Бемиш выдернул копье и вернулся в комнату.

Наевшись, Киссур потащил нового друга через реку, туда, где в лучах полуденного солнца сверкал и плавился Нижний Город, тысячелетнее обиталище ремесленников, лавочников и воров, застроенное кривыми непроезжими улочками и перегороженное воротами, за которыми жители кварталов совместно оборонялись от бандитов, а иногда и от чиновников.

У реки оглушительно гомонил рынок: пахло жареной рыбой и свежей кровью, бабка с лицом, похожим на кусок высохшего имбиря, быстро и ловко общипывала петуха, и, проходя мимо разгружающегося воза с капустой, Бемиш нечаянно заметил под капустой небольшой ракетомет.

Чуть подальше народ теснился вокруг передвижного помоста, на котором разворачивалось представление.

— Пойдем, — вдруг затеребил Киссур землянина, — это тебе обязательно надо увидеть.

Бемиш и Киссур пропихнулись поближе.

Почтенный старик в красном развевающемся платье с необыкновенным проворством изготовил две человеческие фигурки, — одну из глины, а другую из белого песчаного камня, положил их на помост и накрыл видавшей виды тряпкой. Провел руками, снял тряпку, — на месте глиняных фигурок вскочило двое юношей. Юноши стали отплясывать перед народом, и вскоре между ними и стариком завязался оживленный разговор. Бемиш полюбопытствовал, о чем — пьеса.

— Это представление на тему старой легенды, — сказал Киссур. — Видишь ли, когда бог делал мир, он сделал двух людей, одного из глины, а другого из камня. Каждый из них знал столько же, сколько боги, но глиняный человек был простудушный и прямой, а железный — завистливый и хитрый. Однажды боги спохватились и подумали: «Люди ходят среди нас и, наверное, знают все, что мы знаем! Как бы это не навлекло на нас беду!» Они позвали к себе железного человека и спросили: «Много ли ты знаешь?» И так как железный человек был хитер и скрытен, он на всякий случай ответил, что умен не более карася, который у него в корзинке. Боги прогнали его и позвали к себе глиняного человека и спросили, много ли он знает. «Все», — ответил простодушный глиняный человек. Боги подумали и вынули из него половину знания.

Теперь, когда Киссур разъяснил ему суть происходящего, Бемиш начал соображать, что происходит на сцене. Очень скоро ему стало ясно, что из человека, который наврал богам и знал столько же, сколько они, ничего хорошего не вышло. Человек этот строил всяческие каверзы, воровал звезды с неба, пристроил железного коня пахать за себя землю и попался на том, что, приняв образ бога, совокупился с его женой.

После этого бог в красных одеждах погнался за железным человеком с пучком розог, железный завизжал и кувыркнулся в раскрытый люк. Публика хохотала. Представление кончилось, и бог в красных одеждах стал обходить народ с тарелочкой.

Бемишу это народное творчество понравилось куда больше, чем утреннее представление на сюжет телесериала.

— Я правильно понял, что железный человек умер? — уточнил Бемиш.

— Нет. Он провалился под землю, и там родил детей и внуков. С той поры железные люди живут под землей и несут ответственность за всякие надземные несчастья. Это они подбивают духов гор на землетрясения и военачальников — на мятежи. Согласно легенде, в конце времен железные люди вылезут на землю во плоти, то есть в железе, отберут у людей землю, а у богов — жертвы, и вообще будут вытворять всякие безобразия.

— А второй акт будет? — спросил Бемиш. Ему хотелось посмотреть, как железные люди подбивают военачальников на мятежи.

— Всенепременно, — усмехнулся Киссур.

В этот момент бог с подносиком, на котором бренчали медяки, остановился перед ними, и Киссур, широко улыбаясь, положил на поднос две большие розовые бумажки с изображением журавля. «Хвастун», — подумал раздраженно Бемиш. Ему не хотелось отставать от Киссура, и он полез в бумажник. Крупных вейских денег там не оказалось, но в паспорте Бемиша лежало, на случай неприятностей, с сотню денаров, — землянина предупреждали, что банкоматы в здешних местах водятся нечасто. Бемиш вынул два билета и положил на поднос.

Бог в рваном халатике взял серые, с радужной водяной каймой, международные деньги, помахал ими в воздухе, весело объявил что-то толпе, — и разорвал на части. Бемиш тупо решил, что это фокус.

— Что он сказал? — спросил он Киссура.

— Что он не берет денег железных людей, — ответил Киссур.

Толпа как-то нехорошо и быстро расступилась, и Киссур потащил Бемиша прочь: вслед землянину полетело несколько насмешек и гнилой помидор.

Через минуту они уже переходили сверкающую реку по лаковому пешеходному мосту, заставленному лавками. Бемиш все переживал. Ему не было жалко денег, но у него в голове не укладывалось, почему человек, заработавший на представлении двадцать медяков, разорвал сумму в сто раз большую. Сам бы Бемиш никогда так не сделал.

— Он кто, этот фокусник, сумасшедший? — спросил Бемиш.

— Они этими представлениями завлекают людей.

— Они — это кто?

— Ну, как сказать. По-вашему — оппозиция, а по-нашему — секта.

— Между оппозицией и сектой большая разница, — раздраженно сказал Бемиш. «Зачем я уехал на эту планету, — пронеслось в голове, — ну кто сказал, что парни из Федеральной Комиссии смогут что-то доказать в этой истории с акциями РЦорп? Купил и купил…» — Разница, — согласился Киссур, — изрядная. Оппозиция это то, что заседает в парламенте, а секта — это то, что висит на виселице. Да ты не беспокойся об этих деньгах. Они мастера глаза отводить, он их наверняка ничуть не разорвал, а сейчас покупает на них водку местному отребью, потому что отребье хорошо верит представлениям, но еще лучше верит, когда его поят водкой.

Помолчал и добавил:

— Есть вещи, которые вы, земляне, не поймете на Вее. Вы не сможете никогда понять, почему этот старик называет ваш автомобиль мороком и почему при взгляде на ваши космические корабли вас называют железными бесами. Вы сможете учесть, сколько в наших горах меди, а как вы учтете этого старика?

— Мы его прекрасно учитываем, — сухо возразил Бемиш.

— Каким образом?

— В цене акций. В цене ваших акций, Киссур, которые стоят дешевле туалетной бумаги. Этот старик называется страновой риск (страновой риск — то есть риск покупки ценных бумаг, связанный не с какими-то особенностями деятельности данной компании, ее родом занятий и квалификацией менеджмента, а с общими экономическими и политическими условиями государства, в котором компания находится — Прим. авт.).

Когда вечером злой и взъерошенный Уэлси вернулся в гостиницу, портье передал ему записку от Бемиша. Бемиш извещал, чтобы его не ждали вечером, потому что он улетел на рыбалку в Голубые Горы.

Бемиш отсутствовал всю неделю, а Уэлси обивал пороги государственных управ. Сделать элементарную вещь — подписать бумаги, разрешающие провезти по льготному тарифу на эту чертову планету необходимое оборудование, или получить доступ к вонючим развалинам космодрома — оказалось совершенно невозможно. Стивен заполнял и перезаполнял, он платил писцам и платил чиновникам.

В управе на улице Белых Облаков он сказал:

— Я буду вам очень благодарен, если вы подпишете эту бумагу.

— Хотелось бы узнать размеры вашей благодарности, — немедленно откликнулся чиновник.

В управе на улице Плодородных Долин его попросили заполнить все бумаги по-вейски. Уэлси нашел писца и все сделал. Чиновник просмотрел бумаги и сказал:

— Это запрещено: принимать от землян бумаги, написанные не их собственной рукой.

— Слушайте, будьте милосердны! — сказал Уэлси.

— Милосердие — признак благородства, — важно согласился чиновник.

В управе на улице Осенних Листьев Уэлси грохнул по столу кулаком и завопил:

— А в тюрьму вы не опасаетесь угодить?

— В мире нашем, — возразил чиновник, — опасения сменяются покоем, и покой — опасениями, и один государь пребывает в безмятежном благополучии.

И попросил у Уэлси взятку в десять тысяч.

За неделю Уэлси позеленел. Он не был невинной институткой, и ему дважды приходилось представать перед Комиссией по ценным бумагам с объяснениями. ЛСВ-банк, признаться, был не только пятым по величине, но и первым по скандальности инвестиционным банком Галактики. Уэлси знал, как давать на избирательные компании, и всю жизнь любил рассказывать гадости про чиновников Федерации. Но он воистину не слыхал, чтобы чиновник Федерации, если сказать ему: «Я вам буду благодарен», — немедленно полюбопытствовал бы 6 размерах благодарности.

Вечером в пятницу Уэлси заехал на центральную станцию связи и набрал служебный номер Рональда Т. Тревиса, главы правления ЛСВ-банка, человека, которого одни называли некоронованным королем финансов Галактики, а другие — некоронованным бандитом. В офисе Тревиса было двенадцать часов ночи, но Уэлси не беспокоился. Тревис пребывал в офисе с пяти утра и до часу ночи.

— Как дела? — донесся из него нормальный голос с нормальной планеты.

— Никак, — сказал Уэлси, — за неделю я не подписал ни одной бумаги. Я побывал в их центральном офисе дважды, — там секретари не знают ничего, а кроме секретарей никого нет.

— : А Теренс?

— Теренс Бемиш удит рыбу в Голубых Горах, — мстительно сказал Уэлси.

— Сколько они хотят взяток и кто?

— Не знаю, — сказал Уэлси, — здесь есть человек по имени Шаваш, замминистра финансов и местный Талейран, а по мнению некоторых — надежда просвещаемого народа. У меня такое впечатление, что эта самая надежда народа получила от «Ай-Си» огромную взятку, с тем чтобы ни один из серьезных конкурентов «Ай-Си» просто не смог принять участия в конкурсе.

— Вы считаете, что ваши неприятности устраивает вам лично господин Шаваш?

— Да.

Тут в трубке что-то щелкнуло, и связь прервалась.

Уэлси возвращался в гостиницу по вечерним улицам, когда сзади послышался вой сирены. Полицейская машина прижала его к обочине. Стражник в желтой куртке — национальной полицейской одежде — и с автоматом в руках выпрыгнул из машины и рванул с мясом дверь Уэлсиевой «эколожки» с водородным баком, похожим на распухший огурец.

— Документы!

— Да как вы… — начал землянин, протягивая права.

Но стражник даже не обратил внимания на целлулоидный прямоугольник. Он перегнулся через Уэлси, схватил желтый чемоданчик, лежавший на соседнем сиденье, и поволок его из машины.

— Как вы смеете, — заверещал Уэлси.

Стражник отпихнул хама со звезд.

— Молчать! По личному приказанию господина министра!

Полицейская машина взвизгнула плохими покрышками и уехала.

Уэлси сидел в своем огурце на колесах, совершенно ошеломленный. Это была уже не мелкая взятка. Это… Объяснение было только одно: связь с Землей прервалась не случайно. За ним, по поручению Шаваша, следили. Разговор подслушали.

Для Стивена Уэлси это означало катастрофу.

Как уже сказано, он не был невинным мальчиком, и за эти несколько дней некоторое количество денег перешло из его рук в руки служащих империи. Если кое-где он не мог заполучить самой тривиальной информации, то кое-где, напротив, он заполучил информацию абсолютно конфиденцальную, — и часть этого конфиденциала обреталась в его портфеле. Там же лежали и наброски проспекта эмиссии, включая разные финансовые заморочки и чуть ли не примерные цифры откатов.

Эта информация вряд ли повредила бы чиновникам империи, но, о Господи, что она могла сделать с ЛСВ-банком!

С момента блистательного возвышения Рональда Тревиса ЛСВ-банк входил в число самых высокодоходных, но не в число самых высокоморальных банков Галактики. Финансовый истеблишмент использовал любой повод, чтобы окоротить «этих бандитов», управляющие компаний, гибнущих под срежиссированными ЛСВ враждебными захватами, жаловались на подслушивающие устройства и прямой подкуп сотрудников, двое из внутреннего круга клиентов Тревиса сидели в тюрьме: один — за инсайдерскую торговлю (инсайдерская торговля — торговля ценными бумагами на основе конфиденциальной информации, не доступной другим участникам рынка. Во всех цивилизованных странах преследуется как уголовное преступление, нарушающее одно из основных правил функционирования рынка: право равного доступа к информации для всех — Прим. авт.), другой — за скверную историю с парковкой акций (парковка акций — операция, при которой инвестор, собирающий крупный пакет акций какой-либо компании (обычно — для последующего захвата компании) договаривается со своим сообщником, который приобретает часть акций на свое имя. Таким образом будущий захватчик обходит законодательные ограничения, требующие от него предоставлять сведения об общем количестве имеющихся у него акций компании после того, как оно превысит некую определенную величину — Прим. авт.).

Собственно, Теренсу Бемишу, молодому и перспективному выскочке, поддерживаемому Тревисом, в Комиссии по Ценным Бумагам дали понять, что его присутствие на цивилизованных рынках капитала несколько нежелательно, и именно поэтому Бемиш явился на Вею. Уж тут-то, в этой стране денационализируемого капитала, была масса плохо управляемых компаний и никаких биржевых правил.

И вот теперь газеты Федерации имели все шансы шваркнуть мордой об стол и Теренса Бемиша, и Рональда Тревиса, и самого Уэлси, и все это благодаря головотяпству Уэлси! Будущее представлялись молодому банкиру в самом черном свете. Тревис вышвыривал за порог и за меньшие грехи, а финансиста, которого вышвырнул даже Тревис, могли в лучшем случае принять кассиром в супермаркет.

Уэлси медленно доехал до ближайшей судебной управы, отпихнул испуганного стражника и прошел в кабинет к начальнику.

— Меня зовут Стивен Уэлси, — сказал он, — я представитель финансовой фирмы ЛСВ и прилетел из Сиднея для консультационных услуг нашему клиенту, участвующему в инвестиционном конкурсе. Только что меня остановил полицейский автомобиль под номером 34-29-57, стражники забрали документы, проекты и —скрылись. Вероятно, это недоразумение. Я надеюсь, что бумаги будут возвращены мне в течение трех часов, в противном случае оставляю за собой полную свободу действий.

Молодой полицейский чиновник испуганно сощурился на землянина, побежал в соседнюю комнату, и зашарил по клавиатуре компьютера.

— Номер 34-29-57? — наконец сказал он. — Это ошибка. В полиции нет машины под таким номером. Собственно говоря, машины под таким номером нет вообще.

Уэлси вернулся в гостиницу через три часа в самом мерзком настроении. Если он нуждался в каких-то окончательных доказательствах, что в этом государстве нет никакого закона, то он получил эти доказательства. Он промыл губу, разбитую об острый кулак полицейского или лжеполицейского, раскрыл чемодан и стал швырять в него, как попало, вещи. Он позвонил в космопорт, узнал, что ближайший рейс на Землю через одиннадцать часов, и заказал билет.

Через пятнадцать минут чемодан был упакован. Уэлси посмотрел на часы: до посадки оставалось еще десять с половиной часов. Космопорт находился в двух часах пути. Уэлси пожал плечами, подошел к занавешенному окну, откинул занавес и стал глядеть на улицу с пятого этажа. Слава богу, через двенадцать часов он покинет эту планету! Страна негодяев! Взяточников! Бездельников! О Господи, зачем он дал тому, лупоглазому, из восьмой управы, пять тысяч? Теперь, если Шаваш арестует Уэлси, он велит тому сказать, что взятка была в сто тысяч и что чиновник обещался… Ох!

Площадь перед гостиницей была ярко освещена. Напротив, чуть внизу, стоял изящный восьмиколонный храм. Перед храмом были разбиты цветники, и спрятанные среди цветов прожекторы били прямо в храм, освещая снизу мраморные колонны и репчатые завитки крыш, рассыпаясь в далеком фонтане посреди храмового дворика, соперничая с крупными спелыми звездами. «Какая красота», — вдруг подумал Уэлси.

В этот миг в дальнем конце площади появилась машина. Она проехалась по кромке цветника, раздавила один из прожекторов, вильнула по полосе встречного движения и остановилась у подъезда гостиницы, внизу. Останавливаясь, она въехала в стоявший впереди грузовичок, но несильно, сантиметров на десять. Уэлси вылупил глаза.

Дверца машины открылась, и из нее высадился Бемиш. Два швейцара побежали к нему из стеклянного подъезда. Бемиш шагнул сначала вправо, а потом влево. Засим он поднял голову и, качаясь, стал созерцать освещенный вход. Вздохнул и — сел на тротуар. Даже с пятого этажа было видно, что Бемиш пьян в стельку.

Уэлси пожал плечами и пошел вниз.

Навстречу ему два швейцара уже почтительно вели под руки Бемиша. Бемиш упирался и уверял, что он совершенно трезв. Он порывался петь и приглашал обоих швейцаров на рыбалку в Голубые Горы. Швейцары молча и сосредоточенно тащили его по лестнице в номер. Возможно, они плохо понимали человека со звезд. Возможно, они привыкли к таким сценам.

Уэлси почувствовал, что краснеет. Бемиш, на его глазах, ронял в грязь высокое звание землянина и светоча цивилизации. Уэлси шагнул навстречу, схватил Бемиша за галстук и поволок его, с помощью швейцаров, в номер. Бемиш пучил глаза и разевал рот, как певица, у которой отключили фонограмму.

Когда Уэлси швырнул Бемиша на диван, тот пьяно помотал пальцем и сказал:

— Сюрприз.

И заснул. Свинья. Пьяная свинья.

Уэлси содрал с него штаны и пиджак, повесил на стул и пошел вон. Пиджак был слишком тяжел: стул опрокинулся, и пиджак грохнулся на пол. Уэлси вернулся и поднял пиджак, чтобы повесить его обратно. Внутренний карман пиджака был набит скомканными бумагами. Уэлси вытащил бумаги и развернул их. Это были те самые прошения и доверенности, которые три часа назад отобрала у него полиция в желтых куртках. Уэлси перелистал их, и убедился, что на всех бумагах стоят подписи нужных чиновников. Более того: там стояли даже личные печати, что было уже совсем невероятно.

Уэлси спустился вниз. Он осмотрел машину Бемиша и нашел в багажнике отобранный у него давеча желтый чемоданчик. Кроме чемоданчика, в багажнике почему-то лежал жареный баран. Во рту баран держал толстое золотое кольцо. Под бараном имелось серебряное блюдо.

Уэлси поднялся наверх и положил обретенные бумаги в обретенный же чемоданчик. Он позвонил в космопорт и отменил заказ на билет. Он позвал мальчишку-швейцара, и они втащили наверх барана, кольцо и блюдо.

Остаток ночи Уэлси провел у окна в своем номере, глядя на розовый восьмиколонный храм, задумчиво жуя кусок жареной бараньей ноги и запивая баранину отвратительно теплой газированной водой.

Самое замечательное во всем происшедшем было то, что Бемиш тоже не мог вспомнить, как, собственно, случились эти подписи. Он отлично помнил храм в двухстах километрах от столицы, куда они поехали с Киссуром в первый день, и поместье одного из друзей Киссура, по имени Ханадар Сушеный Финик, недалеко от храма. В поместье развлекались: сначала оружием, потом едой, а потом девочками. Ханадар и Киссур на спор сшибали друг у друга персик на голове сначала из лука, а потом из пистолета. Фокус состоял в том, чтобы попасть в косточку. Стрелять из лука Бемиш решительно отказался, и, чтобы подтвердить свое мужское достоинство, ему пришлось выдержать страшную драку с жилистым и сильным, как паровой пресс, Ханадаром.

Ханадар Сушеный Финик был человек в своем роде замечательный — это был один из самых храбрых командиров Киссура и один из самых лучших поэтов империи.

Во время гражданской войны награбил он огромные деньги, которые, впрочем, не менее быстро прокутил, после чего стал искать, откуда бы взять новых. Решено было заняться пиратством, и Ханадар отбил у контрабандистов космическую шлюпку. Шлюпка была приспособлена скорее для бегства, чем для атак, но Ханадар рассудил, что трусливые собаки со звезд не будут особенно разбирать, если от них потребуют очистить карманы. К несчастью, с фотонным реактором Ханадар управлялся хуже, чем с харранским мечом, и дело кончилось тем, что после второго рейда новоявленная пиратская посудина прорыла в земле канаву глубиной три метра и к дальнейшим полетам оказалась непригодной.

А помогать Вее было тогда страшно модно, и Ханадару за исполненные дикой прелести песни чуть не дали Нобелевскую премию по литературе. И вот информационные агентства распространяют в один день два сообщения: одно о том, что кандидатура вейского поэта Ханадара обсуждается на Нобелевку, а другое о том, что некто по имени Ханадар разыскивается за ограбление трансгалактического лайнера «Меконг». Так Ханадару не дали премии первый раз.

После этого Ханадар стал наместником Аракки и щедро раздавал народу деньги, а предпринимателям — налоговые льготы. Деньги были казенные и скоро кончились, а так как льгот было много, то деньги не возобновились. Хаданар попросил денег у местного полиметаллического комбината, хозяином которого был землянин. Землянин дал ему раз, и другой, а потом обиделся, после чего любящий наместника народ громил цеха комбината.

А в это время опять подошел срок Нобелевки, и вот информационные агентства распространяют в один день два сообщения: одно — что вейский поэт Ханадар рассматривается как кандидат на Нобелевскую премию по литературе, и другое — что наместник Ханадар, возбудив толпу, учинил компании МеталЦоре убыток на три миллиарда денаров. И вот Ханадару не дали премии во второй раз.

После этого государь удалил Ханадара из наместников за самоуправство, и тот мирно зажил в подаренном ему поместье близ реки Шечен, что в Иниссе. И надо же было случиться такому, чтобы глава торгового представительства планеты Гера купил себе виллу в этом же районе.

И вот проходит еще один год — и торгпред Геры подает на Ханадара в суд за то, что тот буянил на его земле и сжег принадлежащую ему свиноферму. И Ханадар приходит в суд и просит судью подать ему ножичек для резки бумаги. Судья подает ему этот ножичек, и Ханадар в присутствии заседателей бросается с ножичком на торгпреда. И торгпред убегает со двора, где происходит суд, и больше на возвращается. И так как речь идет о частном обвинении, то за отсутствием обвинителя судья прекращает дело, а Ханадар, таким образом, экономит на взятке.

А в это время опять подходит срок Нобелевки, и информационные агентства распространяют сразу две новости: одна — что знаменитый вейский поэт Ханадар рассматривается в качестве кандидатуры на Нобелевку, и другая — что Ханадар мало что не зарезал в суде предъявившего ему иск представителя цивилизованной нации.

Так-то Ханадар и остался без своей Нобелевки, но это старая история, а мы возвращаемся к Теренсу Бемишу.

На следующий день Ханадар, Киссур, Бемиш и еще двое слуг погрузились в вертолет и улетели в Голубые Горы. Били острогой больших белых рыб и дрались друг с другом на кулачках. Было много солнца и веселья. Возле малинового шатра с серебряными колышками крутил крылышки вертолет, к вечеру рабы привели из долины трех лошадей. Так продолжалось четыре дня.

Ханадар спросил Бемиша, что привело его в Страну Великого Света, и Бемиш объяснил ему то же, что и Киссуру. Ханадар Сушеный Финик сказал, что чужеземец утонет в бумагах, и Киссур сказал, что делу надо помочь.

В пятницу днем прилетели в загородный дворец Киссура: там уже толклись первые приглашенные. Киссур познакомил Бемиша с министром финансов, непосредственным начальником Шаваша, и с министром полиции, и еще со многими уважаемыми людьми. Шаваш тоже был там. Министр финансов сказал Бемишу, что его, министра финансов, друг видел друга Бемиша, Уэлси, и что это человек величайшей честности и справедливый. Министр полиции сказал господину Бемишу, что отныне все счастие его жизни будет состоять в том, чтобы делать так, как скажет господин Бемиш. Министр внешней торговли пригласил Бемиша в свой особняк и сказал, что он постелет под колеса его автомобиля инисский ковер.

Бемиш не помнил, как конкретно зашла речь о подписях. К этому времени верхушка государства была пьяна, а землянин еще пьяней. Министр полиции позвал секретаря и велел немедленно отыскать человека по имени Уэлси, взять у него бумаги и привезти их сюда. Секретарь, наверное, был тоже пьян и вдобавок имел при себе девицу, которая лизала ему ухо. Через час бумаги были в руках Бемиша.

Дальше Бемиш помнил совсем плохо. Помнил, как с потолка сыпались розы, как какая-то девица прыгала через золотое кольцо, увитое горящей бумагой, как купались с девицами в большом пруду, как одну из девиц он с кем-то не поделил, убей бог, как можно было не поделить девицу, когда их было на каждого по две штуки? А потом он обиделся на Уэлси. Это он помнил очень хорошо, как он обиделся на Уэлси. Пуританин! Свинья! Грубо отдал секретарю документы, а сам приехать отказался.

Бемиш решил, что съездит в гостиницу и привезет Уэлси. Его, кажется, не пускали. Но Бемиш их перехитрил: продрался сквозь виноградник, сел в машину и поехал за банкиром. Да, документы у него уже были с собой, он даже точно знал, что они подписаны.

Но кто добывал подписи? Убей бог, не упомнить! Кажется, Киссур и добывал: он был трезвее других и хоть и пил, но не пьянел. Или… Нет, не Киссур, а Шаваш: Шаваш, мягко улыбаясь, подсовывал министру финансов лист, а Киссур в это время с диким мяуканьем рубил на спор мечом какую-то тряпку.

Бемиш плескался под душем, когда в дверь постучали. Уэлси открыл: за дверью стояла большая корзина, а из-за нее выглядывал мальчишка-посыльный.

— Подарки от господина Иреды для господина .Бемиша, — возгласил он, сгрузил корзину и был таков.

Уэлси понес корзину в номер, но не успел водрузить ее на стол, как опять послышался стук. Уэлси открыл: посыльный на этот раз был не в желтом кафтанчике, а в синем и имел при себе не корзину, а увитый лентами короб.

— Пусть господин Бемиш примет эти пустяки от господина Раника и в душе его откроется дверца в рай, — сказал посыльный.

Уэлси поставил короб на кровать и заметил, что из корзины что-то течет. Он поспешил к корзине. В этот момент Бемиш, мокрый и грустный с похмелья, выглянул из душа. Зазвонил телефон, и тут же постучали в дверь.

— Войдите, — сказал Бемиш, и поднял трубку.

— Да.

— Господин Бемиш, — раздался в трубке мягкий, ласковый голос, — это говорит Шаваш, замминистра финансов. Я был бы счастлив, если бы вы смогли навестить меня в два часа пополудни.

— Разумеется, — сказал Бемиш и положил трубку. Дверь растворилась.

— Познакомьтесь, Уэлси, — проговорил Бемиш, — это Киссур. А это Уэлси. Как я вам уже говорил, он представляет ЛСВ-банк.

Киссур и Уэлси поглядели друг на друга. Киссур увидел тощего молодого землянина, с лицом круглым и белым, как таблетка от головной боли. Уэлси увидел голубоглазого нахала, лет тридцати с небольшим, с настоящей золотой цепью на шее, спускавшейся до самого ремня узких, застиранных джинсов. В раскрытом вороте рубашки виднелась татуировка: какая-то хищная птица, пересеченная розовым шрамом. Уэлси потом уже узнал, что птица эта была кречет и что такая татуировка — старый обычай варваров-аломов. Если военачальнику отрубят в битве голову, да еще и разденут: как иначе опознать тело?

Киссур посмотрел на Уэлси и сказал:

— Слушай, Теренс, ты хочешь купить космодром, а эта белуга что тут делает?

— Я же объяснял, — проговорил Бемиш. — У меня нет денег. ЛСВ соберет для меня деньги.

— Даст в долг?

— Выступит андеррайтером облигаций.

Киссур призадумался, а потом спросил:

— А какой процент требуют с тебя эти ростовщики?

— Облигации будут шестнадцатипроцентные.

— Почему так дорого? — возмутился Киссур.

— Потому что они ничем не обеспечены, — подал голос Уэлси, — если компания разорится, ей нечего будет продавать, чтобы заплатить кредиторам.

— А ты молчи, гнида — обернулся Киссур, — тебя не спрашивают. По законам государя Иршахчана ростовщиков варили в масле, а Золотой Государь запрещал брать больше чем три процента!

— А какая при Золотом Государе была инфляция? — полюбопытствовал Уэлси.

— Не знаю я, что это за штука инфляция, — объявил Киссур, — а только знаю, что первого же чиновника, который захотел бы ее устроить, Золотой Государь повесил бы так высоко, что другим сразу бы неповадно стало.

Уэлси потрясение молчал.

— Ну что, поехали? — сказал Киссур Бемишу.

— А Стивен?

— Я, пожалуй, пойду посплю, — нервно проговорил Уэлси, которому не хотелось углубляться с Киссуром в дальнейшую дискуссию о рынках капитала.

Через мгновение Киссур и Бемиш были уже внизу, разминувшись по пути с новой корзиной подарков.

Они сели в машину, и Киссур сунул Бемишу пачку денег. Бемиш обомлел:

— Ты что?!

— Мы, — сказал Киссур, — едем к господину Иреде. Человек сделал тебе любезность — надо же его отблагодарить.

— Но… — начал Бемиш.

Через полчаса приехали во дворец Иреды и отдали ему деньги.

Дворец Иреды располагался совсем неподалеку от стены государева дворца. Стена была огромная и толстая, на вершине ее стояли деревянные посеребренные гуси и, наклонив голову, с неодобрением смотрели вниз. Раскрытые ворота посреди стены дышали прохладой, как колодец, и все пространство перед ними было забито разноцветными автомобилями.

— Ворота Варваров, — сказал Киссир.

— А?

— В древности у дворца было четверо ворот на каждую сторону света. Ворота Торжественного Выхода Императора, Ворота Чиновников, Ворота Простолюдинов и Ворота Варваров. Через Ворота Варваров во дворец входили глупые вожди в набедренных повязках, незнакомые с грамотой. Когда мне было десять лет, меня тоже привели во дворец через Ворота Варваров, и все мои товарищи дразнили меня и смеялись над этим.

Киссур помолчал.

— Сейчас через Ворота Варваров во дворец ходят земляне.

Машина их медленно ползла мимо пестрой толпы автомобилей.

— А как нынешний государь? Что он ощутил, когда война окончилась благодаря нашему вмешательству? — спросил Бемиш.

— Ничтожный подданный не смеет судить о мыслях государя, — ответил Киссур. Бемиш даже подпрыгнул.

— А вы?

— Я был очень впечатлен, — помедлив, ответил Киссур.

Бемиш не сдержал улыбки, вспомнив, как в первый же день своего знакомства с людьми со звезд Киссур обругал их стервятниками, угнал военный самолет и учинил побоище в лагере мятежников, чем, собственно, и закончил гражданскую войну.