Глава V

ЧТО ДЕЛАТЬ С АЛИКОМ?

— Эй, ты! — крикнул Федя. — Чего расселся? Ужинать будешь, так помогай Пашке картошку чистить.

— Он тебе мешает? — вскипела Наташа. — Уходи в свою разведку! Тут без тебя обойдутся.

— Я тебя, Наташа, не трогаю. Больно ты задаваться стала! Потише! — Федя сдвинул картуз на затылок.

— А что ты лезешь к Алику? Иди куда собрался. Иди, иди! — Наташа бесцеремонно оттолкнула Федю от костра.

Федя растерялся от неожиданности и поспешил удалиться. Алик был оставлен в покое. Он безучастным взглядом смотрел на огонь костра, изредка тяжело, судорожно всхлипывая.

Ночь надвигалась быстро. Ребята решили устроиться на ночлег тут же, где встретили Алика. Сегодня работа шла быстрее. Федя разведал неподалеку в кустах пробивающийся между мхом и камнями ключик. Пока Паша ходил за водой и разжигал костер, Боря нарубил колышки и жердину для таганков, сделал стол и развернул свое кухонное хозяйство. Женя натянул палатку и приготовил подстилки для постелей. Наташа помогла Боре заложить продукты в котелки и принялась за починку Фединой куртки.

Сергей Егорыч отпустил Савраску пастись, с помощью ребят приволок толстые кряжи для «кабанчика» и отправился по следам Алика, чтобы найти потерянную им двустволку. Алик не мог рассказать толком, где и как он ее потерял. Федя, конечно, не упустил случая лишний раз поучиться искусству следопыта и увязался за дедушкой.

Прошло немногим больше часа, и все было готово. Табор принял уютный, обжитой вид. К ароматам смолы, лиственницы и багульника уже примешивался аппетитный запах супа, каши и поджаренного на масле лука. Вернулись с ружьем Алика дедушка и Федя.

Ужинали молча. Ребят будто стесняло присутствие Алика. Только перед чаем Паша спросил:

— Почему, Борька, по две конфеты, а не по три?

— Альку на довольствие взяли, — хмуро ответил Боря.

Федя хотел было сказать что-то едкое, но покосился на Наташу и смолчал. Женя неприязненно посмотрел на Алика и продолжал рассеянно есть, о чем-то думая. Поужинав, долго катал меж пальцев хлебный шарик. Ребята выжидательно поглядывали на него.

— Пошли, ребята, к костру, — поднявшись, сказал Женя. — Алька тоже… Будем тебя судить. За всё…

Алик, сгорбившись, сел на указанную колодину. Дедушка посасывал трубку и, казалось, не обращал на ребят внимания. Над лесом в бледно-розовом, уже угасающем небе резвились черные стрижи. Пролетела, шелестя крыльями, ворона. Прогудел запоздалый шмель. Похолодало.

Алик отвечал на вопросы тихо, устало, безразличным голосом.

— Возьмите меня с собой! — неожиданно громко закончил он. — Я с вами хочу!..

— Понятно, — сказал Женя. — Значит, ребята, Алька сознался, что ночью пробрался в штаб, сломал сундучный замок, переписал дневник и срисовал чертеж дороги к поляне с фонтаном. Узнал от отца, что на Цаган-Хада ведет еще одна тропа, от станции Листвянка. У матери отпросился — будто съездить в гости к бабушке… Взял ружье, будто пойдет там на охоту со своим дедом. А сам пересел на другой поезд, доехал до Листвянки и оттуда пошел на хребет. Там, на поляне, он хотел сам тайком вырыть «Описание», дождаться нас и уже вместе с нами отправиться в поход. Он говорил, что давно просился в наш поход, да Федька не принял. Вот он и подумал: «Описание» найти очень трудно — оно глубоко в земле. А если я сам его добуду, то удивлю всех, обрадую, и меня возьмут в поход»… Федя, теперь ты говори. Рассказывай, как дело было.

— Женя, дай мне слово! — потребовала Наташа.

— Нет, — сухо ответил Женя, — твое слово потом… Говори, Федя! Просился у тебя Алька?

— Врет он! — возмущенно ответил Федя. — Ты, Женя, зря его слушал. Разве так по-хорошему просятся?..

И Федя рассказал о разговоре между ним и Аликом на берегу Тихой.

— Его судят, и то он правду не говорит! — гневно закончил Федя.

— Не вру я… Так только первый раз было, — тихо проговорил Алик. — Я еще раз хотел. А потом подумал, что «Описание» сам найду и после этого вы меня примете…

— А ты по-русски говорить умеешь? — прищурил глаза Женя. — Наговорил так, что не поймешь. «Было, хотел, подумал»!

— Разреши-ка, Женя, и мне слово, — вмешался дедушка. — Ты, Женя, немного недопонял. Разговор о походе у Алика с Федей на самом деле был… Но есть у меня, Алик, вопрос к тебе. Сначала ты хорошо, дружно с Федей говорил. Еще немного, и вы бы договорились. А почему потом стал кричать, угрожать? Тут я тебя, прямо сказать, не понимаю. Почему так, а? Может, сначала тебя Федя обидел, а ты налетел на него уже потом?

— Нет…

— Так почему же поссорились?

Алик умоляюще посмотрел на дедушку.

— Говори, герой, говори! — мягко, но настойчиво потребовал дедушка. — Спрашивают тебя товарищи. Надо всю правду сказать,

— Мама подошла, — тихо проговорил Алик.

— Ну и что? Мама подошла, и поэтому с Федей по-хорошему уже нельзя говорить? Так, что ли?

— Мама… Мама хорошая! — вдруг крикнул Алик и с вызовом посмотрел на всех.

Сергей Егорыч прищурился, задумался, пожевал губами:

— Так… Постой, тут что-то я того… Ага, все понял! Значит, ты хотел помочь найти «Описание». Немного не так сделал, но хотел нам помочь… Да ты подвинься к огоньку-то поближе. Вишь, какой хиус — ветерок холодный — потянул… А сейчас, ребята, чтобы совещание не затягивать, предлагаю обсудить просьбу Алика. Я за то, чтобы взять его в поход.

— Взять? Вы его, дедушка, плохо знаете! — Черные глаза Феди гневно блестели. — Да еще верите, что он помочь хотел. Как же, хотел! Украсть «Описание», вот что он хотел!

— Я сказал свое мнение, ты выкладывай свое. — Дедушка прикурил трубку от уголька и поправил костер. — Говори прямо. Послушаем. А что Алик хотел нам помочь, в это я верю. Вчера еще говорил, по следам видел, что с честной мыслью парнишка идет. И сейчас повторю то же. Как разведчик я редко ошибался. Кое в чем вы уже убедились и недаром, должно быть, следопытом прозвали. У меня всё!.. Женя, веди совещание.

— Давай, Федя, свое мнение, — сказал Женя.

— Неправильно! — вскочила Наташа. — Почему Федьке второй раз слово даешь, а мне ни разу?

— Твоя очередь после Пашки. Говори, Федя.

— Не принимать! Я против, — решительно начал Федя. — К нему, дедушка, даже наука следопыта не подходит, потому вы и ошиблись. Какой он честный? Вор он! Сундук сломал. Разве партизаны ему письмо послали? Я был в ссоре с ребятами и с ним нечаянно подружил. А он тут как тут: меня подговаривал дневник и чертеж вытащить. Наташе за голубя выкуп не отдал и тоже подговаривал украсть. Хорошо так? Когда он в поход просился, я ему поверил. Я… может… я чуть не пожалел его. А он что? Никогда, ни в чем я Альке больше верить не буду! Не принимать!

Федя нахлобучил картуз на глаза и сердито повернулся к Алику спиной.

— Правильно!.. Теперь ты, Боря, — сказал Женя.

Борис неторопливо поднялся.

— Я против! — смотря на Алика прямо в упор, твердо сказал он. — Лодырь ты! В колхоз колоски собирать не ходил, больным притворился. Садик в школе садили — не работал. Пять рублей Петьке дал, чтобы за тебя ямки выкопал. Радиоприемник мы с Володей сделали, антенну натянули, а кто-то на нее курицу дохлую повесил. Не уследил за тобой Федька, и ты повесил. Некому больше. Я против!

— Правильно!.. Павел, твоя очередь…

Паша смущенно улыбнулся.

— Вот интересно, ребята, — начал он. — Сам не могу я свое мнение понять. Дрянь человек Алька, против я. А жалко его… Он, дедушка, ни на одного мальчишку не похож. Я даже план придумывал, как обезвредить его, и тот не помог. Помните, ребята, как он Борьку подвел?

— Расскажи-ка, Боря, чем тебя Алик подвел, — попросил Сергей Егорыч.

— Лучше я расскажу, — предложил Паша. — Борька пока расскажет — три часа пройдет. Он тугодум, тихо думает и говорит… У нас, дедушка, в классе все сильные помогают отстающим. Алька же никогда никому не помогал. Да никто у него и не просил. Какой-то он такой… Вот я и придумал план…

— Женя, а ведь Пашка меня оскорбил! — вдруг угрюмо проговорил Боря.

Все посмотрели на него, не понимая, в чем дело.

— Ну и оскорбил! — сообразил Паша и рассмеялся. — Я сказал только, что ты тугодум… Так вот, дедушка, я придумал такой план, чтобы из Алика человек получился. Жене рассказал, он похвалил. По плану Борьке надо было притвориться, будто он не выучил стихотворения, «Родную речь» дома оставить и попросить Альку, чтобы он помог. Хороший план? Конечно, хороший! Борька сначала упирался, а потом так и сделал. Только он перевыполнил план — взаправду стихотворения не выучил. Подошел к Альке и просит: «Помоги». Тот взял бумагу, написал. Мы обрадовались. «Вот, думаем, и Алька будет помогать нашему классу первое место занять». Написал Алька стихотворение. Оно легкое — Борька его до урока, не подумав, не посмотрев в книжку, наспех вызубрил. И как раз Мария Павловна первым вызвала Борьку.

Он и бухнул: «Солнце зеленеет, ласточка блестит, и с весною травка в сени к нам летит». Все засмеялись, а Мария Павловна рассердилась и сказала: «Как тебе, Боря, не стыдно! Садись! Не ожидала от тебя». Альке даром это не прошло. Женя ему за весь класс наподдавал. Да и Федька подбавил.

— А может, Алик сам неправильно выучил? Может, он и не виноват? — тихо спросил дедушка.

— Не виноват?! Когда Борьку посадили, Алька руку поднял и на «отлично» ответил.

— Так… Разрешите мне еще слово, — попросил дедушка. — Ты, Женя, староста класса. Все вы пионеры. Алик, прямо сказать, плохо сделал. А ошибается человек — надо помочь. Понять надо — почему человек от людей отбился, озлился. Спросить надо: «Почему так делаешь?» Иногда и поругать полезно, да покрепче, с песочком, чтобы понял человек свои ошибки. А вы помогали Алику? Говорили с ним? Обсуждали на собрании, а?

— Нет. И обсуждать его трудно: на уроках он сидит тихо, ни с кем не дерется, всегда чистый, учится хорошо. Что Мария Павловна попросит, он бегом. Ну его! Поэтому, когда вредил, так мы его сами… чем ябедничать.

— Так… — Дедушка недовольно пожевал губами. — Продолжай, Женя, собрание.

— Какое же твое мнение? — спросил Женя у Паши.

Алик все это время не поднимал головы. Порой гримаса кривила его крепко сжатые губы. Не понять было, отчего она: от боли, от стыда или от злости. Побледневшее лицо точно окаменело. Ребята избегали смотреть на него. Только Наташа изредка поглядывала в его сторону и теребила косички, переброшенные на грудь.

— Я, ребята, воздерживаюсь. Ни против, ни за. Воздерживаюсь, — смущенно улыбнулся Паша.

— Трус! — вскочила Наташа. — Трусы вы все! Испугались, что Алька пойдет с нами в поход! Он просится к нам, а вы? Хорошо это, по-пионерски? Может, ему самому плохо, что он такой. Вот! Я — за Альку. Принять! — крикнула Наташа, сердитым движением головы отбросив косички назад.

— Трусов здесь нет, Наташа! — Женя строго сдвинул брови. — Нет трусов! И смотреть нечего на него. Насмотрелись. Всё про него правильно говорили. А одно забыли. Кто был врагом тимуровцев? Алька! На лужайке с маленькими ребятишками мы возились — кто нас «няньками» дразнил, «бабушки» кричал? Алька! Когда больной тете Мартыновой картошку из склада решили привезти, кто велосипеда не дал, чтобы мешок наложить? Алька! А сейчас просится. Заботливым представился. Помочь хотел… А кто радовался, когда тимуровцев не стало? Тоже он. Рано ты радовался! Опять будут тимуровцы, будут! Принять такого?! Пашка, пиши приказ!

— Подожди-ка, Женя, постой-ка минутку. Тут, мне кажется, надо Алику слово дать.

— Какое ему еще слово?

— А вот какое… — Дедушка заметно оттягивал время. — Что-то у нас сегодня костер плохо горит… Вот какое слово. Алик всю жестокую правду про себя выслушал. И надо его спросить: может, он уже сам не захочет с нами пойти?

— Не буду я его спрашивать!

— Тогда позволь-ка мне… Прошу тебя, Алик, ответь: не передумал ты, с нами пойдешь или домой? Дадим тебе продуктов, проводим немного, путь тебе знаком… Как?

— С вами… — едва слышно прошептал Алик.

— Учти, Женя, последнее слово Алика, — спокойно, однако чаще обычного попыхивая трубкой, сказал Сергей Егорыч.

— Нечего учитывать, дедушка… Пашка, бери тетрадь!

— Двое против, двое за, один воздержался. Стало быть, Женя, твой голос решает судьбу Алика. Подумай… — опять проговорил дедушка.

Пожалуй, ни это, ни какое другое предостережение не подействовали бы на Женю. Перед ним был извечный старый враг, враг тимуровцев.

— Пиши! — твердо повторил Женя.

Но тут взгляд его упал на Алика. Отрешенностью, горьким одиночеством веяло от всей фигурки этого мальчика. Он съежился, как перед ударом.

Женя растерянно оглянулся на дедушку.

— Подумай сам, Женя, — негромко сказал тот.

Женя побледнел, поправил галстук.

— Пиши… «Большинством голосов постановили… — Женя замолчал, все еще колеблясь, и опять посмотрел на Алика. — …постановили Альку взять в поход». Добавь, Пашка: «Нашего врага!» — почти крикнул он.

Женя отбежал от костра. Скверно, очень скверно чувствовал он себя. Он вспомнил покосившийся домик на берегу Тихой, вспомнил, как хорошо бывало там и как ухитрялся этот чистюля и тихоня омрачать их самые веселые, дружные дни. И еще… Никогда не забыть Жене той ехидной улыбки, скользнувшей по тонким губам Алика, когда тот узнал, что тимуровской команды нет, что на штабе повешен замок.

Женя вспомнил всё. Но сейчас он все-таки не мог мстить Алику: такой тот был слабый, побитый…

— Ну, что ты, Женя? — незаметно подошла к нему Наташа.

— Ничего…

— Правильно ты сделал! — проговорила девочка.

Глава VI

ВСТРЕЧА В ЧЕРНОЙ ТАЙГЕ

— Гуля… Гуля… Гуленька! — не поднимаясь с постели и просунув руку в клетку, ласкала Наташа голубя. — Боря, давай обменяемся: я тебе дам пшена, а ты сечки. Может, лучше поклюет. Ладно?

— Он, Наташа, рассчитывает, сколько с тебя придачи взять, — пошутил над завхозом Федя. — Да, Борька?

Весело и живо, прерываемый вспышками смеха, прошел завтрак. Утренние лучи едва проникали сквозь нежное и бисерное кружево молодых листьев березок, окружающих табор. Веяло свежестью и бодростью. Далеко вокруг расстилалось чистое и ровное редколесье. Всюду уходящие вдаль стволы и стволы: белые — березок, золотисто-желтые — сосен, темные — лиственниц. Вкрапинками лиловели редкие цветочки на кустах багульника. И всюду мирная прохлада и тишина. Только распевают птички. Такой тайги, значит, нечего бояться. Третий день идут, убедились.

В веселом настроении ребята стали готовиться к выходу. Ведь сегодня они дойдут до поляны с фонтаном. Выкопают «Описание», и уже будет известно, в какой стороне, за сколькими хребтами и перевалами находится падь Золотая. И сегодня вечером или завтра чуть свет полетит голубь, унося победную весть всему Монгону.

Ребята торопливо мыли и протирали посуду, свертывали постель, укладывали палатки, заливали костер. Но дедушка, снимая палатку, все чаще останавливался, хмуро поглядывая то на ребят, то на сидящего в стороне Алика. Когда тот отошел далеко в сторону и прикорнул на мягком мху под деревом, дедушка поманил ребят к себе.

— Что-то я вчера и сегодня приказа по экспедиции не слыхал, — заговорил Сергей Егорыч. — Не писали, Женя, что ли?

— Все приказы, дедушка, есть, — ответил за него Паша. — И Женя подписал. Вечером прочитаю. Сейчас некогда.

— Некогда… Больно заторопились. Как я понимаю, приказы пишутся для всеобщего сведения и читаются немедленно.

— Кончай работу, ребята! — закричал Женя. — Паша приказ зачитывать будет. Небольшой — недолго.

— Он совсем короткий, — сказал Паша, — про Альку. Я хотел подлиннее, да Женя поправил: нечего зря слова на него тратить. И правда. Читаю.

Нашли Альку. Устроили собрание. Голосовали.

Постановили: Большинством голосов нашего врага Альку считать членом экспедиции».

Все…

— Ладно, — махнул рукой дедушка. — Хорошо не хорошо, а тебя не переспоришь… Хочу, герои, вот о чем поговорить. Приказ написан, и надо полагать, что он имеет полную законную силу. Так?

— Так.

— Ага. А что значит: «Считать членом экспедиции», а?

— Ну, что? Считается — и всё.

— Эге! Оказывается, полной ясности нет. Вот тут-то, вижу, вам без советника не обойтись. И, поскольку я назначен главным советником, вынужден по долгу службы разъяснить. «Считать членом экспедиции» — значит, он пользуется всеми правами — раз. Принимается на полное вещевое и продовольственное снабжение — два. И вот какие замечания я, как советник, делаю. Непонятно мне, почему главный повар за завтраком повторил, что Алику из нашего пая питание выделил, когда Алику, согласно приказу, полагается свой законный пай? Почему главная портниха видит, что у Алика куртка порвана, и не принимает мер? Почему начальник экспедиции даже бровью не повел, когда Наташа сказала, что у Алика тапочки совсем порвались, не в чем идти? Вот так! Что полагалось главному советнику, я сказал и иду ловить Савраску. А дальше — мое дело маленькое.

— Договорились!.. — присвистнул Паша.

— «Договорились»! — передразнил Федя. — Выходит, ему все свое отдать! А он бы нам отдал?

Раздались голоса:

— У маленьких девчонок копилки выманил — тоже для Алика?

— Порвать приказ, а его прогнать!..

— Хватит!.. — перебил Женя, бросив в ту сторону, куда ушел Алик, злой взгляд. — Боря, выдай ему запасные бродни да покажи, как портянки заворачивать. Он, конечно, не умеет. Наташа, помоги куртку зачинить… И ты, Боря, больше не говори, что из нашего пая…

— Что же я скажу? — уныло возразил Боря.

— Ничего не говори — и всё.

— Чем я его кормить буду?

— Ну, чем… Немного лишних продуктов ведь есть?

— Нету. А если, Женя, сказать дедушке, да и переголосовать?

— Нельзя, Боря, — невесело улыбнулся Женя. — Давай лучше пересчитаем продукты. Может, найдем лишнее.

Считать пришлось недолго. У Бори был образцовый порядок: все продукты, полагающиеся на день, сложены в отдельном мешочке. Двадцать дней похода — двадцать мешочков; два уже опростались. Был еще один мешочек, всех больше. В нем оказалось самое лучшее: белые сухари, шоколадные конфеты, баночка какао, рис. Это, как объяснил Боря, неприкосновенный запас. Предназначался для самого безвыходного положения и питания больных.

— Видишь? Нет лишнего!.. — твердил Боря.

Правда, запас был, и Боря с Женей о нем прекрасно знали. Если читатель помнит, путешественники закупали продукты по таежному закону: «Идешь в лес на день, собирайся на два». Но никому не хотелось и заикаться об этом запасе. Закон есть закон.

— Нету лишнего. Не буду кормить. Скажи, что приказ недействительный! — стоял на своем Боря.

Женя вдруг серьезно посмотрел на него:

— Вчера мы Альку обсуждали? Решение приняли?

Всё! Слово свое нельзя нарушать. Если хочешь, чтобы мы болтунами оказались, — не корми…

Боря стал молча укладывать мешочки в сумы.

Наконец экспедиция тронулась и скоро вышла обратно на тропу.

Падь кончилась. Долгое время тропа вела по каменистому распадку. Камни поросли лишайниками разного цвета — темного, серого, белого, отчего распадок казался пестрым. Под камнями журчала вода. Ключ здесь, как выразился дедушка, «ушел под землю». Только в некоторых местах, где журчание слышалось особенно громко, звуки были такие, точно вода вливалась в бутылку, — через щели в камнях можно было увидеть стремительно скатывающиеся светлые струи. Выше по распадку ключ, видимо, иссяк: журчания не стало слышно. Как всегда бывает, когда нет воды, сразу захотелось пить. Сергей Егорыч посоветовал «послушать» камень. Ребята отчетливо услыхали слабые шорохи и всплески. Стоило приподнять голову от камня, и звуки прекращались. Дедушка рассказал, что таежникам в засушливое время иногда приходится таким подслушиванием находить воду. Скоро и ребята нашли исчезнувший ключ — он протекал у самого подножия горы, глубоко под россыпью.

Распадок все теснее сжимался горами. У самой кромки леса под надежной защитой от холодных ветров нежились под солнцем кусты черной смородины с будто прозрачными стебельками и широкими душистыми листьями. Смородина цвела, около беленьких цветочков кружились, сердито жужжа, осы и дикие пчелы.

Ребята легко перепрыгивали, а где нельзя было обойти, шагали по кустам так, как мальчишки осенью, когда пробуют по реке первый лед.

Потом тропа повела на гору. Начался такой лес, какого еще ребята не видели. Сосны встречались всё реже, но лиственницы, березки, ольховник и удивительно высокий — выше дедушки — багульник росли так густо, что в нескольких шагах ничего не было видно. Вверху над тропой ветви переплетались, и ребятам казалось, что они идут по зеленому туннелю.

Уже через несколько минут настоящая тайга дала о себе знать. В чаще что-то метнулось, затрещало, затопало и сразу стихло. Все немедленно остановились. Дедушка, осторожно раздвигая ветви, силился сквозь чащу рассмотреть насторожившегося зверя. Вскоре опять затрещало — на этот раз зверь убежал далеко.

— Козочка, — вполголоса сказал дедушка.

Ребята сразу успокоились, но почувствовали, что события надвигаются. Это был первый настоящий дикий зверь, встреченный экспедицией. Значит, в этом-то лесу живут и рыси, волки, медведи…

Все притихли.

Скоро стали попадаться первые кедры. Ребята с невольным уважением посматривали на них.

Кедр! Суровый властитель северных лесов!

Пока попадались еще только небольшие кедры-подростки. На первый взгляд они походили на сосну, но стоило приглядеться внимательнее, как всякое сходство пропадало. У сосенок ветви задорно и радостно тянутся вверх, к солнцу; сосенки всегда кажутся веселыми, жизнерадостными. Приятно пройтись по сосняку: там светло, сухо, почти не умолкают птичьи голоса. Не то — кедрач!

Кедрач встречает пришельца глухим безмолвием, предостерегающим шумом ветра в вершинах, мрачным полусумраком. Даже в маленьком кедре нет ничего радостного, детского. Он точно сразу родится стариком, безучастным ко всему веселому. Ребятам казалось, что каждое дерево следит за ними с холодной отчужденностью и скрытой враждебностью.

Взрослые кедры производили впечатление чего-то еще более дикого и угрюмого. Хвоя на них была такой густой, непроницаемой, что совсем скрывала верхнюю часть ствола. Нижние ветви, а у более старых деревьев и ствол обросли лишайником, похожим на распущенные длинные седые волосы.

Постепенно кедр вытеснял остальной лес. Но это была еще смешанная тайга. Кедрач иногда прерывался островками березняка, мелкой лиственницы и ольховника. Однако таких светлых островков становилось всё меньше и меньше. Чувствовалось, что экспедиция вступает во владения одного кедра.

Начиналась черная тайга. Более дремучего леса невозможно даже представить. И, конечно, здесь происходили те кровавые драмы, слухами о которых полна земля.

Тропа петляла, обходя столетние могучие великаны, валежины, пни.

Ребята с нетерпением посматривали вперед, надеясь вот-вот увидеть поляну, на которой закопано «Описание». Подгоняли Савраску, торопясь пройти страшное место. Но дедушка сказал, что до поляны еще не менее десяти километров.

— Следы! Кто-то проходил! — крикнул Федя, который, подражая дедушке, пристально смотрел под ноги.

— Точно, Федя, — сказал дедушка. — Давай-ка, герой, будем думать, кто проходил…

— Ого! Следы так следы! Больше ваших. Взрослый охотник проходил. И тоже к поляне.

Ребятам стало даже веселее от этих слов. Сознаться — в кедраче даже днем было по-настоящему страшно. И то, что где-то рядом есть еще люди, придало им бодрости.

А дедушка вел себя совсем спокойно. Ружье на плече, назад даже не обернется и все свою трубку посасывает.

— Гм… — прищурился он. — Для начала, Федя, можно сказать, неплохо. Посмотрим еще, да получше. Должны мы узнать, как этого охотника звать.

— Звать? — удивился Паша. — Тут уж, дедушка, никак не узнаешь. Если бы он расписался…

— Не лезь, затопчешь! — остановил его Федя, рассматривая след с видом знатока.

— А он и расписался, — продолжал дедушка. — Расписываются, брат, не только в приказах. Сейчас роспись найдем. Так… так… Вот видишь?

— Ой, когти!

Федя испуганно взглянул на дедушку.

— Совершенно правильно: когти. Быть тебе следопытом! Ну, а дальше? Кто тут с когтями шлялся?

— Зверь!

— Как говорится, не в бровь, а в глаз. Ну, а какой зверь?

— Может… не хищный? — стараясь казаться спокойным, проговорил Паша.

— «Не хищный»! — передразнил Федя. — Такие когти, да не хищный? Козочка, по-твоему, с когтями бегает?.. Это рысь! — оглянувшись на дедушку, вполголоса сказал он.

— Маленько ошибся. Поднимай, герой, выше.

— Волк?

— Еще чуть повыше. У волка след небольшой, на собачий походит.

— М-медведь? — не решаясь сказать это грозное слово, пролепетал разведчик.

— Вот это да! Медведь! — набивая трубку, подтвердил дедушка. — Вот и узнали имя охотника. А дальше я тебе немного помогу: сказать прямо — не медведь, а загляденье, пудиков на пятнадцать. Хо-ороший медведище! Определяем дальше. Давно он здесь бродил?

Федя был один у следа. Ребята сгрудились сзади дедушки. Женя подвинулся и подтолкнул Наташу, так что она оказалась между ним и Борей. Алик, не решаясь подойти или, может быть, не в силах тронуться, стоял отдельно ото всех. Женя, не глядя на него, за рукав потянул его и поставил рядом с Наташей. Все как зачарованные уставились на большой и широкий отпечаток лапы с глубоко вдавленными в глину изогнутыми когтями.

— Ну, ну… Определяй, — поторопил дедушка.

Федя посмотрел на ребят, тяжело вздохнул. Вдруг от общей группы отделился Женя и стал рядом. У Феди чуть отлегло от сердца.

Он наклонился и поковырял землю рядом со следом, чтоб посмотреть, насколько он высох, и по этому признаку определить, давно ли проходил зверь. След был совсем свежий.

— С час назад… — проглотив слюну, прошептал Федя.

— Много, герой. Тут ты ошибся — не учел, что ветер дует и солнце припекает, влага быстро высыхает. За десять минут перед нами медведь проходил здесь.

— За десять минут?!

Федю с Женей точно сдуло от следа.

— Дедушка, что будем делать?! — Все заговорили шепотом.

— Что? Придется, герои, опять по приказу. Куда от него денешься? Там сказано: «По тревоге… все немедленно бегут, кроме дедушки…» Я, стало быть, должен охранять Савраску, сзади с ним пойду, а вы впереди. И будут у Савраски две защиты: сначала вы, а потом я. Только попрошу себе на помощь Наташу. Может, Савраска запах медвежий почует, и мне с ним одному не справиться.

— Неправильный, дедушка, тот приказ! — сделав отчаянное лицо, сказал Паша. — Зачем Савраску охранять? Он и так не убежит. Пошли, дедушка, вместе.

— Что не могу, то не могу, — с искренним сожалением ответил дедушка. — Я за приказ голосовал. Как же, скажи пожалуйста, мне его нарушить?

— Не мог по-другому приказ написать! — толкнул Федя Пашу.

— Не знал я… Знал бы, что так случится, иначе бы написал!..

— Я с вами не пойду, дедушка! Не пойду! — неожиданно выступила Наташа. — Все равно вы неправильно делаете. Как самое опасное, вы к своему Савраске, а ребят вперед! Нехорошо так! Не пойду с вами, с ребятами пойду!

— Наташа! — строго проговорил Женя.

— Неправильно, дедушка! Нехорошо!

Дедушка, растерянно и обиженно моргая, смотрел на Наташу. Потом нахмурился и наклонил голову, теребя ус.

— Приступаем к выполнению приказа, — смотря поверх ребят, сухо заговорил он. — Приказ есть приказ. Написан, подписан, мое дело выполнять. Так… Как главный советник, излагаю план обороны.

Дедушка выдал каждому по заряженному пулей патрону. Наконец-то! План обороны был таков. Когда медведь будет близко, дедушка подаст сигнал криком кедровки. Он тут же очень искусно передал крик этой небольшой пестрой птицы. По сигналу все останавливаются и ждут, пока зверь выйдет на тропу или чистое место.

По второму сигналу ребята все сразу громко закричат для того, чтобы зверь повернул голову. И, когда зверь бросится на них, — прицеливаются и стреляют. Стрелять нужно только в голову. Чехлы топориков расстегнуть! Пока зверь не появится, патроны вкладывать в ружья ни в коем случае нельзя: таковы правила групповой охоты.

— Когда появится, тогда и заряжать? Мы ведь не успеем…

— Успеем! — усмехнулся дедушка. — Понятно?

— Понятно… — раздался чей-то неуверенный голос.

— Ну, трогаем! Да смелее, смелее, герои!

Наташа сердито отошла от дедушки и стала рядом с Женей.

— Смелее»! — проворчал Паша. — Хорошо так говорить… сзади-то…

— Ничего я, ребята, не понимаю! — прошептал Женя. — Наверное, правильно дедушка говорил, что звери не нападают.

— На него, конечно, не нападают… Врут, что ли, все люди? Помните, сколько газет тогда ему принесли? Пастухи, путевые обходчики, всякие рабочие описывали, как на них волки нападали. Волки! А тут медведь. Вот сейчас нам даст…

Осторожно, стараясь даже не дышать, с ружьями наизготовку шагали ребята по тропе. В некотором отдалении шел дедушка. Сзади всех плелся Савраска.

Невидимые в чаще, то и дело с шумом взлетали рябчики. Сердито зафурчала белка и, легко, как на крыльях, перескочив с дерева на дерево, затаилась в ветвях. Черный, как уголь, тетерев-косач взлетел из-под самых ног с таким грохотом, — будто взорвался, — что ребята на мгновение присели. Дичи становилось все больше. Однако ребятам было не до нее. Они вздрагивали от каждого шороха…

И вдруг крикнула кедровка! Дедушкин сигнал.

Ребята мгновенно остановились. И сразу же увидели, как впереди, метрах в пятидесяти, сильно заколебались вершины ольховника и березок. Там шел он. Ближе… Ближе… Что-то тяжелое глухо упало на землю: видимо, он отшвырнул колодину. Послышалось сопение, чавканье.

Шум на минуту прекратился. Это было еще страшнее. Значит, зверь почуял людей, сейчас бросится, сейчас!.. Зарядить бы ружья, но почему не шевелятся руки?

Кусты опять затрещали, заколебались, и на тропу вышел… медведь.

Не замечая ребят, неуклюже ковыляя, он подошел к муравьиной куче, ударом лапы разворотил ее и, высовывая длинный красный язык, чавкая и облизываясь, принялся слизывать муравьев.