36

На этот раз открыл сам Рууд. Увидев нас вместе, он недоверчиво покосился на Кэри, потом перевел взгляд на меня.

Я придержал дверь, чтобы не пришлось звонить и стучать еще раз, и произнес как можно более официально:

– Насколько я понимаю, герр Ньюгорд здесь больше не живет?

Его глаза опять недоверчиво вспыхнули, челюсти зашамкали, и наконец он выдал:

– Да. Ньюгорд уехал.

– В таком случае от вас должно было последовать заявление на сей счет. Разрешите войти?

Он был настолько поражен, что совершенно забыл о намерении нас не пускать и отпустил дверь, которая со скрипом распахнулась.

Я пропустил его вперед.

Комната Рудда на первом этаже выходила окнами на маленькую бетонированную террасу, где в деревянных кадках росли чахлые кусты. Темноватая тесная комната была переполнена мебелью, вазами и картинами; Рууд явно не мог расстаться с этим старьем. Но в целом комната казалась на удивление чистой и опрятной.

Рууд привычно, ни разу ни споткнувшись, обогнул кресло, стол, торшер и сел на стул с высокой спинкой, выставив вперед свою деревянную ногу. Я расположился за небольшим старомодным столиком, покрытым тяжелой скатертью с кистями, разложил перед собой бумагу, достал ручку и принялся писать, не давая ему опомниться.

– Когда герр Ньюгорд поступил сюда?

– Перед Рождеством.

– То есть в декабре? Какого числа, не помните?

– Нет.

Кэри продолжала стоять, боясь что-нибудь опрокинуть.

– Вы подтверждаете, что он поступил сюда в декабре? – строго спросил я ее.

Она кивнула.

– Хорошо. – Я записал. – А когда он уехал отсюда?

Рууд нахмурился, кашлянул и буркнул:

– В субботу.

– Не помните, утром или днем?

Он зыркнул на меня.

– Утром.

– Хорошо. – Я записал и это. – Он был один?

– Что все это значит? – Вспышка раздражения выдавала его беспокойство.

– Ничего, просто формальности. Куда он направился? Это, конечно, не имеет особого значения.

Последовала долгая напряженная пауза. Кэри осторожно присела на валик дивана зеленого бархата, раздался скрип, напоминавший крик ночной птицы.

– По-моему, за ним пришла машина, – раздраженно буркнул Рууд.

– Такси?

– Не знаю. – Он снова начинал упрямиться.

Я спросил как можно спокойнее и равнодушнее:

– Он сам нес вещи?

Новая пауза, потом он сказал:

– Не знаю.

Я слышал, как Кэри не смогла сдержаться после столь очевидной лжи. Однако сделал довольное лицо – все пока шло, как я хотел.

– Отлично, – кивнул я и, взяв листок, прочел свои каракули: – "Герр Ньюгорд поступил в Дом моряка на улице Гильбрандсенс в декабре прошлого года. Уехал утром в прошлую субботу. Я не видел, как он уезжал. Куда он уехал, не знаю". Все верно?

– Я ничего не говорил, куда он уехал.

– А вы это знаете?

Чуть подумав, он раздраженно бросил:

– Нет.

– Тогда все равно. Подпишите, пожалуйста.

Я дал ему бумагу и ручку. Он взял их, посмотрел на листок, потом снова на меня.

– Почему я должен это подписывать?

– Разве это неправда?

– Да, но...

– Мы все поставим здесь свои подписи, как свидетели.

– Свидетели чего? – В его глазах мелькнул испуг. Он переводил взгляд с меня на Кэри, словно искал спасения.

– Свидетели, что это ваши слова.

Он скомкал листок, швырнул его в угол и сказал по-норвежски что-то очень интересное, судя по тому, как напряглась Кэри. Я встал.

– Ну, как хотите. Полагаю, вы знаете, на что идете. Тогда все, герр Рууд. Большое спасибо. Вероятно, до конца дня вы еще кое-что узнаете. – И я направился к двери.

– Постойте, я... – вдруг не выдержал Рууд.

Я обернулся.

– Да?

– Я знаю, куда он уехал.

– Вот как? Куда же?

– В дом для... для тех, кто пьет. Ну, понимаете?

– Вы хотите сказать, в лечебницу для алкоголиков? И где она находится?

– На Сазварстаде.

– Никогда не слышал.

Кэри пояснила:

– Небольшой остров напротив Ставангера.

– Отлично. – Я снова сел за стол и приготовил новый лист бумаги.

Когда мы отъехали, Кэри спросила:

– Зачем нужно было все это записывать и заставлять его расписываться?

– Чтобы он не забыл. Теперь он не сможет сказать, что ничего не говорил нам. И станет помалкивать, что мы что-то от него узнали. Для нас это может быть важно.

– Понятно. – Она помолчала, обдумывая мои слова. – Однако это не слишком гуманно.

– Вы довольны, что получили нужную информацию, или нет?

Не получив ответа, я спросил:

– Как добраться отсюда до Ставангера?

– Вы собираетесь ехать? Туда ходит катер на подводных крыльях – но сейчас уже поздно. Еще – самолетом.

– Прекрасно. Тогда, пожалуйста, поедем к агентству авиакомпании.

– Я поеду с вами. Там неподалеку живет моя тетя.

Я был изрядно удивлен ее решением.

– А как же университет?

– Завтра конец семестра. Могу сказать, что тетя заболела. Она часто болеет. Вы мне одолжите денег на билет?

– Я ваш должник после таких разъездов на машине.

Она никак не соглашалась, но все же мы успели на самолет в 18. 35.

Ставангер – еще один портовый город, поменьше Бергена и на сто миль южнее. Что-то еще добавить трудно – мы прилетели в Ставангер уже затемно. Кэри хорошо знала здешние места, так что мы взяли такси и поехали к причалу, откуда ходили паромы на остров Сазварстад. Как раз должен был уйти последний в тот день паром. Отправься мы на нем, пришлось бы провести ночь на островке меньше двух миль в длину, где не было даже гостиницы. А мне нужен был просмотр для маневра.

Потому я снял номер в отеле "Виктория" – прямо на набережной, а Кэри позвонила тете в Санно – городишку в десяти милях по берегу – и отправилась туда на местном поезде. За мной она должна была заехать в девять утра.

Оставшись один, я мог себе позволить в спокойной обстановке выпить, – что и сделал, заказав перед этим телефонный разговор с Вилли. Отель "Виктория" вполне соответствовал названию: старинное удобное здание, высокие потолки и еще более высокий уровень вышколенности и обходительности персонала. Телефонистка долго извинялась передо мной, что не смогла разыскать мистера Уинслоу, заверив, что тот сам вскоре мне позвонит по оставленному номеру телефона. И действительно – стоило залезть в горячую ванну, как позвонил Вилли.

– Алло, мистер Корд? Джеймс, это вы, дружище? Значит, вы благополучно добрались до Норвегии. Но как вы попали в Ставангер?

– Были всякие проблемы. Но Ньюгорд неподалеку отсюда. Завтра утром я надеюсь его разыскать.

– Понятно. Значит, все в порядке? А с судовым журналом тоже?

Его насторожила пауза и потому он настойчиво повторил:

– С ним все в порядке, верно?

– Скажем так, я знаю, в чьи руки он попал.

– Дьявол! Похоже, лучше мне подъехать, верно?

– Добро пожаловать. Я – в отеле "Виктория".

– Постараюсь быть к обеду.

Я собрался вернуться в ванну, но потом решил сначала на всякий случай послушать свой автоответчик в Лондоне. Там, как обычно, было много всякой ерунды, а потом вдруг раздался голос Дрейпера. Он сообщил, что, по слухам, Пит Кэвен работал последнее время в агентстве Дейва Таннера.

Впрочем, новостью для меня это уже не было.

37

Утро было ясным и солнечным, солнце уже заметно пригревало, хотя воздух оставался свежим. Я рано позавтракал и до приезда Кэри успел погулять по набережной. Пройдя вдоль старых деревянных складов и магазинчиков под красной черепицей, заглянул на рынок, где под яркими зонтиками торговали цветами и овощами, потом окунулся в ароматы рыбных рядов. И тут обратил внимание на странную вещь: в воздухе не пахло морем! Тут скандинавское пристрастие к чистоте заходило слишком далеко.

Кэри пришла чуть раньше девяти, и по дуге набережной мы направились к причалам паромов. Круглая бухта напоминала мне лондонскую площадь Пиккадилли, только ушедшую под воду, здесь было множество паромов всевозможных размеров, на которые грузили и легковые автомобили, и грузовики, чтобы перевезти их через бухту на пятьсот метров или на пятьдесят миль вдоль побережья.

– Вот как путешествуют в Норвегии, – заметила Кэри. – Знаете, сколько пришлось бы добираться отсюда до Бергена на машине? Три дня, и еще переправляться в одном месте на пароме. Хотя сейчас все равно дороги засыпаны снегом.

Рядом разгружали небольшое судно, напоминавшее рыболовецкий сейнер, на нем приехала целая семья и привезла с собой мебель, цветы в горшках и даже кошку. Оно ничем не отличалось от лондонского фургона для перевозки мебели.

Нашего паром взял на борт шесть легковых автомобилей и человек сорок пассажиров. Он совершал регулярные рейсы между островками, расположенными в радиусе десяти миль отсюда. Билеты мы купили у кондуктора и устроились на простой деревянной скамье у борта, моментально ощутив себя викингами.

Судя по туристской карте, которую я прихватил из отеля, до Сазварстада было миль пять. Внутри контура острова, напоминающего человеческую почку, была нарисована церковь и круговая дорога протяженностью не больше четырех миль. Мы петляли между другими островками, не удаляясь от берегов больше чем на полмили, сделали по дороге две коротких остановки, и все равно примерно через час были уже на месте.

Центром маленького аккуратного дощатого поселка служила площадь перед пристанью. По краям площади стояли легковые автомобили и грузовики, какой-то склад, штабель пустых ящиков и бочки с маслом, а еще два магазина. Один торговал скобяными товарами и бакалеей, а во втором продавалось все, чего нельзя было купить в первом, и здесь же располагалась почта. Двери этого магазина были открыты, и мы вошли.

Немолодая бойкая продавщица объяснила, что до лечебницы примерно два километра вдоль берега по дороге, такое большое желтое здание. Она очень сожалела, что местного такси не оказалось на месте – но, может быть, ей позвонить и попробовать его разыскать?

– Не беспокойтесь. Если такси появится, пошлите его вслед за нами, – сказал я.

– Непременно. А доктор Расмуссен знает, что вы приедете, или мне сообщить по телефону?

– Знает, знает, – поспешно заверил я и мы двинулись в путь.

Дорога оказалась узкой – чуть больше ширины машины – но мощеной на совесть. Нас окружала благодатная и плодородная местность. За поселком вдоль берега потянулось множество мелких участков – на одних стояли аккуратные ряды теплиц, на других паслись две-три коровы или стадо овец. Не знаю, как местные жители ухитряются получать что-то с этих клочков земли, но все дома здесь казались нарядными и вполне процветающими.

– Зимой тут все занимаются рыбной ловлей, – пояснила Кэри. – И еще ловят омаров и креветок.

Возможно, тут и крылось объяснение. Во всяком случае, мы действительно видели привязанные напротив участков рыболовецкие баркасы.

Примерно через полчаса мы подошли к лечебнице – трехэтажному деревянному сооружению с высоким цоколем и крутой черепичной крышей, построенному какой-то богатой семьей еще в викторианскую эпоху. Здание было светло-желтого цвета, за исключением белых резных карнизов и перил крытой галереи, тянувшейся по всему фасаду.

На щебенке подъездной аллеи стоял санитарный микроавтобус "фольксваген", а за домом – автомобиль "сааб". По деревянным ступенькам мы поднялись на галерею, и я позвонил в дверь. Там стояла пара старых кресел-качалок, в которых теплыми летними вечерами кто-то наверняка вспоминал о выпитых сухих "мартини" и коктейлях с виски. А может быть и нет – нетрудно было заметить на всех окнах дома снизу доверху решетки.

Долго лязгали и щелкали замков и засовы, потом дверь отворилась и появилась сурового вида женщина в крахмальном белом халате.

Кэри что-то протарахтела по-норвежски и представила меня. Женщина коротко кивнула и мы перешли на английский.

– Мы бы хотели навестить механика Ньюгорда, – объясняла Кэри. – Мы его друзья.

– Мы не пускаем посетителей с утра.

– Но мы приехали из Бергена.

– Если бы вы позвонили, вам бы все объяснили. Следовало позвонить, прежде чем ехать.

Я вмешался:

– Простите, это моя вина. Я прибыл из Лондона по очень спешному делу. Могу я поговорить с доктором Расмуссеном?

Откуда-то из глубины дома донесся крик – причем не короткий крик боли, а протяжный душераздирающий отчаянный вопль, от которого волосы зашевелились на голове.

На нашу суровую собеседницу это не произвело впечатления. Она прислушалась, склонив голову набок, словно услышала какой-то новый оттенок птичьего пения. Послышались торопливые шаги по лестнице, и где-то хлопнула дверь.

Женщина вздохнула.

– Я узнаю, сможет ли доктор вас принять. У него сейчас очень много работы. Пожалуйста, подождите немного.

Мы прошли в большую, светлую, хорошо обставленную комнату, безликую, как все приемные врачей. Журналов, кресла, расставленные так, чтобы никому из пациентов не пришло в голову разговаривать с соседями, и аккуратно расставленные пепельницы.

Кэри прошептала:

– Наверное, нужно было позвонить.

– Сомневаюсь. Они бы просто заявили, что не примут нас вообще.

Минут через пять появился доктор Расмуссен. На вид лет пятидесяти, он сохранил хорошую физическую форму – широкие мощные плечи, упругая походка, загорелое грубое лицо. Тщательно уложенные редкие седые волосы маскировали лысину, из-под коротких рукавов белого халата торчали мускулистые руки, покрытые светлыми волосами.

На этот раз нас встретили крепким рукопожатием.

– Я очень сожалею, что вы напрасно ехали в такую даль. Стоило позвонить, и я бы вас предупредил, – сказал врач.

– Ну почему напрасно, доктор? По крайней мере мы узнали, что механик Ньюгорд жив. Надеюсь, это в самом деле так?

Доктор на мгновение опешил, но потом весело рассмеялся.

– Ну разумеется. Выходит, вы приехали, чтобы убедиться в этом?

– Когда пожилой и больной человек внезапно исчезает, не предупредив ни того, кто за ним ухаживает – я показал на Кэри – ни своего бывшего работодателя, который платит ему пенсию, это естественно вызывает беспокойство. Вдруг он свалился в воду или замерз где-нибудь в парке под кустом?

– Я понимаю. В его состоянии нетрудно забыть о подобных вещах. Придется проследить, чтобы он написал всем, кого встревожило его отсутствие.

– Таких наберется немало. Вы знали, что он главный свидетель на крупном судебном процессе?

Кэри с укоризной посмотрела на меня, Расмуссен спокойно кивнул.

– Да, что-то слышал. Не знаю, что и думать. – Он повернулся к Кэри. – Вы проявили немалую настойчивость в поисках, фрекен Скаген. Или он все же вспомнил и передал вам через кого-нибудь письмо?

Я поспешно вмешался:

– Нам просто повезло, доктор. Можем мы коротко поговорить с ним, чтобы я мог сообщить своему начальству в Лондоне, что он жив и находится в более – менее приличном состоянии?

Улыбка моментально слетела с его лица.

– Мы не пускаем посетителей с утра, герр Корд. А что касается герра Ньюгорда, то посещения на этом этапе лечения вообще недопустимы. Вы должны понять...

– На каком же этапе лечения он находится?

– Я не могу обсуждать с вами проблемы своего пациента.

– Похвально, доктор, весьма похвально. Но у меня своя профессиональная этики. Вы не хотите обсуждать заболевание пациента, а я не собираюсь подтверждать, что человек жив, если не видел его собственными глазами.

Я поднялся и стал застегивать дубленку.

Широкое выразительное лицо врача исказило сомнение. Наконец он сказал:

– Подождите минутку, пожалуйста.

А сам повернулся и вышел из комнаты.

– Что происходит? – прошептала Кэри.

Пожав плечами, я снова расстегнул дубленку и сел.

Через несколько минут доктор Расмуссен вернулся, спокойный и серьезный.

– Можете взглянуть на него – чтобы успокоиться. И только. Надеюсь, после этого вы уйдете и позволите нам спокойно продолжать лечение.

Мы пошли вслед за ним вверх по широкой пологой лестнице. На лестничной площадке окно тоже было затянуто прочной металлической сеткой.

– Многие ваши пациенты пытаются выпрыгнуть? – бодро спросил я.

– Отсюда – нет, с верхнего этажа – да, – вполне серьезно ответил он. – Удается семи процентам.

– Семи процентам от чего? – с недоумением спросила Кэри.

– От числа потенциальных самоубийц среди излечившихся алкоголиков. Не те, кто делает попытку, а кому удается покончить с собой. Мы можем отучить человека от пьянства, но не в состоянии вернуть то, что он из-за этого потерял – семью, детей, имущество...

Кэри нахмурилась, Расмуссен продолжал:

– Некоторые считают, что алкоголики пытаются покончить с собой из-за пьянства. Но у большинства склонность к самоубийству наблюдалась еще до того, как они спились.

– Может быть, стоит говорить, что вы спасаете девяносто три процента пациентов, а не семь теряете? Ведь это очень хороший результат.

Он неодобрительно покосился на меня.

– Вы забываете о тех, кому вообще не удалось помочь.

– Ну конечно.

Широкий светлый коридор был абсолютно пуст, если не считать двух металлических тележек, на которых в больницах обычно развозят лекарства. Бросались в глаза необычные двери комнат: их прочность и основательность, надежные наружные запоры и круглые окошки на уровне глаз. И все таких веселеньких расцветок...

Доктор Расмуссен заглянул в одно из окошек и пригласил меня.

Ньюгорд лежал в кровати на спине, рот был полуоткрыт, похоже, он спал. Обычная палата частной клиники – свежевыкрашенные желтой краской стены, массивный деревянный шкаф, мягкое кресло для посетителей, графин с водой, кружка и пластмассовая ваза для цветов. Никакого стекла – пациенты доктора Расмуссена не должны попасть в роковые семь процентов.

Я кивнул и уступил место Кэри. Пока она смотрела в окошко, я незаметно нажал на ручку двери. Она подалась.

– Ну, удовлетворены? – спросил доктор Расмуссен.

Кэри покосилась на меня.

Я кивнул.

– Да, это Ньюгорд. Спасибо, доктор.

Расмуссен удивленно вскинул брови и зашагал вперед, показывая нам дорогу к выходу.

Вдруг снова раздался крик, столь же громкий и пронзительный, как в прошлый раз, и отозвался в голове словно скрежет напильника по нервам.

Расмуссен остановился, прислушался и крикнул:

– Тронн!

Снизу донесся тяжелый топот, по лестнице навстречу нам промчался здоровяк в белой куртке с короткими рукавами. Комплекцией он мог соперничать с рейхсмаршалом Германом Герингом, жирным лицом тоже, но передвигался очень быстро и даже не запыхался. С виду ему было лет тридцать пять, значит подобное сложение досталось по наследству.

Опять послышался крик, доктор Расмуссен, перекрикивая его, что-то скомандовал Тронну. Тот кивнул и ринулся в противоположный конец коридора, не обратив на нас с Кэри ни малейшего внимания.

Доктор покосился на меня.

– Кто знает, что они видят? В аду каждый остается наедине с собой.

Кэри снова была озадачена и встревожена.

Доктор Расмуссен продолжал:

– При лечении белой горячки очень остро проявляется абстинентный синдром. Их мучают кошмары. Мы пытаемся облегчить страдание лекарствами, но у каждого организма свои особенности, и не всегда удается правильно подобрать дозу.

Он пошел вниз по лестнице. Бесконечный вопль за нашей спиной постепенно перешел в сдавленные судорожные рыдания.

Врач заметил:

– Часто достаточно бывает дотронуться до пациента – как это делает Тронн – и он возвращается к реальности.

– Должно быть. Тронн вам очень помогает, – кивнул я.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Да, он очень полезный работник. И очень сильный. К некоторым пациентам приходится применять силу. К счастью, к немногим.

– А кто поместил Ньюгорда в ваше заведение?

Он остановился и нахмурился.

– Его никто не помещал – это ведь не тюрьма и не психиатрическая больница.

– Прощу прощения, доктор, просто я читал о комиссии по трезвости, которая имеет право принудительно помещать алкоголиков в лечебные заведения, если есть неоспоримые доказательства их состояния.

Доктор Расмуссен пожал плечами и продолжал спускаться по лестнице.

– Это не больше одного процента случаев.

– Но как же герр Ньюгорд узнал о вашей лечебнице?

– Пьянство – бич моряков. Оторванность от дома, доступность спиртного, скука... Он не первый моряк, попавший к нам.

– Ну разумеется.

Мы спустились вниз. Доктор направился к выходу, нам оставалось только следовать за ним.

На площадке перед домом появился новый автомобиль – старый потрепанный "форд-кортина". Шофер курил, опершись о капот.

– Это здешнее такси. Мы сами просили прислать его сюда, – сказала Кэри.

– Будем считать, что мы уже нагулялись.

Я повернулся к доктору Расмуссену.

– Спасибо, что вы уделили нам внимание, доктор. Постарайтесь, чтобы он поскорее написал те письма – хорошо?

Доктор мрачно кивнул. Он явно не любил, когда ему указывали, что нужно делать – однако возразить было нечего. Мы пожали друг другу руки, я ощутил его крепкую ладонь. На галерее я остановился и посмотрел вокруг. По обе стороны аллеи, за клумбами с нарциссами густо росли лавр, рододендроны и какой-то хвойный кустарник.

– Летом здесь должно быть замечательно, – заметил я. – Надеюсь, пациенты понимают, как им повезло. Еще раз спасибо, доктор.

И я пошел к такси.

Кэри разговаривала с шофером.

– Следующий паром будет только через час. Если хотите, он может прокатить нас вокруг острова. Кстати, он не говорит по-английски.

Шофер был молодым, худощавым добродушным парнем. Приятно все же встретить норвежца, который не знает ни слова на твоем языке.

– Отлично. Поехали.

– Он говорит, здесь есть очень интересная церковь XII века.

– Если хотите посмотреть, давайте съездим.

– Я с удовольствием. – Кэри устроилась на переднем сиденье.

Остальная часть острова не отличалась от того, что мы уже видели: небольшие аккуратные домики и богатая растительность. Кое-где пробивался на поверхность голый камень. Вокруг острова мы объехали за двадцать минут, весь путь по спидометру составил ровно девять километров. Потом мы приехали к церкви, которая оказалась совсем рядом с лечебницей.

Мне она показалась всего лишь каменным сараем с белеными стенами и узкими стрельчатыми окнами, пусть даже ее построил сам Эрик Рыжий. И когда Кэри пошла внутрь, я предпочел немного побродить по церковному двору, где даже сейчас росла густая и влажная – это я ощущал своими ногами – трава. Стены церкви и каменная крыша были того же серого цвета, что и беспокойное море всего в нескольких ярдах внизу, у подошвы пологого склона. Кажется, это Норвежское море? Впрочем, какая разница? Ту же самую серую Атлантику и те же церкви серого камня у линии прибоя можно встретить на всем западной побережье Шотландии и Ирландии, везде, где рыбаки – вернее, некоторые из них – возвращались домой, чтобы обрести там свой вечный покой.

На каменных плитах внутри церквей под именами рыбаков выбивали слова "Пропал в море". Надпись "погиб в море" на плитах снаружи означала, что море вернуло свою добычу – порой через месяц или даже через два месяца тихой мести со стороны рыб и голодных чаек; здесь лежали те, кого смогли узнать лишь по браслету на руке или по золотому зубу... На такие могилы всегда трудно смотреть – и невозможно отвести взгляд. На таких надгробных камнях написана история любого рыбацкого поселка или даже целого острова.

До меня донесся слишком громкий кашель шофера. Подняв голову, я увидел, что он многозначительно поглядывает на часы. Я кивнул и медленно пошел между плитами ему навстречу. Когда я дошел до ворот, из церкви вышла Кэри.

Мы ехали уже пять минут, как вдруг Кэри сказала:

– Там, в церкви, я видела на камнях фамилии.

– Я тоже видел – снаружи.

– Бэнг?

– Бэнг. – И, помолчав, я добавил: – Видимо, вместе с судоходной компанией она унаследовала и большую часть острова. Возможно, ей принадлежит и лечебница.

– Тогда она должна знать, что механик Ньюгорд здесь, верно?

– Конечно – ведь она сама его сюда и поместила.

Кэри задумалась и замолчала. Когда мы подъехали к пристани, паром уже показался из-за мыса, оповещая гудками о своем прибытии.

Поднимаясь на борт, Кэри спросила:

– Выходит, она просто прячет его, пока он здесь лечится, да?

– Она его несомненно прячет. Но лечится он здесь не больше, чем я.

38

В "Виктории" нас ждал Вилли. Он только приехал и сидел над горячим кофе в уютном холле рядом с рестораном. Я представил Кэри и в двух словах рассказал о Ньюгорде, но он не выказал особого интереса, а как только я умолк, спросил:

– Все хорошо, но как насчет судового журнала?

– У меня есть фотокопия последних четырех страниц.

Он молча смотрел на меня. Пришлось пояснить.

– Я обратился в Лондоне к владельцу детективного агентства. Он организовал мой выезд, но при этом сообщил французским полицейским и поручил обыскать мой багаж. Я очень сожалею о своей ошибке.

– Не только вы – буркнул Вилли. – Ладно, в конце концов, вы его нашли, вы и потеряли, верно? И у кого он сейчас?

– У тех, на кого работает Дейв Таннер. Не знаю, кто они, но на них же он работал в Аррасе.

– Вы уверены?

– До известной степени.

Вилли нахмурился.

– Но что заставляет миссис Смит-Бэнг прятать своего свидетеля?

Он посмотрел на меня, потом на Кэри. И тут встретился взглядом с ее серьезными голубыми глазами. Не знаю, заметил ли Вилли, но на девушку он произвел неотразимое впечатление. Светлые кудри, шикарный серый костюм, клубный галстук и начищенные до блеска туфли были для нее олицетворением настоящего англичанина, на таком джентльмене просто невозможно было представить изъяна, – как пыли на королевских регалиях.

Я пожал плечами.

– Не знаю – но она его явно скрывает.

– От кого? От нас?

– От нас – ведь именно нам она солгала, но не обязательно только от нас.

Он понял.

– Но как его заставили уехать в лечебницу?

– У нее есть свой метод. – Я покосился на Кэри, но она отвернулась. – Заинтересовать Ньюгорда можно только одним. Как я понимаю, все это время он пил на ее деньги. Теперь осталось только потянуть наживку – и он послушно побежал за ней.

– Но где же тут логика, черт бы меня побрал! – вскричал Вилли и тут же вынужден был извиниться перед Кэри, которая премило покраснела. – Не понимаю, зачем спаивать своего главного свидетеля. Хорошенькое впечатление он произведет в суде! Гораздо больше смысла ему действительно пройти лечение.

Я снова пожал плечами.

– Не хочу делать вид, что мне все понятно.

– Но что же нам теперь остается? – спросила Кэри.

– Если бы я мог задать Ньюгорду кое-какие вопросы, все стало бы ясно.

– Ну да, вы мастер допросов, – пробормотал Вилли. – Но как мы до него доберемся?