Темная сторона неба

      - Трик ислама, - тяжелым голосом произнес он. Что означает: пусть этот путь приведет к спасению. Хорошее пожелание, особенно в данных обстоятельствах. - Аминь.
      Он сделал быстрый сдержанный жест, повернулся и большими шагами пошел прочь. Белый бурнус трепетал в такт его шагам.
      Кен повернулся ко мне.
      - Давай на борт, - сказал я. - Это только что избранный. Они, может быть, не все у него под контролем.
      Мы нырнули под левое крыло и забрались в самолет. Кен на мгновение остановился, похлопал по основанию крыла и улыбнулся.
      - Четверть миллиона, - промолвил он.
      Меньше, вроде, чем я оценивал два дня назад. Я направился в пилотскую кабину.
      Полоса стала различимой: гладкая площадка среди неровной земли. Послышалось, как с шумом закрылась внешняя дверь. Я прибавил газу, повернул влево от рассвета и включил двигатели на полный вперед.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      17
      На три тысячи футов мы забирались против солнца. Я передал Кену управление, а сам пошел в салон посмотреть, что поисковая группа из каравана там унесла или сломала.
      Искали они, видно, тщательно, даже вскрыли некоторые панели настила, но очень аккуратно. Помимо "беретты" они взяли пару карт и кое-что из простейших инструментов - ключи, отвертки и тому подобное. В ящичке я нашел три патрона 7,65 миллиметра от "беретты".
      Одежду мою перерыли, но ничего не взяли, включая кожаную куртку. Не замшевую - простую шоферскую куртку на молнии. Я сменил форму, одел куртку, потом прошел в туалет и, выжимая последние капли воды из умывальника, стал смывать с лица засохшую кровь.
      Порез, как будто бы, оказался чистый и не очень глубокий. Хозяину каравана хотелось поставить мне клеймо, и это ему удалось. Даже если наложить швы, тонкая белая линия в три с половиной дюйма останется у меня на всю жизнь. Но зато у меня осталась сама жизнь, чего не скажешь про хозяина каравана.
      В кабину я вернулся усталый, голодный, с бородкой, как у пророка, но все-таки чуть почище прежнего. Я сел и расслабился, а Кен вел машину. Десять лет с лишним прошло, как мы сидели в одном самолете.
      Ему, видимо, хотелось спать, но глаза его горели, когда он пробегал ими по приборам, а руки сжимали и отпускали штурвал. Воздух вокруг нас казался тихим, как в морозную ночь: ни тряски, ни порывов ветра, ни вверх не бросает, ни в ямы не проваливаемся. Да ещё и Кен за штурвалом.
      Через некоторое время Кен спросил меня:
      - А что ты скажешь им, когда мы прилетим в Триполи?
      - Особых проблем не будет, - ответил я. - Скажу им, что выгрузил груз в Эдри, переночевал, хотел лететь на следующий день, да двигатель забарахлил. Я сел где-то в пустыне, подремонтировать, и потерял ещё одну ночь.
      - А представь, что они свяжутся с Эдри?
      - Не думаю. Официально я вез детали буровых. А кто подозревает, что это не было буровое оборудование, считают, что я вез оружие для Алжира. Официально Ливия поддерживает алжирских повстанцев, так что все, что нужно ливийцам - это чтобы это дело не выплыло наружу и не дало французам оснований для обвинений в нелегальном снабжении алжирцев оружием. И если я буду твердо придерживаться своей легенды, они меня поддержат.
      - А как насчет хозяина каравана и того малого, которого я ранил в колено?
      - Такой же ответ. Дело в том, что они - не граждане Ливии. Эти караваны вообще не хотят принадлежать ни одной стране: от этого их торговля только пострадает. Я не думаю, что кто-то что-то узнает. А этот полицейский наверняка будет молчать. Ты знаешь, - добавил я, - пожалуй самое серьезное во всем этом то, что я забрал его револьвер. А он принадлежит государству.
      - С этим нет проблем, - сухо сказал Кен.
      Я посмотрел на него.
      - Кен, друг, это же мой приход, помнишь? Я десять лет летаю по этим местам. Я знаю, что тут и почем.
      Он кивнул.
      - Ну, извини.
      - А как насчет твоей легенды? - поинтересовался я.
      - Я чист, за исключением одной вещи: у меня ливийская виза в паспорте, но нет отметки о въезде. Так что если бы ты приземлился одновременно с каким-нибудь лайнером, я протиснулся бы вместе с пассажирами.
      Это он сумеет. Даже после трех дней пребывания в пустыне его одежда так и кричала, что этот человек при деньгах. Никто не задаст ему лишних вопросов.
      - Это можно организовать, - сказал я. - А как быть с "вальтером"?
      - Постараюсь его сохранить. Он мне нравится.
      Я достал револьвер полицейского и взвесил его на руке. Под барабаном на нем был грубо проставлен номер, но не номер изготовителя.
      - У меня впечатление, что на глаз видно: это государственная собственность, - сказал я. С этими словами я открыл стекло и выкинул его за борт, стараясь не задеть им винта. - Наплевательски я все-таки отношусь к оружию: за три дня это третий пистолет уплывает от меня. Ладно, может, вернутся.
      Кен с любопытством посмотрел на меня, его длинное лицо слегка нахмурилось. Потом он кивнул и занялся над радиокомпасом. Вскоре я принял у него управление. Воздух стал ощущаем, будто камней под колеса накидали.
      Горючего у меня было на четыре часа, а лететь оставалось два, и я посвятил это время прогулке по эфиру, пока не наткнулся на радиообмен между "Идрисом" и рейсовым самолетом компании "Алиталия". Я спланировал свою посадку сразу после самолета "Алиталии", связался с аэропортом, назвал диспетчерской вышке свои данные. Сел я около восьми часов утра.
      Кен выпрыгнул и ушел, едва мы застопорили двигатели. Я стал ждать, что будет дальше. Появился полицейский с красивыми белыми поясом и кобурой, но оружия в кобуре явно не было. Мне жалко стало, что и тут они расстаются с пистолетами.
      Он поинтересовался, не смогу ли я пойти поговорить с синьором таким-то. Синьор такой-то - если мне не изменяла память - был полицейским чином.
      Почему же не пойти? Сочту за честь. Мы пошли.
      Это был маленький загорелый человек в белой рубашке и серых фланелевых брюках. Он занимал небольшой кабинет в здании аэропорта. Он встал, наклонился вперед, опираясь о стол обеими руками, и, глядя мне в живот, попросил:
      - Ваш паспорт, пожалуйста.
      Я дал ему паспорт. Он посмотрел и убедился, что я тут легально, потом начал листать его в обратную сторону, посмотреть, где я ещё бывал. Проще сказать, я бывал везде. Он закрыл паспорт и положил на стол.
      - Вы были в Эдри?
      - Да.
      - Разгрузились нормально?
      - Да.
      - Можно посмотреть квитанции?
      Я вытащил стопку бумаг, выбрал одну и протянул ему. Она была подписана мистером Паттерсоном. Добрым старым "мистером П.". За последние десять лет его подпись появлялась на многих полезных мне документах.
      Синьор изучил бумагу и кивнул.
      - Груз состоял из того, о чем тут говорится?
      - Не знаю, я не смотрел.
      В первый раз он поднял голову и заглянул мне в лицо. Долго и пристально смотрел он на меня, затем улыбнулся, еле заметно. Игра шла в соответствии с правилами. Предписанные вопросы, положенные ответы. Никаких нарушений, никакого расследования, все как по нотам.
      - Есть ещё одна штука, капитан Клей...
      - Да, слушаю?
      - Когда вы тут садились два дня назад, с вашего самолета неожиданно сошли два человека. Может быть, вы сумеете...
      - Разумеется. Один - молодой парень, ливиец. Он до этого мало летал и очень боялся. В последний момент он не захотел лететь, вот и вышел. И мой пилот сошел после него - посмотреть, в порядке ли он. Похоже, ему было плохо, поэтому я предложил моему второму пилоту остаться и присмотреть за ним. В таком коротком полете мне не нужен был второй пилот.
      Он кивнул и снова улыбнулся.
      - Понимаю. Конечно.
      - А вы не знаете, как он, - спросил я.
      - Ваш второй пилот? Роджерс? Он в отеле, я думаю.
      - Да нет, я про того ливийского парня.
      - Боюсь, что не знаю, командир. Молодежь - это такой своенравный народ, никого не слушают. Это уж я знаю.
      Он снова взглянул на меня. Лицо его не выражало никаких эмоций. Совершенно никаких. Затем он вернул мне паспорт и сделал несколько быстрых заметок в своей записной книжке.
      Следствие прошло удовлетворительно. Получены адекватные ответы. Нет необходимости в каких-либо дальнейших следственных шагах в отношении подследственного. Игра закончена. Мы оба играем за одну команду.
      Он встал.
      - Благодарю вас, что вы сэкономили мне время, командир. Мне очень жаль, что пришлось вас немного задержать, тем более что вы устали. Но тут есть ещё одна вещь. Полагаю, с вами хочет побеседовать джентльмен из афинской полиции, всего одну минуту. Я думаю, он уже здесь.
      Этого в правилах игры не было.
      Он подошел к двери, открыл её и крикнул в коридор, потом отошел в сторону и пропустил джентльмена из Афин.
      - Капитан Клей, представляю вам синьора Анастасиадиса.
      После этого он вышел и закрыл за собой дверь.
      Анастасиадис был пониже меня, но пошире и при солидном брюшке. Я дал ему около сорока пяти: он вряд ли мог быть младше этого для работы по командировкам за границу. У него было плоское квадратное лицо, ещё более плоским и квадратным делали его лицо гладкий зачес назад, темные волосы и очки без оправы. На нем был льняной мятый костюм кофейного цвета, кремовая рубашка и галстук со срезанным низом, полосатый, как неаполитанское мороженое.
      Мы обменялись рукопожатиями, и он слегка улыбнулся мне, затем показал на стул, а сам обошел стол и сел в кресло хозяина кабинета. Я сел и стал смотрел на него.
      Вначале он поерзал вместе с креслом, занимая удобное положение, потом достал из карманов записную книжку, ручку, пачку "Честерфилда" и большую плоскую хромированную зажигалку и расставил их, словно фигуры на шахматной доске. Затем он поискал вокруг глазами, нашел простенькую металлическую пепельницу и добавил её в свою коллекцию.
      Все это он делал очень аккуратно. Одно мне не понравилось: несколькими движениями он сделал стол определенно своим, а меня - посетителем при нем.
      - Командир, вы разрешите мне посмотреть ваш паспорт? - произнес он мягким, неторопливым голосом, в его произношении слышалась некоторая шепелявость.
      Я протянул ему паспорт. Он просмотрел несколько последних страниц, затем отложил его в сторону, в один ряд с пепельницей.
      - Вы знаете мистера Микиса? - спросил он.
      - Агента? Да. Он снабдил меня грузом, который я привез сюда.
      - А что это был за груз?
      - Оборудование для буровых установок.
      - Вы сами его проверяли?
      - Нет. Ящики были так хорошо упакованы, и на них были таможенные пломбы - пломбы греческой таможни.
      Это его ничуть, похоже, не смутило. Но внезапно он словно стал вспоминать что-то. Он достал сигарету.
      - О, я прошу прощения, командир. Мои манеры подводят меня. Вы курите?
      Я покачал головой. Мне очень хотелось закурить, но я не хотел выглядеть как человек, который очень хочет курить.
      - Сейчас такая сухость, - сказал я. - Да, так о чем вы? Что-нибудь не то с грузом?
      Он вежливо положил сигарету обратно на стол.
      - Возможно, командир.
      - Если Микис дал мне незаконный груз, я вернусь в Афины и выбью ему зубы.
      Он улыбнулся, несколько досадливо, и сказал:
      - Боюсь, мистер Микис убит.
      Я застыл. Когда я подумал, что хватит и пора размораживаться, я неловко наклонился в его сторону и спросил:
      - Когда это произошло?
      - В день, когда вы вылетели из Афин. Скорее всего, перед самым вашим отлетом.
      Я уставился на масляное пятно на колене и изобразил раздумья.
      - Я вылетел в то утро около одиннадцати. Перед этим я был у Микиса в его конторе. Около десяти часов. Его там не было.
      Он, видимо, знал, что я побывал там. Может, мне самому ему чистосердечно рассказать все? Это мне не повредит, а может и помочь. Если мне только нужна помощь.
      - Вы входили в его кабинет?
      - Во внутренний - нет. Я постучал в дверь, ответа не услышал и подумал, что его нет, бегает по делам.
      - А ещё кого-нибудь там видели?
      - Нет. Ни секретаря, ни кого иного.
      - И никто не приходил, не уходил?
      - Никто.
      Он уверенно сделал какие-то пометки в своей записной книжке.
      - А насчет груза, который я привез сюда, - медленно произнес я, - он никак не связан?
      Он улыбнулся и развел руками.
      - Поскольку мы не знаем, что это был за груз - если это было не оборудование для буровых, - ничего про связь между тем и другим сказать не могу.
      Он подождал, не сообщу ли я чего нового. Ничего не дождавшись, он спросил:
      - Откуда пришел этот груз?
      - Микис сказал, что он лежал на складе в Афинах с тех пор, как пришел из Ирака.
      - А он не прибыл с островов, с Киклад?
      Теперь мне просто жутко захотелось закурить.
      - Нет, насколько я знаю. А почему оттуда?
      - Ведь Микис много торговал с Кикладами, разве не так?
      - Этого я не знаю. - Я действительно этого не знал.
      - А вы не приземлялись на Саксосе днем раньше?
      - Да, но это не по делам Микиса. Меня на этот полет нанял другой.
      - А мистер Китсон - он знал мистера Микиса?
      - Я не знаю. Но я так не думаю.
      Он сделал ещё несколько аккуратных записей. Потом ему захотелось узнать, зачем я заходил к Микису перед вылетом из Афин. Затем, что Микис хотел что-то подправить или дополнить в грузовом манифесте, который он мне вручил за два дня до того. Поскольку я не застал его, то воспользовался прежним манифестом.
      Потом он заинтересовался моей щекой. Я повернулся к нему, чтобы он мог как следует рассмотреть её и самолично убедиться, что порез я приобрел уже после Афин, и объяснил, что ремонтировал двигатель в пустыне, рука соскользнула и я задел щекой об острый край обтекателя.
      Он принял это не моргнув глазом и, возможно, не веря ни одному моему слову, но все это нашло отражение в блокноте. Это был хороший полицейский, может быть очень хороший, но он был не в своей стране. Он может сколько угодно не верить мне, но если он начнет расследовать, зачем я в Ливии, то упрется в стену. Ему скажут: мол, спасибо большое, но мы уже все проверили, у нас нет оснований сомневаться в словах командира самолета Джека Клея. Трик ислама - и не хлопайте дверью, когда будете уходить.
      Он поблагодарил меня за уделенное ему время, посоветовал показаться врачу с порезом и показал на дверь: мол, я могу идти. Открывая мне дверь, он произнес:
      - По-моему, когда я летел сюда из Рима, в самолете были ваши друзья. Наваб - э-э-э Тун-габ-хадры, да? - и его два очаровательных секретаря.
      "Очаровательные" - это очень тонко подмечено, особенно в отношении Хертера.
      - О, что-то всех потянуло в Триполи, как на встречу в родительском доме, правда? - сказал я, и только потом подумал, что зря так сказал.
      18
      Триполи построен, пожалуй, лучше всех других городов Северной Африки, но это и самый скучный город. Широкие главные улицы и просторные государственные здания выглядят по-итальянски, они и сделаны итальянцами. За ними теперь стоят большие прямоугольные здания, построенные для американских семей, живущих или работающих вне военно-воздушной базы Уилус. А на западе - арабский квартал, Медина, с его узкими переулочками и темными дверными проемами с сидящими там согбенными, скрюченными старцами, чего только ни вытворяющими из кусочков меди. Но выглядело это все ненатурально. Создавалось впечатление, будто их наняли сидеть там, потому что кто-то видел нечто подобное в Марокко и счел, что такие картины добавляют туризму местный колорит.
      По городу можно передвигаться в одноконном экипаже. Из аэропорта едешь на такси - "крайслере" последней модели. Сидишь в нем и сомневаешься в здравом разуме политиков в Вашингтоне и в Уайтхолле, которые тратят по восемь миллионов фунтов стерлингов в год, чтобы поддержать Ливию в платежеспособном состоянии и чтобы они эти деньги тратили на "крайслеры".
      Я выбрал отель на берегу, бросил в коридор свой чемодан и попросил дать мне адрес врача-европейца. Им оказался суетливый и маленький француз с тонкими пальцами и подозрительным взглядом. Он не поверил, что я поцарапался о край обтекателя - ему приходилось видеть раны от ножа, - но он наложил восемь швов, сверху кусочек корпии и дал мне рюмку коньяку, чтобы я пришел в себя.
      Из-за швов пришлось забросить мысль о завтраке, и я пошел в отель, в свой номер. В отеле было сто номеров, и все - как один. В каждом можно было раздеться и лечь, а если ты достаточно богат и хочешь делать в отеле ещё что-нибудь кроме этого, то ты можешь снять номер в отеле "Уаддан" на этой же улице, только подальше. Но в тот момент я думал только о том, как бы скорей завалиться спать, и черт с ним с раздеванием.
      Комната выходила на солнечную сторону, и от жары одолевали сны. В два часа я проснулся, обнаружив, что дерусь с подушкой, потому что мне приснился нож, режущий мне щеку. Пошатываясь я прошел в закуток, который назывался ванной комнатой и который я делил с жильцом соседнего номера, смыл пот с лица, осторожно побрился и спустился в бар. Выпив две хорошие порции виски, я вернулся в номер и на сей раз уже спал без сновидений.
      Кен разбудил меня в пять часов. Я пошатываясь подошел, открыл ему дверь, закурил и плюхнулся обратно в кровать.
      Он сморщил нос, увидев мой номер.
      - Для похитителя сокровищ международного класса ты, по-моему, слишком много времени проводишь лежа на спине, - заявил он.
      Он уже сделал покупки: новые легкие фланелевые брюки, итальянский пиджак в бело-голубую полоску и серебристая шелковая "удавка". Это не "Бриони" в Риме, но самое приличное из того, что можно достать в Триполи. Он сел в ногах кровати и закурил. Потом объявил:
      - Его превосходительство в городе.
      - Знаю.
      - И зачем-то грек из полиции.
      - Я знаю. Убили нашего афинского агента.
      - Ого! Для человека, который проводит столько времени в постели, ты знаешь много. А не ты ли это пришил того малого в Афинах?
      - Сейчас загляну в свои записи... Не я, действительно не я.
      - Но греческая полиция думает на тебя? Это, наверно, здорово все усложняет.
      - Они прекрасно знают, что это не я. По крайней мере, они не видят в этом резона.
      - Я очень надеюсь, что ты прав. Я бы лично, увидев, что в город прибыл человек с ножевым порезом в четыре дюйма и бородой в три, арестовал бы тебя по любому из висящих дел. Но это лишь мое мнение.
      - Черт, конечно, человеку, который официально мертв, а разгуливает по городу с "вальтером" под рубашкой, легко говорить.
      Он похлопал себя по животу.
      - В настоящий момент - никакого пистолета. А завтра я могу пойти на пляж и сказать, что доплыл сюда из Греции. И буду чист.
      - Да-а? - я опустил ноги на пол. - А ты случаем не знаешь, как его превосходительство посмотрит на то, что ты тут разгуливаешь с огнестрельным оружием? Или он не знает?
      - Наваб - он любит, когда его окружают люди вооруженные. Сам он не носит, но ему спокойнее, когда его окружение ходит с оружием.
      Я кивнул и пошел в ванную. После яркого обмена мнениями в голове у меня немного прояснилось. А после теплой воды прояснилось ещё больше. Подошел Кен и просунул голову.
      - А ты не видел моего пилота? - спросил я.
      - Вот теперь хороший вопрос. Этого-то ты точно не знаешь. Твой прекрасный парень - Роджерс, кажется? - сегодня утром улетел с Хертером. Хертер нанял самолет, и они улетели, как я слышал, в Эдри. Это куда ты должен был слетать.
      Я отнял полотенце от лица.
      - Ничего себе!
      - Когда они узнают, что ты не был в Эдри, у тебя могут возникнуть проблемы с властями, как ты думаешь?
      Я снова закурил.
      - Не думаю. Не обязательно. Полицейским понравился мой рассказ, и, я думаю, они будут придерживаться его столько же, сколько и я.
      - Но наваб - это большой человек.
      - Не в этом городе. И не сейчас. К Бейруту и Афинам он готовился, он ожидал, что поедет туда. Там он приобрел источники информации и влияния. А Триполи - он не ожидал, что приедет сюда. Тут он пока вынужден полагаться на самого себя.
      Я, похоже, не убедил Кена.
      - Он все-таки мусульманин, - произнес он.
      - Это ничего не принесет ему среди арабов. Он не тот мусульманин. Он ненавидит их больше, чем христиан и евреев.
      - Я очень надеюсь, что ты прав, - повторил он свою фразу. - Так, и что теперь?
      - Я думаю насчет поесть - в первый раз за целые сутки.
      - Слишком рано. - Он взглянул на часы. - Сделаем это время часом нашего любимого "старомодного". Ты пока обувайся, а я позвоню и закажу.
      - Нет, я вначале поем, - решительно заявил я.
      - Ты меня огорчаешь, - сказал он, выглядя и вправду огорченным. - Я буду у тебя после ужина. Не занимай себя делами: нужно произвести кое-какой важный ремонт этого левого бензобака, не забудь.
      Я кивнул.
      Ужин не подавали ещё полчаса. Мне не хотелось идти искать другое место, чтобы поесть, вот я и очутился в баре. Помещение бара было побольше, чем номера в этой гостинице, но построено на тех же принципах: в одном помещении надо было купить напиток, в другом пить. Люди с лишними деньгами собирались здесь.
      За одним из столиков рассматривал свой стакан с пивом, словно редкостный хрусталь, не кто иной, как мой молодой друг Роджерс. Я пошел взял пару больших доз виски и направился с ними к нему.
      Он вскочил и чуть не перевернул столик.
      - Боже мой! - воскликнул он. - Я уж думал, тебя нет на свете!
      - Вот ты и предложил свои услуги по поиску меня?
      Я сел и подвинул ему стакан.
      - Что с твоим лицом?
      Я пересказал ему историю с обтекателем, и он оказался первым человеком, поверившим в нее. Но его занимали другие мысли. Он достал пачку телеграмм и помахал ими.
      - У нас неприятности, Джек.
      Он передал мне телеграммы. Их было пять, и все они пришли от Хаузера, и во всех содержался один и тот же вопрос: что мы делаем и есть ли у нас доход.
      - Я не посмел отвечать на них, - с озабоченностью в глазах объяснял он. - Я не знал, что сказать. А тут ещё из греческой полиции разыскивают тебя.
      Микиса убили.
      - Про Микиса я слышал. Но надо бы послать телеграмму нашему другу Хаузеру.
      - А что сказать?
      - Что застряли в пустыне, магнето забарахлило. Что мы его подремонтировали и снова в Триполи. Продолжаем заниматься новыми поломками. Что любим и целуем, вот и все.
      - А что, именно это и случилось?
      - Близко к этому. Ты посылай и поставь мое имя.
      Он задумчиво посмотрел в стол.
      - Не нравится мне это, Джек. Не хочется говорить, но я очень хотел бы знать, чем ты занимался это время.
      Я сделал большой глоток виски.
      - Послушай, Тони, - обратился я к нему. - Почему ты не сделал того, что я тебе предлагал в Афинах? Мол, боли в животе, несколько дней отдыха. Я хочу побыть следующие пару дней в Триполи и чтобы "Дак" был со мной. Так что почему бы тебе не заболеть и не знать, что происходит?
      Он по-прежнему не отрывал глаз от стола.
      - Я просто не могу сделать этого, Джек, - произнес он тихо, натянуто. - В конце концов, мы оба получаем деньги у Хаузера и мы не можем вот так... - Он махнул рукой и жалобно посмотрел на меня.
      Тут он был прав, но неправ был я, здорово неправ, что стал признавать это. Я допил виски и просигналил бармену.
      - О'кей, - сказал я. - Во всяком случае, сегодня лететь уже поздно. И мы вообще не можем лететь, пока я не проверю двигатели, а ты этого не можешь. Так что полежи и отдохни. Выпей ещё виски.
      Роджерс покачал головой.
      - Пойду пошлю телеграмму.
      Он быстро ушел и на ужин не вернулся.
      Я мечтал о хорошем бифштексе, но я забыл, где нахожусь. В Триполи едят телятину. Не хочешь телятины - значит вообще не ешь. Но мы народ непривередливый, я съел бы и шеф-повара, посыпанного мелко протертым метрдотелем.
      Мне подали суп, каннеллони,* эскалоп по-милански, лед, сыр и кофе. Официант предложил коньяк, и в момент, когда я отказался от предложения на основании предыдущего опыта знакомства с ливийским коньяком, дверь хлопнула и на пороге появился Хертер. Он стал просеивать взглядом посетителей. Наконец ему попался я, и он решительным шагом направился ко мне.
      * Вид макарон.
      Я сказал официанту:
      - Strega, per favore.* - И приятно улыбнулся Хертеру.
      * "Стрегу", пожалуйста (ит.).
      - Где вы пропадали? - на весь зал обратился ко мне Хертер.
      Я поднял руку.
      - Не обсуждайте дела со своими клиентами так громко. Сядьте, выпейте, расскажите, что вы делаете в Триполи.
      Он сел, наклонился ко мне и спросил резким шепотом:
      - Мы ищем вас.
      - Это очень умно с вашей стороны. Но зачем?
      - Затем, что у вас кое-какая собственность его превосходительства. Что вы с ней сделали?
      - У вас есть какие-нибудь доказательства? - ласково поинтересовался я.
      Официант принес мне "стрегу", а Хертер в это время тихо кипел. Когда официант удалился, он сказал:
      - Мы знаем, что это у вас. А теперь скажите мне...
      - Если в моих руках окажется собственность наваба, - заверил я Хертера, - я верну её. Если я буду убежден, что это его собственность. Не будете ли вы так любезны передать это навабу?
      Этого он не ожидал. Он посмотрел на меня подозрительно, затем сказал:
      - Я передам это его превосходительству. Будьте в отеле, я вам позвоню.
      И вышел из бара. Официант несколько насмешливо поклонился ему, а потом стал ловить дверь, чтобы она не хлопнула, но поздно.
      Я допил "стрегу", расписался на счете и медленно вышел из бара. Визит Хертера означал, что я втянут в этот вихрь. А я-то, прежде чем снова проявлять свой жесткий нрав, собирался провести тихий вечер. Да, тут надо подумать.
      Сокровищам будет, вероятно, спокойнее в бензобаке, чем в любом месте вне его. Пара пригоршней камешков не займет много места в 170-галлонном баке. Надо только быть уверенным в том, что они будут на месте, когда ты придешь туда с куском гнутой проволоки и начнешь выуживать их. Во всяком случае, службы аэропорта не дадут копаться в моем самолете кому-то еще.
      В баре не было ни Кена, ни Роджерса. О Роджерсе я не беспокоился: он сидит где-нибудь и думает о пользе приобретения лицензии механика или мучится угрызениями совести. Но, прежде чем разговаривать с навабом, я хотел бы повидаться с Кеном.
      Я узнал, что в нашей гостинице Кен не останавливался, и попросил вызвать мне такси. Мне нашли ещё один "крайслер". Одним из излишеств, которые позволил себе отель, был сквер перед фасадом - тридцать ярдов пальм и кустов с подъездом для автомашин в форме полумесяца. Но подъезд для машин они делали до того, как столкнулись с проблемой приобретения 20-футовых "крайслеров", которые не вписывались в изгиб. Стало быть, если ты заказал "крайслер", то надо было вначале сделать небольшую прогулку.
      Мы съездили в отель "Уаддан", где остановился наваб с компанией, в "Гранд" и ещё пару других отелей, прежде чем я нашел, где остановился Кен. Но там его не было. Тогда мы начали турне по барам. Оказывается, все не так безнадежно - в Триполи есть определенное количество заведений, где подают приличные напитки. Кен наверняка не станет показываться в местах высшего класса, чтобы не встречаться с навабом, но он не станет жертвовать своим вкусом и не пойдет пить бурду в какую-нибудь забегаловку.
      Мы проверили четыре места, которые я знал, и три других, но нигде его не было. Оставался бар в аэропорту и американский и английский клубы. Надо затратить несколько дней, чтобы получить приглашение в клуб, так что оставался один аэропорт. Быстрее позвонить туда, чем мотаться на машине, и мы вернулись в отель. Близилось девять, темнело.
      У водителя имелись преувеличенные представления о том, сколько я ему должен, поэтому мы некоторое время стояли и спорили. Я сбил цену в два раза ниже той, что заплатил бы в Париже, расплатился и пошел по подъездной дорожке для автомобилей к гостинице.
      В кустах раздался треск, и что-то разорвало воздух рядом с моей головой. Я упал на дорогу и покатился вправо, подальше от источника звука, в кусты. Тот, кто стрелял, сделал это ещё дважды и побежал. Я слышал звук его шагов. Я лежал и проклинал себя за то, что так легко прощался в последние три дня с пистолетами, которые попадали мне в руки. Сейчас один-другой пистолетик мне не помешали бы.
      Никто ни за кем не побежал. Стреляли из пистолета малого калибра и на открытом воздухе, такой шум не собирает толп. За этой стрельбой мог быть тонкий расчет. Ведь тот человек не стал стрелять в меня, когда я был в самом темном месте дороги, он потом мог бы добить меня выстрелом в голову. Он мог бы подождать десять секунд, я подошел бы к освещенному подъезду отеля, и тут я никуда бы не делся.
      На четвереньках я пробрался сквозь кусты к ступенькам, влетел в холл и пошел в бар приложиться к бутылке виски. Меня не так просто вывести из равновесия, но ведь и стреляют в меня не каждый день.
      Воспрянув от виски, я направился к себе в номер. Я ободрал о гравий левую ладонь, разбил до крови правое колено, из которого кровь сочилась на новый костюм, получил ссадину на бедре, когда упал на карман с мелочью и ключами. Я помылся, переоделся в форму и пошел вниз к телефонам, то и дело оглядываясь по сторонам.
      Я установил, что Кена нет в баре аэропорта. Служащий за столом администратора не мог назвать приличного бара сверх тех, что я знал, но передал мне, что навабу было бы удобно, если бы я позвонил ему в десять часов.
      У меня оставалось полчаса. Я подумал вначале ещё об одном стаканчике виски, потом о человеке, который, возможно, по-прежнему ждет меня в кустах с пистолетом в руке, и в конце концов решил выпить кока-колы. Потом я попросил служащего найти мне такси, которое смогло бы подъехать к самому подъезду. Он с удивлением посмотрел на меня, затем позвонил в пару мест, и через десять минут у нижней ступеньки меня ждал "рено". Если бы кто-то попытался стрелять и сейчас, то он не попал бы в эту машину.
      19
      Наваб занимал трехкомнатный номер на первом этаже. Предупрежденный лакей объявил о моем приезде по телефону и провел меня. Впустил меня Хертер.