Глава III

БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ. КРИК ЧЕЛОВЕКА

Итак, неужели впереди Алик? Эта мысль захватила сейчас ребят и не давала покоя.

Если действительно Алик, то, видимо, он очень торопится… Недолго посидел у костра, затушил его и пошел дальше. С момента, когда Федя увидел дым, прошло около часа. Алик за это время мог пройти не меньше четырех километров. Завтра он будет идти быстрее ребят — экспедицию задерживал медлительный Савраска — и еще больше опередит их. Несомненно, если не предпринять решительных мер, Алик придет на хребет раньше ребят, овладеет «Описанием» дороги в падь Золотую, и тогда все кончено: его не догнать, он затеряется в тайге, как песчинка в море.

Хотя ребята провели в горной тайге всего один день, они убедились, насколько она необъятна и запутанна. Во всех направлениях ее прорезали бесчисленные междугорья — пади и распадки. Каждая падь походила на лежачее ветвистое дерево: от нее, как ветви от ствола, расходились распадки. Последние, в свою очередь, разделялись на всё более узкие многочисленные ответвления. Видимо, и там, за хребтом, тайга такая же. К какой из сотен распадков направит Алика «Описание»? Ни один даже самый проницательный человек не сможет найти без «Описания» падь Золотую.

Ребятам оставалось только одно: нагонять Алика, пока дорога у них одна, и обязательно догнать его до поляны с фонтаном, где закопано «Описание».

Первым решением ребят было немедленно сняться с табора и пуститься в погоню. Но уже наступила ночь, и это само собой отпало.

Молчаливые и растерянные, ребята то подходили, то отходили от Жени. Женя, уперев подбородок в колени и обхватив руками ноги, смотрел неподвижно перед собой. Неужели и здесь, в тайге, им стал поперек дороги этот тихий чистюля, всегда действовавший ребятам наперекор! Больше всего злила мысль, что Алик может оказаться победителем. И Жене уже представлялась невинная, слащавая улыбка на тонких губах, а в глубине презрительно прищуренных глаз торжествующее злорадство.

Раздались, правда, и благоразумные голоса. Боря первый высказал мысль, что такой трус, как Алик, побоится один, — совершенно один, — отправиться в падь Золотую. Федя возразил, что из-за злости Алька может даже смелым стать. В падь Золотую, возможно, и не пойдет, а выкопает «Описание» и обратно домой: сам не найдет и им не даст. Женя молча слушал спорящих. Сейчас он был уверен, что именно Алик, и никто другой, сломал сундук.

— А если сказать дедушке? — неуверенно проговорила Наташа.

— Еще что придумала! — возмутился Федя. — Мы проворонили, а дедушка будет советовать? Сами виноваты, что Алька украл тайну пади Золотой, и сами должны придумать, как поймать его. Не хватало еще, чтобы дедушка гонялся за Алькой!

— Плохо, что сейчас следопытов нет, как Кожаный Чулок! — вздохнул Паша.

— Почему — плохо?

— Как — почему? Увидел ты, Федя, дым и затвердил: «Алька, Алька!», и мы все поверили. А может, совсем не Алька? Настоящий следопыт сразу бы все точно узнал. Помните? Посмотрит на землю и все расскажет: какой человек шел — молодой или старый, высокий или низкий; когда проходил, что дорогой делал… Всё по следам!

— Дедушка в следах не хуже понимает, — сказал Федя. — Зимой мы с ним ходили на базу. Я увидел след, говорю: «Наверное, волк пробежал», а дедушка сказал: «Собака». И правда, прошли немного — собаку увидели.

— То зимой! На снегу каждый охотник след прочитает. А летом нет, трудно… Если это Алька костер разжигал, значит, он впереди нас, по нашей же дороге шел.

И дедушка, если бы он был следопытом, посмотрел бы на след и сразу сказал: мальчишка впереди идет!

— Ужин, ребята, совсем переварится, — напомнила Наташа.

— Ладно! — выпрямился Женя. — Завтра с тобой, Федя, встанем чуть свет и пойдем вперед. Бегом побежим, но догоним — никуда не денется! Дедушке скажем, что на разведку…

Сергей Егорыч, бесшумно и неторопливо шагая в своих длинных броднях, заканчивал последние приготовления к ночлегу, изредка взглядывал на встревоженных ребят, но ничего не спрашивал. А они, сославшись на усталость, после ужина сразу улеглись.

Повозившись, ребята затихли. Только разведчик экспедиции долго ворочался. Ведь во всем виноват он один. Не проговорись тогда Алик, все бы хорошо было. Да и как разведчик он сегодня сплоховал. Кому, как не ему, полагалось определенно узнать: что за человек впереди? Дедушка еще сидел у костра. Сначала курил, потом, держа далеко в вытянутой руке книгу и шевеля губами, читал. «Жюль Берн», — с трудом разобрал Федя на обложке. И мысли его опять вернулись к Алику.

Наконец уснул и дедушка. Он лег не на постель, а по вечной привычке таежника — у костра. Спину накрыл телогрейкой, босые ноги протянул к огню. Потухшая трубка выпала изо рта.

Толстые полусырые кряжи, положенные особым образом, едва тлели, изредка вспыхивая слабым пламенем, но источали сильное, равномерное тепло. Дедушка назвал такую укладку дров «кабанчик». На два кряжа, положенные один на другой стенкой, кладутся поперек еще тричетыре кряжа, так что образуется подобие навеса. Под ним и разжигается костер. Дров уходит совсем мало, а жарко.

Тайга словно ждала, когда уснет дедушка. Сразу же треснул сучок под чьими-то осторожными шагами. Мигом отлетели мысли об Алике.

— Не бойся, Наташа… — прошептал Женя.

— Я не боюсь.

Вот кто-то жалобно вскрикнул, застонал и заплакал, как ребенок.

— Женя, это волк?

— Не знаю.

— Наверное, он… Дедушка, волки! Вот-вот… Слышите? Сейчас они Савраску… Вставайте!

Но дедушка спал. Он даже не пошевелился и сочно, со свистом всхрапывал, так что усы шевелились.

— Сергей Егорыч! Дедушка!

— Иди разбуди… — послышался чей-то шепот.

— Сам иди…

Вдруг кто-то близко от табора громко закашлял, хрипло, сердито: «К-хыы!.. К-хы-ы!»

— Наверное, рысь…

— Или медведь…

— Дедушка, звери! Давайте патроны, скорее! Проснитесь!!

Спит. Даже не пошевелится. Похрапывает. И Савраска подстать дедушке: стоит около костра, дремлет, уши развесил, даже глаз не откроет. Умный конь бы заржал, захрапел, ногами затопал, чтобы разбудить беззаботного хозяина.

— Женя, голубь здесь?

— Вот он… Нахохлился, спит.

Прошло десять — двадцать минут. Тишина, молчание… Что же такое было?

— Ребята, — прошептал Паша, — может, звери испугались нас, услышали голоса…

— Боятся?

— Честное слово, боятся! Ведь день шли — ничего. За Федькой мы отправились — никто на нас не напал. И сейчас звери только издали рычат, к нам не подходят. Конечно, боятся!

Но, словно в опровержение его слов, случилось такое!.. Рядом, совсем в нескольких шагах, что-то страшно ухнуло, закричало, захохотало. Потом хохот резко оборвался, и в наступившей жуткой тишине раздался страшный щелк: кто-то свирепо и кровожадно лязгал чудовищными зубами. Голубь в клетке забился и захлопал крыльями. Ну, всё, конец!..

— Наташа, не бойся…

— Дедушка!

— Борька, ты слышишь?

— Не-не знаю…

Женя с Федей, не говоря ни слова, начали одновременно вылезать из-под одеял.

— Женя, Федька, куда?

— Куда?! — сердито откликнулся Федя, нашаривая картуз. — На разведку.

— Сейчас мы, Наташа, всё узнаем, — застегивая воротник, сказал Женя.

— Не ходите! — вцепилась в обоих Наташа. — Вам говорят, не ходите!

— «Не ходите»! — буркнул Федя. — Ты портная, а я разведчик. Потом сама скажешь, что приказ не выполняю, свою работу забыл.

— Ложись сейчас же! — ничего не слушала Наташа. — Федька… отколочу! Думаете, не справлюсь? Ну? Ложитесь!

Оба покосились на Наташу, смущенно переглянулись, затем, не глядя друг на друга, легли.

Страшный щелк и хохот меж тем удалялись. Гукнуло еще раз, и все стихло. Ребята подняли головы и переглянулись. Все — бледные, но целые и невредимые. Так же, как вечером, потрескивает костер. На столе в порядке сложены посуда и продукты, в изголовьях — составленные пирамидой ружья. Спокойно дремлет Савраска и похрапывает дедушка. Совсем успокоился и спит в клетке голубь. Только темнее стало вокруг. Тайга будто теснее обступила, и звезды на небе переменили положение.

Ребята снова переглянулись. Может, правда, таежное зверье боится человека? Или звери нападают лишь в глухой тайге? А здесь еще не глухая — Монгон недалеко…

Вдруг снова раздался так напугавший ребят страшный хохот и гуканье, но уже очень далеко. Сейчас это не произвело никакого впечатления. Вслед за хохотом вдали крикнул какой-то другой зверь — звонко, протяжно…

Должно быть, на этот раз кричал кто-то действительно очень опасный, потому что дедушка сразу вскочил и повернулся в сторону звуков. С лица его исчез сон. Будто он и не спал.

— Дедушка! — подскочил к нему Паша. — Вы спите, а мы никак не могли вас разбудить. Кругом звери…

— Тише, тише, герои! — оборвал дедушка окруживших его ребят и стал настороженно прислушиваться к тишине ночи. — Что-то там, правда, неладно…

Через несколько мгновений ребята опять услышали протяжный, странный крик.

— Человек кричит! — вздрогнул дедушка. — Человек!

— Алька! — разом ахнули ребята.

Дедушка, приложив к ушам ладони, продолжал вслушиваться, но крик больше не повторялся. Потянул влажный ветерок, раздувая костер; ночь словно отступила, и смутно замаячили невидимые до этого разлапистые сосны.

— Так… — К дедушке вернулось обычное спокойствие. — Принуждать вас не буду, а только хотел бы я знать вашу тайну. Какой Алька? Что Федя вечером на разведке видел? А знать мне нужно. Неладное что-то в тайге творится, а я, прямо сказать, не понимаю…

Наклонив голову и пощипывая ус, Сергей Егорыч слушал сбивчивый рассказ.

— Дьявол бы меня побрал с этим походом! Так и знал, что до добра не доведет! — заворчал он. — Дуралей старый! Говорил ведь я… «Фантастика»! Тоже мне жюльверны! Скажи пожалуйста, попал в историю… Тьфу! — в сердцах плюнул дедушка. — А вы-то, вы-то как такими растяпами оказались? Добро бы дружкам рассказали — пусть бы шли с нами, — а то какому-то дуралею открылись. Не умеете вы тайну хранить, вот что вам скажу!

Смущенные ребята посмотрели на Федю. Тот сучочком ковырял землю.

— Мы нечаянно… Со всеми, дедушка, ошибки бывают, — поспешно сказал Женя.

— «Нечаянно»! — Дедушка сердито пожевал губами. — Чей этот Алька? Кто его отец? Из-за чего у вас с этим Алькой война пошла?

— Вы, дедушка, Алика не знаете. Отец у него инженер деповской. Алька с нами не дружил и к вам никогда не ходил. Он всегда нам вредил и сейчас навредить хочет. Надо его догнать.

— «Догнать»! — передразнил дедушка. — А как догнать? Вся загвоздка в том и получается, что по этой тропе из Монгона последний человек проходил месяц назад. Не шел Алька нашей дорогой. Вот и думай, где он, а вы «догнать». Гм… Хорошо, если он на поезде до Листянки доехал да листянской тропой в хребет идет. Испугался немного — так это еще полбеды. А вдруг это не он? Где тогда ваш Алик? Придется возвращаться домой да искать его, коль падь Золотая всему причиной… Тьфу! Ну, а сейчас, герои, спать, спать! — решительно сказал дедушка, видя, что ребята готовы засыпать его вопросами.

— Дедушка, только мне ответьте! Мне по работе! — взмолился Федя.

— Ну, давай, коль по работе, да только скорей.

— Как вы узнали, что последний человек проходил по тропе месяц назад?

— Здравствуй! Какой же я лесник буду, если не узнаю, ходил ли кто по тайге или нет?

— И можете определить, кто шел, когда и в какую сторону?

— А как же?

— Здорово! Вы, значит, следопыт!

— Гм… Вот про это, признаться, не знаю. Разведчиком в партизанах был да так себя разведчиком и считаю… Хватит, хватит! Сегодня я, герои, сердитый. Спать! Утречком чуть свет подниму. Спокойно спите, никто вас не тронет, я уже выспался, посижу.

«…Алик? Не Алик? Следопыт… Медведи… Золотая падь…»

Ребята наконец погрузились в крепкий после всех треволнений сон. Сергей Егорыч то и дело отходил от костра, прислушивался. Тихо… Тайга спала. Но тревога не сходила с морщинистого и загорелого, кажущегося от отблесков огня бронзовым лица дедушки.

Глава IV

ПО СЛЕДАМ

Экспедиция, выступив до восхода солнца, задержалась у развилины тропы. К тропе, по которой пришли ребята, подходила с запада вторая — от станции Листвянка. Ее-то и рассматривали ребята.

Сергей Егорыч своей неторопливой, скрадывающей походкой прошел рядом с тропой, остановился у березки, под которой человек, видимо, отдыхал — трава около нее была примята. Внимательно, ни к чему не прикасаясь, оглядел это место, потом нагнулся и поднял конфетную бумажку. Подольше задержался у двух лиственниц, росших рядом. Тропа обвиливала их, но человек, должно быть, прошел между ними. Дедушка тщательно осмотрел кору и нижние сучки лиственниц. Федя, стараясь повторять все движения дедушки, шел рядом. Остальные следовали за ними по пятам.

— Ну, герой, что разведал? — спросил дедушка у Феди.

— Здесь он прошел. Под березкой лежал… съел конфету. И дальше пошел. Правильно, дедушка?

— Что правильно, то правильно. Только задача наша, прямо сказать, поважнее. Интересует нас: Алик это или не Алик. Как ты думаешь, а?

— Думаю, дедушка, так: если бы по монгонской тропе шел след, то был бы Алька, а раз по листвянской — значит, не Алька, потому что хоть он и поездом уехал, но в другую сторону…

— Ага. Рассуждаешь ты для первого раза хорошо. Сначала и я так думал, а вот сейчас немного по-другому. Здесь проходил мальчик, как ты. А что, подумай, ему здесь делать? Не цветы же собирать за двадцать верст пришел. Если сказать, что к Михеичу идет — к пожарному сторожу, так его внучата в тайгу в тапочках не выйдут… Сейчас я расскажу, что заметил, а вы соображайте… Ты, Федя, не смущайся — наука разведчика так быстро не дается… Проходил, стало быть, мальчик ростом с Пашу, но пошире в плечах, потолще. Правая нога у него немного загребает, чуть вихляет, как, к примеру, колесо с восьмеркой у велосипеда. Есть у него ружье: двустволка. Видать, очень дорогое. Затыльник у приклада не стальной, как у наших, а костяной, с резными узорами, И тут есть особая примета: уголок затыльника отбит… Не похоже на Алика, а?

— Он, дедушка, он! И ходит так; мы его косолапым дразнили. Он!.. Федька, какое у Альки ружье, помнишь? — затараторил Паша.

— Наверное, такое. Он хвастал, что в Монгоне лучше нет. Двустволка, красивая, только затыльник не заметил… Дедушка, вы все это по следам узнали? — Федя чуть не со священным ужасом смотрел на дедушку.

— По следам.

— А почему я ничего не увидел? Изо всех сил смотрел.

— Почему? А потому, что хорошие глаза у тебя, но только еще не совсем так, как надо разведчику, смотрят. Этой наукой мы с вами подзаймемся… А еще, герои, у меня вот какое сомнение, — продолжал дедушка. — Вы все говорите: вор Алик, такой-сякой. Но мальчик, который впереди, не вор. Не воровать он идет. Страшно ему одному здесь вечером было, а он смело шел, молодцом. Плохие мысли человеку храбрости не придают. О хорошем думал мальчик…

— Нет, дедушка, тогда это не Алька! — облегченно вздохнули ребята. — Алька о хорошем не будет думать. Значит, только похожий на него мальчишка шел.

— Ну ладно, Алик или не Алик, а надо вам его догонять. Как бы он не попал в беду.

Тропа вела серединой пади. Утреннее солнце начало пригревать. Влажная земля дышала легким, тающим в воздухе паром. Умытые росой трава и лес сочно зеленели. Одинокое ночное облачко, не успев укрыться, робко застыло на сияющем голубом небе над белой вершиной Цаган-Хада.

Вскоре ребята дошли до места, где мальчик хотел ночевать. К тропе он натаскал дров. Полусгоревшие спички, пустая коробка, пепел от бумаги, слегка обугленные сучки и помятая вокруг трава — все показывало, что мальчик долго бился, чтобы разжечь костер. Сырые гнилушки, которые он натаскал, так и не разгорелись.

— Не мог разжечь костер! Что это за мальчишка!

С помощью дедушки ребята узнали всё, что здесь произошло. Когда мальчик истратил все спички, он залез на толстую сучковатую лиственницу и решил на ней провести ночь. Его напугал страшный крик и хохот. Мальчик спрыгнул с дерева, закричал и, вне себя от страха, побежал по тропе, спотыкаясь и падая.

Экспедиция сделала короткий привал на обед и, не задерживаясь ни минуты лишней, отправилась дальше по следам. Всех волновала судьба неизвестного мальчика. Дедушка поражался его настойчивостью: несмотря на испуг и усталость, он упрямо продолжал идти к хребту. Многие на месте этого мальчишки давно повернули бы назад, к дому. Что же его так привлекало на хребте? «Описание» дороги к пади Золотой? Но даже Федя и Женя сейчас не думали, что впереди Алик. Алик был трус, он ни разу не вступил в открытый бой, делал все исподтишка. Откуда у него могли взяться настойчивость и смелость?

Падь становилась все более узкой. Высокие и крутые горы теснее сжимались с обеих сторон. Вершина Цаган-Хада скрылась за ними. Речка превратилась в небольшой заболоченный ключ, густо заросший ивой и ерником, кое-где над кустарниками возвышались низкорослые, корявые ели. Иногда попадались еловые рощицы. Ели здесь были высокие и стройные. Ребята засматривались на их вершины. Там во множестве висели крупные, как большой огурец, красивые шишки почти правильной цилиндрической формы. Но никто не подумал задержаться из-за них.

Солнце жгло. Разморенные зноем, в глубине леса лениво перекликались кукушки.

Следы говорили, что мальчик свернул с тропы в мелкий березняк и, измученный бессонной ночью и большим переходом, уснул. Проснулся он, по утверждению дедушки, за три часа до их прихода. Умылся водой из ямы и, вместо того чтобы идти к тропе, пошел в противоположную сторону.

— Заблудился? — испугались ребята.

— Заблудился. Ничего, ничего, герои, все хорошо будет! — успокоил дедушка.

Ребята с волнением следили за каждым его движением и шагом. Если на тропе и они видели кое-где отпечатки ног, то в лесу, на земле, покрытой хвоей и старыми листьями, не замечали ничего.

Посасывая трубку, Сергей Егорыч спокойно двигался вперед, только шел медленнее обычного и казался более суровым. Глаза его не отрываясь шарили по земле. Чувствовалось, что он весь поглощен отыскиванием невидимых для ребят следов мальчика. Изредка дедушка показывал Феде то на сломанный или стронутый сучок, то на едва заметную царапинку на стволе дерева, на согнутый кустик, неестественно поникшую травку, неразличимую обыкновенным глазом вмятину на слое хвои и листьев. Заметить все это было так трудно, что у Феди зарябило в глазах и заболела голова. Но наконец он увидел сам, без подсказки, надломленную вершинку багульника.

Как хорошо, что дедушка оказался следопытом! Что стало бы с мальчиком без него?

След вначале вел прямо по мелкому березняку, в глубокую котловину между гор. Видимо, мальчик был уверен, что возвращается к тропе. Но вскоре, не встречая ее, он забеспокоился: свернул в сторону, в другую, повернул было назад, но опять вернулся. После этого след начал беспорядочно петлять — вел туда, сюда, крутился почти на одном месте. По поведению дедушки ребята поняли, что не сбиться со следа здесь труднее всего. Он то и дело останавливался, приседал, возвращался назад, трубка давно уже потухла; дедушка, должно быть, забыл о ней.

Так продолжалось очень долго. Наконец Сергей Егорыч выпрямился и пошел прямо, все прямо.

Солнце склонялось к вечеру.

Дедушка обернулся к ребятам, достал из кармана кисет и вытер рукавом вспотевшее лицо.

— Ну, можно отдыхать, — устало проговорил он. — Мальчик совсем заблудился…

— Как же отдыхать? Он забредет куда-нибудь! Пойдемте быстрее! — крикнула Наташа.

— Никуда не забредет. Сейчас он сам придет сюда.

— Придет?

— Придет… — медленно садясь на валежину и освобождаясь от рюкзака, сказал дедушка. — Коль мы уж стали таежной науке учиться, то надо вам знать: если заблудится человек, то, пока еще не совсем потерял надежду, он петляет, мечется. А потом, когда так устанет, что ни думать, ни соображать не может, он начинает по большому кругу ходить. Ему-то кажется, будто прямо идет, а на самом деле он кружит и кружит…

— И если бы мы не пришли сюда?..

— Он бы и ходил по кругу, пока сил хватило. Поэтому не надо за ним сейчас идти: мы за ним, он от нас. Да, герои, тайга ни с кем не шутит. Подчиняется тому, кто знает ее. А нет — измучает, да и умертвит. Жалости у нее нет. Ну, а сейчас ложитесь да отдыхайте. Только не шумите, чтобы не напугать его.

Прошло несколько томительных часов. Ребята прислушивались и, хотя успели убедиться в опытности дедушки, начали уже сомневаться в его словах. Вдруг не придет сюда мальчик?

Дедушка устало полулежал, смежив глаза.

— Наконец-то… Идет, — проговорил он приподнимаясь.

Савраска перестал щипать траву и насторожился. Треск сучков раздался совсем близко. Раздвинулись кусты. Ребята невольно вскрикнули.

Перед ними стоял Алик…

Но какой! Оборванный, поцарапанный, с запекшейся кровью на щеке и на руках, с опухшими от слез глазами. На его лице сначала не отразилось никаких чувств. Он еще продолжал по инерции медленно, вяло шагать, опустив, как плети, руки. Наконец поняв, что перед ним люди, что он спасен, Алик закрыл лицо руками и заплакал.