Марчук вышел из-за стола и двинулся навстречу лейтенанту.
      – Ну, чем вы нас порадуете? – спросил он.
      – Вчера, – сказал Сергей, – я устроил обыск в конторе директора АОЗТ «Кредо». Я искал пистолет, которым убили Герину.
      – И нашли?
      – Нет. Я нашел различную утварь для убийства, включая гранатометы, и еще шестиполосную радиостанцию, которые тоже запрещены.
      Сергей помолчал и добавил:
      – Я ходил в героях ровно до двух ночи. Ночью на Варшавском была перестрелка. Сазан победил.
      – О господи, – сказал банкир, – откуда же он достал оружие?
      – А он за ним и поехал. – сказал Сергей. – Мы следили за Сазаном, но он сумел утечь и взял то, что ему было нужно, а заодно расстрелял людей, которые ожидали его в засаде.
      – Боже мой! Каких людей?
      – Их имена устанавливаются, – сказал Сергей.
      Это было несколько преждевременное заявление. Суматоха, вызванная содержимым банановых ящиков, погоня за водителем, повальный обыск на базе, – все это привело к тому, что о покойниках сильно забыли. В конце концов, покойники-то они и есть покойники, никуда не убегут, а?
      – Насколько я знаю, – продолжал Сергей, – вы не стали платить «Ангаре». Почему?
      Банкир тосковал, как живой карп на прилавке.
      – Мне запретил это делать Севченко.
      Тихомиров вспомнил представительного человека, присутствовавшего на первой его встрече с Марчуком.
      – Севченко? Бывший министр? Разве он входит в совет директоров вашего банка?
      – Нет, – тоскливо сказал директор, – но он президент компании «Рослесэкспорт». Он наш клиент. Он наш крупнейший клиент, и он был в ярости. Он сказал, что если мы заплатим «Ангаре», он разорвет с нашим банком все отношения. Он сказал, что это роняет деловую репутацию его компании – сотрудничать с банком, который может подоить любой, кто раздобудет гранатомет и пару поддельных бланков.
      – Что будет, если Севченко уйдет от вас?
      – Это будет катастрофа.
      – Я хотел бы поговорить с Севченко, – сказал Сергей.
      К изумлению Сергея, банкир снял трубку и стал набирать номер. Он поговорил немного, а потом положил трубку на место и сказал:
      – Анатолий Борисович ждет вас вечером. В 6:30 за вами заедет машина.
 

***

 
      Когда Сергей вернулся в отделение, в его кабинете сидели Дмитриев и Чизаев и пили ликер «Амаретто». Ликер был с овощебазы, – директор выполнил свое обещание.
      – Слушай, – сказал Дмитриев, – ты зачем два раза людей в морг гоняешь? Ты уж если два раза гоняешь, то в ресторан, а?
      – Что значит два раза? – удивился Сергей.
      – А то, что я приезжаю в межрайонный, и мне говорят, что были уже ваши муровцы и сказали, что повезут трупы в стольный город Москву, и тут же эти трупы им с облегчением выдали.
      – Я никого не посылал, кроме тебя, – сказал Сергей.
      Они молча поглядели друг на друга. Сергей отодвинул Чизаева от телефона и набрал номер 512-го отделения:
      – Это лейтенант Тихомиров. Я по поводу пленок, которые вы вчера отсняли на месте происшествия на Варшавском…
      – А, доброе утро, лейтенант. Пленки мы вам послали.
      – Давно?
      – Да вот как человек от вас приехал, так и послали. Полчаса будет.
      – А как выглядел этот человек? Он был в форме?
      – В форме. Молодой такой, с усиками.
      – Удостоверение его вы видели?
      – Не. Он говорит, – я сержант Дмитриев, за снимками, – мы их и отдали. А что, он еще не приезжал?
      – Это будет удивительно, если он приедет, – сказал Тихомиров повесил трубку.
      Чизаев плеснул себе еще Амаретто.
      – Калашниковы, – сказал он, – это хорошо. Но Амаретто – это лучше.
      Благодарность вам, лейтенант, от лица всей сознательной общественности.
 

***

 
      Свободных машин не было, и Тихомиров поехал в «Межинвестбанк» на метро.
      Оперативник, отряженный охранять банк, куда-то отлучился, и охранники долго изучали удостоверение мента, а потом позвонили секретарше Шакурова, чтобы менту заказали пропуск.
      Шакуров сидел на корточках перед книжным шкафом и поругиваясь перебирал папки. Заметив в стекле шкафа отражение Сергея, он обернулся, и лицо его сразу стало пустым, как засвеченная фотопленка.
      Сергей молча сел в вертящееся кресло.
      – Вы не могли бы со мной поговорить?
      – Только не о Сазане.
      – Тогда расскажите мне о «Рослесэкспорте».
      Александр удивился.
      – Зачем?
      – Вы банкир и профессионал. Вы знаете больше, чем я. Я обращаюсь к вам, как к эксперту.
      – Как эксперт, – сказал Шакуров, – я стою очень дорого, но вам по дружбе дам совет: если у вас есть лишние пятьдесят тысяч долларов, можете вложить их в «Рослесэкпорт».
      – И это надежно?
      – На свете нет надежных русских компаний. На свете есть откровенно мошеннические русские компании, которые собирают деньги с населения, рискованные русские компании, которые ищут инвестиций за границей, и мертвые русские компании. «Рослесэкспорт» может лопнуть, а может принести такую кучу денег, что если ваши коллеги придут их конфисковывать, то не хватит броневика.
      – Больно длинное название, – сказал Сергей, – жена не выговорит.
      – Это один из отличительных признаков серьезных российских компаний.
      Как называются реальные компании? Сахалинморнефтегаз, Когалымнефтегаз, Киришинефтеорсинтез, Самотлорнефть. Не выговоришь. А как называются красивые бабочки? «МММ», «Чара», «Тибет», – одно звуковое удовольствие.
      Сравните, в самом деле, «Тибет» – и «Киришинефтеоргсинтез». Вы видели когда-нибудь по телевизору прелестную девицу, которая шепчет:
      «Киришинефтеогсинтез» – миллиардные прибыли… Кстати, Севченко через неделю уезжает в Америку на презентации. В июле будущего года они собираются выпускать ADR.
      – Чего?
      – Американские депозитные расписки. Это такая модная штука, которая позволяет американским инвесторам проводить операции с акциями иностранных компаний, не покидая долларовой почвы. Скажем, российская компания выпускает акции, их хранит у себя филиал американского банка в России, а в самой Америки на сумму этих акций выпускаются депозитные расписки.
      Расписки котируются в долларах, как обыкновенные акции, и дивиденды приносят тоже в долларах, а все операции по обмену валют производит банк-филиал.
      Сергей, чьи познания в области финансов ограничивались подсчетом ежемесячного бюджета семьи, да премией, пропавшей в банке с красивым названием «Фаворит», спросил:
      – А разве американец не может поехать и на месте купить акций?
      – Только очень крупный инвестор, а не какой-нибудь адвокат, у которого завалялось лишних сто тысяч долларов. По российскому законодательству, владение акций до сих пор регистрируется только по месту прописки акционируемого предприятия. Вы хотите зарегистрировать владение акций красноярского алюминиевого – поезжайте в Красноярск, вы хотите приобрести акции «Лангепаснефтегаза» – поезжайте в Лангепас, – вы знаете, где это? Кладите в карман деньги и валяйте, если вас не убьют по дороге.
      Специфика деятельности российских брокеров. Американцев она не до конца устраивает. Кроме того, как известно, реестр российских акций при таком порядке ведется непосредственно на самом предприятии, каковой реестр и является, по сути, единственным доказательством вашего владения акциями.
      Правда, есть еще сертификат. Но надежность этого сертификата зависит от благосклонности к вам администрации компании. Вот вычеркнет вас администрация из реестра акционеров, – и американец можете своим сертификатом подтереться, не дожидаясь решения суда.
      – А везде пишут, – сказал Сергей, – что американцы скупают Россию. Что им продают все за треть цены?
      – Не за треть, а за сотую часть – сказал Александр. – Сейчас все наш фондовый рынок, вместе взятый, стоит столько, сколько в Америке – одна хорошая сеть супермаркетов, одна. Знаете, сколько стоят ресурсы Газпрома?
      Три десятых цента за баррель подтвержденных запасов в нефтяном эквиваленте, по сравнению с четырьмя долларами за баррель «Бритиш Петролеум» и десятью с половиной – «Бритиш Газ».
      Александр помолчал.
      – Если «Газпром», который контролирует 30 процентов известных на сегодняшний день мировых запасов газа, сможет работать с такой же финансовой отдачей, как западные компании того же профиля, – он станет самой ценной компанией в мире. Но вся беда в том, что он работает не с такой же отдачей. Акции русских компаний стоят от 1% до 40% цены соответствующих западных компаний, но это все равно, что жаловаться, что сломанный утюг стоит один процент цены от несломанного. Россия – это безумно рискованное вложение. Это компании-банкроты, компании без фондов, компании с прогнившими станками, компании-сломанные утюги. Один процент?
      Да некоторые из них не стоят и ломаного гроша! Им фонды оценивали по знакомству.
      – А «Рослесэспорт»? Там тоже финансовая чехарда?
      – Нет. Для того, чтобы выпустить АДР, которые пройдут биржевой листинг, компания обязана пройти финансовую проверку по американским правилам. Это не все западные компании могут себе позволить. Когда недавно Даймлер-Бенц выпустила АДР, ей пришлось указать убытки в добрый миллион, а в Германии она показала прибыль, – вот такая разница в финансовых правилах. Мало кто из русских компаний может позволить себе выпустить АДР.
      – А Севченко может?
      – Не знаю. Но, видимо, может. При условиях.
      – Каких?
      – Ну, это же рыхлый холдинг. Акции комбинатов отдельно, сеть продажи – отдельно, – такой компот из компаний. Это делается, чтобы запутать отчетность и не платить русские налоги. А теперь для американцев надо все это распутывать обратно. Полная перестройка. Севченко даже создал для этого специальную структуру, «Лесинвест». Готовить сценарии размещения акций, проспекты эмиссии и так далее. Только он туда идиота какого-то посадил.
      – А какие у него отношения с «Александрией?»
      – Он клиент банка.
      – И все?
      Шакуров долго колебался.
      – Нет, не все, – вдруг сказал он. – Я думаю, – слышите, я не повторю этих слов и не отвечаю за их достоверность, – но я думаю, что фактически они заключили с банком договор о слиянии. Договор о том, что банк и «Рослесэспорт» действуют в полном согласии для достижения большей прибыльности, не образуя, однако, единого юридического лица для большей гибкости действий.
      – И когда вы это узнали?
      Шакуров вдруг замолчал.
      – Вы это узнали недавно и по поручению Сазана?
      – Я и мой паршивый язык, – сказал с досадой Шакуров.
      Не успела стальная, обшитая кремовым деревом дверь банка закрыться за Тихмировым, как в кабинете Шакурова зазвонил телефон. Шакуров снял трубку.
      – Что у тебя делал этот мент? – спросил голос Сазана.
      – Спрашивал о компании Севченко.
      – Он на него работает.
      – На Севченко? Он даже не арестовал тебя.
      – Если бы он арестовал меня, я бы через месяц был на свободе. А он забрал у меня оружие и оставил меня гулять, чтобы я поехал за новым оружием и чтобы меня по пути расстреляли охранники Севченко.
      – Может, он не знал?
      – Он не идиот. И он имеет наглость приходить ко мне и обвинять меня в убийстве Гуни, когда он прекрасно знает, что это Гуня рассказал Севченко о Варшавском складе!
      – Жалко, – сказал Шакуров. – А у меня было впечатление, что этот человек не продается. Я еще смотрел на него и думал: «Как это прекрасно, что в наши дни есть человек, который не продается».
      – Не бывает людей, которые не продаются. Бывают люди, которые не продаются всякой речной рыбе. Мы не в той весовой категории, Саша.
 

***

 
      Четырехэтажный особняк экс-министра стоял в глубине огромного участка, заросшего соснами с розовыми чешуйчатыми стволами. Солнечные лучи протянулись между сосен и голых берез, как струны на арфе, и огромное желтое солнце плавало, как рекламный аэростат, над сверкающей черепичной крышей. Особняк был весь сложен из черных просмоленных бревен и от перилец крыльца до слуховых окон покрыт затейливой резьбой. Это была вольная фантазия на темы царского дворца в Угличе и презентационный материал: что можно сделать из Русского Леса.
      Близ стены стоял отдельный домик для охраны. На верхнем этаже маячил парень в камуфляже, и у ног его надрывалась овчарка.
      Особняк был набит охраной, как коробочка мака – созревшими семенами.
      Несмотря на то, что Сергея пригласили и даже привезли на одной из машин Севченко, он долго маялся у навеса под цепким взглядом человека с кобурой, пока привезший его водитель ходил в главный дом за пропуском и докладом.
      Впрочем, большинство охранников, раздевшись до пояса и подставив крепкие спины заходящему солнцу, благоустраивали территорию.
      В глубине двора стоял грузовик, и из него выволакивали огромную, завернутую в хрустящий пакет кадку с пальмой. Пальму поставили на электрокар, и тот поехал к длинной оранжерее, похожей на стеклянного червя, сползающего от дома к пруду.
      Наконец охранник вернулся, сопровождаемый высоким человеком с военной выправкой. Рука у человека была подвешена на свежей перевязи. Человек представился как Давидюк.
      Давидюк повел Сергея за электрокаром. Оранжерея была жаркая и огромная, и Давидюк сказал, что по плану оранжерея будет четырехугольником, с внутренним двориком посередине, и что в одной из сторон, наверное, Анатолий Борисович будет растить розы и делать новые сорта, и что первый новый сорт будет называться «розой Севченко». Давидюк сказал, что Анатолий Борисович с детства любил цветы, и что эта оранжерея уже влетела им в копеечку в твердой валюте, потому что Севченко построил особую секцию для кактусов и тащит их со всего света, «а таможня дерет с них хуже чем за водку». И еще он переманил к себе человека из Тимирязевки, который обещает ему вишни в марте и прочие насилия над природой.
      Севченко действительно стоял в зимнем саду и наблюдал за тем, как веселые охранники втискивают пальму в дырку в земле. В руке Севченко вертел аккуратную табличку с надписью «Livinstonia Sinensis». Мраморная дорожка под ногами Севченко была засыпана черным торфом, и на маленьком прудике в центре зимнего сада лежали два автомобильных стекла. Рядом, в плетеном кресле, сидел директор «Александрии», и потягивал кока-колу из синего хрустального стакана. Стеклянные ягоды и листья, увившие стакан, наливались коричневым и синим и ослепительно сверкали на солнце. Было заметно, что кока-кола доставляет банкиру меньше удовольствия, чем коньяк, но значительно больше, чем пальма.
      При виде Сергея Севченко оставил табличку и быстро пошел ему навстречу.
      – Наслышан, наслышан, – весело сказал он, крепко сжимая руку Сергея, – ну-ка рассказывайте, как вы экспроприировали экспроприатора. Да пойдемте отсюда.
      Они прошли мимо охранников, миновали тяжелую стальную дверь, ведшую собственно в дом и поднялись по винтовой лестнице с роскошными перилами из бронзовых прутьев, свитых в цветы и птицы. Лестница вела прямо в кабинет Севченко, с тяжелыми дубовыми панелями и черным огромным столом на львиных ножках, явно сработанным на пару столетий раньше, нежели мягко урчащий на столе компьютер. В кабинете было четыре пальмы, одна из которых походила на Livinstonia Sinensis, а другие напоминали ананас, утыканный высокими зелеными перьями. Севченко рассадил гостей по креслам, нажал на кнопку селектора и, велев принести чайку, произнес:
      – Итак, рассказывайте по порядку. Что вы изъяли у этого бандита?
      – Там была вся бандитская оргтехника, – сказал Сергей, – там были гранаты, РГД-5, десять штук, мины радиоуправляемые и с магнитным взрывателем, были три австрийских «Глока», два «Вальтера», ТТ и восемьсот патронов к нему, были автоматы Калашникова и «Скорпион», и в довершение ко всему там был подствольный гранатомет. Разумеется, не все предназначалось для внутреннего пользования. Сазан торгует оружием.
      – А почему вы его не арестовали?
      – В этом не было особого смысла. Оружие лежало в контейнерах, принадлежавших подставной фирме. Сазана бы выпустили через три дня и двадцать тысяч долларов, которые он в любом случае содрал бы со своего стада. Какой мне смысл перекачивать доходы обираемых коммерсантов в карманы российских судей?
      – А что было на Варшавке?
      – Сазан поехал за новым оружием. Видимо, партия «Калашниковых», найденная на складе, была подготовлена к передаче покупателю, и Сазану не хотелось, чтобы про него говорили, что какой-то мент может сорвать его планы. Он очень заботится о своей репутации, Сазан. Возможно, покупатель даже передал Сазану часть денег, и я не удивлюсь, если он сделал это через «Межинвестбанк». Сазан ведь именно там держит расчетный счет.
      Сергей помолчал и продолжил:
      – Мы предвидели это и следили за ним, и единственным итогом слежки было то, что она обеспечила Сазану алиби: прикомандированный к нему сотрудник клянется, что Сазан провел ночь у любовницы. Кто-то был осведомлен лучше милиции и знал, куда тот поедет. Но Сазан перехитрил своего противника. Он добыл оружие раньше. Потом его люди пробрались по лесу и расстреляли засаду. Сазан хотел вывезти все оружие. Его люди, вероятно, забрали по автомату, а остальные ящики они вынесли прямо через проходную и сгрузили в грузовичок. В грузовичке была рация, и водитель должен был подождать чистой дороги. Но вышло так, что перестрелку услыхала проезжавшая мимо ГАИ. Водитель забился в грузовичок и сделал вид, что спит. Когда мы его вычислили, он попытался уехать, разбил грузовик, но скрылся на милицейской машине.
      – Попутно, – развел руками Сергей, – он чуть не утопил меня в болоте из гнилой капусты.
      Помолчал и добавил:
      – Между прочим, Сазан должен думать, что я действовал в сговоре с этими неизвестными. Что это я подставил Сазана под пули на Варшавском.
      – Вот прохвост, – сказал Севченко, и в восхищении хлопнул себя по обтянутой кашемиром коленке, – значит, у него опять полный багажник железа?
      – Ну, – сказал Сергей, – мы все-таки конфисковали грузовик с оружием. Но за последние три месяца грузы на имя а/о «Континент» приходили четырежды, и я не думаю, что я вчера конфисковал все имущество Сазана. Наверняка у него был запасной склад.
      – Радиоуправляемые мины, – сказал с тоской директор «Александрии». – Скажите, Сергей Александрович, это опасно? Что такая мина может взорвать?
      – Ну, – сказал Сергей, – если положить такую мину в багажник автомобиля и припарковать его возле вашего банка, и подождать, пока мимо проедет ваша машина, то это будет пропуск на тот свет, оформленный по всем правилам.
      – Говорят, – сказал, криво улыбаясь, высокий офицер Давидюк, – Сазан – лучший в Москве специалист по взрывам. Я о нем еще в Афгане слышал.
      – Лучше заплатить, – сказал банкир.
      – Слушай, – сказал Севченко, – как тебе не стыдно! Вон человек, у него нет охраны и нет зарплаты, и что этот человек делает? Он едет к Сазану и конфискует у него все, что взрывается, рубит и стреляет. А ты?
      Банкир тосковал.
      – Если ты отдашь эту ссуду, – сказал Севченко, – я уйду. Я не собираюсь вести дела через банк, который станет платить деньги любому, кто без совести и с гранатометом.
      В дверях появился охранник.
      – Анатолий Борисович, – сказал он, – вас к телефону.
      – Все, – сказал Севченко, разводя руками, – поговорили. А ты, – Севченко обернулся к Сергею, – ты мне нравишься. Ты подумай, что тебе надо, чтобы покончить с Сазаном, и скажи мне, ладно?
 

***

 
      Сергей немного побродил по даче. Подивился на позолоченный смеситель в ванне. Поглазел на зеленый биллиардный стол, посереди которого дожидались хозяина собранные в треугольник бежевые шары; и снова вышел в оранжерею.
      Та была уже пуста. Охранники посадили все пальмы, подмели дорожку, и сняли крышку с обросшего павиликой бассейна, где плавали диковинного вида листья и время от времени взбулькивали рыбки. Прямо из бассейна торчала какая-то удивительная растительность со стволом, голым, как здоровенная авторучка, и с растопыренным венчиком наверху.
      За стеклами оранжереи, проваливаясь и дробясь в голых ветвях берез, катилось к закату огромное красное солнце, и охранники, скинув куртки, жгли на костре всякий строительный мусор. Это было богатое место. Богаче, чем ободранная квартира в пятиэтажке, где Сазан, тоскуя, заглядывал милиционеру в глаза и кормил его балыком, богаче, чем подвал, где ютились сазановы бандиты, и даже много богаче, чем маленький банк Шакурова с зеленым ковриком и латунным козырьком.
      Из домика у ворот выскочил человек с военной выправкой, побежал к охранникам у костра и что-то сказал одному из них. Охранник поспешно потрусил к дому. Сергей обратил внимание, что в последний раз он видел Давидюка в главном доме, и что через двор Давидюк не проходил. Только после этого Сергей понял, почему от караульного домика к усадьбе тянется, параллельно дорожке, выпуклое бетонное ребро, скрытое в двух местах кучами торфа. Севченко построил между двумя домами подземный переход, но из-за близости почвенных вод, или еще отчего-то, переход пришлось делать довольно высоко.
      Человек с военной выправкой поднялся в оранжерею. Сергей стоял, полузакрыв глаза, и нюхал влажный, распаренный воздух.
      – Анатолий Борисович просит вас остаться на ужин, – сказал Давидюк, – хорошее у нас здесь место, а?
      – Чудное место, – согласился Сергей, – А что с вашей рукой?
      – Слетел с табуретки, – ответил офицер.
      – И какого калибра была табуретка? – спросил Сергей.
      Высокий Давидюк неожиданно подмигнул ему и расхохотался.
 

***

 
      В тот самый момент, когда белый семиметровый «Линкольн» доставил милиционера Тихомирова на дачу в Алаховке, дачу с караульными, собаками и оранжереей, бандит по кличке Сазан сходил в Алаховке с пригородной электрички. На Сазане были штаны цвета прошлогодней картофельной ботвы и старый ватник, из кармана которого торчала бутылка водки. Кроме бутылки, Сазан не был ничем вооружен, – но разбитая бутылка в его руках могла доставить много неприятностей противнику, если, конечно, у противника не было автомата. Сазан шел, весело болтая руками, и на лице его, поросшем щетиной, было привычное выражение россиянина, который много пьет и мало думает.
      Поселок Алаховка располагался справа от железной дороги. В поселке имелся продуктовый магазин, три ларька со сникерсами, семь восьмиэтажных домов и некоторое количество деревянных строений, напоминавших неудачный эксперимент по скрещению курятника с железнодорожной будкой. В строениях проживали бывшие москвичи, выселенные в конце 30-х годов из Москвы при реконструкции улицы Горького.
      По другую сторону железной дороги тянулся, километра на три, сосновый бор. За бором начиналось озеро. С той стороны озера глядели заборы, в основном гнилые, как реакционное мировоззрение. Один из заборов лежал на земле, задрав бетонную ногу.
      Забор дачи Севченко, третьей справа, ничем не напоминал эти хилые создания доперестроечной эпохи. Однотонный и серый, он был ростом с двух поставленных друг на друга баскетболистов. Все деревья около забора были аккуратно срублены. Сазан заметил поверх забора аккуратные рядки изоляторов, с натянутыми меж ними проводами. Провода можно было бы перерезать, но наверняка прекращение тока разбудило бы сигнализацию. Можно было бы присоединить к изоляторам новую проволоку, любезно предоставив току обходной путь, и перерезать провода только после этого. Сазан некоторое время обдумывал эту идею, пока не заметил провешенные вдоль стены телекамеры.
      Слева от озера, вгрызаясь в разоренный бор, стояла незавершенка: красивое здание из двух ослепительно белых башен, – одной восьмиэтажной, другой шестиэтажной. Здание были соединены между собой штангой перехода на уровне четвертого этажа. Вокруг здания тянулся бетонный забор, надписи на котором свидетельствовали об антипатии некоторой части местного населения к Егору Гайдару и Борису Ельцину, а также о симпатии, возможно, той же самой, части местного населения к тяжелому року. В воротах стройки лежал боком древний советский трактор, и на гусенице трактора, по случаю теплой погоды, цвел первый весенний цветок мать-и-мачеха.
      Сазан пошел к стройке по широкой дороге из бетонных плит. В лужах между плитами могла с комфортом проводить учения небольшая атомная подлодка.
      Сазан протиснулся мимо трактора в ворота и стал подниматься по широкой, слегка щербатой лестнице, заваленной строительным мусором. На площадках виднелись следы от костров, вокруг которых некогда грелись бомжи, но самих бомжей почему-то не было.
      На четвертом этаже Сазан остановился. По проекту лестничную клетку должно было занимать зеркальное окно от пола и до потолка, и никакая стена не мешала Сазану обозревать окрестности. В несостоявшемся оконном проеме плыли облака, и между Сазаном и облаками торчал башенный кран, похожий на уволенную в запас виселицу.
      Внизу, под Сазаном и краном, блестел маслянистой водой котлован, прыщавый от железных прутьев и автопокрышек. Через озеро, как на ладони, лежала дача Севченко, с толстой серой стеной, формой напоминавшей прямоугольную трапецию, с караульным домиком у дороги, с трехэтажным деревянным особняком и стеклянной сорокаметровой оранжереей. На площадке за воротами мыли семиметровый «Линкольн», и по посыпанной кирпичом дорожке шли рука об руку высокий офицер и человек в милицейской форме.
      Сазан пожалел, что человек в милицейской форме конфисковал у него винтовку «Мерлин» с оптическим прицелом.
      Сазан и раньше удивлялся, отчего экс-министр купил себя дачу не в Барвихе или по Успенскому. Теперь, поразмыслив, он решил, что Севченко наверняка хочет заиметь для «Рослесэспорта» эту незавершенку. Здание было дьявольски красиво, и было ясно, что прекратили его строить года два назад, с тем, чтобы потом кто-то мог купить его за бесценок.
      Сазан осклабился. План Севченко обладал одним недостатком. Пока здание пустовало, любой миномет, установленный в той самой точке, где находился Сазан, мог расстрелять дачу Севченко вместе со всеми ее кактусами и охранниками.
      И тут в коридоре, справа и сверху, послышались шаги. Сазан быстро вынул из кармана бутылку и оборвал колпачок. Он вылил часть водки на пол и поспешно поднес бутылку ко рту.
      – А ну катись отсюда!
      Сазан оглянулся. Вверху, на лестничной клетке стояло трое парней в камуфляже.
      – Вы чего, ребята? – испугался Сазан.
      Парни затопали вниз. У одного в руках была электрошоковая дубинка. У другого – пистолет. Сазан видел, что пистолет газовый. Сазану также подумалось, что ствол пистолета расточен под настоящие патроны.
      – Вали отсюда, – сказал тот, что с дубинкой.
      – Вы чего, парни, – сказал Сазан, – ваше, что ли?
      – Может, и наше, – сказал один из парней.
      – Да я здесь живу, – сказал Сазан, – отъедешь, понимаешь, на три месяца, – а уже все буржуям продали. Где народу-то жить?
      – Где народу-то жить? – повторил Сазан, возбуждаясь и размахивая бутылкой.
      – Ба, – сказал один из парней, – а я его знаю. Только фамилию забыл.
      Это тот парень, который выиграл Олимпиаду по прыжкам в воду.
      Настроение пьяного внезапно изменилось.
      – Я, пожалуй, пойду, – сказал он осторожно.
      – Я хочу посмотреть олимпийский класс, – упорно сказал парень, – ну!
      – и подтолкнул Сазана к окну.
      Сазан поглядел на котлован за окном, и он ему не понравился.
      Во– первых, они были на четвертом этаже. Во-вторых, поверхность воды в котловане была еще на этаж ниже. В-третьих, в котловане было довольно мало воды, -не в смысле глубины, тут ничего нельзя было сказать, а в смысле всяких бетонных ребер и автомобильных покрышек, скалившихся на Сазана снизу.
      – А вода, – спросил Сазан.
      – Воду нальем в следующий раз, – пообещал парень.
      – Парни, у вас что, пробки повылетали? – сказал Сазан неуверенно. – Ну хотите, вместе выпьем? Я не жадный.
      И протянул бутылку.
      – Бу! – сказал парень и замахнулся на него элетрошоком.
      Сазан закатил глаза и прыгнул солдатиком вниз.
      Ему повезло. Он не нанизался на железный прут, и не ударился об автомобильную покрышку. Он всего лишь наглотался вонючей и холодной воды, и разорвал ватник о какую-то железную кочергу, высунувшуюся справа. Когда он вынырнул на поверхность, трое охранников помахали ему ручкой. Они не собирались расстреливать бродягу. Они немного позабавились за его счет, и им не грозили никакие неприятности от мертвого пьяницы, сорвавшегося с четвертого этажа, но никому не понравилось бы, если бы этот пьяница оказался нашпигован свинцом, как морковка – витамином A.
      Сазан ухватился кое-как за железный прут, подтянулся, вывалился, злобно дыша, на край котлована, встряхнулся, и бросился прочь от проклятой башни. На четвертом этаже, в бликах красного заходящего солнца, охранники Севченко смотрели ему вслед и пили его бутылку.
      Было ясно, что полковник Давидюк тоже осознал преимущества незавершенного здания как высотной огневой точки, и что никакого миномета Сазан туда не пронесет.
 

***

 
      Ужин был чрезвычайно хорош, и подавался на синих с золотым тарелках в дубовой гостиной. За ужином было много водки и мало гостей, и Севченко на удивление быстро напился. Начальник охраны, директор «Александрии», и еще какой-то человек из подведомственной холдингу компании, – а только они пятеро и сидели за столом, – настороженно наблюдали за президентом «Рослесэкспорта».
      – А кстати, – вдруг спросил Севченко Сергея, – зачем вы ходили сегодня к Шакурову?
      – Спрашивал о Рослесэспорте.
      – И что он сказал?
      – Что если я американский адвокат, и у меня есть лишние пятьдесят тысяч долларов, я могу рискнуть, купив ваших депозитных расписок.
      Севченко расхохотался.
      – А у вас есть лишние пятьдесят тысяч долларов?
      – Нет.
      – Безобразие, – сказал Севченко. – Что будем делать, товарищи? Может быть, дать товарищу милиционеру пятьдесят тысяч долларов?
      Директор «Александрии» сделал неопределенное движение глазами, в том смысле, что может, можно и дать, но вот зачем?
      – Вот ему, – сказал Севченко, хлопнув Сергея по плечу и показывая на молодого человека из подчиненной фирмы, – вот ему я плачу каждый месяц по шестьдесят тысяч, а зачем? Чтобы он меня продал Меррилл Линчу.