Стоило мне увидеть это все, и я начала выкрикивать протесты.

— Эй, погодите — вам ведь не велели убивать меня! — И попятилась от края, но один из стражников дернул за веревку, которой были связаны мои руки. — Если вы столкнете меня вниз, я погибну от голода и жажды, не говоря уже о том, что разобьюсь о скалы.

Стражники заржали:

— Погибнешь? Ну, только не ты. Последний пленник, которого мы туда бросили, продержался шесть недель, а он плавать не умел. Кормить тебя будут — в каждый отлив будешь получать еду и бурдюк с водой. — Один из подонков перерезал веревку, связывавшую мои руки, и сильно толкнул меня в спину.

Я извернулась и обеими руками вцепилась в его куртку. Мгновение мы оба балансировали на скользком краю воронки. Потом другой стражник схватил приятеля, чтобы не дать ему свалиться вниз вместе со мной. Я еще крепче вцепилась в куртку; третий стражник попытался оторвать мои руки, а четвертый, не такой сообразительный, толкнул меня еще ближе к краю. Я вдруг почувствовала, что лечу вниз, сжимая в руках пустую куртку…

Я упала в воду спиной, и удар вышиб весь воздух из моих легких. Я вынырнула, пуская пузыри.

Немного отдышавшись, я погрозила кулаком негодяям, глазевшим с края воронки. Будь они прирожденными дун-магами, они, наверное, посмеялись бы надо мной; в этом-то и было самое ужасное — бывшие силвы просто смотрели на меня без всякого выражения. Моя ярость сменилась жалостью. Думаю, тогда впервые в жизни я порадовалась, что не обладаю магическим даром. Ничто на свете не стоило риска стать одной из этих несчастных с их безразличием и жестокостью, которая, казалось, озадачивала их самих. Они походили на детей, совершающих плохие поступки, но еще неспособных понять греховности этого.

Не говоря ни слова, стражники ушли.

Теперь все мое внимание было обращено на ситуацию, в которую я попала.

Дело оказалось не так плохо, как я сначала думала. Я обнаружила, что могу коснуться дна, хотя прилив сейчас достигал верхней точки. Труднее было не дать волнам бить меня о стены; приходилось все время перемещаться к середине провала. В темноте, несомненно, это стало бы еще более задачей.

Я попыталась определить, скоро ли начнется отлив и мне принесут еду, но уровень воды в месяц Двух Лун менялся прихотливо, а я не настолько хорошо была знакома с природой Южных островов, чтобы разбираться в этом.

О Торе я старалась не думать.

Не думать о нем оказалось на удивление легко, потому что совсем скоро мне пришлось бороться с собственными бедами. Я ощутила обжигающую боль в левой руке — боль очень хорошо мне знакомую. Рана на запястье привлекла кровяного демона. Я взвизгнула и оторвала его от руки. Я едва с отвращением не отшвырнула моллюска, но сообразила, что он очень скоро снова найдет меня. Я заколебалась, держа мерзкую тварь в другой, здоровой руке — так она была вполне безвредной. Оглядевшись, я чуть не умерла от страха. Вода кишела гадинами. Я выругалась, только это ничему не помогло. Мне не хотелось думать о том, сколько ран у меня на теле: старые, нанесенные Сиклом, еще не совсем зажили; к ним добавились язвы на спине и плечах — там, где их натер шест; запястья и щиколотки пострадали от кандалов… Будь ты проклят, Мортред!

Я стала бить по воде, чтобы отпугнуть моллюсков, но сообразила, что так я скоро совсем останусь без сил. Наконец я догадалась, что делать: я стала собирать своих мучителей и набивать ими рукава куртки, которую случайно сдернула со стражника. На концах рукавов я завязала узлы, а сверху крепко зажала, чтобы твари не могли выбраться. Мне не удавалось вылавливать их достаточно быстро: несколько кровяных демонов все же заползли мне под одежду. Каждая секунда, прежде чем мне удавалось от них избавиться, была полна адских мучений. К тому времени, когда начался отлив и вода стала доходить мне лишь до щиколоток, один рукав был набит битком; что делать дальше, я не могла придумать.

Если бы вода схлынула совсем, это не избавило бы от кровопийц: моллюски могли передвигаться не только в но и ползать по скале, а мои раны они находили столь же безошибочно, как находят креветок обученные псы-ныряльщики на островах Фен.

Я подумала о том, не попытаться ли выбросить тварей из жерла однако если бы бросок оказался неудачным, они свалились бы обратно; да и оказавшись наверху, они вполне могли приползти к краю обрыва и вернуться в воду.

Наконец, когда часть дна обнажилась, я нашла решение своей проблемы. Я взяла камень и стала одного за другим разбивать им кровяных демонов, положив на скалу. Ни до, ни после убийство живых существ не доставляло мне такого наслаждения.

Когда вода схлынула и дно воронки обнажилось почти полностью, я занялась тем, чтобы уничтожить всех своих еще не пойманных мучителей. Я переворачивала камни, осматривала сохранившиеся лужи, разгребала кучи водорослей; кроме нескольких кровяных демонов я обнаружила останки, по крайней мере, двоих людей. Всюду валялись выбеленные солнцем и морем кости…

В конце концов, я решила, что избавилась от моллюсков. Когда я села в ожидании, не появятся ли какие-то мной не обнаруженные, никто меня не тронул. Только после этого я сочла, что могу заняться другими вещами. Я осмотрела стенки воронки и попыталась вылезти наверх, но даже гхемф не смог бы вскарабкаться по отвесной скале. Камень был отшлифован волнами и покрыт слизью, так что напоминал скользкую кожу угря ни трещин, ни углублений, так что ухватиться было не за что. К тому же сверху нависал карниз…

Больше я ничего не успела сделать: явились двое моих тюремщиков с едой и водой. Они заглянули вниз, и один без всякого сочувствия крикнул:

— Мортред желает знать, как тебе нравится общество кровяных демонов!

Я ничего не ответила.

— Он также велел передать, что твоя цирказеанская подружка наслаждается полученным заданием.

Сердце у меня заколотилось, но я по-прежнему оставалась неподвижной.

Два свертка, оба хорошо упакованные в сухие водоросли чтобы не разбились при падении с высоты, свалились ко мне сверху и покатились по мокрому песку. Сделав свое дело, стражники ушли. Я изо всех сил старалась не думать о том, что велел передать мне Мортред…

В одном из свертков оказался бурдюк с водой; я выпила почти все, что в нем было, — к этому моменту я умирала от жажды. Во втором свертке оказались излюбленные на косе Гортан блюда: сушеная рыба, паштет из креветок и вареные водоросли. Бывали у меня и более вкусные обеды… Ела я уже не так жадно, как пила, и отложила часть пищи на будущее.

Не успела я покончить с едой и питьем, как сверху донесся какой-то звук. Подняв глаза, я увидела Эйлсу, которая заглядывала в жерло. Она оскалилась в каком-то подобии улыбки — наверное, старалась показать мне, как рада меня видеть, и думала, что такая мимика будет мне понятна. Это бедняжке плохо удалось: гхемфов природа не наградила способностью улыбаться. Тем не менее, никогда еще я так не радовалась, увидев уродливое плоское лицо.

Я тоже улыбнулась и приветственно подняла руку.

— Тебе известно, что один из бывших силвов сторожит жерло? — спросила Эйлса. Я об этом не знала, но подумала, что так и должно быть. Мортред, конечно, не собирался позволить мне оставаться на виду без охраны: кто-нибудь мог найти меня и помочь сбежать. — Боюсь, я его убила, — добавила она. — Странно, как легко это удается, если ты понимаешь, люди никак не ожидают от нас нападения да и о наших когтях люди всегда забывают… За два дня я убила уже двоих.

Я не знала, что ей на это сказать.

— Нужно раздобыть веревку, — сказала Эйлса. — Я скоро вернусь.

— Подожди! — крикнула я. — Не ходи в Крид! Беги, пока есть такая возможность!

Эйлса еще раз изобразила улыбку и исчезла.

— Эйлса! — закричала я ей вслед, но она не вернулась. Оставалось только надеяться, что в Крид она все же не пойдет. А если пойдет, если ее поймают… Лучше бы она сделала крюк и раздобыла веревку в Гортанской Пристани, чем рисковать жизнью, возвращаясь в Крид. Я вполне могла подождать.

Потом я начала терзать себя, думая о Торе. Что, если я ошиблась? Что, если… «Не смей думать об этом», — приказала я себе.

Вздохнув, я уселась на песок. Прилив пока еще не начался; я вспомнила, что в месяц Двух Лун в некоторые дни бывает всего один прилив, зато в другие — целых четыре. Сегодня, похоже, дело должно было ограничиться одним. Я снова вздохнула. Значит, большую часть ночи мне предстоит провести в воде, в темноте отбиваясь от кровяных демонов. Я нисколько не сомневалась, что прибывающая вода принесет с собой новую порцию этих маленьких чудовищ.

Я посмотрела в дальний конец воронки, туда, где дно уходило вниз; там и находился туннель, по которому прилив гнал воду в жерло. Эта часть провала никогда не высыхала, даже в отлив там стояла глубокая вода. Туннель, который соединяется с морем… Я попыталась представить себе, далеко ли до открытой воды, гадая, какова ширина туннеля.

Я подняла с песка бурдюк и внимательно его осмотрела. Он был сделан из плавательного пузыря морской коровы и не пропускал ни воды, ни воздуха. Округлый пузырь кончался узкой трубкой, которая сейчас была плотно заткнута пробкой.

Я снова посмотрела на поверхность воды и решила выкупаться — точнее, понырять. Я быстро обнаружила устье туннеля; по крайней мере, в верхней части он был достаточно широк для человека. Волны прибоя заставляли воду устремляться то вверх, то вниз. Я заглянула в туннель и обнаружила, что вскоре он сужается. Проплыть по нему все еще было можно, но развернуться я уже не смогла бы. Решившись, я выбралась бы в море или погибла. Кроме того, было ясно, что на одном вдохе до выхода из туннеля не доплыть, даже если бы он по всей длине оказался достаточно широк. Еще одна опасность подстерегала уже в море: можно было разбиться о скалы. Если же мне удалось бы справиться с прибоем, то плыть до пляжа предстояло бы долго.

Все это делало ведущий в море туннель последним путем спасения.

Я выбралась из воды и села на солнце, чтобы обсушиться. Соль делала кожу липкой, и я подумала: каково было терпеть такое целых шесть недель… Одежда, высыхая, становилась жесткой и натирала кожу. Может быть, лучше было бы ее вовсе снять. Я как раз решила, что именно так и сделаю, если Эйлса в этот день не поможет мне бежать, когда обнаружила, что у меня появилась компания.

Руарт.

Он пролетел над жерлом, а потом спустился и сел на камень со мной рядом.

— Скажи Флейм, — холодно обратилась я к нему, — Что если… если мы выберемся из этой передряги живыми, я придушу ее своими собственными руками. Понятно? Скажи ей это!

Руарт только посмотрел на меня. Выглядел он ужасно. Должно быть, он уже давно не чистил перышки, они казались взъерошенными и пыльными. Бедняжка выглядел поникшим и усталым. Я вздохнула и сказала более ласково:

— Только вряд ли она прислушивается к твоим словам больше, чем к моим, верно?

Руарт только покачал головой и принялся возбужденно чирикать.

Я перебила его:

— Догадываюсь, что ты пытаешься мне сообщить. Тут ничего не надо объяснять: я точно знаю, что она сделала, эта лупоглазая цирказеанская девка… Попадись только она мне в руки! — Я вздохнула. — А тебе я все равно благодарна за то, что ты меня нашел. Есть еще что-то, что ты должен мне сказать?

Руарт кивнул.

Я задумалась: что, на его взгляд, мне следовало бы знать?

— После того как нас схватили, Флейм отправилась к хранителям?

Руарт снова кивнул.

— И они подтвердили, что собираются напасть на Крид? Новый кивок.

— Это хорошо. Только мне нужно знать когда. Сегодня? Руарт покачал головой и поднял лапку с двумя растопыренными когтями.

— Через два дня? — спросила я, моля богов, чтобы это не означало две недели.

Руарт снова кивнул.

Хотелось бы мне, чтобы нападение на Крид произошло скорее… Что, черт возьми, заставляет Датрика терять время? Может быть, он надеется, что Янко-Мортред снова появится в «Приюте пьянчуги» и тогда с ним, когда у него за спиной не будет целого отряда бывших силвов и дун-магов, окажется легче разделаться. Но ведь наверняка Датрик уже сообразил, зачем вообще Мортреду понадобилось наниматься слугой в гостиницу: это был идеальный способ следить за всеми, кто только появлялся на косе Гортан. Любой, кто хоть что-то собой представляет, рано или поздно появится в «Приюте пьянчуги». Мортред в ожидании полного восстановления своей силы желал знать, что происходит на всех Райских островах, — и где, скорее всего можно узнавать новости, как не в гостинице? Однако теперь всем стало известно, что он дун-маг, и обличье слуги потеряло свою пользу. Датрик, поговорив с Флейм, не мог не понять, что Мортред в Гортанскую Пристань не вернется.

Потом у меня возникла другая мысль: может быть, задержка связана с моим исчезновением. Датрик ведь говорил, что для успешного нападения на деревню дун-магов ему требуется помощь кого-то, обладающего Взглядом. Может быть, лишившись меня, он решил подождать до тех пор, пока не найдет мне замену. Ах, какая в этом была бы ирония судьбы… Впрочем, такое случалось со мной слишком часто, чтобы можно было удивляться.

В конце концов, я оставила попытки догадаться о резонах Датрика и снова стала расспрашивать Руарта:

— Когда должно произойти нападение? На рассвете? — Руарт кивнул: я с первого раза попала в яблочко.

Я задумалась о том, что мне следовало бы сообщить Руарту. Наконец я рассказала ему про Эйлсу и добавила:

— Теперь мне нужно знать, что делать, если мне и правда удастся сегодня отсюда сбежать. Мне нужно знать, где найти Флейм и Тора. Ты… э-э… ты знаешь, что Мортред собирается заставить Флейм сделать с Тором?

Птичка покачала головой, и тогда я рассказала о планах злого колдуна. Если бы птицы могли бледнеть, я сказала бы, что Руарт побледнел. Я спросила его, говорил ли он с Флейм с тех пор, как она явилась в Крид.

Руарт покачал головой.

— Проклятие! Значит, придется дожидаться Эйлсы и того, что она расскажет.

Руарт разразился громким чириканьем, которое совершено ничего мне не говорило. Я только в расстройстве смотрела. Тогда он спрыгнул на песок у моих ног и принялся писать на нем клювом. Буквы выходили кривыми, и к тому же он частично стирал их лапками, но все же мне удалось прочесть: «Лечу в Крид найду Тора».

— Что ж хорошо. Только будь очень, очень осторожен, Руарт. Возможно, ты все равно не сможешь добраться до Тора — его, наверное, Флейм и Домино уже отвели в камеру пыток. Или он где-то в помещении для рабов — приходит в себя после того, что должна была с ним сделать Флейм.

Руарт кивнул.

— И вот еще что: постарайся уговорить ее покинуть Крид.

На это он ничего не ответил. Расправив крылья, блеснувшие яркой синевой, Руарт вспорхнул и улетел.

Я задумалась о том, как ему удалось меня найти. Если он не виделся с Тором, то, скорее всего, подслушал какой-то разговор обо мне дун-магов. Все равно Руарт молодец: так быстро найти это проклятое жерло… Что касается Руарта Виндрайдера, в одном я была уверена: он очень умен. В остальном же он оставался для меня загадкой.

Я, конечно, доверяла ему, но составить представление о его характере мне не удавалось. Да и как иначе, раз языка его я не понимала и все, что он говорил, мне переводила Флейм. Флейм, которая его любила… Я не могла даже догадываться о том, что Руарт думает, по выражению его лица: ведь лица-то у него не было. Не могла я и представить себе, каково это — быть человеком, замурованном в птичьем теле… родиться птицей.

В добавление ко всем загадкам для меня совершенно непонятной оставалась их взаимная любовь. Как можно влюбиться в кого-то, кто принадлежит к другому виду? И все же этих связывала любовь в самом полном смысле слова, за исключением физической близости. Меня часто трогало то, как беспокоился Руарт о Флейм, и иногда проявления его нежности были совершенно человеческими, но в других случаях, когда он, например, ловил мошек — я видела в Руарте лишь чисто птичьи черты; тогда я не могла воспринимать его как человека и была не в силах представить себе, как способна Флейм испытывать к Руарту не только сочувствие, но любовь. Когда-нибудь, обещала я себе, я непременно научусь языку дастелцев. Тогда, может быть, мне удастся понять, каким образом такая красавица, как Флейм, влюбилась в птичку, свободно умещающуюся на ее ладони.