Эта часть Золотого Здания казалась заброшенной, забытой. Рейт поежился; он представил себя или кого-нибудь еще томящимся за одной из этих запертых, зарешеченных дверей, изнывающим от голода, забытым всеми. Неужели Дознание — зловещая кучка безумцев и извергов, живущих и процветающих под носом у Драконов, почти как второе правительство — избавлялось от своих самых беспокойных объектов таким грубым, простым способом?

Во время их путешествия по коридорам Соландер заговорил лишь однажды.

— Все эти замки — разные, — прошептал он. — Чтобы открыть каждый из них, требуется специальная комбинация магических действий. Я не уверен, на сколько еще замков у меня хватит энергии.

— Чем я могу помочь?

Соландер тихо засмеялся и покачал головой.

— Ты можешь нести меня, когда мы выберемся наружу.

— Правда?

Соландер кивнул.

Длинные коридоры, повороты направо и налево, в промежутках вспышки зеленого. Затем все изменилось. Более темные стены и неожиданно более старая часть здания, построенная не из глыб магического песчаника, а из настоящего камня — из аккуратно высеченных блоков. За пределами каанского анклава Рейту никогда не доводилось видеть ничего, даже отдаленно похожего на это. Соландер и Рейт остановились и переглянулись.

— Близко? — прошептал Рейт.

Соландер кивнул и указал вперед.

Больше никаких ворот. Они зашагали быстрее. Соландер опирался на плечо Рейта и тяжело дышал. Наконец перед ними оказалась последняя дверь. Цельнометаллическая, зарешеченная. Соландер прислонился к ней, сконцентрировался, как на предыдущих воротах, и наконец опустился на пол.

— Эта мне не под силу.

Рейт взглянул на него:

— Слишком сильное заклинание?

— Не знаю. Не могу подойти к замку достаточно близко, чтобы рассмотреть заклинание. Что-то отталкивает меня.

С отчаянием, близким к панике, Рейт изучал дверь и механизм замка. За дверью была свобода. Он это чувствовал. Но у него не было инструментов, чтобы справиться с механизмом, чтобы разрезать металл. Он никак не мог сломать эту последнюю дверь. Рейт не понимал, в чем тут дело. Понял бы, будь на этой двери заклинания — хотя в Золотом Здании такое вряд ли возможно. Но почему Соландер не мог справиться с ней с помощью магии — это было ему не понятно. Неужели Драконы нашли секрет, объясняющий, почему Рейт именно такой? Неужели они обнаружили, как делать вещи неуязвимыми для магии?

Голос у них за спиной произнес:

— Видите ли, это последнее заклинание. Магическое противодействие.

Рейт и Соландер обернулись. Перед ними оказалось все Безмолвное Дознание: три человека, в которых он узнал Магистров, во главе с Магистром Наоно Омви; за ними дюжина, а может, и больше кеппинов — мужчин средних лет, исполнявших приказы Магистров. Вместе с кеппинами были и их помощники-солитары — молодые люди, только что поступившие в организацию, а также помощники самих солитаров, многочисленные дозорные и доносчики. При виде целой массы черных и зеленых одеяний, затененных лиц в капюшонах и фанатичных глаз желудок Рейта сжался, и он еле сдержал два одновременных желания — стошнить и наделать в штаны.

— Не ожидали? — спросил Омви. — А вот мы вас ждали. Мы придумали для вас испытание, и вы великолепно справились. Мы не могли видеть вас, не могли слышать, не могли обнаружить вас, за исключением того, что всякий раз, когда вы проходили через дверь, наши дозорные видели, как она открывалась. В противном случае мы бы немедленно вас потеряли. Наше счастье, что двери — это просто физические объекты.

Фареган, стоявший справа от Омви, улыбнулся и спросил:

— Значит, последние ворота произвели на вас впечатление? Это нечто новое, что мы только что испробовали — и правильно сделали, хотя, если регулярно использовать такие заклинания, магические резервы Империи моментально истощатся.

— Но в том не будет необходимости. Нам это нужно было для этих двоих, но секрет новой магии умрет вместе с ними, и это пойдет на благо Империи, — усмехнулся Омви. — Кажется, ваше изобретение невелико, Соландер. Вы с Гелласом на первый взгляд не поддаетесь магическому допросу и благодаря вашей новой магической системе защищены от магического воздействия. Чтобы прорваться сквозь каждую из возведенных нами преград — при том не поднимая тревоги или не залезая в энергетические источники Уоррена, — вам пришлось самим создать столько энергии, сколько мы извлекаем по крайней мере из дюжины душ. И хотя у нас отняло немало усилий и энергии отклонить рево, у вас, кажется, рево вообще нет. Это было просто потрясающе.

Он скрестил руки на груди.

— Но сейчас, если я не ошибаюсь, ваши резервы почти исчерпаны. Что ж. Мы не хотели трогать вас, пока не отведем в комнаты для допросов. Мы хотим, чтобы вы были здоровыми и… готовыми к сотрудничеству. В конце концов нам нужен ваш секрет. То, что представляет угрозу в руках простых людей, для нас будет очень ценно.

Кеппины и солитары достали оружие и прицелились в пленников.

— Не надо, — сказал Соландер, — мы пойдем с вами без борьбы.

— Пойдете, — сказал Омви. — Но на наших условиях.

И кеппины, и солитары выстрелили одновременно. Золотые, зеленые, красные и желтые огни вырвались из стволов и взорвались вокруг Соландера и Рейта. Соландер тут же упал. Рейт остался стоять; холодные огни ударялись о него, вращались вокруг, издавали оглушительный треск. Наверно, ему тоже следует упасть, подобно Соландеру, но эта мысль пришла Рейту в голову с опозданием. Омви дал сигнал на мгновение раньше, чем он решил упасть, кеппины с солитарами опустили оружие.

— Нет, — сказал Омви. — Это не щит. Ты использовал не такой вид магии, как он. Ты ничего не использовал. Заклинания проходили прямо через тебя, но они тебя не задевали. — Он перевел взгляд с Рейта на Соландера, затем вновь на Рейта. — Его я понимаю. Я еще не знаю, как работает его система, но мне известно, что система у него есть, и знаю, что смогу узнать подробности. Но ты… — Он покачал головой. — Все это время, что я наблюдал за тобой, Геллас, я никогда не замечал, что с тобой что-то не так. Но я очень, очень не прав, не так ли? Потрясающе.

Омви повернулся спиной к Рейту и обратился к кеппинам:

— Заберите Соландера на допрос. А когда вытянете из него все, что нужно, заприте его с остальными предателями. — Он повернулся к Рейту: — Ты… что ж, я думаю, у тебя другая судьба. Вначале нам придется выяснить, что заставляет тебя работать. Мы не можем пустить в расход того, против которого не работают законы магии. Не говоря уже о том, какие замечательные вещи мы узнаем о магии, если изучим тебя.

Рейт закрыл глаза. Ему следовало упасть на пол вместе с Соландером. Следовало. Но сейчас уже слишком поздно. Сейчас он мог лишь позволить, чтобы его увели обратно, откуда он пришел, чтобы его препроводили в его одинокую камеру. Мог слышать лишь, как тяжелый, настоящий засов на другой стороне захлопнется, и щелкнет настоящий — не волшебный — замок. Одна из одиноких камер в одном из бесконечных, запутанных коридоров, где-то в сердце забвения.

Конец пути, подумал он. Он дошел до конца пути, и ни ему, ни Соландеру, при всем их идеализме, не удалось никого спасти.

— Почему мы здесь? — спросила Джесс Патра.

Патр заплатил невысокому человеку, у которого заказал невероятное количество боеприпасов, одежды и пищи. Он повернулся к Джесс и указал на небольшой дом, в который они прибыли.

— Вначале зайди внутрь.

Джесс оглянулась через плечо и сказала:

— Подожди. Этот человек забирает наш аэрокар.

— Так мы частично расплатились за все эти вещи. Поверь мне, он не нужен нам здесь. Через него мое начальство может обнаружить нас.

— Патр…

— Внутри. Обещаю, любовь моя, — это нечто такое, чего нельзя говорить на открытом пространстве.

Джесс посмотрела на него, затем повернулась и вошла в крошечный ветхий дом. Все три комнаты были пусты; глиняные стены потрескались; окна лишены таких приятных излишеств, как магическое или, на худой конец, обычное стекло, или даже ставни, или жалюзи: ветер влетал в них свободно, так же, как он дул по равнинам этой невыразительной, выжженной солнцем местности, принося с собой кусочки грязи и песка, насекомых, а иногда крошечных летающих ящериц.

— Вообще-то внутри ничуть не лучше, чем снаружи, — сказала она.

— Я знаю. И извиняюсь. Но это лучшее, что я мог найти за такой короткий срок; как только я… как только все изменилось, я планировал что-нибудь получше, но времени не было.

Джесс нашла одну стену, которая выглядела более или менее крепкой и чистой, и осторожно прислонилась к ней. Стена выдержала.

— Ты сказал, что все изменилось, — проговорила Джесс, — и о том, что не было времени, и о своих планах — но ты не сообщил мне никаких деталей. Тогда, последний раз, Патр, кто был в аэрокарах, окруживших мой дом? Почему мы бежали, и как ты узнал о том, что надо скрыться, прежде чем они прибудут? И что мы здесь делаем?

Он глубоко вздохнул.

— Вначале самое простое. Мы здесь, потому что мы прячемся. От Безмолвного Дознания — группы злых людей, группы, в которой я когда-то занимал незначительный пост, но мне доверяли. Я приберегал это место для себя на всякий случай, если у меня с ними испортятся отношения. Они… они иногда считают, что лучший способ хранить тайну — это уничтожить всех, кому она известна. У меня были друзья, которые исчезли сразу после того, когда поработали над чем-нибудь большим или значимым. Магистры Дознания и кеппины — страшные люди. Они заявляют, что чтут кодекс чести, но редко находят удобным ему следовать. Поэтому, когда я понял, кто они и как они работают, я приобрел это место. Очень осторожно, действуя в обход, через подставных покупателей. Мне никогда не приходилось бывать здесь. — Он оглянулся вокруг и поморщил нос. — Я не слишком многое получил за свои деньги, но если я получил наши жизни, этого будет достаточно.

Она кивнула.

— Хорошо. Значит, люди, ворвавшиеся в мой дом сразу после нашего бегства, — это… Безмолвное Дознание?

— Да.

— И это из-за Рейта?

— Рейта? Ты имеешь в виду Гелласа?

— Да. Геллас — это Рейт.

— Я не знаю, из-за него это или нет. Это касается государственной измены против Империи, и я склонен думать, что твой друг Рейт имеет к этому отношение, но я не верю, что Дознание охотится исключительно за ним. Я знаю, что им нужен Винкалис. И я знаю, что им нужны каанцы; они демонстрируют свою враждебность по отношению к Империи так, чтобы это не было доказуемо и наказуемо.

Джесс поморщилась.

— И они охотились за мной?

— Да. Потому что ты общалась с Гелласом — или Рейтом — и Соландером. Ты имела несчастье завести такую… мягко говоря, неудачную дружбу.

Джесс слегка улыбнулась. Без этих двух друзей она была бы или безгласным источником чьей-то энергии в Уоррене, или ее уже не было бы на свете. Патр, секретный сотрудник Дознания, не узнает это от нее.

— Тогда я понимаю, почему ты здесь, — сказала она, немного подумав. — Но почему я здесь? Почему бы тебе не отдать меня Дознанию и не стать героем, или просто не оставить меня там, где я была, а самому бежать, спасая свою жизнь? Без меня твое путешествие было бы безопаснее и легче.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я полюбил тебя с того дня, как Магистр Фареган приставил меня к тебе.

— Магистр Фареган — член Дознания?

— Да. Он один из Триады — трех самых могущественных Дознавателей на всем Матрине. Второй по значимости после Магистра Омви.

— Он какое-то время состоял в моем музыкальном ковиле, — тихо произнесла Джесс. — Он попросил меня пойти с ним к нему домой послушать музыку из его коллекции — он сказал, что мне еще не приходилось слышать ничего подобного. Но мне не понравилось, как он смотрел на меня. Несколько раз он просил меня куда-нибудь с ним сходить.

— Он коллекционирует молодых женщин, — сказал Патр. — Никто не знает, что он с ними делает — хотя я потратил немало времени и усилий, чтобы выяснить это. Но большинству других Дознавателей известно, что он находит бродяжек и приводит их домой. Полагаю, ты должна была стать частью его коллекции. Я сразу понял, что не смогу выдать тебя ему, если дело дойдет до этого. Понял я и то, что ты не вовлечена ни в какие заговоры против Империи. Я мог бы — мне следовало! — снять с тебя подозрения уже после первых шести месяцев. В том случае, если бы твоя невиновность имела для кого-то значение.

— Но ты не сделал этого.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что в таком случае Фареган наверняка убрал бы меня от тебя и приставил следить за кем-нибудь еще. Я не хотел следить за кем-то другим. Я хотел быть с тобой — иметь предлог быть с тобой каждый день и иметь одобрение моего начальства на то, чтобы быть с тобой. Это сделало меня счастливым.

— И оставило меня под подозрением.

— Я сказал им, что ты ничего не знаешь, но что у тебя есть друзья, которые могли использовать тебя в качестве ничего не подозревающего посредника, и что если я останусь с тобой, то смогу выяснить что-нибудь полезное. Время от времени я предоставлял им информацию, которая не была полностью правдивой, но не являлась и полностью ложной — лишь достаточной для того, чтобы держать их на крючке.

Джесс в шоке посмотрела на него.

— Похоже, ты гордишься всем этим. Ты словно ожидаешь, что я буду польщена тем, что ты держишь меня под подозрением ради того, чтобы быть со мной. Ты и вправду считаешь это… хорошим поступком?

Патр посмотрел на нее и пожал плечами. В его лице и движениях она заметила невиданную доселе жестокость.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что делал все это ради тебя? Это было бы неправдой. Я делал все это для себя. Я хотел быть с тобой, и я все для этого сделал. — Он наклонился вперед и посмотрел ей в глаза. — Я никогда не говорил — никогда не подразумевал, — что я хороший человек. Отнюдь. Мне случалось убивать людей, я не раз становился причиной их гибели. Люди, с которыми я обычно имею дело, — они такие же, как я. Они будут улыбаться другу, но, не колеблясь, убьют его по приказу вышестоящих, а затем пойдут и отпразднуют с парочкой других друзей и их любимыми шлюшками. — Затем он отвернулся, и его голос стал мягче: — А вот в тебе я увидел другую жизнь. Другой мир. Ты чиста. Ты никогда никому не причинила вреда; никогда не позволяла себе выбрать легкий путь. Твои родные — Артисы… плохие люди. Я работал с ними; я их знаю. Через Дознание они заставили меня кое-что для них сделать. Они погрязли так же глубоко, как и остальные. Они хватаются за власть так крепко, как только могут, и топят всех, кого только могут утопить, чтобы сохранить почву под ногами. Ты происходишь из этой семьи, из этого мира, и, похоже, ничто не затронуло тебя. Ты просто ушла от всего этого — ты и Рейт. Вы словно росли в совершенно другом мире в отличие от остальных из вашей семьи.

Патр усмехнулся и вновь взглянул на нее. Джесс надеялась, что он не заметит ужаса в ее глазах — так близко он подошел к разгадке ее секрета.

— И должен признаться, — сказал он, — ты красива, ты умна и добра, ты нежная, мне нравится аромат твоего тела… Я надеялся, что если буду с тобой достаточно долго, то заполучу тебя.

— Я благодарна за то, что жива, — ответила Джесс, — но, судя по тому, что ты мне сказал, если бы не ты, я бы вообще не была в опасности. Как, по-твоему, я должна отреагировать на твои слова? Я… что? Должна влюбиться в тебя, потому что ты спас мне жизнь?

— Во-первых, — сказал Патр, — Фареган поставил меня наблюдать за тобой, потому что ты нужна ему. Ему все равно, виновна ты или нет. Ему это безразлично, ему просто нужна ты. И рано или поздно он нашел бы или сфабриковал то, что ему нужно, чтобы привести и заполучить тебя. Я стоял между ним и тобой. Если бы я не сделал того, что от меня требовалось, если бы пытался доказать твою невиновность, он бы приставил к тебе кого-нибудь другого, и есть вероятность, что другой Дознаватель нашел бы способ отдать тебя ему. И ты оказалась бы в опасности. Ты просто была бы с тем, кому безразлично, что с тобой случится.

— Это ужасно, — сказала Джесс. — И ты ужасен.

Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом и долгое время молчал. Наконец покачал головой.

— Ты бы хотела, чтобы я тебе солгал? Было бы достаточно просто скрыть мои связи с Безмолвным Дознанием, просто заставить тебя думать, что какой-то друг намекнул мне, что ты в опасности, и нам посчастливилось скрыться. Я бы мог легко сделаться твоим героем, возможно, смог бы достаточно легко затащить тебя в постель. Я не хочу быть фальшивым героем в твоих глазах, не хочу лгать о том, кто я есть, что я собой представляю. Я помог тебе, потому что мог это сделать. Я люблю тебя, потому что люблю. Я оставался с тобой, потому что мне этого хотелось. Что ты будешь с этим делать — что ты думаешь, — твое дело. — Он посмотрел в окно на блеклое, жаркое пространство. — Скоро у нас здесь будет мебель; кровати, еда, подходящая для этой местности одежда и большой запас воды. Когда все сюда доставят, ты прикажешь поставить все так, как тебе угодно. Сделай это место своим домом.

Джесс едва удержалась от смеха.

— Ты больше не состоишь в Дознании, да? Я имею в виду, они могут схватить тебя так же быстро, как и меня сейчас?

— Они бы моментально меня убили. Живой я для них опасен. А что? Или ты подумываешь о том, чтобы продать меня им ради своей безопасности? Не надо. Они бы перехитрили тебя так же быстро, как ты, очевидно, перехитрила бы меня.

— Мне это даже в голову не приходило. Я просто думала… что если за тобой больше нет Дознания, почему ты считаешь, что человек, который забрал наш аэрокар, вообще вернется сюда с чем-либо?

Теперь Патр улыбнулся.

— Пусть только попробует. — Он прислонился к стене и сказал: — Джесс, я не превратился в плохого, жестокого человека, потому что вступил в Дознание. Дознание завербовало меня, потому что я уже был плохим, жестоким человеком. Если мой… друг… не вернется сюда с вещами, за которые я ему заплатил, пусть будет уверен — это станет его последней ошибкой.

От его слов и улыбки, с которой он их произнес, у Джесс внутри все похолодело. Она решила, что ни в коем случае не станет сердить Патра.