Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Острова славы (№1) - Та, которая видит

ModernLib.Net / Фэнтези / Ларк Гленда / Та, которая видит - Чтение (стр. 15)
Автор: Ларк Гленда
Жанр: Фэнтези
Серия: Острова славы

 

 


Деревня, окруженная полукругом дюн, смотрела на пляж, а на западе, сразу за последним домом, поднимались скалы (та самая короста на спине угря — косы Гортан, о котором я тебе раньше говорила). Сначала склон был крутым, потом переходил в невысокое плато. Обращенная к морю сторона этого плато обрывалась отвесной стеной, у подножия которой бились волны. Все это я однажды видела с борта корабля, так что теперь меня больше интересовала сама деревня.

За те четыре месяца, что они провели здесь, Мортред и его присные превратили кучку покосившихся лачуг, где жили ловцы мидий, в селение, которое ничем не уступало самым фешенебельным пригородам Ступицы. Вдоль улиц, вымощенных голубыми раковинами, стояли белые дома. Сначала я подумала, что здания возведены из какого-то белого камня, но при ближайшем рассмотрении обнаружила, что это вов-камень Строительный материал представлял собой скопление крохотных белых раковин, за сотни лет сросшихся в плотную белую массу; полоса подобного ракушечника тянулась вдоль берега косы Гортан. Белые дома с плоскими крышами, освещенные солнечными лучами, сияли строгой красотой — куда до них было обычным строениям косы Гортан. Интересно подумала я, почему никто из жителей до сих пор не додумался использовать блоки из ракушечника. Наверное, дело было в том, что никто так не стремился к новшествам, как Мортред Безумный.

Мне еще предстояло обнаружить, что нововведения были его явным талантом. В деревне Крид я увидела много такого, чего никогда раньше не встречала.

И уж точно никогда раньше я не встречала людей, которые бы так выглядели… В них не оставалось ничего человеческого… большинство скорее можно было бы назвать ходячими мертвецами. Некоторых я сначала приняла за гхемфов — волос у них не было, а кожа выглядела серой. Потом я узнала, что волосы у них просто выпали, а кожа утратила краски в результате многомесячных издевательств и голода. Головы у них выглядели огромными, но это было следствием чрезвычайной худобы. Кожа казалась пергаментом, натянутым на скелет… отличить мужчин от женщин я не могла. Это были, должно быть, по большей части прежние жители деревни, и среди них, возможно, оказалась и та подружка Ниамора, о которой он как-то говорил. Теперь же они стали просто рабами, которых использовали и выкидывали, как только они переставали быть полезными.

Па рабов были наложены магические оковы. Заклинания оставили на их телах почти красивые алые узоры, лишая несчастных желания бежать, воли к сопротивлению. Еще более страшным тот факт, что ни детей младше десяти лет, ни стариков видно не было. Когда-то в деревушке ловцов мидий жили большие семьи… теперь же остались только физически сильные.

Другая группа людей в Криде вызывала, может быть, не меньшую жалость, но другого рода: это были оскверненные злым колдовством силвы. Не все они были хранителями. Я видела татуировки, говорящие о том, что родились они на островах Брет, Мекате или Ксолкас. Они не были ни истощенными, ни оборванными; они сами стали столь же злобными и жестокими, как Мортред, но при взгляде на них мое сердце разрывалось. В их глазах я видела обреченную на поражение борьбу добра против зла. Они никогда больше не могли стать силвами, и это было им известно. Их новая злая сущность ликовала, но внутренняя борьба выдавала себя проблесками ужаса и отчаяния из-за собственной неспособности победить скверну, мольбой об освобождении — о смерти. Какая-то часть меня желала перебить их всех, чтобы избавить от страданий. Другая часть мучилась сомнениями: сумею ли я, окажись у меня возможность, проявить беспощадность. Воспоминания о смерти Ниамора все еще преследовали меня.

Третья группа людей в Криде состояла из настоящих дун-магов. Когда морские пони остановились, они собрались вокруг, несомненно, желая увидеть новую добычу Мортреда. Судя по их татуировкам, они собрались здесь со всех Райских островов. Думаю, их было человек пятнадцать. Их присутствие меня удивило. Мортред, похоже, сделал то, чего никто до него не делал: объединил целую группу колдунов. Обычно они предпочитали держаться особняком. Даже поселение дун-магов на Шисе, которое я помогла уничтожить, вождя не имело, и его жители были мало связаны между собой.

Мысль о том, какую мощь Мортред сумел сосредоточить в одном месте, заставила меня задрожать.

Тор, должно быть, думал о том же.

Как же много… — прошептал он. В его голосе прозвучал не столько страх, сколько интерес. Он был озадачен, словно колдуны и их могущество представляли собой интеллектуальную проблему, требующую решения. — Мортред, похоже, собирается захватить власть над всеми Райскими островами. Иначе зачем бы ему так много магов? — Тор был прав. Мое сердце оборвалось.

Магические оковы нас, конечно, не удержали бы, так что на нас надели настоящие цепи. Когда нас сняли с морского пони, первым делом нам на ноги надели кандалы — так что мы могли передвигаться, лишь еле шаркая ногами. Потом каждому из нас на плечи положили по толстому и длинному шесту завели нам руки за спину и приковали запястья к его концам. В результате мы оказались неуклюжими, едва сохраняющими равновесие фигурами с раскинутыми в стороны руками. Поза была мучительно неудобной.

После того как мы были, таким образом, лишены всякой возможности что-то предпринять, нас отвели в помещение, где находился Мортред. Он был не один: на носилках скорчился Домино, который посмотрел на нас с пылкой ненавистью. Я чуть не застонала. Зачем, ради всех островов в море, не дала я Тору прикончить негодяя? Теперь нам предстояло пожалеть о своем великодушии.

Мортред сидел в окружении оскверненных силвов — его телохранителей. Его кресло, высокое и накрытое роскошным ковром, стояло на возвышении; все убранство копировало приемную главы Совета в Ступице или тронного зала, какие я видела, бывая в различных островных государствах. Теперь можно было не сомневаться, какую роль отводит себе Мортред. С момента прибытия в деревню мне постоянно приходилось бороться с тошнотой: мерзкий запах дун-магии обрел такую концентрацию, что его почти невозможно было вынести.

Теперь же, в присутствии Мортреда и остальных дун-магов каждый вдох отзывался болью в груди. Зловоние словно когтями терзало мое тело.

Я заставила себя взглянуть в лицо Мортреду.

Он снова переменился. Левая рука, на которой теперь не хватало двух пальцев, больше не была скрюченной. Раны уже зажили, хотя прошло всего несколько часов с того момента, когда я отрубила ему пальцы, — с каждым часом злой маг становился сильнее.

И тут я увидела, что висит на стене над креслом Мортреда: два калментских меча. Один — как я заподозрила, принадлежавший Тору, — был обнажен и покрыт кровью. Мой меч, в ножнах, служил, казалось, безобидным украшением. Мортред замыслил это, конечно, как оскорбление, но я нашла такую выходку ребяческой. Меня не так легко заставить испытывать бессильный гнев. Я просто порадовалась, что теперь знаю, где находится оружие. Надежда во мне еще не умерла.

Мортред улыбнулся, заметив, куда направлен мой взгляд.

— Блейз, — сказал он, — прислужница хранителей. Одна из обладающих Взглядом. Полукровка. Лгавшая моему слуге Домино. Все основания для наказания, и наказание последует. Оно будет вечным — по крайней мере, до твоей смерти в преклонном возрасте. Не ищи в смерти освобождения, полукровка. — Мортред слегка повернул голову, не сводя с меня глаз. — Ты слышишь, Домино? Она не должна умереть от плохого обращения; она должна только мечтать о смерти.

— Я понял, господин. Мортред снова обратился ко мне:

— Домино в настоящий момент несколько недомогает, как видишь. Несомненно, он позаботится о том, чтобы оказавшаяся причиной его страданий в свою очередь испытала боль. — Потом внимание Мортреда переключилось на Тора: — Ты, насколько мне известно, Тор Райдер с Разбросанных островов. Так же один из обладающих Взглядом. Не знаю, почему ты решил вмешаться в мои дела, но об этом решении ты будешь жалеть до конца своих дней. — Мортред кивнул одному из сопровождавших нас ренегатов-хранителей. — Отправь обоих в «забвение» до тех пор, пока Домино не поправится остаточно, чтобы заняться ими лично. Может быть, цирказеанка разделит с тобой эту радость, Домино, когда прибудет сюда. Это было бы забавно, мне кажется.

Я испытала почти облегчение. Я ожидала, что нас снова подвергнут чему-то вроде пытки кровяными демонами; по сравнению с этим «забвение» казалось почти роскошью, особенно если учесть, что нас не собирались разлучать. Я тогда еще не подозревала, что существуют и более изощренные мучения.

Не знаю, встречался ли ты в своих путешествиях с такой вещью, как «забвение». Его несколько поколений назад изобрел один из владык островов Ксолкас. Это комната, или каземат, или яма в земле — любое место, куда снаружи не проникает ни свет, ни звук, так что узник не может судить о течении времени. Узник получает пищу и воду — в разных количествах и через разные промежутки времени, так что не имеет возможности определить, сколько времени прошло, и никогда не знает, когда получит следующую порцию. Все это мне было известно. Чего я не знала, так это насколько такая пытка ужасна.

Нашим «забвением» была подземная комната со стенами, как я полагаю, из ракушечника (видеть их я никогда не видела). Сначала нас отвели в темную комнату, освещенную единственной свечой у самой двери. В середине пола имелся люк, и через него меня на веревке опустили в «забвение» внизу. Было так темно, что я даже не могла определить, насколько оно было глубоким. Как только мои ноги коснулись пола, веревку вытащили наверх, а Тора спустили вниз, и люк закрылся. Мы остались в темноте такой непроглядной и плотной, что ее, по-моему, можно было резать ножом.

Я стояла неподвижно; до меня только теперь дошло, какими дьявольски изобретательными были наши тюремщики. Мы остались скованными и беспомощными, мы не могли даже коснуться друг друга, не могли друг друга обнять. Мы не имели возможности поправить одежду, когда нам нужно было оправиться. Мы даже не могли почесать там, где чесалось.

Потом я обнаружила, что хотя темнота была абсолютной, тишина таковой не была. Кто-то — или что-то — в «забвении» был еще. Я уловила еле слышный шорох и звук дыхания.

— Мы тут не одни, — сообщил мне очевидное Тор.

— Не одни. — Голос был мужской и совсем слабый. — Здесь нас двое. — Потом из темноты донесся хриплый кашель.

— Кто вы? — спросила я.

— Милосердный боже! Женщина?

Я кивнула, забыв, что никто этого не может увидеть.

— Меня зовут Блейз, — начала я и остановилась. Зачем сообщать о себе лишнее? Хоть на это раз пусть судят обо мне как о личности, а не о полукровке без татуировки на мочке уха.

— Я — Тор Райдер с Разбросанных островов, — заполнил паузу Тор.

Снова донесся кашель, и слабый голос произнес:

— Я — Алайн Джентел, обладающий Взглядом патриарх с Ксолкаса. Как мне кажется, я знаю тебя, Тор Райдер. — Его полный иронии тон намекал на то, что на самом деле он знает Тора очень хорошо.

Последовало долгое молчание, потом Тор сухо произнес:

— Да, мы встречались. Мне очень жаль, что ты оказался здесь, Алайн. Я слышал о том, что ты исчез.

Слабый голос задрожал.

— Милый мальчик, как давно это было?

Милый мальчик, вот как?

Тор прочистил горло.

— Месяца три назад, мне кажется. Сегодня десятый день месяца Двух Лун.

— Ах… А казалось… казалось намного дольше.

Я поняла, что Тор очень взволнован. Я заметила это по его голосу и удивилась. Обычно Тор был слишком скрытен, чтобы проявлять свои чувства.

— А кто второй? — спросила я невидимого Алайна.

— Ты можешь называть меня Эйлса. — Второй голос, донесшийся из темноты, озадачил меня: я не могла определить, принадлежит он мужчине или женщине. И еще мне показалось, что я когда-то его уже слышала… — И мне кажется, что мы тоже встречались, сир-Блейз Полукровка, обладающая Взглядом. — В бесплотном голосе явно слышался смех.

Так и не удалось мне скрыть, что я полукровка… По крайней мере, незнакомец добавил любезное «сир».

— Правда? — И тут я вспомнила. — Ты гхемф?

— К твоим услугам.

— Но как… Что случилось?

Будь у меня время подумать, я, наверное, не задала бы вопроса: никому и в голову не пришло бы вести разговоры с гхемфом. Однако на этот раз ответ последовал незамедлительно:

Дун-маг не одобрил моего присутствия на косе Гортан.

— Но почему?

И снова гхемф ответил с готовностью:

— Меня на поиски Мортреда послал мой народ, сир-Блейз, — все гхемфы Райских островов. Я должен был узнать, что происходит. Мы все слышали разговоры о том, что злой колдун превращает силвов в себе подобных, а это, хоть и не напрямую, касается нас. Захвати Мортред власть над всеми островами, неразумно было бы полагать, что нам удастся по-прежнему жить в относительном покое и благополучии. Было сочтено, что следует оценить ситуацию, выяснить, представляет ли этот Мортред угрозу нашей безопасности. Мортреду, к несчастью, не понравилось, что я задаю вопросы.

Я почувствовала, что вот-вот начну истерически смеяться. Гхемфы обычно ограничивались словом или двумя, этот же держал речь, похожую на официальное заявление. Впрочем, этот гхемф был особенный. Он ведь однажды сказал мне, что некоторые люди не нуждаются в символах…

— Мне кажется, — сказала я, наконец, — что у тебя появились основания заключить, что он и в самом деле представляет угрозу вашей безопасности.

— Именно таков и мой вывод, да. — В голосе гхемфа снова прозвучал намек на смех. Гхемф определенно обладал чувством юмора.

— Пожалуй, — перебил его Тор, — было бы хорошо, если бы вы рассказали нам об этом месте. И будьте осторожны, приближаясь к нам: мы прикованы к шестам, которые лежат у нас на плечах.

Алайн протянул руку и коснулся меня, чтобы ощупать кандалы, и я подскочила, когда его пальцы скользнули по моей талии, прежде чем подняться на нужную высоту.

— Ах… Этой пыткой, по счастью, в отношении нас они пренебрегли. — Слабый голос Алайна был полон тревоги. Он глубоко вздохнул, пытаясь не дать себе закашляться. — Вы находитесь в квадратной комнате, имеющей четыре шага в длину и четыре в ширину. В углу, справа от вас, имеется дыра для… для… отходов. Вы, несомненно, чувствуете запах через какие-то — неопределенные — промежутки времени люк открывают… темнота при этом не рассеивается.. и спускают нам пишу и воду. Не помногу — только чтобы поддержать жизнь, а о вкусе и разнообразии лучше не говорить. Мы никогда не знаем, когда в следующий раз нас накормят, так что лучше не съедать и не выпивать всего сразу же. Больше мне рассказать вам нечего. Никто ни разу не приходил за мной с тех пор, как меня кинули сюда, а это было сразу же после моего пленения. Три месяца назад, ты сказал? — Голос Алайна стих. Патриарх был явно не только стар; он был и очень болен.

— Я попал сюда всего день или два назад, — добавил Эйлса. — На меня, как и на Алайна, кандалов не надели.

Я села, привалившись к стене спиной, и закрыла глаза, хотя разницы это не составляло. Темнота так облепила меня, что я была, казалось, туго обернута ею. А вот звуки словно усилились: поскольку снаружи до нас ничего не доносилось, даже наше дыхание представлялось ужасно громким. Плечи у меня болели, кандалы натерли запястья до крови, цепи на ногах врезались в тело, какую бы позу я ни приняла. Я уже начала понимать, что маленькая боль может сделаться огромной. За несколько часов мне стало ясно, что не только кровяные демоны могут причинить ужасные страдания.

— Кому-то из вас придется нам помогать, — сказала я. — Мы не можем сами даже поднести ко рту пищу.

— Конечно, — тихо ответил Алайн; в его голосе звучало все то же отчаяние. — Не хотите ли пить? У нас есть вода.

Мы оба напились; за целый день это были первые капли воды, попавшие в рот каждому из нас. Мне стыдно в этом признаться, но мы выпили всю воду, которая была у Алайна и Эйлсы.

Вам нужно попытаться избавиться от этих шестов, — неожиданно сказал гхемф. Он подошел к Тору, и я услышала шорох: существо, по-видимому, исследовало его кандалы. Последовал глухой удар и восклицание по-гхемфски, которого я не поняла. Потом гхемф сказал:

— Поправьте меня, если я ошибаюсь. На расстоянии примерно ладони от каждого конца шеста есть углубление для железного кольца меньшего диаметра, чем сам шест. Кольца соединены короткими цепями с кандалами на запястьях. Кандалы заперты на ключ.

— Все верно, — согласилась я. — Могу только добавить, что кандалы сделаны на Мекате, а это значит, что подобрать отмычку к замкам практически невозможно, даже если бы у нас были необходимые инструменты. Самые лучшие замки делают на Мекате.

— Это именно то, что следует знать каждой благовоспитанной леди, — сухо сказал Тор.

Я скорчила ему рожу. Я не сомневалась, что он это почувствует.

— Если бы шест удалось сострогать, его можно было бы протолкнуть сквозь кольца, и вы освободились бы, — сказал Эйлса.

— У нас нет ничего, чем можно было бы воспользоваться, — ответил Тор.

— У меня есть, — сказал гхемф. — У меня на ногах имеются когти.

Мы обдумали это в молчании. Потом Тор сказал:

— Дерево твердое. Насколько остры твои когти? На это дело могут уйти недели.

— Может быть, неделями вы и располагаете, — с сухим юмором ответил гхемф.

— Тогда начинай с Блейз, — предложил Тор.

Я не стала возражать: слишком мне хотелось избавиться от шеста.

— Хорошо, — сказал гхемф и тут же принялся за дело.


Глава 18

Не знаю, как долго мы пробыли в «забвении». Несколько дней, несомненно, но сколько именно — не знаю. Когда мы конец оттуда выбрались, я так ни у кого об этом и не спросила.

Мне просто хотелось забыть пытку, но, конечно, это мне не удалось. Подобный ад — смесь боли и страха, надежды и отчаяния, в полной темноте, провонявшей нечистотами, — не так легко забыть.

Отсутствие всякой определенности, оказалось, перенести труднее, чем я думала. Наши тела не умели обходиться без чего-то похожего на суточный ритм. Мне никак не удавалось уснуть, а если все-таки удавалось, я просыпалась в панике, обливаясь потом, с бешено колотящимся сердцем. Я мечтала о пище и воде, когда их не было, а когда мы их получали, казалось, что едим и пьем мы слишком часто и помногу. Мы пытались ввести какие-то нормы, но еда быстро портилась, а сохранить воду не удавалось, потому что прежде чем выдать нам следующую порцию, остатки прежней просто выливали на землю. Если мы начинали поспешно пить, прежде чем привязать бурдюк к спущенной нам веревке, веревку просто вытаскивали, лишая нас очередной выдачи и пищи, и воды.

Сначала запах меня мало тревожил. Только позже миазмы в воздухе стали с трудом выносимы: они с каждым днем становились все ужаснее, ведь отхожим местом — просто дырой в земле, как и говорил Алайн, — пользовались уже не Двое, а четверо. Воды на то, чтобы помыться, у нас, конечно, не было, так что к зловонию от ямы добавлялась еще и вонь немытых тел. От неестественной позы болели мышцы, на щиколотках и запястьях кандалы оставили язвы; жить с этой постоянной пыткой постепенно научилась. Не боль, а отсутствие света едва не сломило мой дух. Я знала, что если когда-нибудь выйду на свободу никогда не смогу пройти мимо слепого нищего, ничего не положив в его миску, даже если это будет моя последняя монетка. Теперь я слишком хорошо понимала, что значит лишиться света. Полная темнота поглощала меня, тянула на дно, заставляла гадать, действительно ли мир существует или он — просто порождение моего ума, игра воображения… Как же я ненавидела тьму! И все же «забвение» являло собой не только ужас… по крайней мере, так казалось, когда я потом оглядывалась назад.

Общество Тора, Алайна и Эйлсы помогло мне сохранить рассудок.

Тор был моей неколебимой опорой, моей любовью. Именно в «забвении» я лучше всего узнала его — хотя даже тогда всей правды о себе он так и не открыл. Может быть, это обстоятельство и оказалось решающим потом, в конце…

Я узнала все о его детстве, о том, что он, сын рыбака, не захотел идти по стопам отца, утонувшего в шторм у рифов Глубоководья.

— Мой отец любил море, а я боялся его переменчивости, — объяснял Тор. — Забавно: вышло так, что я за свою жизнь повидал больше морских просторов, чем отец. Я проплыл через каждый пролив между Большим Калментом и Ксолкасом, посетил каждый порт, видел каждый маяк, перенес множество штормов.

— Чем ты занимался? — спросила я. — Нанялся матросом?

— Нет, просто я много путешествовал, — уклончиво ответил Тор. — Работал, смотрел по сторонам… Когда отец погиб, я определился в подмастерья к писцу. Мне тогда было лет четырнадцать. — Писцы зарабатывали тем, что писали письма, составляли прошения; такая работа высоко ценилась там, где далеко не каждый умел читать и писать. — Когда мне сравнялось шестнадцать, умерла моя мать, а сестра вышла замуж, так что я использовал свою часть наследства для покупки необходимых инструментов: складного столика, перьев, чернил, пергамента, сургуча. В качестве предосторожности я добавил к покупкам меч и лук, хотя не умел ими пользоваться, и отправился в путь, рассчитывая заработать себе на жизнь.

Восемь или девять лет Тор странствовал по Райским островам, узнав за это время о жизни и людях больше, чем за всю предшествовавшую жизнь. Наконец он оказался на Малом Калменте, страдавшем под властью этого выродка, владетеля Килпа, как раз перед началом восстания. К восставшим Тор примкнул скорее случайно, чем по обдуманному решению. Тогда-то он и заработал свой калментский меч — его выковал кузнец по заказу человека, чью жизнь он спас. Это был дар в уплату кровного долга, как и мой клинок.

После того как восстание было подавлено, Тору пришлось скрываться и от хранителей, которые помогали владетелю Килпу, и от калментских войск. Денег у него не было, своих письменных принадлежностей он лишился. Именно тогда он решил, что война ему не по вкусу. Он видел слишком много жестоких убийств, которые последовали за разгромом восстания, когда отряды Килпа опустошали острова, насилуя женщин и детей и убивая любого, кто не мог дать правильного ответа на их вопросы.

Я знала, о чем он говорит: я тоже там была. Я с отвращением отказалась от предложения Килпа: он предлагал мне гражданство и пост в его войсках. Тор пришел к еще более радикальному решению: он поклялся себе, что будет искать лучший способ помочь угнетенным, чем убивая угнетателей. И отложил свой калментский меч…

Я покинула Калмент на корабле хранителей; мой проезд был оплачен, в кошельке водились деньги. Тор, не имея ни гроша, в конце концов, сумел добраться до островов Квиллер, нанявшись на провонявшее ворванью китобойное судно. Снова вернуться к прежнему ремеслу он побоялся, поскольку хранителям было известно, что Копье Калмента когда-то был писцом. Вместо этого он сделался учителем грамоты в менодианской общине. Хотя он не принадлежал к единоверцам менодиан, они приняли его, потому что нуждались в его умениях. Там Тор и прожил три года, прежде чем двинулся дальше.

Когда он рассказал об этом, мне многое стало понятно.

— Так вот почему ты с такой легкостью беседовал с Рэнсомом на религиозные темы, — сказала я.

— Да. Молитвенник я выучил от корки до корки. Менодиане имеют обычай во время трапез читать свою священную книгу. А если хотелось получить и десерт, приходилось выслушивать еще и проповедь. А поскольку я обычно бывал голоден… — За суховатый юмор я любила Тора еще сильнее. — Они были хорошими людьми, — добавил Тор более серьезно.

Когда я начала расспрашивать Тора о том, что он делал, покинув общину менодиан, ответы его снова стали уклончивыми. Я подумала, что он, возможно, не хочет подробно рассказывать о своих приключениях в присутствии наших товарищей по несчастью, поэтому не стала настаивать. Про себя же я подумала: не сделался ли Тор чем-то вроде тайного агента? Шпиона какой-нибудь повстанческой организации, борющейся против власти хранителей? Может быть, автором памфлетов? Одним из тех, чьи подстрекательские листовки время от времени появлялись в городах, прославляя свободу и нечто, именуемое «всеобщим правом голоса». Содержащиеся в них идеи часто совпадали с теми, которые Тор высказывал в разговорах со мной. Все это звучало замечательно, но я не могла себе представить, как эти принципы можно осуществить на практике; сомневалась я и в том, что дело кончится хорошо, если какое-нибудь из островных государств удастся заставить им следовать. Я не питала к роду человеческому такой симпатии, как Тор, и уж тем более не питала иллюзий. Я полагала, если каждый сможет принимать участие в управлении страной то это приведет к бессмысленной анархии.

— В конце концов, править станут те, кто громче всех кричит, кто придумает самые запоминающиеся лозунги, — сказала я однажды в ответ на рассуждения Тора.

— Все дело в образовании, — ответил он мне. — Нужно говорить людям правду.

Так или иначе, Тор так и не объяснил вразумительно, чем зарабатывал на жизнь, распрощавшись с менодианами. Насколько я могу судить, он перепробовал множество занятий почти на всех островах и многое из того, чем он занимался, было направлено на ослабление влияния хранителей — купцов и силвов. Он даже жил какое-то время на островах Хранителей; тогда-то он и повстречал Винтеджа-сапожника.

Тогда я думала, что именно воспоминаниями о менодианах с островов Квиллер и вызван его интерес к Алайну Джентелу. В «забвении» он проводил многие часы в разговорах со стариком. Они тихо обсуждали по большей части религиозные вопросы, пока я разговаривала с гхемфом. Как я поняла, Алайн пытался убедить Тора в своей правоте, и они подолгу обсуждали догмы, взгляды на которые у них сильно расходились. Мне казалось, что познания Тора — довольно необычные для мирянина — в менодианстве и в древних языческих верованиях не уступают знаниям Алайна. На меня, их споры нагоняли скуку; я многого в их рассуждениях не понимала, а препирательства по поводу мелких различий в верованиях или в поведении представлялись мне смешной тратой времени. Конечно, к этому времени я уже задавалась вопросом, не менодианин ли Top. (Он, несомненно, верил в Бога, и мне было удивительно, насколько серьезно он относится к своей вере; впрочем, я достаточно часто слышала от него и язвительные замечания о менодианских суевериях. Например, он высмеивал требование целомудрия от не состоящих в браке; он называл это ханжеским человеческим изобретением, которое Бог, вложивший в человека все желания плоти, проклял бы как нечто неестественное. Такие доводы, хотя, несомненно, и правильные, казались мне ненужными, и я никак не могла понять, почему взгляды Тора так смущают Алайна.

Бывали моменты, когда Тор полностью уходил в себя и был готов проводить целые часы в молчании, размышляя о чем-то. Он оставался уравновешенным, даже жизнерадостным и спокойным. Я же вела себя как посаженная в клетку кошка. Я бродила (насколько можно бродить с шестифутовым шестом на плечах по помещению размером с корабельную каюту), я причитала, я жаловалась на судьбу и проклинала Мортреда; я впадала в ярость и рыдала. Всякий раз Тор успокаивал меня, помогал мне взять себя в руки. У него было гораздо больше внутренней силы, чем у меня, но он никогда меня не стыдил, — хотя случаев, когда меня пристыдить следовало, было немало. Я плохо переносила заключение, в особенности потому, что знала: на смену ему придет бесконечная пытка.

— Расскажи мне о себе, — говорил Тор, заметив, что мое отчаяние грозит снова вырваться из-под контроля. — Расскажи мне о своей жизни. Я хочу знать о тебе все. Ты помнишь что-нибудь о своих родителях? — спросил он однажды.

«Забвение» на мгновение скрылось от меня за яркой картиной из другого мира: мимолетным проблеском детства. Запах благовоний, контур лица, незабываемое ощущение тепла и безопасности… И потом опустошительное предательство, когда все это исчезло.

— Иногда, — медленно сказала я, — иногда у меня бывает чувство, что я помню, что был кто-то… Но тут же все исчезает, и я помню только голод, холод и страх.

— Кто за тобой присматривал?

— Парочка спятивших нищих на кладбище на Сумеречном. Время от времени. И жившие там старшие дети иногда помогали. Мы присматривали друг за другом. Мне позже рассказывали, что меня, завернутую в одеяло, просто бросили на кладбище, на одной из могил. Думаю, мне тогда еще не было двух лет. — Вопрос Тора раздул угли воспоминаний, которые я намеренно гасила. Теперь, когда они снова разгорелись, я уже не могла не вспоминать, не рассказывать. — Я все время мечтала о том, что родители придут за мной, что все случившееся окажется ужасной ошибкой. Я представляла себе, что меня похитили, чтобы лишить принадлежащего мне по праву рождения… Наивные, глупые мечты.

Я замолчала, тишина длилась долго. Наконец Тор сказал:

— Такое окружение не могло быть безопасным для ребенка твоего возраста. Удивительно, что ты не только выжила, но сумела вырасти в сильную и яркую личность.

Я почти не обратила внимания на комплимент: воспоминания совсем завладели мной.

— Я несколько раз чуть не погибла. Когда мне было шесть или семь лет, например, один из старших мальчишек начал приставать ко мне. Он угрожал мне всяческими неприятностями, если я кому-нибудь расскажу. Сначала я просто старалась насколько возможно его избегать… Потом, видя, что он не отстает от меня, старуха нищенка, вместе с которой мы жили, сказала мне слова, которые я запомнила навсегда: «Дитя, ты должна заботиться о себе. Никто другой этого не сделает». С тех пор я перестала видеть сны наяву. Я поняла, что я, полукровка, одна на свете. Я должна была сама направлять собственную жизнь. Защищать себя. Вот я и начала… Я поднимала такой крик, стоило моему мучителю приблизиться ко мне, что другие дети начали его дразнить. В конце концов, он сдался и нашел себе другую подружку. Он-то и начал называть меня Блейз — «Вспышка». Думаю, что он хотел унизить меня но имя мне очень пришлось по вкусу. До тех пор все называли меня просто «полукровка». Если у меня когда-то и было другое имя, я давно его забыла.

— Ты никогда не пыталась найти своих родителей? — спросил Тор.

— Пыталась, конечно. Когда я стала постарше, я отправилась в архив в Ступице, где хранятся сведения обо всех новорожденных. Я искала запись о девочке, один из родителей которой происходил с Южных островов, другой — с острова Фен. Мне не удалось найти ничего. Возможно, моя мать и не подумала зарегистрировать мое появление на свет. Подозреваю, что она какое-то время держала меня при себе, а потом, когда я начала ходить и люди стали замечать, что я — полукровка, она просто бросила меня. В противном случае у нее начались бы неприятности из-за закона, запрещающего смешанные браки. На островах Хранителей наказание за это — принудительная стерилизация.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23