах, о том, что люди покидают города в поисках более спокойных и безопасных мест. Если бы мы привезли тебя в город и кто-нибудь узнал бы тебя, тебе пришел бы конец.

— Они с ума сошли, развязав войну, — сказал Рейт. — На что мы можем надеяться? Что можем им противопоставить?

Джесс посмотрела на него каким-то странным взглядом.

— В написанных тобой книгах подробно рассказывается о том, как мы сможем бороться с ними.

— Я совершенно не помню, как я их писал, — признался Рейт. — То есть я помню, как сидел, склонившись над блокнотами, которые ты мне принесла, но не помню ни единого написанного мной слова.

Джесс подошла ближе и присела на край кровати.

— Как же так? Ты рассказал волшебникам, как наилучшим способом использовать магию Соландера, чтобы преодолеть действие яда, который дают уорренцам, а также о том, как использовать магию для создания силовых щитов, которые будут укрывать нас до тех пор, пока мы не найдем надежного убежища. Ты объяснил членам Ордена Резонанса, как использовать искусство для вторжения в города, а каанцам — как построить аэрокары, которые доставят нас туда.

Рейт закрыл глаза, пытаясь вспомнить хоть что-либо.

— Я ничего такого не делал, — сказал он.

— Я наблюдала за тем, Рейт, как ты все это писал.

— Возможно, моя рука держала перо, однако водил ею кто-то другой.

— Кто же?

Винкалис, подумал Рейт. Винкалис сделался настолько реальным, что начал контролировать работу Рейта. Возможно, Винкалис и в самом деле сочинил пьесы, которые приписывались ему. Скорее всего Рейт был просто посредником, благодаря которому они создавались. Тем не менее он хорошо помнил, как писались эти пьесы. Он подолгу корпел над ними. Слова этих пьес были его словами. А как же тогда слова в блокнотах? Кому они принадлежали?

— Соколы, — неожиданно, без всякой связи с предыдущим высказыванием произнес он.

Джесс с любопытством посмотрела на него.

— Соколы? Ты хочешь с ними поговорить?

Глаза Рейта удивленно расширились.

— С ними? С кем?

— С Соколами. Ты хочешь поговорить с ними?