4

Мы спустились по лестнице в бар возле плавательного бассейна. Я заказал два "баккарди" с тоником и естественно, что мы начали говорить о людях, которых оба знали в Корее.

Некоторые из них уже умерли, а другие командовали эскадрильями. Двое американцев дослужились до чина полковника; один тренировался для полета на Луну, и, как считали в некоторых инстанциях, обратно.

Главным образом чтобы что-то сказать, я спросил:

– А какой чин тебе дали в республике?

– Полковника. Это самый высокий чин, которого я достиг. В Конго я был всего лишь капитаном.

Я удивленно посмотрел на него.

– Господи Боже – ты командуешь всеми ВВС? – Я-то думал, что он всего лишь руководитель полетов или, может быть, главный инструктор.

– Только "вампирами".

– Я считал, что чина майора вполне достаточно, чтобы командовать двенадцатью истребителями.

Он усмехнулся.

– Да, но эти двенадцать машин составляют всю истребительную авиацию. Так что я главнокомандующий истребительной авиацией. И убежден, что должен быть генералом.

Я быстро взглянул на него.

– Только не говори этого слишком громко, Нэд. На Карибских островах каждый хочет быть генералом.

Его лицо окаменело; потом он кивнул.

– Да, я совсем забыл. Беда в том, что я никогда не обращал особого внимания на чины.

– Ты такой же, как все австралийцы.

Он снова усмехнулся.

– Да, их всегда интересуют только деньги. А что ты скажешь насчет 750 долларов в неделю, без налогов и с оплатой всех расходов?

– Скажу, что это чертовски неплохо – пока это продолжается. Ты получаешь такие деньги?

– Нет. Я получаю больше. Но это я могу предложить тебе.

Я подсчитал. Не мог удержаться, чтобы этого не сделать. 750 долларов в неделю составляли 3000 долларов в месяц или 1000 фунтов стерлингов... даже если я продержусь три месяца, то смогу полностью выплатить закладную на свой самолет. А если это продлится шесть месяцев, то получится еще 3000 долларов. Получив такую сумму и продав самолет, я смогу купить новый "Д-8" или "Эйр Коммандер", или...

Нэд наблюдал за мной с мягкой чуть сардонической улыбкой. Цифры, должно быть, прыгали у меня в глазах, как в окошке кассового аппарата. Я осторожно сказал:

– И мы идем по длинной зеленой как ее там...

– Я получил добро взять еще одного парня со стороны – конечно, при условии, что он понимает в этом деле. Сейчас я одновременно исполняю обязанности командира эскадрильи, оружейника и главного инструктора; в день я делаю четыре или пять вылетов. Ты бы стал моим помощником и взял бы на себя половину этих дел. Что скажешь?

"Эйр Коммандер" был все еще здесь, слабо поблескивая на уходящей в даль бетонной полосе. Однако теперь он стал немного дальше и поблескивал немного меньше.

– Спасибо за заботу, Нэд. Но я скажу нет.

– Тебе следует использовать свой шанс, дружище.

Я просто покачал головой.

Он стукнул кулаком по стойке бара.

– Говорю тебе, что ты должен воспользоваться такой возможностью! Это хороший совет!

Я посмотрел на него, несколько удивленный такой страстной реакцией. А немного погодя спросил:

– Ты хочешь сказать, что после стольких лет я мог бы опять стать ассом? Хотя предположим, что вражеской авиации не будет: смогу ли я сосчитать крестьян, в которых буду стрелять? А также коз и ослов?

Он посмотрел на меня, морщась от отвращения.

– Смотри, не истеки слезами! Бедные крестьяне, черт бы их побрал. На прошлой неделе мы уничтожили трехдюймовый миномет, который держал под обстрелом железную дорогу. Эти парни знают свое дело.

– Но это не мое дело. Я не хочу быть замешанным в...

– Кто, черт возьми, говорит о политике? Ты был в Корее не потому, что не соглашался с теорией Карла Маркса. Ты был там, потому что ты – пилот-истребитель, и чертовски хороший пилот. Так что не забивай себе голову глупыми идеями из книг, которых ты не читал.

Я улыбнулся. Я просто не мог удержаться. Но потом снова покачал головой.

– В Корее была наша война. И я до сих пор совершенно уверен, что воевал на правильной стороне. В республике правильной стороны не существует; там не будет даже победившей стороны, что бы ни произошло. Здесь вообще не должно быть войны. Пусть даже что-то происходит не так, "вампиры" и трехдюймовые минометы не могут стать лекарством ни от чего.

– Ты все время говоришь о политике. А выглядишь при этом как корова, играющая на скрипке.

– Это я говорю о политике? Ты думаешь, что можешь присоединиться к чьей-то чужой войне и не будешь при этом играть в политику?

Нэд открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент кто-то совершил вынужденную посадку на его правое плечо. Он резко повернулся, замахнулся, и на миг мне показалось, что в конце концов вечер закончится довольно весело. Но когда он увидел, кто это, то просто буркнул: – Черт бы тебя подрал! – и снова повернулся к бару.

Вновь прибывший оказался высоким брюнетом, весьма симпатичным – в стиле рекламных проспектов латиноамериканских сигарет – и вполне осознавал это обстоятельство. Но первое, что обращало на себя внимание – его костюм, великолепно скроенная пара из светло-бирюзового мадрасского шелка с широкими плечами, узкой талией и весьма запоминающимся фасоном. Было совершенно ясно, что такой костюм непременно запомнится, хотя особого смысла в этом не было.

Он наклонился над плечом Нэда и продемонстрировал широкую белозубую улыбку, не предназначавшуюся никому конкретно.

– Немного выпьем, mi Coronel[1], – предложил он.

– От вас пахнет так, что мне кажется, пора завязывать, – буркнул Нэд. Потом вспомнил о своих светских обязанностях и, повернув голову сначала направо, а затем налево, сообщил: – Капитан Миранда. Кейт Карр.

Капитан повернулся ко мне, на его физиономии медленно расплывалось выражение удивления и удовольствия.

– Сеньор Карр? Искренне надеюсь, мы не слишком сильно напугали вас сегодня днем. – И буквально выстрелил мне между глаз своей жесткой усмешкой.

Я просто пожал плечами.

Потом он погрозил мне пальцем.

– Теперь вы будете знать, что не следует слишком приближаться к территории республики, не так ли? В следующий раз мы вас собьем.

Нэд вздрогнул, лицо и голос у него стали жесткими.

– Послушай, сынок! Никогда не ссорься с Кейтом Карром, если меня не будет поблизости, чтобы удержать твою руку. Дело в том, что он знает об этой игре куда больше, чем ты сможешь выучить за пять жизней. – Он махнул рукой. – А теперь ступай прочь и поохоться за птичками в клетке. Хотя не похоже, что в таком состоянии ты сможешь справиться даже с тряпичной куклой.

Миранда инстинктивно выпрямился и, преисполненный пьяного достоинства, заявил:

– Мы здесь с миссией доброй воли, mi Coronel. Я пил с американскими офицерами, а не с rebeldes![2] – И я поймал его яростный твердый взгляд.

– Убирайся, пьяный хам, – сказал Нэд.

Капитан машинально встал по стойке смирно, сказал:

– Si, Coronel[3] и вышел, весь преисполненный оскорбленной мужественности и воинственности.

Наступило продолжительное молчание, прерываемое только позвякиванием льда в стакане, который хмуро разглядывал Нэд. Я вытащил из внутреннего кармана трубку, набил ее из скомканного пакета весом в одну унцию и приступил к церемонии раскуривания. Нэд, продолжая хмуриться, понаблюдал за мной и спросил:

– Зачем тебе эта трубка?

– Пытаюсь избавиться от сигарет. – Дым валил, казалось, одновременно из всех щелей как трубки, так и меня самого. Но я продолжал трудиться.

Нэд щелкнул пальцами, заказал еще два "баккарди". К тому времени, когда они прибыли, я уже поставил под контроль как трубку, так и свои мысли.

– Ну, – сказал я, – а теперь рассказывай все.

– Не стоит обращать внимание на этого плейбоя. Мы взяли его, потому что его отец – крупный латифундист. Ты должен был видеть его на...

– Все, Нэд. Рассказывай все.

Он хмуро посмотрел на свой стакан.

– Я не спрашиваю, как ты узнал, что днем на том самолете летел я. Думаю, ты знаешь всех пилотов, выполняющих чартерные рейсы. Но я считал, что атака была просто глупой ной шуткой. Теперь этот парень назвал меня бунтовщиком. Так что выкладывай все.

– Собственно, рассказывать-то и нечего. Просто соглашайся на работу, которую я тебе предлагаю.

– Я уже сказал тебе: не хочу впутываться...

– Ты и так уже впутался! Они считают, что ты выполняешь полеты для Хименеса, для повстанцев. Мне было приказано атаковать тебя сегодня днем, просто в качестве предупреждения.

Я почувствовал, как меня пробирает дрожь. Так думают в ФБР, так думают в республике. Может быть, так думают все на Карибских островах. Кроме меня.

– Соглашайся на эту работу, – сказал Нэд, – тем самым ты докажешь, что они были неправы. И заработаешь кучу денег.

– Именно потому ты мне ее и предлагаешь, Нэд?

– Соглашайся, и все. Тебе будет неплохо.

– А ты тоже думаешь, что я летаю для Хименеса?

Он нетерпеливо покачал головой.

– Не знаю. Ты хитрый парень, Кейт. Ты не был бы хорошим истребителем, не будь ты хитрецом.

– Я больше не истребитель, Нэд.

Он выплеснул остатки выпивки себе в горло, встал и посмотрел на меня сверху вниз. Потом осторожно заметил:

– Я сделал все, что мог, только что не рисовал тебе картинки, как для новобранцев. Но если хочешь, могу сделать и это. Потому что в следующий раз мне могут приказать тебя сбить.

– Да? А кто тебе сказал, что есть гарантия, что ты куда-то попадешь?

Он лениво улыбнулся.

– А кто сказал тебе, что ты уже не истребитель?

И зашагал к себе в отель.

К этому времени моя трубка окончательно потухла. Я все еще пытался ее раскочегарить, словно в топливо попала вода или засорился карбюратор, когда кто-то скользнул на пустой стул по соседству.

Я покосился и мрачно буркнул:

– Ясно, вы не пропустите такого увлекательного зрелища. К сожалению, оно оказалось со счастливым концом.

Агент Эллис улыбнулся.

– Естественно. Складывается впечатление, что вы довольно хорошо знаете полковника Рафтера. Я могу даже предположить, что вы знали его довольно долго.

Я бросил трубку на стойку.

– Угостите меня сигаретой и я все расскажу.

Он вытащил пачку "честерфилда".

– Спасибо. Это было в Корее. Он служил в 77-й эскадрилье австралийских королевских ВВС. Они прибыли туда на восьми "метеорах" и были брошены против "мигов". Вскоре выяснилось, что "миги" опережают их в наборе высоты, быстрее пикируют, быстрее разворачиваются и обгоняют в горизонтальной плоскости. Я бы не сказал, что они были ошеломлены, но стало чертовски ясно, что развлечением для них и не пахло. После этого их перебросили на штурмовку наземных объектов. Я был прикомандирован к эскадрилье "сэйбров", которые прикрывали их сверху, и время от времени посещал их как офицер связи, я ведь англичанин и все такое. После этого я встретил Нэда пару лет спустя в Лондоне, после того, как он покинул королевские ВВС.

– Теперь он полковник в Fuerza Aerea Republicana[4]. А что он делал в промежутке?

Я наградил его взглядом, который, как я надеялся, он сможет истолковать как холодный.

– Возможно, вязал носки для дома престарелых.

Эллис обиженно взглянул на меня.

– Это же просто дружеский вопрос.

– И дружеский ответ. Если хотите внести его в один из ваших списков, то сами делайте грязную работу. Одна сигарета еще не сделала меня информатором ФБР – особенно после того, как мне предложили работу за 750 долларов в неделю.

Последовала пауза, во время которой он задумчиво смотрел на меня, а я пытался сообразить, какого черта проговорился. Должно быть, "Шератон" отпустил мне больше "баккарди", чем то, на которое я открыл кредит.

Потом он тихо спросил:

– Семьсот пятьдесят долларов, да? И вы согласились?

– Нет. Но всегда приятно знать, что кто-то на свете так высоко ценит тебя.

– Вы бы опозорили себя на все Карибское море. И вам нигде бы не нашлось места для посадки – даже после того, как игры в республике закончатся.

– Знаю. Вот именно поэтому я не работаю и на Хименеса.

– Конечно. – Он задумчиво кивнул. – Может быть, вам следовало бы написать это маленькими буквами на борту вашего самолета?

– Нет. Я не стану этого делать.

– Готов спорить, что однажды сделаете. – Он улыбнулся. – Было бы глупо совершать такую серьезную ошибку просто по забывчивости.

И ушел.

5

На следующий день я вылетел чартерным рейсом с компанией не обращающих внимание на цены рыбаков в Сен-Китт, а когда вернулся обратно в Сан-Хуан, то Нэд и "вампиры" исчезли. Вечером я возвращался на Ямайку, стараясь держаться подальше к югу от побережья линии Либры и используя для прикрытия высокие кучевые облака, собравшиеся после полудня.

Меня не слишком беспокоило, что меня смогут засечь радаром. Я не думал, что он у них вообще есть, а даже если и был, то наверняка им еще не умеют пользоваться должным образом. Скорее всего, Нэд обнаружил меня накануне по радиограммам о моем местонахождении, которые я дисциплинированно передавал в ходе полета. На этот раз я предпочел помалкивать.

Это был длинный перелет, сопровождавшийся слабыми западными ветрами, и кроме того, нельзя было использовать территорию республики для дозаправки. Фактически дела в этом районе Карибского моря складывались довольно неважно. Куба была недоступна; только компания "Панамерикен" могла оказать какую-то помощь или выделить топливо в Порт-о-Пренсе на Гаити; теперь стала недоступной и Либра. Если не считать полетов внутри Ямайки, коротких перелетов на Каймановы острова, случайных полетов в Нассау или Пуэрто Рико, все выглядело так, что предстоит долгое спокойное лето. И следующий день это подтвердил.

Я жил в Кингстоне на Ист-стрит в двухкомнатном номере над ночным клубом, в котором весело отплясывали калипсо, пока я пытался уснуть. Около восьми я выбрался буквально наощупь, заварил кофе и потратил десять минут на обследование всех карманов и ящиков стола в надежде найти завалявшуюся сигарету. Но ничего не обнаружил. Поэтому раскурил первую трубку, которая пахла примерно как пожар на складе старой одежды, уселся, прихлебывая кофе и обещая самому себе, что на следующей неделе найду себе тихое симпатичное местечко в Порт-Рояле, где обычно живут местные авиаторы.

Дальше день пошел относительно нормально. К девяти часам я более-менее побрился, надел более-менее приличную рубашку цвета хаки и брюки и вышел на улицу, где толпились жители Кингстона. Достав заводную ручку от джипа, я в сотый раз спросил себя, может ли машина в таком состоянии служить хорошей рекламой, и не написать ли мне на борту "Кейт Карр, чартерные рейсы и полеты по найму, двухмоторный самолет". Как обычно решив, что сделаю это после того, как переберусь в Порт Рояль, я выехал на дорогу, проталкиваясь между мчащимися как Бог на душу пошлет машинами.

Аэропорт Палисадо был расположен в центре изогнутой полоски земли, окаймлявшей гавань Кингстона, на дальнем конце которой милях в пяти находился Порт Рояль. Я добрался до аэропорта в девять двадцать, развернул свой офис – парусиновый стул в тени самолета – и закурил вторую трубку за день. Теперь она пахла, как выхлопная труба, так что дела постепенно налаживались.

День все еще шел нормально.

Я потратил некоторое время на размышления относительно того, следует мне заняться устранением утечки в одной из пневматических систем, которая травила воздух с той же скоростью, с которой компрессор нагнетал его внутрь. Моя машина жила благодаря пневматике – она использовалось при работе шасси, закрылков, тормозов – так что наверное мне следовало что-то с этим сделать. Но в то же время у меня была дублирующая система и устройство выпуска шасси в чрезвычайных обстоятельствах, и оба они находились в рабочем состоянии, так что я решил подождать, пока система не станет работать настолько плохо, что исправить ее будет легче. Кстати, у меня была назначена встреча на десять, а психологически крайне неверно позволять клиенту видеть самолет со снятыми панелями и болтающимися проводами.

На этот раз клиент появился вовремя: это были канадский верховный комиссар и канадская торговая делегация, желавшие взглянуть на шахту по добыче бокситов в горах. Сам верховный комиссар, очевидно, достаточно обо мне слышал, чтобы предпочесть полет поездке в своем "бьюике" с кондиционером, но тем не менее не собирался ронять авторитета и, подкрутив усы, заметил, что у обоих моторов имеются пропеллеры, после чего мы вылетели.

Весь полет до шахты занял около получаса, делегация не смогла больше часа дышать бокситовой пылью, так что мы вернулись домой вскоре после полудня.

Я выпил пива в баре "Горизонт" в здании аэровокзала и подумывал, не отправиться ли мне на галерею для прощания, чтобы купить гамбургер, когда появился клиент номер два, мистер Петерсон, руководивший чем-то вроде цепочки отелей на северном побережье. Одетый в местную униформу – темные брюки и белую рубашку с короткими рукавами, – он был большим, жизнерадостным и к тому же негром – что довольно редкая вещь в гостиничном бизнесе; у коренных жителей Ямайки считалось недостойным заниматься серьезной работой.

У него возникла какая-то идея.

– Мистер Карр, вы знаете, что на острове не купишь хорошей говядины. Так что мы бы хотели, чтобы вы слетали и привезли нам мороженой говядины из Южной Америки.

Я нахмурился и спросил:

– А откуда конкретно?

– Из Венесуэлы. Мы убеждены, что она не успеет растаять за время перелета. Это уже делали прежде.

Да, действительно, было такое: кто-то уже пытался перевозить говядину на переделанном бомбардировщике в Майами с остановкой здесь для дозаправки. Но случился серьезный пожар в тормозной системе, хозяин продал машину и идея умерла.

– Сколько весит половина говяжей туши? – спросил я.

Он помахал в воздухе большой розовой рукой.

– Скажем, около трехсот фунтов.

– Каракас расположен на расстоянии 800 морских миль. Я должен взять на борт 1 500 фунтов полезного груза – допустим пять половинок туши. Но...

Его лицо расплылось в улыбке.

– Но это же великолепно. Я буду просто...

– Но, – сказал я твердо, – полет до Каракаса означает примерно десять часов в воздухе. Я могу уменьшить свою прибыль за счет регулярной и длительной работы, но не могу уменьшить затраты. Я вынужден буду запросить с вас 235 фунтов стерлингов за один перелет.

Улыбка тут же исчезла с его лица.

– Но... это же почти... почти пятьдесят фунтов за половину туши только за перевозку.

Я кивнул.

Он подозрительно посмотрел на меня, потом покачал головой.

– Послушайте, я считал, что в гостиничном деле большие затраты, но полеты...

– Вы поете мою песню.

– Вы не могли бы несколько снизить цену?

– Я знаю слова. Но не могу вспомнить мелодию.

Он быстро улыбнулся – улыбка мелькнула и исчезла, как при повороте выключателя. Потом он печально сказал:

– Вы не хотите заняться нашим бизнесом, мистер Карр?

– Ваш бизнес – это как раз то, о чем мечтает каждый пилот, занимающийся чартерными рейсами: постоянная, надежная работа. Но мне приходится платить 22 фунта 6 шиллингов за час пребывания самолета в воздухе. Я добавил всего лишь 1 фунт за час, это вся моя прибыль. А кроме того, приближается регламент четвертого уровня.

– А это что значит?

– Регламент четвертого уровня проводится через каждые 1800 часов полета. Команда инженеров разбирает ваш самолет на части, сообщает вам, что все в полном порядке и собирает его снова. Эта операция обходится в 3000 фунтов. После этого вы снова получаете разрешение на полеты.

Он снова улыбнулся, на этот раз его улыбка была несколько более искренней.

– Дружище, у вас действительно большие расходы. Ну, я поговорю с начальством, но... Думаю, основная проблема в том, что нам придется оплачивать ваш рейс туда порожняком. Правильно?

– Совершенно верно. Просто найдите мне постоянный груз в Каракас, и это наполовину уменьшит ваши издержки.

Он устало кивнул. Это действительно была серьезная проблема для Карибских островов: они представляли из себя цепочку пригородов. Если вам нужно было отправиться куда-то по делам или ради собственного удовольствия, вы ехали не в другой пригород, а в город – Майами, Нью-Йорк, Лондон, Париж, Амстердам. Острова не хотели ничего знать друг о друге.

Именно по этой причине умерла идея создания федерации Ямайки и Тринидада: ямайцы и тринидадцы никогда не встречались, кроме как в Лондоне, и там не очень полюбили друг друга. Почему не объединить в федерацию Мальту и Нормандские острова? Там тоже говорят в основном по-английски, и нет такой врожденной обособленности, как на Тринидаде и Ямайке.

Мистер Петерсон поднялся со стула.

– Ну ладно, я уже сказал, что поговорю с советом директоров. – Он взглянул на меня и покачал головой. – Мне очень жаль. – И ушел.

Я посмотрел на часы, решил, что еще не наступило время для следующей кружки пива, и тем не менее заказал ее.

Это было ошибкой. Из столовой, в которой обедал высший летный состав, вышел представитель компании, снабжавшей меня топливом, увидел меня и подошел.

Он спросил меня, как идут дела, я ответил, что ни шатко, ни валко, он сказал, что ему очень жаль, я сказал, что мне значительно более жаль, но он сказал, что сомневается в этом.

– Дело в том, – продолжал он, – что вы должны нам 165 фунтов. Мы уже отправили вам наше последнее требование.

– Я пошлю вам сто фунтов в конце недели.

Он улыбнулся. Во всяком случае он показал мне свои зубы.

– Мне очень жаль. Всю сумму – или мы перестанем вас обслуживать. Вы же должны были что-то накопить.

– Накопил, но приближается регламент четвертого уровня.

– Ох-хо-хо. У меня просто сердце обливается кровью, когда я вижу, как вы транжирите свои деньги на капитальную ревизию, тогда как на самом деле должны их нам.

– Транжирю? – Я изумленно уставился на него. – Я заработаю сотню на этой неделе и вторую сотню через две недели.

– Кейт, вы каждую неделю получаете у нас топлива на 60 фунтов.

– Так разрешите мне оплатить счет после того, как я узнаю, во что обойдется регламент.

Он покачал головой.

– Кейт, вы мне нравитесь, и мне нравится ваше дело. Но больше всего мне нравятся ваши деньги. В любом случае я уже получил вас и ваш бизнес.

– Нужно выпустить книгу с шутками заправщиков, – буркнул я.

Он еще раз быстро взглянул на меня, продемонстрировав все свои зубы.

– 165 фунтов. До конца недели. Удачи, Кейт.

И зашагал вниз по лестнице.

День был все еще нормальный.

6

К двум часам я съел пару сосисок на галерее и вернулся к самолету. Теперь день по-настоящему добрался до точки кипения. Если в аэропорту было просто жарко, то в Кингстоне, расположенном в ложбине между холмами, на узких улочках создавалось ощущение, что вы дышите под потным электрическим одеялом. Возле слепленных из картонных ящиков лачуг безымянного поселка, построенного на месте городской свалки возле нефтеперегонного завода, постоянно кипели неожиданные и жестокие схватки из-за любого места под солнцем. А наверху в богатых пригородах позади дороги номер три представительные пожилые садовники бесшумно скользили между манговыми деревьями, пробуя на ощупь лезвия своих мачете и думая о жене хозяина, спящей на верхнем этаже в комнате с кондиционером.

Кингстон представлял из себя идеальную естественную гавань – если не считать того, что был расположен на южном берегу острова, а прохладный летний бриз всегда дул с севера. Итак, он только дул – нет, он даже не дул, это было всего лишь легкое и ласковое дыхание, которым он касался частных пляжей и современных отелей, расположенных на северном берегу. Так переезжай же туда, дружище; ведь никто тебя не остановит. Все, что для этого нужно, – только деньги. И ты думаешь, что сможешь разбогатеть в Кингстоне? Бросай свое рисовое поле, парень; эмигрируй. Может быть, в Лондоне мостовые и не вымощены золотом, но там, по крайней мере, прохладнее. Да, ты сам сможешь убедиться, как там прохладно.

Кажется, эта жара достала и меня. "Голубка" раскалилась настолько, что к ней нельзя было прикоснуться без перчаток, и над вентиляторами топливных баков курился легкий дымок, показывавший, что я теряю топливо из-за испарения. Ну, во всяком случае, я за него еще не заплатил.

Клиент номер три опаздывал. Он так делал всегда, но это был единственный клиент, который обеспечивал мне регулярный доход. Молодой венесуэльский бизнесмен, которого звали Диего Инглес и которому пришла в голову мысль, что его компания купит ему новенький с иголочки двухмоторный самолет в тот момент, когда он получит квалификацию, необходимую чтобы на нем летать. Он нанял меня, чтобы я дважды в неделю обучал его летать на двухмоторном самолете.

Лично я сильно сомневался, что его компания окажется настолько безумной, чтобы доверить ему самолет стоимостью в 35 000 фунтов стерлингов, но вполне возможно, что такое могло и случиться. Он явно был родом из местной весьма зажиточной семьи, долгие годы живущей в Каракасе, а это в местных деловых кругах означало очень многое. Во всяком случае, деньги были его, а карман мой.

Помимо всего прочего, он был симпатичным молодым парнем: ему недавно исполнилось двадцать лет, он был небольшого роста и немного полноват, с открытым добродушным лицом, копной темных волос и вежливо небрежными манерами, указывавшими на воспитание, полученное в старинной испанской семье.